Текст книги "Рациональное общество. Том 5"

2. Вопросы системного исследования информационного общества

Системный подход в изучении общественной информации, созидаемой народным информационным производством, творчеством позволяет анализировать не только фундаментальные вопросы экономики как таковой, которые ставил К. Поланьи и другие ведущие экономисты, но и научно продуктивные системные аналогии между человеком и обществом, – в отличие от аналогий Н. Винера (человека – машина). Для понимания этих возможностей и их оснований, а также многих процессов действия информации в человеческой и общественной деятельности полезно сделать краткий экскурс в историю возникновения и развития системных взглядов и исследований.

Можно сказать, первое системное исследование человеческого общества, всей его жизнедеятельности начали древнегреческие мыслители, в основном Платон и Аристотель (при отсутствии в тот период понятия системы и соответствующей методологии системных исследований). Прежде всего, они ввели понятие категории как слова-термина, отражающего большие множества реальности, – предметы и процессы, их свойства, – ассоциированные по общему характерному значению для человека и общества, и положили тем самым когнитивно-понятийные, онтологические начала как для развития философии, так и различных наук об окружающем мире, человеке и обществе. Например, движение, время, цель и средства (ее достижения), благо, богатство и прочие.

Для целей данного очерка видятся важными рассуждения Аристотеля о деятельностях в обществе, названных в тот период «хозяйственными» (в развитии и укреплении частных и общественных хозяйств). В анализе их полезности или вредности для человека и общества в тот период и появилась категория экономика, – слово отражающее всю совокупную деятельность общества в указанном направлении. Интересное и очень полезное до сих пор исследование (особенно для социологии и экономики, прочих наук) представил в свое время ведущий экономист СССР В. Я. Железнов [54]. Приведенные рассуждения показывают важное значение (центральное место) таких категорий как Цель, Благо (как средство или их совокупность в достижении цели), Богатство (как совокупность благ) и приводят к системному пониманию Ценностей как средств достижения Целей (см. ниже). Приведем здесь наиболее полные в этом плане фразы (с. 157 и далее, с изменением орфографии автора; в скобках указаны греческие слова и ссылки).

«Всё в мире, однако, стремится к предуказанным целям, образующим для каждой вещи ее благо. Так определяются и задачи человеческой деятельности. «Всякое искусство и всякое научное искание, равно как всякая деятельность и намерение, так начинает Аристотель свою Этику, стремятся, повидимому, к некоторому благу; поэтому хорошо определили благо как то, к чему все стремится (…)». Цели, однако, бывают различны, в зависимости от различий в формах человеческой деятельности, и значение их не может быть одинаковым. <…> Если же нашлась бы цель, которой мы желаем ради ее самой, а всех других целей – ради нее (…), то ясно, что она была бы благом и притом высшим (…). Эту цель раскрывает политика, как верховная и наиболее руководящая наука (…), цель которой обнимать цели всех остальных наук. <…> В чем же заключается это высшее благо? В названии его все люди согласны, говорит Аристотель, все говорят, что высшее благо есть блаженство (…), понимая под этим словом хорошую жизнь и деятельность (…). Но в чем должна заключаться такая жизнь, мнения расходятся. Люди малокультурные видят цель жизни и высшее благо ее в простом животном наслаждении, более образованные – в чести, т. е. в сущности в добродетели, потому что они ожидают почтения к себе именно в силу своих хороших качеств. Все это, однако, не составляет еще действительного блага, ибо для него мало даже одной добродетели. И уже совсем далека от истинного блага цель жизни, полагаемая в наживе. Человек, занятый наживой, как бы нарушает установленную природой, нормальную цель человеческой жизни (…). Ибо явно, что богатство не может быть искомым благом (как целью жизни), так как оно только служит для какого-нибудь употребления, как средство ради иных целей (…).

Где же искать истинного высшего блага? Рассматривая отдельные виды благ в различных отраслях человеческой деятельности, находим, что в каждой из них, … благо образует последняя, высшая для каждого из них цель, ради которой предпринимается все остальное, преследуются низшие, подчиненные цели. Ведь цели, ставимые себе людьми, неодинаковы по значению, и существует целый ряд целей, образующих только средства для других, более высоких целей. <…> Вообще мы считаем более совершенной ту цель, к которой стремятся ради нее самой, а не как к средству для чего-либо другого; вполне же совершенной целью мы назовем то, к чему всегда стремятся ради него самого и никогда ради чего-нибудь другого. Высшее благо – самодовлеюще (…), не в смысле самоудовлетворенности отдельного лица, живущего только для себя самого, но как нечто, составляющее конечное благо и семейного, дружеского и государственного союза, к которому оно принадлежит, ибо человек по природе есть существо общественное (…). Иначе говоря, самодовлеющим благом нужно считать такое, которое делает жизнь достойной цели саму в себе, ни в чем не нуждающуюся (…). В таком смысле надо понимать блаженство как цель человеческой жизни и как высшее благо. <…> Но ведь это – пока только формальное определение. Сущность же блаженства, как высшего блага, можно найти, исходя из идеи о назначении человека. Благо человеческой жизни должно соответствовать назначению самого человека. <…> Но высшее благо должно предполагать не просто человеческую деятельность, а деятельность совершенного человека, подобно тому как в специальных родах деятельности высшею целью считается и высшее уменье. Назначением, или делом (…) человека мы полагаем жизнь, заключающуюся в душевной энергии и разумной деятельности, назначение же совершенного человека – в хорошем и прекрасном выполнении этой деятельности, каждое же дело выполняется хорошо тогда, когда оно сообразуется со специальной добродетелью. Значит, если так, то благо человека заключается в душевной деятельности, согласной с добродетелью, а если добродетелей несколько, то с лучшею и совершеннейшей из них. Такая деятельность должна простираться на всю жизнь человека. Как одна ласточка не делает весны, так один день, или недолгое время не дадут человеку настоящего блаженства (счастья – А.В.). <…>

Подобно Платону и Аристотель намечает круг соподчиненных целей человеческой жизни, включая в него, как необходимое условие, хозяйственную деятельность, или лучше сказать, обладание известной мерой хозяйственных благ. Тем самым определенно выясняется его отношение к хозяйству: оно не может составить само по себе цель человеческой жизни, но и обойтись без него невозможно, значит, оно должно входить в круг нормальных человеческих забот и нормальной человеческой деятельности, помогая, а никак не заслоняя собой другие, более высокие жизненные задачи. Поскольку оно необходимо для жизни, оно должно быть поставлено правильно, должно строиться согласно своей природе, т. е. согласно своей собственной цели. Раскрытие этой цели требует создания особой науки о хозяйстве, как отрасли «политики», под которой Аристотель понимал, … науку о всякого рода общественных отношениях. Эта наука должна непосредственно следовать за этикой, как учением о благе и добродетели, обосновывающем верховный смысл человеческого хозяйства. Поэтому у Аристотеля мы находим набросок политической экономии, довольно цельный и законченный, но формально не выделенный еще из трактатов по этике и политике. Вероятно, дальнейшая разработка названных дисциплин привела бы в конце концов и к такому формальному обособлению науки о народном хозяйстве (ссылка на Гранта и пятую книгу Никомаховой этики, – А.В.), но и в том виде, в каком дошли до нас экономические рассуждения Аристотеля, они составляют уже вполне определенный комплекс идей, выясняющих сущность и взаимоотношение хозяйственных явлений при свете основной и руководящей мысли о назначении хозяйства, цели, заложенной в нем согласно его природе. <…>

Уменью разбираться в конкретных жизненных целях соответственно установленной лестнице отдельных жизненных благ Аристотель придает громадное значение. Необходимы и важны для жизни различные блага. … Этот последовательный порядок благ интересен для нас потому, что Аристотель включает в него хозяйственные блага. <…> Что же такое хозяйственное благо? Обсуждая в этике вопрос о благе вообще, Аристотель определяет, как мы видели, богатство, т. е. совокупность хозяйственных благ, как необходимое орудие или средство человеческой жизни. «Богатство полезно и служит иным целям» (…), оно сходно с флейтой, как инструментом …, и с другими орудиями (…), избираемыми нами в качестве средств для какой-либо цели (…); как орудие для жизни, оно сходно с другими, (…). <…> Таким образом, основные признаки хозяйственного блага – полезность и служебный, подчиненный характер. В этом определении Аристотель тверд и последователен, строго выдерживая его как в «Этике», так и в других произведениях, где ему приходится высказываться о сущности богатства. Так, в первой книге «Политики», главное содержание которой заключается в выяснении основных экономических понятий, Аристотель определяет богатство как «совокупность хозяйственных благ, необходимых для жизни и полезных для государственного и домашнего общения (…), причем «истинное, самодовлеющее для благой жизни (т. е. отвечающее своей цели) имущество «не беспредельно» (…), ибо для правильной хозяйственной деятельности, как для всякого искусства, есть предел в той цели, которой оно служит орудием, богатство же есть совокупность орудий для государственной и домашней жизни (…). В Риторике Аристотель помещает богатство среди полезных благ («полезное есть благо – …), говоря о нем, что оно составляет «добродетель имущества» и «производит многое» (…). Судя по контексту, он хочет сказать этим, что богатство служит источником удовлетворения, средством для нормальной жизни (…). Тот же смысл Аристотель вкладывает и в общую характеристику богатства, … быть богатым значит больше пользоваться, чем владеть, ибо богатство есть пользование всем (составляющим имущество), действительное осуществление владения (…). Как средство для более высоких целей, богатство ценится в зависимости от них, так что эти цели служат для него мерилом. Ценится (в нравственном смысле) только то, что необходимо для достижения цели, которой служит богатство, все, что сверх того, недостойно цениться, и оно должно быть просто отбрасываемо как нечто вредное, как избыток материи, препятствующий ей принять присущую ей форму. В Риторике Аристотель устанавливает как общее правило, что «благо есть то, что оказывается не в избытке, чего же имеется больше, чем нужно, то дурно» (…)».

В современный период надо понимать, что «дурно» не только для владельца благ, но особенно для общества в целом. В этом плане надо видеть все общественные потери от так называемого в экономике «перепроизводства», от излишнего, особенно криминального, приобретения природных богатств, от коммерческой внешней торговли. Здесь у многих возникнет, очевидно, и общий вопрос – какой смысл обращаться к Аристотелю при столь высоком развитии современной экономической науки и господстве во всем мире рыночных экономик? Ответить можно, думается, так. Во-первых, высокое развитие науки видится высоким лишь великим множеством теоретических подходов, описаний бывших и существующих парадигм экономического развития. Во-вторых, надо исторически и системно видеть, что рыночно-капиталистические принципы в организации общественного производства и распределения благ установились не по естественным, объективно действующим законам, а по искусственным, по частным целям накопления богатств. Они стремительно развились и сохраняются с этими целями уже по политическим причинам. То есть рыночно-капиталистическую экономику можно считать «незаконно» рожденной, в отношении фундаментальных естественных законов, существующих во взаимосвязанной жизнедеятельности человека и общества.

Политика же остается объективно (хотя и не так явно) в аристотелевском понимании – как искусство (умение) управления общественным развитием, – определяемое, конечно (с аристотелевских времен), научным самопознанием. Но оно все еще задерживается ввиду сложности современного «объекта управления» и, идейно-медийного господства над всеми, в том числе учеными, всеобщей рыночно-капиталистической парадигмы развития. Задерживается и развитие социологии, как высшей науки, – как раз и назначенной обеспечить «политику» необходимыми знаниями (см. идею о ней О. Конта). Обращение к Аристотелю имеет ценность именно в научном плане, поскольку мы знакомимся с истоками социально-экономического мышления высшего уровня, определенного нахождением Аристотеля в «гуще событий» и его высоким интеллектом. Уже по приведенным выше фразам мы видим системное проникновение Аристотеля в сущность процессов целевой жизнедеятельности. Более того, современный системный анализ экономических процессов, судя по авторскому опыту, подтверждает соответствие рассуждений Аристотеля и современной реальности. Это позволяет, с использованием современных знаний и особенно системной методологии, уточнить базовые понятия экономики и проследить историческую детерминацию ее развития. Предыдущие системные исследования автора, эволюционно-системный и системно-исторический подходы позволили вскрыть неестественный (не предписанный эволюцией) переход от функционально цельного развития общества к функционально раздробленному, – по рыночно-капиталистическим целям обогащения. К. Поланьи в своем научно-историческом исследовании «Великой трансформации» (как отмечалось выше) исследовал последствия этого перехода, но не акцентрировал внимание на важном организационном (социально-идейном) переходе, определившем все последующее развитие обществ, с политическим закреплением рыночно-капиталистической парадигмы. В. Я. Железнов, в отличие от Поланьи, приводит решение Аристотеля не включать хрематистику (как искусство, умение увеличивать богатство, ничего не производя) в экономику. Теперь мы видим ее в тот период как мощнейший катализатор указанного перехода к раздробленному развитию общества. Уже в плане-конспекте своего текста Железнов указывает: «Появление… денежного обращения как толчок развитию хрематистики (кап… стремлений).-Беспредельность хоз… цели в хрематистике и разумный предел ее в экономике.-Близость друг к другу обоих способов приобретения – источник заблуждений относительно них».

Но сосредоточим здесь внимание лишь на указанных в заглавии категориях. Приведенные выше соображения Аристотеля (переданные фразами Железнова) позволяют определить категорию ценность в качестве центральной для современной политической экономии (метаэкономии). Аристотель представляет блага как средства достижения целей. Совокупность свойств благ, обеспечивающая достижение конкретной цели, – как действующая субстанция и должна, очевидно, отражаться понятием ценность. Оно включает все положительные свойства конкретных благ, все полезные составляющие в достижении цели субъектом – владельцем (и высших целей всем обществом, на основе всех целевых благ, всех ценностей). В. Богров, кроме прочих пониманий ценности, привел такое: … ценность есть хозяйственное значение благ [55, с.16] (системный анализ возник спустя полувека и рассуждения Аристотеля Богров не приводит). Целевое определение научно ценно потому, что все движения в обществе, – от человека (как и в животном мире) организуются целевым образом (через актуализацию «цели» в управляющем сознании). В этом плане видится актуальным и следующий вывод Богрова (с. 34):

«Таким образом, мы видим, что действительно все действия человека, относящиеся к области хозяйства, находят в идее о ценности наиболее общее объяснение, и поэтому учение о ней способно послужить объединению всех частей экономической теории. „Ценность“ есть философский принцип науки о хозяйстве, на котором должны быть основаны те обобщения, которые освещают частные истины и законы науки с точки зрения высших законов „материи и движения“. Вместе с тем, установление общей точки зрения на всю совокупность хозяйственных процессов выясняет систему, в которой экономическая теория должна вести свое исследование для того, чтобы распределить его в порядке логического развития этой общей философской идеи».

Аристотель называет высшим благом особое состояние человека, характеризуемое им словом блаженство. То есть рассматривает его как самоцель человека и в то же время как средство достижения других, внешних целей, на основе этого состояния. В плане богатства Аристотель много рассуждает о рациональном «среднем» и о щедрости как высшей добродетели [54].

Исходя из целевого распределения и соподчинения благ (начатого Аристотелем) и переносом целевых свойств благ в понятие ценность мы можем более просто анализировать целевое распределение и соподчинение ценностей в системном анализе всего общественного производства и распределения его продукции. При этом создание тех или иных средств достижения целей надо рассматривать как создание «ценностей». Ценность благ как таковая, судя по НФЭ и другим сведениям автора, не анализировалась Аристотелем. В истории развития обменных процессов до появления денег мы видим, что сопоставление благ как средств достижения целей осуществлялось путем практической оценки их целевых свойств, – полезностей для тех или иных целей, и соизмерением посредством общеупотребительных мелких благ. Таким путем и возникло, очевидно, слово «цена», ставшее позже экономическим термином, а от него и «ценность», как совокупность свойств составляющих цену. С появлением и распространением денежных знаков понимание практической ценности предметов хозяйства дополнилось пониманием денежной ценности в рыночном обмене. Думается, это и обусловило известные теперь сложности и запутанность в теоретических обобщениях, связанных с ценностью, стоимостью и ценой [56; 57] Теперь следует, очевидно, выделять ценность вещи в рыночном обмене термином рыночная ценность (нем. – Tauschwert).

Системно-целевое понимание ценности расширяет и углубляет системный экономический (и не только) анализ процессов общественного развития. Нетрудно видеть, что предметные ценности дополняются и ценностями более высокой общественной значимости – функциональными, человеческими, культурными и прочими, и все они образуют комплекс средств, служащих сохранению, воспроизводству и развитию интегрального могущества общества в окружающем мире. Например, психологическое состояние человека часто является определяющим для достижения тех или иных целей и наиболее высокие цели достигаются лишь при определенном состоянии, которое отражают иногда словами особо ценные … (кадры), – вспомним великие дела, подвиги. Кооперация, психологическая сплоченность образуют более высокую ценность.

Таким образом, системно-ценностный анализ процессов достижения высших целей общества (который был начат Аристотелем), существенно упрощает анализ всего общественного производства и прочих сфер. На его основе мы можем, таким образом, системно и функционально соединить высшие цели общества с ценностями, которые их обеспечивают, то есть являются целевыми средствами, и представить самоценность общества по отношению к высшим целям существования в окружающем мире и в отношениях с мировым сообществом.

Здесь видится целесообразным привести кратчайший целе-ценностный анализ (в первом приближении) применительно к капиталистической и социалистической парадигмам общественного производства, – использованный автором и ранее [56] (см. также др. выпуски указанного журнала). Рассмотрим прежде важную в этом плане фразу В. Я. Железнова (с. 152):

«В капиталистической системе хозяйства все рационализировано и упорядочено, кроме самой цели, ради которой существует хозяйство, и которая остается иррациональной. Эту особенность капитализма прекрасно понимали греческие мыслители, уловив ее в зачаточных формах современного им капиталистического хозяйства. Разумная цель хозяйства заключается в удовлетворении потребностей (надо добавить – общества, – А.В.), целью же капиталистического хозяйства является беспредельное накопление хозяйственных благ (богатств, – А.В.), безотносительно к потребности в них. Философы протестовали против такого неразумия в постановке хозяйственной цели и совершенно правильно настаивали на том, что разумная хозяйственная цель немыслима вне общей системы жизненных целей, преследуемых отдельной человеческой личностью или (и, – А.В.) целым обществом. Эта сторона дела привлекает глубокий интерес и в наше время. Рационализму средств должен соответствовать рационализм целей» (здесь надо вспомнить указание М. Вебера на необходимость целерациональности [58; 59]).

Как бы то ни было, одно едва ли подлежит сомнению: нельзя спокойно вести работу по выяснению условий упорядочения хозяйственных отношений, пока не ясна сама цель, ради которой существует и ведется хозяйство. И при выяснении этой цели надо идти не так, как предпочитают многие современные экономисты, обсуждая выхваченные наудачу частные вопросы «политики потребления», в роде борьбы с алкоголизмом и т. п., а тем широким и единственно правильным путем, который был проложен много веков тому назад вдохновенным порывом Платона».

Таким образом, поскольку высшей целью капиталистического производства является максимизация прибыли, в текущих и прогнозируемых условиях на рынках (производство по госзаказам, «госзакупки» надо анализировать отдельно), все производимые товары (как средства достижения этой цели) являются ценностями Производителя. Но в реальности это общественные ценности, произведенные за счет общественных ресурсов!

В связи с получением прибыли в форме денежных средств, всем производимым ценностям приписывается денежная стоимость и устанавливается максимальная рыночная цена, обеспечивающая баланс предложения и спроса в текущих условиях конкретного рынка, и прибыль относительно денежных затрат на сохранение (воспроизводство) и необходимое (по конкуренции) развитие средств производства, включая человеческие ресурсы (денежное их сохранение). Максимизация прибыли обеспечивается, как известно, и всесторонним добавлением внешней (кажущейся) ценности товара, посредством рекламной информации. То есть добавляется именно ценность, а стоимость следует относить к затратам ценностей Производителем (общественных ценностей), а со стороны Потребителя – затратам денежных ценностей.

Научно-исторический анализ такого производства показывает жесткое конкурентное стимулирование всестороннего совершенства как средств производства, так и продукции (по потребительским свойствам), и, главное, возможности быстрого накопления богатств владельцами средств производства, концентрацию средств (богатств) в собственности наиболее активных и умелых в их увеличении «бизнесменов» (главные козыри сторонников этой парадигмы). Но, в то же время эта парадигма ведет и к многим потерям общества, особенно человеческим (ввиду обеднения, безработицы и предельной эксплуатации многих граждан; по причинам жесткой конкуренции и перераспределения богатств, и сверхпотребления, вопреки естественным нормам человеческого организма). В этом плане возникает вопрос о необходимости статистическом учета всех потерь. Хорошо видны теперь и общемировые природные потери, вызванные сверхпотреблением капиталистического производства и отходами.

В заключение блиц-анализа надо подчеркнуть, что эта парадигма не является, в сущности, парадигмой общественного производства. Это парадигма рыночного развития (рыночной экономики) посредством капиталистических производств, соединенных через общий рынок и имеющих свои цели и средства развития в конкурентных отношениях (установившаяся, как отмечалось выше, денежно-рыночным раздроблением общества).