Текст книги "Рациональное общество. Том 5"

1. Естественные и социальные основания формирования общественных деятельностей определивших первичную «социальную экономику»

Человеческие существа, составившие первичные семейные общины были подготовлены к общественному единению и развитию предыдущей эволюцией, стайным развитием с начальным формированием вербального и прочего информационного взаимодействия, и целевого единения (по естественной жизни). Теперь, на основе достижений естественных и социально-гуманитарных наук (уже ко второй половине 20 века) становится хорошо понятной естественно-функциональная и информационная база формирования первичных обществ. Соответственно эволюции высших организмов, предсоциальные гоминиды имели всеобщие для них функциональные комплексы, представленные теоретической биологией понятиями гомеостаза, адаптации, управления и программируемого развития [15].

Эта функциональная основа и свойства информационного взаимодействия, сближения и единения гоминидов обеспечили первичное формирование, сохранение и прогрессивное развитие общественных организмов, и основные направления развития деятельностей. Предварительные системные исследования антропосоциогенеза выполнялись автором от начала 90-х годов и опубликованы в виде статей [15], поэтому здесь надо дополнить их (с некоторыми повторами) кратким рассмотрением процессов формирования первичной социальной ноосферы как сферы разума метаорганизма.

Многие научные сведения в этом плане дают отечественные этнографические и исторические исследования [7; 9; 12; 13; 58], особенно исследования великого наследия Аристотеля (находившегося в пространстве реальных процессов первичного развития экономики в Древней Греции) [6; 25]. Первобытный этап зарождения и развития ноосферы рассматривал также Пьер Тейяр де Шарден, связывая его с возникновением и развитием коллективного мышления, – на основе коллективных деятельностей и их осмысления, запоминания, анализа и творческого развития. Указанные выше общие системные закономерности существования и развития организма человека определили, таким образом, и направления ноосферогенеза. Рассмотрим их в общих чертах.

Необходимость вещественно-энергетического сохранения жизни организма человека, его внутреннего и внешнего движения, обеспечения адаптации и гомеостаза, прочих функций (назначенных генетически) обусловила (вслед за предыдущей эволюцией и стайными формами жизни) определенные семейно-общинные деятельности в избранной природной среде жизнедеятельности. Соответственно развитию мышления индивидов (через развитие индивидуальных и коллективных форм жизнедеятельности) возникали, сохранялись (в индивидуальной и коллективной памяти) определенные общинно стабилизирующие правила (нормы) осуществления деятельностей и общего поведения. Большое значение в этом плане, то есть в обеспечении жизнедеятельной (функциональной) устойчивости человеческих общин имели, конечно, процессы адаптации к изменениям окружающей среды, к воздействиям соседних общин и всего окружающего мира. Особо важными для сохранения и прогрессивного развития ранних общин и последующих обществ, как показывают многочисленные уже этнографические и исторические исследования, являлись процессы развития и становления лидеров, – по всем видам и направлениям в совокупной жизнедеятельности. Соответствующим образом выделялись и лидеры в общем управлении развитием общин и последующих более сложных обществ. Эта, особо важная составляющая ноосферогенеза раскрыта, например, в этнографических исследованиях О. Ю. Артемовой [7].

Многие мысли П. Тейяр де Шардена (изложенные, к сожалению, кратко и сложным языком) видятся важными и для современного научного мышления, – например, в главах: «Мысль» и «Сверхжизнь», в разделах «Развертывание ноосферы», «Организация научных исследований» и других. Он заключает, например, [64, с. 222]:

«Мыслящей субстанции – разумную организацию. Если у человечества есть будущее, то оно может быть представлено лишь в виде какого-то гармонического примирения свободы с планированием и объединением в целостность. Распределение ресурсов земного шара. Регулирование устремления к свободным пространствам. Оптимальное использование сил, высвобожденных машиной. Физиология наций и рас. Геоэкономика, геополитика, геодемография. Организация научных исследований, перерастающая в рациональную организацию Земли».

Особенно важным для современности видится заключительный подраздел «Соединение науки и веры». Автор начинает его так:

«По видимости, современный мир возник из антирелигиозного движения. Человеку достаточно самого себя. Разум взамен религиозного верования. Наше поколение и два предшествующих только и слышали, что о конфликте между религиозной верой и наукой. До такой степени, что однажды казалось – вторая должна решительно заменить первую. Но по мере продолжения напряженности становится очевидным, что конфликт должен разрешиться в совершенно иной форме равновесия – не путем устранения, не путем сохранения двойственности, а путем синтеза». И далее: «В своих истолкованиях затем мы можем научно рассматривать почти бесконечное усовершенствование человеческого организма и человеческого общества. Но как только речь заходит о практической материализации наших мечтаний, мы констатируем, что проблема остается нерешенной или даже неразрешима, если только не допустим частично путем сверхрациональной интуиции конвергентности мира, к которому мы принадлежим. Вера в единство. <…> Вера в безмерно притягательный центр личности. В общем как только выходя за пределы низшей и предварительной стадии аналитических исследований наука переходит к синтезу, – синтезу, который, естественно, завершается реализацией какого-то высшего состояния человека, тотчас же она вынуждена предвосхищать будущее и целое и делать ставку на них и тем самым, выходя за пределы самой себя, она начинает делать выбор и заниматься поклонением.

Значит, Ренан и мыслители XIX века не ошибались, когда говорили о религии науки».

А в финальном разделе (Финал) автор восклицает: « … мы вступили в совершенно новую область эволюции. В самом деле, если изучение прошлого и позволяет нам сделать некоторую оценку ресурсов, которыми обладает организованная материя в рассеянном состоянии, то мы еще не имеем никакого понятия о возможной величине «ноосферной» мощности». Надо сразу заметить, что эту величину показал СССР.

Наиболее важные сведения о научном понимании культуры и религии, – особо важные для осознания ноосферогенеза, дает А. В. Савка [57, с.11]:

«Культура, – пишет Н. А. Бердяев, – родилась из культа. Истоки ее сакральны. <…> Культура – благородного происхождения. Ей передался иерархический характер культа. Культура имеет религиозные основы. Это нужно считать установленным с самой позитивно-научной точки зрения. <…> Отнюдь не религиозный писатель Горький считал, что Бог есть комплекс идей, которые будят и организуют социальные чувства, имея целью связать личность с обществом, обуздать зоологический индивидуализм. Таким образом, мы обращаемся к расширительному определению религии, принятому в современной социологии и общественной психологии: религия в этих науках употребляется для обозначения «любой системы взглядов и действий, которой придерживается какая-либо группа людей и которая служит индивиду схемой ориентации и объектом поклонения». Первым, кто предложил такой подход к религии, был один из основоположников философии позитивизма – Огюст Конт (1798—1857). Он хотел превратить свое атеистическое учение о всесилии идей в некую «научную», «истинную» религию, которая должна была стать новым фактором сплочения общества. «Идеи», – писал Конт, – управляют и переворачивают мир… весь социальный механизм покоится на мнениях». Значение религии для объединения отдельных человеческих «атомов» в живой организм подлинно культурного общества понимали и великий скептик Вольтер, и революционный фанатик Робеспьер, и многие выдающиеся мыслители и политики, отнюдь не симпатизировавшие клерикалам и даже сомневавшиеся в существовании Бога (понимал, как отмечено выше и Тейяр де Шарден, – А.В.). Но лишь с развитием новых «позитивных» и экспериментальных наук, в частности социологии, общественной психологии, психоанализа, были заложены прочные основы понимания религии как важнейшего стабилизирующего фактора человеческой истории вообще».

Теперь, на кратко отмеченных основаниях (см. также доп. литературу) надо понимать и значение всех информационных (в сущности) составляющих ноосферогенеза. В нем можно выделить, таким образом, стадии мифологической культуры, религиозной культуры и научной культуры, а также существенное воздействие на него и, соответственно, на экономическое развитие так называемого политогенеза, – развития иерархически высших, политически выделенных слоев ноосферы. Излагая историю развития «философии хозяйства», А. В. Савка раскрывает, в сущности, траектории ноосферогенеза, определившиеся не только общими закономерностями, но и развитием соответствующих национальных культур, общественных сознаний.

2. О цивилизационных, системных переходах в ноосферогенезе, общественном сознании и экономическом развитии

Среди выдающихся исследователей экономического развития человечества здесь надо выделить венгерского, по происхождению, ученого Карла Поланьи. В 1944 г. он представил хорошо известную теперь российским экономистам работу «Великая трансформация» [51]. В ней, кроме прочего, – по сведениям Н. Розинской в Предисловии [51, – 2], он «приходит к целому ряду парадоксальных с общепринятой точки зрения выводов. Главный из них состоит в том, что рыночная система, вопреки сложившемуся мнению, не является продуктом естественного развития, а целенаправленно была создана государством. В качестве доказательства он приводит… историко-экономические аргументы».

Позже Поланьи опубликовал ряд статей как результатов поиска свободы от довлеющих на человека необходимостей рынка и государства, – как отмечает Н. Розинская: «На конкретном историческом материале Поланьи пытается продемонстрировать истинность следующих утверждений: рыночные институты не развиваются сами по себе, естественным путем, а являются продуктом целенаправленной деятельности власти (государства или местной администрации); наличие сильной зависимости экономических институтов от социальных и политических; существование в истории трех форм интеграции общества – взаимность (реципрокность), перераспределение (редистрибуция) и рыночный обмен. Среди положений, которые Поланьи отстаивает в своих работах, одним из наиболее важных является подчеркивание им различий между торговлей и рынком».

Здесь представляется возможным сделать лишь следующие принципиальные замечания по основной цели К. Поланьи (поиск основ социально-экономической свободы человека) и истории экономического развития, полезные для современного осознания возможных и целесообразных путей российского социально-экономического, политического и научного (ноосферного) развития. Вспоминая краткий вывод Ленина о свободе и системно представляя общество в качестве общего дома, сверххозяйства (можно системно сжато проследить развитие его от натурального) и как метаорганизм, можно сказать, что каждый человек – гражданин общества должен направлять свою жизнедеятельность и стремиться к наибольшей её продуктивности для наибольшего роста комплексного общественного могущества, обеспечивающего наиболее благоприятную, защищенную жизнедеятельность всех граждан. Человек общества (как гражданин с определенными конституционными правами и обязанностями) должен понимать (после воспитания и общего образования, обретя качества гражданина), что общество достигает необходимого могущества в окружающем мире, уровня производства обеспечивающего организменно необходимое потребление граждан и жизненный комфорт, защиту от вредных воздействий и прочие составляющие благоприятной жизни лишь посредством соответствующего общественно целевого нормативного труда всех граждан. Свободное индивидуальное развитие должно обеспечиваться государством вне и сверх нормативного труда, как семейное и творческое развитие. Соответственно способностям граждан оно должно направляться государством (правовым образом) на достижение общественных целей, в том числе целей всестороннего общественно полезного развития гражданских способностей и качеств. То есть гражданские свободы должны быть общественно целесообразными и полезными, лишь в этом их понимании и обеспечении они становятся благом, – как для общества, так и для граждан, поскольку возвышают как общество так и граждан во взаимозависимой жизнедеятельности. Великий опыт достижений СССР в согласовании индивидуальных и общественных целей жизнедеятельности, в обеспечении гражданских свобод (и нивелировании антиобщественных, преступных «свободных» деятельностей) видится особо ценным в современный период поисков лучшей парадигмы развития, то есть требует научно-системного обобщения и использования как в государственной деятельности, так и в общем образовании молодых поколений.

Итоговые рассуждения К. Поланьи о свободе представлены в главе «Свобода в сложном обществе» [51, – 2]. Знакомство Поланьи с определенными достижениями антропологов и этнографов позволило, думается, сделать ему (дополнительно к предыдущим, опиравшимся на таковые же знания) следующие выводы:

«И если мы не хотим, чтобы индустриализм совершенно уничтожил homo sapiens, мы должны подчинить его требованиям человеческой природы. Рыночное общество заслуживает критики не потому, что оно основывалось на экономике – последняя представляет собой в известном смысле необходимый фундамент любого общества, – а за то, что в основе его экономики лежал принцип эгоизма. Подобная организация экономической жизни является совершенно неестественной и необычной – в строгом эмпирическом смысле чего-то исключительного и идеального. Мыслители XIX в. исходили из предположения, что в своей экономической деятельности человек, как правило, следует тому, что они называли экономической целесообразностью, и что любой его поступок, противоречащий этому принципу, есть результат внешнего вмешательства. <…> Врожденный порок общества XIX в. состоял не в том, что оно являлось индустриальным, а в том, что оно было рыночным. Индустриальная цивилизация будет по-прежнему существовать и тогда, когда утопический эксперимент саморегулирующегося рынка уже успеет превратиться не более чем в ужасное воспоминание. <…> Рыночная система – это мнимое царство свободы – состоит из своевольных винтиков, действия которых, однако, подчинены столь же строгим правилам, как законы геометрии. В обществе, образующем единый организм, истина эта становится вполне очевидной, а иллюзия свободы исчезает. Именно на этом уровне проблема свободы и должна найти свое решение».

Эту незавершенную главу (судя по предисловию Н. Розинской) итоговой работы Поланьи, как и прочие публикации, надо изучать, конечно, отдельно. Но уже краткое ознакомление и выявление частичной опоры автора на антропологические знания позволяет полезно (для современного мышления о главном) дополнить выводы Поланьи представляемыми здесь и ранее системными обобщениями.

Проблема социальной свободы рассматривается учеными до сих пор [25; 28; 71], что вызвано, конечно, продолжением и усугублением антиобщественных и антигуманных процессов, рождаемых, питаемых и сохраняемых рыночной экономикой. В то же время видится странным, что и К. Поланьи, и современные ученые не пытались развить органицизм Г. Спенсера на базе научных достижений в познании живой природы, человека и общества. В период основных работ К. Поланьи органицизм был в Европе на подъеме, были и некоторые теоретические знания в общей биологии, в познании человека, но с «общей теорией систем» (Л. фон Берталанфи) Поланьи, по всей видимости, не был знаком. В том-то и состоит, очевидно, причина отсутствия внимания ученых—экономистов и социологов второй половины 20 века и современных к органицизму, что физиологические аналогии, на которых развивался органицизм, являются уже явно не научными, а системная методология и соответствующие системные знания видятся учеными пригодными лишь для естествознания, для сложных технических и социотехнических производственных систем общества (но не для общества в целом), или для системного анализа и развития экономики в существующих парадигмах. К тому же привычная для ученых, традиционная методология исследований экономического развития, с использованием взглядов классиков, видится не только научно достойной, авторитетно высокой, но и менее затратной. Тем не менее, некоторые профессиональные шаги в познании общества как такового с использованием системного подхода все же произошли [41; 45] (и др.).

Карл Поланьи, как и большинство других ученых, исследовал экономическое развитие человечества, не анализируя системно «доэкономическое». К тому же он использовал лишь исторические факты и некоторые сведения антропологов, не владел научными знаниями о естественно-системных закономерностях человека и образованных им первичных общин, обществ (этих знаний просто не было в тот период). Тем не менее, он обращает внимание на определенные процессы в древнем обществе, свойственные естественному метаорганизму и делает вывод об основных формах интеграции древнего общества (отмеченных выше). Но, упускает из виду главные, системные основы – общие цели развития и хорошо видимую древними людьми (ввиду хорошей обозримости общества) необходимость общего участия в достижении этих целей, необходимость индивидуального развития для обретения требуемых сил и умений. Хорошо видно, что эти основы сохраняются до сих пор, поскольку любое человеческое общество имеет жизненные основания своего существования и прогрессивного развития в изменяющемся окружающем мире, наполненном не только жизненными ресурсами, но и опасностями (теперь уже и созданными общим техническим развитием человечества).

В предыдущих публикациях автора [15—17] кратко отмечался важнейший всемирный переход обществ от функционально цельного (системного) состояния к функционально раздробленному по целям развития частных хозяйств. Он был обусловлен изобретением информационно-функциональных средств внутреннего, а затем и внешнего обмена продуктов потребления для сохранения и развития общественной жизнедеятельности – «денег». Этот переход, частично раскрытый в его начальных стадиях этнографическими исследованиями, достаточно полно анализируется (на взгляд автора), но лишь в заключительной фазе, мыслителями Древней Греции, – главным образом Аристотелем [26]. Важно то, что это наследие позволяет полезно для современного системного переосмысления экономики осознать ее первичное идейно-функциональное содержание, определившее последующее всемирное ее развитие, особенно в ведущей стране того периода Англии, и формирование принципиальных оснований политической экономии А. Смита [61].

Знакомясь с выдающимся исследованием В. Я. Железнова [26] трудно оторваться от чтения. К сожалению, в узких рамках статьи возможно привести лишь часть цитат из Заключения в указанной книге, – которые видятся актуальными и полезно дополняющими исследования К. Поланьи, авторские и прочие современные исследования, особенно по «эволюционной», «социальной» и «системной» экономике. В. Я. Железнов отмечает, например (с.245):

«Учением о деньгах Аристотель замыкает круг теоретической экономии, относящейся к положительному типу хозяйства, (…), где отношения между главами хозяйств основываются на принципе справедливости, заменявшем Аристотелю методологически гипотезу свободной конкуренции позднейших экономистов. Однако, теория обмена непосредственно приводит и к анализу хозяйственных отношений отрицательного типа, «хрематистики», где все с начала до конца строится на обмене. Здесь руководящим началом и двигателем хозяйственной деятельности является стремление к получению наибольшей выгоды, наживы ради наживы, деньгам ради денег. Не случайно, что, пытаясь анализировать этот «противный природе» уклад хозяйства Аристотель отметил в нем только монопольные формы: монополию кредита (денежное ростовщичество) и монополию торговли.

С основной точки зрения Аристотеля на задачи человеческого хозяйства крайне отрицательное отношение к денежному ростовщичеству не требует дальнейших пояснений. <…> Кредитная монополия, движимая стремлением к беспредельной наживе, правильно представлялась ему злоупотреблением денежными функциями, направлением работы денег на ложный путь, не отвечающий их прямому назначению быть честным посредником в обмене полезностями. Как бы ни был узок и односторонен этот взгляд, в нем было достаточно логической последовательности и согласованности с общим строем намеченной Аристотелем экономической теории. <…> Аристотель вообще не желает углубляться в анализ ненавистного ему капиталистического хозяйства, и как бы он ни относился к отдельным формам хрематистики, исследование их останавливалось у него всегда в самом начале. Тем не менее, мысли высказываемые им об этом отрицательном типе хозяйственных отношений, глубоки и полны интереса. По-видимому, именно наблюдение меновых отношений типа хрематистики привело Аристотеля к признанию самостоятельной проблемы хозяйственной ценности, независимой от каких бы то ни было сторонних соображений. Здесь он, однако, еще колебался, Он не сомневался в одном – и это было самым важным результатом его изучения хрематистики – что капиталистическое хозяйство глубоко отлично по самой своей цели от старого, патриархального экономического строя».

Таким образом, первый эволюционно-исторический переход, функционально раздробивший первично цельное общество, был обусловлен в основном ложным, можно сказать, антиобщественным пониманием денег и свободы индивидуального развития. Вторым переходом общественного сознания, всей материально-энергетической деятельности, как экономики, и ноосферогенеза, – переходом общемирового значения, несомненно, является революционный переход царской России к принципиально новой, общественно прогрессивной парадигме развития предложенной К. Марксом и Ф. Энгельсом. И только в современный период, на основе развития науки о жизни, теоретической биологии и кибернетики, наук об управлении и организациях, законах организации и общей теории систем, становится видно, что этот переход (при всех хорошо известных теперь политэкономических заблуждениях, жизненных и материальных потерях) приблизил, в сущности, новое, социалистическое общество к объективно необходимому системному состоянию, обеспечившему невиданный ранее в мире взлет всестороннего могущества новой страны – Советского Союза.

Весь опыт развития по марксистско-ленинской парадигме, названной коммунизмом (через социализм), которая не осознавалась в качестве системной, – ввиду отсутствия необходимых научных знаний, следует изучать теперь именно в системном плане, посредством современной системно-кибернетической методологии и соответствующих научно-исторических знаний. Здесь следует обратить внимание на организационно-развивающие процессы, обеспечившие не только стремительный техногенез (индустриализацию), но и не менее стремительное развитие ведущих слоев общественного сознания, полезно обобщаемое в современной науке понятиями ноогенеза и ноосферогенеза. Они системно отражают развитие науки как ведущей сферы общества (см. взгляд Маркса на «духовное производство» и науку как производительную силу). В этом плане полезно вспомнить и труднейший путь М. В. Ломоносова по организации науки в России, ознакомиться с взглядами на общественно целесообразное её развитие [10; 39; 44]. Начальные достижения науки в СССР представлены обобщением Л. Р. Грэхэма [24], – американским исследователем Советского Союза. Позже появились научно-философские обобщения и сообщения о достижениях отечественных ученых [22; 33; 35; 44; 52; 56; 66; 72]. В этом, «социалистическом» развитии хорошо видна теперь организованная целостность, – на основе общих целей развития, то есть видна именно ведущая для всего общества научная ноосфера. Таковая же целевая и функциональная целостность была присуща и всему обществу. Однако, ввиду определенной иллюзорности, точнее недостаточному научному разъяснению и просвещению относительно высшей цели общественного развития (иерархически подчиняющей низшие цели как средства), объединяющая коммунистическая идеология стремительно теряла свою силу (чему способствовал и Запад, – вражеской пропагандой и «процветающим» обликом). Теперь, на основе развития научного и научно-исторического самопознания, все большего распространения и освоения системных знаний (уже и в общем образовании), видится необходимым формирование объединяющей идеологии не только на традиционных общинных ценностях, но главным образом на научных, системных знаниях, на системном осознании человека и общества, – то есть формирование научной общественно прогрессивной идеологии, и ускоренное развитие соответствующего просвещения. Авторские системные исследования, выполненные ранее и завершаемые здесь дополнительным системно-историческим взглядом на ноосферогенез и антропосоциогенез позволяют, на взгляд автора, использовать научно достигнутые возможности в относительно быстром (в исторической мере) формировании общенаучной базы для эмерджентного перехода к общественно прогрессивному развитию, – можно сказать, «системно-социалистическому», – на существенно возвышенной научной базе относительно политического перехода начала 20 века.