Текст книги "Прощаться не будем…"

Эпизод 9
«Битва за Москву»

3 декабря. После освобождения из-под следствия, я, получив новое обмундирование и предписание в часть, отправился на полигон Бекасово, что под Москвой. Зима выдалась на удивление аномальной, за последние сто сорок лет. Наверное – 40С. Следуя на попутке, по заснеженной фронтовой дороге, я ни как не мог поверить в то, что еду на ту самую передовую, где в скором времени, будет решаться судьба столицы. Враг уже более чем вплотную подошел к Москве. Казалось, что им остается сделать лишь последний рывок, и сердце нашей родины падет. Но не тут то было. Прибыв к месту службы, я увидел как люди в гражданской форме одежды, почему-то с винтовками наперевес, рыли окопы, для обороны на Наро – Фоминском направлении. Вскоре я узнал, что это была дивизия народного ополчения, вперемешку с частями 33-й Армии. Штаба как такового по близости не было, и, спрыгнув в траншею, я начал поиски командира. Окружающие меня люди, днями напролет, с коротким перерывом, махали лопатами. Просачиваясь сквозь эту толпу, я выкрикивал:

– Ребята! Кто тут командир?

Рядом стоящий, седовласый мужик с бородой, поправляя ушанку, глядя на меня, ответил:

– Да там где-то, командир бегает! А ты откуда такой взялся?

– Да я прямиком из Москвы. Вот получил назначение сюда, в качестве санинструктора! – подтягивая ремень винтовки, ответил я.

– А-а-а, вон оно что! Это теперь у нас своя медицина есть? Ты у нас один на всю дивизию будешь! А то, два дня назад, убило нашего фельдшера, и лечить нас некому стало. Мы тут все ни мальчики! Одни старики! – ухмылялся ополченец, сворачивая самокрутку.

– Понятно! Так, где мне его искать?

Указывая рукой в сторону блиндажа, он ответил:

– Вон идешь за дальний окоп, там будет землянка, спросишь лейтенанта Зайцева. Это наш ротный на этом участке.

– Все спасибо отец! – хлопая по плечу собеседника, поблагодарил я, и проследовал к указанному месту.

Возле командирского блиндажа, стоял часовой. Его лица не было видно, а шинель, была полностью окутана снегом, после метели. Подойдя к нему, я спросил:

– Боец, ротный Зайцев, здесь?

Тот, спустив с пол лица шарф, ответил:

– Да здесь! А ты кто такой?

– Я ваш новый санинструктор, доложи обо мне!

Немного попрыгав на месте, он зашел в землянку. Через минуту открылась дверь, и оттуда раздался чуть писклявый, детский голос командира:

– Заходите, товарищ сержант!

Зайдя в теплую землянку, я тут же представился:

– Товарищ лейтенант! Санинструктор сержант Петровский, прибыл для дальнейшего прохождения службы!

Этот худощавый юноша, лет двадцати пяти, с немного испорченным лицом, видимо после оспы, встал и, протянув мне руку, представился в ответ:

– Здравствуйте, я лейтенант Зайцев! Командир роты ополчения, и начальник оборонительного участка на этом направлении.

После рукопожатия, он предложил мне сесть у раскаленной от огня буржуйки.

Параллельно клацая своим именным портсигаром, он глядя на меня спрашивал:

– Видите ли, товарищ сержант, я тут человек новый. Я даже не имею отношения к армии. Я был заведующим складом, в продмаге, а как немец подошел к Москве, сразу же назначили на эту должность! Это я к тому, что командовать совсем не умею!

Вглядываясь в его интеллигентное лицо, и спросил:

– А почему вы не сказали об этом командованию? Ведь это самый важный участок, на Московском направлении?

– Да говорил! И рапорта писал! А толку, – опустив глаза, тяжко вздохнул он, – А вы, случайно, не имеете опыт в руководстве?

– Я? Нет! – улыбаясь, ответил ему, – я не успел кем-либо покомандовать. Все время по тылам противника, да в окружении. Куда там.

– Может, раз так совпало, вы будете моим заместителем? – скромно, смотря из-под шапки, предложил он.

– Спасибо за доверие, товарищ лейтенант, ну я постараюсь! – кивая головой, согласился я.

– Ну, вот и ладушки! Вас как зовут?

– Алексей!

– Очень приятно, а я Егор! – доставая папиросу, закурил он.

– Взаимно!

Сидя в землянке, Егор, достав свой планшетник с картой, обрисовывал мне сложившуюся обстановку в данном районе. Из его доклада, я понимал, что скоро по всему фронту начнется контрнаступление, которое отбросит немца от стен столицы. Наша задача была приоритетной. Мы должны были, под прикрытием артиллерии, захватить Наро-Фоминск, и удерживать его до подхода основных сил. Дивизия ополчения, в которой мы находились, имела в своем составе восемьсот штыков. Эта мало обученная масса, состоящая в основном из мужчин пожилого и среднего возраста, должна была наступать с винтовкой в руках и тремя патронами на подготовленного врага. В землянке стояла невыносимая жара. Проговорив с командиром до вечера о всех делах, я вышел на улицу. Высунув нос за бруствер, я вдруг услышал голос позади себя:

– Молодой человек, вы голову то пригните! А то снайперы шалят!

Не поворачиваясь к нему, я через плечо ответил:

– Снайперы? Спасибо, за информацию!

Тот, усмехнувшись, спросил:

– Табачком не богат, служивый?

Наконец повернувшись к нему, я увидел в этой зимней темноте, на белом от снега фоне окопа, сидел, обнявшись с винтовкой, человек.

– Есть не много! – ответил я, подойдя к нему ближе.

Он, достав маленький сверток от газеты, протягивал мне ладонь:

– Не поделишься?

– Поделюсь, конечно! – насыпая мелко нарезанный табак из кисета, ответил я.

Скрутив цигарку, он, прикуривая от спички, подсветил себе лицо.

– Батя? – удивленно, воскликнул я.

Тот, застыв с цигаркой во рту и зажженной спичкой в руке, прищурившись, ответил:

– Лёшка, ты что ли?

– Я, отец! Я! – накинувшись на него, воскликнул я.

Отец, бросая на снег свои свертки, обнял меня в ответ:

– Лёшка, ты живой! Я ни верю своим глазам! Мы ведь на тебя похоронку получили, летом еще! – шмыгая носом, утирал он свои скупые слезы.

– Да жив я! Наш госпиталь разбомбили, и вот мы из окружения два месяца выбирались! Как я рад, тебя видеть! – улыбался я, – Ты какими судьбами в этих краях?

– Да, после твоей похоронки! Мы с матерью горевали долго, а потом я в октябре решил в ополчение записаться. Чтобы за тебя отомстить! И вот я тут! – держа меня за руку, рассказал он.

– Теперь вместе воевать будем! А я, грешным делом, подумал, что больше не увижу вас ни кого!

– Судьба видимо, сынок! – улыбался он.

Закурив по одной, я рассказывал ему, что мне пришлось пережить за эти полгода. Отец, так же не был в курсе, что я женился. Эта новость его очень взбодрила. Он все грезил о внуках. А я, только улыбаясь ему в ответ, обещал, что в скором времени, вернемся с войны, и нарожаем им целую кучу детишек.

Безлунная ночь окончательно легла на наши позиции. На горизонте изредка взмывали осветительные ракеты, сопровождающиеся глухой короткой пулеметной стрекотней. Наша семейная идиллия, продолжалась до утра, следующего дня. После, совсем не выспавшись, я помогал отцу, рыть окоп, кидая лопатой белый и слегка потяжелевший от недавно пройденного дождя снег. Впереди нас ожидало наступление, которое было назначено на пятое декабря.

Отдыхая, после многочасовых раскопок, я подремывал в землянке у Зайцева. Во сне, я представлял встречу со своей женой, с улыбкой, вспоминая её глаза, её длинные волосы, запах её духов. Как вдруг, толи во сне мне почудилось, толи на самом деле, я услышал монотонный гул моторов.

Ротный, забежал в землянку, и, толкая меня в бок, воскликнул:

– Алексей вставай! Немцы!

Резко, открыв глаза, я подскочил с деревянных нар, и, недоумевая, спросил:

– Немцы? Где?

Зайцев взяв меня за руку, выдернул на улицу, и, показывая пальцем в небо, сказал:

– Вон смотри! Высотные бомбардировщики! Они летят бомбить город!

Выхватив у него бинокль, и подняв голову в небо, я наблюдал за черной тучей самолетов, надвигающейся словно рой саранчи, в сторону столицы. Чуть ниже их эшелона, пролетали истребители прикрытия, Мессершмидты, или как называли между собой бойцы «Мессеры».

– Ну, вот и началось! – сказал я, отдав бинокль Зайцеву.

Продолжая наблюдать за этой тянущейся небесной армадой, мы услышали, как неподалеку от наших позиций, загрохотали немецкие танки. Егор, быстро сориентировавшись в обстановке, приказал всем занять оборону. Я забежал в блиндаж, и, схватив со стены свою санитарную сумку с медикаментами, винтовку, и ринулся на позиции, поближе к отцу. Взведя стальные курки, мы взяли в прицел, медленно идущую за танками, пехоту противника.

Немцы вели себя очень наглым образом. Они шли в полный рост, а танкисты вели свои машины, с открытыми настежь люками.

Зайцев смотря в бинокль, произнес:

– Эх, бесово отродье! Как у себя дома, черти проклятые! Ну, ничего! Сейчас все будет! – оторвавшись от наблюдения, он махнул рукой, неподалеку сидевшим бойцам. Те достали из-под брезента, какое-то ружье, достигающее около двух метров в длину, и, выставив его на бруствер окопа, зарядили обоймой начиненной громадными патронами. Боец, плотно прижав приклад к плечу, прищурив один глаз, целился по головному танку. Ротный, возобновив наблюдение, громко крикнул бронебойщикам:

– Ребята, цель механик-водитель! – и махнув рукой, добавил, – огонь!

Боец плавно нажал на курок. Ружьё неожиданно грохнуло. Отдача была настолько сильной, что боец потерял равновесие и опрокинулся на снег. Тяжелая пуля вылетела из длинного ствола. Мгновенно преодолев нескольких метров, она угодила мехводу точно в лоб, вминая кости вглубь черепа. В кашу раздробила мозг и выплеснула содержимое на моторный отсек танка. Мехвод судорожно дернулся, и, обмякнув, выпустил рычаги из рук. Танк, проехав несколько метров, вскоре остановился.

Зайцев дал команду: «Открыть огонь!», и ополченцы тот час же, начали «поливать» врага из своих винтовок. Бронебойщики продолжали вести огонь, посылая свой смертоносный груз по вражеской технике. Немцы открыли ответный огонь по нашим позициям. Заметив противотанковое орудие, следом идущий вражеский танк, выстрелил точно в цель. Снаряд, достигнув позиции бронебойщиков, ударившись о землю, разорвался с ужасным грохотом, сметая все на своем пути. Настигнутые мгновенной смертью бойцы, вскрикнули и рухнули на дно траншеи.

Подбежав к ним, для оказания помощи, я впервые увидел, как может разорвать живого человека. От тех двух бойцов, на дне окопа, осталась лишь половина туловища, и разбросанные по борту траншеи внутренние органы, которые, еще не освободившись от крови, пульсировали на снегу. От такой картины, меня резко затошнило. Отвернувшись от этого, и, окунув голову в снег, я вернулся на исходную позицию. Егор, продолжал корректировать огонь. Не услышав ответа, он прервал наблюдение и, не заметив останки своих погибших бойцов, в горячности боя, наступая на них, подхватил ружье и сам продолжил стрельбу. К нашим окопам, неторопливо приближались остальные вражеские танки. Все машины вели беспрерывный шквальный огонь по нам. За этими бронированными чудовищами, нестройными рядами двигались пехотинцы в серо-зеленой форме, скашивая наших солдат автоматными очередями. Пробегая словно савраска, от раненого к раненому, я накладывал повязки, и обрабатывал раны. Тем временем, Егор, лично уничтожив все приближающиеся танки, достал наган из кобуры, и, вскочив на бруствер, поднял батальон в атаку. Бойцы с бешенством ринулись навстречу противнику, и, сойдясь в рукопашной, уничтожили всех до одного. В тот же момент, с нашего тыла, подоспели и части 33 армии, соединившись с которыми, мы продолжили успешно громить врага. На следующий день, после ожесточенных боев, мы заняли город Наро-Фоминск. Немцы, не желая мириться с этой утратой, обрушили на нас всю мощь своей авиации. К полудню, 6 декабря, на фоне ярко-светящего зимнего солнца, показалось звено из так называемых «лаптежников» именуемых Юнкерсами «Ju-87». Эти пикирующие бомбардировщики, по двадцать-тридцать машин, раскачивая свою карусель смерти, сбрасывали на наши головы, весь боезапас. Мы, с отцом бросив оружие, побежали в сторону убежища. Когда бомбы начали ложиться точно позади нас, он, толкнув меня на снег, накрыл собой. Лежа на холодном снегу, я вдруг почувствовал, как мне за шиворот, тонкой струйкой затекала горячая кровь. Несмотря на злой мороз, мне было настолько жарко от этого, что я резко попытался подняться. Выбравшись из-под тела родного отца, я увидел, как вся его спина была изрешеченной осколками разорвавшихся бомб. Мгновенно застыв в ступоре, я, вытаращив глаза, склонился над телом убитого родителя. Подбежавший ко мне Зайцев, схватил меня за шиворот, и, несмотря на свою худобу, оттаскивал в убежище. Из-за пятиэтажного здания, располагавшегося напротив нас, стремглав вылетел вражеский Юнкерс, и круто спикировав над нами, дал очередь из пулеметов. Пули попали точно в цель, скосив нас с Егором. Ротный замертво свалился на мою голову, накрыв меня своим телом. А я, тем самым получив ранение в плечо и правый бок, отключился, пребыв в болевом шоке.

Наши войска, не теряя энтузиазма, усиливая натиск, отбросили врага на 250—300 км от столицы. Эта битва продолжалась вплоть до марта 1942 года. Вскоре наше наступление выдохлось, и войска остановились под Вязьмой и Ржевом. То, что происходило дальше, я, к сожалению не помню. Знаю то, что после этого, угодил снова на больничную койку, в один из московских госпиталей. Спустя две недели, после операции, ко мне в палату, зашёл тот самый, старший майор Яковлев. На нем был накинут белый халат, а в руке он держал какие – то коробочки.

Глядя на меня, он произнёс:

– А ты живучий, черт! Наслышан, о ваших отчаянных схватках. Молодцы! Я, в общем, говоря, зашел вот по какому вопросу к тебе, на тебя представление пришло на медаль «За боевые заслуги», думаю, вручить тебе лично!

Пытаясь подняться с кровати, я ответил ему:

– Товарищ старший майор госбезопасности, согласно данной мной присяге, я выполнял свой долг перед Родиной!

– Сержант Петровский! За умелые действие на фронте, и проявленную при этом храбрость и мужество, вы награждаетесь медалью « За боевые заслуги»! Предписание в новую часть получишь при выписке. Поздравляю! – пожимая мне руку, сказал он.

– Служу Трудовому народу! – покашливая, произнёс я.

Яковлев, оставил мне на тумбочке, футляр с медалью, и тот час же покинул палату. Это была моя первая награда и мое первое боевое ранение. Смотря на это, и анализируя происходящее, я пребывал в странном чувстве прострации и лишения. В этом кровопролитном сражении, я потерял своего отца. С тех пор, я долго не мог смириться с этой утратой. Поставив на кон свою жизнь, как и жизни миллионов других людей, мы все-таки отстояли Москву, заплатив за это не малую цену. Мой командир лейтенант Зайцев, был награжден за тот бой орденом Ленина, посмертно. Мой отец, рядовой Петровский Александр Федорович, погиб, так и не получив ни одной награды, хотя геройски сражался на ровне со всеми. А я тем самым, больше месяца, пребывая на больничной койке, дожидался скорейшей выписки.

Эпизод 10
«Вязьма»

Спустя время, на очередном врачебном обходе, меня решили выписывать. Я был настолько счастлив, что даже не мог поверить себе, что я смогу поехать в отпуск по ранению домой. У меня были грандиозные планы на тот момент. Я в приподнятом настроении, заходя в кабинет за выпиской к начальнику госпиталя Николаеву, с порога слышу от него следующее заявление:

– Значит так сержант, раны не беспокоят, я смотрю? Лирическое настроение проснулась под выписку? Я не вижу ни какого повода для веселья. Особенно в это время. За последние полгода, наши войска потеряли до одной трети медиков. На фронте острая нехватка санинструкторов. А впереди наступление на Ржев. До сих пор мы ни как ни сдвинемся с места. Принято решение срезать ржевский выступ силами Калининского и Западного фронтов. Будут новые и новые тысячи жертв. Поэтому приказываю, прибыть в расположение 33-й армии, в 432-ой медсанбат, на должность санинструктора. Приказ ясен?

Выслушав его утвердительное заявление, у меня внутри будто все оборвалось. Я снова потерял возможность увидеть родных.

– Разрешите выполнять? – насупившись, спросил я в полголоса.

– Вперед! – протягивая мне документы, ответил Николаев.

***

Придя в палату, с рухнувшей надеждой, я стал собирать вещи. Присев на кровать, и закурив папиросу, я рассматривал пожелтевшую, и местами забрызганную капельками собственной крови, фотокарточку своей жены. Её образ был прекрасен. Вспоминая её длинные, светлые локоны, запах её духов, нежные как шёлк руки, её слёзы и те просьбы, которые исходили из её уст во время моих проводов на фронт, заставляли меня быть сильным, и всё с большей надеждой верить в то, что мы когда – ни будь, встретимся.

Затушив цигарку и взяв свой сидр, я из госпиталя прямиком отправился на фронт.

Сев в полуторку, я следовал в своё расположение. По дороге из Москвы под Вязьму, я наблюдал довольно зрелищную картину. На обочинах дороги стояли сожжённые нашей артиллерией боевые порядки танков противника, горы трупов, вперемешку с нашими и немецкими солдатами, разбитые обозы не успевших эвакуироваться мирных жителей, и многочисленные воронки от бомб различных диаметров. Это были результаты нашего контрнаступления. Мы всё еще учились воевать. Опыта нам так и не хватало. Дорога занимала часа три.

Колеся по тропам войны, мы, наконец – таки прибыли в пункт назначения.

Выходя из полуторки, в новенькой форме и в шинели с темно– зелёными сержантскими петлицами, меня облюбовали сидевшие у костра несколько бойцов 1136-го стрелкового полка.

– Мужики, где тут командир полка? – спросил я.

Боец, шаркая ложкой по полупустому котелку с кулешом усмехнулся:

– О, братва, гляньте-ка, пушечного мясца прислали нам в подмогу! Ты откуда такой ряженый – то? Ни как после школы? Ну, ничего, скоро испытаешь на своей шкуре все прелести войны. А то, небось, засиделся за школьной скамьёй!

Я, расстегнув на груди шинель, и откинув ворот, сверкая медалью и желтой нашивкой за ранение, приструнил его:

– Вроде того! Засиделся после школы за скамьёй, только под Могилёвом в окружении, тонул в болоте, терял ребят своих каждый день, а не далеко от этих мест, меня свинцом нафаршировали! И в НКВД потом, тоже довелось «отдохнуть». Так что смотрю сюда, захлопни свой рот с другой стороны, и раз ты такой вояка, и все испытал на своей шкуре, то покажи мне всё – таки, где комполка находится! Я ваш новый санинструктор сержант Петровский, прошу любить и не жаловаться!

Солдат, переваривая мой убедительный вкратце рассказ и свой кулеш, сменил тон и указал:

– Прошу прощения товарищ сержант, нервы-то не колючая проволока. (улыбается) Комполка находиться вон за хозчастью напрямки, за баней, там его расположение!

– Вот другое дело! Вольно боец! – застегивая шинель, ответил я, и проследовал в указанное рядовым направление.

Зайдя в предбанник, у кабинета командира полка, сидел за столом ефрейтор, в круглых, чуть треснутых очках, заваленный бумагами писарь. Подойдя к нему, я спросил:

– Слушай дружище, а командир у себя?

– У себя, а вы собственно по какому делу? – вопросом на вопрос ответил ефрейтор.

Показывая ему, документы уточнил я:

– Я ваш новый санинструктор. Сержант Петровский, прибыл по распоряжению начальника госпиталя, военврача первого ранга Николаева. Доложи обо мне!

Узнав цель моего прибытия, он пошел докладывать лично начальнику. Спустя некоторое время открывается дверь и оттуда раздаётся голос:

– Заходи сержант, мне доложили о тебе!

– Здравия желаю товарищ полковник! Санинструктор серж…..– не успев отрапортовать, он прервал мой доклад: – Да всё я про тебя знаю, сержант! – улыбаясь, говорил он – лучше давай я представлюсь! Командир 1136-го стрелкового полка, полковник Андреев Андрей Борисович. Наедине, можно, просто, Андрей Борисович!

Я, разглядев в нем веселого и душевного человека, пожимая руку ответил:

– Очень приятно!

Этот человек, показался мне таким простым и общительным, несмотря на его красные петлицы с четырьмя шпалами, что мы как то сразу подружились.

– Ты понимаешь, какая петрушка творится у меня в полку? – похлопывая, мне по плечу, спрашивает он, -…бардак! Около трёх дней назад, в ходе наступления, я потерял до батальона своих людей, а в твоем медсанбате, где ты будешь служить, там вообще начальника нет. Убило при авианалёте в тот же день. Ты вроде как учился в институте, доктором хотел стать, насколько я знаю. Вот я тебе хочу предложить должность начмеда батальона. Читал твоё личное дело, твои заслуги. Всё это я учёл, и пришёл к общему выводу. Ты что думаешь, по этому поводу?

– Да ну Андрей Борисович, мне, куда Родина прикажет, туды и пойду! – улыбнулся я.

– Ну, вот и ладушки! Давай дуй к начфину, вставай на довольствие, а потом в санчасть, принимать дела! – поручил мне Андреев.

– Есть товарищ полковник! – прикладывая свою костистую руку к голове, отдав честь, сгинул я из штаба.

***

Прибыв на своё место, после визита к начфину, я сразу принялся наводить порядок. Пересчитал медикаменты, перевязочный материал, посмотрел штат батальона. В моём подчинении находилось всего два санитара и одна медсестра. Не густо конечно, но всё же, что то есть. Тем более у меня пока еще не было опыта в руководстве «людскими массами».

– Собери мне весь личный состав батальона, рядовой! – приказал я бойцу моего подразделения.

Он собрал мне всех, кто имел причастность к моему санбату. Передо мной стояли два молодых парня чуть старше меня и девушка примерно моего возраста.

– Товарищ сержант, личный состав медсанбата построен! Красноармеец Гусь! – доложил он.

Я, пристально осматривая каждого, начал диалог:

– Здравствуй войско! Я ваш непосредственный командир, сержант Петровский Алексей Александрович. Прошу любить и не жаловаться. Я тут человек новый, поэтому если что, от помощи коллег, то есть вас, не откажусь (перемещаясь по кабинету, закинув руки за спину). Будем вместе с вами, бок о бок, так сказать, спасать жизни, бить врага и приближать победу. Вот эти три основные задачи, которые я от вас требую, и буду требовать. Ну, теперь давайте знакомится!

Щуплый, небольшого роста, уже с медалью «За отвагу» на груди протягивает мне руку:

– Красноармеец Иван Гусь!

– За что медаль?

– Да, это ещё под Смоленском, в июле 41-го, вытащил командира части из горящей бронемашины, успел вытащить до взрыва боекомплекта. Выходит спас майора тем самым получил ожоги, контузию и вот медаль!

– Хм… поступок! Похвально! Очень хорошо, что в моем подразделении есть такие бойцы. Споёмся!

Стоящий рядом боец, так же протягивая руку, представился:

– Красноармеец Кирилл Бабенко, на фронте с декабря 1941 года, вынес на себе с поля боя восемнадцать человек. Представили к ордену, но что-то не поделили с комбатом, и получил резолюцию. Мастер спорта по борьбе!

– Так очень хорошо! Следующая!

– Младший сержант Анна Кошкина, на фронте с первого дня. Два раза была в окружении, успешно выходили, имею орден красной звезды и ранение! – доложила она, слегка подмигивая мне, своими светло-зелеными глазами.

– Ребят, ну меня прямо пробирает гордость! Орлы и все мои! – усмехнулся я.

– Товарищ Петровский, а разрешите вопрос личного характера? – продолжая строить глаза, спросила она.

Я, поняв, на что, она обратила внимание, ответил:

– Я, милая моя Аннушка имею счастье быть женатым! Любовных интрижек и прочий похабени в мой адрес, я не потерплю! Караться будет по всей строгости! – грозя своим обтянутым кожей кулаком, ответил я.

– Ясно товарищ сержант! – согласилась она, с серьезным видом.

– Вот и ладушки! Познакомились теперь всем отдыхать. Завтра сбор в 9:00 у меня. Буду ставить задачу, к предстоящему наступлению! Свободны!

Вот так потихоньку я и привыкал к начальствующим должностям. Конечно этот пост не по моим петлицам, но как говорил Андреев: «Кто, если не ты». С одной стороны приятно, что тебя ценят и доверяют. В нашей Советской системе, к сожалению, так бывает. У нас сначала по морде бьют, а потом высокие посты дают. И это всё действует на основе только одного закона – закона военного времени!

***

На календаре 17-ое апреля. В девять утра, в моём кабинете собрались подчиненные. Я ставил задачу на предстоящее наступление. Наш полк, должен был прорвать оборону немцев, наступая с запада, при поддержке соседних частей красной армии, и нашей первостепенной задачей было оказание своевременной медицинской помощи непосредственно на поле боя, и дальнейшей эвакуации в тыл. Сделать это было нелегко, поскольку численность моего подразделения не превышала четырёх человек, включая меня. Но куда деваться. Люди уже проверенные, в деле ни в первой. Приказ есть приказ.

После, все разошлись по своим рабочим местам.

Я сидел допоздна. Стояла тихая весенняя ночь, за окном летали мотыльки, караульные проверяли посты, на стене монотонно тикали чуть поседевшие от пыли ходики. Под такую «музыку» я начал дремать, как вдруг стук в дверь прервал мой покой.

– Товарищ сержант, разрешите к вам? – тихо обратилась Анна.

Я, протирая глаза, недоумевая, ответил:

– В чем дело, сержант?

– Я проходила мимо, и случайно увидела, что у вас горит свет. Время уже позднее, а вы не спите. Я подумала вдруг, что случилось?

– Все в порядке Анна, идите к себе. Завтра тяжелый день.

«Явно не с благими намерениями зашла ко мне!» обратил внимание я. Вдруг, она заходит ко мне в комнату, закрыв дверь на засов, начинает расстегивать верхние пуговицы своей гимнастерки, и говорит:

– Знаешь Алёш, ты мне понравился еще при первой встрече. Я понимаю, что у тебя жена, любовь и всё такое, но она там,… в глубоком тылу…, а мы с тобой здесь, вдвоём. У меня никогда не было этого, а вдруг завтра нас убьют, и я так и не пойму, что такое быть с мужчиной наедине? Переступи через себя. Давай проведем этот вечер вместе? – обойдя сзади и обняв меня, размеренно говорила она, после чего продолжила, – Я многого не прошу. Просто сделай мне ребеночка. А то только Господь знает, что останется после меня на этой земле!

Моё сердце колотилось так сильно, что вот– вот, вырвется из груди.

Искушение было настолько велико, что я чуть было, не поддался соблазну, ведь я тоже никогда не оставался наедине с женщиной. Даже после свадьбы я не стал этого делать, чтобы на фронте меня грело желание, поскорее вернутся к любимой, и завести ребенка, от той самой, единственной и неповторимой.

Благо меня сдерживали эти мысли, и я, взяв её за руки, оттолкнул на кровать.

– Приведите себя в порядок, товарищ младший сержант медицинской службы! И будьте любезны покинуть помещение! – застегивая свой ремень на гимнастерке, приказал я.

Анна молча встала с кровати, взяла свои вещи, и, уходя, сказала:

– Зря ты так. Я быть может, расцвела, находясь с тобой рядом, а ты не можешь принести себя в жертву, ради счастья другой… дурак ты, Петровский!

Я сел за стол, закурил папиросу и начал размышлять над её словами.

«Возможно, где-то она и права. Родные меня уже давным-давно похоронили, Мария, скорее всего, уже вышла замуж за другого. И действительно, завтра, быть может, мы последний раз живем…» – подумал я, и, ударив кулаком по столу закричал: «Да нет. Бред, какой то. Она меня ждет! Она обещала! Я поклялся ей, что вернусь. Значит вернусь!» Затушив папиросу, о деревянную столешницу, лёг обратно спать, уткнувшись лицом к обшарпанной стене.

Наутро восемнадцатого числа, ко мне зашел полковник Андреев.

– Здравствуй Алексей, ну как, у тебя все готово? – спросил нервно он.

– Так точно, Андрей Борисович! Мои люди готовы. Когда начинаем? – спросил я.

– По сигналу – Красная ракета, мы двинемся к позициям противника. Вы за нами следом. Там будет, прямо скажем «мясорубка», поэтому на рожон, особо не лезь. Если нам удастся закрепиться на флангах у Вязьмы, то мы обеспечим продвижение 4-ой танковой армии и возьмем в окружение две пехотные дивизии противника, отсекая их от основных сил. И после чего будем держать позиции, до прихода войск. Вот такая вот задача, сержант! – доложил он, и вскоре удалился к войскам.

***

Весь наш полк выстроился на передовой. Мы закурили с Андреевым.

– Страшно? – спросил он меня.

– Есть не много… Сколько раз в бою бывал, а все равно как впервые… – ответил я.

– Минут через пять после нас, сразу выдвигаетесь. Ну, а там как Бог даст. По обстановке в общем, ясно? – бросая цигарку установил он.

– Всё понятно товарищ полковник, сделаем! – ответил я, как вдруг, из-за леса взлетает красная ракета.

– Вот и всё… Полк, слушай мою команду! Цепью, перебежками вперееееед!!! – скомандовал он, достав пистолет из кобуры, и с бойцами ринулся в бой.

Я судорожно смотрел на часы и ждал своего времени.

– Значит так, мы рассыпаемся по флангам, Гусь берёт левый, Бабенко правый, а мы с Кошкиной по центру!

– С вами хоть на край света товарищ сержант!

– Отставить юмор!

– Как вы думайте, товарищ сержант, все получится? – накидывая санитарную сумку, спросил Бабенко.

Я, доставая из кобуры табельный ТТ, произнёс:

– Не знаю, будет счастье – будем жить! Всё, вперед!

И мы сорвались с места вслед нашим ребятам. Они уже завязали бой и заняли первую линию обороны. Мои ребята рассыпались по флангам, и начали собирать первых раненых.

Мы с Анной спрыгнули во вражеский окоп. Не куда было вступить, кругом горы убитых. Кошкина проверяла, на передке есть ли кто раненый, а я углубился дальше. По – всюду, стояли крики и стоны раненых, я бежал на помощь к каждому. По дороге наткнулся на бойца лет семнадцати от роду. Он лежал в луже крови и грязи. Его правая нога висела на мышцах, словно лоскуты бумаги. Рядом с ним, лежало обезглавленное тело. На шинели я различил две шпалы в петлице. Это был начальник штаба полка майор Прохоренко. Достав из сумки, жгут, я перетянул этому мальчишке ногу выше колена, оставил записку со временем, после чего разбив ампулу, ввёл раствор морфина, выше места наложения жгута.

– Где полковник Андреев? – спросил я у него.

– Не знаю я товарищ сержант, не знаю! – рыдая навзрыд, говорил он, – Нас закидали гранатами, когда мы ворвались в окоп. Майор шел впереди меня, а как раздался взрыв, так голова его и покатилась мне под ноги. Я встал в ступор. Тут следом еще одна граната. Я успел её пнуть ногой и вот что получилось… ай мама!!!

– Всё, не плачь боец! Сейчас станет легче. За тобой придут! – успокаивая его, я двинулся дальше.

Над головой свистели пули и рвались снаряды. Вокруг лежали изуродованные тела. Вся земля была пропитана кровью. Я не заостряя внимания на этом, добрался до второй линии обороны. Там зажимая рану на предплечье, матерился полковник Андреев, подгоняя бойцов на дальнейшее продвижение.

– Товарищ полковник, что случилось? Давайте перевяжу! – кричу ему я.

– Да ерунда это Лёха, брось меня, я не нуждаюсь. Ты лучше скажи, какие потери?

Я, накладывая ему давящую повязку ответил: