Электронная библиотека » Александр Вин » » онлайн чтение - страница 2


  • Текст добавлен: 9 октября 2015, 17:00


Автор книги: Александр Вин


Жанр: Современная русская литература, Современная проза


Возрастные ограничения: +18

сообщить о неприемлемом содержимом

Текущая страница: 2 (всего у книги 19 страниц) [доступный отрывок для чтения: 6 страниц]

Шрифт:
- 100% +

Самая младшая буфетчица и до этого случая, так просто, по характеру, всегда собиравшая при случае цветы на берегу, для себя, «для настроения», невзначай поставила милый полевой букетик на столик, зарезервированный для молодой пары в обеденном салоне.

Девушка-пассажирка привлекала общее внимание своей пока ещё тайной, неуловимой, не каждому ясной, но уже жаркой, стремительно приближающейся к жизни красотой, а её точный смех, не обращённый ни к одному из посторонних, заставлял окружающих мужчин произносить пустых слов меньше, чем обычно, а то и попросту опускать глаза, проходя мимо.

Томбс с первых же дней, помогая по необходимости буфетчикам в салоне, отметил, что юноше всегда удавалось смотреть на свою подругу по-настоящему взрослым спокойным взглядом. Говорил он мало, а улыбался только ей. На любое обращение за общим столом с просьбой передать какой-нибудь уж очень милой и настойчивой даме соль или салфетку он отвечал всегда ровно, негромко и одинаково. На незначительные вопросы пассажиров-мужчин о прелестях предстоящей стоянки в очередном городе он не спешил что-то говорить, но ответив и считая свою миссию по отношению к постороннему человеку выполненной, всегда немедленно и нетерпеливо возвращался взглядом к ней.

Малая деталь – Томбс работал в тот день на палубе и стал случайным свидетелем, как один из скучающих господ грубовато, да-да, именно так, не то, чтобы совсем уж грязно, а просто привычно и скучно произнес неприятное слово в присутствии молодой пары. Или господин нарочно желал показаться девушке опытным и циничным, или же его воспитания хватало только на вечерний преферанс, но в ответ одновременно возникли и милое женское недоумение, и угроза на лице юноши.

Ясный взгляд как прозрачная светлая сталь, как нож у глаз собеседника, – Томбс всего лишь однажды видел такое в своей жизни, давно уже, в ночной портовой драке, а тут, на тебе, мгновенно всё вспомнил.

После этого досадного случая Томбс стал жить в ожидании чего-то тревожного, принялся гораздо пристальнее наблюдать за удивительными пассажирами, специально выбирая моменты и возможности, чтобы почаще видеть их.

Каюта для молодой пары была заказана самая лучшая, но погода удивляла своим великодушием и они, как и другие пассажиры, много времени проводили на палубах. Не искали нарочного уединения, но как-то всегда получалось, что Томбс замечал их только вдвоём.

Шли дни путешествия – двигаясь к устью, река наливалась гигантской водной силой, оправданно казалась шире и просторней, каждое утро дальние берега рассмотреть было все трудней, а опасность такого пространства все чаще становилась предметом легкой озабоченности общих послеобеденных разговоров, привычных для публики, собиравшейся в музыкальном салоне.

Дневная жара заставляла допоздна держать окна и в курительной комнате, и в кают-компании, и в салоне открытыми. Никто не был против легких ветерков.

Выполняя рабочие распоряжения капитана, Томбс частенько легкомысленно нарушал правила, когда пробегал по палубе мимо распахнутых пассажирских окон, при этом он, конечно же, не отвлекался, не обращал никакого внимания на звуки рояля и резкие взвизги хохота пожилых дам, но кое-что всё-таки успевал замечать.

Как-то поздним вечером, когда звезды уже укрупнились и заняли свои точные места на тёмно-синем небе, Томбс в очередной раз не удержался и заглянул через приоткрытое окно в прозрачные занавеси музыкального салона. Мальчишка полулежал на угловом кожаном диване, опустив голову на колени сидящей девушки, а она, засмотревшись в тихом молчании на далёкие звезды, гладила его по светлым волосам.

Матросу Томбсу редко доводилось радоваться в привычных жизненных ситуациях, поэтому он сильно тогда удивился своей широкой улыбке.

На третий вечер одна из уважаемых дам, собравшихся помузицировать, таинственно рассказала всем, что вроде бы ожидается скорая свадьба, что молодые едут на встречу к его родителям, что он моряк, штурман, и – старушка закатила глаза – скоро юношу ждёт значительное с точки зрения карьеры кругосветное плавание! Рассказ нечаянно услышала официантка, разносившая по салону чай и пирожные, и к концу дня весь экипаж обсуждал такую на редкость сердечную новость.


Вспоминая хорошее, Томбс уже не смотрел на случайного собеседника, говорил прямо и решительно, не замечая, как на звуки его громового голоса из тёмных трактирных углов выползают какие-то дряхлые и мутные типы, в рванье, в помятых и грязных форменных фуражках, с потемневшими золотыми серьгами в ушах, хромые, слепые, с гнилыми ухмылками, с жадным блеском пьяных глаз.

– Угостишь, приятель?

Все пили его ром, слушая и с пониманием кивая лохматыми головами.

Старшему матросу Томбсу не нужно было скрывать от них своих радостных слез – он продолжал рассказывать.


В тот вечер, накануне, капитан разрешил долгожданный фейерверк.

Мероприятие случалось почти каждый рейс, но обязательным условием праздника должна была быть или очень хорошая погода, или нормальное состояние капитанской поясницы. Тогда эти обстоятельства к удовольствию путешествующих совпали, команда спешила с подготовкой, шеф-повар на утренней стоянке лично выбрался на городской рынок, накупил свежайшей летней провизии и дорогих вин, пассажирки готовили свои лучшие платья. Дети радостно шумели.

Забот на Томбса свалилось много, он в прекрасном настроении носился по пароходу, помогал всем, участвовал во всех подготовительных мероприятиях, надувал разноцветные шары, откликался на просьбы, хохотал над неуклюжестью и смущением взволнованного предстоящим событием рыжего юнги, и уж, конечно, старался точно и безукоризненно выполнять все приказы капитана.

Потом, уже ближе к полуночи, когда пароход выкатился в тихом движении на самую середину черной и бескрайней реки, грянул фейерверк!

По такому случаю оставались включёнными все палубные огни, прожекторы и праздничные гирлянды, на палубах гремела музыка, смеялись даже те, чьи лица оставались скучными с самого начала пути.

Кто-то попросил Томбса принести шезлонг, и он, лихо козырнув, прогрохотал каблуками по трапу.

Внизу, в темноте кормовых надстроек, стояли два человека.

В жёстоком упрямстве наклонив голову, юноша что-то с резкостью говорил своей спутнице, крепко держа ее перед собой за слабые руки, а она отвернулась, кусая кружево маленького платка. И, кажется, плакала.

Томбс, незамеченный, тихо ступая по деревянной палубе, развернулся в другую сторону. Сердце его почему-то тогда страшно стучало.

Потом праздник закончился, все разошлись, матросы и ресторанная обслуга сделали привычную приборку, вахтенный помощник выключил лишнее наружное освещение. Пароход продолжал свой путь по великой реке.

В каюте боцмана под добрые слова Томбсу налили стакан рому.

Спал он в ту ночь тревожно.

И проснулся, сброшенный с койки рёвом аврального гудка.

В сером рассвете уже скрипела за бортом, покачиваясь на тросах, спасательная шлюпка. Было пронзительно холодно и сыро от обильной росы, осевшей на ночь на корабельном металле.

– Пойдёшь загребным, пошевеливайся!

Томбс даже поначалу и не сообразил, о чём же таком непременно нужно спросить у боцмана, почему это всё происходит, зачем их так рано подняли, по какой причине назначена такая непривычная суета. Его ошеломил железный голос капитана, доносившийся до нижней палубы через рупор; кроме того, Томбс успел сильно стукнуться коленом на трапе, сбегая к шлюпке. Раздались женские крики.

– Помогите же ему! Помогите!

На капитанском мостике металось белое платье.

– Возьми фонарь! И веревки.

Боцман хлопнул Томбса по спине, ухмыльнулся, ткнул пальцем в сторону мостика.

– Эта, молодая, кричит… Требует скорее спасать. Говорит, что её парнишка совсем плавать-то не может! Моряк, тоже мне! Наберут детей на флот!

Со своим тяжеленным веслом Томбс справился быстро и правильно. Как вцепился в него дрожащими от волнения руками, так и не выпускал до самого берега. Неделю потом волдыри с ладоней через тряпочку сводил, с дикой болью даже за самую лёгкую работу брался, и спать ложился тоже страдая.

Капитан определил их шлюпке правильный курс ещё до отплытия, да и потом еще долго рычал вдогонку с мостика в рупор, подправляя движение по серой реке.

Боцман прислушивался к командам, рулил, отхлебывая понемногу из своей фляжки.

– …Не спалось мне, уже под самое утро проверял вахту. К штурманской рубке только подошел, как она пробежала мимо… В платье, босая. Капитана требовала, кричала криком… Ну, я-то сразу понял, что беда.

По реке далеко раздавался стук весел и обратные знакомые голоса с невидимого уже в рассветной дымке парохода.

– К капитану бросилась плакать, все повторяла, что тот её…, ну, жених-то который, бросился за борт. Да, так прямо и кричала, что бросился, что она виноватая, что это она обидела его! Чем, чем?! Откуда мне знать, она вся в слезах была, ничего толком другого-то и не говорила. Умоляла спасти, на колени падала.

Река действительно сильно остыла за ночь, Томбс дрожал от каждого движения, допускавшего влажный воздух за ворот рабочей куртки. Он поднимал своё весло над водой, следил за правильными общими взмахами тяжёлых лопастей, изредка оборачивался и очень спешил увидеть того, кто сейчас был так несчастен.

Плыли они очень долго, казалось, что всё напрасно, что уже никого и никогда не найти им в такой большой воде.

Плавная безучастная зыбь ровно шипела по бортам шлюпки.

Раннее утро и гнетущий холод со всех сторон заставляли Томбса думать тупо, с медленным упрямством. «Зачем?!»

Широкая и ровная поверхность по курсу шлюпки обозначилась тёмной прибрежной полосой. Уже выделялись отдельные высокие деревья над песком, а они так ещё никого и не нашли.

– Вот он! Добрался!

Боцман привстал в шлюпке, протянул вперёд руку, указывая направление.

– Живой ведь, поганец… Сам доплыл.

Без команды Томбс бросил весло, соскочил в уже мелкую забортную воду, в несколько прыжков домчался до отлогого берега.

На сером песке сидел, сгорбившись, опустив голову в руки на коленях, человек. Разглядеть его лицо было трудно, но Томбс знал, что это именно тот, кому он радовался все последние дни рейса.

Не золотистые, как всегда, а спутанные тяжёлой водой тёмные волосы; обнажённое стройное тело, мокрые брюки, босиком.

С тоской посмотрел юноша на Томбса, не узнавая.

Другие матросы под предводительством боцмана с опаской подходили к ним от шлюпки с разных сторон.

– Верёвками руки ему вяжите! И ноги крепче спутайте!

Боцман угрожающе выкрикивал команды, размахивая багром.

Томбс искренне удивился.

– Зачем?! Он же никому, ничего…

– Уйди, защитничек! А ты подумал, как доставлять-то его на пароход будем? Прыгнет вот он опять посреди реки – поди, поймай, а потом ещё возьмет, да ненароком и до конца утопнет… Не мешайся.

Встав в полный рост, выше всех матросов, юноша с усталостью оглядел туманные прибрежные кусты и покорно протянул вперёд сложенные руки.

На обратном пути Томбс сам уже постарался, чтобы слёзы и пот мешали ему смотреть туда, где слишком близко, на ребристом дощатом днище шлюпки, уткнувшись в грязную неотлитую воду, лежал без движения связанный человек.

Потом уже, на пароходе, парня протащили по трапам вниз, в полутёмный трюм, накинули петлю не развязанной на руках веревки на крюк под потолком.

По всем правилам судоходства нужно было проводить неотложное следствие, выяснять причины, по которым пассажир парохода попал за борт; не пытался ли кто его таким образом убить или может он сам, тьфу-тьфу, захотел, что смертельное с собой сделать.

В трюм спустился капитан, долго орал на всех; жёлтый мятым спросонья лицом, страдальчески держался за поясницу.

Юноша молчал, не отвечая. На прикрытые глаза со лба, с волос сочилась ещё речная вода, изредка, в ответ на страшные капитанские оскорбления вспухали на лице упрямые желваки.

В тесном сумраке трюма матросам, стоявшим поодаль, за капитанской спиной, было неловко смотреть и слушать, но с любопытством и нетерпением они ожидали какого-то таинственного окончания этой странной истории.

Боцман предложил было капитану побить непочтительно молчавшего мальчишку, но тот махнул рукой и разрешил привести её.

Томбс тихо охнул и спрятался ещё дальше, в самый угол.

Он уже успел на палубе поссориться со своими товарищами и даже опрометчиво схватить за грудки боцмана, защищая от грубостей натворившего дел пассажира. Горячо и взволнованно Томбс уверял всех, что не могли юноша и девушка так ненавидеть друг друга, что этот смертельный поступок случился только от великой любви, что нельзя попусту сердиться на них.

Матросы смеялись над непривычными словами, устало ругали парня, говорили, что в жизни так не бывает.

Скоро привели в трюм девушку.

Капитан и её пытался заставить говорить об истинных причинах произошедшего, время от времени кричал и, размахивая руками, спрашивал, что же с ними обоими ему теперь делать, сдать властям или решиться на что-то другое, но девушка только тихо плакала, держа ладони у рта.

Двое не смотрели в глаза друг другу.

Юношу было жалко. Обессилев, худой, в мокрых и грязных белых брюках, он еле стоял, держась связанными руками за высокий крюк, она – плохо причёсанная, с опухшим от слёз лицом, опустилась перед ним на колени.

Через час капитан утомился и закончил допрос, приказав поскорее подавать завтрак себе в каюту. Матросы увели, поддерживая под руки, девушку, боцман ткнул Томбса пальцем в живот.

– Охраняй. Скоро подменю. И чтобы без всяких там шуточек, без жалостей, смотри у меня, гуманист!

Все быстро ушли, в трюме остались только далекий гул машины за переборкой и очень неприятная для матроса Томбса тишина. Ну, конечно, и тот, что так безнадежно крепко связан…

Томбс пытался ходить около двери, считал собственные шаги, изо-всех сил стараясь не поворачиваться под свет тусклого фонаря, и был уверен, что такие, прежние, взгляды и улыбки нельзя испачкать никакими обидами и допросами.

Юноша что-то тихо простонал, вскрикнул.

Томбс с поспешностью протянул к его губам кружку с водой, но пассажир прикрыл глаза и медленно, отрицая помощь, покачал головой.

Томбсу хотелось или крепко уснуть, или немедленно броситься за борт.

Заслышав стук боцманских башмаков на трапе, Томбс решился, рванулся из своего угла к юноше, прошептал, придвинувшись к нему вплотную.

– Держись, дружище, прошу тебя! Вы же ведь не поссоритесь, верно?! Держитесь, ладно…


Этим же утром их высадили с парохода в случайном городе, где, как всегда, были предусмотрены привычные экскурсии для других пассажиров.

Тяжёлые шаги, опущенные плечи, одинаково бледные лица – они с общей неуверенностью, торопливо, не держась уже за руки, сошли по деревянному трапу на берег.

Матросы и официантки смотрели на такое бегство украдкой, со шлюпочной палубы, из-за занавесок салонов и ресторана, юнга напрасно махал им на прощание, стараясь быть замеченным, одна из младших девочек-пассажирок не сдержалась и громко заплакала.


Наступила тишина.

Старший матрос Томбс грохнул пустой кружкой по столу.

– Так всё и было, ребята.

Толпа вокруг него зашевелилась, сразу же высунулся из первых рядов беззубый инвалид, смачно сплюнул на пол.

– Денег она у него, что ли, попросила?

Бродяги дружно захохотали. Татуированный моряк жадно задышал в лицо Томбсу.

– А ты, приятель, тоже на что-то рассчитывал? Ну, с этой…, с пассажиркой-то?

Старший матрос Томбс ещё раз пристукнул глиняной кружкой о стол, поднялся со скамьи, одёрнул тужурку, строго посмотрел на незначительного ростом пьяницу.

– И среди видевших Канарские острова бывают болваны.

Хозяин заведения, за свою жизнь наблюдавший много конфликтов среди серьёзно настроенных мужчин, подскочил к Томбсу, требуя немедленного расчёта.

Старший матрос бушевал, но не действием выпитого рома, а желанием защитить то, что долгие годы держало его душу в правильном и нежном тепле.

– Эх вы! Ничтожные ваши личности, мелкие ваши желания! Идите в свои заморские страны, убивайте своих китов и дальше!

Совсем ему расхотелось говорить с этими морскими сволочами.


Ноги сами несли к зоопарку, но Томбс сделал над ослабевшим характером большое сознательное усилие и вернулся к вокзалу. Зачем ему идти куда-то ещё? Главное он уже видел.

Он, один, чувствовал всё. Нельзя же было рассказывать и дальше таким черствым, непонимающим людям о своей громадной нечаянной радости. К чему им знать об этом?!


Совсем недавно, на аллее зоопарка, он увидал ту девушку, юную пассажирку с того самого парохода. Нежную, красивую. И даже этого события хватило бы старшему матросу Томбсу для собственного тихого счастья на многие годы вперед. Но…

По спуску мощёной дорожки, незаметно выглядывавшей из-за больших деревьев, к ней тогда подошли двое, статный молодой господин и маленький кудрявый мальчик с солнечным лицом. Мужчина был широк плечами, в дорогом костюме, сильная ладонь в тонкой перчатке бережно лежала на плече мальчугана.

Женщина, мужчина и ребенок с внимательной доверчивостью смотрели в глаза друг другу, вместе смеялись, держались в круг за руки.

Мужчина на секунду отвлёкся, привычно охраняя покой дорогих ему людей, оглянулся по сторонам. Увидал изумленного Томбса. Узнал.

Тот же взгляд – как нож. Как уверенный сильный стальной клинок. Как приказ не узнавать.

Через мгновенье мужчина спокойно, на прощанье, улыбнулся Томбсу.

И они втроём ушли по аллее.


«Господин-то строгий, в штатском костюме. Наверно давно уже отошёл от морских дел. Ну и правильно, ну и нечего… Морякам не всегда удаётся правильно воспитать сыновей, сыну нужно видеть отца каждый день».

Старший матрос Томбс дремал в ночном вагоне и гордился своей жизнью.

Последний удачный контракт мистера Вэна

Люди будут постоянно взывать о помощи,

даже в тех случаях, когда могли бы справиться сами.


Не очень-то и спеша, огромный танкер высунул тупой нос из тесноты причалов на простор морского канала. Шевельнулся наверху, в переплетении его антенн, сигнальный флаг, жёлто-красный, как лист осеннего клёна. Воздушная волна прощального гудка туго проплыла над портовыми сооружениями и на миллиметры вогнула внутрь плоскости светлых зеркальных окон Башни.

Примерно в это же время, поворачиваясь у дальнего пирса, перечеркнула небо стрела портального крана – и оттуда мгновенно примчался в Башню солнечный зайчик.

Затем точно по графику лязгнул сцепками около склада состав рефрижераторных вагонов, подавая себя к погрузке. Диспетчер поднял телефонную трубку и тут же в Башню метнулся и спрятался внутри её нетерпеливый звонок.

Башня – мозг большого порта.

Сто лет назад в ней работали и отдыхали лоцмана, а в последнее время её верхний этаж сверкал в закатных и рассветных лучах четырьмя громадами тяжёлых офисных окон.

Внутри голубых стекол, внимательно рассматривая весь мир и оставаясь невидимым для других, по привычке заложив руки за спину, стоял мистер Вэн.

Понемногу опускался в затоне гигантский железобетонный док, почти готовый принять на свою спину приготовленный к ремонту ржавый траулер; въезжали в северные и западные ворота порта колонны больших машин и, через некоторое время, тяжелогружёные, также ровно покидали его через южные.

А мистер Вэн всё стоял.

Чуть, совсем немного, пылили в стороне пять составов с минеральными удобрениями из Китая, громыхали пока ещё ровной, нераскроенной, сталью судоремонтные площадки, сновали внизу оранжевоголовые люди и зелёные черепахи-автопогрузчики, а мистер Вэн продолжал смотреть в огромные окна, лишь изредка шагая по мягкому ковру кабинета; задумчиво отвечал на звонки, изредка присаживался в тяжёлое просторное кресло.

К тому, что люди называли его просто мистер Вэн, он привык.

Привыкли и они, потому что всё, что на сотнях гектаров порта двигалось, поднималось, гудело, блестело фосфором электросварки, всё – и короба тяжёлых судоремонтных доков, и сияющие штабеля ровно нарезанных алюминиевых болванок, и горы каменного угля; всё, вплоть до последнего кривого гвоздя, вбитого сегодня ранним утром в палубную доску самого грязного, самого крохотного портового буксира – всё это принадлежало только одному человеку.

Мистеру Вэну.

Именно поэтому и стоял он так вот уже много лет, каждый раз вплотную к одному из просторных, во всю стену, от пола до потолка, окон, наблюдая за подробными выгодными движениями внизу и управляя жизнью империи, созданной когда-то исключительно по его воле.

Внутрь Башни допускались только избранные. Лишь несколько технически необходимых людей могли с уверенностью утверждать, что были там и видели прочно стоящего на светлом ковре, лицом близко к невидимому стеклу, серебряного человека.

Крупная фигура, всегда в сером костюме, резкие черты волевого бледного лица, седые вьющиеся волосы – мистер Вэн действительно походил на серебряное изваяние, оттенённое чёрными линиями.

Профиль, сплошь из презрения, и надменная губа – одинокий волк, однажды почувствовавший вкус бурной финансовой крови и никак не желающий остановиться, разжать всё ещё тугие клыки.

Тысячи людей во всем мире работали на мистера Вэна, не зная о нем ничего и даже не догадываясь о том, что он есть. Моряки разных стран, английские докеры, аргентинские шахтеры, даже те, важные, в столицах, имеющие такое образование и манеры, которых у мистера Вэна никогда в жизни не было.


Протрубил на военном корабле вечерний рожок, означая правильный заход солнца, через несколько минут и сам оранжевый шар упал на нить далёкого горизонта.

Мистер Вэн вздохнул, опустил напряжённые плечи. Постоял у окна, перешёл к столу, перенёс откатившийся в сторону карандаш на положенное тому место.

Помедлив сел. Достал из стола толстую тетрадь в кожаном переплёте, попробовал читать, листая. Отложил. С излишней осторожностью, почему-то оглянувшись на дверь, отыскал в нижнем ящике стола очки и неуверенно устроил их на переносице.

Набрал телефонный номер.

– Добрый вечер. Мне необходимо услышать Аду. Да, рекомендовали…


После недавней смерти жены он часто вспоминал их общую юность – и всегда мрачнел от осознания потери. Лучше её не было… Никого, кроме жены, не было в жизни мистера Вэна.

Он, начинающий журналист, и она – рыжее счастье.

Он, обнимая по утрам весь мир, покупал для неё маленькие чудесные цветы у добрых торговок на ближних рядах, а она, смеясь, всегда и при всех утверждала, что случайно нашла себе самого лучшего.

Он пытался тогда быть писателем – и рукописи в карманах его плаща не слишком часто встречались с медными монетами.

Угнетаемые невозможностью жить так радостно, как требовала их молодость, они решились, и он ушел в рейс, в Атлантику, на путину. Три месяца удивлялся в редких письмах, что деревянные бочки в трюме сейнера пахнут лесными грибами и осенью, а когда под конец чуть не сошел с ума от горя разлуки, поклялся и ей, и себе, что всегда – понимаешь, всегда! – они будут вместе.

Он обещал ей всё-таки стать известным, для заработка днем гнул спину на разгрузке портовых вагонов, а вечерами на крохотной кухне писал про океаны…

Потом были громкие и отчаянные дела в профсоюзах, затем – собственный бизнес. Он рвал конкурентов, мстя всем за голодное начало собственной жизни и за бедные платья её, когда-то восемнадцатилетней.


Два месяца назад, в минуту, последнюю для принятия таких решений, он, очнувшись от наваждения обыденных дел, распорядился сбить уже готовые стальные буквы с бортов нового танкера, построенного на его верфях и полностью готового к спуску на воду.

Распорядился назвать корабль именем жены. Зачем? Пожал плечами. Чтобы помнили… Кто?


Детей у мистера Вэна не было. Только по этой причине он слишком часто вытирал ее слёзы грустными весенними вечерами.

«Чтобы помнили? А сам?! Что ты сделал, чтобы не забывать, чтобы исполнить обещанное ей когда-то?»


Приняв решение, он стал чувствовать, что нетерпелив. Не обманывал, не льстил собственному голосу, не уговаривал себя выдавать многое забытое за правду. Просто понял, что может написать книгу. Для неё, о ней, о них…

Тысячи ярких мгновений, когда-то удививших его и вскоре ненужно упавших в жизненный сумрак, стали проявляться так отчетливо, как будто происходили вчера.

В конце каждого дня, окинув требовательным взглядом остановившуюся портовую суету за окнами Башни, он садился писать. Доставал из стола тетрадь, с нетерпением, почти жадно, читал несколько последних готовых страниц, закрывал глаза и вновь, как и когда-то, разговаривал с ней…

Часто, не в силах сдержаться перед каким-то внезапным, чувственным образом или важным размышлением, и укоряя затем себя за поспешность, мистер Вэн оставался в Башне и на ночь. Так в других его толстых тетрадях появлялись рассказы – стремительные и точные, как японские сюрикены; в строчках которых даже и не могло присутствовать ни пылинки лжи.

Отвлекаясь на малое, он всегда помнил о главном – о книге.

Краткой мыслью каждого из своих рассказов он пытался что-то объяснить, в чем-то упрекнуть невнимательных и нелюбопытных людей, из которых, по его непреклонному убеждению, и состоял весь окружающий мир. Он не хотел никого учить или укорять в скудости их жизни, он просто говорил, что можно жить не так.

А книга…

По-прежнему честно и вновь волнуясь такой возможностью, он говорил ей о своей любви; о том, чего не успел в спешке жизни и не смог для неё сделать; извинялся, клял себя за нечаянную когда-то грубость, ненужно возникшую в то проклятое время, когда ничего не получалось, когда не было досыта даже самой простой еды, а вечерами они ложились спать в холоде; за то, что редко целовал её потом, когда вокруг них были уже люди в дорогих одеждах.


Твёрдо убеждённый, что в таком деле ему нельзя быть смешным или слабым, мистер Вэн обратился к профессионалу.

Столичный книгоиздатель, давний знакомый, человек не его бизнеса, поэтому никак не враг, а своей тонкой язвительностью скорее похожий и близкий, всё равно принял его с удивлением.

– Ты пишешь?! Ты?!

Задумчиво кусал ногти, читая. Не моргая острыми чёрными глазами, внимательно смотрел прямо в лицо, прочитав его рассказы.

– Это действительно написал ты? Когда? Почему не говорил раньше…?! Убил бы за такую застенчивость. Печатаю.

Мистер Вэн потребовал тайны.

Издатель искренне хохотал, обещая только через год раскрыть имя автора. Даже обязался дать письменное подтверждение.

– Тебя ждёт успех, гарантирую. А то, что эти славные рассказы написаны тобой, читатели узнают вовремя, никак не раньше чем через год. Или после твоей смерти. Представляешь анонс: произведения покойного мистера Вэна! А?! Каково? Уверен, это поднимет тираж процентов на тридцать.

Издатель славился в обществе изящными шутками.

Мистер Вэн медлил, сомневаясь уже в другом.

– Ты мне не льстишь?

– Разве моего мнения недостаточно?

Человечек постучал ногтями по блестящей поверхности большого стола, заваленного книгами и рукописями. Опять резко взглянул из-под лохматых бровей.

– Хорошо. Если не веришь мне, то кто же тебя тогда убедит?

Подошёл ближе, задумчиво тронул его за светло-серый рукав пиджака. Улыбка была хитрой и доброй.

– Странно, но говорите вы с ней об одном. Очень по-разному, но об одном и том же… О вкусе жизни. Она пишет тонкие маленькие рассказы, издавать такие неимоверно сложно. Живёт в твоём городе. Если не хочешь, не говори подробно о себе, просто дай почитать ей написанное. Думаю, что мнение Ады будет честным…


Большие чёрные деревья не успели ещё просохнуть после ночного дождя, а к полудню их уже накрыло первым пушистым снегом. Неуверенное осеннее солнце светило вдоль главной парковой аллеи, отражаясь от мелких луж прямо в лицо, что давало возможность мистеру Вэну прятать радостные глаза за тёмными очками.

Снегопад случился неожиданным и обильным, но закончился вовремя и совсем не расстроил собой планы мистера Вэна.

Тишина. Солнце.

С тёмных веток в высоте, над аллеей, капало, а сквозь мокрый снег на обочине виднелась всё ещё зелёная трава и сорванные недавними ветрами с деревьев живые листья.

Почему-то волнуясь о том, как будет выглядеть, он захватил с собой чёрный плащ. Едва водитель остановил лимузин у ворот парка, мистер Вэн поспешно вышел. Надевать шляпу, по его мнению, сегодня было излишним.


Тот телефонный разговор оказался кратким.

– Хорошо. Мы с сыном по субботам гуляем в парке.

Со стороны редких прохожих, попадавшихся навстречу, все они, наверно, выглядели обычными: почтенный господин, стройная, в легкой одежде, молодая женщина, маленький мальчик.

Они шли по старым аллеям, он вслух удивлялся, что так мало знает о парке, Ада отвечала на простые вопросы, мальчик играл с красными блестящими листьями.

Мистер Вэн ничего не говорил о себе, один раз, правда, отшутился: «Почти на пенсии…»

Когда при встрече мистер Вэн представился, поклонившись, она взяла за плечи и тесно прижала к себе сына:

– А это Гленарван.


Было радостно, солнечно, редкие полоски снега упруго сминались под ногами.

К неудовольствию мистера Вэна, он с самого начала поспешил, пытаясь договориться.

– Я ни в коем случае не требую от вас бесплатной работы, нет!

Ада отвернулась, тронув перчаткой лицо.

– Не беспокойтесь о деньгах, ваши рассказы мне интересны.

– Тогда, как только их напечатают, я оставляю за собой право вознаградить вас, Ада. Хорошо?

– Оставляйте право себе, мне ничего не надо.

Женщина улыбнулась, глубоко вздохнув, поправила шарф.

– С делами покончено, просто гуляем?

– Просто провожаем осень.


Несколько минут они согласно молчали, затем начался легкий разговор о природе, он старался быть учтивым, вспоминал свои морские приключения, изредка и нечаянно касался рукой её плеча.

– Глен! Смотри, смотри, на дереве белка!

Он искренне признался, что ему интересны обыкновенные люди, стремящиеся к необычному.

На выходе из парка в город мистер Вэн, бесстрастно выслушав громкие предложения многочисленных продавцов, купил Аде поздние цветы. Она так посмотрела ему в глаза, что пришлось улыбнуться:

– Они лишены того, чем обладаю я – счастьем дарить цветы. Они имеют только возможность.

– Мама, а можно я немного понесу эту красоту?!

Глен бережно обнял букет, прижавшись раскрасневшейся щекой.

– Этот цветок пахнет мармеладом! Вот ещё… А этот, красный… Как будто я уже поел мармелада.

Они, взглянув друг на друга, рассмеялись.

Улицы возле парка были приятно пустынными, но ни мама, ни сын не обращали никакого внимания на большую серую машину, с послушанием крадущуюся в сотне шагов позади.

Освободившись вскоре от букета, Глен поднял, как шпагу, короткую ветку и побежал за полосатым котом, который бессовестно и подло пробовал нападать на окружающих воробьёв.

– Постой же ты, презрелище презренное!

По какому-то незначительному поводу Ада первая упомянула о менестрелях, мистер Вэн откликнулся, затем некоторое время они увлеченно, одинаково полно говорили и о Тангейзере, и о Роланде.


Страницы книги >> Предыдущая | 1 2 3 4 5 6 | Следующая
  • 0 Оценок: 0

Правообладателям!

Данное произведение размещено по согласованию с ООО "ЛитРес" (20% исходного текста). Если размещение книги нарушает чьи-либо права, то сообщите об этом.

Читателям!

Оплатили, но не знаете что делать дальше?


Популярные книги за неделю


Рекомендации