Текст книги "Остров священной гусеницы"

Глава 8.

Время у меня не ограничено, я появился в Военном Комиссариате после обеда. Меня отоварили карточками, сказали, чтобы зашёл через два дня, к обеду, со мной хотят поговорить. Я не стал задавать лишних вопросов. Два дня провёл в компании друзей, Ширин нас подкармливала, баловала деликатесами страны демиургов, мы окунались в мировую историю, здесь было много земных книг, демурговская машинка-ретранслятор бегло переводила текст любой книги, мы чаще воевали между собой из-за переводчика, Историк бурчал, нам баловство, а ему работать надо, раньше с одной девчонкой воевал, а теперь ещё Генерал добавился. Так в играх, спорах и пролетело два дня. В комиссариате меня ждал человек в гражданском костюме. Он представился, как полковник, представляющий некоторые заинтересованные круги в трёх странах и не только. Сказал, что Сержантская Школа, это был отвлекающий манёвр, для отвода ненужных глаз, и что они давно заинтересовались мной. Я не спросил про «не только», но хотелось бы уточнить, то это – «они»? Будем считать объединённой внешней разведкой,-ответил полковник. -Ну нет, если вам нравится служба пехотного офицера, то вы так и скажите…Он предлагал мне заключение контракта, втёмную, не говоря, что мне предстоит делать, хотя бы намекнул…Я обещал подумать. Чтобы мне лучше думалось, он мне передал запечатанный конверт, полюбуешься дома, на досуге. Встречу назначил на завтра, в это же время. Оба друга ждали меня в музее с нетерпением, им интересно было, куда меня засунут? Я пересказал свой диалог с полковником: -Вот, передал посмотреть на досуге. В конверте были качественные фотографии, сделанные в стране «Ё», начиная с моей посадки в труболёт. Я даже не успел посмотреть на них, как эта егоза демиурговская, выхватила их, забралась на стеллаж, поближе к свету, и только по залихвацкому смеху принцессы, можно было определить её присутствие в этой комнате. Когда она насмеялась от души, вернула фотографии Историку, тот убежал в соседнюю комнату за очками, и уже оттуда доносилось: -И-И-хо-хо-хо! Когда фотографии попали в мои руки, я уже на них, смотреть не хотел, но эти два изверга заставили, сказали, что фотографии лучшее дополнение к моему рассказу, поначалу, если честно, оба считали, что я привераю. На первой фотографии я был перед посадкой в труболёт, важный, гордый, независимый, потом выползание с труболёта, зелёный, перепуганный, обделанный, потом в химчистке, голый среди мокрого белья, потом на базаре, обшарпанный, в коротеньких офицерских штанишках с разноцветными лампасами, потом в парикмахерской, голый, перед комплектом садо-мазо-проститутки, потом просто иду по улице, вызывая завистливые взгляды, встречных мужчин, потом выступаю на трибуне, с поднятой рукой, потом на центральной площади на постаменте. А рядом памятник, на отдельной увеличенной фотографии, и внизу надпись, красиво оформленная: -Столица государства «Ё» –город Джафра. Пока просматривали фотографии, принцесса чуть от смеха под стол не улетела. Одну мою фотографию она всё же спёрла, это когда я из страны «Ё» трубалётю, меня в кресле почти не видать, а вот медсёстры с пациенткой с открытыми ртами, хорошо получились. Фотографии явно не демиурговским ящиком сделаны, значит выход у этой разведки на поверхность был. Принцесса попросила, чтоб я её проводил, впереди меня шёл уже не ребёнок, а трёхсотлетний демиург, привыкший повелевать и не терпящий самовольства. Для неё эта организация, имеющая выход на поверхность, была откровением. Мы поговорили и решили, так…

***

На следующий день я в Военном Комиссариате дал согласие на сотрудничество, и подписал необходимые бумаги. Полковник намекнул, что в стране Эха, я могу носить какую угодно форму, но в других местах только гражданские костюмы. Сегодня время на меня исчерпано, мне было названо три адреса, даны ключи к жилью. Можете занимать любое,-и полковник подтолкнул меня к выходу. Завтра, в это же время, сказал гражданский, и я очутился на улице. Историк работал, Ширин видно была занята государственными делами. А не пройти ли мне прогуляться, -подумал я, и зеленьча связкой из трёх ключей отправился вглубь города, по узким хаотично построенным улицам, которые с высоты ковролёта, больше напоминали лабиринт. В стране Эха, второстепенные улочки были узкие, только две тележки и могло разойтись, а если ехала пожарка, то люди прилипали к стенам домов или запрыгивали на каменные, невысокие заборы. Дороги обычно мощены булыжником, очень чисты, каждый хозяин готов скрести свой участок дороги так, чтоб он выглядел лучше, чем у соседа. Сваты приходят смотреть не на невесту, а на дорогу,-говорили эховцы. И если на поверхности люди воевали с травой, то под землёй-с плесенью, и всё это кажущее нагромождение архитектурного стиля, называемое жильём, строилось с учётом хорошей вентиляции и пониженной влажности, из лёгкого пористого материалла. Издалека казалось, что дома лезут один на другой, имея общие площадки, скверики, облагороженные редкими посаженными деревьями и травой, обязательно присутствовало несколько лавочек и урн для мусора. Уборку в двориках делали раз в неделю, по очереди, мусор жители продавали по фиксированным тарифам столичному муниципалитету, для этого дела ездил государственный муниципальный приёмщик, на тракторе. Судя по тому, что этот приёмщик, частенько наведывается в кафе интендантов, то дела у него шли неплохо. На окнах, у многих, стояли цветы в горшках и домашние любимцы в клетках. Собаки и кошки не могли жить под землёй, люди держали ёжиков, хомяков, птиц…Я ещё плохо знал страну, бывалые люди рассказывали, что у некоторых высоко карточных есть, и крокодилы, и бегемоты. На перекрёстках стояли указатели, с названием ближайших улиц, везде сновали мальчишки, предлагающие газеты, дорожные карты, и карты отдельных районов города. Название улиц носили военные оттенки, но не всегда–улица Публичная, связана с библиотекой, бывшей гуманитарной Гимназией, улица Червячная–с первым литейным цехом, выпускающим измельчители, для пищевой промышленности, улица Трёх гвоздей, улица Пролетаек ковролётовских, улица Героев Болото очистителей…Центральная улица, на которой стояли все столпы власти, называлась улица Генералиссимовсая, с резиновым памятником последнему правителю страны. На этой же улице был, и военкомат, и музей Истории. На центральных улицах, кроме общественных туалетов, возле которых круглосуточно несся караул у туалетного знамени, были ещё ухотроны, специальные средства оповещения населения, они же средства связи и передатчики сигналов точного времени. Эти ухотроны очень похожи на разговорные камни Белой страны, только пользоваться ими можно было по службе и в интересах государства, а не для частных разговоров. Но тем не менее, все коммерческие вопросы можно было решить с помощью ухотрона, это приветствовалось государством, получающим процент с каждой сделки. Пока я нашёл первый адрес, прошло много времени. Это был отдельный дом, далеко находящийся от центра, имеющий три выхода, на разные, не связанные между собой улицы; потом я нашёл ещё пару туннелей, один из которых вел в кладовку подземного туалета на Улице Генералиссимуса, и имел отдельный выход, через кованную металлическую решётку. Очень удобно, за пару минут я был в центре, а случись что, меня бы никто не смог бы найти в этом городе. Жильё было служебным, специального назначения, я понимал, что в него не пригласишь никого, я даже не был уверен, что оно не прослушивается и не просматривается, фотографии научили меня осторожности. Посмотрев на карту города, два других дома были привязаны к ковролёту и труболёту, меня больше устроил первый вариант. Я не стал их обследовать (а зря!). На следующий день я отдал два ключа полковнику, он сделал пометку в своём толстом блокноте, краем глаза я увидел арабскую вязь. Полковник представил меня трём инструкторам, передав меня, как надоевший кусок сырой глины, в руки этих гончаров, от разведки. Опять учёба, тяжёлая учёба в разведцентре, в котором я был на казарменном положении, через каждые 15 дней, мне давали три дня отдыха, а потом опять эти бесконечные марш-броски, занятия физподготовкой, бойцовый спарринг, фехтование, бокс. Из меня делали наверно двуногого кентавра, но через полгода, я научился только дышать, как сказал один из инструкторов. Я не знаю, чем измеряли тот путь, что я пробежал за время нахождения на полигоне разведцентра, я не знал кто меня тренирует, но между собой инструктора разговаривали на непонятном мне языке, и так же легко переходили на подземный, отдавая приказы. Я был наслышан о приборе демиургов, меняющем цвет кожи, но натуральный, ещё не выветрившийся загар, никакому прибору повторить не под силу. Я встречал многокарточных, тёмных, как чёрные люди с Африканского континента, но они больше походили на очкатых обезьян Индии; след защиты глаз от вредного излучения, полностью выдавал их. Инструктора явно были с поверхности, они выдавливали из меня все соки, хуже труболёта. Я уже замучался ушивать свой костюм. И когда от меня остались кожа да кости, и это при усиленном натуральном питании, инструктора принялись за моё обучение. Кроме физ. подготовки, добавились специальные предметы. Меня учили прятаться на местности, преподавали разные способы маскировки с применением спецсредств, отдавая должное природной мимикрии. Экзаменов не было, результаты усвоения мною предмета проверялись на местности. Мне давалось первоначально двадцать минут на имитаторе местности, я прятался, потом заходил тренер с парализирующей булой…сам дьявол не знает, сколько я проклятий послал на головы моих мучителей, но они научили меня исчезать на глазах, что даже в пустыне под знойным солнцем я старался не отбрасывать тень, чтоб не выдать своего присутствия. Время уменьшалось, задание усложнялось, но наступил день, когда все три инструктора довольно закивали головами, одобряя результат своей работы; так же меня потом учили преследовать объект, следить и запоминать мельчайшие нюансы, это мог быть и клочок бумаги, кинутый в урну, и повернутый колпачок ручки, отсутствующая запонка…при этом физ. подготовку никто не отменял. Друзья знали, когда у меня перерывы, и ждали с нетерпением, только Ширин перестала выходить из архивной комнаты. Всё же музей был общественным зданием, посещаемым экскурсантами, и не только…и эти «не только», нашпиговали подслушивающих устройств во все дыры. Я за собой не раз замечал хвост, это тоже был элемент обучения: обнаружил хвост, при необходимости сбрось его. Инструктора предупреждали, приведёшь хвост в дом, ты ещё не мёртв, но проиграл. В дом я их не водил, инфраструктура города такова, что они терялись сами, без особых ухищрений. Мне даже интересно было, как они дорогу назад находили? Ширин злилась, ей надоело в шпионов играть, и нас она особо не хотела в своём царстве светить, она говорила, что демиурги интриганы, ещё те! Для неё Исторический музей Эха, был как отдушиной, своеобразной комнатой отдыха, все эти триста лет, от царских дел, а убегать ей тоже, от своей охраны приходится, правда, ей легче, из её спальни есть тайные хода во все страны и на поверхность, про которые никто не знает, их сделала Гусеница Г-66, а машина, она никогда, никому, ничего не скажет. А для этикета и механического двойника достаточно. Принцесса мне рассказывала, как она разговаривает с куклой, дитя есть дитя, за триста лет не наигралась ещё. Ширин соединила лифтовый вход с туалетным, придумав хитрые двери, в виде отодвигающейся стены, при звучании моего голоса, это был достойный удар для моих шпионов, ведь из дома я мог попасть в дворец демиургов, минуя общественный туалет. А мог из общественного туалета –прямо во дворец. Акая разница, я за непрерывную связь власти с верноподданным народом, тем более, что есть прямая логическая связь: Чем меньше людей пользуются туалетом, тем хуже живёт народ, и наоборот. Бедные шпионы, они начали собираться в стаи, и ждали меня во всех общедоступных местах города в любое время суток, а если им удалось меня зацепить, то ходили за мной паровозиком, фиксируя всё, что я покупаю в магазинах. С принцессой я разговаривал в пред лифтовой комнате, оборудованной антипрослушивателем, мы в основном пользовались звериным языком, с употреблением шумерских слов. Для обычного человека это звучит, как мурлыкание игривой, сытой пантеры, я уверен, что даже на поверхности ещё не придумали прибор, расшифровывающий звериный язык. Историк был сильно занят, я иногда отрывал его от книг и водил в кафе, за Фикус. Иначе он бы ноги протянул, он, когда работал забывал обо всём.

***

После трёх выходных, я бодрый, после утренней пробежки, появился на шпионском полигоне. Меня ждали два новых инструктора. Один был с жёлтой кожей, по-нашему не разговаривал почти, но знал немного русский язык. Я о таких людях ещё у себя на родине, в городе Урук слышал, что живут они в океане, и их богиня Иштар красит в жёлтый цвет, отмечая, как людей Нуска, чтобы потом не перепутать. Если Носка разозлить, он всех чёрными сделает, как в Африке. Старики рассказывали, что раньше, там жил белый народ, и стал он богов просить, чтоб сделали они их разноцветными, и чтоб любили они друг друга, независимо от пола. Нуска разозлился, видишь, что получилось. Этот инструктор учил меня убивать, побеждать без оружия, делать жертву недвижимой на несколько часов. Он учил, как чужую силу, применить для своей пользы, учил точкам на теле, точки смерти пересекались с точками жизни. Я думал, что никогда этого не запомню, только метод обучения был строг, в меня вдалбливали так, что разбуди среди ночи, я рассказал бы без запинки все 600основных точек на теле человека, не ошибусь ни на йоту, в их расположении. Метод испытания остался стар, в большой железной клетке, привезли обезумевшего борца с поверхности, он разрывал руками своих противников и съедал сырую печень поверженных, освободили его от наручников и вкинули меня, забыв посолить. Сам бы я к этой глыбе не подошел. Я испугался, сначала боялся, что он приблизится ко мне, он гонял меня по клетке, как белку в колесе, потом я боялся, чтоб он меня не схватил, и лишь потом я вспомнил про уроки солнечного человека. Нажал на две точки, в районе шеи монстра, и он закаменел, только круглые зрачки свирепых глаз, налитых кровью, бешено провожали мой путь. Зрители за клеткой, опустив большие пальцы вниз, требовали смерти безумца. Я знал, что не выполнив волю инструкторов, я приговорю борца, к более мучительной смерти, и я его отпустил к Гору, в долину вечных снов. Второй, обучал меня гипнозу, боевой йоге, воздействию на противника, на расстоянии, не применяя силы, подчинять себе чужую волю, и делать человека, послушным орудием в твоих руках. Он наверно больше был египтянином, разговаривал на подземом без акцента, он говорил о таких вещах, которые я не был готов понять. Его предмет был самым трудным для меня, многое не получалось. Образовалась какая то внутренняя граница, которую я так и не смог перейти. Перейдя через эту грань, я оставлял за чертой всё святое, свои мечты, веру в богов, самого себя, я сам становился богом, только меня бы наполнила энергия смерти, энергия разрушения. Сердцем я не принял его науку, он это понял. Он понял, что я отказываюсь, не хочу заниматься его предметом. Поэтому он пошел более жёстким путём, чем предыдущие инструктора, он ударил по самому больному, что у меня было.

В стране «Ё» никак не хотели останавливаться, реформы шли тяжело, из-за политической нестабильности упало производство металла, в стране началась безработица, инфляция, повсюду появились религиозные шарлатаны, подстрекатели, организованный криминалитет, стал ещё организованней, совсем задавили частных предпринимателей, протянули лапы к государственным предприятиям, требуя за инвестиции, не менее 50% акций. Правительство делало всё, что могло, где обещаниями, где денежными вливаниями, пыталось разрулить создавшуюся обстановку. И дело бы сдвинулось с мёртвой точки, если бы не проснулось старое зло, ставшее новой силой в этом нестойком мире, покачнувшей стрелку весов в пользу Хаоса. Выгнанные из Белой страны храмовики, адепты Великой Гусеницы, отошли от постигшего их удара. Большая часть их собралась в стране «Ё», они успели скупить более 30% акций приютившего их государства, их не устраивала доля простых акционеров, они рвались к власти, к бесконтрольной сытой власти. Но кризис ударил и по их капиталам, один за одним стали банкротиться заводы с долевым участием храмовиков. Привыкшие ничего не делать, с удовольствием этим будут заниматься и в дальнейшем. Именно в этот период и возникло новое религиозное течение-Свидетели четвёртого истоптанного сапога Великой Гусеницы, суть которого заключалось в божественной фразе: -Кто не работает, тот не ест! Особое распространение новая религия получила в рабочих районах. В стране Эха, она получила поддержку среди женщин, считавшим, что воюющие мужики-это бездари и лодыри, а государство держится на рабочих руках женщин. Солдаты взбунтовались против генералов, пошли вспышки неповиновения, женщины отказывали своим мужьям, мужья отказывались воевать. В Истории страны Эха, это назвали Бабским бунтом, который был подавлен жесточайшим образом: Бунтующих баб отправили на соляные шахты Белой страны, их сами бело странцы лупили, только за одно упоминание Великой Гусеницы, детей –в лагеря страны «Ё», а мужиков-бунтовщиков, понизили в звании и лишили наград. В стране «Ё» всё обстояло гораздо серьёзней, рабочие забастовали, требуя построить Храм Свидетелей четвёртого истоптанного сапога Великой Гусеницы, предприятия стояли, правительство молчало, пока не ввели войска со страны Эха, и часть солдат не стала к станкам, прошли первые аресты храмовиков. Священники приняли бой, рождённые в чужой стране, они так и не приняли законов страны «Ё», им была безразлична судьба народа, которого они готовили в рабы. На карту была поставлена власть, либо всё, либо ничего. Они решили город оставить без ветра. Главным виновником сделать дающего ветер, для религиозных технологий, это раз плюнуть. У храмовиков появился лидер Апоп, он и возглавил поход против легких города. Тысячи фанатиков шли к морю, читали молебны, проклинали воздух и его слуг, тонули в воде, подталкиваемые сзади такими же верующими. Самые умные, сели в лодки и добрались скал. Воздушный генератор работал. Храмовики переправили десятки тысяч поддерживающих их рабочих и те ломами, кувалдами стали крушить скалы, подбадривая себя криками: -Кто не работает, тот не ест! Кто не работает, тот не ест! Как только до меня дошли эти вести, я плюнул на все дела-Аника в опасности! И через пол часа уже бежал к тайному туннелю к скалам воздуховерта. Рабочие добрались до механизмов воздушного турбогенератора, и из-под обломков достали тело Аники, на моих глазах Апоп разбил ломом её голову, между нами был пролив и скала. Я кричал: -Не-е-ет! А он подхватил тело, ему помогало двое фанатов и стал распинать мертвую Анику на скале, подобно греческому богу, вбивая в её руки и ноги гвозди, полуметровые закалённые стальные гвозди. Я не помню, как собрал ненависть в один кулак, как в моей руке возникла энергия огня, но я сжег, раздавил и смешал с водой Апопа и его приспешников, лодки на которых прибыли варвары, я превратил в щепу, самих же утопил в море. Я шел по воздуху к своей любимой, между нами был всего один поцелуй, длинной в целую жизнь.

Вдруг всё пропало, я очутился на полигоне, пахло горелым, полигон было не узнать, из окопа вылезали мои инструктора, кому -то из них понадобились носилки. Желтокожий лупил Египтянина, один из тренеров, что поцелее, их растягивал. Двоих увезла скорая помощь. Я спросил: -А, где Аника? Желтый успокоился, подошел и говорит по-русски: -Ты у этого придурка спроси. И кивает на египтянина, из носа которого не переставала литься кровь. Я ничего не понял, вдруг земля затряслась, все три инструктора повалились на колени и в один голос -Не надо! Больше не надо! Я стоял, а они лежали, обнимая мои ноги. Один из них плакал, говорил, что у него жена и дети.

На следующий день я бодрый и полный сил подбегал к полигону, я абсолютно не помнил вчерашний день. На полигоне был инструктор по йоге и полковник, больше никого, они между собой разговаривали, видимо про меня, я только услышал конец разговора…если он такое вытворил под гипнозом, то в реальных обстоятельствах я бы не рискнул с ним сталкиваться. Но слава богу, это не про меня, я боялся, что инструктор нажалуется, что я не корректно отношусь к его занятиям, но я не виноват, что у меня не получается, только предметы иногда передвинуть получается, и то небольшие. Я шутя постарался передвинуть вышку, на которой стоял полковник с учителем, она шутя и передвинулась, полковник упал и сломал руку. Честное слово, это не я, не знаю, как так вышло. Полковник потом укорял, все инструктора разорвали контракт, сколько недоученных людей осталось, я уговаривал инструктора ещё десять занятий с тобой провести, а тут ты вздумал вышки двигать. На этом моя подготовка закончилась, единственно, что египтянин сказал перед отъездом, чтобы я тренировался постоянно, чтобы дар не пропал. Пока полковник был прикован к госпиталю, у меня образовался небольшой отпуск. Я уехал в страну «Ё».

Глава 9.

Труболёт больше надо мной не издевался. Я был одет по гражданке, но по проще, чтоб не бросаться сильно в глаза. Дорта я нашёл в больнице, он лежал с воспалением лёгких. Профессиональную болезнь лечил профсоюз, я оставил ему много денег и то, что он никогда не ел-Три огромных апельсина (для Аники я целую сетку привёз, и ещё кое что.) Дорт сказал, что такое чудо есть нельзя, его только нюхать надо. Теперь я точно на поправку пойду. Я попрощался с земляком и помчался знакомой тропой, оглядываясь по сторонам. Я изо всех сил надеялся, что глаза и уши в моей тайной организации были только в городе, и что я не приведу хвост в дом Аники. Я промчался через туннель, пробежал тропинку в скалах. Дома Аники не было. Наверно на участке, подумал я, прождал день, генератор то включался, то выключался, менялось направление ветряных струй, менялись потоки. Аники не было три дня. Я её так и не дождался. Вернулся домой с апельсинами, расстроенный. Что -то перекусил, не помню, и заснул. Снов не видел, я после полигона спал, как убитый. Утром пошёл к принцессе жаловаться, апельсины то она мне дала, что не дошел её подарок по назначению. Ширин нашла для меня пару минут времени, заулыбалась. Аника защитила магистратскую, теперь на скалах, в стране «Ё» -автоматика, по её проекту, а она пошла на повышение, только не спрашивай где и над чем она работает, это секрет. Я вздохнул, жива и то ладно. Теперь оба друга заняты, полковник в больнице. Завтра закажу себе новый костюм, и полечу в Белую страну, на море. Меня почему– то всегда тянуло на то место, где я впервые столкнулся с подземным миром, который стал моей новой Родиной, которую я полюбил, несмотря на её несовершенство. На костюм ушло три дня его опять пришлось шить в стране «Ё», я заскочил в комиссариат, предупредил, что буду в отъезде, находиться в доме Астронома, дежурный офицер подсчитал, когда мне прибыть, для получения спец пайка и продуктовых карточек. Подсчитав количество карточек, он присвистнул, я относился к категории высоко оплаченных военных, кроме того, ежемесячная доплата за орден, за секретность и другое. Это «и другое» было весомой добавкой к основной зарплате. За один месяц я мог купить себе дом с мебелью и садом, но пока он мне был не нужен. На Ковролетной улице меня никто не встречал, светились рекламы магазинов, через витрины были видны малочисленные покупатели, город готовился к какому -то празднику, на площади вылёживали трибуну, из специального небьющегося кирпича, у Археолога было много гостей, оказывается у него день рождения, юбилей, а я без подарка, только сетка апельсинов и растаявшее мороженное в специальном термосе, который я даже не открывал. Гости косились на незнакомца, юбиляр отсутствовал, не квартира-проходной двор. Правда и ценного у нас ничего не было, но всё равно, неприятно чувствовать себя среди массы незнакомых людей, в доме, котором когда-то считал своим, хотя он всегда принадлежал Астроному. Я нашёл место, сел в уголке, за Фикусом, как говорит Историк и стал наблюдать за гостями. Зашёл Астроном, красиво одетый, в смокинге с бабочкой, все встали приветствовать его лёгкими овациями, стали хлопать бутылки с шипучим хмелящим вином, активисты разносили его по залу, обходя меня, я не привлекая внимания взял его прямо со стола, бутылку вместе с бокалом, применив метод египтянина. Юбиляр сказал тост, я чуть не проглотил бокал. Он рассказывал за своего друга, погибшего в станете», который сражался за судьбу угнетённого народа, и был зверски замучен узурпаторами, был на его могиле и возложил цветы. И Астроном заплакал, я уже хорошо успел выпить, и меня тоже пробило на слезу. Я с неполной бутылкой шипучего, прорвался к юбиляру, чтоб выразить сочувствие, по поводу невосполнимой утраты, он плакал на моей груди, допивая шипучку из моих рук. Гости молча поглядывали на стол. Он утёр слёзы скомканной бабочкой, и впервые посмотрел на меня…через секунду не стало ни его, не гостей, он бежал и орал: -Мёртвые в зале, в сапоге Гусеницы. На столе осталось много шампанского…а вы знаете, шипучка, если закусывать апельсинами, вообще то ничего, и мороженное не раста…Проснулся я связанный, в городской тюрьме. Связали хорошо, но зря что ли меня учили, к судье мне не хотелось, я не помню, что вчера натворил, мне очень хотелось в туалет, видимо шипучка сильно в голову дала, но ещё больше ударила в мочевой пузырь, когда уж сильно прижало, я методом учителя йоги, забрал ключи у спящего охранника, сказал же мне учитель, что тренироваться надо, вот я и тренируюсь. Но то, что пристёгнутые ключи вырвал с мясом от кителя, это мелочи, главное жандарм не проснулся. Память ещё помнила, где находится туалет в тюрьме Белой стены. Охранник на выходе почему-то не спал, я постарался его загипнотизировать. Ура! Получилось, потом уважаемый открыл дверь, я вышел, охранник, как швейцар закрыл за мной дверь. Начали тухнуть ночные фонари, значит скоро утро. Голова трещала, а ноги несли к ближайшему магазину. Самое паскудное дело, приходить раньше продавцов. Мальчишки газетчики просыпаются ещё раньше, чем кто-либо, я взял городскую газету, расплатившись продуктовыми карточками. Мальчишка долго рассматривал непривычную валюту, хмыкнул, но ничего не сказал и побежал дальше, горланя газетную ахинею– «Город мертвецов. Гусеница возвращается. Юбилейное сумасшествие. Летающие гробы. «Мне эту чушь даже читать расхотелось, тем более в голове, как в барабане, не думал, что от шипучки так пробирает. В магазине, что я хотел, мне не продали, дали только воды напиться бесплатно и заставили поменять деньги. Опять на Ковролётную.В пункте обмена вопросов не возникло, только карточки поменяли на кристаллы, десять к одному. У меня сразу карточек поубавилось. Правда на один кристалл я много чего накупить мог, мне даже сдачу мелкими кристаллами дали. Дом Астронома был закрыт, соседка сказала, что его скорая забрала, до белочки допился, бедолага. Всю жизнь странным был, а как друга Спасателя потерял, то день и ночь пьет. Я остолбенел: -Кого потерял? -Да, Фрейда какого-то, отмахнулась старушка. -Может быть Джафара, -спросил я -Вот, вот, Джафара,-поправилась она. Я уже подходил к больнице, в дверях столкнулся с Астрономом. Тот закрыл глаза: -Опять мерещится. Сгинь нечистая. Меня прорвало! Друг совсем сбрендил, я к нему в гости приехал, а он чудит, в тюрьму меня сдал, а сам в психушку. Астроном открыл один глаз: -Докажи, что это ты. Так, это не я держу тебя обеими руками. Ну хорошо, мало вам с Историком дали на острове Святой Гусеницы, что ты и сейчас готов чудить. Астроном открыл второй глаз и буквально повис на мне: -Спасатель! Ура! Живой! А я все деньги пропил, поминая тебя. Мне же фотографии показывали, памятник в центре Джафры, могила, камера, узурпаторы. Ура! Живой! Когда пришли домой, доели то, что было на столах. Друг погрустнел: -Не знаю, чем я тебя буду завтра угощать, даже самого маленького кристаллика нет. Зато у меня есть, и я показал ему кристаллы, что поменял на половину, имевшихся у меня карточек. При пересчёте, кристаллов оказалось сорок штук, от одного только мелочь осталась. Астроном посмотрел на меня с опаской, ты случайно не ограбил кого? Я показал оставшиеся карточки. Он отодвинул пять кристаллов, вот эту сумму я получаю ежемесячно, за лекции в планетарии, а здесь больше моей полугодичной зарплаты. Я сослался на то, что ещё не очень знаком с курсом валют, но всё что моё-это твоё, ты меня инструктируй насчёт местных денег, а то я хочу на Родину смотаться. Астроном знал, что я Родиной называл Остров Святой Гусеницы. Мы ложились спать, а он всё бурчал, что в стране Эха, даже мертвецам нормально платят.

На остров я добрался на катере, ковролёт конечно дешевле бы обошёлся, да и быстрее, но мне спешить было некуда, хотелось насладиться морем, надышаться его насыщенным йодом воздухом. Нос катера, как нож, разрезал морские волны, откидывая белые буруны воды в стороны, стайки серебристых рыбок в глубине, переливались разными оттенками, под ярким светом дневных ламп. И вдруг чёрная спина мелькнула по ходу судна, и десятки пружинистых свечей появились над морем, я вспоминал, как их зовут. Капитан пришёл на помощь: -Дельфины! Вам повезло увидеть дельфинов. Их, только месяц назад, завезли к нам, дельфины! Поверхность всё больше и больше напоминала о себе, вызывая у меня ностальгию. От грустных мыслей меня отвлёк появляющийся остров, который из маленького грязного пятнышка, всё больше и больше превращался в красивого исполина, ухоженного своими жителями. Появилось больше деревьев, покатые берега засажены травой, причал выложен гранитом, разных оттенков. Как давно я здесь не был!?Я шёл по дороге к храму, вдоль которой возвышались потушенные фонари. Мне предстояло здесь провести несколько ночей, я представил, как красиво выглядит ночная набережная. На пол пути к храму, я наткнулся на статую водоноса, как будто, кто скопировал Свистульку, в самый неподходящий момент: на одном ботинке был развязан шнурок, возле ног валялся один порванный мешок, пальцем он зажимал дыру во втором, но из него всё равно шла вода, которую он ловил ладонью другой руки. Но ещё точнее художник подловил выражение лица водоноса. Меня всегда в Свистульке поражала реакция, на нелепость происходящего по его вине. Он выглядел таким глупым, но таким невинным, и какая разница, что он сделал, разбил ли стакан, или сломал стул. Под скульптурой была надпись: -……, разбудивший бога. Надпись так и начиналась семью точками, значит это был не Свистулька, так бы было десять точек. А вода из источника вкусная, холодная. Дальше, у входа в храм, была скульптура Великой Гусеницы, сделанная в полную величину, из белого камня, Богиня улыбалась, показывая всем медный трафарет, с надписью: -Г-66 Исполнительный орган демиургов. Служащий музея-храма, он же администратор гостиницы, выдал мне ключ от номера, сказал, что пока не много отдыхающих, ресторан закрыт на ремонт, принимаются заказы только в номер, на удобное для вас время. Меня это вполне устроило. Людей на острове почти не было. Обслуживающий персонал не высовывался из храмо-гостиничного комплекса, директор был в отпуске. Остров и в прошлые годы, был не многолюдным, но такого запустения я не ожидал увидеть. Реклама не помогала. Мне было обидно, хороший туристический комплекс, но что– то не клеилось. Мне уже надоело купаться в одиночку, я ходил обследовал остров, раньше у меня просто не получалось полазить по его скалам. Забредал даже в такие места, где человеком не пахло, находил небольшие пещеры, гроты, одичавших демиургов, которые охотились вместе с летучими мышами на пещерных кровососов. В одной из пещер я услышал крик помощи, заглушенный лабиринтным эхом, это тот случай, когда звучит уже пятое слово, а эхо мешает, всё повторяя, предыдущие слова. Получается каламбур, и только по интонации, можно догадаться, что, кто– то в беде. Голос принадлежал мужчине, я отозвался. Крик в пещере усилился. Целый час я ходил, в поисках потерпевшего, эхо сбивало с толку, и когда уже отчаялся и собрался за помощью к гостиничным храмовикам, я наткнулся на заваленного человека. Одна волосатая голова была видна из– под камней, у него везде росли волосы, даже на щеках. Он чем– то походил на дикого человека, но звал на помощь не по-звериному. Как только голова меня увидела, то сразу перестала кричать. Я начал откидывать камни, хорошо хоть они были не очень большие, через некоторое время, появилось туловище, такое же волосатое. Человек был абсолютно голый. Я спросил его: -Ты кто? Он назвался директором острова, имя у него было не наше, не бело странное, я его не запомнил. -Ты же в отпуске! Он не стал отвечать на мою реплику, а пытался высвободить левую ногу. Повреждений вроде не было, так, несколько царапин. Он попросил воды. Я поделился своей флягой, в которой вода была пополам с вином. Бедолага, видимо давно не пил, опустошил флягу, даже не почувствовав вина. Он присел на соседний камень, можно было поговорить. –А, я тебя узнал-, начал волосатик,-ты в наш паноптикум заходил. Хоть убей паноптикум помню, да, заходил раз…ты это, не неандертальцем там подрабатывал? Он рассмеялся моему сравнению, оказывается это тот самый дизайнер, что вышвырнул меня из здания, в беседку, к пьяному директору. Я его вспомнил, мне он ещё тогда, очень волосатым показался. Он оказывается по пещерам целую неделю лазит, а одежду постирал, вывесил сушиться на скалы, а её ветром в море унесло. Здесь на острове безлюдно, поэтому, не обращая внимания на свой непрезентабельный вид, он продолжил работу, но сегодня утром он провалился в щель и случился обвал. Он спросил, как меня зовут. Я ответил: -Спасатель. Он снова зарядил тираду, что впервые встречает человека, чьё имя соответствует делам, отдал должное моим родителям, что назвали меня так, и моему воспитанию. Я убедился, что он точно не с Белой страны. Спросил, откуда он. Волосатик замялся, но врать ему не хотелось. Издалека,-буркнул он. А мне не хотелось вытягивать из него информацию с помочью гипноза: -Ну, и? Он опять попытался вильнуть, мол ты не поверишь, но город назвал – Дели. -Так ты из Индии, что ли? Он закашлялся, не ожидал, что я знаю о поверхности, перешёл на английский, но я честно признался, что не знаю этого языка. Он спросил, а какие знаешь, я назвал шумерский, немного древнеегипетский, русский, подземный и звериный. Бедный волосатик сник: -Да ты полиглот, а я кроме английского и подземного, ни одного языка не знаю. Я опять задал вопрос про отпуск, и что он здесь вообще делает? Директор острова постарался принять официальный вид, правда от этого стал выглядеть нелепее Свистульки, церемониал не удался, голый мужик, даже волосатый, при любых регалиях-остается голым мужиком. Поэтому он ответил честно, жизнь заставила. Не едут туристы на остров, с Белой страны-не заманишь, их несколько тысячелетий храмовики надували, а с других стран до острова не добираются. Вот тебя, что сюда принесло? Я не ожидал этого вопроса, пришлось рассказать, что остров-моя вторая Родина, что своё имя я здесь получил, и что люблю я этот остров и мне обидно, что людей на нём нет. Волосатик продолжил, вот думал я, думал, как людей завлечь, и придумал. Место ищу под лагерь специальный, и для взрослых, и для детей, чтоб пляж был. Ты, когда– ни будь, был в аквапарке? Специальные спуски, качели, карусели, комнаты смеха, лабиринты страха. Вот что я хочу, чтоб здесь было. И чтоб был местный колорит, фольклор подземных стран был отображён. Уже пару оригинальных скульптур поставили. Мне понравилась его идея, он упросил меня рассказать про что-нибудь необычное, что встретилось мне в жизни. Я рассказал про диких демиургов в соседних пещерах, это может стать началом подземного зоопарка, рассказал о дельфинах, которых встретил около острова, рассказал о говорящих унитазах в одной из казарм страны Эха. Пообещал, если что вспомню, обязательно расскажу. Он ещё попросил, что если что попадётся эксклюзивное, то чтоб не забывал о Родине. Мы добрались до храма, не встретив никого, по этому острову только голяком и разгуливать. Перед прощанием, я подарил Волосатику десять кристаллов и 50карточек, это был мой взнос в его проект. К сожалению, я уже наотдыхался, я почувствовал, что мне нужно возвращаться в страну Эха. Я решил вернуться ковролётом, Волосатик проводил меня, долго благодарил за спасение, за деньги, но больше всего за поддержку. Я переночевал у Астронома, рассказал про остров, про директора, про его планы-превратить бывшую цитадель Великой Гусеницы в туристический развлекательный центр. Астроном