Текст книги "Прийти в себя. Вторая жизнь сержанта Зверева. Книга четвертая. Пионеры против пенсионеров"

– Ладно, экстрасенс, хватит, мне все понятно. Пока ваши коллеги не очухались – наверняка же тут камеры стоят…

– Нет, камеры не в кабинете, а в соседней комнате…

– …Неважно. Короче, мы выходим, как друзья и соратники, садимся и валим. Только так ты получаешь ответы на свои вопросы. В противном случае вы получаете мое тело. Кстати, и твое тоже неживое. Оно тебе надо?

– Вы правы, не надо обострять. Поедемте.

Макс отпустил захват, но предупредил.

– Слушай меня, доктор психологии, мне хватит 5 секунд, чтобы свернуть тебе шею или воткнуть палец в твой глаз. Поверь мне, это очень больно.

– Я Вам верю, господин Зверев, я знаю, на что Вы способны.

– Типа, я – зверь? – улыбнулся Макс.

– Нет, мы осведомлены об уровне Вашей физической и боевой подготовке. Мы знаем, что ваша группа натаскивала всех боевиков КГБ и ГРУ в Советском Союзе.

Макс про себя присвистнул. О как! Выходит, они там в прошлом развернулись вовсю? Надо будет отметить в памяти…

Они вышли из кабинета, и доктор кивнул двум конвоирам в камуфляже:

– Мы должны проследовать на объект «А». Пусть подадут автомобиль.

В этот момент в кармане экстрасенса пискнул мобильный. Американец вопросительно посмотрел на Макса. Тот еле заметно кивнул. Экстрасенс достал свой телефон и откинул крышку, приложив его к уху.

– Нет, все нормально, едем на объект. Да, охрана не нужна, мы с господином Зверевым пришли к соглашению. Да, две минуты.

Доктор отключился, положил телефон в карман. Но Макс протянул ему ладонь и тот, немного поколебавшись, отдал ему свою «трубу». При выходи Зверев достал из телефона аккумулятор, и выбросил его и сам телефон в урну, стоявшую у входа. Перед крыльцом здания уже стоял автомобиль – неприметный «Рено», пыльный и какой-то помятый. Идеальная машина для того, чтобы затеряться в городе.

«Правда, в город мы не поедем», –подумал про себя Максим.

– Автомобиль водите, доктор? – спросил он своего невольного спутника-заложника.

– Вы хотите посадить меня за руль? ¬

Макс снова развеселился.

– Слушай, американец, а ты часом не из наших краев будешь? Сдается мне, ты таки из Одессы, уж больно быстро согласился и часто вопросом на вопрос отвечаешь?

– Да, мои родители эмигрировали из СССР еще в 1973 году. Я тогда был студентом в университете. Перспективным, кстати. Мне повезло попасть после университета, который я закончил уже в Америке, в Пентагон. Ну а дальше понятно…

– Ну, вот, я не экстрасенс, а все вижу… – Макс засмеялся, но осекся под внимательным взглядом неожиданного соотечественника.

– Вы так думаете, что вы – не экстрасенс? ¬Или знаете? – доктор смотрел на него очень серьезно.

Зверь промолчал и кивнул на место водителя. Экстрасенс так же молча сел за руль, а Макс уселся на заднее сиденье сразу за местом водителя. «Реношка» заурчала и автомобиль плавно покатил на выезд с территории, на которой находилось здание. Кстати, выезд загораживал шлагбаум, у которого дежурили двое бойцов в камуфляже, но с нашивками ВСУ. Экстрасен махнул каким-то пропуском и шлагбаум подняли.

– Кстати, земляк, мы ведь все еще во Львове? ¬ Спросил Максим.

– Да, не было смысла Вас куда-то вывозить, да и времени – тоже…

– Тогда давай так – вези меня куда-то, где есть польские части. Но вначале, как я и обещал, поговорим. Давай на Замковую гору, там спокойно сейчас, есть места, где можно пообщаться. Там бои не идут, шальной снаряд не залетит… Бля, поверить не могу, что здесь, во Львове идет война…

Водитель быстро глянул на Макса.

– А что, в ВАШЕМ мире не так?

– Ты, земеля, я смотрю, больно шустрый. Я тебе еще ничего не сказал, а ты уже версии сделал догмой. В моем мире? А с чего ты решил, что я – из другого мира?

Собеседник Макса смутился.

– Я не решил, это, скорее, мой дар предвидения. Он проявился поздно и многие вещи я воспринимаю интуитивно, еще не умею как следует, ими пользоваться. Вот я просто знаю… точнее, чувствую, что вы и ваши друзья – не отсюда. Я сейчас, когда с Вами, господин Зверев, пообщался, точно знаю – Вы из другого времени.

Максим задумался. Если уж американцы еще в 1973 году эту свою программу начали, то наверняка, когда все «попаданцы» прибыли в СССР, за три года чего-то достигли. А раз уж за ними следили, то…

– Кстати, коллега, а у вас там в Штатах ничего подобного не было? Ну, таких вот, как я, например, странных людей?

Экстрасенс чуть было не всплеснул руками, но, вовремя вспомнив, что он ими держит руль машины, ограничился только восклицанием:

– Да как не было? Еще как было! Как раз через три года после открытия программы «Звёздные Врата» у нас…

Что произошло в 1976 году в США, Максиму узнать было не суждено. Потому что прогремел взрыв и старенький «Рено» прыгнул вперед и вправо, как будто ему внезапно какой-то великан дал пинок под зад. Автомобиль вылетел на обочину и врезался в какое-то подобие воздушного шара. Поэтому от удара никто не пострадал.

К автомобилю подскочили какие-то фигуры в камуфляжных костюмах и масках, увешанные оружием.

– Полковник Зверев, срочная эвакуация. Ситуация А, – быстро произнес один из бойцов, помогая Максиму выбраться из автомобиля.

«Ухтышка, из сержанта – сразу в полковники. Неплохая карьера», – машинально отметил Зверь.

Точно так же вызволили из авто и американца. Акция была проведена блестяще – ёж на дороге, надувной понтон в месте аварии, быстрая эвакуация…

И всё же на этом плюсы закончились. Как только экстрасенс вылез из автомобиля и отошел от него метров на пять, произошел взрыв. Все, кто не успел отойти от «реношки» на большое расстояние, были сметены взрывной волной, а некоторые получили ранения частями взорванного автомобиля. В том числе, и сам Максим…

Таджикистан, Хатлонская область, Кулябский район, 175 км к юго-востоку от города Душанбе, год 1984, 4 мая

…Все это моментально пронеслось в его голове, которую он сейчас вжал в камни, по которым щелкали пули.

«Называется, попал из огня да в полымя. Там взорвали, здесь сейчас пристрелят. На хрен мне такие путешествия и такое вот будущее?» – Макс просто внутри кипел от злости.

Называется, бля, путешественник во времени – то по голове лупят, то взорвать норовят. И всё ещё непонятно, куда снова выбросило? В какой год? В какую страну? Судя по форме, больше похоже на Россию. Но у солдата на каске была звезда! Значит, таки СССР?

Но думать было некогда, надо было воевать. Макс схватил свой АК и стал разглядывать склон. Как раз вовремя – пока бойцы роты, сопровождавшей колону, вели огонь по противнику, засевшему впереди-вверху, сзади к колонне подкрадывалась группа, которая спустилась по склону далеко позади колоны. И теперь скрытно собиралась напасть.

«Блин, где комроты, почему не организовал оборону? Почему зад оголил, вашу мать?!» – Макс моментально развернулся и переведя на цевье крестик прицельной планки на отметку «100», открыл огонь. Незнакомая модификация Калашникова удивила – отдача была мягкой, автомат был гораздо легче дубового АК-7,62, а главное – автоматическая очередь была только по три выстрела. То есть, в оружие был заложен ударно-спусковой механизм, позволяющий вести огонь с отсечкой очереди по 3 выстрела.

«Очень экономно, неумеха ведь с перепугу выпустит весь рожек и останется без патронов», – отметил про себя Макс.

Но анализировать незнакомый автомат было некогда – эти самые «душманы», поняв, что раскрыты, залегли и моментально ощерились огнём. Вокруг Максима снова зацокали пули. Надо было что-то предпринимать, если сейчас жахнут из подствольника или из «Мухи» зарядят – мало не покажется.

В этот момент за спиной снова раздался знакомый голос:

– О, сержант, ожил? Молоток, жопу нам прикрыл. Эти душманы всегда найдут, как в задницу нам жахнуть. Вот гниды, всегда сзади бьют. Счас мы их причешем! Вон, «Шилка» разворачивается.

Конопатый воин толкнул Макса в плечо и отполз в сторону. Зверь успел заметить, что у него на погонах были звездочки – этот мальчик был лейтенантом! Зверь совсем забыл, что его пятьдесят с хвостиком остались там, в его прошлом будущем, а здесь он снова, видимо, юный новобранец. Хотя, раз сержант, т о уже не новобранец, а, как минимум, закончил «учебку». Ну, по крайней мере, боевой опыт у него есть. Повоюем!

Однако воевать Максиму Звереву так и не пришлось – открыла огонь зенитная установка, развернувшись в тыл колонны. И набегавшая группа душманов была буквально сметена со скал. Потом «Шилка» перенесла огонь на вершину гряды. К ней присоединился, наконец, вертолет и очень скоро они вдвоем причесали всю левую сторону ущелья так старательно, что выжить там мог разве что какой-нибудь душманский Терминатор.

«Кстати, интересно, а здесь уже этот фильм сняли? Со Шварценеггером? Какой сейчас, блин, год? Первого «Терминатора» выпустили в 84-м» – подумал Максим, вставая с камней и осторожно осматриваясь. Еще звучали одинокие выстрелы, но, судя по всему, атака душманов на колонну была отбита, горевшие и подбитые автомобили и БПМ столкнули с дороги и сейчас во главе колонны пустили танк.

– Молодец, сержант! – внезапно хлопнул его по плечу все тот же конопатый летёха. – Я тебя первый раз на боевые взял, чтобы посмотреть – какие вы там, из учебки, что могёте? А когда тебя взрывом скинуло с БМП-эхи, думал, что тебе хана. Первый боевой выход и сразу амбец! Гляжу – ни хрена, шевелится. Потом автомат сразу цапнул и к себе. Эге, думаю, толк будет. Как башка? Отошла?

Максим посмотрел на молодого, но уже, видимо, опытного лейтенанта. И понял, что на самом деле этому пацану всего-то лет двадцать пять максимум. А то и меньше. И он только на лицо молодой – глаза у него как бы не старше его вдвое. Зато с ним, с Максимом, совсем иная история – на вид ему, наверное, сейчас лет 18-19. Поэтому и показался ему этот офицер молокососом,

– Отошёл, товарищ лейтенант, немного. Только не помню ничего. Совсем.

– Ох ты ж, ёшкин кот! Как ничего? Ты помнишь, кто ты? Где ты? Ты ж стрелял не по нам, а по этим козлам таджикским! – лейтенант аж хлопнул себя по ляжкам. Подошли и другие бойцы.

– Глядите, славяне, наш новенький сержант ни хрена не помнит. Как по голове долбануло, так память потерял. Амнезия, бл…!

– А чё, ротный, может быть! Я в деревне, бывалочи, как нажрусь хорошенко, так утром просыпаюсь – и ни хрена не помню! Такая амнезия, что пока сто грамм не потяну или рассолу – ваще не помню ни где был, ни с кем был. А еще, бывает, как с бабой в постели очутюсь – не помню, когда и кто она? – забасил здоровенный ефрейтор с РПГ под мышкой. Гранатомет в лапище у этого потомка Гаргантюа напоминал детскую игрушку.

– Так, Дюжник, харэ базарить. Кстати, в расположение придем, замечу, что бухнул – отмудохаю так, что ссать кровью будешь, понял? Все целы? Раненные есть?

– Не, пронесло, пара ушибленных и вот, наш Зверь новенький – эта… укушенный! – заржал ефрейтор, пропустив мимо ушей реплику ротного про бухло и наказание.

– Это ты, бл…, у нас укушенный! А сержант, хоть по голове и получил, зато автомат не выпустил и по душманам, которые с тыла подобрались, огонь открыл. Ты вспомни, как ты в первом бою за БМП-эху тискался, да все жопу прикрыть не мог – из-за кормы вылезала! – ротный улыбнулся.

Все вокруг заржали, и сам ефрейтор – вместе со всеми.

– Рота, по машинам! – подал команду лейтенант и все стали запрыгивать на БМП. Колонна продолжила свое движение…

…Вечером, уже помывшись и поужинав, Макс по настоянию своего ротного все-таки зашел в медсанчасть. Полковой хирург, внимательно осмотрев его голову, сдвинул плечами.

– Ну что я тебе скажу, Смирнов? Сержант твой здоров. Ну, есть пара ссадин и синяков. И всё! А что там у него в голове? Мне что, рентген ему делать? Так это если бы там осколок сидел или пуля… а так – нет же никаких повреждений. Если он башкой о камень приложился, так тут я бессилен. Как там в том фильме, что мы вчера смотрели, доктор говорил? «Голова – предмет темный. Исследованию не подлежит». Это уже к психиатру. Зверев, ты что – совсем ничего не помнишь?

– Ну, я уже понял, что зовут меня Максим Зверев. И что сейчас 1984 год. Но где я, кто я, что делаю – не помню. Понял, что я в армии… И все.

– Ты не просто в армии. Ты в самой сильной армии мира – в советской армии. Впрочем, ладно, если ты действительно память потерял…

– А мы где? Мы в Таджикистане? Зачем? – голос Максима прозвучал как-то неуверенно. И, наверное, именно эта неуверенность и окончательно убедила доктора в том, что парень действительно не врёт и не пытается «косить».

– Так, Смирнов, давай вот что. Ты его от боевых пока отстрани, надо будет завтра с ним побеседовать. Если у него амнезия, то неизвестно, что он выкинет во время боя. Автомат, говоришь, правильно держал? Ну, так то автомат, навыки, видимо, сохранились. Какие там у него знания? Опять же, он же сержант – он сможет отделением в бою командовать? – хирург вымыл руки, вытер их полотенцем и подтолкнул Максима к выходу.

– Давай, сержант, пока что в расположение. Завтра придешь ко мне, мы тут с начальником санбата покумекаем, может, в Душанбе тебя отправим на консультацию.

– Не надо меня отстранять. Я помню все, чему учили в учебке. Я не помню только вообще… ну, какой год, откуда я… Общие сведения, так сказать. Кто у нас генеральный секретарь и тому подобное.

– Ты, парень, смотри, при замполите такое не ляпни! – хирург внимательно посмотрел в лицо Максиму.

А лейтенант посерьёзнел и внезапно славил Звереву плечо.

– Зверь, ты что, сдурел? Ты, может, память и потерял, но крыша у тебя точно не на месте! Кто ты и что ты – можешь не помнить, твоё дело. А вот политическую подготовку забывать не смей! И генеральный секретарь Обновлённой коммунистической партии Союза Свободных Суверенных республик Григорий Васильевич Романов – это тебе не хаханьки. Запомнил, кто у нас генеральный секретарь? Больше не забывай!

Максим возвращался в палаточный лагерь в раздумьях. Снова его закинуло в 1984 год. Именно сюда, а никуда ещё. И, судя по изменениям, которые произошли в СССР – Союзе Свободных Суверенных республик – в этом времени не было ни Горбачёва, ни Перестройки, ни прочих мерзостей его времени. Впрочем, еще как бы рано – в его прошлом в этом году после Андропова правил Черненко. Который, как тогда шутили, приступил к обязанностям Генерального секретаря ЦК КПСС, не приходя в сознание. И как раз в этом же 1984 году он умрет. А потом уже придёт к власти Горбачёв… А здесь, получается, перемены, которые они, «пападанцы», начали в 1976-м, привели к тому, что не было Афганистана? Не было Черненко, Андропова и Горбачёва? А почему тогда все-таки душманы, война? Почему Таджикистан? Что снова пошло не так?

Максим шел рядом с лейтенантом, они оба молчали. Потом ротный обернулся к нему.

– Ты, сержант, молоток, конечно, что от боевых не бегаешь. Но завтра я тебя с собой в кишлак на зачистку не возьму. Тем более, там чистить будут «зелёные», местные моджахеды. А мы на усилении. Ты к доктору сходи, побеседуй. Я вернусь, погоняю тебя по тактике и оружию, если знания в башке остались – повоюем еще. Хоп?

Макс пожал протянутую руку ротного и пошел в свою палатку. Правда, он не помнил, какая палатка его, но ротный ему показал и, махнув на прощание, зашагал в сторону штаба. Зверь стоял перед входом в палатку и слушал знакомую и в то же время незнакомую песню, которая звучала из японского кассетника ефрейтора Дюжника:

В Таджикистане, в «черном тюльпане»,

C водкой в стакане мы молча плывем над землей

Скорбная птица через границу

К русским зарницам несет ребятишек домой.

В «черном тюльпане» те, кто с заданья,

Едут на родину милую в землю залечь.

В отпуск бессрочный, рваные в клочья,

И никогда, никогда не обнять теплых плеч.

Когда опять в оазисы Худжанда

свалившись на крыло, тюльпан наш падал.

Мы проклинали все свою работу.

Опять бача подвел потери роту

В Вахдате, Гулистоне и Бохтаре

Опять на душу класть тяжелый камень

Опять нести на родину героев

Которым в 20 лет могилы роют

Которым в 20 лет могилы роют

Но надо подняться, надо собраться

Если сломаться, то можно нарваться и тут

Горы стреляют, стингер взлетает

Если нарваться, то парни второй раз умрут

И мы идем совсем не так, как дома

Где нет войны и всё давно знакомо

Где трупы видят раз в году пилоты,

Где с облаков не валят вертолеты

И мы идем, от гнева стиснув зубы

Сухие водкой смачивая губы

Идут из Пакистана караваны

А, значит, есть работа для «тюльпана»

И, значит, есть работа для «тюльпана»

В Таджикистане, в черном тюльпане,

C водкой в стакане мы молча плывем над землей

Скорбная птица через границу

К русским зарницам несет наших братьев домой

Когда опять в оазисы Худжанда

свалившись на крыло, тюльпан наш падал.

Мы проклинали все свою работу.

Опять бача подвел потери роту

В Вахдате, Канибадаме, Бохтаре

Опять на душу класть тяжелый камень

Опять нести на родину героев

Которым в 20 лет могилы роют

Которым в 20 лет могилы роют…

Глава восьмая. «Опять бача подвел потерей роту…»

Многие часто сетуют на то, что современный мир аморален, что нормы поведения человека в обществе настолько изменились, что непонятно, где норма, а где ненормальность? Ну, сравним, скажем, век девятнадцатый и двадцатый. В девятнадцатом веке, например, если женщина бы надела платье, открывающее ноги – вообще ноги, не просто там икры или, не дай Бог, выше колен – это считалось жутким неприличием. А купальные костюмы женщин и мужчин какими были? А появись, например, в начале двадцатого века женщина в купальном костюме типа «бикини» на городском пляже? Что было бы?

Зато сегодня, когда по столицам европейских государств гуляют практически обнаженные девицы, когда мужчины в одних плавках целуются привселюдно друг с другом, когда церковь освящает однополые браки – это что, норма? Где мораль, в том числе и христианская, которая, кстати, такую вот содомию прямо осуждает? А морали нет. И знаете почему? Потому что мораль – это, прежде всего, идеология! Идеи, которые управляют массами. И вот когда идеи исчезают, когда идеология разрушена, наступает эпоха аморальности. То есть, разрушение тех ценностей, которые человечество накапливало веками. Ценностей не только материальных – ценностей духовных. И в результате становится обесцененной и сама человеческая жизнь. Вот тогда наступает последний этап – планомерное истребление человека. Как вида…

Таджикистан, Хатлонская область, Кулябский район, 175 км к юго-востоку от города Душанбе, год 1984, 5 мая

…Вопросы неслись с разных сторон, как пулемётные очереди. Максим еле успевал реагировать на них, но не всегда успевал отвечать. Да и что отвечать? Иногда он понятия не имел, о чем его спрашивали.

– Кто был Генеральным секретарем КПСС в 1978 году?

– Когда в КПСС произошел раскол?

– В каком году образовалась Обновленная коммунистическая партия Советского Союза?

– Какой государственный и социальный строй в Союзе Свободных Суверенных республик?

– Какую роль сыграл Михаил Горбачёв в реформировании СССР?

– Ну, вот это я помню, – Максим наконец-то смог вставить свои пять копеек. – Горбачёв придумал так называемые «ускорение» и «перестройку». Однако это было всё больше на словах, а на самом деле страна разваливалась. И этим воспользовались многие враги СССР, как внутренние, так и внешние…

Седой подполковник с интересом посмотрел на сержанта.

– Вы, Зверев, в целом, правильно излагаете, правда, довольно оригинально, но близко к истине… Горбачёв на самом деле сам являлся врагом нашего государства. Много лет таился, скрывал свои истинные намерения. И путём интриг стал секретарем ЦК еще той, Коммунистической партии Советского Союза. А после смерти Федора Давыдовича Кулакова пробрался на пост Генерального секретаря нашей партии. И стал разваливать ее изнутри. Вам же всё на политзанятиях рассказывали.

– У меня, товарищ подполковник, потеря памяти. Я то, что руками делал, все эти навыки помню, а вот все, что учил… что читал – это все забыл.

Подполковник переглянулся с капитаном и майором, которые также были членами комиссии, затем снова посмотрел на Максима.

– Да, сержант, ваш ротный мне докладывал. Он сказал, что по боевой подготовке к вам претензий нет. Что стреляете вы, как и раньше, отлично, в первом бою не испугались и поддержали своих товарищей огнем, несмотря на контузию. Но как же вы сможете сдать Ленинский зачет, если вы ничегошеньки не помните?

– Товарищ подполковник, настоящий комсомолец должен в первую очередь уметь защищать Родину. И доверять коммунистам. И если я, допустим, не помню, кто стоит во главе нашей коммунистической партии…

– Обновлённой коммунистической партии, ¬– сурово поправил Максима капитан, видимо, замполит.

– … обновлённой коммунистической партии, – продолжил Макс, – то я хорошо помню, кто мой ротный командир, а также – кто командир батальона и полка. Солдат прежде всего должен знать своего непосредственного начальника и уметь воевать. Выполнил боевую задачу – значит, предан своей родине. А всё остальное – это, как я считаю, не так важно!

– Как это не так важно? – вскинулся было капитан, но подполковник его осадил жестом руки.

– Так, замполит, остынь! Твой сержант правильно говорит. Сколько у нас тут было болтунов, которые и про нашего Генерального секретаря все рассказывали, и про обновление партии, и про успехи СССР на мировой арене. А в бою эти говоруны прятались за спинами своих товарищей. Если вообще в бой выходили. Такие вот «зачётники» больше по тылам подвиги совершают – в банно-прачечном, на кухне, на складах. Вспомни прапорщика Стерненко – Ленинский зачёт сдал на «отлично», знак получил свой, а потом, чтобы не идти на боевые, сам себе руку ножом раскроил, мол, случайно. Или рядовой Найем, хоть и пуштун по национальности, а сообразил. Пошел и выпил мочу больного гепатитом. Ну и на следующий день слёг. Если бы не рассказали его же сослуживцы, которым этот умник похвастался – никто бы ничего и не узнал. Теперь сидит, ждет трибунала. Ленинский зачёт тоже, кстати, сдал одним из первых. И таких знатоков устава ОКПСС и Политбюро у нас полным-полно. Только воевать некому. А этот сержант только прибыл – и сразу в бой. И там он не спасовал, не струсил! Поэтому я, как председатель комиссии, считаю, что сержант Зверев Ленинский зачёт сдал. Он его в бою сдал. А все остальное, сынок, – обратился он уже к Максиму, – выучишь. Тебе служить три года еще, так что успеешь.

Макс вышел из штабной палатки в задумчивости. Получается, в этом прошлом солдаты служат срочную службу три года? Даже три с половиной, если считать учебку? Почему? Из-за гражданской войны в Таджикистане? Или из-за того, что и в других республиках неспокойно?

Вчера вечером кое-что он узнал. Как жаль, что здесь еще нет интернета! Но солдатское радио иногда приближается по объему новостей к Всемирной паутине. Офицеры его роты, взводный Толик Ломов, двадцатитрёхлетний ленинградец и сам ротный, москвич Саня Смирнов стали рассказывать «потерявшему память» Максиму Звереву, в какой стране он живёт и что в ней происходит. И, понятное дело, что произошло раньше.

Одним словом, история СССР изменилась, начиная с 1978 года. Здесь советские войска не вошли в Афганистан, но гражданская война разгорелась в Таджикистане, пылает соседний Узбекистан, неспокойно в других республиках Средней Азии и Закавказья. После отстранения Брежнева от власти – по причине расшатанного здоровья, кстати, как и он сам просил – у руля страны встал Федор Давыдович Кулаков, бывший секретарь ЦК КПСС по сельскому хозяйству. В 1977 году ему было всего 59 лет. Его избрали Генеральным секретарем ЦК КПСС. Вместо него в секретари ЦК пробрался Михаил Сергеевич Горбачёв, которого Кулаков тянул еще со Ставрополья. Через три года, сразу после Московской Олимпиады Кулаков внезапно скончался. Только потом, спустя несколько лет советские люди узнали, кто был виноват в смерти генсека. Ведь Федор Давыдович отличался крепким здоровьем. И тут – на тебе!

– После Кулакова на пост Генерального внезапно избрали Горбачёва. И понеслась! «Ускорение», «Перестройка», «Америка нам не враг!» Полтора года этот краснобай витийствовал, – командир взвода, лейтенант Ломов явно не любил Горбачёва. – А настоящие коммунисты тем временем собирались с силами. Начали движение за обновление коммунистической партии. Одним словом, этот «меченый» допёк народ своими баснями – в стране ведь никаких перестроек не было, была только одна – перестройка холодильника, в котором ничего не было. Все продукты пропали, товары из магазинов исчезли, шутка ли – даже чай стали закупать турецкий, полное дерьмо, кстати. Так что скинули Горбачёва, выбрали Романова, бывшего председателя Ленинградского обкома партии. А болтуна этого с меткой на лысине – под суд. И там много чего вскрылось. В том числе и то, как он своего благодетеля, Фёдора Кулакова отравить велел. Место себе освобождал.

– Ты представляешь, сержант?! – кипятился ротный Сашка Смирнов. – Эта тварь меченая пробралась в нашу партию, и там, изнутри ее хотела подорвать. Хорошо, что старые коммунисты, такие, как Машеров, Подгорный, Косыгин – тот вообще при Сталине ещё начинал, короче, сковырнули этого гада. А там уже такое кубло змеиное было, что пришлось всю нашу партию обновлять. Вот потому она теперь и называется Обновлённая.

Саня Смирнов был убежденный коммунист. Сталинист даже. Сейчас, в 1984 году это стало даже модно – быть сталинистом. Но Саня был детдомовский, он за модой не гнался, просто с малых лет воспитывался в коммунистическом духе, за светлое будущее и всё такое. Ведь детский дом был не какой-нибудь, а шефствовал над ним Московский горком КПСС во главе с товарищем Гришиным. И, конечно же, политическая зрелость воспитанников всегда была на высоте.

«А чё? Лучше быть сталинистом и верить в коммунистические идеалы, нежели верить в либерастические идеи прогнившего Запада, в то, что мужики могут пялить мужиков, а бабы – баб», – всегда говорил всем своим бойцам молодой ротный Саня Смирнов.

Вообще-то лейтенант не должен был командовать ротой, его ставили на взвод. Но ротного убило, а командир первого взвода, старший лейтенант Булочкин убыл на ротацию. Так что самым опытным оказался Смирнов, вот и стал «врио». Но через три месяца комбат вспылил:

– На х… мне тут это «временно исполняющий»? Смирнов – боевой офицер, опыта ему не занимать, рота за три месяца не понесла потерь, всё, ставлю его на роту!

Так Саня стал ротным. Потери, правда, были, но незначительные – всего трое убитых и одиннадцать раненных. И вот сейчас ротный ему рассказывал про «тайны мадридского двора». Точнее, про «кремлёвские тайны» – как менялись правители СССР и сама страна, почему из Афганистана на Таджикистан стали вылезать банды душманов, как они повсеместно потеснили погранцов и что было дальше.

– Ты, сержант, и не должен этого помнить – ты ж к нам в апреле попал в часть. А бои самые ожесточённые начались еще осенью 83-го года. Они тогда, душманы эти, от одиночных вылазок перешли к тактике наступления по всей границе – искали самые слабые места. И как поперли прямо целыми толпами. Погранцы где-то смогли сдержать, где-то не смогли… Одна застава вообще полностью полегла, все до единого. Но держались шесть часов. Как раз десантура подоспела, перекрыли перевал. А то бы хлынули в долину, вырезали бы все население Куляба. 70 тысяч человек! Там такая толпа этих моджахедов шла!

– Моджахеды – это кто? – проявил любопытство Зверь.

– Вообще-то – мрази! Типа, борцы за веру мусульманскую. Джихад и все такое. Только в Кулябе ведь такие же мусульмане живут, в основном таджики, ну, есть немного узбеков. А в Афганистане кто? Те же мусульмане – пуштуны, таджики, узбеки, хазарейцы. Причем, в самом Афганистане пуштунов и таджиков почти что поровну. Видимо, на историческую родину потянуло, гнид этих.

– А чего они за веру бороться к нам в СССР лезут? – Максим продолжал потихоньку выведывать информацию.

– Да не за веру они борются – за наркотрафик! – включился в беседу взводный Толик Ломов. – Из Афганистана через Таджикистан и дальше, через в Узбекистан-Казахстан-Российская Федерация-Украина-Белоруссия и в Европу. Ну, в Европу по любому – хоть через белорусов, хоть через прибалтов. Типа, Великий Шёлковый Путь.

– Только если в средние века это был торговый путь, караваны с товарами пряностей ходили, то сейчас это Великий Героиновый Путь, – Саня даже кулаком стукнул себе по коленке. – Это один из двух самых больших в мире наркотрафиков. Афганистан ведь стал самым крупным за последние десятилетия мировым производителем опия-сырца и героина. Тут американцы гадят, они там, в Афгане, как у себя дома, обосновались.

– Короче, Максим, всё дело в наркоте. Мы в Афганистан не полезли, хотя ходили слухи, что будем войска вводить. Но не ввели, свои границы укрепили и всё. А там – сплошные перевороты. То Апрельская революция в 78-м, когда скинули Дауда, то Амин с Тараки власть не поделили и Тараки убили. Потом у них вообще гражданская война началась, потому что правящая народно-демократическая партия Афганистана ещё с 1967 года делилась на две фракции – Хальк и Парчам. И они стали воевать друг с другом, – Саня Смирнов, как всегда, был лучшим по политподготовке.

– На самом деле там все дело в национальностях, – вмешался в беседу замкомвзвода, татарин Дамир Амиров.

Дамир уже готовился на дембель, ему присвоили звание старшины и уговаривали остаться на сверхсрочную, прапорщиком. Но Амиров рвался домой, в Астрахань и ни на какие уговоры не поддавался.

– Так вот, там не в партиях дело, а в племенах – у них же там феодализм! Пуштунские племена базируются ближе к Пакистану, там, в Пакистане их еще до хрена. Дауд, кстати, был пуштуном и хотел все пуштунские племена объединить. И пуштуны в основном скотоводы, а таджики больше земледельцы. Там еще процентов 10 населения этнические узбеки, тоже свои права качают. В общем, они за землю грызутся, а тут еще наркотрафик. Вот и еб…шат друг друга. А раз мы не даем им дальше героин везти, то полезли уже к нам, в Таджикистан. Там же тоже таджики живут, и пуштунов много. Соплеменники, мать их… – Дамир, хоть был и татарин, но по-русски ругался виртуозно.

– Получается, все-таки лучше было бы, если бы мы ввели в Афганистан войска? – Максим задал очень важный вопрос, посмотрев на Саню-ротного.

– Да хрен его знает! Я что – Генеральный секретарь? – Смирнов криво улыбнулся. – Ясный перец, если бы мы в Афганистан вошли, то, наверное, в наших республиках было бы поспокойнее. Но мы бы всё равно воевали – что там, что здесь! Одинаково бились бы с душманами. Потому что наркоту они бы все равно поперли через Советский Союз.

– А я думаю, что лучше бы мы, как американцы – чужими руками жар загребали. Вон, они сейчас в Афганистане ведь армию свою не ввели, местных вооружили и натравливают друг на друга, – вновь вмешался в беседу Дамир Амиров. – Ты, Макс, вот сам посмотри – зачем нам там, в Афганистане, кровь свою проливать за ихние наркотики? Нам здесь, на наших границах их держать надо, а там пусть сами друг дружку сношают.