Текст книги "Новые люди. Том 2"

Мальчик сполз со своего высокого кресла, вытянулся перед столом и поднял в руке стеклянный кубок с красным напитком.

Гости за длинным столом приподнялись, в ожидании они повернулись к имениннику. Мальчик под их взглядами приложил сосуд к губам и сделал глоток.

– Ха! Это все? Вот так лыцарь! Это наш теперешний предводитель шляхетства? А я говорю, стыдно мужчине и шляхтичу сидеть сиднем в замке и бояться высунуть нос свой наружу, как нежной паненке…

– Да успокойтесь, сударь. Как вы смеете…

– Ну-ка, пан Веразуб, убери свою руку, а не то я выдерну ее с корнем.

На открытое место выскочил видный сквайр в крепкой куртке телячьей кожи. Он был один из тех дворян, что прибыли вместе с Базылем Гуком. Черты лица его были утонченными, черная бородка и усы аккуратно подстрижены.

– А я еще раз скажу, – заявил он громко, глядя в сторону виновника пиршества Кастуся Матюшевского. – Только баба может прятаться от судьбы за каменными стенами. А потомку славного Рыгора Матюшевского это позорно!

Шляхта вокруг Фюргарта почему-то не спешила окоротить молодчика. Кроме этого молодого дворянина в допотопной бронзовой кирасе, который пытался схватить того за рукав. Может быть, уже все сталкивались с его характером? Нужно признать, сквайр был весьма внушителен: широкая грудь, облаченная под курткой в легкую кольчугу, крепкие руки. Он был на полголовы выше Барриона. «Ну хорошо, а где же стражники? Что происходит?»

Баррион положил руку локтем на стол и встал, поворачиваясь к нахалу. Он, конечно, не знал, может, здесь какая-нибудь старая история. Может, у дебошира есть серьезные резоны так себя вести. Какие-нибудь родственные дела… Но айдук побери, он по-хамски разговаривает с природным лордом края в присутствии Фюргарта. За одно это можно лишиться своих ушей.

– Что, сударь? – ткнул молодец пальцем в направлении Барриона. – Вам есть что мне сказать? Заезжий учитель для нашей жизни?

– Да. Я хотел бы поучить вас манерам… – начал Баррион. Краем глаза он увидел, что в середине стола встают Утес и Риард Хонг.

Рядом с наглецом с грацией зубра вдруг оказался констебль. Он схватил молодчика за плечо и хлестко ударил по лицу. Из носа бузотера побежали две кровавые струйки, заливая ему губы и подбородок. Он слепо схватился за клешню Гука, пытаясь оторвать ее от себя.

Протяжно звякнула сталь, это Утес широким жестом вытащил из ножен свой меч. Он подходил, готовый ударить сквайра, надерзившего его лорду, в основание шеи. Публика поспешно отпрянула в стороны.

– Господа, господа! – вскричал Базыль Гук. – Мы же на именинах. А ты, Варлась, не смеешь дерзить нашему гостю. Кто ты такой перед ним! Забылся? Так я тебя научу, пьяная скотина!

– Я не позволю!

– Что-о? Да кто ты такой, орлик. Забыл, каким я тебя подобрал? С глаз моих. Уберите его и суньте в темную.

Сквайра схватили за руки угрюмые люди констебля и, толкая в спину, повели к двери в сад.

Констебль повернулся к Фюргарту. На его широком лице, украшенном бакенбардами, дрожала заискивающая улыбка.

– Не изволь гневаться, ясновельможный пан. Это мой человек Варлась Шибеко. Справный хлопец, но горяч, да и что скрывать, к вину неравнодушен. Забылся. Прости его великодушно. Я сам шельму проучу, с него и то много будет.

Констебль положил широкую ладонь на предплечье Фюргарта, и Баррион внутренне передернулся, хотя лицо его осталось спокойным и почти равнодушным. Он не переносил, когда чужаки дотрагивались до него, особенно демонстрируя свое расположение.

– Прошу, пан Фюргарт, забудь, что было. Без таких забияк уж совсем скучно было бы жить в нашем краю. Вот держу его подле себя…

Баррион кивнул Утесу, который выжидательно смотрел ему в лицо, и холодным голосом обратился к Гуку:

– Раз уж речь зашла о скуке… Я хотел, констебль, получить от вас объяснение, что происходит во вверенном вам Северо-Западном крае. Население жалуется на какую-то Дикую Охоту. Я был вынужден прервать свой поход…

– Темный народ, ясновельможный пан. Придумывают себе байки. Банда у нас завелась. Всегда такое случалось, а сейчас просто особо оголтелые сорвиголовы случились… Хотя… и я Охоту видел… едва уцелел. Ну да всего сейчас не расскажешь. Должен сейчас уйти, дела во имя красного льва не терпят, но нижайше прошу посетить мое скромное имение в Ольховке. Все и оговорим…

Утес громко уронил тяжелый клинок в ножны и положил руку на навершие меча. Ему тоже не нравилось, что констебль так близко подошел к его лорду. Оруженосец Барриона в хмуром ожидании смотрел сверху вниз на весьма немаленького констебля.

Гук осторожно убрал ладонь с предплечья Фюргарта и, улыбаясь, развел в поклоне руки.

– Должен идти, панове. Служба. – Он попятился к дверям.

– Грубый человек, – сказал господин Кривицкий, появляясь как тень рядом с плечом Барриона. Дверь за внушительной фигурой констебля уже затворилась. – Позор для шляхетства этот Варлась Шибеко. А пан Гук ему покровительствует. Видать, полезный человек в хозяйстве констебля. Рука руку моет. Но рано или поздно его воспитанник укусит хозяйскую руку. Наперед вижу, сударь.

– Погодите-ка, – сказал Фюргарт и направился к дверям, – если это снова вести о Дикой Охоте… не хочу время терять. Нужно с этим быстрее разобраться и вернуться на…

В висках его застучало при одном только упоминании Охоты. Сразу припомнились летящие косые тени и дурнота. Что за странный морок? Пора с этим кончать как можно быстрее.

Утес и Хонг поспешили за ним. Баррион вышел на площадку над садом и оглянулся. Констебля уже не было видно, наверное, спустился в сад по лестнице к коновязи. Внизу, возле грота, он увидел видную фигуру Шибеко. Сквайр держал под уздцы коня и о чем-то разговаривал с рыцарем в глухом плаще. Его собеседник уже ставил ногу в стремя.

Они заметили у себя над головой появление Фюргарта и прервали разговор. Фигура вспрыгнула в седло, поклонилась Барриону и его спутникам и скрылась.

Баррион ясно увидел, как блеснула серебряная застежка на плаще. Он не успел рассмотреть, какой знак на ней изображен, но уверенно знал, что местное шляхетство не имеет этой манеры – носить на одежде знаки своего дома в виде броши.

Варлась Шибеко тоже поднялся в седло и чинно поехал вслед за офицером в сторону привратных башен. Глаза его изображали вежливое равнодушие, но Барриону чудилось, что уголки его губ кривились в похабной усмешке. Фюргарт против своей воли вспыхнул всем сердцем. Ему захотелось немедленно стереть эту улыбку с губ нахала.

Распахнулись двери, выпуская на площадку звуки музыки. Наружу выскочили господин Кривицкий и пара затянутых в тесную одежду лакеев.

– Что же вы, господа, – сказал он. – Пан Кастусь просит вас вернуться за стол. Вечер еще не окончен. Вас ждет и ночлег. Я докладывал… ваши люди, поди, уже второй сон смотрят. И вам, сударь, потребно остаться. В башне готовится комната… В наших краях не принято покидать стен после заката солнца.

Баррион со своими оруженосцами должен был вернуться к торжеству.

Почти сразу к нему подошел молодой сквайр, который пытался осадить Шибеко. Он был в тщательно надраенной бронзовой кирасе. Такие же доспехи, только покрытые зеленым налетом веков, лежали в Капертауме в гроте склепа памяти, на холме остролистов.

– Алесь Веразуб к вашим услугам, милорд, – представился молодой шляхтич.

Его водянистые глаза с торжественной серьезностью смотрели с худощавого треугольного лица. Тонкая рука сжимала рукоять меча на поясе, выдавая сильное душевное волнение сквайра.

– Я должен просить у вас прощения за эту безобразную сцену, устроенную прилюдно. В этом я вижу оскорбление традиций шляхетства. Мы, должно быть, сильно упали в ваших глазах.

– Вовсе нет, сударь, – сказал Баррион, останавливая рукой Утеса. Оруженосец увидел угрозу в нервном жесте молодого сквайра и уже выставил вперед свое могучее плечо.

– Тут у нас давние игры вокруг этого кресла, в котором сидит бедный мальчик. Это сейчас и вылезло на сцену во всем своем безобразии. Очень многие недовольны тем, что род Матюшевских никак не закатится. Вас еще обязательно познакомят с нашим фольклором… Вы, наверное, уже слышали про Дикую Охоту короля Витовда?

– Только о ней последнее время и слышу…

– Уверяю вас наперед, что это обычные суеверия темного народа. Ничто не суждено, все в руках…

– Вы полагаете?

– Вас будут убеждать, что в последнее время Охота скачет по нашим болотам чуть ли не каждую луну. Каждый второй настаивает, что самолично видел ее. Я посвятил этой легенде несколько лет своей жизни. Гонялся по горячим следам – все напрасно. Я мог бы рассказать вам о многом интересном, что у нас тут происходит. Все помешались на сокровищах короля Витовда. Вечные интриги… Но не все мы таковы. Прошу вас, сударь, по случаю посетить мое скромное обиталище в Воуканосовке. Вы сможете увидеть настоящий древний форпост первых Урбантингов. Даже это древнее гнездо Матюшевских покажется вам вчерашней постройкой.

Он поспешил откланяться. Рядом терся вездесущий каштелян Кривицкий. Управляющий неодобрительно смотрел на молодого сквайра; поднятые плечи и руки каштеляна, сцепленные за сутулой спиной, каким-то удивительным образом одновременно демонстрировали глубокое пренебрежение к шляхтичу и почтение к высокому гостю.

– Этот молодой Веразуб тоже из рода Матюшевских, – проговорил он доверительно Барриону, когда дворянин отошел. – Еще один родственничек пана Кастуся. Если с нашим господином что-нибудь случится – он первый претендент на владение Гнездом. Уверен, он только и ищет возможности попасть в подвалы Гнезда. Верит в эти сказки о золоте пана Рыгора. Хм… Нашел повод просиживать в нашей библиотеке. Не знаю, как и отвадить. Говорит только о шляхетской чести, но куда ему с его безнадежно пустыми карманами. Вечно суется со своим «ничто не суждено…». Интриган и болтун.

– Как вы его… – пробормотал Фюргарт. – Мне, напротив, он очень показался…

– Как вам будет угодно, ясновельможный пан, – поклонился управляющий. – Мы только по совести служим его милости пану Кастусю. Люди мы недалекие – можем увлекаться. Может, что и лишнее наболтал. Прошу простить покорно. Только одно могу сказать: если вам напели, что в замке есть сокровища – не верьте ни одному слову. Все пустое и даже дичь! Да, да. Уверяю вас.

Какой-то мелкий айдук подстегнул Барриона задать каштеляну еще один вопрос:

– Разве? Странно… Я читал в одном манускрипте по этому поводу преинтереснейшее указание… Может, нужно внимательнее посмотреть в старых хрониках? У вас хорошая библиотека?

Довольный, но, как всегда, с совершенно ровным лицом, он отвернулся от обомлевшего управляющего.

Праздничный вечер уже подходил к концу. Именинника по малолетству увели почивать, да он уже и сам клевал носом. Крепкое вино разрумянило его бледные щеки, но заставило уронить голову на грудь.

Громадный портрет неприятного рыцаря стоял, покинутый, возле стены.

Гости, как и сказал господин Кривицкий, по местному обычаю оставались ночевать у хозяев. Благо замок был обширен и почти необитаем. За окнами уже царила глухая ветреная ночь. Шляхетская молодежь еще продолжала извечную игру с противоположным полом, парочки искали случая и разбредались по запущенным коридорам. Вот заполошно пробежала по скрипучему паркету потерявшая дочку матрона.

Возле камина несколько крепких старичков с красными яблоками щек и лукавыми подбородками перетирали местные дела и слухи. Графинчик с янтарным напитком неуклонно терял свое содержимое. Эти мелкие лендлорды могли так просидеть до утра, наслаждаясь обществом друг друга и кальвадосом. Но основное собрание уже покинуло зал ассамблеи.

Оказалось, это было еще не последнее происшествие этого вечера.

Открылись двери, и в проеме появился слуга Барриона бард Текс. Даже сейчас его лютня была с ним.

– Там делегация, – сказал он, отправляя инструмент на ремне за спину. – Хотят непременно говорить с паном Фюргартом.

Люди, ждущие по своей надобности высокого гостя, стояли возле стены замка, освещенные факелом, который временами принимался трещать горящей смолой. Перед ними или, вернее сказать, над ними на ступеньках стоял вездесущий каштелян Кривицкий.

– Пан Самусь, – говорил глухо мужчина в длинной белой тужурке и заячьей шапке с блестящим козырьком, – нам, хоть умри, нужно повидать принца нашего господаря Фюргарта.

– Вот еще глупости. Думаете, молодому льву только и дело, что с сермяжным народом говорить.

– А ты скажи ему… Может, он и не побрезгует.

– Что здесь? – Баррион вышел вперед и встал рядом с каштеляном. Утес одним движением отодвинул управляющего на несколько ступеней вниз.

Крестьянин в заячьей шапке снял ее с головы и поклонился в пояс. За ним этот жест повторила вся компания просителей.

– Помилуй, ясновельможный пан лыцарь, с нижайшей просьбой мы к тебе.

– Говорите.

– Жизни не дает нам Дикая Охота. В гости в соседнее селение не поедешь, в лес за дровами или сено косить в пойме – опасаемся. В поле свое в одиночку выйти уже боимся. Всегда могут налететь черные всадники короля Витовда, ограбить или в болото увлечь и замордовать. Нет больше нашей мочи так жить.

– Но у вас же есть власть. Лорд Матюшевский над вами. Констебль Базыль Гук здесь – королевская десница, призван следить за порядком. Обращались вы к нему? Если вы говорите о неуловимых призраках, то я не могу избавить вас от потусторонних сил или суеверия. Здесь вы сами должны превозмочь ваши страхи. А если безобразничают живые люди из крови и плоти – укажите их, и мы применим силу и учиним следствие.

Крестьяне молчали и нерешительно смотрели на Фюргарта.

– Или большие люди причастны к этому? Ну, пришли – говорите.

Кривицкий опять вскочил на верхнюю ступеньку, предусмотрительно обойдя Утеса с другой стороны.

– Да нечего им сказать! – крикнул он, показывая обличительно пальцем на мужика с блестящим козырьком. – Это староста мутит воду, потому как должники они вечные со своей общиной. Все свое лихо на болотных айдуков списать готовы. Вот вечно жалеешь вас. Прощаешь. Все оттягиваешь с недоимками. А вы с жалобами своими к высокому гостю. Позорите пана Матюшевского. Идите домой, пока ночь совсем не устоялась, как же вы будете до села идти? А? Охота же в ночи…

Один за другим сконфуженные крестьяне пропадали в темноте. Староста ушел первым.

– Это они при управляющем побоялись указать виновника, – сказал Риард Хонг тихо в спину Барриону, пока они шли за господином Кривицким по коридору. Гостей вели ночевать в главную башню.

Каштелян пытался увести Барриона одного, но Утес невежливо подтолкнул управляющего в спину и велел вести на ночлег их всех вместе.

– Ничего, устроишь нас как-нибудь…

Из коридора они перешли на винтовую лестницу и с нее попали в огромную опочивальню. Помещением давно не пользовались, но было видно, что перед их приходом пытались навести какой-то порядок. Деревянные полы были свежеотмыты, стол у бойницы даже отскоблен.

Кровать была только одна. Железная, с большим знатным пуховым ложем.

– Но я говорил, – развел руками каштелян. – Место готовили для сэра рыцаря…

– Это ничего, – ответил Утес, снимая со стены огромный гобелен и бросая его на пол у стены. – Ты только пришли служанку с тюфяком. И знаешь, пан Самусь, если она будет безобразной и старой, уж утром не взыщи…

– Надо бы завтра наведаться в это село. Оно же где-то неподалеку. Без лишних ушей крестьяне будут смелее, – продолжил Хонг, когда управляющий ушел.

– Да, Риард, и я так подумал. При случае… – ответил Фюргарт.

– А я думаю, что мы здесь увязнем в их делах, – заметил Утес. – Стоит только ступить. Одно слово – болото. Болото и есть.

Он обнаружил возле камина старое, но крепкое еще кресло, набитое конским волосом, шумно упал в него и со стоном вытянул ноги.

– Все равно мы уже здесь, – сказал однодворец Уго Стерн. – Может, завтра все выяснится. С чистым сердцем поедем своим путем.

– Хорошо бы. Вы не видели, как юный лорд Матюшевский отреагировал на подарок дяди? – спросил Фюргарт. – Я думал, что он запустит в портрет кубком с вином. Чуть удержался.

Он помолчал, вспоминая молодого шляхтича Веразуба и уверения Кривицкого, что в замке нет никаких сокровищ.

– Смотрите, смотрите! – позвал их от окна Хонг. – Что это он делает?

Баррион и Утес мягко подскочили к парню. Только тихонько скрипнула половица под весом оруженосца.

Чуть внизу, напротив их башни, по галерее осторожно двигалась легко узнаваемая по белому воротнику фигура.

– Это он?

– Конечно… вот неугомонный барсук. Это он какие-то книги несет из библиотеки.

– Перепрятывает…. Ну, каштелян! Весь в трудах.

Баррион увидел, что следом за фигурой управляющего легко скользит другая тень. Кто-то еще не оставлял без присмотра пана Кривицкого.

Глава 22

Матиуш Ардо

Они растянулись на тропе вдоль ручья на добрый полет стрелы. Отряд получился внушительный: Ардо с Кади Берном, Казимир Коч и его оруженосец Бистроль Коч, который вез на спине двухзвездный щит своего дяди, Раймондо Сигас в красно-черном одеянии на тонкокостном горячем жеребце, бывший слуга Матиуша Сим, а нынче вольный всадник или сквайр Симус Йиржи в новой сверкающей кирасе и нежно-зеленом сюрко, его ординарец Лехол.

Впереди ехала в мужском платье Минора, дочь деревенского старосты, рядом с ней крестьянин Ремс. Худой Чо и Сомс ехали на мулах и держались позади всех.

Они проехали вдоль ручья до того места, где он впадал в какую-то речку. Затем перебрались на другой берег и проехали еще две лиги вдоль этой реки. Возле ничем не примечательной ветлы отряд свернул в сторону и двинулся по едва заметной тропе, которая постепенно перешла в овраг, а затем обернулась лесистой балкой. Солнце уже стояло высоко в небе, и было приятно ехать в ажурной тени черешчатых дубов и буков.

Казалось, этих изумрудных трав никогда не касался серп крестьянина, а этим деревьям, которые росли здесь долгие столетия, не приходилось бояться топора лесоруба. Но еще через лигу они проехали мимо давно заброшенного хутора и колодца с поднятым в небо журавлем.

К Матиушу подъехал Сомс.

– Господин, за нами едет всадник. Я увидел его за деревьями. Это тот рыцарь, которого я приводил. Я узнал его. Фефел.

– Только один? Больше ты никого не видел?

Несколько минут спустя рыцаря Цветов уже могли лицезреть все. Он, не скрываясь, ехал по правой кромке балки над их головами.

Это очень скрасило компаньонам следующую пару лиг. Для непосвященных Кади Берн с удовольствием рассказал историю о восьмилетнем урожденном рыцаре Цветов Куки Фефеле. Дружный смех разносился между деревьями живописного урочища.

Когда вечером они остановились возле маленького ключа на ночлег, второй костер загорелся у них над головами, на скальном краю лога. Рыцарь Цветов в гордом одиночестве коротал свой вечер.

Матиуш взял коня и в поводу прогулялся с ним среди раздувшихся, словно от гордости, стволов старых деревьев. Солнце уже село. Вечерние жуки взлетали из травы, басовито гудя. Никто не присоединился к рыцарю, хотя он намеренно неспешно прошел мимо крестьянского бивуака.

На следующий день балка стала терять свою глубину. С продвижением отряда вперед края ее становились все более низкими и пологими, и в середине дня путники выехали на берег тихого лесного озера. Называлось оно Шум-озеро. Крестьяне уверили, что раньше название полностью соответствовало действительности. До воссоединения со сливочно-рыжей скалы на противоположном берегу, оглушительно грохоча, низвергался водопад. Тихой ночью его шум можно было услышать за многие лиги.

Теперь вода ушла. Где-то вверху, в плоских горах, что-то изменилось, и ручей нашел себе другой путь.

– Значит, там могла проявиться часть мира беглецов, – предположил Ардо.

– Вот бы проехать вверх, поискать, – произнес мечтательно слуга Сима Лехол. – Говорят, этот мир богат на удивительные вещи.

– С новыми землями сюда могли попасть и новые люди, – сказал Коч.

– Эти скалы тянутся на сотни лиг до владений Синезубов и дальше до Низких Болот, – ответил Ардо. – На поиски можно потратить не один год. У нас есть дело, а тебя все равно вскоре ждет целый город новых людей.

Минора удовлетворенно кивнула и направила свою смирную лошадку в обход озера. Путники поехали через тонкоствольный лес лещины и митры.

Лига за лигой лес становился темнее, или это небо начали укрывать сливовые вечерние тучи.

– Ты чего вертишь головой? – спросил Сигас.

– Что-то я давно не замечал рыцаря Цветов, – ответил Казимир. – Он все время держался ближе к тому гребню, а теперь его нигде не видно.

Справа от дороги тянулась цепь зеленых холмов, поросших соснами. Иногда встречались жилистые колонны железного дерева. Слева от путников местность была пологой. За осокой и коврами мхов угадывалось верховое болото. Здесь росли только тщедушные березки.

– Не выдержал характера, – сказал Берн. – Даже жалко. Созерцание его незагорелого черепа веселило мне сердце.

Чем дальше они ехали на восток, тем ниже опускались холмы по правую руку. К вечеру обе стороны от дороги выглядели как болото. Тропа, по которой ехали путники, стала черной от торфа, и на ней все чаще попадались рыже-коричневые лужи.

– Однако не мешало бы и подкрепиться, – сказал Казимир. Он достал лук и стал натягивать на него тетиву.

– Господин, – догнал его Худой Чо, – здесь с дороги сходить уже нельзя.

– Как же мне тогда охотиться?

– Нельзя. Здесь бездонная трясина. Самая злая. Лось еще, может, и выскочит, если не будет останавливаться, а человеку – лютая смерть.

– Ну, посмотрим, может, найдется такая глупая дичь, что сядет возле самой дороги…

Глядя на Казимира, Матиуш тоже вооружился луком. Он взял его у Симуса. Но им так и не удалось никого подстрелить. Один раз на тропу выскочил отбившийся от выводка кабанчик. Казимир наложил стрелу, но он был слишком далеко для выстрела. Взвизгнув на всадников, полосатый поросенок поспешил скрыться между болотных кочек.

Скоро нужно было становиться на привал, и, похоже, путникам придется смириться с ночлегом без ужина.

– Посмотри там у себя в сидоре, – обратился к крестьянину Сигас, – пошуруй, может, завалялся какой кусок сыра. У меня в желудке уже свищет голодный ветер, забодай нога ногу.

– Сейчас будет речка Рожайка. Вдруг удастся наловить сороги, – робко ответил Сомс.

Они проехали сквозь небольшую рощицу чахлых березок и оказались на берегу медленной речушки.

На другом ее берегу ярко горел костер. Он был совсем рядом, сразу за нешироким бродом. Крестьяне, как один, бросились прятаться в речную траву. Остальные путники схватились за оружие и беспокойно завертели головами.

Вокруг костра никого не было. Это было странно и даже подозрительно. Если только те, кто развел его, не успели попрятаться от них раньше.

– А вон и наш рыцарь Цветов, – сказал Казимир, поднимаясь во весь свой немалый рост на стременах и указывая вперед рукой.

В отдалении по черной дороге отъезжал Кику. Ардо внимательно смотрел ему вслед, ему показалось, что юноша довольно посмеивается над поднявшимся переполохом.

– Смотрите, что он там оставил. Да это козленок! Где, во имя болотных айдуков, он сумел подстрелить козленка! – воскликнул Сигас. Все немедленно почувствовали аромат жареного мяса и увидели на костре вертел.

Сигас, не раздумывая, поспешил на другую сторону. Никто из путников не стал мешкать, все устремились за ним. Даже крестьяне позабыли про свою робость.

Матиуш проехал последним по воде цвета крепко заваренного чая. Над пологим бродом низко свисала ветка, в ее блестящих листьях сверкающий, как ртуть, паучок соткал серебристую паутину. Ардо отшатнулся от мерзкого создания, внезапно возникшего перед его лицом, и нервно дернул лошадь влево. Она сделала неверный шаг и провалилась по грудь в податливый торф.

Матиуш зло ругнулся на себя. Делать нечего, пришлось спрыгнуть в темную воду и помогать Симуну выбираться из ловушки.

Он вышел на берег весь мокрый. Его конь тяжело дышал.

– Как ты умудрился свалиться в яму? – подошла к нему Минора. – Нужно было просто ехать прямо. Никуда не сворачивать.

– Напиши эти слова на моей могиле, – сказал Ардо сквозь зубы недоумевающей девушке.

Козленка хватило на всех. К нежному мясу пришлись кстати мелкие кисло-сладкие яблоки. Их нарвал на диком деревце и принес путешественникам Худой Чо.

– Мой отец прикопал серединку яблока здесь на берегу, когда в юности ездил на ярмарку. Потом здесь выросло дерево. Люди прозвали его Яблочный Мо, – сказал он.

– Хорошо он поступил, – сказал вдруг другой крестьянин, робкий Сомс. – И хорошо поступил этот юноша, рыцарь Цветов. Он, конечно, хочет ехать с нами, а вы его не хотите. Я увидел. Но что он делает? Он не уговаривает, не льстит и не говорит красивых слов, как принято у вас, людей благородных. Он ловит козленка и кормит нас. Так поступить может только хороший человек. Дурной бы так не придумал.

– Мы примем его, – сказал Матиуш. Он откинулся назад на переметную сумку. Глаза его начали слипаться. День был долгий. – Но где он? Пусть объявится, и мы примем его. Пусть будет рыцарь Цветов. Не помешает.

Сигас встал и довольно потянулся, разбрасывая руки в стороны. Он смотрел, как Бистроль устраивает себе и своему дяде место для ночлега.

– Казимир, расскажи еще про чудеса Пархома. На ночь славно послушать хорошую историю.

Коч расстегнул на плече тяжелую стальную застежку с рогатым лосем и недовольно оглянулся на рыцаря. Ему было неприятно, что Райм походя ославливает его мечту.

– Город этот действительно существует, – сказал со своей лежанки Берн. – Мне прислали из дома птицу, когда я еще был в Эдинси-Орте. Мой кузен сам побывал там. Я, когда был маленький, ходил в пажах у старика Фюргарта. Поэтому хорошо знаю Капертаум…

«Может быть, и мне стоило бы взглянуть одним глазком…» – подумал Ардо, соскальзывая в сон под низкий голос Медведя.

– Что, сегодня лорд не будет гулять своего жеребца на ночь? – зашептала возле его уха подкравшаяся Минора, от всех скрытая темнотой. Ее голос насмешливо подрагивал. Она дотронулась до его макушки горячей ладошкой, готовая отпрыгнуть, как пружина, если он повернется. – Ночь такая теплая и ласковая, что спят даже мошки, а мох на болотных кочках мягкий, как пуховая перина…

– Иди, айдучка, начинай пока без меня. Я потом подойду… – едва размыкая губы, произнес бастард, проваливаясь в яму сна.

Опять Матиуш шел по Мертвому лесу. Опять видел ствол упавшего дерева с вздыбленным комом корней и земли. В этот раз он заметил в траве белеющий маленький череп, которого не было раньше. Его пустые глазницы неотрывно провожали бастарда. Каждый раз во сне всплывали новые детали, которые ускользнули от внимания тогда… в действительности. Вот красная ягода каролики, и он нагибается к ней. Слышит мягкий шелест и поднимает голову. Видит в корнях серебристую паутину и ребенка. Ребенок не размыкает бледных губ, но Ардо слышит чье-то бормотание и всхлипывания. Видит вопрос в его черных глазах…

Матиуш смотрит на кончик своего кинжала, но все еще не может двинуться в сторону гнезда. Шелест в траве. Он оглядывается и ищет глазами хозяина паутины. Никого нет, но шелест не прекращается. Он поворачивается к ребенку и делает первый маленький шаг. Второй… и проваливается в земляную ловушку. Над травой остаются только его плечи и голова. После падения он не сразу приходит в себя. Потом видит мохнатые паучьи лапы. Они останавливаются возле него, потом спешат к гнезду проверить паутину.

Шелест. Пластины нового доспеха мягко трутся друг об друга.

Всхлипывание и бормотание вторглись в его сон. Ардо поднял голову.

Речной туман лизал его ноги. Раздался приглушенный возглас, и бастард сбросил с себя плащ. Встал на колени. Нащупал рукоятку меча.

Впереди спинами к нему, лицом к дороге на коленях стояли крестьяне. Слышно было их бормотание, перемежающееся вскриками. Что происходит?

Матиуш встал и увидел в тумане движение черной линии поперек дороги. Что-то гибкое, многосоставное и многоногое переползало через проплешину дороги в белесом тумане. Гигантская многоножка. Блестящая черная голова только что переползла через двойную колею и выбирала путь на левой стороне. Шевелились две пары загнутых усиков. Какая же она длинная! Справа ее тело скрывалось за хвоей молодых сосенок.

Ардо двинулся вперед. В руке у него был обнаженный меч. Его опущенное острие неслышно сбивало с травы капли росы.

– Стой, господин. Нельзя. – Худой Чо попытался схватить его за край одежды. – Оружие грех перед лицом бога.

Ардо посмотрел на свою руку с мечом. Он даже не осознал, когда успел достать его. И как же он решился приблизиться к гигантскому членистоногому? Равномерный шелест доносился от движения быстрых ножек. Хитиновые пластины мерно изгибались, стянутые кольцами перетяжек.

В лагере уже никто не спал. Все смотрели, как на дороге появился раздувшийся хвост многоногого червя, перебрался на другую сторону и заскользил по голубому мху.

Ардо увидел, что Минора с ненавистью смотрит на своих соплеменников.

Худой Чо поднялся с колен. По щекам его катились слезы.

– Это хороший знак. Бог Девус посетил нас на нашем пути. Не думал, что когда-нибудь сподоблюсь этого счастья.

– Долго вы собираетесь еще здесь торчать, – вскричала резким голосом дочь старосты. – Пока мы доберемся до деревни, спасать уже будет некого.

– Так этот червяк ваш бог? – спросил Сигас. – Он подошел к поперечному следу, оставленному созданием, и посмотрел в глубину болота. Клочья рваного тумана шевелились над мхом.

Крестьяне ничего не отвечали. Они со счастливыми лицами тихо собирали свои пожитки. Минора дернула уздечку, ударила лошадь узкими пятками и галопом поскакала по дороге.

– Не трогай их, Сигас, – сказал Матиуш. – Пусть. Не у всех есть и такой бог.

– Это не бог, – очень тихо сказал Бистроль, забрасывая сумки на круп лошади. – Я точно знаю.

Солнце вырвалось из болот, когда они вышли на высокий травяной холм. Внизу в долине лежала деревня. Отсюда она была как на ладони. Справа подымался каменный кряж. Весь он порос кривыми стволами горного бука.

Слева деревню обнимала узкая речка Рожайка, дальше шли поля, а еще дальше опять начинались болота.

На краю холма стоял рыцарь Цветов. Матиуш подъехал к нему и посмотрел вниз на деревню.

– Здесь они живут, – сказал ему Куки, не отводя глаз от крыш под ногами. – Здесь рождаются, работают в поле, заводят детей и умирают. Это – весь их мир. Ничего другого они в своей жизни не видят. Как слепые термиты в гнилушке.

– Ну что ж, неплохой мир. Уютный. – Матиуш достал и протянул парню родословную скрижаль. – Это твое. Ты оставил. И спасибо, козленок был хорош. Нужно было тебе присоединиться к нам вчера.

Над долиной разнесся протяжный возглас, который завершился отдельными лающими звуками. Это кричал смуглый Ремс. Он приложил руки к губам, выждал несколько мгновений и повторил крик.