Текст книги "Эсхатология"

– Нет! – колдун резко захлопнул том. От неожиданности наклонившийся Сандр вздрогнул, отшатнулся, едва не потеряв равновесия.

– Непосвященного гримуар может легко затащить внутрь, а там – кто знает? – может даже переварить.

– Грязная недостойная магия искуса, – осудил Дмитр.

– Как твое имя, как нам звать тебя, мастер? – спросил пришедший в себя Сандр.

– Зови меня, как заблагорассудится – мне все едино, в человеческой речи не существует истинных названий отражающих сокровенное.

– Ну, как знаешь, тогда я буду звать тебя Тля, подстать одеянию, которое ты носишь, – сказал Сандр зевая.

– Э, право же, не до такой же степени мне безразлично! Ладно, имя мне – Ром, хотя среди низших духов ночи я более известен как Ваятель Легиона Мертвых.

– Что ж, бесспорно знающий себе цену Ваятель, а я – Сандр, князь Древоградский, это – смиренный Дмитр, настоятель Урга и прилегающих областей, служитель Бога Грезящего.

Чернокнижник пренебрежительно фыркнул:

– Грезящий! Старая сказка, разбавленная временем патока, которой ушлые жрецы потчуют доверчивых простаков, дабы заграбастать их имущество и души в придачу.

– О, нет! Ты сильно заблуждаешься, уважаемый маг. Когда-то и я был далек от веры, но теперь воочию убедился, что Грезящий гораздо материален, чем ты полагаешь.

– Пусть будет так, оставим философские споры рассвету, я вижу, сиятельный гость отчаянно зевает и более всего нуждается в отдыхе, чем в пустопорожних диспутах. Ступайте на второй этаж, вторая дверь направо не заперта. Бедняга, что жил там, к несчастью лишился рассудка от переедания и непоправимо навредил себе, но подобное стесняющее обстоятельство на одну единственную ночь едва ль может испугать добрых господ. Других свободных апартаментов все равно не предвидится: в гостинице наплыв постояльцев, спешащих на ежегодный шабаш в окрестностях Мора. Так же прошу прощения, что не могу проводить, нужно еще закончить инициированный ритуал, а завтра я познакомлю вас с содержателем сего укромного уголка, презанятным типом. Покойной вам ночи.

Едва переступив порог указанной комнаты, Сандр понял, на что намекал колдун; подсвечивая себе захваченной из подвала лампой, он оглядел повешенного на стропилах бедолагу. В комнате царил полнейший беспорядок, свидетельствовавший о торопливом обыске: матрас сброшен, содержимое окованного сундука перерыто и раскидано по полу, массивный шкаф сдвинут с места, на что указывали следы на почерневших половицах.

Сандр пожал плечами и принялся с наслаждением стаскивать обувь, наотрез отказавшийся заходить Дмитр устроился в коридоре, неодобрительно бормоча что-то под нос. Несмотря на крайнюю усталость, сон долго не шел к нему, как это обычно бывает по полнолуниям; Сандр ворочался, охал от боли в ноющих мускулах, икры – так те вообще были тверды словно камень. Снаружи ухали и хохотали кикиморы, стропила поскрипывали под тяжестью груза, сквозняк, задувая через неплотно пригнанные ставни, раскачивал пустые лампадки в темноте, однако мышей, клопов да прочих паразитов, любящих поползать по спящим, на удивление не было. Лишь только под утро юноше удалось забыться в оборванных, громоздящихся друг на друге гнетущих видениях.

Он пробудился уже довольно поздно от шума голосов, хождения и стука посуды. Первое на что он обратил внимание, с трудом сползая с кровати: труп исчез, а вещи аккуратно прибраны, табуреты расставлены вокруг низенького столика, даже на подоконнике красовался в глиняном горшке какой-то унылый репейник. Однако он ничего не слышал, так крепко спал.

– Что за наваждение! – пробормотал Сандр.

Потягиваясь и по-прежнему ощущая тянущую ломоту во всем теле – сказывался изнурительный переход, – Сандр распахнул дверь, и нос к носу столкнулся с хозяином.

Он неприязненно уставился на шарообразную лысую голову, выпуклые фасеточные глазища, узкие плечи переходящие в длинные конечности, которые заканчивались мощными пупырчатыми клешнями.

– Нерожденный!

– Головоног к вашим услугам, милостивый государь, – отозвался тот, низко кланяясь.

– Да.… Послушай Голо…хозяин, к сожалению, мне сейчас нечем расплатиться за постой, однако, само собой, при первой же оказии…

– Не извольте беспокоиться, ваш товарищ и мой давнишний хороший компаньон Ром уже обо всем позаботился. Отдыхайте, ешьте, пейте – сколько душе угодно. Кстати, ваш спутник чуть свет на ногах и поджидает вас внизу. Еще что-нибудь будет угодно?

– В принципе… я хотел спросить, вчера, когда я зашел в комнату, там находился труп, а сегодня он исчез.

– Не понимаю, господин остался чем-то недоволен? – осведомился хозяин.

– Ну, – Сандр сбивчиво стал пояснять, догадываясь, как глупо должно быть выглядит со стороны, – это непорядок, то есть я хотел сказать… – он окончательно запутался.

– Господин желал бы знать, где сейчас предыдущий постоялец? – раздельно проговорил хозяин. В его глазищах ничего не отражалось, гнусавый голос, исходивший из жаберных щелей по бокам шеи, был начисто лишен привычных человеческих интонаций, невозможно было понять, издевается гнусное существо или почтительно беседует.

– Да! Где он? – выпалил Сандр.

Жуткая рожа растянулась, как показалось Сандру в подобие ухмылки.

– На кухне, в кастрюле, господин, где ж ему еще быть-то родимому? Желаете отведать? Милости прошу к столу!

Сандр поморщился.

– Мертвечина – удел смердов, да простолюдинов. Схватиться в поединке с врагом, сильным, достойным, равным, и одолев вырвать горячее, истекающее кровью сердце, чтобы прямо на поле брани пожрать сосредоточие мощи – вот поистине пища настоящих героев. Что до тебя… А больше ничего на завтрак не предвидится?

– Скорее уж на обед, завтрак вы давно уж-то проспали. А то, как же! Есть великолепный отвар из трав, проросшего картофеля и сушенных обеззараженных мухоморов, сам собирал в прошлом году, – Головоног бочком подобрался вплотную, похотливо беря клешней Сандра за локоть. – А может господин предпочитает некие потаенные радости, практикующиеся в отдаленных берлогах, из тех, что ныне практически выродились или находятся под запретом в большинстве ханжеских городов? Здесь у нас с этим не так строго, а то и понятно – народишко темный, все больше уроды больные всякие…

Сандр покачал головой, и начал спускаться в обширную столовую, располагавшуюся на первом этаже. Там уже вовсю пылал огонь, и десятка два постояльцев с увлечением предавались поглощению пищи. Тут же на натянутых поперек зала веревках сушилось развешанное белье.

Протискиваясь через разношерстую галдящую публику, Сандр заметил отчаянно жестикулирующего ему Дмитра, и вяло махнул в ответ. Нетерпеливо всплеснув руками, тот ринулся наперерез, немилосердно расталкивая посетителей, но, не забывая и извиняться направо и налево.

– Я должен срочно поведать тебе нечто весьма важное, – возбужденно зашипел он, ухватив Сандра; помимо крайней степени нервозности весь его внешний вид красноречиво говорил о том, что жрец так и не сомкнул глаз прошлой ночью.

– Ну, что еще? – раздраженно поинтересовался Сандр.

– На это место наведены множественные чары, маскирующими покрывалами они окутывают каждую пядь, чем скорее мы покинем таверну, тем же для нас лучше – я чувствую запах обмана и затаившейся беды.

Сандр деланно принюхался.

– А я чувствую только вонь немытых тел, да чудесный аромат супа, что давно поджидает меня. Довольно паниковать, жрец. Здесь мы у друзей, в полной безопасности. Послушай, что я тебе скажу: прямо сейчас я намерен хорошенько отобедать, затем разыскать Рома и обсудить планы будущей компании.

– Нельзя терять ни минуты, здесь обитает измена! – взорвался Дмитр, на них начали оглядываться.

– Как бы там ни было, и что бы тебе ни примерещилось с растительного поста, я не двинусь с места, покуда не отдохну денек-другой, и полностью не восстановлю силы. Я не железный, а если тебе что-либо не нравится, то можешь убираться и подождать снаружи, а сейчас – извини, я голоден, как стая волков.

– Опастность, измена, – проворчал он, зачерпывая себе темной похлебки с разваренными овощами. – Не тебе меня учить жизни, монах. Я за версту чую, когда что-то идет не так, шел бы себе беседовать с корешками!

Он уселся на широкой скамье возле очага и неспешно приступил к трапезе, смакуя чудной, но не лишенный приятности незнакомый вкус. Рядом устроился неопрятного вида лохматый охотник, перевязь которого украшали шкурки свежедобытых трофеев; с аппетитом, сопя и чавкая, он пожирал свою порцию из глиняной миски, длинные нечесаные космы свешивались, почти теряясь в блюде. Напротив, за пустым столом устроилась троица адептов Мертвого Бога в алых сутанах с аккуратными одинаковыми бородками, чела их украшали вытатуированные пентаграммы, а к поясам крепились остро наточенные серпы и фляжки с можжевеловым самогоном. Сумрачно и сосредоточенно они бубнили сакральные формулы, изредка сверяясь с потрепанным требником. Сразу за ними, не обращая внимания на толчки и зубоскальства, застыл в отрешенной позе нищенствующий пилигрим принадлежащий ордену Отзвучавшей Второй Трубы, с оловянной кружкой для подаяния. На груди у него висела в простой рамке картина, где был запечатлен пейзаж: уходящая в даль песчаная коса, о которую бился странный, окрашенный в ультрамарин, а не карминовый, как должно в действительности быть, прибой, лишенный неизменных роящихся тучами мух и склеившихся в вертикальные плавучие башни колоний медуз. Зародившаяся в буйном воображении помешанного пророка древности и запечатленная на холсте неким досужим живописцем, картина эта, размноженная бессчетна, служила им путеводной звездой к потерянному раю. Всей целью их земного мытарского существования был безнадежный, как виделось Сандру, поиск священного надела, где бы смогли они воссоединиться с породившей человечество по их представлениям голубой пеной.

Сандр погрузился в думу.

Он скучал по Некре. То был не просто банальный зов плоти, но благородное душевное томление, сосущая пустота в груди, как будто сердце его осталось там, рядом с ней в Доме Мертвых, тяга, которую никак не удавалось ни погасить, ни облечь в слова.

Но сперва нужно восстановить растоптанный авторитет, вернуть утраченную власть, жестоко покарать виновных. А ведь еще довлеющая ответственность за пока невыполненное предназначение восстановить единую империю тверди, на пути к которой, так или иначе, стоял пресловутый повелитель нерожденных. Вета. Кто он, тварь злокозненная или мозг гения заключенный в обычную оболочку? Разум, что имеет влияние на не рожденных тварей, какие тайны нашептывают ему хтонические чудовища, какой должно быть чуждый и бездонный как океан.

Сандр поймал себя на мысли, что вновь пялится на едкий ультрамарин, и с трудом заставил себя отвести взгляд.

Сей таинственный тип, которого все ему пророчили в вороги, и о котором он ровным счетом ничего не знал, вызывал в юноше самый живейший интерес. Нет, он, конечно, не откажется от данных обещаний и позволит чернокнижнику снарядить для него костяную армию, но будет вполне справедливо, если он впервые познакомится с супротивником не на поле брани, а частным образом, составит представление, разведает сильные и слабые стороны, постарается завладеть знаниями и опытом.

Внезапная вспышка пронзила Сандра: а не затеют ли столь блюдущие чистоту жрецы Грезящего новый поход уже против него, Сандра самого, едва только он одолеет Вету, не будет ли он в их глазах таким же богомерзким еретиком, запятнавшим себя кровью нерожденных, прикоснувшийся к наследству королей-вампиров Мора? Как поведет Дмитр, узнай он о его связях с Некрой, не станет ли он и взаправду следующей презираемой всеми аномалией, требующей незамедлительного искоренения, чирьем на вселенской заднице Грезящего?

Дав себе последний зарок не отвлекаться на мозолящее взор пятно, Сандр едва сдерживая рвущийся наружу гнев, затолкал полную ложку похлебки в рот. Воевода Рей, костяк и знамя дружины, Мара, поверенная в делах ключница, трусоватый жрец, проевший плешь нравоучениями покойный Констант, каждый в мире этом чего-то вожделеет, стремится получить, накопить, добиться, выпрыгивает из штанов, пакостит, интригует, даже ненаглядная Некра, та, которой он столь беззаветно предан – и то что-то хочет от него. Сандр почти физически ощутил, как его засасывает бурлящий водоворот чужых амбиций. Но ведь он не пешка в сторонней игре, не сопливый служка на побегушках. Или что они там все себе повозомнили, забыли, кто княжит в Древограде, о, погодите, вот он им покажет, как смели они даже помыслить о подобном!

Прямо сейчас, к чему ждать? И начнет с этой намалеванной гадости!

Заревев, Сандр запустил миской в голову пилигрима. Недоеденная похлебка, черепки и брызги крови окропили оказавшихся поблизости, но Сандр уже не слышал возмущенные крики: вырвавшееся из глубинных погребов бешенство захлестнуло его темной волной и понесло. Лица посетителей расплылись злобными харями и закрутились смазанным водоворотом.

С брезгливым возгласом Сандр подскочил: оказывается, все это время он сидел на рванных окровавленных простынях. Своим обновленным зрением посмотрел на пол, но пола не было! Вместо него была дрожащая паутина над бездной, где мерцали плененные звезды, или то тлели проклятые души предков; там, где раньше располагался камин, шевелилось огромное мохнатое ухо. Кстати, вода на картине была отчасти настоящей: по ржавому желобу поток извергался из рваного отверстия в стене и падал вертикально вверх, презрев все законы, в сток на потолке, частично забитый внутренностями и фекалиями.

А прямо на него, распахнув медвежьи объятия, пер Падший Бог!

– Не может быть, ты же мертв! Я одолел тебя много лет назад, в том заснеженном лесу, где ты грабил и насиловал путников!

Тронутые разложением губы разошлись в отвратительной ухмылке:

– Знаешь, иногда нам, мертвецам, становится слишком жарко в пекле, тогда нам дозволяют выбираться наверх, проветрится. Впрочем, ты скоро сам все увидишь, – и Падший разинул необъятную пасть, усеянную гнилыми обломками, вываливая язык, на котором было выведено: «дом».

И тогда алый туман окончательно застлал разум Сандра, кажется, он бил и взамен получал удары, кусался, царапался, рвал и ломал, пока тупой удар в затылок не распахнул врата забвения.

Когда ему, наконец, удалось разлепить отяжелевшие веки, боль, с нетерпением поджидавшая где-то поблизости подходящего момента, с жадностью набросилась и принялась нетерпеливо терзать беззащитное тело. Отпустив зажатую в кулаке ножку табурета, Сандр провел по волосам и застонал – сплошь запекшейся крови корка. Наваждение рассеялось, призрак из прошлого стал убитым охотником, а по вполне обычному только уже сильно разгромленному залу, среди обломков мебели, довольно похрюкивая, бродил хозяин и тщательно обшаривал чудовищно изуродованные трупы, и поминутно вытирая клешни о кожаный фартук. Головоног повернулся и замер, уставившись на Сандра.

– О! А ты, почему еще жив?

– Похоже, что отправить меня на тот свет не столь уж и легкое дело, – все же нашел силы осклабиться Сандр.

– Не существует ничего невыполнимого! – отрезал Головоног. – Однако тебе и взаправду полагается быть мертвым.

– Почему же ты не вложишь клешни в мои затягивающиеся раны, дабы убедиться в обратном?

Удивительно, теперь он чувствовал себя гораздо лучше, немощь, эта незваная сиделка во взятом напрокат убогом траурном платье, убиралась прочь от постели больного, сворачивая душившее доселе пуховое одеяло слабости, унося с собой недошитый саван. Но Сандр почему-то не испытывал восторга, со стороны он казался себе раздувшейся пиявкой, присосавшейся к беспомощному телу вселенского великана. Толчки противоестественного насоса качающего энергию из-под земли отдавались гулким биением сердца в груди, и она, высосанная из осклизлой обители Смерти, эта энергетика растекалась бодрящим холодом по артериям и мышцам Сандра.

Внезапно его посетила мысль.

– Жрец! Дмитр, что с ним?

Невероятно, но в измочаленных, переломанных останках еще теплилась жизнь, дергаясь, окровавленный кусок мяса бывший Дмитром, настоятелем северных епархий попытался ползти.

Сандр опустился на колени, внутренне содрогнувшись, прикоснулся к умирающему, положил его голову себе на колени, он рад был поделиться хотя бы толикой буквально переполнявших его жизненных соков, но не знал как это сделать.

– Как такое могло произойти? Ты не можешь бросить меня одного теперь, я же не знаю дороги, не умею разговаривать с лесом, не найду пропитания в конце концов! О, жрец ответь мне, что делать?

Сандру было невдомек, слышит ли его несчастный, видит ли – один глаз его почти заплыл, другой, выдавленный, повис на ниточки, но вот Дмитр весь напрягся, открыл рот, Сандр нагнулся ниже, боясь не услышать шепот. Но тут его обдало потоком выкашлянной черной крови, и человек на руках Сандра испустил дух.

Сандр осторожно опустил голову упокоившегося на пол, медленно распрямился в полный рост. Он стянул с себя рубаху и вытерся, потом оттер кровь с лика Дмитра, и застыл в полной растерянности, комкая тряпку.

– Мы – жалкие рабы глумливого рока, – проговорил он. – Там, в лесу у костра, я был по-настоящему счастлив, самодостаточен, как никогда прежде. Даже с Некрой я не испытывал такого блаженства, законченности, умиротворения. Кто знает, проживи ты больше, может, опостылела мне неблагодарная борьба за ускользающую власть, призрачную славу, утих зуд бессмысленных походов, вся эта смолой кипящая мстительность?

– Мой единственный! – раздался звонкий певучий голосок. – Уж не послышалось мне сожаление о той вечности вне времени, что провели мы вместе, почему червь сомнений и уныния угнездился в светлом твоем сердечке, что дороже мне всех смарагдов и алмазов, драгоценностей и тронов мира?

– Некра! – воскликнул Сандр, дико озираясь. – Где ты?

– Я могу говорить с тобой через неостывших умерших, – слова доносились из глотки Дмитра. Нежный голосок возлюбленной, прежде струившийся из сахарных уст, которые он столь упоенно целовал, теперь порождало шевеление мертвой плоти, нет не друга, но, по крайней мере, хорошего знакомого, человека с которым он прошел через многие трудности, от насмешек к уважению, породнился духовно в последнее время. Зрелище это наполнило Сандра таким отвращением, что он отшатнулся, зажмурившись, чувствуя, как желудок подступает к горлу.

– Прекрати это! – простонал он.

– Но отчего же? Аль разлюбил ты меня, подумай хорошенько. Я отдала тебе все что имела и силы мои на исходе. Слушай и запоминай: вот идет твой новый провожатый, доверься его опыту и знаниям, – голос тускнел, отдалялся, в нем все больше сквозила усталость, и Сандр невольно подался вперед обуреваемый теперь стыдом. – Люблю…тебя, – слова стали совсем неразличимы, – милый…

Послышалась уверенная пружинистая поступь.

– Ха! Великолепный материал. Гляди, низвергнутый князь, данные трупы послужат нам авангардом будущей армии вторжения. Миру испражняющихся живых придет конец, Грезящий закроет свое проклятое око, и да будет над землей лишь безмолвный сумрак стелиться над шпилями дворцов из черепов, аромат топленого жира в свечах, да хладные объятия неувядающей красоты!

Сандр поднял глаза. Посреди обломков величественно возвышался Ром, он стал как-то выше, величественнее, от него реяло силой, позади, ссутулившись, застыл печальной тенью хозяина зомби. Мантия чернокнижника прямо лучилась мшистой плесенью, под мышкой он сжимал исполненный коварства гримуар.

– И ты намереваешься проделать все это, сотворить такое со смиренным жрецом, не причинившим в жизни вреда и сорняку?

Ром расхохотался, с ненавистью сверля безумными очами останки.

– Я окажу ему великую честь, из него выйдет прекрасный знаменосец, раз уж он столь дорог тебе. Я подарю ему жизнь вечную! – провозгласил он. – Я превращу этот филейный кусок смердящих благопристойностей в настоящий храм священных могильных червей.

– Вечную? – расхохотался Сандр, но был смех этот какой-то безрадостный, как если бы он насмехался над всей вселенной, ибо не хотел, чтобы обстоятельства в свою очередь насмехались над ним. – О, Дмитру очень бы понравилась подобная перспектива, учитывая то, в каком состоянии и чем ему пришлось бы заниматься.

Ром, истолковав по-своему причину смеха Сандра, также заулыбался в ответ.

– Вот уж удружил благодетель, низкий поклон! Может ты такой умный, что не только в курсе как разыскать Вету, но и расскажешь, чем не угодил пресловутый ловец удачи всем сразу, неужто ограбил пару-тройку особо почитаемых могил?

Головоног из своего угла с интересом прислушавшийся к разговору, теперь в страхе отпрянул, со всего размаха врезавшись в стену, словно ужаленный, при звуках произнесенного имени.

– Хозяин башни из красного кирпича! Чур, меня! Чур! Он поглощает жизни провинившихся. Он пьет их, как другие воду!

– Так чем же он сквернее тебя приятель, грабящий собственных гостей? Да какой ты мне приятель, вероломный предатель! Ничего супчик из галлюциногенных грибов получился, а? – Сандр обратил на хозяина горящий гневом взор. Тот затрясся.

Чернокнижник перестал скалить зубы и сделался серьезным.

– Вета делает гораздо худшие вещи, чем может представить мой уважаемый компаньон, – зловеще произнес он.

– Ну, так давай, просвети низвергнутого князя, – запальчиво выкрикнул Сандр.

Но Рому не суждено было ответить, ибо в следующее мгновение юноша оказался рядом, выхватил стилет, заткнутый за чешуйчатый пояс колдуна. При этом Сандр коснувшись рясы чернокнижника, испытал неприятное чувство, будто одежды живые и норовят ухватить его пальцы. Зрачки Рома распахнулись пониманием того, что сейчас должно свершиться, и тут стилет, чавкнув, вошел в его тщедушную шею под подбородок.

Подпиленным деревом прямо как стоял, колдун рухнул на спину, от удара об доски зеленая мантия его разлетелась тучей жирных жужжащих мух, устремившихся в разные стороны. Под ней оказался скелет, розовая плоть сохранилась только на голове, кистях рук и ступнях. Марк плавно осел на пол; оттуда донесся тихий вздох облегчения.

– Мне ненавистно то, чем ты занимаешься, мне глубоко противен ты сам и я уже начинаю сомневаться в непорочности своей любви. Пусть я лишился непобедимой армии, но сохранил то, что мне дорого: самоуважение и добрую память. Ты сдох, мразь, и более не осквернишь живых, ни побеспокоишь мертвых. А я, я сам всего добьюсь! Или погибну.

– Теперь показывай, где прячешь награбленное, – обратился Сандр к дрожавшему хозяину вертепа.

И Головоног, продемонстрировав синюшные ягодицы, беспрекословно затрусил в каморку, где было навалено всевозможное барахло, и хотя среди прочего имелась пара интересных вещичек, большинство представляло собой никчемный хлам, имевший ценность только для неотесанного грубого скопидома, коим по существу и являлся хозяин.

– И ради вот этого ты убивал? Губил доверившиеся тебе души?! – поразился Сандр.

И что-то в его интонациях заставило хозяина вновь вздрогнуть.

Он переоделся в отороченную мехом куртку, еще крепкую обувку и довольно сносные штаны из кожи, обладатель которой, по-видимому, когда-то разговаривал; в переметную сумку он сложил вяленое мясо, стараясь не думать, кому оно может принадлежать, и лепешки. Из оружия его внимание привлек занятный, усиленный бронзовыми полосками шест с золотым солнцем на одном конце и серебряным полумесяцем на другом – красивый, но бесполезный в бою, поэтому, вздохнув, Сандр выбрал простой короткий меч.

– А что делать, благородный господин, – скулил меж тем Головоног, – жизнь заставила! Увы, как нерентабельно стало содержать подобное заведение в наши дни, а у меня дети, целый выводок голодных проклятущих ртов. Одна нищета и беспокойство, а тут еще мерзкий колдун, это он меня подбивал морить путников!

– Как же, вали теперь все на покойника, – презрительно заметил Сандр.

– Так все и было, лопни мои глаза! Появился тут и давай…

– Довольно оправдываться! Разве Вета не защищает такое отребье как ты?

– Может оно и так, да не шибко-то разойдешься при этакой защите. Поприжал лихой промысел, что чуть не по нем, так вмиг велит порубить на куски, нет, там, где правит твердой рукой Вета даже камни роптать не смеют, сама природа лишена привычных оттенков, все безжизненно, одни древние погосты.

– А он, как я погляжу, не такой уж плохой парень ваш Вета, раз держит вас, не рожденных женщиной кровопийц, в узде.

– А то, как же, преотличный, – поддакнул Головоног.

– Как же мне разыскать его, не подскажешь?

– Нет ничего проще. Завсегда рад услужить милостивому господину! Следуйте же по высохшему руслу, что сразу за околицей оно и приведет в Мор. Там ориентиром послужат вам злые красные башни, не ошибетесь, верно говорю! Только молю, добрый господин, воздержитесь от всяких упоминаний о неловком недоразумении случившемся тут, да? – и Головоног вновь заскулил.

– Не беспокойся, презренный, Вета никогда не узнает о твоем вероломстве.

– Неужели?! О, милостивый господин! – Головоног вмиг преобразившись захлопал клешнями.

– Несомненно, ибо я сам свершу должное правосудие, – закончил Сандр, и одним движением разрубил хозяина пополам. Источая зловонную желтушную жидкость, Головоног свалился, клешни его еще несколько раз бессильно щелкнули и замерли.

Когда юноша был уже далеко, отворилась потайная дверца и на свет выбралась нерожденная самка. Неуклюже переваливаясь, она приблизилась к телу мужа и зашлась в безудержном вое. Подчелюстные мешки полные созревшими икринками скорбно колыхались, но некому было утешить будущую мать.

Решительной походкой он вышагивал там, где некогда струились глубокие мутные воды, зажатые в гранитные берега, петляя меж осклизлых развалин. Теперь же всякое движение отсутствовало, пыль, поднятая ногами, не оседала, а оставалась висеть в воздухе, облака слиплись сплошной пеленой, звука не было, а когда Сандр попытался крикнуть, голодное безмолвие мигом пожрало неосторожных пришельцев. Торчащие ребра мостов, фрагменты циклопических статуй, загадочные конструкции из свай и проволоки, воронки, покосившиеся механизмы из прошлых эпох, и над всем – молчание. Долго. Бесконечно.

Потом возникли они. Знаменуя близкую цель, отряд всадников на горбатых животных преградил дорогу. Их было много, отступать было поздно, деваться было некуда, но Сандр лишь приветствовал хоть какое-то разнообразие.

Надменный воин, шею которого украшало вытатуированное ожерелье из черепов, обличавшее в нем начальника, безразлично произнес в жестяной рупор.

– Приготовься погибнуть.

– Что вот так запросто, без объяснений и вызовов?

Но разбойники уже неслись во весь опор.

Смерть ощерилась надвигающейся стеной отточенной стали; здесь открываются врата в вечность, падают крупинки истекшего песка.

Уже приготовившись занять боевую стойку, Сандр услыхал тихую плывущую музыку. Он почувствовал, будто расползается, теряет форму, или точнее как будто мышцы выворачиваются наизнанку, превращая в нечто более приспособленное к данным условиям существования. И словно сильные размашистые крылья стремительно вознесли его над врагами, оставляя далеко внизу утыканную стрелами землю. Ниспадая, он сверху вниз бьет клювом, и вот уже первая жертва с раскроенным черепом валится из седла, открыв счет потерям. Тыльной стороной ладони Сандр разбивает зубы другому воину и, заканчивая обратное движение, подрубает ноги следующему скакуну. Человек и животное, кувыркаясь, летят по земле. Часть разбойников, запоздало натянув поводья, по инерции проносится мимо, но четверо прытких, спешившись, моментально окружают чужака. В сцепившемся клубке трудно понять, кто побеждает, пока стоять не остается лишь один. Это Сандр, и он смеется упоенный боем. Вот еще один бандит прыгнул ему на спину размахивая кривым мечом, но, встретив грудью взметнувшиеся шипы спинного гребня, лишь увеличивает груду, и предводитель принимает мудрое решение отступить. Сандр презрительно хохочет им вслед. Ему вторит чей-то тоненький писклявый голосок.

Обнаженный горбун сидит верхом на валуне, и радостно хлопая в ладоши, трясется от смеха.

– Жалкие-прежалкие трусы! Сброд, гнездящийся по обочинам тракта. То-то была потеха! Недурственное владение стилем и формой, то-то ты задал им жара: видать у тебя был хороший учитель.

– Ты еще кто? – подивился Сандр. Он еще не пришел в себя после произошедшего, с удивлением разглядывая свое вновь вполне обычное тело.

– Кто я? – заголосил карлик. – Кто я! Какая разница, а вот ты – без минуты покойник. Зачем ищешь здесь погибели, ступай прочь, говорю тебе, пока можешь.

– И что ты сделаешь мне, кроха, ведь у тебя нету ни оружия, ни доспех, ни даже порток срам прикрыть?

– А ты смотри!

Карлик напряг мускулы, глаза его закатились, засветились изнутри, над головой вспух горб, и вдруг прорвался дюжиной суставчатых паучьих конечностей. Порожденный старческой болезнью бога, раскачиваясь, поднялся над Сандром. Нависая таким образом, карлик победно ухмыльнулся и выпустил жвала, теперь он являлся частью внушительного невообразимого организма.

– Зря стараешься, я не убоюсь тебя! – сжав кулаки отважно воскликнул Сандр.

Бескрайняя ярость пылала в его жилах, но теперь она не затемняла рассудок, не колола левую сторону груди, там, где сердце, вместо этого он ощущал предельную четкость картинки, холодную сосредоточенность.

– Бойся не меня, но пославшего меня, – раздалось сверху, и нерожденный напал.

Но Сандру он почему-то предстал в виде переплетенных плоскостей, сверкающих там, где проносились жизненные токи, возжигая и сообщая меж собой различные органы. Он вытянул по направлению к ним руку, ставшую пучком змеящихся цепких щупалец, моментально прилепившихся к пульсирующим сгусткам энергий. И тут же его захлестнуло чувство близкое к сексуальному оргазму. Но оно длилось, разрастаясь, куда дольше, подпитывая, а не истощая. И плоскости начали чахнуть, сворачиваться, рассыпаясь в труху. В последний момент Сандру удалось диким напряжением воли оторваться от пьянящего источника. И сделать это было сложнее, чем сказать, тяжелее, чем отвергнуть кубок хладной воды в жаркий полдень, мучительнее, чем оторваться от стонущей женщины.

Выброшенный в плотный мир, он видит несчастного хвастуна свернувшегося в истощенный подрагивающий всхлипывающий комочек.

– Прекрати, прекрати это! – шепчет он.

– Я могу убить тебя прямо сейчас, – в словах юноши нет бахвальства. Нету и торжества. Лишь спокойная уверенность, констатация факта.

– Я знаю.…И пощади, пощады собрат, требуй чего угодно взамен!

– Послушания и служения, – жестко требует Сандр. – Иначе – смерть!

Тот согласен, и Сандр поднимает новоявленного спутника, поддерживает за плечи.