Текст книги "Страж южного рубежа"

Не совсем понимая, о чем речь, толпа уловила одно, что волхв прислал помощь.

– Сейчас вас освободят, и мы решим, что делать дальше. Я отойду к вежам. Всем мужчинам подойти туда, будем думу думать.

3

Если бы кто сказал Галине раньше, что вся жизнь в один миг может измениться бесповоротно, безжалостно лишив ее всего, к чему она привыкла, что любила, да, и чего греха таить, не слишком ценила, она бы не поверила. Но теперь это было именно так.

Наступившее утро встретило всех в виде старика волхва Вестимира, представшего перед заспанными лицами, в белой длинной полотняной рубахе, подпоясанной тонким расшитым поясом, и портах, в руках державшего деревянный посох.

– Вставайте, детушки. Работа нас ждет сегодня нелегкая да скорбная. Умывайтесь, ешьте, пойдем краду строить.

– А что такое крада, дедушка? – спросила девчушка с белокурыми косичками, растрепавшимися после сна.

– Прощальная ладья. Родичей провожать будем к дедам нашим.

Вестимир еще вчера угадал, кто способен верховодить в этом коллективе. Обратился к Галине:

– Второго дня Ярилин день был, седни день Мокоши, хороший день, чтобы проводить родовичей в Ирий. Я пойду, а ты, Галина, приводи всех по тропке к веси. Ждать вас там буду.

Дрова выносили из дубравы. Приходилось преодолевать три сотни метров до размеченного контура погребальной лодки, довольно-таки большой, Галина прикинула, метров пятнадцать в длину и шесть в ширину. Дрова дубовые укладывали по всей площади. Внутри, на дрова, наложили охапки соломы и ветки, на все это – березовые поленья, а дальше снова повторяли расклад. Несмотря на возраст коллектива работников, к обеду ладья выросла вверх, выше Галиного роста.

– Так почему эту ладью называют «крада»? – задала вопрос волхву.

Глянув на нее, жрец объяснил:

– Крада – это особый костер, крадущий из нашего мира, в средний мир все то, что на него положено. Так, мы хороним людей умерших.

После обеда стали сносить и укладывать в ладью погибших. Первое чувство, которое испытала Галина, да и остальные тоже, было чувство противления происходящему. Никто из них, никогда не видел столько покойников, а ведь их еще требовалось перенести. Перетаскивая покойников своими слабенькими ручонками, девочки плакали. Мальчишки крепились, пытаясь показать, что мужчины не плачут, но слезы нет-нет, да и появлялись на щеках.

Людям двадцать первого века не принять случившегося в этой деревне. Если нет войны там, где они живут, как можно воспринять сотню обезображенных трупов, да еще прикасаться к ним руками. Среди покойников чаще всего попадались старики и дети, но были и люди среднего возраста. Печенеги не пожалели деревню, вычистили ее от нажитого добра и людей, живших в ней.

Вечерело. Со стороны дороги послышалось конское ржание, скрип телег, приглушенный расстоянием, людской гомон. Все настороженно, прекратив работать, повернули лица в направлении звуков. Из-за излучины реки появились телеги, запряженные лошадьми. Рядом с телегами, в которых ехали дети, шли люди, мужчины и женщины. Первым, ведя лошадь под уздцы, шествовал Монзырев. Он направил движение «табора» прямиком к краде. Дети и девушки, увидев его, восторженно закричали и все разом бросились навстречу. Подбежав, попытались вцепиться в него, обнять, выразить ему свою радость, лишь за то, что он пришел, за то, что не бросил, не погиб, за то, что он есть у них.

«Ну, как отца родного встречают», – пришла в голову Монзырева радостная мысль.

– Ну, все-все. Задушите. Идите лучше Андрюху и Сашку тискайте.

Он повел обоз дальше к краде, к одиноко ожидавшему волхву.

– Вот, Вестимир, я привел живых. А в обозе, в телегах – мертвые. Мы не смогли их бросить, а захоронить не получилось.

– Я ждал тебя, – и обратился к родичам. – Родовичи! Слушайте меня. Чтобы проводить погибших за кромку, отроки сложили краду. Диды наши заждались умерших родовичей. Несите в лодью погибших из телег. И поставьте поминальную еду в ногах усопших.

К Толику подбежала Галина. Ее лицо выражало крайнюю озабоченность, даже на лбу проявлялся знак вопроса.

– Анатолий Николаевич, а где Толик?

– Нет больше Толика, Галочка. Если есть желание, можешь на его тело взглянуть. На крайней телеге он.

Галка прикрыла ладонью рот, будто хотела удержать готовый вырваться крик отчаяния. Рухнул последний мосток между ее прошлой жизнью и случившейся реальностью. Крупные слезы побежали по щекам.

Краду накрыли широкой полосой белой домотканой холстины. Телеги отвели в сторону, собрались у погребальной ладьи.

Волхв вышел перед кривичами. Славяне, затихнув, ждали, о чем он скажет.

– Родовичи и соседи наши, из других весей. Мы провожаем умерших. Скоро встретятся они с предками в чертогах другого мира, в царстве Мары. Отправляет ладью в путь, по законам нашим, старейшина, боярин родовой или жрец. Вы все знаете это. Сейчас, когда скоро закат солнца и родовичи наши, «видя» свет, пойдут за «уходящим» светилом. Я хочу сказать вам. Старейшин наших убили проклятые людокрады. Боярин Слуд погиб, защищая весь. Я хочу, чтобы в путь отправил погибших человек одной с нами крови, тот, благодаря которому вы здесь, вы живы, вы свободны. В видениях Диды из-за кромки поведали мне, что отныне он будет родовым боярином. Он не даст прерваться роду, пока горячая кровь течет по жилам его.

Толпа загудела, раздались возгласы: «Пусть будет! Будет так!»

Вестимиру подали горящий факел. Народ чуть отступил и раздвинулся, оставляя как бы наособицу стоявшего в раздумье Монзырева. Две женщины подошли к нему и ненавязчиво стащили с него пропотевшую куртку и тельник, оставив стоять с голым торсом. Волхв, приблизившись, протянул факел.

– Возьми, боярин. Пришла пора родовичам нашим отправляться в чертоги Сварога.

Монзырев машинально взял горевший факел.

– Запомни, поджигать краду будешь обязательно стоя спиной к ней.

– Почему?

– Ну, скажем, ритуал такой.

Монзырев подошел к погребальной ладье, присматриваясь, в каких местах будет прикасаться огнем. Повернувшись грудью к народу, он пошел вдоль ладьи, поджигая, выступающую из дров солому. Отойдя на три шага от крады, бросил через голову факел внутрь. Ему тут же подали еще три факела, с которыми он поступил так же.

Все отошли от кострища, огонь разгорался все сильней и ярче. Громким голосом жрец читал отходную молитву, ему вторили многие люди:

 
Се сва оне ыде
А туже отряще одьверзеще ши врата они.
А вейдеши они – то бое се красен Ирий,
А тамо Ра – река – тенце,
Якова оделяшещеть Сварьгу до Яве.
 

Монзырев, прислушивался к словам и, глядя на это действо, отчетливо осознал, что на плечи ему в один миг возложили судьбы многих людей, которых он не знал до сего дня.

А волхв вещал, прибавляя металл в голосе:

 
– Иножде бог Дид – Дуб – Сноп наш…
 

Огонь не просто горел, он бушевал. Волхв закончил молитву. Наступила мертвая тишина. Вдруг к небу поднялся огромный столб пламени, а над головой присутствующих пролетела стайка жаворонков – боги подали знак. Умершие поднялись в чертоги Сварги.

Волхв умиротворенным голосом обратился к народу:

– Боярин предлагает войти в весь, поставить столы, и накрыть едой, какой сможете. Отведаем поминальной стравы.

Два дня, с утра до вечера, Монзырев с офицерами и волхвом занимались хозяйственными делами. Расселяли людей, наделяли отобранным у кочевников скотом, распределяли имущество с телег, закрепляли земельные наделы за теми, кто раньше жил в других деревнях. Всего было освобождено триста шестьдесят два человека: девяносто семь мужчин, двести сорок одна женщина и сорок четыре ребенка разного возраста. За эти два дня в долину, где раскинулась весь, из лесов вышло еще сотни три народу разного пола и возраста. Обездоленные, лишившиеся крова и семей, они сбредались в весь в надежде найти пристанище среди людей одной крови.

Табун, отбитый у печенегов, отправили на выпас в глубь территории принадлежавшей верви, деревенской общины. Назначены пастухи. В стороны от деревни были выставлены пикеты, для того чтобы вовремя предупредить людей, если кочевники будут возвращаться по старому пути. На все захваченное оружие Монзырев наложил «лапу», решив разобраться с ним позже.

Вымотавшись за два дня, Толик назначил банный день и подведение итогов случившегося с ними в этом времени.

В деревенской бане парились сначала мужчины и дети мужского пола, после них девушки. Ни о каком мыле и современных моющих средствах не могло быть и речи. Березовые веники, зола и щелок заменяли их. Парились остервенело, но с удовольствием, ощущая, как с чистотой тела приходит хорошее настроение. Обмывшись, вышли из парной, обнаружили, что на двух столах, поставленных у бани, приготовлена чистая льняная одежда и кожаная обувь для всех. Вестимир объяснил, как одеть и носить одежду древних русичей.

После того, как Монзырев надел порты, широкую рубаху с вышивкой красными нитками по вороту и рукавам, обулся в высокие кожаные сапоги-черевы, Вестимир подошел к нему и повесил на шею витой серебряный круг.

– Зачем?

– Это гривна, у нас символ боярской власти над родовой вервью – общиной, имеющей свою родовую территорию. Теперь ты – хозяин верви и всех деревень кривичей в округе.

– Хорошо. Вестимир собери у меня в юрте назначенных вчера десятников.

Рядом со священной дубравой, у тропы, ведущей на капище, были поставлены юрты, отнятые у кочевников. В одной разместились мужчины, в другой – женская половина населения попаданцев. Вот в мужской юрте и собралась новая старшина общины, туда же были приглашены и студентки. Взрослые мужи кривичей косились на молодых девок, но вслух недовольства их присутствием на сходе не высказал никто.

– Я собрал вас сегодня на серьезный разговор, от которого будет зависеть, как строить нашу жизнь в дальнейшем. Из разговоров с уважаемым жрецом у меня появилось суждение о политике, проводимой в государстве. Если я в чем-то не прав, поправьте меня, уважаемые.

Старшины согласно закивали в ответ.

– Итак, я продолжу. Государство живет по законам «Русской Правды». Делится на княжества. Главный князь, на данный момент, Святослав Игоревич. Я прав?

Вестимир кивнул:

– Позволь добавить, боярин? На дворе ныне 6471 год от сотворения мира. Государем на всех землях Киевской Руси – великий князь Святослав.

– Благодарю, я продолжаю. Основное население страны – свободные общинники – людины. Вторая большая группа населения – смерды. Это несвободные или полусвободные данники, не имеющие права оставлять свое имущество наследникам. Так?

– Да.

– И, наконец, третья группа – рабы, челядь, полностью бесправны. Теперь обрисую ситуацию в нашей верви. После нападения печенегов здесь собрались воедино четыре общины, слившиеся в одну. Это правильно. По-другому нам не выжить сейчас. Помощи нам ждать не от кого. Мы пограничная весь, по одну сторону Русь, по другую – за речкой Дикое поле, где живут кочевые племена, мечтающие разбогатеть за чужой счет.

Все с интересом слушали Монзырева. Окинув взглядом присутствующих, он понял, что некоторые из них никогда не задумывались над тем, о чем он говорил. Жили себе, и жили. Хлеб сеяли, приходило время – убирали его. В лесах охотились. При набегах степняков небольшие дружины ратились с ними, тогда как смерды отсиживались в лесах, благо дело лесной массив в это время представлял собой непроходимый для конного воина бурелом. Это потом, ближе к веку двадцатому, реки обмелеют, а сами леса на юге Украины и России превратятся в лесопарковую зону, где на один гриб набегают два десятка грибников, да и популяции зверья уменьшатся в десяток раз. Однако работать приходится с тем контингентом, который наличествует, другого нет и не будет.

– Задача нашей общины – прикрыть границу на нашем направлении, в нашей полосе проживания. Задача нелегкая на данное время. Почему? Объясняю. Крепостных сооружений нет – требуется построить крепость. Воинов, умеющих воевать, как таковых нет – требуется создать боевое подразделение, обучить его. Оно должно быть способно отбить набег и по возможности не погибнуть.

Присутствующие загудели, попытались войти в полемику.

– Прекратить галдеж. Я вам еще предоставлю слово. А сейчас слушайте меня и делайте выводы. Так, вот прибавьте к сказанному – бедность общины. Оторванность от центра – от главного города княжества. Плюс ко всему, нет связей с соседями. И наконец, последнее, тати, промышляющие на наших дорогах. Вот и выходит, что мы в глубокой, круглой дыре, в простонародье именуемой жопой. Если, я не прав, объясните мне, убогому, в чем?

Народ задумчиво молчал, переваривая сказанное. Все знали, что плохо, но чтобы настолько – задумались впервые.

– Вы хотели боярина, теперь он есть у вас, только донесите до каждого человека в деревне – жить здесь станет веселей, но покоя ни у кого не будет. И не стонать.

– Боярин, не страми. Мы люди крепкие – выдюжим, – отозвался один из десятников.

– А коли выдюжите, то будем распределять не только права, но и обязанности. Горбыль.

– Я.

– Отберешь десять человек помоложе. Готовь отделение разведки по принципу разведчиков-диверсантов, обязательно с курсом молодого бойца. На все про все тебе один год. Бери людей с учетом того, что к тебе будут направляться еще рекруты. По численности подразделение доведешь до сорока человек.

– Ясно.

– Вестимир, я конечно понимаю, что ты духовный руководитель нашего клана, так сказать, но ко всему к этому, из сложившихся обстоятельств, тебе придется заняться связями с ближайшими соседями. Наладить контакт. Может быть, окажут помощь нам или мы им при необходимости. Особое внимание обратить на совместные действия по устранению разбойной братии на наших территориях. Ну, и должность первого советника с тебя не снимается.

– Буду помогать, чем смогу. Боярин, прошу дозволения выбрать ученика себе из отроков, пришлых с тобой. На земле мы не вечны.

– Выбирай, учеба еще никому не вредила. Так вот, относительно учебы. Нам требуется преподаватель по боевой подготовке.

Никто из десятников не понял, о чем это сказал боярин. Монзырев осознал это.

– Я говорю о том, что нам нужен профессиональный боец, способный обучить владению холодным оружием мужчин в нашем поселении.

– Да, где ж его взять, боярин? Здесь нужен варяг. Варяг продаст свой меч, но стоит это дорого, – сказал десятник по имени Первак.

– Значит, будем покупать варяжский меч. Нам нужны воины. Тот, кто не умеет владеть мечом – кандидат в покойники или рабы. Такого нам допустить нельзя. Теперь относительно экономики общины. Галина, экономика на тебе. Осмотрись, побеседуй с сельчанами, Вестимиром, составь бизнес-план. Обсудим его. Вестимир, я хочу посмотреть, что у нас осталось из денежных активов – Слуда.

– Я понял, покажу.

– Андрюха, готовься к командировке. Куда ехать – объясню. И, последнее, будьте готовы к тому, что в общину придут новые люди и этих людей мы примем как родных. Без людей община не выстоит. Если вопросов нет, сегодня отдых, с завтрашнего дня – начинаем новую жизнь.

– Пусть в начинаниях наших поможет нам Стрибог – Род – Святовит. Боярин, надо принести жертву богам, попросить их о добром разрешении наших проблем.

– Что ж, волхв, согласен я. Помощь богов лишней не будет.

Войдя в дубраву, колонной двинулись за волхвом. Вечерело, но лучи солнца еще хорошо просвечивали через зеленые шапки вековых дубов. Каждый шел к богам со своими мыслями. Поскидав с голов шапки, на ком они были, все вошли в ворота. Монзырев был уже здесь не раз, но теперь пытался угадать в идолах, кто есть кто. Словно поняв его мысли, Вестимир, как экскурсовод, стал объяснять:

– В центре стоит Сварог, «Небесный» первенствующий бог, Божество неба и Вселенной, «Бог-отец» с семейством. От него все племена славянские род свой ведут, выходит так, что корень у нас общий, а то, что склоки меж нами случаются, так в семьях тоже спор бывает. И кто б ни был ты, кривич или словен, северянин или радимич, любой из нас право имеет звать себя внуком божьим. Речемся все сварожичами.

Монзырев окинул взглядом столб толщиной в два обхвата и метров пяти в высоту, который подвергся обработке деревенским умельцем. Неизвестный художник постарался придать лицу истукана человеческие черты в обрамлении бороды и бровей. У столба пониже, стоящего с правой стороны, в чертах лица просматривалось что-то женское. За ними находились два кола, метра три высотой, грубо отесанных, с небрежно вырубленными бородами и глазами. Справа и слева от четы божеств, гораздо ниже по высоте, стояли другие небесные покровители славян. Тот же умелец, судя по всему, не очень-то старался придать им детальное сходство с человеком. На почерневшем от времени дереве просматривались глаза, рты, бороды.

– Триглава – богиня Земли. Белбог – хранитель добра и справедливости. Велес – скотий бог. Даждьбог – бог природы. Мокошь – мать плодородия. Лада – богиня любви. У входа Перун воитель, повелитель грома.

– А, вон тот, что стоит в отдалении от других?

– Это прекрасная Мара – та, что проводит ушедших через Калинов мост – богиня смерти.

Попаданцы с интересом слушали и смотрели на истуканов. Местные жители пошли вдоль божков, ставя перед каждым, начиная со Сварога, глиняные плашки и из баклаги наливая каждому какой-то пряный напиток, раскладывая выделанные шкурки животных. Кто-то положил несколько монет. Монзырев, подумав, снял с запястья «командирские» часы, положил перед Сварогом, заметил, как Галина опустила снятую с шеи золотую цепочку перед истуканом Лады, при этом украдкой глянула на Монзырева.

«Женщина, она женщина и есть», – отметил про себя Монзырев. Кинул взгляд на Ищенко. И смех, и грех, тому после всех путешествий по времени и землям славян, судя по всему, было по барабану отношение людей к своим богам. Он просто рассматривал капище, как осматривал бы экспонаты в музее. Интерес был – почтения нет.

«Сразу видно, в войнах не участвовал, друзей не терял. Хлебнем мы с ним, пока не поймет, каково это кровью харкать».

– Примите благодарность от нас, мы внуки Сварожьи, просим вас помочь с делами нашими. Не оставьте своими милостями.

Выразив благодарность и озвучив свои просьбы, люди потянулись к выходу из капища. Монзырев, остановившись, тронул за плечо волхва. Вестимир обернулся к нему.

– Послушай, Вестимир, давно хотел задать тебе один вопрос.

– Спрашивай.

– Наш погибший товарищ, перед тем как принять последний бой, сказал, что он понимает язык печенегов. Почему это произошло?

– Помнишь, Анатолий Николаевич, то место у перехода, где вы прошли мембрану?

– Ну да, хорошо помню.

– Закрученные в узлы деревья, плохое самочувствие у людей, непонятно откуда взявшееся волнение, ощущение тяжести. Сейчас я могу сказать. При переходе не все могли уцелеть, кто-нибудь мог и погибнуть. Человека могло скрутить в узел, раздавить, разорвать. Это счастье, что все выжили. Так вот, при переходе каждый из вас приобрел какой-то дар, дар перехода.

– Что за дар? Я ничего не чувствую.

– Если ты не чувствуешь, это не значит, что ты его не получил. Он просто пока не проявился у тебя. Сегодня я попросил ученика для себя. Так вот, я выбрал. Это Вячеслав, черноглазый мелкий мальчишка, он еще слегка картавит. Этот мальчик уже почувствовал в себе этот дар, боится его.

– И что же с ним не так?

– Он читает мысли собеседника и, причем, на каком бы языке тот ни говорил, он будет знать, о чем он думает. Я воспитаю из него для себя замену.

– Очень хорошее качество. Но и позавидовать ему нельзя.

– Поэтому его надо успокоить, направлять и учить.

– Понятно. Значит, надо ожидать неожиданностей и от других.

– Непременно.

Стемнело, жрец проводил Анатолия до ворот и на прощание сказал:

– Боярин, а тебе необходимо поменять имя. Нет у русичей и скандинавов имени Анатолий.

– Об этом я подумаю завтра.

4

Лучи утреннего солнца ворвались через оконное стекло в комнату, прямиком упали на лицо. Андрюха, дернувшись, открыл глаза. Полежав немного, блаженно потянулся всем телом. Из открытой форточки в комнату поступала приятная прохлада. Пошарив рукой по тумбочке, стоявшей сбоку от кровати, наткнулся на телефон. Поднеся его к глазам, нажал кнопку.

– Етическая сила, – заорал он, сбрасывая одеяло на сторону и пружиной выскакивая из кровати, при этом говоря сам себе, будто стороннему собеседнику: – Через сорок минут построение. Опоздаю, опять Владимировичу за меня достанется, – мечась по своему холостяцкому жилищу, он в темпе напяливал на себя камуфлу, впихнулся в берцы, завязывая их практически на ходу.

«Вчера, кажется, не поздно разошлись, да и выпили совсем чуть-чуть. Проспал и будильник не звенел», – уже мысленно рассуждал он.

Прыгая по лестнице через ступеньку, промчался мимо дежурной по общежитию, на ходу крикнул:

– Здрасьте, теть Зин.

Дежурная по этажу, Зинаида Ивановна, полная дама бальзаковского возраста, с интересом наблюдала поверх очков, как Андрей сверху вниз штурмовал лестницу, словно полосу препятствий. На стук закрывающейся за ним входной двери, с опозданием произнесла:

– Здравствуй, Андрюша.

Пробежав мимо комендатуры, служившей сразу и кабинетом коменданта гарнизона, и бюро пропусков, и проходной КПП жилого городка, отмахнулся правой рукой в ответ на воинское приветствие дневального, стоявшего у турникета. Подбежав к своей «девятке», поковырявшись в дверном замке ключом, открыл дверь, уселся в машину. Минуты неумолимо уходили. Рванув с места, помчался вдоль бетонного забора городка, замечая на ходу, как впереди, через серую глыбу бетона, на дорогу спикировал друган Леха.

Леха – женатик, живущий в пятнадцатом доме, с кем они вчера горланили песни под гитару. Приземлившись в позе орла на гнезде, скривил лицо, будто глотнул несвежей водки, однако сразу же губы на его лице расползлись в улыбке.

«Если опоздал, то не один. А в компании звездюлей от „командующего“ получать легче».

Крут был Александр Васильевич, но отходчив, за это, в общем-то, и отношение к его недостаткам у народа было позитивным, то ли дело первый зам, подполковник Дьяконов, уж тот, если вставит пистон, так потом неделю, считай, «задница болит». А так как Андрюха по натуре своей был раззвездяй, то соответственно за время совместной службы и «пятая точка» у него была развальцована шире плеч. Временами, когда его молодой организм, естественно в нерабочее время, подвергался перегрузке алкогольной продукции, в воспаленном мозгу созревали мысли.

«Купить метров пять белого полотна, написать на нем большими синими буквами „МЫ ЛЮБИМ ТЕБЯ, ИГОРЬ ПЕТРОВИЧ!!!“ и по-тихому повесить над входом в штаб. Чтоб на утреннем построении все полюбовались на чье-то художество. Произведение армейского зодчества, естественно, немедленно бы сняли. А вот на следующее утро фразу изменить – „ПЕТРОВИЧ, МЫ ВСЕ РАВНО ЛЮБИМ ТЕБЯ“, вряд ли дежурная служба додумается, что ночью кто-то повторит финт ушами. Для третьей ночи у Андрюхи тоже было заготовлено послание: „ПЕТРОВИЧ, НУ ТЫ ПОНЯЛ ДА!..“, авось не поймают».

Резко «ударив» по тормозам, высунулся в открытое окно «жигуленка», громко выдал:

– Садись быстрее, опаздываем.

– Я, кажется, ногу подвернул.

– Ты б еще между ног у себя подвернул. Садись, давай.

Как ни торопились, на службу добрались только к команде:

– По рабочим местам разойдись.

На плацу стоял Сергей Владимирович, Андрюхин начальник. Подполковник, человек в возрасте, до дембеля которому оставалось полшага. В подразделение к нему Андрей попал год назад. Год назад командир вызвал подполковника Семибратова к себе в кабинет и предложил взять в подчинение лейтенанта, с училищной характеристикой которого в тюрьму не примут. Тот подумал и взял. И вот уже целый год ненавязчиво вдалбливал в его симпатичную, но безбашенную голову, «что такое хорошо, а что такое плохо». Получалось. Недавно, на одном из «мероприятий» командир даже высказался, что на данный момент на Андрюху уже можно писать характеристику, по которой в тюрьму примут без вопросов.

– Андрей, хорошо, что пришел почти вовремя.

– Извините, Сергей Владимирович, будильник не зазвонил. Опоздал на десять минут всего.

– Нет-нет, не опоздал, а задержался. Начальник не опаздывает, начальник может только задержаться, Андрей Владимирович.

– А…

– А так как не опоздал, задержался, назначаешься сегодня начальником. Короче, идешь в роту, берешь там троих солдат, спускаетесь в подвал и устраняете с ними неисправность.

– А что за неисправность.

– Да наши «доблестные» воины решили в сортире засор пробить. Не придумали ничего лучше, как взять в руки лом. А трубы-то пластиковые. Вот и потребовался руководитель.

– Так это мне что, в говне ковыряться придется?

– Андрей, что за выражение? Не говно, а фекальные отложения.

– Вот ведь правду говорят умудренные опытом: «Куда солдата не целуй, всюду жопа»! – следуя по указанному маршруту, воскликнул Андрей.

– Иногда я тоже так думаю по твоему поводу, – улыбнулся подчиненному в спину Семибратов.

Андрей, подсвечивая дорогу мощным фонарем, пробирался по неосвещенному подвалу, следом сопела ремонтная бригада. Здание не видело ремонта лет двадцать, как раз с того времени, когда было построено. Спотыкаясь и натыкаясь на несущие перегородки, идя на запах, за лучом фонаря, лицом коснулся невидимой паутины. Инстинктивно подался в сторону, не удержал выпавший из рук фонарь.

– Темно как у негра… Да подсветите кто-нибудь.

– Чего сказал, сотник? Али приснилось чего?

Андрей пришел в себя после сна, озираясь в потемках. Действительность оказалась банальной. Он полулежал на одной из телег, выстроенных кольцом и привязанных друг к другу. Внутри кольца сидело двое русичей, в глубине поляны за обозом просматривались силуэты лошадей, слышалось пофыркивание, там ночевал конский табун. С наружной стороны повозок увидел выставленную неспящую охрану.

– Ну что за бл…во, а так все хорошо начиналось. Иди в подвал. Убери говно. Тьфу! Вот ведь приснится.

К нему подошел Радомир, считай один из соплеменников, выставленный в ночной дозор.

– Что сказал, сотник Андрей?

– Я спрашиваю, все ли тихо?

– Да, слава богам, все спокойно. Ты бы поспал еще. Седни опять весь день в седле проведешь.

– Поспишь тут, как же. Не дай бог опять по подвалам шариться придется, – прошептал Андрей.

В дороге они четвертый день. Сама дорога, уходя от деревни, начиналась с узкой тропы, погружаясь в смешанный лес. Песчаная почва южных территорий Руси и лес делала светлым, не было того бурелома, каковой бывает в лесах Подмосковья и Ленинградской области, на пути не встретишь заболоченных торфяных полян. Слух ласкает щебет птиц. Хорошо!

К вечеру узкая дорога соединилась с дорогой, раза в три шире прежней. Вот по ней на северо-восток и вел торговый караван с приданным ему табуном новоявленный сотник. Вел в город Курск. Задачи, поставленные перед Андреем и его помощником Боривоем, имеющим опыт в торговых делах мужиком, лет тридцати пяти отроду, Монзырев определил. С купцами хотела поехать Галина, но Анатолий Николаевич запретил – по нынешним временам, не бабье дело. Требовалось наработать опыт общения с центром, как сказал он, посетить Курск, потом Чернигов, столицу Черниговского княжества. Наладить связи. Говоря языком двадцать первого века, если получится, попытаться открыть торговый центр в одном из городов.

Пять телег, нагруженных товарами «народного потребления», и пятьдесят голов лошадей, судя по их виду, совершенно беспородных, но шустрых и прожорливых, – позволяли пройти в день километров тридцать пять. Отряд составлял десять человек.

Впереди, как и положено командиру, скакал Андрей на «лихом» коне, одетый по последней моде десятого века, правда, с элементами военной атрибутики двадцать первого. На брюки от армейского камуфляжа были натянуты сапоги-черевы с высокими халявами. На вышитую рубаху вместо стеганого подклада, по причине летней погоды, Андрей напялил армейскую же куртку, но так как поверх нее теперь глухо позвякивала мелким звеном железная «рубашка», по длине доходившая до средины бедра, то от камуфлированной куртки были видны только рукава, потому как рукава самой кольчужки спускались только до локтей. На офицерский ремень, застегнутый поверх кольчуги, подвешен меч с рукоятью, обложенной рогом, закрепленным бронзой, он покоился в деревянных ножнах, обтянутых кожей. Слева висел нож, за спину под ремень Андрей всунул боевой славянский топор с небольшой оттянутой вниз бородкой лезвия. Экипировку витязя дополнял круглый щит с медным умбоном, притороченный к седлу с висящим на нем островерхим шлемом с наносником. На груди поблескивала гривна, подчеркивающая высокий социальный статус воина. Растительность на лице, появившаяся за время присутствия в этом мире, была сбрита, остались только светлые усы, успевшие слегка отрасти. Жреца Вестимира можно смело было объявлять первым стилистом Древней Руси, перекроившего человека из одного образа в другой.

Остальных русичей, сопровождавших караван, начальство только вооружило, заинструктировав их о мерах безопасности и поведение на дорогах и в городе до зубовного скрежета.

Застоявшиеся лошади исправно тянули повозки. Утро, незаметно перешедшее в день, было жаркое, но деревья, тянувшиеся рядом с дорогой, создавали прохладный покров, не позволяющий возницам совсем разомлеть. Иногда они соскакивали с повозок для того, чтобы размять затекшие ноги, иногда помочь лошадям преодолеть крутой подъем па рыхлом грунте, подтолкнуть повозки.

К Андрею, спрыгнув с телеги на дорожную обочину, подбежал Боривой.

– Сотник.

– Чего тебе, Боря?

– Слышь, сотник, – мужик, скосив глаза в зелень зарослей, тревожно прислушивался к окружающим звукам. – Не слышно щебета птичьего. Заметил?

– Нет.

– Вот я и говорю. Необычно это. День-то, какой солнечный, а пичуг не слыхать. Не к добру это.

– Понял тебя. Распорядись по колонне брони вздеть. И пусть оружие держат поближе. Если что, издали сначала стрелами сечь, а уж потом в ближнем бою за мечи и топоры хвататься.

Сам он надел на голову шлем, застегнув кожаную лямку под подбородком и опустив наносник, соскочил с коня, воевать конным Андрей не умел вовсе. В левую руку взял щит. Скорость движения колонны снизилась. Таким темпом они передвигались еще какое-то время, сторожко осматриваясь по сторонам.

Как морально ни готов был Андрей к неожиданному нападению, но все же, хруст ломаемого дерева привел его в легкий ступор. Ствол огромной сосны перегородил лесную дорогу, с тяжелым вздохом упав с левой стороны обочины. Тут же на дорогу полезли вооруженные разномастным оружием люди, судя по лицам и одежде, тоже представители славянской национальности. Лихие люди, охочие до чужого добра, с боевыми криками бросились на походников. Командовать кем-либо было бесполезно в этой кутерьме, требовалось только одно – защищаться и убивать, погибнуть, если придется. Андрей метнулся к ближайшей телеге, возле препятствия было легче защищаться, чем на открытом, на все четыре стороны, месте. С телег послышались щелчки, это кривичи пустили в дело луки со стрелами. Подбежали первые разбойники, и Андрей принял бой.