Текст книги "Сущности. Прозрение"

Александр Зимний
Сущности. Прозрение

* * *

Пролог

Отчётливо видимый на фоне светлых стен, мужчина просто стоял и смотрел.

Как чёрная тень, словно плоский, вырезанный из картона, он не двигался, и, казалось, не дышал.

Одна из девочек в комнате набрала в грудь воздуха: визжать, звать на помощь, и подавилась им, услышав голос ночного гостя:

– Доброй ночи.

Голос оказался настолько приятным, обволакивающим и честным, что бояться незнакомца совсем не хотелось.

– Доброй ночи, – первой шёпотом откликнулась Мария и, одна за другой, воспитанницы детского приюта сели на своих кроватях.

Всё-таки десять лет – самый лучший возраст для того, чтобы не бояться ночных приключений.

– Я хочу рассказать вам кое-что. Послушаете меня?

Софья обвела подруг взглядом: все будто заворожённые смотрели на человека в чёрном, и кивнула. Тоже за всех.

– Вот и хорошо.

Незнакомец прошёл в середину комнаты, сел на край тумбочки, не претендуя на кровати девочек.

– Вы недавно рассказывали страшные истории. И что чувствовали?

Девочки молчали, потом Ксения робко прошептала:

– Страх. Сначала страх, потом уже спать захотелось.

– Правильно. Страх. А хотите, я вам расскажу о страхе больше, чем кто-либо другой может рассказать?

– И мы испугаемся? – вздрогнула обычно смелая Анна. Она даже как-то на крышу приюта залезла, чтобы на гнездо голубей посмотреть.

Незнакомец рассмеялся. Смех легко скользнул по комнате, проникая в самые дальние и тёмные углы, и заставил девочек улыбнуться в ответ.

– Нет, может быть, вы научитесь не бояться.

– Совсем? – уточнила Алина.

– А это будет зависеть только от вас.

Повисла тишина: каждая из девочек пыталась представить, каково это – не бояться совсем? Или хотя бы меньше бояться, чем сейчас? Вдруг получится ответить хулиганам из пятой комнаты? Или не съесть на завтрак противную кашу? Или…

– Вы знаете, что мир устроен сложнее, чем вам кажется? Что есть ещё то, чего вы не видите, но оно есть?

– Воздух?

– Тепло?

– Страх?

Чёрный кивнул:

– И это тоже. Но воздух, тепло и страх – вы чувствуете. А есть ещё кое-что, что вы ни видеть, ни чувствовать не можете.

– Привидения? – предположила Софья и уже готовилась засмеяться, как мужчина серьёзно кивнул:

– И они тоже.

– Привидения существуют?

– Не в том виде, в котором вы их себе представляли… Существуют некие животные, которые питаются вашим страхом. Каждый раз, когда вы боитесь – они растут. Они есть на каждом человеке, и вы можете попробовать научиться их видеть. И отгонять от себя.

– И тогда они не будут на нас жить?

– Не будут. Ни на вас, ни на ком-то рядом.

– А я от Мишки не буду отгонять этих животных! Пусть боится! – тут же высказалась Ирина, и остальные девочки одобрительно зашептались. Михаила они не любили: задавака, задира и драчун.

– А вы их можете видеть? – уточнила Софья.

Мужчина развёл руками:

– Могу, конечно.

– А покажите их!

Чёрный помолчал, а затем его ладонь скользнула к плечу Ксении, и он что-то с неё снял. И на ладони появилось небольшое – не крупней грецкого ореха – существо, похожее на комок странной серо-коричневой слизи…

Спустя десять минут мужчина стоял, наблюдая, как девочки одна за другой проваливаются в глубокий сон, а потом мягко вышел за дверь. Там встретился взглядом с воспитательницей, пришедшей в приют всего неделю назад:

– В этой комнате я рассказал правду. Третью – напугал. В шестой – уберу всяческий страх на ближайший год. Седьмая с самыми взрослыми – там настроил на боевой лад. Первая – контрольная группа.

– Благодарю, Чёрный. Посмотрим, как они поменяются.

Мужчина чуть улыбнулся:

– В конце концов… Если будет интересный результат – повторим. Нам нужно больше молодых Зрячих.

Чёрный лишь на миг бросил взгляд на комнату, из которой вышел, а затем шагнул вперёд, растворяясь в воздухе.

Девушка-воспитательница повела плечами и сощёлкнула со всех стен рассевшиеся там грязные комочки, выжигая их дотла:

– На сегодня – брысь!

И отправилась в свою комнату: теперь работа будет интересней…

Глава 1

Май

В этом году тёплый апрель сменился неожиданно холодным маем. Ещё вчера из дома можно было выйти в джинсах и футболке, а сегодня с утра вряд ли кто-нибудь рискнул бы выехать со стоянки, не прогрев предварительно двигатель.

На календаре было пятое число.

Андрей Порохов, молодой перспективный хирург, прикрыл глаза, прислушиваясь к тому, как урчит двигатель трёхлетнего «Форда», и уткнулся лбом в руль. Сегодня ему предстояла сотая самостоятельная операция. Он прошёл долгий путь, он заслужил всё то, что имеет – заслужил сам, и не намерен был отступать с выбранного пути. Перспективность его была неоспоримым фактом, сам Яковенко – мирового уровня врач – выделял его ещё со студенческой скамьи, но сейчас отчего-то было муторно на душе.

То ли эта хмарь после яркого солнышка. То ли то, что с Диной вчера поссорились, и она, вопреки обыкновению, не позвонила с утра с примирительным: «Да ну тебя. Заедешь за мной вечером?». То ли недавний разговор с Лямцевым – главврач вызвал его к себе и некоторое время проникновенно рассказывал, как ему не хватает толкового хирурга, и что он готов даже помочь молодому специалисту, но вот очень надо – очень! – чтобы Андрей подтянул его племянника по анатомии. И Андрею не жалко было позаниматься с парнем, только племянник главного был скользким, словно болотная лягушка, и ни в грош не ставил слова Андрея. Порохов говорил про брыжейку, про удаление аппендикса, сыпал латинскими названиями костей в пояснично-крестцовом отделе, а племянник улыбался, словно принимал экзамен. А потом, когда Андрей спрашивал: «Понял?», пожимал плечами, мол, зачем это надо? Дядя поможет.

Андрею становилось тошно, он заканчивал занятие; и всё собирался Лямцеву сказать, что зря он родственника впихнул в медицинский, трижды зря продвинул на лечфак, да духу не хватало.

На стекло упали первые тяжёлые капли, и Андрей очнулся от размышлений. Выехал на широкую дорогу, приткнулся в крайний правый ряд пробки и поджал губы.

Нет смысла искать причины.

На сегодня у него мужчина. Сорок восемь лет, индекс массы тела – сорок пять, ожирение третьей степени. И ведь никаких гормональных нарушений: просто сидячий образ жизни, много вкусной еды, выпивка, стрессы… Назначено грыжесечение. Сама операция не сложная, Андрей делал её уже с десяток раз, но каждый такой пациент – это риск. У этого риски вроде были минимальны: Порохов лично проверил его анализы, удивился, разглядывая практически идеальную кардиограмму, и волноваться, получается, было не о чем.

Но на душе по-прежнему было неспокойно.

В операционной оказалось ожидаемо стерильно и удивительно тихо. Андрей постоял на пороге, рассматривая столы, выключенную сейчас операционную лампу, мазнул взглядом аккуратную стойку с лапароскопом и вздохнул. Не сегодня.

Гнетущее чувство не желало его покидать, как бы ему того не хотелось. Молодой хирург услышал позади шаги и посторонился, пропуская каталку с пациентом. Затем вокруг засуетились, забегали ассистенты и медсестры, протиснулся между Пороховым и стройной Лидой анестезиолог, кивнул приветственно всем и густым басом поделился новостями:

– Зам сегодня обещался проставиться.

– В честь чего? – отозвалась Лида, подключая к пациенту датчики.

– Да у него дочка родила.

– О, это дело. Кого?

– Неведому зверушку, – буркнул Андрей и кивнул анестезиологу: – Начинаем.

Окружающие звуки слились в привычный фон. Несколько минут Порохов настраивался на операцию, осматривал инструменты. Он знал, что это сделали до него, но привычка проверить всё самому, выпестованная его учителем, не позволяла довериться кому-то.

– Готов.

Андрей повернулся к пациенту и повторил:

– Начинаем.

Главное сейчас – это успокоиться. Чтобы не тряслись руки, и не было этой паники, что захлёстывает почти с головой.

Вдох, выдох. Задержать дыхание. Снова вдох и выдох.

Андрей почувствовал, как нервозность отступает под натиском привычных действий, и позволил себе улыбку под маской. Всё равно никто не увидит.

– Скальпель.

Надрез он сделал твёрдой и уверенной рукой.

– Что там?

– Да всё нормально.

– Так кого родила-то?

– Девку, говорят. Крупная.

– Зажим.

– Зажим.

– Ух, отъелся! Стол там ещё не прогнулся?

– Где я?!

Вопль был настолько неожиданным, что Андрей вздрогнул. Он перевёл взгляд на пациента и понял, что тот, вопреки наркозу, не обращая внимания на маску на лице и на ошарашенного анестезиолога, проснулся. Проснулся и теперь смотрел на врачей вокруг таким взглядом, словно его разделывали на органы.

– Что происходит!?

– Где наркоз?

– Тише, не нервничайте. Вы на плановой операции, помните?

Лида умела успокаивать даже особо буйных.

– Операции?

Андрей сглотнул. Он не двигался – так и замер, когда пациент пришёл в себя. Ощущение небывалого провала накатило, затопило, закружило, и Порохов моргнул.

И чуть сам не закричал от неожиданности: когда он снова глянул на пациента, то понял, что его покрывают странные склизкие сгустки размером с футбольный мяч. Один такой отшатнулся от его руки, как только Андрей шевельнул пальцами.

– Не хочу! Уберите от меня всё! Я не буду! – ужас пациента хирург теперь тоже видел. Темные, зеленовато-черные жгуты вытекали из висков огромного мужчины, и к ним стремились странные мерзкие «футбольные шары», впитывая их в себя.

– Что это? – Андрей понял, что если он не спросит, то сейчас сойдёт с ума. Или уже сошёл?

Его не услышали.

– Что это? – повторил он чуть громче, и Андрею показалось, что за ним, за его спиной это же повторил и кто-то другой. Хирург замер, всё окружающее его пространство сомкнулось в одну точку – яркую, окружённую беспросветной тьмой, и в следующее мгновение взорвалось, ослепляя Андрея. Он медленно отнял руки от пациента, не видя вокруг себя ничего, поглощённый сиянием. Он слышал голоса, словно сквозь вату: они не цеплялись за сознание, скользя поверхностно, очень аккуратно. Голоса, ситуация, пациент, его страх и эти липкие склизкие сгустки остались где-то далеко. Тут с Андреем было нечто иное: тишина, которая затекала в его разум, обволакивала и вместе со светом отрезала от всей его жизни.

Андрей чувствовал – его сердце не бьётся. С того момента, как его ослепило, не было ни одного удара. Он не сделал ни одного вздоха, но – странно – его это не тяготило. Время, казалось, растянулось до бесконечности.

И сжалось.

Свет, который окружал Андрея, рванулся в него, и от его рук – вовне. Он распался на лучи, и липкие омерзительные комки испарились. Но свету этого оказалось мало: он потёк дальше, он скользил вперёд, и Андрей видел, что вокруг склизких комков становится больше. Они оказывались на других людях, на пациентах. Они пили их, паразитировали, сживались с ними.

И свет уничтожал их.

Хирургически точно – только эту непонятную гадость, только то, что напугало самого Андрея одним своим наличием.

Удар сердца оглушил Андрея.

Он пошатнулся, машинально схватившись за край стола левой рукой, соскользнул, попытался удержаться, но не смог, и рухнул на пол, чудом не запутавшись в проводах и трубках капельниц.

Первое, что услышал Андрей, вынырнув из темноты беспамятства, был голос главного врача. Слова хирург разобрать не мог – Лямцев говорил тихо, но Порохов понял, что говорят о нём.

Андрей открыл глаза, поморщился, когда понял, что лежит на диване в ординаторской, освобождённый от перчаток и маски. Рядом на стуле стоял стакан с водой. Неподалёку от него, за столом, сидела невропатолог, а ещё чуть дальше – любимая «наседка» всего отделения, старшая медсестра Наиночка. Или Мама Ина. А главврача Андрей не увидел.

Мужчина сел и удивлённо огляделся: он уже понял, что, скорее всего, потерял сознание (но от чего? Что его так оглушило?) в операционной, но чувствовал он себя на удивление хорошо. Слабости не было, и Андрей легко поднялся с постели.

И тут же сел обратно.

На Маме Ине он увидел те же самые склизкие, гадкие зелёно-серые сгустки, которые тонкими хоботками впились в её шею и руки. Но сама медсестра не замечала их, продолжая спокойно размешивать в чашке с чаем сахар и смотреть в небольшой монитор компьютера, где крутилось какое-то видео.

Андрей моргнул. Потом ещё раз, пока не понял, что склизкие сгустки никуда не собираются пропадать. Перевёл взгляд на невропатолога (как же её? Света? Валя?) и увидел такую же штуку на её плече.

Стало страшно: так и сходят с ума. Андрей снова встал, аккуратно подошёл ближе, рассматривая неизвестное существо, или, скорее сущность, и прищурился. Света (или Валя?) подняла голову:

– Все нормально?

– Да… А пациент как?

– Это который?

– С грыжей. Тот, которого я должен был…

– Этот нормально. Лежит в палате.

– Хорошо, – он кивнул и стремительно вышел из ординаторской, стараясь не смотреть по сторонам, потому что он видел, как на всех… буквально, на всех вокруг сидели эти склизкие сгустки. На ком-то совсем мало, по одной, на ком-то так много, что живого места видно не было. И люди шли, стояли, лежали, словом, вели себя как обычно, не замечая тварей, что присасывались к ним.

– Я схожу с ума, – пробормотал Андрей, врываясь в раздевалку и поспешно скидывая халат.

Или он уже сошёл с ума, и это галлюцинация?

Если с пациентом все в порядке, то, значит, операцию закончили без него. Видимо, Витя подхватил, дежурный хирург.

– Андрюха, а я обыскался! Слушай, я билеты достал…

– Не сейчас, Глеб, – Порохов накинул пиджак, переобулся и, повернувшись, хлопнул друга по плечу, предусмотрительно там, где не сидело никого: – Я тороплюсь.

К психиатру? Только не в больнице, тут слухи быстро расходятся. Есть пара знакомых в частных клиниках, они проверят и поймут.

Но сначала – домой.

Андрей выскочил из больницы, сбежал по ступенькам и спустя минуту завёл двигатель автомобиля. Замер, закрывая глаза и успокаиваясь. Потом открыл, всплыло в мозгу никогда ранее не нужное «…предметы раздваиваются…», и Андрей увидел сторожа, увидел сгустки на нём – три, и все в области сердца – а потом надавил на один глаз пальцами.

Отпустил.

Окружающее пространство поплыло, раздвоилось на короткое мгновение, выявляя ложное и истинное.

Сгустки тоже раздвоились.

В холодильнике стояла початая бутылка хорошего рома, там же нашёлся лёд.

Андрей налил себе половину широкого стакана, кинул несколько кубиков замёрзшей воды и сел в кресло. Подумав, закинул ноги на журнальный столик и закрыл глаза.

В квартире было пусто и тихо. За стеной, у соседей ворчал телевизор, наверху бегала из угла в угол собака, за окном шумели дети на игровой площадке, и это не давало Порохову соскользнуть в панику окончательно.

Андрей попытался припомнить, что и как произошло. А, главное, почему? Что с ним творится? Если сгустки слизи с хоботками не галлюцинация – то что? Если галлюцинация, то очень сильная… И почему такая странная?

Всё началось во время операции, когда пациент очнулся и впал в панику. С другой стороны, его панику Порохов даже понимал: мало кто останется спокойным, лёжа с разрезанным животом. Ещё и после наркоза – Андрею доводилось лежать на операционном столе самому, и он отчётливо помнил, что ему под наркозом снился сон, что его сломанная нога – всего лишь сон. И он рассказывал отцу с утра о том, что «приснится же такое, ногу сломал!», а потом очнулся в больнице.

Впрочем, с того момента Андрей иногда задавался вопросом – а что было на самом деле реальностью? Может быть, он всё ещё спит?

Солнце заглянуло в окно сквозь полупрозрачные шторы, легло на ковёр косыми линиями, и Андрей посмотрел на экран мобильника. С момента неудачной операции прошло два часа. Полчаса дороги… значит, он был в отключке чуть больше часа. Как-то долго для простого обморока на нервной почве. Почему он тогда лежал в ординаторской, а не в реанимации? Почему его не осматривали? Выходит, что прошло меньше времени, чем он думал… Или как?

Палец скользнул по стеклу, набирая код, а потом Андрей приложил телефон к уху, слушая длинные гудки.

– Я слушаю.

– Марина? Привет, это Порохов.

– Да, я узнала. Как ты? – голос в трубке потеплел, перетекая от официального к неформальному.

– Ну, нормально. Только можно я к тебе загляну на днях?

– У меня ремонт дома, я…

– Я к тебе по твоей специальности.

Повисла пауза, потом Марина очень спокойно спросила:

– Что случилось?

– Да так… Хлопнулся в обморок посреди операции. Хочу на всякий случай пройти по врачам.

– И начать с психиатра?

– Там пациент очнулся от наркоза на грыжевой операции. Так что у меня стресс.

– Ладно, давай тогда завтра подъезжай… Часикам к одиннадцати. Будешь?

– Да.

Андрей нажал красную кнопку отбоя звонка.

Посмотрел в адресную книгу, взглядом зацепился за почти безликое «Мать». Замер даже, раздумывая.

С мамой они не общались. Андрей не смог простить ей уход из семьи едва ему исполнилось десять лет. Тогда мама просто за ужином сообщила, что она уезжает. «Мальчики, вы у меня взрослые, справитесь», – сказала она ошарашенному отцу и пока ещё не осознавшему всю тяжесть этих слов Андрею. Она действительно подхватила небольшую сумочку – вещей не взяла ни одной – и скользнула за дверь. Будто в магазин.

Дальше Андрея воспитывал отец. Порохов-старший воспитал сына хорошо, добротно, не наказывая зря, но и не спуская провинностей. Отец год назад погиб в автокатастрофе – вылетел на скользкой дороге под автобус на встречку… И Андрей остался один.

Строчка «Мать» словно дразнила, но Порохов понятия не имел, рабочий ли этот номер, найденный когда-то в записной книжке отца… А ещё, что он скажет? «Привет, я твой сын, и я схожу с ума?»

Андрей ещё поколебался и выключил телефон.

Закрыл глаза.

Лёд медленно таял в нетронутом роме.

К ночи Андрей был пьян – не спиртным, а странным тягучим и очень неприятным чувством того, что он что-то упустил. Забыл, и теперь не может вспомнить. Он лениво приготовил себе ужин, потыкал вилкой в разварившиеся пельмени, потом притянул к себе ноутбук, заходя в интернет и с облегчением видя, что на фотографиях у людей нет склизких тварей.

И полез изучать вопросы галлюцинаций, обмороков и видений.

Пару раз он пытался описать поисковым системам свои ощущения, но от «вижу на людях серые сгустки» поисковики ударялись в панику и предлагали всё, что угодно, кроме того, что нужно. Поначалу Андрей внимательно изучал форумы и страницы, в надежде найти хоть что-то подобное увиденному, он вгрызался в обрывки информации и… понимал, что ищет не там.

Следом пошли запросы по психиатрии, и в этот момент Андрей осознал, что не может понять, что же было ровно в те несколько секунд перед темнотой беспамятства? Вероятно, там что-то происходило, но что?

И это, не считая напрочь выпавшего из памяти часа.

Порохов вставал и снова садился, он ходил из угла в угол, пробовал закрывать глаза и вспоминать, поминутно, посекундно ту операцию, но последнее, что он отчётливо видел – это перекошенное от страха лицо пациента. И склизкая мерзость на его виске.

Андрей прошёл на кухню, нашёл в аптечке снотворное, изучил инструкцию – на всякий случай – и выпил две таблетки.

Поставил механический будильник и лёг в постель, почти сразу забываясь тревожным сном.

– Скотина!

Дина оказалась слишком шумной и слишком неожиданной. Андрей открыл глаза и успел увидеть, как меняется лицо девушки со злого на озадаченное.

– Ты чего телефон отключил? Я не могла дозвониться, волнуюсь… – Дина остановилась около журнального столика с бутылкой рома и стаканом, в котором давно растаял лёд.

Утро не принесло облегчения.

До звона будильника оставалось несколько минут, и Порохов протянул руку, освобождая пружину. Потом тяжело сел, стараясь не смотреть на девушку. Потому что на ней, присосавшись к основанию шеи, тоже сидело то самое существо, которое он теперь видел на всех.

– Я плохо себя почувствовал во время операции. Ушёл и лёг спать… – Андрей встал, нашёл трубку мобильного, отключил авиарежим и посмотрел на девушку. Улыбнулся.

– Иди сюда.

– Я же волнуюсь! – Дина постояла, а потом шагнула к нему, обнимая, прижимаясь, и Порохов, скрыв гримасу омерзения, попробовал спихнуть серо-зелёный сгусток с девушки. Тот отлепился с влажным чавканьем, сваливаясь на пол и там растворяясь.

Андрей подхватил Дину на руки и, не слушая вопросов, возражений, не обращая внимания на её попытки вырваться, понёс в душ.

– Ну, погоди, ты… – Дина сдалась у самой двери и уже не хотела покидать уютных объятий. – Но обморок – это серьёзно! Надо сходить к врачу.

– Я записался.

– Врёшь!

Он прикусил мочку её уха и скользнул руками по плечам, освобождая Дину от одежды. Усадил на край ванной, потянулся, открывая воду. Горячая струя ударилась о белую эмаль, рассыпалась брызгами и напомнила Андрею о чём-то, что было вчера. Мелькнуло короткое мгновенное видение – всё белое, светящееся – мелькнуло и исчезло. Он встряхнул головой и попытался не думать ни о чём.

– Не вру. На одиннадцать назначено.

– Какого года?

Андрей поймал её губы, прекращая расспросы, и в следующие полчаса был абсолютно счастлив.

Потом они пили кофе на кухне, и Дина не сводила озабоченного взгляда с Андрея, но молчала, не спрашивая ни о чём. Без четверти одиннадцать он подскочил, сдёрнул с вешалки рубашку, на ходу застёгиваясь, кивнул девушке:

– После врача позвоню.

– Я поеду с тобой, – Дина встала.

– Слушай, я не маленький, давай не будем?

Дина поджала губы и встала. Подошла к раковине, методично собрала грязную посуду и включила воду.

Самым главным было не смотреть по сторонам. Не оглядываться, не замечать всюду этих тварей. На всех людях. Если они не исчезли даже с утра, если они до сих пор ему видны – может быть, они на самом деле есть?

Нет. Нельзя даже допускать такую мысль, потому что это первый шаг в самое настоящее сумасшествие.

Стоило ли садиться за руль в таком состоянии, Андрей не знал. Перед тем, как завести двигатель, он некоторое время ходил вокруг машины, проверял, всё ли в порядке с координацией движений и восприятием. А потом рискнул и пока не чувствовал проблем с управлением «средством повышенной опасности».

Андрей свернул на широкий проспект и поймал зелёную волну. Несясь в крайнем левом ряду по просторной дороге, он задался простой мыслью, которая почему-то до сих пор не пришла к нему в голову: «Если я вижу ЭТО на других, то почему не вижу на себе?».

Машина вильнула, когда Порохов осознал, что он не смотрел, и стало страшно даже попытаться глянуть в зеркало. Он оглядел руки, грудь, живот. Коснулся ладонью шеи, потом все-таки, повернул зеркало заднего вида так, чтобы видеть своё отражение, и прищурился.

На нём не было никого и ничего лишнего. Разумеется, это ничего не значило, но можно было добавить это к ранним наблюдениям.

Говорить или нет о сгустках Марине?

Андрей потёр переносицу, включил поворотник и перестроился в правый ряд. Решать не хотелось, но было надо. Порохов приветливо кивнул охраннику на стоянке – они были знакомы – и заехал на территорию больницы. С каждым шагом миг, когда придётся принимать решение, был всё ближе. И Андрей попросту опасался того, что его карьере конец. Даже если Марина найдёт лекарство от этих галлюцинаций, вовсе не факт, что его допустят к хирургии.

Пожалуй, сначала стоит в принципе проверить своё состояние. По всем тестам, по всем вариантам, но не говорить о том, что он видит. В конце концов, если с ним что-нибудь не так, то тест обязательно это выявит.

А если с ним всё нормально, и эта дрянь – его новая реальность?

Андрей покрутил в пальцах ключи от машины, нажал на брелок, и, дождавшись утвердительного писка сигнализации, открыл двери больницы.

Если эта дрянь реальна, то об этом он подумает потом.

В кабинете было светло и уютно. Кушетка, кресло для посетителей, несколько тумбочек, книжный шкаф и стол с моноблоком, на котором Андрей рассмотрел модный логотип – настраивали на серьёзный лад. Несколько картин на стене – выдержанных в одном стиле, подобранных со вкусом и имеющих на себе подпись современных художников, – показывали, что здесь получали помощь те, кто уже давно забыл, что такое ездить на метро. Дизайнерский ремонт, хороший ковролин на полу, утончённые бра и светильники – здесь не скупились на впечатления, и Марина, полненькая улыбчивая блондинка, сидящая в кресле за столом, словно завершала картину идеального кабинета психиатра. Врача, который поможет, и к которому не стыдно обратиться.

Андрей зашёл после короткого стука и тепло улыбнулся женщине:

– Извини, задержался.

– Ничего, – Марина бойко записывала что-то в объёмную тетрадь, – я как раз успела набросать план новой главы.

– Над чем трудишься? – Порохов занял кресло и теперь быстро пролистывал сообщения на телефоне, пришедшие за последние сутки. Иногда полезно остаться без связи – сразу становится ясно, кому ты действительно нужен. Он удалил спам из почты и отложил мобильник. Марина закрыла тетрадь, потянулась и встала, чтобы сделать чай. На ней Андрей увидел комочек этой странной живой слизи, но мелкий, не больше фундука. Захотелось снять, но Порохов сдержался.

– Книгу пишу о биполярных расстройствах.

– Для своих?

– Научно-популярную, скорее. Заказ пришёл от одного издательства. На них недавно в суд подали за книжонку от какого-то доморощенного «психолога»… «Что такое «МДП» и как с ним бороться» – как-то так называлась. Так человек прочитал и вышел в окошко. Родственники пошли в суд, а издательство вышло на меня и заказало нормальную книгу на эту тему. Уж не знаю, что они этим доказать хотят…

Андрей хмыкнул:

– Странные люди. Им бы адвоката хорошего нанять и молиться, чтобы экспертиза не нашла нарушений.

– Не поможет. Я читала этот бред. Там любой интерн камня на камне не оставит от информации, не то, что экспертная комиссия.

Перед Андреем возникла чашка с горячим зелёным чаем, он вдохнул аромат и прикрыл глаза.

– Ну, сами виноваты. Сколько сейчас этих книг… «Как стать крутым мачо», «Как воспитать сына-подростка»… В общем, макулатура.

– Согласна, – Марина села на своё место, развернула шоколадную конфету, но есть не стала. Внимательно посмотрела на Андрея:

– Рассказывай.

– Не знаю, что сказать. Мне нужно удостовериться, что я в порядке.

– Ты знаешь, что нет здоровых…

– … Есть необследованные. Знаю, – Порохов спрятал телефон в карман и оперся локтями о стол, положив подбородок на переплетённые пальцы. – Я готов сдаться на любое обследование. Лучше всего, если это будет полноценная экспертиза.

– Анализы…

– Вся моя бренная тушка в твоём распоряжении. Но я хочу знать, что я действительно психически здоров.

Марина развернула вторую конфету, положила к первой и очень серьёзно кивнула:

– Хорошо. Тогда предлагаю, начать с самого простого. А потом соберём комиссию.

Самым простым, как ни странно, оказались тесты. Андрей отвечал честно, расковано, быстро, без проблем. Марина что-то отмечала в своей тетради и кивала. Потом посмотрела на Андрея:

– Ну, по Роршаху у тебя все в норме. По Люшеру стресс есть, и довольно сильный. Вот рекомендации – сдашь все анализы и тогда приезжай снова.

Андрей взял бумажки, пробежался взглядом: кровь, моча, кардиограмма, энцефалограмма, магнитно-резонансная томография… Муторно, дорого, но он не хотел жалеть денег на то, чтобы понять, почему он видит этих тварей. Потом предстояла встреча с экспертной комиссией, снова тесты, вопросы, беседа… Но именно этого Порохов и хотел. Он был готов отвечать на все вопросы почти честно, зная, что эти люди раскопают в нем самом даже то, что он хочет скрыть. Либо он болен…

Второй вариант Андрей не обдумывал. Что он будет делать, если эти твари окажутся реальными – он не знал.

Тепло попрощавшись с Мариной, Андрей вышел из клиники, сел в автомобиль, и, подумав, достал телефон. Набрал номер Виктора, дежурного хирурга. Пока ждал ответа, достал из бардачка упаковку влажных салфеток, протёр руки и, как только услышал заспанный голос в трубке, сказал:

– Спасибо, Витя.

– За что?

– За того, с грыжей. Что подхватил операцию.

Удивление в паузе Андрей почувствовал интуитивно. Почувствовал и замер, предчувствуя, что сейчас услышит то, что ему не понравится.

– У меня грыжи вчера не было. Андрей, ты, что ли? Шутишь, не дамся! Чай, не первое апреля!

– Не было? – Верить в это отчаянно не хотелось.

– Не было. Слушай, кончай мне мозги дурить, – Виктор зевнул. – Я знаю, что у тебя были вчера проблемы с этим проснувшимся, но не настолько же, чтобы ты меня теперь к нему приплетал.

– Извини, – не стал спорить Порохов, нажимая кнопку отбоя. Невидящим взглядом посмотрел на ворота клиники перед собой. Завёл двигатель.

Пожалуй, если даже Виктор его и разыгрывает, то запись о подмене должна была остаться в больнице. Стоит это проверить.