Текст книги "Под позолотой кровь"

Король отлично понимал, что найти убийц в переполненном курортниками городе будет очень сложно. Привыкнув трезво смотреть на вещи, Король оценивал шансы успешных поисков как один к ста. Один к ста в случае максимально оперативных и энергичных поисков.

Симоненко, со своей стороны, искать будет тщательно. Король хорошо изучил начальника городского управления милиции и испытывал к нему уважение. Подполковник был сильным, честным и волевым человеком, неспособным на подлость, но Симоненко, с точки зрения Короля, плохо понимал обстоятельства современной жизни. Делить мир на своих и чужих, плохих и хороших, преступников и защитников закона – такую роскошь мог позволить себе только очень наивный человек.

Симоненко не был наивным человеком, он искренне пытался понять, что же происходит на свете, начинал понимать это, и ему становилось от этого только хуже. Король отлично видел, как гаснет подполковник, понимал, что долго так продолжаться не сможет, но ничего не предпринимал. Когда настанет момент, Симоненко сам назначит своего преемника, а Король проследит, чтобы новый начальник милиции не был никак запачкан контактами с криминалом. Это было для Короля принципиально.

Люди должны знать, что есть Король и есть милиция. Находясь над законом, Король понимал, что для большинства закон все равно нужен. Большую часть доходов Король извлекал из легальных операций, а для этого ему нужен был порядок и порядок именно законный. Люди должны быть защищены, не от Короля и ему подобных, а от себя и других людей.

Люди должны сами решать как строить свою жизнь. Если ты считаешь, что законы нужно выполнять – выполняй и рассчитывай только на поддержку законов. Если ты решил жить по другим законам, законам установленным только силой и авторитетом Короля – будь готов и отвечать по ним.

Король жил одновременно в системах двух законов и всегда это учитывал. Даже подбирая одежду, Король ориентировался на два способа восприятия. Летом он всегда был одет в светлую рубаху, светлые брюки и неброский галстук. Все, кто приходил к нему снизу, из подзаконного пространства, оценивали его одежду как признак скромности и деловитости. Только те, кто хорошо ориентировался в качестве и ценах одежды, замечали, что и простые рубахи, и брюки, и неброские галстуки происходят из самых престижных коллекций и стоят больших денег.

Нет смысла демонстрировать силу и влияние перед теми, кто этого не оценит. Более того, постоянная демонстрация силы – признак слабости. Сила должна применяться только тогда, когда в этом возникает необходимость. И дозироваться эта сила должна очень аккуратно. Там где можно обойтись толчком, нет смысла бить изо всех сил. реакция должна быть адекватной. Адекватной.

Именно в этом для Короля состояла основная проблема. Отреагировать, но отреагировать своевременно и точно. Он знал, что рано или поздно ему все равно придется столкнуться с противником лицом к лицу, и он готовился к этому столкновению. Все упиралось в то, что не было точной информации кто в его организации будет куплен. Мастер был среди кандидатов – резкий, циничный, склонный к насилию и независимый. Для Мастера не существовало запретов, и он искренне не понимал зачем считаться со стадом лохов. Их надо стричь. А если кто начнет брыкаться – мочить. Не успел тут Король, не успел. Слишком был занят, чтобы взвесить все точно, хотел получить доказательства и бить наверняка. Но кто-то успел ударить первым.

Король поймал себя на том, что, не отрываясь, смотрит на телефон. Ему предстоит очень серьезный телефонный разговор. Не важно, позвонят ли ему или он сам наберет номер, но разговор должен состояться непременно. Лучше, конечно, было бы получить более точную информацию и только потом связаться с приятелями Лазаря. Неплохо было бы предъявить убийцу, или, в крайнем случае, доказательство того, что Лазарь вместе с Мастером готовили удар по Королю.

В этом случае, Король имел право реагировать так резко, в этом случае не нужно было искать убийц. Но доказательств не было. А раз их не было – их нужно найти. Пусть Симоненко ищет – если что-то вообще можно будет найти, он найдет. Король должен принимать меры и, похоже, меры будут достаточно решительными.

Король нажал кнопку селектора. В кабинет вошел секретарь, как всегда невозмутимый и спокойный.

– Нужно поговорить с людьми Мастера. С теми, кому он доверял. Через два часа они должны быть в пещере. И они должны сказать все, что знают. Любыми средствами.

Секретарь спокойно кивнул. Король задумчиво посмотрел на телефон:

– И еще, все междугородние телефонные переговоры и телеграммы должны проверяться. Малейшее подозрение – ко мне. Перекрыть все дороги, причалы, автовокзал, тропы – все перекрыть. Взять под контроль всех приезжих урок. Мы должны быть готовы к появлению боевиков. Ко мне вызвать Грека, Селезнева и Качуру. Сюда вызвать. А к моему дому пошли пару своих людей.

– Уже послал, Никиту и Рашида.

– Хорошо, ко мне в течение получаса никого не пускать и по телефону не соединять.

Секретарь вышел, а Король снова посмотрел на телефон. Если разговор все равно неизбежен, то лучше звонить самому. Король набрал номер телефона.

Палач.

Что-то было не так. Что-то было неправильно. Что-то? А, может быть, неправильно было все? Нет, все, что было приказано он выполнил точно – время, место, способ – все точно. Пока нужно было выполнять приказ – такие мысли не приходили Палачу в голову. Палач привык выполнять приказ точно.

Лучше, правда, когда ставят приказ таким образом, что он сам выбирает место и способ, но и в тех случаях, когда приходилось действовать в жестких рамках расписанного по секундам сценария, Палач не испытывал такого дискомфорта. Но сейчас Палач испытывал недовольство. И пытался понять причины этого недовольства. Тот, кто составлял сценарий сегодняшней операции, очень хорошо знал возможности группы Палача.

Похоже, что автор сценария был тот же, который составлял почти все предыдущие. Иногда Палач точно мог себе представить смысл совершаемого, иногда это не удавалось, но всегда операция подходила группе Палача как тщательно скроенный костюм. Операция подгонялась под характеры и особенности исполнителей.

Когда Палачу попадал в руки черновой набросок плана, он уже мог себе представить, под кого подготовлена та или иная роль. Но… Нет, в этот раз тоже совершенно точно определено место, максимально использованы способности Даши и Палача. Что-то не дает покоя, что-то маячит за декорациями и сочится между строк.

Палач попытался высвободить левую руку, но Даша пробормотала что-то во сне и крепче прижала руку к груди.

Даша. Тот, кто планировал операцию, не мог не знать, что будет с Дашей сразу после акции. Не мог он не знать, что единственное, на что будет способна Даша в ближайшие часы – это вначале пережить еще раз свой кошмар, а потом спать, возвращаясь в обычное состояние. Не мог не знать, но все равно определил Даше эту роль. Возможно, он исходил из особенностей характера охранника. Ведь действительно охранник был полностью парализован.

Палач прикрыл глаза. Он попытался отбросить все мысли и снова почувствовать себя оружием. Дрянь. Всякий раз после того, как ему приходится делать с Дашей это, Палач начинал ощущать себя частью сообщества тварей, именующих себя людьми.

Даже это сомнение в правильности операции – тоже результат этого очеловечивания. И Даша рядом, как напоминание о его слабости. Ему нужно было отодвинуться от Даши, перестать ощущать ее тело, перестать чувствовать кончиками пальцев удары ее сердца. А ей нужно прижиматься к нему, искать в нем защиту, пытаться прикосновением к нему удержать частичку тепла и любви, любви к тому, кто уже несколько лет подряд вынужден быть насильником только для того, чтобы хотя бы на несколько минут вернуть Даше ощущение, что она женщина.

Странно. Только когда Палачу удавалось оттолкнуть от себя чувства и эмоции, он ощущал себя спокойным и почти счастливым. И он же старался дать возможность Даше почувствовать себя человеком, а не просто орудием.

Странно. Это также странно как и то, что им не дали сразу же плана на отход после операции. С одной стороны, это вполне естественно. Даша. Ни о каком отходе не может быть и речи, пока Даша не придет в себя. Операция должна была проходить так, чтобы у них было минимум несколько часов до того, как ее результаты были бы обнаружены. Или Даше должна была быть отведена роль водителя. Но за руль приказали посадить Володю, а Дашу подставили под удар.

Подставили. Странное и неправильное слово. Оружие нельзя подставить. Оружие нужно беречь и за ним нужно ухаживать. Оно ведь еще понадобится.

Даша застонала, по телу ее пробежала дрожь. Странно. Обычно после всего Даша умиротворенно затихает. Она снова становится семнадцатилетней девочкой, не знающей еще, что ее ожидает. Но сегодня она слишком напряжена. Они слишком долго добирались до гостиницы. Слишком долго. Но ведь все остальное было нормально. Насколько это вообще могло выглядеть нормальным.

Подставили. Нет, ерунда. Приедет Володя и все станет на свои места. Они получат маршрут отхода, или им разрешат самим выбирать маршрут. Это было бы даже лучше. Все отходы наверняка перекрыты. Наверняка. И также наверняка будут разыскивать всех, чье поведение будет отличаться от обычного. Будут искать тех, кто только что приехал. Тут все нормально, не зря они провели в этом пекле полмесяца, выполняя все ритуалы человека на курорте. Палач даже загорел, не смотря на свое отвращение к пляжу.

Затем, необычное поведение тех, кто живет уже давно. Вот тут возможен прокол. Палач поморщился. Сегодня он впервые пришел к Даше в гостиницу. Обычно она приходила к нему, и все в его гостинице знали, что у них роман. Конечно нужно было ехать к нему, но этого не выдержала бы Даша. Это не очень страшно, если сегодня им разрешат отходить. Если же… Им сегодня наверняка разрешат отходить.

Даша снова застонала и сильно сжала руку Палача. Ногти больно впились в кожу, но Палач не пошевелился. Он давно боялся того, что Дашина болезнь может усилиться. Он старался не замечать некоторых признаков этого. Все пройдет. Все будет нормально. Сегодня они уедут, и он сможет посвятить Даше столько времени, сколько будет нужно.

А сейчас главное быть спокойным и уравновешенным. Спокойным, как и положено оружию. Люди никогда не дождутся от него слабости. Он не похож на них, он способен выдержать все. Он…

Даша вскрикнула. Палач открыл глаза и посмотрел на нее. Дыхание Даши стало тяжелым, тело напряглось. Ее руки судорожно сжались, и на простынь каплями стекала кровь, его кровь. Она что-то шептала и голос ее становился все громче, пока он наконец вдруг с ужасом не понял, что именно шепчет она.

– Нет, только не это, не нужно, пожалуйста, не нужно, пожалуйста, не нужно… нет… н-е-ет!

Она почти кричала и Палач, понимая, что делает все не так, попытался ее разбудить. «Нет!» – на этот раз она крикнула, и он зажал ей рот. Она впилась зубами в его пальцы. Палач застонал, но руку не отдернул. Им нельзя было привлекать ничьего внимания. Ее нужно как-то успокоить. Даша открыла глаза и Палач увидел в них ужас и отчаянье. Нет, это не должно произойти. Она должна была прийти в себя, она всегда приходит в себя во время сна. Нельзя, чтобы все это повторилось с самого начала, он просто не выдержит этого. Да и она может этого не выдержать. Ему снова придется насиловать ее? Нет, не может быть. Не может…

Резко дернувшись, Даша вывернулась из его рук и попыталась вскочить. Палач успел перехватить ее за руки и снова повалить на кровать, на этот раз лицом вниз. Даша кричала, но крик ее заглушался постелью. Она пыталась вырваться, и на этот раз вырывалась уже не та ослабевшая от страха семнадцатилетняя девочка. Впервые Даша не провалилась в прошлое. Прошлое настигло ее сегодняшнюю и Палач понял, что еще несколько секунд, и она вспомнит все из того, чему ее учили. Слабость и растерянность навалились на Палача. Он не знал, что ему делать. Впервые за много лет.

Даша снова попыталась вырваться. Палачу пришлось использовать почти всю свою силу, чтобы удержать ее. Даша извивалась всем телом, пыталась ударить его головой и ногами. Сволочи. Что они натворили? За что ей все это, за что все это ему? Палач застонал и ударил. Сильно. Потом снова ударил. Дыхание Даши пересеклось, и вместо крика вырвался хрип. Руки ее рванули простыню. Даша вдруг перевернулась на спину, и лицо ее приблизилось к лицу Палача.

Он видел, как зрачки ее вначале сжались до точек, а потом, словно прыгнув ему навстречу, расширились.

– Слава, – как в бреду прошептала она. – Слава.

Он потрясенно молчал, вглядываясь в ее глаза.

– Мне плохо, Слава, мне очень плохо. Что мне делать? Сла-ва! Ответь! Помоги же мне! Я так больше не могу, ты же обещал мне помочь! Слава!

Палач молчал.

– Я ведь люблю тебя, Слава, ты слышишь меня, люблю!

Не так. Не нужно так с ним, он не может этого слышать. Он думал, что самое плохое это притворяться человеком. Но быть самим собой и слушать это безумие…

– Даша, хорошая моя, – пробормотал Палач, – я с тобой, все будет хорошо, успокойся, все будет хорошо, я тебя тоже люблю.

– Я ведь красивая? – неожиданно спросила Даша.

– Да.

– Красивая… – сказала Даша, словно пробуя это слово на вкус. – Я красивая. Ты меня правда любишь?

– Да, очень.

– Очень… Ты никуда не уйдешь? Я не хочу, чтобы ты ушел. Честное слово, не хочу. Останься. Если любишь.

– Я не уйду, я никуда не уйду. Я буду рядом.

– Рядом. А ты меня любишь?

– Люблю!

– Честно-честно любишь?

Она уходила в свое семнадцатилетие. Она забывала то, что произошло с ней сегодня, она забывала то, что произошло с ней тогда, в тот проклятый день. Она возвращалась туда, где хотела и могла любить. Она уходила туда и увлекала за собой Палача.

Даша прижалась к нему и он почувствовал на своем лице ее губы. И он почувствовал, как эти губы шепчут безумное «Люблю» и ищут его губы. Он осторожно поцеловал Дашу. Она тихо засмеялась. «Я хочу тебя « – тихо прошептали ее губы. Он замер.

– Это не страшно, что я тебя прошу об этом. Когда очень любишь, то это можно. Ты ведь любишь меня?

– Да, – сглотнув комок, ответил он, – я люблю тебя.

– Иди ко мне, – еле слышно сказала она.

Вначале нужно найти лоха. Лоха вообще нужно всегда держать на примете, но в данной ситуации нужно найти лоха совершенно конкретного и неподдельного. Этим обычно занимался Карась.

У него на подходящего лоха глаз был наметан. С первого взгляда Карась определял в толпе потенциального клиента. В любой, самой угрюмой толпе Карась умудрялся определить того, кто не просто готов отдать все ценности, но еще и имеет эти ценности. Даже сам Карась не мог точно сформулировать набор каких примет определяет его выбор. Он просто знал, что если подойти к эту мужику или к этой телке, или к этому мудаку, то они, телка, мудак и мужик, сделают все что нужно для собственного разорения. Будут действовать как после репетиции и изо всех сил помогут себя кинуть.

Карась вычислял лоха, но первым действовать начинал Пень. У него очень убедительно выходило изображать лоха среди лохов. Именно человек с такой физиономией как у Пня мог совершенно свободно выронить посреди улицы толстенный кошелек или просто кулек с деньгами и пройти дальше ничего не заметив. А потом суетиться, выспрашивая плаксивым голосом у прохожих, не видел ли кто пропажи.

Ответственную задачу развести лоха брал на себя Графин. В зависимости от ситуации и избранного сценария, он либо предлагал лоху поделить найденное, либо просто обращал его внимание на лежащие деньги. Ну и в финале в дело вступали Локоть и Сявка. Сама природа позаботилась об их подготовке на роль вышибал. Такого выражения лица нельзя было специально отрепетировать, с ним нужно было родиться. Только несколько поколений алкоголиков, зачинающих потомство по пьяному делу, могли произвести на свет подобные украшения рода человеческого. Локтю и Сявке достаточно было просто постоять рядом с клиентом, чтобы у того проявилась необычайная сговорчивость в деле расставания с родными ценностями.

Все было настолько просто, что даже не рассматривалось компанией как дело. Так, развлечение. Только по этой причине Карась дал добро на проведение операции. Сам Карась искренне считал, что на курорте нужно отдыхать, что работать надо на знакомой территории и остальные с ним, в принципе, были согласны. Но это, блин, работать, а тут типа отдых, чисто по приколу.

Полный город лохов, а на таком лоходроме грех не сшибить на пиво. Грех. Работать решили по упрощенной системе – ни каких «кукол». Пень роняет «бабки» и, если лох их только поднимает, дело сделано. Пусть лох оказался порядочным только хочет спросить типа, чье, в натуре, добро. Это уже все до фени. Счастливый хозяин пересчитывает поднятое и возвращенное и тут же обнаруживает крупную недостачу. Подвалившие Локоть и Сявка в качестве свидетелей подтверждают факт пропажи денег и убедительно просят нашедшего эту недостачу возместить. Вначале просят устно. Если возникает необходимость, то просьба излагается в рукописном варианте. Карась и Графин работают на атасе, завершая изящную простоту спектакля.

Компания приехала на курорт только утром и еще плохо владела ситуацией. Они не предполагали, что даже в обычных условиях их бизнес был бы пресечен достаточно быстро – Король требовал, чтобы курортников не обижали. Свои деньги курортник должен был тратить с удовольствием и так, чтобы и на следующий год возникло у него желание приехать на этот курорт. В обычный день все это вылилось бы в пару пинков и, может быть, демонстрацию ствола.

После стрельбы в «Южанке», а, тем более, команды Короля, всякий, попавший в поле зрения бригад очень и очень рисковал.

Первым готовящееся кидалово засек патрульный сержант, но мер принимать не стал. Наводить порядок в подобных вещах милиции не полагалось, и сержант спокойно подошел к стойке летнего кафе и, выпив стакан бесплатной «колы», перебросился парой-тройкой слов с барменом. Бармен внимательно посмотрел на Локтя и Сявку, пристроившихся в тени платана, на маневры Карася и Графина по набережной и не торопясь подошел к сидящим за столиком четырем ребятам из бригады Грека. И у компании Карася начались проблемы.

Карась как раз вычислил лоха и указал на него Пню. Пень двинулся было на исходную позицию, но вдруг столкнулся с крепким парнем, вздрогнул, захрипел и стал оседать на заботливо подставленные руки прохожего. Локоть и Сявка двинулись к месту столкновения, но за спиной у них появился еще один спортсмен и дважды взмахнул рукой. Сявка и Локоть обычно хорошо держали удары, но в руках у бившего была телескопическая дубинка и пара вышибал спокойно легла у колес кстати подкатившего микроавтобуса. Микроавтобус заодно прикрыл всю мизансцену от глаз гуляющих курортников. Первым в машину вбросили Пня, потом очень оперативно переправили туда же Локтя и Сявку.

Карась потянул за руку дернувшегося было Графина. Не тот расклад, чтобы выпендриваться. Дерьмом запахло и лучше всего было делать ноги, но у людей Грека было другое мнение. Спокойной походкой к Карасю и Графину подошел невысокий крепыш:

– Поехали покатаемся.

– Это еще с каких хренов? – попытался стать в позу Графин и тут же сник, утробно булькнув и опустившись на колени.

– Помочь или сам пойдешь? – почти дружелюбно поинтересовался крепыш у Карася.

– Сам пойду, только ты, братан, напутал чего-то. Мы тут просто так отдыхаем.

– Ясный хер, просто отдыхаете. А мы вас просто покатаем. Бери своего кореша и в машину.

Карась подхватил подмышки Графина и повел его к микроавтобусу. Хреново! Как все, мать твою, хреново. И ведь как чувствовал, что не нужно было затевать всю эту фигню. Лежали бы сейчас на пляже, баб снимали. Так нет же, блин, влипли и непонятно во что.

Карась огляделся тоскливо вокруг, увидел спокойные глаза патрульного сержанта, и у него мелькнула, как последняя надежда, мысль, что попали они в руки оперов и что после беседы их выпустят. Потом залез в машину, посмотрел на залитые кровью лица приятелей, и желудок его болезненно сжался. Спазмы пошли к кишечнику. В животе заурчало.

– Только не вздумай в машине серануть, – предупредил залезший следом крепыш, – матку выверну.

Карась кивнул и сел прямо на пол. Машина тронулась с места и нетопливо поехала по пешеходной зоне набережной, вежливо пропуская гуляющих курортников.