Текст книги "Пути Звезднорожденных"

– Привал!

Воины, несмотря на усталость, споро принялись готовить место для лагеря. Но первым делом они расседлали коней и сложили в сакральный круг свои «облачные» клинки.

Каждый из ирвамессов имел по два меча. Ножны одного из них, предназначенного для конного сражения, были приторочены к седельной луке слева. Другой, меньший, покоился в поясных ножнах и был сподручнее в пешем бою.

Кавалерийские клинки ирвамессов назывались «облачными» неспроста. Они имели особую закалку, которая придавала им серовато-голубой, словно бы ткань осеннего облака, цвет. Клинки эти были матовыми и не давали характерного сталистого отблеска. Многие месяцы упорного труда кузнецов, которых Элиен посвятил в тайны магического ремесла Белого Кузнеца Гаиллириса, требовались для того, чтобы выковать «облачный» клинок. Грюты давали за один такой меч трех отборных иноходцев и восемь мер золота в придачу. Но, к превеликому сожалению воинственного степного люда, «облачные» клинки не продавались.

Воин – волк. Клинок – клык воина. Волк не может ни подарить, ни продать свои клыки другому волку. Значит, и воин должен являть нерасчленимое целое со своим клинком.

Так повелось считать еще у истребленных Шетом окс Лагином смегов, близких родичей паттов, которые селились теперь в Орине. Лишь сам хозяин «облачного» клинка был вправе держать его в руках и прикасаться к его лезвию ладонью, не облаченной в особую льняную варежку.

Вообще же в Орине «облачным» клинком рекомендовалось любоваться издали, ибо считалось, что между мечом и его владельцем существует тонкая магическая связь, своего рода договор о взаимопомощи, основанный на взаимной приязни (недаром же кузнецы добавляли в сталь чарку крови будущего владельца клинка!). И связь эту нужно оберегать, а не испытывать на прочность, доверяя меч чужим рукам. А вдруг какой-нибудь тороватый грют понравится «облачному» клинку больше, чем владелец?

10

Отдав необходимые распоряжения, Элиен уединился в своем шатре.

Ирвамессы затянули удалую застольную песнь. И хотя стола как такового не было – столом в походе служил брошенный на траву отрезок небеленого льна, на котором раскладывали хлеб, сыр и овощи – и неоткуда было взяться удалому стуку тяжелых глиняных кружек, которому должно было бы грохотать в припеве (ведь в походе ирвамессы пили каждый из собственной фляги), воины горлопанили с видимым удовольствием. Жизнь прекрасна, когда ты молод, а впереди тебя ожидают подвиги и слава.

Отвага и удаль гремели в песнях ирвамессов. И все же на душе у Элиена было тревожно. С тех пор как отряд вышел из Орина, он не получал никаких вестей из Наг-Нараона, хотя Элай клялся писать часто и много. Что с Элаем? Почему не пишет? Элиен чувствовал, что Элай жив, но отсутствие гонцов из Алустрала его настораживало. Отгоняя прочь мрачные мысли, Элиен вынул из шкатулки истинную карту Сармонтазары.

Зеленая звезда Октанга Урайна. Там, в Орине, он верно предугадал направление ее движения.

Если соотносить местоположение зеленого изумруда, которым помечена сущность его заклятого врага, с реальностью долин и горных перевалов, выходило, что Урайн сейчас находится в предгорьях Хелтан, на подступах к Вратам Хуммера со стороны Пояса Усопших.

Где Урайн и куда направляется – это Элиену было ясно. Но прочие вопросы оставались пока что без ответа. Каким образом Урайну удалось выбраться из Склепа? Кто помогал ему, ведь не мог же он сделать это сам?

Выбраться из Склепа под Игольчатой Башней – это все равно как спящему человеку выпрыгнуть из колодца глубиной сто лиг. Даже если он умеет прыгать столь высоко, чтобы прыгнуть, ему надо как минимум проснуться. Кто же разбудил Урайна? Ответ мог быть только один: Хармана и Герфегест. Но что заставило Хозяев Гамелинов совершить эту роковую ошибку?

Элиен тщательно рассматривал карту и река его мыслей плавно следовала из ничего в ничто, пока не произошло нечто, что заставило его вскочить, вытаращив глаза от изумления.

Ровно в полночь, когда лунный диск, надменно посмеиваясь над тревогами смертных, глядел с высоты на спящую землю, зеленый изумруд, сиявший на истинной карте Сармонтазары, исчез.

Погас, как свеча, которую, шаля, задул ветер.

Испарился, словно роса под первыми лучами солнца.

Затерялся в тонких складках пространства.

Элиен, не отрываясь, всматривался в карту. А вдруг ошибка? Вдруг зеленый изумруд сейчас же засияет вновь? Нет, не засиял.

Прошел час. Прошли два часа. Прошли три.

«Значит ли это, что Октанг Урайна погиб? – спрашивал себя Элиен. – Держи карман шире…» Элиен знал: это практически невероятно.

«Значит ли это, что Урайн перестал быть третьим Звезднорожденным, обреченным служить злу и преумножать зло в эпоху Третьего Вздоха Хуммера?»

«Едва ли. Сущность, которой случилось пережить второе рождение под солнцем Лон-Меара или же в утробе Тайа-Ароан, останется собой до конечного исхода в небытие. Ибо такова природа Звезднорожденных, – отвечал сам себе Элиен. – Измениться могут лишь ценности и цели. Звезднорожденному дано вольно выбирать между добром и злом, но быть или не быть Звезднорожденным?.. Нет, этого выбора мы лишены».

«В таком случае ответ один: Урайн изыскал средство стать невидимым для всепроницающего ока карты. Но как и когда?»

Элиен был вне себя от ярости. Он уже собирался вновь упрятать карту в черепаховую шкатулку, как вдруг в том месте, где располагалась столица Харренского Союза, вспыхнула бледно-желтая звездочка.

– Четвертый Звезднорожденный? – прошептал Элиен в растерянности.

Но рядом не было никого, кто мог бы опровергнуть или подтвердить его предположение.

Глава 7
Двести

1

Урайн обманул их. Не доходя до Врат Хуммера, он растворился, словно крохотный кусочек воска в чаше с железным расплавом. Разъезды, высланные Элиеном к Вратам и дальше, в Пояс Усопших, не нашли никого.

Шел проливной дождь.

Промокшие насквозь безотрадно тощие курицы исследовали навозные кучи среди приземистых домов. Ревела недоенная корова.

Старейшины деревни с недобрым названием Даранк только что покинули Элиена, оставив после себя скромные дары гостеприимства: двух форелей на плоском деревянном блюде, варенную в меду репу и курительницу с весьма и весьма несладкими благовониями.

Элиен недовольно покосился на курительницу, из которой несло жженой прелой листвой. Даже будучи очень расположенным к обонятельным предпочтениям малых народов, назвать этот запах ароматом было сложно. Элиен поморщился.

Залить курительницу водой или, того лучше, выбросить ее вон Элиену не позволяли местные обычаи.

Он знал: мальчишки-соглядатаи сейчас смотрят на него в щель между ставнями. Стоит ему отказаться от принесенной еды или побрезговать горьким «дымом добрососедства» – и керки обидятся на него страшной, темной обидой. Вся деревня подымется против «облачных» клинков ирвамессов с дрекольем, рогатинами и охотничьими луками. В этом случае деревню придется сжечь, а жителей перебить всех до единого, ибо ни один керк не отступится от мщения.

Элиен не желал жечь деревню и пятнать свое Поющее Оружие кровью недалеких горцев. Поющему Оружию назначено петь над умерщвленными отродьями Хуммера и над поверженными Звезднорожденными, но не над лесным мужичьем. Даже если бы из курительницы пахло мочой и дерьмом, нужно было бы вытерпеть и это.

– Присаживайся, Ашера. Вкусим от местного гостеприимства, – сказал Элиен громко, так, чтобы услышали мальчишки на улице. Сказано это было с такой царственной миной, что Ашера не выдержал и прыснул в кулак.

– С превеликим удовольствием, – церемонно кивнул тот, снимая плащ и пояс с ножнами.

Ашера прибыл в деревню керков, которую Элиен избрал для постоя, лишь полчаса назад. Он и еще двадцать воинов вернулись из Пояса Усопших несолоно хлебавши. Никаких следов Урайна.

Курительница немилосердно чадила. Элиен прокашлялся и, наблюдая, как Ашера с невозмутимым видом поглощает непропеченную и вдобавок несоленую форель, сказал:

– Послушай, Ашера, я не понимаю, как Урайн мог перейти через Хелтанские горы, минуя Врата Хуммера. Но интуиция подсказывает мне, что сейчас Урайн находится где-то в Сармонтазаре. Где-то рядом.

Не прекращая жевать, Ашера кивнул.

– Конечно, в таком решении Урайна мало здравого смысла, – продолжал Элиен. – После побега из Игольчатой Башни правильнее было бы раствориться на несколько месяцев в Синем Алустрале, избрав укромное местечко вдали от Гамелинов. Почистить перышки, подкормиться, обзавестись деньгами и продуманными планами. Он, однако, избрал самый отчаянный путь – прямиком в Сармонтазару.

Стоически разделавшись с форелью, Ашера захрустел репой.

– Ну так вот… Будь ты Урайном, куда б ты направился, очутившись в Сармонтазаре?

«Дым добрососедства» из керкской курительницы сложился в тугое кольцо и змеей улегся на пол за спиной у Ашеры. В ножнах Элиена вздрогнул чуткий меч.

2

– А что, маленькие гиазиры, – чьи-то мокрые и теплые ладони ласково прикоснулись к их продрогшим, покрывшимся гусиной кожей шеям, – свел-то не очень вас любит, да?

Мальчишка, что был помладше, Скавен, вздрогнул и отстранился. Тощая курица, бродившая неподалеку, шарахнулась в сторону.

Его напарник, Стаг, поднял ясные голубые глаза на незнакомку.

– С чего ты взяла… – он молниеносно перебрал в уме приличествующие варианты обращения («девка», «нечистая», «дура»), – госпожа? Гиазир-свел Элиен любит всякого. И раба, у которого вырвали язык, и царя, и прокаженного, и даже баб, которые дают кому попало.

– А вас не любит, – нахмурилась Ийен и покачала головой. – Да ты хоть и сам погляди.

Она указала пальцем в щель между ставнями. Там, в горнице, рисовался царственный профиль Элиена, сидящего за столом и чуть подавшегося вперед, к Ашере. Самого Ашеры видно не было. Ийен извлекла откуда-то, словно бы из воздуха, усеянную колючими бугорками коническую раковину. Острый наконечник раковины был спилен.

– Вот послушай!

Ийен направила широкий раструб раковины в сторону Элиена и Ашеры, а к узкому демонстративно приложилась ухом. Дескать, вот как надо слушать.

– Да кто ты вообще такая будешь? – набравшись храбрости, грозно спросил Скавен.

– Тс-с-с, – ответила та.

Стаг воспользовался предложенной раковиной. Как не воспользоваться! Любому интересно, о чем шепчется оринский свел со своим вельможей. Стагу было невдомек, что его уши вбирают речи, преломленные в непостижимых глубинах колдовской вещицы.

3

– Я думаю, Ашера, он где-то совсем близко.

«Я думаю, Ашера, он где-то совсем близко…»

– Я бы не стал ловить его на всех дорогах без разбору, потрошить таверны, ставить вверх дном деревни и лесные укрывища.

«Я бы не стал ловить его на всех дорогах без разбору, потрошить таверны, ставить вверх дном деревни и лесные укрывища…»

– Я бы пошел туда, куда он придет обязательно – так старый воин приходит на место своей первой битвы.

«Я пришел туда, куда он придет обязательно – так старый воин приходит на место своей первой битвы».

– В Варнаг.

«В Даранк».

Скавен вопросительно поглядел на красивую нездешнюю девку, которая хочет добра его маленькому народу. Та поощрительно кивнула – слушай, мол. Сейчас сам все поймешь.

– И отбрось, хотя бы ради меня, свои сомнения. Я и сам боюсь ошибиться.

«И выбрось, хотя бы ради меня, эту проклятую курительницу. Я не могу дышать».

– Вот каковы тайные намерения свела, – удовлетворенно заметила Ийен. – Курительница – это народ керков. Свелу чуждо добрососедство. Вы мешаете свелу. Он истребит вас.

4

Двое ирвамессов – громоздкие и неповоротливые в напитавшихся влагой проливного осеннего ливня тяжелых кожаных плащах – возникли из-за угла покосившегося амбара. Взорам воинов открылась довольно странная картина.

Двое местных малолетних оборванцев в обществе явно нездешней златокудрой молодой женщины, одетой в харренское мужское платье. Все трое стояли под холодными потоками воды, изливающимися с покатой крыши у притворенных ставен приземистого дома, где квартировал свел. Они болтали, взволнованно передавая друг другу какой-то продолговатый предмет.

Ирвамессы приблизились.

– Стой!

С этого окрика всегда начинается выяснение отношений между носителями власти и подозрительными личностями. Даже когда подозрительные личности стоят на месте и не думают куда-то идти.

Ийен вызывающе улыбнулась.

– Стоим.

– Кто такая? – Не покидая седла, ирвамесс наклонился, чтобы получше разглядеть странную девушку, пренебрегающую дождем и холодом.

– Ийен, – промолвила она так, будто сообщила нечто все объясняющее. В ее глазах блеснули едва заметные зеленоватые искорки. На мгновение взор всадника заволокло туманом, а его язык сомлел, словно от хмеля.

– Сам вижу, – согласился он, с немым ужасом осознавая, что говорит полнейшую ерунду. – А эти?

– Эти? – удивленно переспросила Ийен, покровительственно приобнимая мальчиков. – А что на них смотреть, собственно?

«Действительно, – мелькнуло в голове у ирвамесса. – Что на них смотреть?»

Меч в его руках сверкнул быстрее, чем его сознание успело воспротивиться этому дикому, ни с чем не сообразному действию.

Но со Скавена и Стага было достаточно.

Мальчики уже давно были настороже – уж больно мутные дела вершили все эти иноземцы, железноголовые и сладкоголосые. Меч ирвамесса так и не повстречал плоти сорвавшегося на заячий бег Скавена. Стаг не отставал от него – испуг добавил ему прыти.

Ийен шмыгнула промеж двух лошадей ирвамессов и метнулась в сторону низкого амбара. Лошадь второго ирвамесса встала на дыбы, высоко задрав облепленные бурой грязью копыта. Хозяин лошади, пребывавший, как и его товарищ, в полуобморочном состоянии, едва удержался в седле. И уж совсем все смешалось, когда лошадь несостоявшегося детоубийцы, панически заржав, опрокинулась набок, подминая под себя своего незадачливого седока.

5

Обнажив клинки, Элиен и Ашера Тощий выскочили под проливной дождь.

С восточной окраины деревни доносились резкие вскрики керкских охотничьих рожков и нестройный шум, из которого, увы, можно было заключить, что старейшины назначили общий сбор.

Посреди улицы конвульсивно билась в грязи ополоумевшая лошадь, придавленный ею ирвамесс орал благим матом.

Второй ирвамесс, спешившись, бессмысленно суетился возле него, будучи не в силах принять решение – прикончить ли сбрендившую скотину или предпринять еще одну попытку приблизиться к ней настолько, чтобы вытащить придавленного товарища.

– Что здесь происходит?!

– Извольте видеть, гиазир-свел. – Второй ирвамесс прекратил свои бессмысленные метания и упал на одно колено перед Элиеном – прямо в грязь. – Извольте видеть, какая-то девка и двое пацанов из местных подозрительно терлись около ваших окон, и мы с Циндалом решили проверить по форме. А потом Циндал решил зарубить мальчишку…

– Зарубить мальчишку? И что?

– Ну, мечом запахнулся… Но тот убежал – больно быстрый, стервец…

Ашера уже сообразил, к чему все катится. Не дожидаясь приказаний, он бросился обратно в дом. Там, на столе, рядом с недоеденными подношениями отдыхала его сигнальная труба, эдакий медный крендель.

– И что было потом?

– Да ничего. Просто лошадь сбесилась… – сокрушенно бросил ирвамесс в спину Элиену, который тем временем успел прикончить несчастное животное. Поджилки лошади были перерезаны чьей-то недоброй рукой.

– Помоги мне, – бросил Элиен.

Вдвоем с медленно приходящим в себя ирвамессом они вытащили злосчастного Циндала из-под его погибшей на ровном месте боевой подруги. У Циндала, похоже, были сломаны ребра.

На пороге появился Ашера. Его физиономия выражала растерянность.

– Гиазир-свел, – сообщил он, бледнея, – пропала моя сигнальная труба. Ее нет.

Элиен не удивился. Куда уж тут было удивляться! Растворение Урайна в Поясе Усопших, какая-то «нездешняя девка», тишайший Циндал, который ни с того ни с сего решил выпустить кишки местному мальчишке, а теперь – исчезновение трубы…

В конце улицы показалась разъяренная толпа, ощетинившаяся топорами и кольями. То, чего так опасался Элиен, свершилось.

В иссеченном струями дождя воздухе была растворена бессмысленная, яростная злоба керков. Керков, обычаи которых он так самоотверженно уважал. Керков, которых ему совершенно не хотелось убивать. Керков, которые взрежут каждому из его людей горло и напоят нечистотами, если только он, Элиен Звезднорожденный, не убьет их всех.

6

Перед ними, обрамленный вдоль берегов живописными затонами, сплошь усеянными желтой листвой, неспешно струился по направлению к далекому Киаду ленивый лесной ручей.

Дождя сегодня не было. Казалось, за вчерашний день небеса истекли всеми водами мира и обмелели навсегда.

Элиен, Ашера Тощий и восемнадцать уцелевших ирвамессов наконец сошли с коней на землю. Тело Циндала, которого чудом удалось спасти из кровавой бани в Даранке, сняли с седла и тоже опустили на землю. Он бредил. Он так ни разу и не пришел в сознание.

Элиен извлек из ножен меч Эллата.

Первый раз в жизни он смотрел на Поющее Оружие с отвращением. Его надо было отмыть в первую очередь. Элиен сорвал с себя изодранный, покрытый заскорузлыми бурыми пятнами плащ и бросил его себе под ноги.

Свел Вольного Города Орин стоял на коленях возле воды и неприязненно рассматривал свое отражение. Скулы, взявшиеся неопрятной щетиной – вчера он так и не успел побриться, – тяжелые брови, глаза, в которых догорают страх и ненависть дня вчерашнего. Глаза Звезднорожденного – в них ни жалости, ни раскаяния. В зрачках Элиена, на миг ставших из черных багряными, промелькнули верткие язычки охряного пламени. И тут же погасли.

Он недооценил керков. Горцы располагали не только кольями да рожнами. У них было и хорошее оружие. Откуда? Кто знает. В Даранке нашлись и опытные бойцы. Но главное: Ашера не успел быстро собрать рассеянных по деревне ирвамессов в один кулак. Старейшины керков, воспламененные сбивчивыми рассказами перепуганных мальчишек, оказались куда как расторопнее!

Звезднорожденного не убить обычной стрелой. Обычному мечу не прервать его жизни. Но что делать с ранами, которые отставляют жалящие прикосновения боевой стали? Как быть, когда больно и боль нестерпима?

Вчера было именно так: он был ранен, он лишился остатков сострадания к простым смертным.

Никто не посмел приблизиться к ручью, пока Элиен извлекал из-под ногтей ссохшиеся серпики крови и омывал в ледяных водах ручья окаменевшее лицо.

Потом пришел черед его товарищей.

Только теперь Элиен получил возможность заняться Циндалом. Он положил руку на его грудь и замер, вбирая слабеющие токи жизни, которые струились под кожей раненого.

«Он может прожить еще долго, но ясность сознания, похоже, не вернется к нему уже никогда», – заключил Элиен.

7

Погоня им не грозила. Даранк перестал существовать. Гнаться за ними было некому.

Элиен не смог остановить ирвамессов, уцелевших после первого отчаянного нападения керков, – и верного пса не всегда можно сдержать за уши.

В тот вечер они могли позволить себе полноценный ночлег. В ближайшую неделю полноценных ночлегов не предвиделось.

Когда костер разогнал по кустам тени ранних сумерек, а ирвамессы, отогревшиеся и сытые, наконец вновь обрели некое подобие душевного равновесия, Элиен заговорил:

– Каждый из вас – я знаю – сейчас задается одним и тем же вопросом: что дальше? Куда намерен вести нас свел? Нас, уцелевших по одному из каждого десятка? Не пора ли вернуться в Орин и, получив заслуженное двойное жалованье, пару месяцев отдохнуть?

Воины потупились. Кто с нарочитым вниманием изучал гравировку на рукояти меча, кто исследовал местную траву-мураву, кто интересовался своими ногтями. И только Ашера Тощий твердо смотрел в глаза свела.

– Итак, знайте: всякий, кто хочет вернуться в Орин, может сделать это незамедлительно. Я даю слово: ни вы, ни ваши семьи в этом случае не претерпят ущерба со стороны городских властей. Ну а я и все те, кому ненавистно само имя Октанга Урайна, направим коней к руинам Варнага. И сделаем это так быстро, как только сможем.

8

«Варнаг – столица герверитов, которой еще тридцать лет назад не интересовался никто, кроме самих герверитов.

Когда Октанг Урайн претерпел свое второе рождение в Лон-Меаре и вернулся в подлунный мир Дланью, Устами и Чреслами Хуммера, он взял власть над диким и бестолковым народом герверитов, как искушенный жених берет девственность молодой невесты.

Когда же Октанг Урайн вполне овладел созидательной ветвью темных искусств Хуммера, он присовокупил их к своей власти над герверитами и вскоре пожал лавры зодчего на берегу Киада. Так появился новый Варнаг: город, исполненный себялюбивой красоты и мрачного величия. На несколько долгих лет Варнаг стал главной цитаделью Хуммера в Круге Земель.

Я бывал там, еще не претерпев своего второго рождения. Неудивительно, что тогда я не смог постичь истинное назначение города, воздвигнутого Урайном на киадских кручах. В тот год события развивались слишком стремительно, чтобы мой юношеский рассудок успевал воспринимать разрозненные события как звенья в цепи некоей целостности.

Когда темное могущество Урайна и подвластное ему войско, состоящее из птицелюдей и герверитов, было сокрушено в Лон-Меаре, я поторопился окончить эту войну. Я был недальновиден, ибо в сердце моем дурманным цветком пламенела любовь. Грюты под водительством Аганны заняли Варнаг без боя. Они сокрушили все, что могли сокрушить, и вернулись в родные степи.

Надежные стены, хищные башни, отлитые из лунного камня ворота, кузницы и арсеналы, дома и дворцы – все это было предано гневу молотов, что вложили грюты в руки пленных герверитов.

Раскаявшимся герверитам была дана возможность собственными руками сокрушить символ своей неумеренной гордыни. Они с честью выдержали испытание смирением, навеки очистившись от хуммеровой скверны.

Но даже после сокрушения надземной части города в Варнаге все еще оставалось многое, скрытое от глаз смертных в исполинских подземельях цитадели Тайа-Ароан. Там рачительный Урайн хранил все, что только выносил он сам или его подручные из Лон-Меара. Увы, Лон-Меар во множестве родил вредоносные вещи, как осенний лес изобильно родит грузди и рыжики.

Даже Урайну не были ведомы назначение и пределы могущества многих и многих предметов, которыми полнились подземелья Тайа-Ароан.

Десятки грабителей спускались туда после падения Варнага и лишь единицам удалось вновь увидеть солнечный свет. Среди этих счастливцев я могу назвать Герфегеста, Шета окс Лагина и Октанга Урайна. Четвертым мог бы стать я, Элиен. А пятого нет и больше не будет никогда».

Элиен, сын Тремгора. «Исход Времен»

9

В Варнаге Элиен не был очень и очень давно. И все же заблудиться здесь он не боялся. Заблудиться было невозможно.

Во времена благоденствия, когда слава о твоих подвигах и о твоем городе звенит по всей Сармонтазаре, не хочется идти туда, где страдал в плену твой Брат по Слову и где ты сам едва не претерпел темное и гибельное перерождение.

Конечно, для Урайна это место должно петь о другом. Для него Варнаг – память о могуществе и военных удачах, символ былого преуспеяния. Но Элиен помнил: присный Хуммера лишен сентиментальности. И потому Урайн придет в Варнаг не для того, чтобы вспоминать лучшие времена, скорбеть и петь лебединые песни. Он придет, чтобы снизойти в подземелья Тайа-Ароан и разыскать себе в подмогу какую-нибудь магическую дрянь, о которой и сам не ведал во времена своего возвышения. Чтобы найти нечто новое, под свою немощную ладонь Сделанного Человека.

После резни в деревне керков людей у Элиена почти не осталось. Но времени на возвращение в Орин за подмогой, за псами-ищейками и новыми сотнями ирвамессов у него не было.

Элиен чувствовал, что опаздывает, все острее и острее. И торопил ирвамессов как мог.

Циндал был все еще жив, хотя его уста не издавали ничего, кроме стонов, способных разжалобить покойника, и бессвязного бреда, в котором даже чуткое ухо Звезднорожденного отказывалось отыскать хоть что-то осмысленное.

Позлащенные осенним увяданием исполинские вязы – священные деревья герверитов – росли здесь повсюду. Помимо прочего, по поверьям герверитов, вязы бдительно хранили покой усопших. Это было очень кстати. Поскольку больше всего Варнаг походил на заброшенное кладбище.

Классических руин – обычных для развалин любого мертвого города остатков кладки, расколотых колонн и груд сокрушенного кирпича – в Варнаге почти не было. Большая часть строительного материала была утоплена основательными грютами в Киаде – чтобы никому не повадно было строиться.

Многое вывезли отсюда и по приказу Элиена – растущий Орин остро нуждался в камне. Теперь от Варнага оставались лишь мостовые, густо заросшие травой, кладбищенского вида холмы, усаженные молодыми вязами, да прямоугольники фундаментов, намеченные крепчайшим греовердом.

Элиен пробирался через высокие заросли бурьяна, заполонившие центральную улицу Варнага, которая во времена Урайна называлась Дархейзаар, «Светоносные камни».

За спиной Элиена крошевом светоносных камней похрустывали Ашера Тощий и спешившиеся ирвамессы. Четверо из них несли раненого Циндала.

Приметив широкую проплешину, щедро заросшую чертополохом, Элиен остановился. Он знал, что именно здесь, на глубине локтей этак в тридцать – сорок начинаются подземелья Тайа-Ароан.

Элиен сосредоточился – он, Звезднорожденный, сможет учуять другого Звезднорожденного сквозь земную толщу даже за шестьдесят локтей.

Да, Урайн был там, внизу.

«Значит, в любое мгновение следует ожидать долгожданной встречи лицом к лицу».

На этот раз Элиен был тверд. Он не повторит былой ошибки и убьет Октанга Урайна. Убьет сквозь закипающие слезы, ибо будет уверен в том, что в трехстах лигах к востоку, обезумев от боли в рвущихся кроветоках, опустится на землю бездыханная Гаэт – его возлюбленная жена. Гаэт, светлая тень Октанга Урайна, мать Элая.

10

Когда Элиен точно определил местоположение Урайна в подземельях Тайа-Ароан, уже окончательно стемнело.

Теперь Урайн пребывал во плоти Сделанного Человека и был уязвим для любого оружия – будь то Поющий меч или в общем-то обычный «облачный» клинок ирвамесса. Каждый ирвамесс получил строгий приказ убить Октанга Урайна, не вступая с последним в переговоры – довольно болтовни!

В подземелья Тайа-Ароан сохранился всего один вход. Что попишешь – запустение! Когда-то их было четыре.

Главный вход, ведущий в подземелья из цокольного этажа главной башни цитадели Тайа-Ароан, был замурован еще прямодушными грютами, ненавидевшими магию от чистого сердца, «просто так». Остальные три лаза были потайными, но и они не избежали превратностей времени.

Один лаз раньше проходил под дном Киада и выходил на поверхность уже на южном берегу. Однако за семнадцать лет его никто не приводил в порядок. Ключевая вода просочилась сквозь стыки плит и полностью затопила узкий подземный коридорчик на длину в несколько сотен локтей. Всепроницающее зрение Звезднорожденного сообщало Элиену об этом столь же достоверно, как если бы он стал рыбой и проплыл затопленный коридор из конца в конец.

В другом лазе зрению Звезднорожденного открылись останки небытующей плоти, что некогда устилала утробу Тайа-Ароан, и все его существо содрогнулось от невыносимого ужаса перед лишенным времени не-бытием, в которое ввергало соприкосновение с ними.

Если Урайн сунется туда – им не придется пятнать мечи его нечистой кровью. Ибо присный Хуммера вновь окажется в такой же точно ловушке, из какой он бежал в Наг-Нараоне. Но учитывая, что влипнет Урайн в обрывки омерзительной утробы без смягчающей магии других Звезднорожденных, шансов на возврат в мир Солнца Предвечного у него уже не будет, да и само семя его души скорее всего перестанет быть семенем, раздробившись на… на что?.. на невесть что, Хуммер прибери первородные тайны мироздания!

«Едва ли, впрочем, Урайну достанет безумия на подобный шаг», – с сожалением отметил Элиен.

Оставался четвертый ход: мерзкая, во многих местах просевшая нора, кишащая существами, отдаленно походящими на крыс. И все-таки этот лаз был вполне приемлем для человека небрезгливого. Брезгливостью Урайн, конечно, не отличался.

Ход начинался там, где стояли теперь Элиен и его воины, – за плитой с изображением косматой звезды.

Плита, конечно же, подвижна. И скоро она отойдет в сторону, чтобы открыть свету факелов удивленный лик Октанга Урайна.

«Деваться ему решительно некуда. Рано или поздно он выйдет на поверхность. Либо останется в подземельях Тайа-Ароан навсегда».

Элиена совершенно не смущало то, что с какого-то момента он перестал ощущать близость Октанга Урайна.

«Шарит небось по своим затхлым схронам локтях в двухстах от нас…»

За спиной Элиена душераздирающе застонал Циндал.

Спустя несколько мгновений сын Тремгора зачуял, как Урайн быстро, очень быстро приближается к выходу из подземелья.

«Все. Сейчас».

11

Ирвамессы обнажили мечи.

Ашера Тощий извлек на свет свой талисман – Поющую Стрелу, подаренную ему Аганной после победы над герверитами в Лон-Меаре.

Стрела хранила его уже семнадцать лет. Она спасла его от гибели в Даранке и сейчас была вложена в трофейный керкский лук. Единственный лук, который имелся в распоряжении их крохотного отряда.

Элиен одобрительно кивнул. В его руках едва слышно пел на высокой, чистой ноте меч Эллата.

Теперь Урайна отделяли от выхода из подземелья десять шагов.

Плита с косматой звездой дрогнула.

Медленно, очень медленно, сдвигаясь на каждый удар сердца чуть более, чем на толщину шелковой нити, она открывала черный, как ночные небеса до сотворения луны и звезд, провал подземного хода.

И в этот момент магическое зрение Элиена было ослеплено вспухшим в глубинах сознания Звезднорожденного шаром малинового пламени.

12

Озаренные нечеловеческим разумом холодные глаза наблюдали за оринскими воинами, полукольцом окружившими выход из подземелья Тайа-Ароан.

Существо, имя которого некогда гремело над Асхар-Бергенной гибельными барабанами братоубийственной войны, существо, претерпевающее тысячи перерождений в тысячах миров, некогда изгнанное из Круга Земель и ныне вновь возвращенное к полутелесному бытию могучей рукой Властелина, помнило о своем назначении.

И теперь его назначению пришло время свершиться.

Тонкая материальность Девкатры распустилась легчайшими кружевами и вошла в сухую листву вязов, которые с трех сторон охватывали сокрушенный Варнаг.

Девкатра не видел больше своих жертв, как не дано зреть океану гибнущие в его пучинах корабли. Но Девкатра не нуждался сейчас в этом – в конце концов он не был любопытен.

Сотни тысяч листьев разом покинули ветви вязов, сорванные волей Девкатры, и, взвившись неистовым смерчем, образовали угрожающее шелестящее кольцо, в центре которого находились непрошеные оринские соглядатаи, а на самой его границе – привязанные к молодым деревьям кони и мятущийся в бреду Циндал.