Текст книги "Профессиональный инстинкт"

Забродин. Забавно было бы посмотреть! Взбесившийся гаджет! Это любопытно.

Катя. Он сказал, что если я захочу уйти от него, живой он меня не отпустит.

Забродин. Ого! И что же он сделает – не уточнил?

Катя (бесстрастным голосом). Например, взорвет в машине. Чтобы от меня ничего не осталось и нечего было даже хоронить.

Забродин. Это он сказал тебе?

Катя. Да.

Забродин. И ты думаешь, он на это способен?

Катя. Я не знаю! Не знаю, понимаешь?

Забродин. Не бойся. Он ничего не сделает. Ничего… А давай квартиру купим, в каком-нибудь Париже? Уедем туда и пропади они все пропадом. Хочешь?

Катя. Хочу. Только… Он и там найдет. Он не отпустит меня никогда.

Забродин (обнимает ее). Не бойся, ты только больше ничего не бойся. Потому что с тобой теперь ничего не случится.

Катя. Ничего и никогда…

Забродин. Ничего и никогда.

Картина десятая

Дача судьи. Северин лежит в шезлонге, уставившись в рыжую тетрадь. Появляется актриса Жеребуха.

Жеребуха. Это дом судьи Оконечникова?

Северин. Он самый.

Жеребуха. Здесь будут съемки проходить?

Северин. А черт его знает!

Жеребуха. Ну как же, мне сказали…

Северин. А раз сказали, чего переспрашиваете?

Жеребуха. А вдруг я ошиблась адресом?

Северин, вздохнув, захлопывает тетрадь.

Северин. Вы вообще кто, девушка?

Жеребуха. Я – актриса. Альбина Тарасовна Жеребуха.

Северин. Ого! По мужу или как?

Жеребуха. Это моя девичья фамилия, но я решила ее оставить для кино. Запоминающаяся, правда?

Северин. Безусловно.

Жеребуха. А ваша фамилия как?

Северин. Это, конечно, совсем не то.

Жеребуха. Да нет, почему? Хорошая такая фамилия. Только я ее почему-то не слышала…

Северин. Увы… Знаете, позорно ничего не знача, быть притчей на устах у всех. Вот я и прячусь.

Жеребуха. Это все глупость.

Северин. Вот как!

Жеребуха. Надо быть на устах у всех. Уж я-то точно знаю. Это – пиар, слава. А в наше время – это главное.

Северин. Да вы философ, гражданка Жеребуха!

Жеребуха. А куда деваться? Сейчас по-другому нельзя.

Северин. Наверное.

Жеребуха. А вы кто – режиссер?

Северин. До режиссера я не дорос. Характера не хватает. Я – немного соавтор и консультант. А режиссером у нас девушка.

Жеребуха устраивается в шезлонге, принимает завлекательную позу.

Жеребуха. То-то смотрю, что это за режиссер – не пристает! Под юбку не лезет сразу… Но ведь от вас тоже кое-что зависит, товарищ соавтор-консультант?

Северин. Что вы имеете в виду?

Жеребуха. Ну, вы можете мне помочь роль получить?

Северин. А как, как я напишу главную героиню, так и будет. Могу вот с вас взять и написать.

Жеребуха. Ну и правильно. Да даже не думайте, товарищ сценарист! Кто лучше меня Риммку сыграет? Мы же с ней лучшие подруги были! Она же себя тоже актрисой считала, все плакала, что ради мужа призванием пожертвовала… Призвание там было, но небольшое, так, на любительском уровне…

Северин. Погодите. Так вас пригласили сюда потому, что вы знали Римму, жену убитого генерала Лоскутова?

Жеребуха. Ну да, дамочка эта, которая звонила, так и сказала: кому лучше вас знать, могла Риммка мужа убить или не могла!

Северин. А звонила вам…

Жеребуха. Женщина молодая, но напористая такая…

Северин. А фамилия ее?

Жеребуха. А фамилию не запомнила. Незапоминающаяся фамилия. Не то что у меня…

Северин. Ну да, тут с вами конкурировать трудно… А где же это вы во время следствия скрывались? И на суде вас не было?

Жеребуха. А вы откуда это знаете?

Северин. Так я же сценарий пишу, все документы изучаю?

Жеребуха. A-а… Нигде я не скрывалась. Я тогда лечилась, в больнице лежала, так что менты до меня не добрались… А то бы я им сказала!

Северин. Что? Что бы им сказали?

Жеребуха. А то, что Риммка не могла своего мужа убить.

Северин. Почему?

Жеребуха. Не могла. Она его любила, очень сильно любила.

Северин. Ну да… А были свидетели, которые видели, как он ее пьяную, на карачках ползающую, в квартиру пинками загонял…

Жеребуха. Это да – пила она в последнее время много. Но убить не могла. Я чувствую.

Северин. Ну да, значит, предчувствие работает…

Жеребуха. Правильно. Ох, что-то я так разволновалась от ваших разговоров, аж сердце запрыгало!.. И потом, честно говоря, вчера я себе немного напозволяла. У вас ничего нет – успокоительного?

Северин. Водка успокоит?

Жеребуха. Еще как! А закусить есть чем или жвачкой придется заедать?

Северин. Найдется.

Уходит во флигель и возвращается с бутылкой, стаканами и бананом.

Жеребуха. Ой, вы – волшебник! И главное – банан!

Северин. Он самый.

Жеребуха выпивает и моментально, как давно пьющая женщина, пьянеет.

Жеребуха. А, вообще, Валентин, зовите меня Биночкой.

Северин. Отныне только так.

Жеребуха. Ой, ну, ты смешливый Валек! Ну, Жванецкий! Только волос побольше. (Снова пьет) Но, я тоже в своем деле профессионал.

Северин. Это сразу заметно.

Жеребуха. Я кого хочешь, сыграть могу. Когда я Жириновского показывала – Хазанов плакал арбузным соком. Показать?

Северин. Ян так верю.

Жеребуха. Ну, гляди, сценарист! Если на роль не возьмешь.

Северин. Возьму, возьму. Куда же я денусь?

Жеребуха. Кроме меня никто так Риммку не знает! Ой, не повезло бабе!.. Попала под трамвай, вот ее и размазали…

Жеребуха быстро засыпает. Северин стоит над ней, о чем-то думает.

Картина одиннадцатая

Дача судьи. Северин сидит на веранде, перед ним раскрыт ноутбук. Он опять читает рыжую тетрадь. Появляется Полина.

Полина. Привет. Как успехи?

Северин. Привет. Что мы такие грустные?

Полина. А чего тут веселиться? Начальство вопросы задает.

Северин. Ишь ты! Впрочем, на то оно и начальство, чтобы интересоваться и контролировать.

Полина. Сценарий их не устраивает пока… Не видят они, к чему дело идет…

Северин. Так у нас же детектив какой-никакой – все должно выясниться в самом конце…

Полина. Но они должны все знать заранее, чтобы решить – выделять деньги или не выделять. А я им сама объяснить ничего не могу.

Северин. Чего так?

Полина. Да мне самой не все понятно. Вернее, вообще ничего не понятно.

Северин. Прямо так вообще и ничего?

Полина. Слушай, кончай, наконец, а?

Северин. Как скажешь. Кончаю.

Полина. Какой ты пошляк! Просто невыносимо!

Северин. Все-все. Так чего непонятно-то? Чего именно?

Полина. Вот, в сценарии следователь говорит, что «некто», тот, кто убил генерала, должен убрать его охранников… Зачем?

Северин. Охранники могли когда-нибудь да проболтаться. Это же элементарно.

Полина. Их, правда, убили? На самом деле? Кто?

Северин. В жизни, насколько я знаю, нет. А в сценарии… Кому нужно, тот и убил. Вариант второй – убили случайно. Например, в пьяной драке. Или ребятам не повезло – попали под пули, которые им не предназначались. Или.

Полина. Хватит! Так вот, Северин, их действительно убили! Вчера! После того, как я прочитала об этом в твоем сценарии!..

Северин. Вот значит, как все закручено.

Полина. Как?

Северин. Лихо. «Бабахтвою мать»…

Полина. Где ты таких выражений понабрался?

Северин. У нашей Веры. Просто Академия антирусского языка. Только… Как-то уж слишком нервно с этими охранниками… Нервы сдают что ли?..

Полина. У тебя? Какие у тебя нервы? Ты же холоден как лед, Северин!

Северин. Ну да, холодная голова, горячее сердце, чистые руки… Руки я сегодня мыл… Зато остер как бритва и отважен как герой!

Полина. Все шутишь. Только вот с сердцем неувязочка.

Северин. Это почему?

Полина. Да нет его у тебя. А если есть что-то, то жалкие остатки. Ошметки!

Северин. Очень образно, мадам. ( Прищурившись смотрит на Полину.) А чего еще не поняли ваши спонсоры?

Полина берет себя в руки.

Полина. Что это за рыжая тетрадь судьи, которую по сценарию вдруг находят? Что там?

Северин. Ну, вы даете, господа? Вы что – с Луны свалились? Как что? Компромат! Что там еще может быть по нынешним временам? Судья после отставки размышляет над приговором и видит нестыковки, предается сомнениям, называет потенциальных преступников… Ну, и натурально записывает их в тетрадь.

Полина. А откуда она берется, эта тетрадь? Ее судья что, перед смертью кому-то передал?

Северин. Этого я еще не решил.

Полина. А как в жизни было? Мы же делаем как в жизни было!

Северин. В жизни все бывает очень непросто. Вот я сейчас и думаю, у кого тетрадь судьи должна оказаться. Это интереснее?

Полина. Но это же не может быть случайный человек. Судья не мог передать такую тетрадь случайному человеку.

Северин. Могло быть все, что угодно… Он мог ее передать случайному человеку, чтобы тот передал ее прокурору, например… А мог он ее еще и перед смертью спрятать, а потом ее нашел какой-нибудь грузчик, вывозивший вещи… Хочешь еще версии?

Полина. Не хочу. Их у тебя всегда мешок.

Северин. В том-то и ужас прокурорской работы.

Полина. Ну, и главный вопрос, Северин. Кто у нас злодей? Самый главный? Который все устроил? Кто за всем стоит?

Северин. Кощей Бессмертный…

Полина. Опять ты? Ты можешь серьезно ответить?

Северин. Пока нет.

Полина. Ав тетради этой что написано?

Северин. В тетради… Есть намеки. Я сейчас их разгадываю. Как только, так сразу доложу…

Картина двенадцатая

Судья «рисует» на большом листе бумаги иероглифы. Северин, лежа на диване, следит да ним.

Северин. И что вы обо всем этом думаете?

Судья. А что тут думать… Все говорит о том, что работу эту тебе специально подкинули. Чтобы понять ход твоих мыслей…

Северин. А зачем?

Судья. Сколько у тебя еще таких дурацких вопросов? Ты же уже сам обо всем догадался. Ты пишешь сценарий и невольно выкладываешь свои соображения о том, что произошло на самом деле… А эти соображения некто только и ждет, хотя они ему очень не нравятся, ибо они чреваты… Это мне теперь все равно, что ты раскопаешь, я же тебе уже говорил, что нахожусь теперь в другой юрисдикции, но там у вас есть люди, для которых они опасны…

Северин. Они что, сами не могли додуматься до того, что нужно «убирать» за собой, зачистить все следы?..

Судья. Ну, а зачем? Посуди сам. С нашей с тобой помощью они провернули очень изящное дело… Так? Все. Зачем лишние усилия, зачем лишние трупы, которые потянут за собой новые вопросы?.. А потом появляешься ты…

Северин. Сначала вы.

Судья. Да, сначала я… Ну, со мной они разобрались. Просто. Одинокий, забытый всеми пенсионер… Что тут себе голову ломать… Проще сломать ему.

Северин. И кто это был?

Судья. Что за глупый вопрос? Вот уж не ожидал.

Северин. Почему глупый? Нормальный вопрос.

Судья. Неумный. Ты же уже сам все понял.

Северин. Что я должен был понять? Что?

Судья. То, что я знаю только то, что ты сам знаешь. Только не хочешь себе сказать. Или боишься себе сказать.

Северин. То есть это разговор с самим собой?

Судья. С кем протекали его боренья?

Северин. С самим собой… С самим собой… Ладно.

Судья. Ты не задал еще один вопрос…

Северин. А зачем?

Судья. Чтобы знать и не сомневаться.

Северин. Почему они вышли на меня? Почему я им понадобился.

Судья. Я тебя сдал.

Северин. Что?

Судья. Вот, мой дорогой друг… Так получилось. Когда они ко мне явились, эти двое убийц, я сразу понял, зачем они пришли. Но человек слаб, и я испугался… И засуетился, умирать-то не хотелось… В общем, я сказал, что ко мне сейчас должен зайти прокурор Северин, с которым мы занимаемся одним важным делом, связанным с убийством генерала Лоскутова… Я думал, их это остановит. Вернее, знал, что не остановит, а просто перепугался и был готов на все, чтобы спасти жизнь. До сих пор стыдно…

Северин. Что вы говорите! Ай-яй-яй!

Судья. Но изменить уже ничего нельзя. Теперь я только на тебя рассчитываю.

Северин. Премного вам благодарен!

Судья. Не юродствуй. Ты мне благодарен должен быть.

Северин. Благодарен!?.. Я?.. Это за что же?

Судья. За то, что я дал тебе возможность исправить ошибку. Ошибку, которая не давала тебе житья. Которая изводила тебя. Теперь ты можешь все исправить…

Северин. Чепуха! Все это только фантазии на пустом месте. Чем больше я думаю об этом деле, тем больше у меня сомнений! Бывают такие дела! Лишенные нормальной человеческой логики…

Судья. Бывают. Так всегда происходит – чем больше знаешь, тем больше версий возникает, тем больше у порядочного человека, червь сомнения душу точит.

Северин без сил валится на диван. Судья, полюбовавшись своей работой, скатывает лист бумаги в рулон и уходит. Вдруг оборачивается.

Судья. Да, а эта самая Полина очень даже ничего. И вижу, ты ей нравишься.

Северин. Неуверен. Знаю только, что она стучит на меня своим хозяевам!

Судья. Ибо не ведает, что творит. Мне кажется, ее используют втемную, так что будь с ней помягче. Она ни в чем не виновата. Виноваты мы с тобой.

Картина тринадцатая

Кладбище. У свежей могилы, засыпанной увядшими цветами стоит Катя, опустив голову. К ней подходит Забродин.

Забродин. Как ты? Может, поедем? Не надо думать об этом…

Катя. Я так и знала, и отец знал… Зачем он не отдал им этот институт, пропади он пропадом?

Забродин. Успокойся, тебе нельзя волноваться…

Катя. А ведь я тоже там, в машине, должна была быть…

Она рассказывает спокойным, бесстрастным голосом

Катя. Я уже села на заднее сиденье рядом с мужем… И тут ты позвонил. Мне было неловко говорить с тобой при муже, я сказала, что дома зонтик забыла… Муж сказал: «Только давай быстрее!» Я вышла из машины, дошла до подъезда, уже открыла дверь, вошла… И тут раздался взрыв. Знаешь, я сразу все поняла. Сразу! Как будто ждала этого… И почему-то вспомнила, как муж говорил, что взорвет меня, если я уйду от него… А все вышло совсем иначе.

Забродин. Успокойся, Катя. Не надо ничего вспоминать! Не надо!

Катя. Получается, ты меня спас… Если бы ты не позвонил, я тоже была бы в машине… С отцом, с Кириллом… А ты…

Забродин. Не надо об этом думать!

Катя (шепотом). Зачем?

Забродин. Что зачем?

Катя. Зачем ты это сделал?

Забродин. Что я сделал? Что? О чем ты говоришь?

Катя. Зачем ты меня спас? Как я теперь буду жить? После всего…

Забродин. Мы будем жить вместе. Вместе! Всегда! Ты меня слышишь?

Катя. Забродин, надо мной рок висит! Черный ангел надо мной летает! У меня и первый муж погиб – со скалы упал. Вот второго в машине взорвали.

Забродин. Ая третьим мужем буду! И все будет хорошо. Я клянусь!

Катя (шепотом). Мне цыганка нагадала, что у меня три мужа будет. И все трое умрут, не своей смертью.

Забродин. Мне это не грозит. Я для врагов невидимый.

Катя. Я ничего не вижу! Тьма…

Забродин. Катя!

Катя. Тьма… Ничего…

Катя делает несколько шагов, как пьяная, и падает. Дабродин бросается к ней.

Забродин. Что с тобой? Скажи что-нибудь? Что-нибудь, Катя!..

Картина четырнадцатая

Дача судьи. Северин возлежит в шезлонге с рыжей тетрадкой в руках. Марина и Вера сидят за столом, пьют чай. Этакая расслабленная идиллия…

Северин. Вот еще… Слушайте, только внимательно. «Листья падают и летят на остров. Долго летят». Ну, что это по-вашему?

Марина ( после долгой паузы). Листопад.

Вера. Ветер.

Северин. Аябы сказал, что это – одиночество.

Вера. Ну и что это на самом деле?

Северин. Это – коаны, такие загадки японские… Отгадаешь, на многое найдешь ответ… Только отгадать трудно

Вера. Почему?

Северин. Потому что обычно они не имеют логической подопле – ки… Они строятся на алогизмах и парадоксах, доступных скорее интуитивному, а не логическому пониманию…

Вера. Круто!

Марина. Ничего не поняла.

Вера. Ну что ты не въезжаешь? Тут не умом надо додумывать, а сердцем, чувствами… Правильно, товарищ прокурор?

Северин. Ну, в общем где-то так…

Слышен шум подъезжающей машины. На сцену вбегает фатовато одетый немолодой мужчина. Это актер Роберт Снежанский.

Снежанский. Добрый день, господа! Прошу прощения, съемки здесь будут происходить? Я ничего не напутал?

Вера. Тут, тут, тут!

Марина. А вы кто?

Снежанский. Я? Что за вопрос, мадам? Неужели сразу не видно, кто я? Актер! Роберт Снежанский!..

Вера. Клево! Я сразу поняла.

Снежанский. Благодарю, ангелочек! Ваши крылья – это что-то!.. Супер-пупер!

Поворачивается к Северину, видимо, посчитав его да главного.

Снежанский. Меня Альбина Жеребуха прислала на пробы. Сказала, там одна роль – просто твоя. Вот мой портфолио из ранних фильмов. Вот я в роли альпиниста, упавшего с горы, вот в роли обгоревшего дачника, а вот комедия – незадачливый парашютист… Но у вас-то картина будет серьезная, я бы даже сказал трагическая…

Северин. Есть такой момент… А вы, как я погляжу, прямо профессиональный смертник. Для вас харакири в кадре сделать.

Снежанский. Тьфу!

Вера. А под поезд?

Снежанский. Легко!

Вера. А в пропасть?

Снежанский. Запросто.

Вера (азартно). А под каток?

Снежанский. Как нечего делать. Хоть сейчас.

Северин. Вы просто заслуженный труп российского кинематографа.

Входит Полина. Она серьезна, деловита.

Полина. Здравствуйте. А что тут происходит.

Северин. Вот господина артиста прислали пробоваться на роль генерала Лоскутова.

Полина хмуро смотрит на Снежанского.

Полина. Понятно. Только внешность у вас не генеральская. Наш генерал совсем другой… Другой человеческий тип.

Снежанский. Бородку на лицо, полотенце на чело, и ты уже Хуссейн. Искусство перевоплощения! Иной раз такие заморыши в нашем правительстве восседают! И ничего, в кресло посадят, знамя за спину – все! Гордость ведомства! Кстати, там же семейный конфликт в фильме… Так мы с Альбиной, как с моей бывшей женой, такие страсти покажем!.. Самые настоящие! Мы сами с ней расходились так, что чуть до смертоубийства не дошло!

Северин. И кто кого собирался убить? Вы ее или она вас?

Снежанский. Оба были готовы. Впрочем, что теперь вспоминать!

Марина. То есть новая жена у вас уже есть?

Снежанский. Две.

Марина. Это как.

Снежанский. Ну, у меня после Жеребухи уже две жены было. Сейчас третья намечается «Мисс Урала.» Южного… Так что мне эта роль позарез нужна! У вас бюджет большой?

Полина. Нормальный. Только вот не вижу я в вас генерала…

Снежанский. Авы кто?

Полина. Я – режиссер.

Снежанский. Вот как? ( Северину) А тогда вы кто?

Северин. Да я так случайно шел…

Снежанский. Предупреждать надо! ( Полине) А вы, госпожа ре – жиссер, не сомневайтесь. Я в кадре все могу. Вот хотите сейчас умру?

Полина. Не стоит.

Вера. Хотим-хотим!

Снежанский. (Достает трюковой нож, подает его Вере) Бей!

Вера. Бить?

Снежанский. Бей!

Вера смотрит на всех, потом вдруг неожиданно бьет Снежанского ножом в грудь.

Снежанский. А-а! Что ты сделала, дура малолетняя! Доигралась!

Он падает, хватается руками за грудь, корчится, потом затихает… Все с изумлением смотрят на него. Вера склоняется над ним. Протягивает руку, потом отдергивает.

Вера. Эй, ты чего?.. Ты чего! Я же не хотела! Я не хотела! Не надо!

Марина бросается к дочери, пытается успокоить.

Северин. Уведи ее в дом, у нее истерика!..

Марина уводит рыдающую дочь в дом. Северин тормошит артиста.

Северин. Эй, артист, кончай свою комедию! Слышишь! Да кончай уже, хватит!

Снежанский как ни в чем не бывало, встает очень довольный собой.

Снежанский. Нет, вы видели! Вы видели?.. Вот сила настоящего искусства! Я же вам говорю – это моя роль.

Полина (растерянно). А нож?

Снежанский. Да что нож! Обычный трюковой нож, лезвие входит в ручку ножа… Дело-то не в ноже, а как сыграно! Вы оценили? Девчонка эта с крылышками чуть с ума не сошла… Кстати, она что – всегда такая психованная?

Северин. Да нет, не всегда. Достали вы ее своим искусством.

Снежанский. А я что вам говорил!

Полина. Хорошо, господин…

Снежанский. Снежанский!

Полина. Вот именно. Мы вам сообщим о своем решении, можете быть свободны.

Снежанский. Так я поехал?

Полина. Счастливого пути.

Снежанский. С нетерпением буду ждать вашего приговора.

Северин и Полина остаются вдвоем.

Полина. Странно…

Северин. Что именно?

Полина. Никак не ожидала от этой дурочки такой реакции… Северин. Тебе тоже так показалось? Что у нее что-то замкнуло в голове…

Полина. Я была уверена, что ей все по барабану…

Северин. Или до лампочки…

Полина. Ты так не считаешь?

Северин. Нет.

Полина. Вот как… А что же ей не по барабану?

Северин. Не знаю. Но я знаю, что людей, которым все безразлично, нет. Всегда есть что-то, что человека задевает, оскорбляет, волнует…

Полина. Даже такого пропащего, как ты?

Северин. Нашла пропащего… Да я весь – комок страстей, желаний и…

Полина. И?

Северин. А ты угадай…

Полина. Очень нужно. Больше мне заняться нечем!

Северин. Не хочешь не надо… (декламирует) «Небо поглотило облака, а все живое иссохло без влаги. И время замерло». Кто это? А? Полина. Откуда я знаю! Что мне думать больше не о чем?

Северин. Ты не думай. Просто скажи первое, что придет в голову.

Полина. Тля! Доволен?

Северин (задумчиво). Тля? Тля… Но почему?

Полина. Откуда я знаю? Ты хотел первое, что придет в голову… Получи.

Северин. И все-таки? Почему тля? Значит ты думаешь о ком-то, кто вызывает у тебя такие ассоциации?

Полина. Слушай, не надо ставить на мне твои следственные эксперименты! Я чувствую себя как на допросе!

Северин. Но о чем-то ты думала?

Полина (нервно). Думала! О том, что заказчики тянут с деньгами! Сценарий им подавай, а деньги будут позже!.. А если не будут? Знаешь, как ведет себя тля? Сидит на нижней стороне листьев и высасывает из них сок. Листья скручиваются и отмирают… Вот и я боюсь, что из меня соки выпьют, а потом…

Северин. Тля… Он такой… Но зачем?

Полина. Ты меня спрашиваешь?

Северин. Себя. Больше мне спросить некого.

Картина пятнадцатая

Больница. Доктор Цапцин идет рядом с каталкой, на которой лежит Катя.

Цапцин. В пятую! Я сказал – в пятую! Какую шестую, когда я сказал – в пятую. Отдельную!

Появляется Забродин. Все его внимание приковано к Кате, доктора он просто не замечает.

Забродин. Доктор, есть надежда?

Цапцин. У нее врожденная слабость сосудов. Последние потрясения – гибель на ее глазах отца и мужа – привели к инсульту. Сейчас она в коме. И сколько это продлится, никто не знает…

Забродин. В этом мире всегда страдают невинные. Почему? Никто не знает.

Цапцин. Даже правоохранительные органы.

Забродин (удивленно смотрит на него). Цапля, это ты?

Цапцин. Не Цапля, а Цапцын Игорь Ефимович, врач высшей категории…

Забродин. Смотри, каким ты стал…

Цапцин. Да, я уже не тот несчастный пацан, над которым ты, Забродин, вместе с бандитом Бамбуком измывались в школе, где я имел несчастье учиться…

Забродин. Да ладно, несчастье! Счастье!

Цапцин. Какое же это счастье? Когда тебя унижают два подонка…

Забродин. А потому счастье, что с нами училась Катя Аристархова и ты мог видеть ее каждый день, мечтать о ней, исходя слюной! Вот такое тебе, Цапля, выпало счастье! Каждому свое!

Цапцин. А ты не изменился. По-прежнему самое большое удовольствие – измываться на человеком.

Забродин. Властвовать, Цапля. Властвовать, а не измываться. Эх, ты, даже разницы не понимаешь!

Цапцин. Но тут тебе властвовать не придется. Я – заведующий реанимационным отделением клиники. Здесь все зависит от меня…

Забродин. Вот ты как заговорил! Я найду другую клинику! За границей.

Цапцин. Наша клиника лучшая по этому профилю. А везти ее за границу… Не известно, чем это может закончится. Здесь для нее лучший вариант. В другой больнице с пьяными санитарками, врачами, вымогающими у больных деньги… Знаешь, что там может с ней случиться? Лучше тебе не знать!..

Забродин скрипит зубами.

Забродин. Сколько она пробудет в таком состоянии?

Цапцин. Может неделю, может год, может два.

Забродин. Сколько?!..

Цапцин. Не ори! Здесь же больница… А возможно и больше.

Забродин. Нет!!!

Цапцин. Санитары, везите больную в палату.

Катю увозят. Дабродин подходит к Цапцину вплотную.

Забродин. Хорошо. Я оставлю Катю в твоей богодельне, но смотри… Она моя жена. Если хоть пальцем к ней притронешься…

Цапцин. Мне надо будет делать ей перевязки?

Забродин. Медсестру позовешь!..

Цапцин. Что у тебя за фантазии извращенные?

Забродин. Знаю я вас, затаившихся в кустах извращенцев!

Цапцин. Ну да, ты же всегда считал, что знаешь больше других. Во всяком случае, делал вид.

Забродин. Ладно, Цапля. Я тебя предупредил… Ты меня знаешь.

Цапцин (оставшись один). К несчастью, знаю. О, как я его ненавижу!

Картина шестнадцатая

Экзамены в юридической академии. Экзаменатор на авансцене спиной к зрителям за кафедрой. Входят Забродин и Северин, встают лицом к зрителям.

Экзаменатор. Сегодняшний экзамен необычный. Вам предстоит соперничать друг с другом. Это экзамен не только на знания, но и на психологическую устойчивость, умение контролировать себя. Итак, вопрос первый. Что такое локус контроля?

Забродин. Локус контроля – это склонность человека приписывать собственные неудачи внешним или внутренним причинам. Он характеризует тип личности. Склонность приписывать результаты своей деятельности внешним факторам называется «внешний локус контроля». Такая склонность повышает беспомощность человека. Склонность приписывать результаты своей деятельности внутренним факторам называется «внутренний локус контроля». Люди, которые считают себя ответственными за состояние своих дел (внутренний локус), способны добиваться большего успеха.

Экзаменатор. Северин, есть что добавить?

Северин. Но такие личности склонны испытывать чувства вины за события, которые с ними происходят. Склонность к внешнему локусу контроля проявляется в неуверенности, подозрительности, тревожности и может привести к борьбе с собственным миром и окружающими…

Забродин. По-моему, особо острыми формами внешнего локуса контроля могут быть объяснены даже самые изощренные формы преступления. Когда человек винит во всем внешний мир…

Экзаменатор. Это верное замечание. Северин, что такое психологическая аутопсия?

Северин. Психоутопсия – это реконструкция жизненных обстоятельств, внутреннего мира и душевного состояния человека накануне преступления, вызванного каким-то событием.

Забродин. В отличие от аутопсии медицинской, которую можно назвать «вскрытие тела», я бы определил психоаутопсию как «вскрытие души».

Экзаменатор. Что ж, образно и верно! Только не каждому следователю по силам.

Северин. Мне кажется, тут все зависит от честного желания следователя понять человека… Если такого желания нет…

Забродин. Вряд ли можно понять каждого преступника и врага. Мы не священники. Достаточно профессиональных инстинктов.

Экзаменатор. Переходим к понятию конфабуляция. Забродин?

Забродин ( опустив голову). Забыл.

Экзаменатор. Северин?

Северин. Конфабуляция – это нарушение памяти, проявляющееся в ложных воспоминаниях о событиях, на самом деле не происходивших в действительности. Например, общение с людьми, которые уже умерли…

Забродин смотрит на Северина с нескрываемым раздражением.

Экзаменатор. Забродин, что с вами?

Забродин. Просто категорически не выношу чужого успеха. Особенно людей из нашей среды.

Северин лежит на диване. Появляется судья.

Северин (иронично). Ну вот и конфабуляция пошла…

Судья. Не понял.

Северин. Разговор с умершим… Может, у меня крыша поехала.

Судья. Не спеши, всему свое время. Так почему вдруг – Тля? И вообще почему он – Тля.

Северин. Прозвище ему такое еще в академии дали. На вид неприметный, но упорный и безжалостный. Если присосется – не выпустит, пока весь сок не высосет…

Судья. А почему вдруг ты о нем вспомнил.

Северин. Потому что когда дело расследовал, уперся в одну версию и других не видел…

Судья. А теперь что случилось? Улики появились?

Северин. Да нет, он следов не оставляет… Чутье подсказывает, профессиональный инстинкт. У хорошего следователя всегда так: есть несколько версий, порой даже бывает что чуть ли не с равным набором доказательств, а инстинкт говорит – копай тут!..

Судья. У хорошего судьи тоже так. А за что же ты его так не любишь?

Северин. Не знаю. Наверное, за то что группы крови у нас разные. Он был уверен, что все люди – преступники. Одни крупные, другие – мелкие, а потому никого жалеть не нужно. И вследствии этого, чтобы раскрыть преступление, можно идти на любые нарушения закона. Вплоть до уголовщины.

Судья. Прямо боец из «рэнгосэкигун».

Северин. А это кто такие?

Судья. «Рэнгосэкигун» – была такая в Японии – «Красная армия». Первоклассные солдаты, но абсолютные маньяки… и все-таки не так просто ты его вспомнил. Думай, почему…

Северин. Когда убили генерала Лоскутова, он руководил Службой безопасности концерна «Магнум». Генерал концерну мешал, и они были очень не прочь от него избавиться… нужно было только сделать это так, чтобы тень не пала на «Магнум». Генерала убрали, тень не пала… Тля очень любил такие операции – чужими руками, а сам в стороне. И чувствую – тут его почерк.

Судья. Вполне может быть. Мне кажется, ты на правильном пути. И прежде, чем проявить бездонное русское великодушие, выясни – виноват ли он. И в чем. А потом уже думай, что с ним делать дальше. Ну, а пока ты не докопался до истины, точно не установил его роль в убийстве, прощать ты не имеешь права. Потому что тогда ты просто бесхребетная, равнодушная дрянь, о которую можно вытирать ноги. Поэтому, Северин, раз уж мы заново начали копать это дело, то во имя правды, установи всех виновных, а потом решай, можно ли их прощать и зачем.

Картина семнадцатая

Вера без своих крыльев, какая-то печальная и потухшая, сидит, сгорбившись, на опушке леса. Появляются Забродин и Бамбук. Забродин в капюшоне, надвинутом на глаза.

Забродин. Ну, принесла, коза?

Вера испуганно кивает.

Забродин. Давай.

Вера протягивает ему рыжую тетрадку. Забродин раскрывает ее и отходит в сторону. Читает.

Бамбук. Пойдем в лес, побалуемся.

Вера. Не пойду. Не хочу.

Бамбук. Чего так?

Вера. Так.

Бамбук. Смотри мне – дотакаешься…

Вера. Плевать.

Подходит Забродин.

Забродин. Это точно та тетрадка, что прокурору от судьи досталась?

Вера. Других не было.

Забродин. А он шутник, наш милый прокурор! Только и мы шутить горазды. На, бери свою тетрадку и верни обратно туда, где лежала. Чтобы наш прокурор ни о чем не догадался. Поняла? Тогда чего сидишь?

Вера. А бабки обещанные?

Забродин. Ах да, бабки!.. Бамбук, рассчитайся с дамой…

Забродин отходит в сторону, а Бамбук берет Веру своей ручищей да тонкую шею, тянет вверх. Вера поднимается на цыпочки, чтобы не задохнуться.

Бамбук. Сейчас тряхну вот так – и нет тебя. Так зачем тебе тогда деньги, а?

Забродин. Отпусти ее, Бамбук! Лишний труп нам не нужен. Да и товарищ прокурор насторожится… Она сама скоро сдохнет под каким-нибудь обдолбанным наркоманом или гастарбайтером. Такие долго не живут.

Бамбук. Поняла? Вякнешь кому, вместе с мамашей своей в одну яму живой ляжешь.

Бамбук разжимает пальцы, Вера, пошатываясь и кашляя, уходит, прижимая тетрадку к груди. Вдруг оборачивается, смотрит с ненавистью.

Вера. Гады! Гады! Чтоб вам сдохнуть!

Убегает.

Бамбук. Догнать?

Забродин. Да ну ее…

Бамбук. А что не та тетрадочка – то?

Забродин. Фуфло нам прокурор толкнул. Это не судьи, а его собственная тетрадочка. Он в ней всякую душевную чепуху записывает, стишки японские…

Бамбук. А где же тетрадка судьи?

Забродин. А черт ее знает! Может, ее и не было… Прокурор растрезвонил, а мы поверили. Развел он нас, развел…