Текст книги "Профессиональный инстинкт"

Бамбук. И что теперь?

Забродин. Да ничего. Поединок продолжается. Он там все-таки какие-то мысли свои про кино записывал… А когда человек пишет, он, понимаешь ли, невольно проговаривается… Как там писал наш друг судья перед смертью? «Даже самое сильное потрясение не может привести к перерождению человека, радикально его изменить.» Вот и наш друг каким был, таким и остался. Там он проговаривается, что есть одна вещь, которую он простить себе не сможет. Вот мы и посмотрим, сможет простить или нет… Проверим на вшивость… Тем более, в тюрьме с человеком все что угодно может случится, правильно, Бамбук?

Бамбук. В тюрьме-то!..

Картина восемнадцатая

Дача судьи. Северин и Полина сидят друг против друга, погруженные в бумаги. Полина отрывается от чтения и бросает на Северина заинтересованный взгляд.

Полина. Вот видишь, Северин, за дело взялся – пить бросил, приоделся. Теперь в тебя и влюбиться можно. То-то местный ангел ночной дискотеки с тебя глаз не сводит.

Северин. А меня и прежнего все любили. Ты лучше скажи, как тебе сцена допроса?

Полина. Да читала, читала. Не ожидала от тебя.

Северин. Чего?

Полина. Что ты можешь так потрошить человека…

Северин. Это ты называешь потрошить?.. Видела бы ты, как это делается в жизни… Слушай, а давай сыграем с тобой…

Полина. Во что?

Северин. Я буду следователем, а ты Риммой Лоскутовой…

Полина. Зачем?

Северин. Ты же режиссер – влезешь в шкуру героини. Расскажешь потом, как себя чувствовала.

Полина (неуверенно). Ну, давай… Попробуем…

Северин. Итак… Гражданка Лоскутова, есть сведения, что у вас с мужем были очень сложные отношения. Он жаловался знакомым, вы изменяли ему. Очень много пили… Особенно в последнее время…

Полина. Он сам пил! Сам… В тот день я его ждала-ждала, а он все не приезжал… Я не выдержала и пошла к знакомым.

Северин. Где выпили… И довольно много.

Полина. Но ведь у меня был день рождения! Понимаете, день рождения! Я накрыла стол и ждала его, а его все не было и не было!..

Северин. И поэтому вы пошли выпить к друзьям?

Полина. Да. А когда я вернулась, его все еще не было! Я была в отчаянии.

Северин. Наверное, вспомнили все сплетни о вашем муже, которых в последнее время было очень много?

Полина. Вспомнила! А что нельзя? Про секретаршу беременную… А потом я заснула и вдруг услышала, как он дышит… И я вдруг спиной почувствовала, что у него в руках что-то есть…

Северин. Спиной?

Полина. Ну, не спиной, не знаю, просто почувствовала, что у него в руке что-то есть… Не знаю, почему, но я поняла, что это пистолет. И он пришел убить меня…

Северин. Странная мысль про пистолет. Вы когда его видели в последний раз перед этим?

Полина. Тогда. В этот день…

Северин. А как он попался вам на глаза? Он что, лежал на виду?

Полина. Да… То есть нет. Я, перед тем, как уйти к друзьям, достала его, посмотрела и положила на место…

Северин. Странное желание. Согласитесь?

Полина. Я была на взводе. Понимаете, я психовала! Может, я хотела убить себя? Потому что сил уже не было моих, не было!

Северин. Скажите, а не могло быть так… Вы вернулись домой от друзей, уже основательно выпивши, достали пистолет и легли спать, положив его под подушку… А когда пришел муж…

Полина. Нет! Нет! Я не брала его!

Северин. Не брали или не помните?

Полина. Не… помню…

Северин. А что было потом? Когда он лег в постель, и вы вдруг проснулись?

Полина. Я услышала, как он взвел курок и приставил дуло к моему затылку. И вдруг он на секунду отвел руку, и я поняла, что потянулся за подушкой… Хотел подложить ее к затылку, чтобы выстрела не было слышно.

Северин. Вы по – прежнему лежали к нему спиной?

Полина. Да.

Северин. То есть, видеть, что у него в руке пистолет, вы не могли… И что он потянулся за подушкой – тоже…

Полина. Я все понимала!

Северин. Понимала… Ну что ж… А что было дальше?

Полина. Поняв, что он хочет убить меня, я, как бешеная, бросилась на него… Мы с ним дрались… Я вцепилась в его руку с пистолетом, с трудом отводя его от себя, а потом вдруг выстрел… И все…

Северин. Да, прямо в сердце. Хороший выстрел.

Полина. В каком смысле хороший?

Северин. В таком, что он не мучился…

Полина вскакивает, бросает на стол листы.

Полина. Все, хватит, катись ты к черту! Меня словно через мясорубку проворачивают. Ты не даешь ей ни одного шанса! Не веришь ни одному ее слову!

Северин. А чему там верить? Она все придумывает.

Полина. Может быть! Но из этого не следует, что твоя версия – правда. Она тоже может быть придумана!

Северин. Да? И что все это значит?

Полина. Откуда я знаю!

Северин. Это может значить только одно. На даче был еще кто-то…

Звонит мобильник Полины. Она хватает телефон.

Полина. Да, слушаю! Что?.. Когда?.. Господи…

Северин. Что случилось?

Полина. Римма Лоскутова… повесилась в тюрьме.

Северин встает и молча уходит в свой флигель. Полина смотрит ему вслед.

Картина девятнадцатая

Северин сидит на диване, забравшись на него с ногами. Появляется судья. Какое-то время они молча наблюдают друг за другом.

Северин. Ну что, так и будем молчать?

Судья. Ну, почему? Слушай, я так и не понял, что это было?

Северин (с усмешкой). Следственный эксперимент.

Судья. Вот оно как! Первый раз в жизни видел следственный эксперимент, который следователь ставит на себе самом… И чего ты добивался, разыгрывая этот спектакль?

Северин. Хотел вспомнить, почему я тогда не поверил ей…

Судья. Потому что она лгала.

Северин. Но что скрывалось за ее ложью? Вот чего я не узнал!

Судья. Ну, ты сделал все, что мог…

Северин. Не все.

Судья. Из показаний родных и близких следовало, что Римма и генерал давно уже не любили друг друга, можно даже сказать, ненавидели… Он изменял ей…

Северин. К тому же в конце жизни его потянуло на молоденьких девушек…

Судья. И это тоже. Римма страшно боялась, что он ее бросит, потому что останется ни с чем… Она пила… В пьяном виде не конролировала себя… Многим говорила, что если генерал решит уйти от нее, она застрелит его и себя…

Северин. Да-да… Она любила мелодраматические эффекты, считала себя несостоявшейся актрисой, погубившей ради генерала свою карьеру…

Судья. И к тому же умела хорошо обращаться с оружием – отец научил. И чего же нам с тобой не хватает?

Северин. Я, конечно, видел, что она лжет, когда рассказывает, что генерал хотел застрелить ее и они боролись… Кстати, эту сказку ей нарисовал адвокат, она ее просто выучила наизусть… И мы, сплетясь как пара змей, обнявшись крепче двух друзей, упали разом и во мгле бой продолжался на земле… Шпарила как на уроке литературы в школе…

Судья. И на суде тоже. Так что мы могли?

Северин. И этот пистолет, который не могли найти. Да так и не нашли… Я думал так. Если бы все было, как она рассказывает, то пистолет бы никуда не делся. Ну, выкинула бы в окно или засунула куда-нибудь… Все равно бы нашли! А так он пропал, испарился! Это была ее ошибка, думал я. Пистолет только подтверждал бы ее версию. Значит, она совершенно хладнокровно спрятала его так, чтобы мы не могли его найти. Выходит, и мужа она застрелила так же хладнокровно… Но ведь был и другой вариант!!

Судья. Пистолет кто – то унес…

Северин. Вот именно.

Судья. Ну это было только предположение, доказать которое тогда не смогли.

Северин. Да, найти не смогли. Но без дела я не сидел. Я занимался тем, что разоблачал ее вранье…

Судья. Обычное дело. Когда распутываешь преступление, сталкиваешься с тем, что врут все. Сознательно или бессознательно, вводят тебя в заблуждение или заблуждаются сами… Запутывают, утаивают, выдумывают… Наговаривают на свидетелей, на жертву, на себя… На то тебе дан профессиональный инстинкт, чтобы разобраться в этом клубке страданий, крови и лжи… Кстати, а почему тебя так взволновало ее самоубийство в колонии? Оно вовсе не доказывает, что она невиновна. Она могла свести счеты жизни из-за раскаяния, тоски…

Северин. Я боюсь другого…

Судья. Что ей помогли?

Северин. Я как-то написал в этой рыжей тетради, которую ты якобы отдал мне, что если с ней что-то случится в тюрьме, это ляжет на меня…

Судья. Ты действительно так считаешь?

Северин. Не знаю… Тут все сложно. Эта реплика для героя сценария. Эта мысль принадлежит ему, а не мне…

Судья. Ты уверен?

Северин. Теперь уже не знаю… А потом тетрадь пропала… На время. Через несколько часов ее положили на место, но я заметил.

Судья. То есть кто-то, способный дотянуться до человека в тюрьме, решил посмотреть, как это на тебя подействует… Это уже игра без всяких правил.

Северин (угрюмо). Ну что ж, он сам начал. Теперь мой ход.

Картина двадцатая

Дача судьи. Полина ходит по участку, говорит по мобильному телефону. Да углом дома на скамейке сидит Северин и слышит весь разговор.

Полина. Да, я понимаю, все движется к финалу… Я сама хочу понять, кто организовал убийство… Но он молчит, говорит, что хочет проверить на мне, насколько эффектной будет развязка… Я тороплю, как могу… Только ему приходят в голову какие-то уже совсем темные фантазии… Вчера он принес мне сцену, после которой я заснуть не могла…

Полина взволнованно поправляет волосы.

Полина. Там у нас есть героиня, которая лежит в коме… Так у него доктор, который влюблен в нее с детства, по ночам разговаривает с ней, целует, а потом хочет залезть к ней в постель… Извращенец!.. Я говорю, как тебе такое могло в голову прийти, а он говорит, что был накануне в какой-то клинике, где у него знакомая медсестра работает, и она ему рассказала… Что к ним привезли недавно молодую женщину в коме, на глазах которой взорвали мужа и отца, а врач в нее влюбился… Алло! Алло! Черт, прервалось!

Полина набирает номер, но телефон молчит, она отключает его. Северин идет к ней.

Полина. Привет! Ну, кого еще угрохал? Мне трупы уже во сне снятся.

Северин. Наши с тобой еще впереди.

Полина. Что?!! Ничего у тебя шутки!

Северин. Ну, мы же кино особое делаем. Кино как отражение жизни. Смертей побольше, соплей поменьше. Так ты по-моему просила. А в жизни чего только не бывает.

Полина. Это я уже поняла. Ты не маньяк случаем? Откуда ты все эти ужасы берешь?

Северин. Я не беру. Я отбиваюсь от дерьма, которое меня окружает со всех сторон. С кем ты разговаривала?

Полина. С продюссером. Он говорит, что мы медленно работаем.

Северин. А что он еще просил у меня выведать?

Полина. Что ты хочешь сказать? Что значит выведать? Он что – не имеет права знать, что в сценарии?

Северин. Полина, а почему это именно тебе дали снимать фильм, ведь очередь из молодых режиссеров – до горизонта

Полина. Потому что я – не молодой, никому не интересный режиссер, а раскрученная медиаперсона… Одно то, что я буду снимать фильм, уже вызывает к нему интерес. Уже! А это реклама, без которой сейчас ничего не делается. Все просто.

Северин. Просто. Знаешь, у меня работа такая была, что я стал человеком очень подозрительным. Всюду мне мерещатся заговоры, черти рогатые, замыслы тайные…

Полина. Лечиться надо.

Северин. Это уже не лечится. Профессиональной деформацией называется. И потом нельзя мне лечиться. Если я вылечусь, стану человеком без профессии.

Северин подходит вплотную к Полине, крепко берет за плечи.

Северин. Радость моя. Ты хотела знать, каким будет финал… Сейчас я тебе скажу. Кина не будет. Вообще не будет.

Полина. Почему?

Северин. Потому что тебя развели, как ребенка, девочка. Хоть ты и раскрученная медиа-персона… Сыграли на твоем тщеславии, на тайном желании снять кино, стать кинозвездой… Никто никакое кино снимать не собирался. Тебя наняли совсем с другой миссией.

Полина. Не верю.

Северин. А ты поверь. Этот человек умеет писать сценарии в жизни, очень роковые и убедительные…

Полина. И что же это за сценарий?

Северин. Сценарий такой… Живет некий бывший прокурор, который расследовал громкое убийство генерала, а потом что-то загрустил, загулял, бросил работу… В общем, как настоящий русский человек… Короче, русская хандра им овладела понемногу… И вдруг люди, убийство генерала организовавшие, узнают, что судья, который вынес по делу приговор, стал почему-то им снова интересоваться, что-то там искать, расследовать… То есть, засомневался в справедливости приговора. Кому это понравится? Судье, чтобы он успокоился, дают топором по голове.

Полина. Откуда ты знаешь.

Северин. Я же тебе объяснял: инстинкт, профессиональный инстинкт. Ну вот… А потом оказывается, что перед смертью у судьи был тот самый захандривший прокурор, с которым они, получается, якобы посадили невинную женщину… И что-то они обсуждали. А что же у них общего? Оказывается только дело об убийстве генерала… Конечно, можно было бы и прокурору дать чем-нибудь по голове, но… Это уже будет подозрительно и вызовет ненужный шум…

Полина широко раскрытыми гладами смотрит на Северина.

Северин. И тогда к прокурору присылают человека, которому он не может отказать. Потому что человек этот – молодая и обольстительная женщина, перед которой даже подопустившийся прокурор распускает хвост. Тем более, что когда-то давно он носил эту юную особу на руках…

Полина. Но зачем?

Северин. А затем, что прокурор с распустившимся хвостом во время написания сценария с юной прелестницей невольно выложит все тайны, которые они с судьей по делу генерала хранили… Тем более, ей поставлено задание – нужна не официальная версия, а другая – та, которую они с судьей разрабатывали… А Тля все нужное выберет, высосет, и решит – кого оставить в живых, а кого нет…

Полина. Какая Тля?!

Северин. Та самая, которая тебя наняла, а теперь через тебя информацию из меня перекачивает… Вот какое кино с твоим участием снимается на самом деле.

Полина. И что же теперь?

Северин. А теперь он будет решать, что с нами делать. Надеюсь, тебя убить он не решится. Все-таки медиаперсона, слишком много шума. Правда…

Полина. Что?

Раздаются аплодисменты. Северин и Полина оборачиваются. В нескольких шагах от них стоят Забродин и Бамбук. Аплодирует Забродин. Под мышкой у него пистолет. Закончив аплодировать, он берет пистолет в руку. Бамбук снимает с противоположного щита топор и, подбрасывая его в руке, становится сзади Забродина.

Забродин. Браво, Северин, ты еще не все мозги пропил. Думать еще не разучился. Правда, реакции и скорость мысли уже замедленные. Я думал, ты раньше сообразишь. Но рядом с такой красавицей, как наша Полина, мысли, конечно, текут в другую сторону… На то и был расчет. Девочка, ты молодец!

Северин. Быстро ты доехал.

Забродин. Ну, к старому-то другу, что не поспешить…

Северин. Это у тебя не генерала пистолет?

Забродин. Нет. Тот пропал, ты же знаешь.

Северин. Я бы не удивился сегодня, если бы он оказался у тебя.

Забродин. Бамбук, ты свяжи их. Так, с ним я беседовать буду, а ей рот заткни, чтоб не орала, потому как ее участие в этой сцене не предусмотрено…

Бамбук связывает Северину и Полине руки. Заклеивает ей рот скотчем.

Забродин. Итак, вопрос первый. Как фамилия сестры, которая рассказывала про то, что там этот извращенец Цапцин с Катей в больнице вытворяет?

Северин. Сначала ты расскажи, что с генералом случилось? Кто его убил?

Забродин. Зачем тебе? Ты же уже труп. Зачем тебе эти земные суеты?

Северин. Мы же с тобой профессионалы. Вот я и хочу знать, где я прокололся? На чем? Это все-таки мое последнее дело…

Забродин. Ну что ж, понимаю. Ценю… А что до генеральского дела… Ты особо себя не кори – темным оно оказалось, каким-то мутным… Понимаешь, там какая-то случайность вмешалась, которую невозможно просчитать.

Северин. Даже тебе?

Забродин. Представь себе. С чего все началось? Генерал тогда на наш концерн наехал и пообещал вместо «атомной» сделки устроить «кузькину мать»… Партнеры заграничные забеспокоились. Ты же знаешь, деньги тишину любят, а очень большие деньги особенно. Так вот, руководство концерна попросило меня генерала угомонить. Ну, я и занялся… Искал план в моем духе…

Северин. Убрать чужими руками.

Забродин (кивает). И я сразу понял, что самый благодатный материал для работы – его жена… Пьющая, немолодая, увядшая, неудовлетворенная жизнью тетка. И главное – очень внушаемая. Две недели плотной работы – и она своего мужа возненавидела до визга… Я ей такие «мозги в тесте» сделал. Такую негативную фантазию в голову вкрутил: письма, фотографии с бабами, подруги… Мы ей даже беременную якобы от генерала секретаршу представили – великая вещь… Да, надо сказать, генерал наш тот еще фрукт был. На совсем молоденьких девочек стал очень охоч на старости лет… Она уже сама готова была из него пекинскую утку сделать.

Северин. Ты, как всегда, учитывал все.

Забродин ( с удовольствием). А как же… Мы ей и кино американское, где жена убивает изменившего ей мужа, подсунули для просмотра… В тот вечер она уже была готова ко всему. Бамбук тогда вокруг дачи генерала крутился, на всякий случай… Потом звонит и докладывает, что генерал валяется на веранде с пулей в голове, пистолета нет, кто стрелял не известно… А что, спрашиваю, жена? А жена, говорит, в спальне пьяная в лоскуты спит. Рядом пустая бутылка валяется. Я говорю: ты генерала к этой спящей красавице в постель затащи, коврик с кровью, на котором наш красавец лежит с собой прихвати, это чтоб следов лишних не оставлять, и милицию вызывай – мол, на даче стрельба. Хорошо бы ствол ей в руку…

Бамбук. Не было ствола.

Северин. И что, ты никого не заметил, кто крутился там?

Бамбук. Не было никого

Северин. Темнишь.

Забродин. Хочешь верь, хочешь не верь, а мы с Бамбуком генерала не трогали… И жена, которую ты посадил и до самоубийства в тюрьме довел, генерала не убивала.

Северин. Тогда кто?

Забродин. «Правду знал только покойник.»

Северин. Тогда что ж ты так задергался, когда мы с судьей встретились?

Забродин. Я же знаю тебя, зануду, вцепишься, как бульдог, не оторвешь. Закон слюнявить начнешь. А уж когда тебя муки совести подгоняют!.. Чего доброго, еще выйдешь на меня, статью мне найдешь, а мне сейчас твое внимание не нужно. Вот и решил посмотреть, какие у тебя в голове планы. Придумал эту бутафорию со съемками фильма… Твоя цель, Северин, – правосудие и законность. Моя цель, Северин, всегда была сбить твою цель. И я ее сбил.

Северин. Ну, насчет бутафории я давно понял.

Забродин. И я понял, что ты понял, когда разгадал твой трюк с рыжей тетрадкой, которую тебе якобы судья оставил. Ничего он тебе не оставлял.

Северин. Не оставлял. Правда, перед самой смертью рассказал он мне одну историю, которую ему удалось наблюдать во время командировки в Японию. Как-то в непогоду прогуливаясь по лесопарку, он увидел, как породистую собаку хозяина выгуливал слуга. Кругом лужи, грязь. Слуга прямо по грязи, по лужам идет – не замечает. А собака, ноги длинные такие, – она лужи-то и грязь обходит. Вот и мы с тобой из одного государственного тела вышли – органы называются, но в разные места на земле нашей становимся, по разным дорогам и тропинкам ходим. Отношение к преступлениям и к людям у нас с тобой разное. Я никогда не совершал преступления и не совершу. Потому что профессия у меня такая – прокурор.

Забродин. Бывший прокурор.

Северин. Нет, Забродин. Бывших прокуроров не бывает.

Забродин. Ладно уж… радуйся. Еще пять минут побудь в роли законника. А теперь давай быстро – фамилию сестры, которая видела, что этот мозгляк Цапцин с Катей в больнице вытворяет? Мы сейчас отправимся туда с Бамбуком, и я всю эту чертову больницу взорву или сожгу!

Северин. Успокойся. Тебе лечиться надо. Ты же в маньяка превратился. Вас с Бамбуком все равно скоро возьмут – уж очень вы в последнее время наследили за собой…

Забродин. Фамилия!..

Северин. Слушай, Тля, ты хоть понимаешь, что это ты сам любимую женщину до комы довел? Это же ты ее мужа и отца взорвал на ее глазах? Ты!

Забродин. Ее не должно было там быть! Это случайность! Идиотский случай!

Северин. Нет, не случайность. Когда начинают крошить людей направо и налево, иначе не бывает!

Забродин. Фамилия сестры! Или я не тебе, а этой девке башку разнесу сначала!..

Северин. Да не было никакой сестры. Я все придумал, чтобы тебя расколоть. Знал, что ты примчишься, как сумасшедший…

Забродин. Не было?

Северин. Был бы ты в нормальном состоянии, Тля, понял бы сразу, что я тебя развожу. Но ты же теперь псих, мозги у тебя отключены… Сразу помчался сюда. Я только не успел приготовиться к встрече, а то бы ты сейчас лежал у меня в подвале упакованный… Вместе с Бамбуком своим!.. Эй, Бамбук, ты хоть понимаешь, что это он тебя когда-то посадил, а сейчас до вышки доводит?

Бамбук. Чего тут непонятного…

Забродин. Бамбук – преданный пес! Топор забродинского правосудия. Мой топор! Мой пес! Вот так! Ты, Бамбук, лучше бензин тащи, а не слушай бредни этого покойника. Сейчас мы им тут устроим на прощание фейерверк. Он же несчастный случай.

Северин. А твой преданный пес знает, что его хозяин еще в школе номенклатурным родителям одного ученика письмо написал, что Бамбук хочет их сыночка повесить? И пришли два больших дядьки в черных пиджаках и забрали Бамбука. А потом Бамбук оказался в воспитательной колонии для несовершеннолетних. И сколько ты там Бамбук провел?

Бамбук. Три года.

Забродин. Но кто тебя оттуда раньше времени вытащил, скотина! В школу телохранителей устроил! Все тебе для жизни дал!

Бамбук. Дал, но не все.

Забродин. Эх, Бамбук, Бамбук! Неблагодарный тела моего хранитель, коварных замыслов моих невольный исполнитель! Я знаю, знаю, что ты как-то хотел меня даже убить. Хотел. Я все знаю.

Бамбук. Но не убил же.

Забродин подходит ближе к Северину. Оставшись сзади Бамбук делает несколько шагов к Забродину и с силой бьет его обухом топора по голове.

Бамбук. Надоел!

Северин. За что ты его?

Бамбук. Достал он меня, понимаешь, прокурор! Столько лет за горло держал. Как личное дело мое к нему попало, так он в меня вцепился! Причем хитро так – мы, мол, с тобой друзья с детства, из одной школы, работаем вместе. И ты тут был, прокурор, прав – первую ходку, по молодости, это он мне организовал, чтобы спасти свою шкуру. И сейчас, похоже, опять хотел повторить этот номер. Не вышло. Я уже ученый. Дружок нашелся! Он хитрый был, умный. Все заранее придумывал, изучал. Если говорил: делай так, значит, можно делать, все продумано, все концы обрублены. Но когда эта баба у него появилась, у него что-то с мозгами случилось.

Северин. Аристархова?

Бамбук. Ну, да! Сначала он от счастья обалдел. А потом от горя свихнулся. И понеслось – этого убрать, эту убрать, этих убрать. Сам в стороне! Куда столько? И все моими руками. Больницу взорвать, я что – идиот? Чувствую, он уже не остановится. Так что ты все правильно говорил, прокурор…

Северин. Что теперь? (по возможности спокойно спросил Северин).

Бамбук. Теперь? Так этот (Бамбук кивает на тело Забродина) уже придумал. Нормально придумал. Как всегда, когда у него башка работала. Сказал, устроим пожар, и все сгорит с концами. Вот и пусть горит…

Северин. Слушай, отпусти женщину! Тебе-то что она сделала?

Бамбук. Ну, прокурор, ты даешь! Как же я ее отпущу? Она же все ментам доложит. Ты что, прокурор! Сам же все понимаешь. Не неси ерунду. И вообще умолкни, а то.

Неожиданно раздается резкий голос.

Вера. Бамбук, не трогай их. И вали отсюда, пока я тебя не пристрелила!

Все оборачиваются, в дверях стоит Вера с пистолетом в руке.

Бамбук. Ты еще откуда, сопля?

Вера. Вали, я сказала, а то положу рядом с этим! С хозяином твоим…

Бамбук. Ты стрелять-то умеешь?

Вера стреляет в потолок.

Бамбук. Все понял, ухожу. Только в спину не надо. Не стреляй.

Вера. Я же не такая сволочь как ты! Это ты всегда со спины заходишь…

Бамбук. Все, понял, ухожу… Бывайте здоровы…

Бамбук уходит, Вера развязывает Северина, тот бросается к Полине, развязывает ее, осторожно отдирает скотч. Вера ревниво следит за ним.

Полина смотрит на Северина, а потом теряет сознание. Тот подхватывает ее на руки. И несет в комнату.

Вера, оставшись одна, танцует, размахивая пистолетом.

Северин возвращается, подходит к Вере, протягивает руку, та послушно отдает ему пистолет.

Вера. Счастливая, на руках ее носят… Я тоже хочу!

Северин. А теперь рассказывай, откуда у тебя пистолет генерала?

Вера. А ты влюбился, я же вижу!

Северин. Рассказывай про пистолет!

Картина двадцать первая

Дача генерала Лоскутова. Генерал стоит один у накрытого стола с бокалом в руке.

Лоскутов. Ой, моя лапонька! Как я рад тебя видеть! Лети сюда, мой ангелочек! А то мне без тебя так грустно! Так одиноко! (про себя). Эта старая дура напилась и храпит как ефрейтор… Какая мерзость!

Пританцовывая, входит Вера. На ней крылья. Она кружит по веранде, уворачиваясь от рук Лоскутова.

Вера (напевает). Жил отважный генерал! Он объездил много стран и не раз он бороздил… Чего вы бороздили, товарищ генерал?

Лоскутов. А какая теперь разница? Все, что попадалось на боевом пути, то и бороздил. Ты моя хорошая.

Вера. Вы тоже ничего себе…

Лоскутов. Садись, садись за стол! Какие у тебя крылышки…

Шампанского? Или чего у нас пьют ангелы?

Вера. Что нальют, то и пьют! Такие вот нынче ангелы…

Лоскутов. Тогда шампанского! Французское! Настоящее!

Вера. Вы настоящий генерал!

Лоскутов. Конечно, а ты сомневаешься? На брудершафт?

Вера. Ну если это приказ?

Лоскутов. Разве можно приказывать ангелам?

Пьет на брудершафт, потом Лоскутов хочет обнять Веру, та уворачивается.

Вера. А музон у нас есть?

Лоскутов. А как же!.. Я тебе сейчас поставлю песню, которую ты и не слышала…

Вера. Почему?

Лоскутов. Потому что юна! Ах, как ты юна и прекрасна!.. А эта песня совсем из других времен…

Лоскутов включает музыку. Звучат «Ландыши». Вера внимательно слушает.

Лоскутов. Ну как?

Вера. Офигеть можно! Жесть! Сейчас так не поют.

Лоскутов. Ты права, мой ангел, во всем права! А я помню, как под эти «Ландыши»…

Вера. Трахался?

Лоскутов. Все тебе и расскажи!

Лоскутов опять тянет к ней дрожащие руки. Цепляется пальцами за крылья, которые падают на пол.

Вера. Ну вот, все испортил…

Вера поднимает крылья, осматривает и кладет на стол.

Лоскутов. Ну, прости, прости, мой ангел! Ну что для тебя сделать, чтобы ты простила?

Вера. А что у вас еще есть интересное? Что-нибудь такое эдакое?

Лоскутов. Эдакое…

Лоскутов открывает шкатулку и достает пистолет.

Вера. Ух ты… Настоящий?

Лоскутов. У меня все настоящее…

Протягивает Вере пистолет.

Лоскутов. И патроны настоящие. Все настоящее.

Вера играет с пистолетом.

Вера. И что – можно убить? Действительно?

Генерал. А ты попробуй!

Вера, напевая, делает вид, что целится в генерала, потом поднимает ствол выше и вдруг спускает курок. Звучит выстрел. Генерал хватается за сердце и падает на диван. Вера в ужасе смотрит на него.

Лоскутов. Ты убила меня, ангелочек! За что? Убила! Подойди ко мне, помоги…

Вера в ужасе смотрит на генерала, роняет пистолет и убегает.

Лоскутов. Да куда же ты, дурочка, я же пошутил. Вернись!

В дверях появляется Римма Лоскутова. Она пьяна и плохо соображает.

Римма. A-а, ты соизволил приехать? От своих шлюшек вернулся? Римма наливает себе бокал и жадно пьет.

Лоскутов (с брезгливой ненавистью). Опять налакалась!

Римма. Это ты испортил мою жизнь.

Лоскутов. Началось!!..

Римма берет в руки крылья и тупо рассматривает.

Римма. Что это?

Лоскутов. Не трогай. Господи, как ты стара… Омерзительно, невыносимо стара! Невыносимо… Видеть тебя не могу. Тошнит. Ты напоминаешь мне о старости, о болезнях… О том, что все позади. Не хочу! Ты понимаешь это? Я вижу тебя и думаю о смерти.

Римма. И правильно думаешь.

Лоскутов брезгливо отворачивается. Римма роняет крылья на пол и поднимает валяющийся у ног пистолет, делает несколько шагов к Лоскутову и стреляет в упор в голову.

Лоскутов падает.

Римма. А теперь не тошнит?.. Теперь нет. И о смерти не надо думать. Теперь все хорошо.

Потом она размахивается и выбрасывает пистолет в окно. Берет бутылку и пьет прямо из горлышка.

Римма. Теперь все хорошо. Давно надо было…

Ходит с бутылкой в руках.

Через какое-то время раздается голос Веры.

Вера. Товарищ генерал, а я ваш пистолет нашла!.. Значит, вы живы… Я в вас не попала… А то я так перепугалась, хотя стреляла мимо… Я только крылья свои заберу и все… И сразу улечу…

Входит Вера, крадясь на цыпочках, в руках пистолет. Она поднимает свои крылья, потом видит мертвого генерала… Смотрит на него, ничего не понимая, а потом убегает, по-прежнему держа пистолет в руке…

Через какое-то время появляется Бамбук. Подходит к генералу, осматривает тело. Потом наливает себе водки, пьет. Закусив, звонит по телефону…

Бамбук. Это я… Тут кто-то грохнул генерала… Жена спит пьяная… Генерал лежит на коврике. Да. Да. Коврик в крови. Понял. Хорошо. Коврик сверну и заберу с собой. Понял.

Бамбук снова наливает себе и пьет.

Бамбук. Ну, будь, генерал! Сейчас отволоку тебя к жене в постельку. Покойтесь там с миром…

Картина двадцать вторая

Квартира Северина. Она уже не выглядит такой запущенной. Да и сам он смотрится вполне прилично, даже помолодевшим, хотя и несколько задумчив.

Северин (держа в руке лимон, как Гамлет череп). Мой бедный друг! И снова мы вдвоем… Но что-то изменилось с тех пор… Знать бы что? Ты хочешь сказать, что это не бог весть какой секрет?..

Звонят в дверь. Северин аккуратно опускает лимон и открывает дверь. Входит Полина. Она очень эффектна, но заметно волнуется.

Северин. Бог ты мой, что за сюрприз! В твоих молитвах, нимфа, все, чем я грешен, помяни…

Полина. Северин, не надо! Я знаю, как ты можешь поясничать…

Северин. Поясничать… А если я просто не знаю, как себя вести с тобой? Теперь?

Полина. Тогда молчи и отвечай на мои вопросы.

Северин. Ого! Тогда кто тут прокурор?

Полина (устало). Опять… Мне не дает покоя эта история. Я никак не могу понять: ты сомневался в том, что генерала убила жена? Если нет, то почему согласился участвовать в этом… спектакле?

Северин. Как я мог отказать такой женщине?

Полина. Северин, я тебя умоляю! Скажи просто…

Северин (серьезно). Просто… Всем хочется простого и ясного, а так в жизни не бывает. Если ты думаешь, что я ушел из прокуратуры и запил потому, что посадил невинную женщину… Это не так. Я знал, что она убила. Именно она. Знал точно.

Полина. Тогда почему…

Северин. Потому что я чувствовал, что есть кто-то, кто ее к этому подтолкнул… Вложил в руку пистолет и сказал: иди и убей! И выйти на след этого человека я не смог. А точнее не успел. Предельные сроки содержания под стражей убийцы генерала, его жены, заканчивались и дело надо было направлять в суд. И когда ты мне позвонила со своим предложением заняться реконструкцией этого убийства, я сразу понял, кто на меня вышел… Тот, кто сказал: иди и убей!.. Я только долго не мог разобраться с тобой… Слишком долго. Что означает – я действовал непрофессионально, потому что…

Полина. С чем ты не мог разобраться?

Северин. Мне надо было понять – ты их человек или тебя используют? А я никак не мог…

Полина. Почему?

Северин. Потому что не мог.