Электронная библиотека » Александра Анненская » » онлайн чтение - страница 3

Текст книги "Чужой хлеб"


  • Текст добавлен: 29 ноября 2013, 02:08


Автор книги: Александра Анненская


Жанр: Детская проза, Детские книги


Возрастные ограничения: +12

сообщить о неприемлемом содержимом

Текущая страница: 3 (всего у книги 7 страниц)

Шрифт:
- 100% +

На другое утро, только что Лидия Павловна встала, Нелли вошла к ней в комнату. Вязина чувствовала себя несколько виноватой перед девочкой, которую напрасно обидела накануне, и потому приняла ее ласковее обыкновенного.

– Что тебе нужно, душенька? – спросила она у нее снисходительным голосом.

– Лидия Павловна! – начала Нелли дрожащим от волнения голосом. – Вы вчера сказали, что мне не место с господами… это правда… я мужичка… так отпустите меня в деревню к бабушке и дяде!

– Глупая девочка! Это ты разобиделась, что я мало дала тебе вчера поплясать? Полно, вот, на́ тебе в утешение этот хорошенький красненький галстучек, иди к Лидочке и не дуйся, это нехорошо!

– Я не дуюсь, Лидия Павловна, право, но мне так хочется вернуться в деревню, пожалуйста, отпустите меня!

– Да что с тобой? Ты это говоришь серьезно?

– Ах да, совсем серьезно, пожалуйста, пожалуйста, отпустите меня!

– Дурочка! Что же ты станешь делать в деревне?

– Работать! Помогать дяде и бабушке, прошу вас, умоляю вас, отпустите меня!

– Послушай, Нелли, мне не хотелось бы огорчать тебя, но ты говоришь так серьезно, что я должна сказать тебе правду. Тебе не к кому ехать в деревню. Твоя бабушка и твой дядя оба умерли.

– Умерли? Как умерли? Когда? – едва проговорила Нелли. Она побледнела и принуждена была ухватиться за стол, чтобы не упасть, так поразило ее это известие.

– Бабушка твоя умерла в тот год, как ты переехала к нам, а дядя потонул нынче, в начале зимы. Он переезжал через какое-то озеро, думал, что лед уж крепок, между тем лед подломился, и он провалился вместе с лошадью и санями.

– Умерли, умерли! – повторила Нелли как будто в беспамятстве. – Отчего же мне не сказали этого? – вдруг вскричала она.

Потом она выбежала вон и, не желая попадаться на глаза никому из домашних, запряталась в темный чуланчик и там, на просторе, выплакала все свое тяжелое горе.

Несколько дней бедная девочка ходила точно потерянная. Смерть родных сама по себе не огорчила бы ее особенно сильно, она не видала их больше трех лет, она совсем отвыкла от них, да и, по правде сказать, любила одну только бабушку, а не дядю. Ее мучило главным образом то, что теперь ей некуда деваться, не к кому уйти, что она должна жить у Вязиных и, как говорила ей кухарка, все терпеливо выносить от них. Ей не хотелось больше терпеть, а терпеть приходилось действительно много. Лидочка после дня своего рождения совершенно изменилась в отношении к Нелли. Она и прежде не была к ней особенно ласкова и добра, но по крайней мере иногда, видя, что Нелли обижается ее насмешками или высокомерием, она старалась загладить обиду, ласкала свою маленькую подругу, делала ей что-нибудь приятное и, кроме того, оставаясь с ней наедине, почти всегда сохраняла дружеский, приятельский тон, обходилась с ней как с равной, а не как с низшей. Теперь было не то, Лидочка заметила, что на балу Нелли была лучше ее, и самолюбивая девочка не могла простить этого превосходства своей подруге. Она повторяла мысленно слова, которые не раз говорила ей мать: – я слишком избаловала Нелли, она начала забываться – и решила, что больше не даст Нелли «забываться». Она бросила все игры, все дружеские разговоры с Нелли и стала обращаться с нею не как с подругой, а как с горничной. Она запрещала ей садиться обедать за одним столом с собою, приказывала ей одевать и раздевать себя, заставляла ее исполнять множество мелких поручений, отняла у нее все свои игрушки и книги. Раз даже она забылась до того, что ударила Нелли. Нелли все переносила молча. Даже гувернантка удивлялась ее терпению и иногда кротко замечала своей воспитаннице, что она поступает дурно, что грешно так обижать бедную сироту. Замечания эти, по обыкновению, принимались Лидочкой с насмешкой и только больше настраивали ее против Нелли.

А Нелли между тем страдала невыносимо. При всяком новом оскорблении Лидочки, лицо ее покрывалось смертною бледностью, брови ее мрачно сдвигались, и видно было, как дорого давалось ей это наружное спокойствие. В то же время голова ее усиленно работала. Она напрягала весь свой ум, чтобы найти какое-нибудь средство переменить свое положение. Мысль, что ей, пожалуй, всю жизнь придется прожить в зависимости от Лидочки и ее матери, не давала ей покоя. Она создавала тысячу планов, чтобы выйти из своего настоящего положения, но все они, при более подробном обдумывании, оказывались неосуществимыми. Около нее не было ни одного человека, к которому бы она могла обратиться за помощью, за советом, не было никого, кто с любовью выслушал бы ее, с участием подумал бы о ее судьбе. Бедная девочка чувствовала свое одиночество и часто целые ночи проводила в слезах, в горьких, безутешных слезах. Слова кухарки о том, что человек, который живет своим трудом, не терпит таких оскорблений, как тот, кого держат в доме из милости, крепко запали ей в голову. Она решила, что непременно будет работать, будет жить своим трудом. Но где работать, как? Она ничего не умеет, да ее ничему и не учат, значит, она и всю жизнь ничего не будет уметь, и ей придется, как той барышне, про которую рассказывала Татьяна, всю жизнь плакать от обид других? Нет, это ужасно, этого не должно быть! Простой обыкновенный случай помог бедной девочке разрешить мучившие ее вопросы.

Раз как-то портниха принесла Лидочке новое платье и привела с собою свою маленькую десятилетнюю дочь. Пока Лидочка примеряла обнову, Нелли разговорилась с девочкой и та призналась ей, что очень любит гулять и играть, но что мать редко позволяет ей это, все засаживает ее за работу. Малютка говорила это таким печальным голосом, что Нелли стало жаль ее, и она спросила у портнихи – отчего она так строга к такой маленькой девочке.

– Нельзя, барышня, – отвечала портниха, – теперь-то ей и приучаться работать. Ей, конечно, теперь хочется поиграть, а большая вырастет – будет меня благодарить, что сделала ее человеком, выучила ее жить своим собственным трудом, никому не в тягость.

– А скоро можно научиться шить? – спросила Нелли.

– Да как вам сказать, барышня, – у меня была одна ученица, смышленая девочка; правда, побольше этой, так лет тринадцати, так в полтора года научилась шить прелесть как, не хуже меня самой, даже кроила вещи, которые полегче.

Разговор со швеей навел Нелли на новый ряд мыслей. В полтора года можно выучиться шить! Значит, через полтора года она может сама себе зарабатывать деньги, она может не жить у Вязиных. Надо только придумать, как и у кого учиться! Много планов перебрала девочка в своей голове и наконец решилась обратиться к Лидии Павловне. Она выбрала минуту, когда Вязина была в особенно хорошем расположении духа, и самым почтительным голосом сказала ей, что очень хотела бы научиться шить, чтобы потом зарабатывать этим себе хлеб. Лидия Павловна выслушала ее очень благосклонно. Замечая, что Нелли не служит уж больше развлечением для Лидочки, она очень хотела как-нибудь сбыть ее с рук, но не знала, как взяться за дело, и очень обрадовалась удобному случаю избавиться от воспитанницы, начинавшей тяготить ее.

– Ты придумала очень хорошую вещь, – ласково сказала она Нелли. – Конечно, ты девочка бедная и должна заботиться о том, чтобы жить своими трудами. Если ты в самом деле хочешь выучиться шитью, я тебя отдам в знакомый мне магазин, откуда ты выйдешь отличной швеей, хочешь?

– Да, очень, очень хочу, – с радостью вскричала Нелли. – А скоро можно это устроить?

– Конечно, я сегодня же съезжу в магазин, если ты хочешь.

– Благодарю вас, Лидия Павловна. Я постараюсь хорошо учиться!

Глава III
Модный магазин

Разлука с домом Вязиных не огорчала Нелли. Она прожила в нем почти четыре года, но чувствовала, что он ей все-таки чужой, что никто там ее не любит, не пожалеет о ней, и что она также никого не любит. Дружба, какую она чувствовала первое время к Лидочке, совсем исчезла вследствие дурного характера этой девочки, и теперь Нелли даже рада была поскорее избавиться от нее. Лидочка, узнав, что Нелли отдают в модный магазин, несколько опечалилась: она так привыкла иметь постоянно подле себя безответное существо, которым можно было распоряжаться, которое можно было мучить, как угодно, что жизнь без Нелли представлялась ей очень скучною. Кроме того, она понимала, что своим дурным обращением заставила Нелли желать скорее вырваться из их дома, и совесть мучила ее. Она попробовала было уговаривать Нелли остаться, обещала быть доброю, ласковою, предлагала ей учиться всему вместе с собой, отдавала ей половину своих книг и игрушек, дарила новое платье – все напрасно: Нелли решила, что будет трудиться, что не хочет больше жить из милости, и отвечала отказом на все предложения подруги, уверяя ее в то же время, что прощает ей все обиды и готова любить ее по-прежнему. Лидия Павловна сшила Нелли несколько простых ситцевых платьев, которые более годились для ученицы магазина, чем те нарядные платьица, которые девочка носила в ее доме, дала ей десять рублей серебром на будущие расходы и сама свела ее в магазин m-me Адели. M-me Адель встретила очень любезно богатую посетительницу и обещала самым старательным образом заняться приведенной к ней девочкой.

– Она немножко избаловалась у меня в доме, – заметила Вязина, – моя дочь обращалась с ней как с подругой, но она девочка неглупая, я надеюсь, что она постарается привыкнуть работать.

– Я, со своей стороны, – отвечала со сладенькой улыбкой француженка, – обещаю вам употребить все старания, чтобы сделать из нее хорошую работницу.

Лидия Павловна распрощалась с Нелли, ласково потрепав ее по щеке, приказала ей не лениться, не капризничать и во всем слушать мадам и затем, раскланявшись с француженкой, вышла вон.

Нелли осталась одна среди магазина. Она оробела, слезы навернулись на ее глазах, она стояла посреди комнаты и не знала, куда деться, что делать. Мадам Адель, проводив Лидию Павловну, занялась уборкою чего-то в шкафу и только через несколько минут вспомнила о девочке. Она посмотрела на нее с одобряющей улыбкой и сказала:

– Ну, что ж ты тут стоишь, милочка, среди комнаты? Бери свои вещи, я тебя сведу в мастерскую.

Нелли взяла в руки узел с вещами и пошла за мадам в мастерскую, отделявшуюся от магазина узеньким темным коридором. Мастерская эта была небольшая четырехугольная комната с окнами, выходившими на грязный, темный двор, с грязными оборванными обоями и закоптелым потолком.

Посредине ее стоял большой деревянный стол, весь покрытый разными лоскутками и обрезками, за которым на простых деревянных табуретах сидели десять девочек и девушек, занятых шитьем. У одного из окон, подле большой гладильной доски, стояла девочка лет тринадцати, усердно водившая утюгом по какой-то оборочке, а у другого окна, за отдельным столом, сидела довольно пожилая женщина, раскраивавшая какую-то материю и в то же время громко кричавшая на кого-то из девочек.

Мадам Адель подвела Нелли к этой женщине.

– Авдотья Степановна, вот та девочка, про которую я вам говорила, – сказала она, – m-me Вязина просила хорошенько заняться ею, посмотрите, можно ли давать ей какую-нибудь работу.

Авдотья Степановна окинула Нелли сердитым взглядом и проворчала вслед уходившей магазинщице:

– Давать работу! Очень приятно давать работу всякой дряни, которая не умеет держать иголку в руках, да потом возиться с нею. Ты умеешь шить? – прибавила она громко, обращаясь к Нелли.

Нелли вспомнила, что шила не раз платья Лидочкиным куклам, и отвечала робко:

– Немножко умею.

– Ну, да, вы все умеете, а дай работу, так наплачешься; пошла, положи свой узел в темную комнату тут рядом да садись там за стол, нечего торчать перед глазами.

Нелли стащила свои пожитки в темный чулан, указанный ей, и печально села на табурет около стола. Работы ей пока никакой не дали, и она имела время рассмотреть своих будущих подруг.

За столом работали четыре взрослых девушки и шесть девочек, к которым вскоре присоединилась и гладильщица, окончившая свою работу утюгом. Почти все эти девочки казались старше Нелли, одна только среди них была маленькая, на вид лет восьми или девяти. Все они были одеты в грязные ситцевые платья, и все как-то не понравились Нелли, так что она даже боялась заговаривать с ними. Впрочем, они, видимо, сами очень хотели поскорее познакомиться с нею. Соседка ее, маленькая, толстенькая брюнетка, несколько раз искоса посматривала на нее и потом спросила:

– Как тебя зовут?

– Елена.

– У нас здесь была одна Елена, слава Богу, что вышла. Такая ведьма, что ужас, а ты не такая?

Нелли невольно улыбнулась такому странному вопросу.

– Нет, я не ведьма, – отвечала она и спросила в свою очередь, кто такая Авдотья Степановна и очень ли злая?

– Это наша главная мастерица, – отвечала девочка, – мадам все в магазине, редко что работает, а она все кроит и нас учит шить, и сама шьет. Она не очень злая, только сердитая, все кричит, иногда даже бьет, я ее страх как не люблю! А ты как сюда отдана – за деньги или в годы?

Нелли не поняла этого вопроса и спросила объяснения у своей новой подруги. Та рассказала ей, что за некоторых девочек платят, и они обыкновенно учатся в магазине года два или три, а других принимают даром лет на шесть или семь, с тем чтобы они за свое учение работали на хозяйку. Нелли не знала, как устроила ее судьбу Вязина, взялась ли она платить за нее или нет. Эта мысль так заняла девочку, что она на несколько минут забыла все окружающее. Ее вывел из задумчивости грубый голос Авдотьи Степановны, раздавшийся над самым ухом ее.

– Ты чего сидишь, рот разиня, – закричала на нее эта грубая женщина, – привыкла, может, в барском доме сидеть сложа руки, так думаешь, и здесь это можно. На, возьми вон это платье, распори его, да смотри у меня, осторожно, не прорежь, а то ведь я спуску не дам.

Она сунула в руки Нелли какое-то поношенное шелковое платье, вероятно, отданное в магазин для переделки, и опять пошла на место. Но, не доходя до него, она по дороге остановилась подле одной из девочек.

– Ты что это делаешь, негодница, – закричала она, – так я тебе велела шить, такой рубец закладывать? Ах, дрянная девчонка, это ты мне работу всю перепортишь! Сейчас же изволь распороть и переделать!

Другой девочке досталась брань за то, что она мало работала, третью Авдотья Степановна выдрала за ухо за то, что она засмеялась над выговорами, полученными подругами. Одним словом, соседка Нелли была совершенно права, когда говорила, что главная мастерица – очень сердитая женщина.

У Нелли было тяжело на душе. Ее желание исполнилось, она работала, но она никогда не воображала, что вместе с этим ей опять придется переносить незаслуженные выговоры, брань – и такую грубую брань, может быть, даже побои!

Через некоторое время девочек позвали обедать. Они обедали в кухне, за грязным, ничем не покрытым кухонным столом, и на обед им подали щи из кислой капусты и вареный картофель с небольшим куском очень нехорошего масла. Нелли, привыкшей у Вязиных к очень вкусным кушаньям, обед этот, конечно, не понравился, но она все-таки поела, так как, во-первых, была голодна, а во-вторых, совестилась показаться слишком привередливой. За обедом не было Авдотьи Степановны, она ела за одним столом с хозяйкой, и потому девочки могли свободно разговаривать и смеяться. Нелли едва успевала отвечать на все вопросы, какие ей задавались, а сама узнала имена своих новых подруг, как девочек, так и девушек; узнала, давно ли каждая из них живет в магазине и долго ли пробудет; узнала, что в первый год никакой порядочной работы ученицам не дают, а держат их на побегушках да заставляют исполнять разные домашние работы и приучают к шитью понемногу на разных ненужных тряпочках.

– А я-то думала, – с горестью вскричала Нелли, – года через полтора или два быть настоящей портнихой.

Девочки засмеялись.

– Нет, скоро захотела, – заметила одна из взрослых девушек, – вон я училась здесь семь лет, теперь живу в мастерицах второй год, да и то сшить-то сошью, а скроить не очень-то умею.

– Ну, да ты, Матреша, не указ, – отвечала другая девушка, – ведь это как кому дастся, я вот всего четвертый год иголку держу в руках, а смотри-ка на праздниках какое славное платье сшила одной купчихе, она мне за работу четыре рубля дала, да еще как благодарила.

Нелли решила в сердце, что выучится непременно так же скоро, как эта девушка, или даже еще скорее.

После обеда все девочки опять вернулись в мастерскую, а Нелли и еще одной девочке, также недавно поступившей в магазин, приказано было вымыть и прибрать посуду, на которой подавался обед. Нелли не совсем искусно принялась за непривычное для нее дело; впрочем, как девочка вообще смышленая и ловкая, она исполняла его не очень дурно для первого раза. Ей пришлось одной справлять всю работу, так как подруга ее оказалась совсем неумелою. Это была девочка одних лет с Нелли, но такая худенькая и бледная, что казалась гораздо моложе ее. Она попробовала было взяться за одну тарелку, но не удержала ее в руках, тарелка упала на пол и только каким-то чудом не разбилась. Девочка страшно перепугалась.

– Господи, какая я несчастная, – вскричала она, – ничего-то я не умею делать! – И она в отчаянии опустилась на табурет.

Нелли стало жаль бедную девочку.

– Ничего, не печалься, – сказала она ей, – я одна все перемою. Что ты такая бледная, ты, верно, больна?

– Да, больна, а то, может, и нет, у меня ничего не болит, только плохо я работаю, да все устаю, а меня за это бьют и ругают, я так боюсь и мадамы, и Авдотьи Степановны. – И бедняжка закрыла лицо своими худенькими пальчиками, точно и теперь кто-нибудь приготовлялся ударить ее.

У Нелли навернулись на глазах слезы.

– Теперь мы будем вдвоем работать, – сказала она, – я буду тебе во всем помогать, хочешь?

Девочка открыла лицо и пристально посмотрела на Нелли.

– Ты добрая, – проговорила она, – а другие девочки не такие, они смеются надо мной и нарочно на меня жалуются.

– А ты давно здесь учишься?

– Третий месяц, только я еще ничему не научилась. А с меня строго спрашивают, потому меня мать в годы отдала, на семь лет, а кто за деньги, тому хорошо – хочешь учись, хочешь нет.

В эту минуту в кухню вошла хозяйка отдать какое-то приказание кухарке. Нелли подошла к ней.

– Будьте так добры, мадам, – сказала она ей самым почтительным голосом, – скажите мне, пожалуйста, как меня к вам отдали: будут за меня платить деньги или нет?

– Разве ты не знаешь, душенька? Нет, m-me Вязина отдала тебя ко мне на шесть лет, и никто за тебя не платит. Поэтому ты должна работать очень прилежно, чтобы мне не даром содержать и учить тебя.

«Шесть лет! О, как долго!» – Сердце Нелли сжалось. Но тут ей блеснула другая, более утешительная мысль. За нее никто не платит, мадам сама сказала, что она своей работой должна вознаграждать ее за содержание и учение, значит, она теперь уже живет своими собственными трудами, никто не может попрекнуть ее куском хлеба.

Эта мысль заставила девочку с новым старанием приняться за свою не совсем приятную работу, а потом опять за распарывание платья, данного ей Авдотьей Степановной. Варю, так звали девочку, не умевшую мыть посуду, услали куда-то с каким-то поручением, и Нелли не видала ее до самых сумерек.

Окончив пороть платье, Нелли аккуратно сложила все лоскутки и не без страха поднесла их к Авдотье Степановне. Та внимательно осмотрела каждый кусочек и, видимо, осталась довольна.

– Ну, ты не совсем дура, – проворчала она и дала Нелли сшивать какие-то полоски коленкору, которые должны были служить подшивкой под платье. Эта работа вышла не так удачно, Нелли пришлось дважды перепороть ее, да за медлительность выслушать несколько бранных прозвищ от мастерицы. Но девочка не унывала. Она понимала, что научиться сразу делать что-нибудь хорошо нельзя, что придется много раз и переделывать, и выслушивать выговоры за дурную работу, а к брани Авдотьи Степановны она так прислушалась за целый день, что уж не очень огорчалась ею. В восемь часов девочек опять позвали в кухню ужинать, есть опять тот же вареный картофель и с таким же дурным маслом, как за обедом, а после ужина Нелли и Варя опять должны были мыть посуду. Но тут Варя уж и не принималась за дело.

– Господи, как я устала, – сказала она, склоняя головку на стол. – Меня три раза посылали в Гостиный двор прикупать шелку, все я не могла подобрать под образчик, теперь все пошли спать, а я должна тут мыть да убирать.

– Я одна вымою, не беспокойся, – сказала Нелли, – иди спать, голубушка, отдыхай. – Варя подошла к Нелли, ничего не говоря крепко обняла ее, поцеловала и затем медленными усталыми шагами пошла спать.

Спальней для взрослых девушек-мастериц служила та же комната, в которой они работали днем, а для девочек-учениц – небольшая темная комнатка, прилегавшая к ней. Все они спали на полу, на тоненьких матрасах и крепких подушках без простынь и наволочек, иные даже без одеял, прикрываясь своими платьями. Нелли хозяйка дала такую же постель. Жестка и неудобна показалась она девочке после той мягонькой, чистенькой постельки, на которой она спала последние четыре года.

– Зато это моя собственная постель, – думала девочка, укладываясь на ней, – зато теперь никто не попрекнет меня, что я залезла не в свое место. Если бы я не уезжала из деревни, мне и здешняя еда, и здешнее помещение показались бы очень хорошими. Я избаловалась, живя у богатых людей. А ведь на самом деле я бедная, ну и должна жить, как все бедные! Ничего, привыкну! А выучусь работать, стану зарабатывать деньги, так заживу получше, а всё своими трудами, не за чужой счет.

И с этими утешительными мыслями девочка крепко заснула.

Для Нелли началась новая жизнь – жизнь, вовсе не сходная с тою, какую она вела в доме Вязиных. В семь часов утра все девочки должны были вставать, наскоро умываться и одеваться, а потом пить кофе с молоком и черствыми булками. В восемь часов приходила Авдотья Степановна, которая ночевала не в магазине, а на своей собственной квартире, и начиналась работа. До двух часов девочки должны были сидеть на своих табуретах вокруг стола и шить. В два часа они обедали, в три опять принимались за работу и сидели за ней до восьми часов вечера. В восемь ужинали и затем ложились спать.

С непривычки у Нелли болела спина и голова от такого долгого сиденья на месте, впрочем ей оно редко выпадало на долю. По обыкновению, принятому в магазинах, ее, как и всех вновь поступающих девочек, употребляли на исполнение разных мелких поручений и на разные домашние работы. Она должна была вместе с Варей убирать всякий вечер и всякое утро мастерскую, мыть посуду, из которой ели мастерицы и девочки, приносить из кухни утюги для глаженья платьев, бегать в лавку за шелком, за иголками, за нитками и другими мелочами, провожать m-me Адель, когда она относила куда-нибудь заказную работу, и нести за ней картонки и узлы с этой работой.

Все эти занятия не очень нравились Нелли. Она привыкла целые дни ничего не делать, и теперь труд казался ей очень тяжелым. А трудиться нужно было усердно, без малейшей небрежности или рассеянности. Авдотья Степановна шутить не любила. За всякую неаккуратность, вялость или нерачительность она взыскивала строго. Не раз дурно сделанная работа летела в лицо той или другой девочке. Мысль, что ее станут бить, была невыносима для Нелли. Она видела, что Авдотья Степановна хоть и вспыльчива, и груба, но справедлива и никогда не нападает на девочек без причины; потому она решила победить свое отвращение к некоторым работам и исполнять с полным старанием все, что ей прикажут. С другой стороны, и мысль о том, что, поступая таким образом, она честным трудом зарабатывает свой кусок хлеба, поддерживала ее. Ее прилежание и старание скоро все заметили: старшие девушки хвалили ее, подруги удивлялись, из-за чего она старается, и даже иногда подсмеивались над ней.

Авдотья Степановна стала довольно милостиво относиться к ней: она часто сажала ее подле себя и показывала ей то тот, то другой шов, не давала ей распарывать старых вещей, а припасала для нее какое-нибудь легкое шитье, иногда даже вместо нее посылала в лавку какую-нибудь другую девочку, приговаривая при этом: «Лучше ты сбегай, с тебя все равно никакого проку не будет, а Лена пусть у меня за работой сидит».

Вообще, хотя работа утомляла Нелли, хотя после скудных обедов и ужинов в кухне m-me Адели она часто оставалась голодной, но она не чувствовала себя несчастной. У нее от природы был живой, веселый характер, но в доме Вязиной ей редко позволяли проявлять его, здесь же было гораздо свободнее. От детей требовали одного только – чтобы они хорошо исполняли заданную им работу, а в прочем мало стесняли их. За работой они беспрестанно болтали и пересмеивались между собой, замолкая только на минуту при каком-нибудь окрике Авдотьи Степановны, и затем опять принимались за свое, как только строгая мастерица погружалась в работу или заговаривала с кем-нибудь из взрослых девушек.

Час, даваемый для обеда, девочки также проводили по большей части в возне, смехе и шалостях. Но особенное веселье начиналось у них вечером, после того как m-me Адель, посмотрев – убрана ли мастерская и все ли спокойно лежат раздетые на своих постелях, – собственноручно уносила свечу из их комнаты. Девочки запирали дверь в комнату, где спали мастерицы, которые часто мешали им своим ворчаньем, и начинали шалить. Темнота не только не уменьшала их удовольствия, а напротив, увеличивала его. Они бегали по комнате, таскали друг у друга подушки и одеяла, сгоняли друг друга с постелей, играли в прятки, в жмурки с незавязанными глазами, шумели, хохотали до упада. В другой раз они все собирались в кружок и рассказывали друг другу какие-нибудь сказки. Сказки непременно были страшные, так что мороз пробегал по коже и у слушательниц, и у рассказчицы, но это-то особенно и нравилось детям.

Как в играх, так и в рассказывании сказок Нелли стала скоро первою. Она вспоминала те рассказы, какими забавляла ее в детстве бабушка, и теперь передавала их подругам со своими собственными добавлениями и прикрасами; кроме того, она прочла немало русских и французских повестей, живя в доме Вязиных, и рассказывала их так хорошо, что девочки заслушивались ее. Когда дело доходило до игр, то Нелли являлась прежней смелой, живой крестьяночкой и увлекала всех своим искренним весельем. Все подруги скоро полюбили ее. Первое время некоторые из них подсмеивались над ней, называли ее белоручкой, барышней, неженкой, но видя, что Нелли и работает, и ест, и играет вместе с ними, нисколько не важничает, а напротив, даже стыдится своего неуменья взяться за дело и смиренно просит поучить ее, они прекратили всякие насмешки и стали совсем по-дружески относиться к ней.

Особенно привязалась к Нелли одна из девочек, Варя. Это был слабенький, болезненный ребенок, которому особенно дурно жилось в магазине. Она была бессильна, неловка, боязлива, долгое сиденье на одном месте утомляло ее, но еще более утомляло исполнение разных поручений, она страшно боялась не только хозяйки и Авдотьи Степановны, но даже всех старших девушек; при всяком окрике, даже просто при всяком выговоре она бледнела, дрожала и со страху не понимала ничего, что ей говорили. Ее неловкость, неповоротливость, неумелость сердили m-me Адель, которая вообще была довольно ласкова со всеми девочками, ее же не только бранила, но даже несколько раз наказывала.

Вспыльчивая Авдотья Степановна терпеть не могла Вари. Никого она так часто не драла за уши, не толкала и не била, никому она не говорила столько ругательных слов, сколько этой несчастной малютке. Подруги также не любили Варю: они считали ее какой-то дурочкой. И действительно, бедная запуганная девочка, от всего плакавшая, всего боявшаяся, не умевшая ни работать, ни играть, ни рассказывать сказок, могла показаться глупенькой. Варя от природы не была глупа, хотя и не отличалась бойким умом. Но у нее был отец страшный пьяница, который всякий день бил и жену, и дочь чуть не до полусмерти. Эти побои расстроили здоровье малютки, вечный страх перед отцом сделал ее вообще робкою и плаксивою. Мать ее чуть не на коленях упросила m-me Адель взять к себе девочку, а Варе объявила, что оставит ее жить вдвоем с отцом, если ее выгонят из магазина.

Понятно, что после такой страшной угрозы Варя употребляла все усилия, чтобы угодить хозяйке, – и бедная малютка была не виновата, если ей это не удавалось. Она не могла скоро бежать из кухни с горячим утюгом, который едва удерживала своими маленькими ручками; она не могла шить чисто, когда от излишнего усердия руки ее потели и часто слезы капали на работу; она не могла толково исполнять поручений хозяйки, когда дрожала перед ней, как осиновый лист, и со страху едва понимала, что та ей говорила.

Люди более умные и образованные, чем m-me Адель и Авдотья Степановна, конечно, поняли бы это и, вместо того чтобы запугиваньем совсем сбивать с толку малютку, приласкали бы ее и попробовали бы кротко и терпеливо заняться ею. Но ни содержательнице магазина, ни ее помощнице этого и в голову не приходило. Они знали одно только, что девочек нужно заставлять работать, и думали, что без брани и без наказаний ничему нельзя научить.

Нелли с первого же дня стало очень жаль Вари. Хотя она сама работала еще довольно плохо, но она была сильна и здорова, и потому решила помогать Варе, а где можно, то и работать за нее.

Мы уже видели, как в первый день своего поступления в магазин она одна и вымыла и прибрала всю посуду, и с этих пор все работы, которые они должны были делать вместе, Нелли исполняла без помощи своей подруги. Кроме того, всякий раз, когда она замечала, что Варя устала и что ее собираются послать еще куда-нибудь, она с такою готовностью предлагала свои услуги, что поручение давали ей, а бедная, болезненная девочка могла отдохнуть немножко. Во время занятий шитьем Нелли всегда садилась подле Вари и по возможности помогала ей работать или показывала ей, как нужно делать. Иногда, видя, что Авдотья Степановна особенно рассержена, Нелли или советовала Варе не подходить к ней, или брала на себя какой-нибудь маленький проступок бедной девочки и тем спасала ее от брани.

За все эти услуги Варя платила своей покровительнице самою нежною любовью. Она не умела выражать эту любовь словами, но зато постоянно старалась чем-нибудь угодить Нелли, сделать ей какую-нибудь услугу. До сих пор Нелли не испытывала приятного чувства, какое доставляет нам доброе дело. Она в первый раз помогла бедной девочке просто из жалости. Но, когда она почувствовала, какое удовольствие доставляет это ей самой, как приятно думать, что благодаря ей Варя сделается менее несчастной, она твердо решила всегда и во всем защищать бедную малютку. Благодарность и любовь Вари трогали ее и еще сильнее укрепляли в этом намерении. Труднее всего было Нелли защищать свою маленькую приятельницу от других девочек, привыкших забавляться над Варей, дразнить и обижать ее. Напрасно Нелли просила оставить ее в покое, напрасно она сердилась – ничего не помогало.


Страницы книги >> Предыдущая | 1 2 3 4 5 6 7 | Следующая
  • 0 Оценок: 0

Правообладателям!

Это произведение, предположительно, находится в статусе 'public domain'. Если это не так и размещение материала нарушает чьи-либо права, то сообщите нам об этом.


Популярные книги за неделю


Рекомендации