Текст книги "Три последних самодержца"

1895 год

18 января. Одного из тверитян, Родичева, сурово наказали – лишили права навсегда служить по выборам. Родичев узнал из Министерства внутренних дел, что Дурново докладывал царю, что у него были отношения с Засулич и Перовской. Ему дали выписку из доклада Дурново. Но он клянется, что этого никогда не было.

Вечером у Е.В. был Радциг, камердинер царя, который ездил с ним и в кругосветное путешествие. Говорил, что Кшесинская писала царю на него анонимные письма, что он их хотел ему отдать, но так как Радциг отказался их читать, велел их сжечь. Кшесинская и в Англию невесте царя писала про него письма, тоже анонимные, что он больной, чтобы за него не выходила замуж. Она даже плакала. Но затем все выяснилось, и тогда царь сказал Радцигу, что теперь верит ему, что она дрянная женщина, так как Радциг всегда просил его, чтобы он ее бросил.

20 января. Слова царя «бессмысленные мечтания» в иностранные газеты перевели «reveries insensèes». В Петербурге эти слова всеми комментируются, очень много недовольных. Все разочарованные уезжают домой. Очень немногие восхваляют речь царя, но сожалеют и те, что он это сказал. Теперь все, кто слышал слова царя, говорят, что видно в нем деспота. Говорят, что слово «бессмысленные» было прибавлено царем по совету вел. кн. Сергея Александровича. Это на него похоже.

27 января. Зеленой вспоминал, как было в Ницце, когда там умирал цесаревич Николай. В villa Palion, где лежал цесаревич, помещалась и его свита, которая весь день только пила. При Зеленом камердинер цесаревича Костин после консилиума врачей принес рецепт, чтобы послать в аптеку. Начался между лакеями спор, кому идти за лекарством.

3 февраля. Назаревский говорил, за что запретили розничную продажу «Театральных известий» в Москве. Описывая театр Солодовникова, эта газета говорит, что он выстроен не очень хорошо, в нем слышится скрип. Прочел это Власовский, пожаловался генерал-губернатору, так как комиссия под председательством брандмайора и архитекторов осматривала этот театр, и пришла грозная бумага от вел. кн. Сергея Александровича, что «Театральные известия» позорят московских властей и должна быть на них наложена кара. Подписано: «Сергий». Цензору, кн. Шаховскому, сделан отсюда по этому поводу строгий выговор.

9 февраля. Делянов знает, что московский попечитель Капнист продает места. Ему приносят чистый лист с загнутым углом, на котором выставлена цифра, которую предлагают за место. Если он ею удовлетворен, он отгибает угол и говорит, чтобы подали прошение, если же нет, то в просьбе отказывает.

14 февраля. В Москве профессор Безобразов перед большой аудиторией читал лекцию, которую кончил словами: «Какие теперь у нас люди, кому везет? Это холопы и подлецы!» При громких аплодисментах Исторического Музеума, где читалась эта лекция, Безобразов ушел с кафедры. Вел. кн. Сергей донес об этом в Петербург, и теперь Безобразов выслан из Москвы.

19 февраля. Комаров влетел оскорбленный, что его дворники были вызваны в полицию и с них снимался допрос, правда ли, что они говорили, что полиция им приказала бить студентов.

26 февраля. Moulin высказывал, что удивлен, что по случаю смерти вел. кн. Алексея Михайловича, который умер в Сан-Ремо восемнадцатого сего месяца, on fait tout de frais. Удивляется он, что всех подняли на ноги из-за сына генерала Петерса. Этому вел. князю было 19 лет. Про него рассказывают, что он любил только своего брата Николая Михайловича, отца же и других братьев не признавал, считал их дураками, в душе был атеист.

3 марта. Молодая царица, которая хорошо рисует, нарисовала картинку – мальчик на троне (ее муж) руками и ногами капризничает во все стороны, возле него стоит царица-мать и делает ему замечание, чтобы не капризничал. Говорят, царь очень рассердился на эту карикатуру.

Масса появилось стихов на последние события, насчет речи царя. Между ними стихи, которые прислал сегодня Валь.

 
Государь, говорит,
Земство тварь! – говорит,
Dernier cri[52]52
  Последний крик (франц.).


[Закрыть] – говорит,
Из Твери – говорит.
Son adresse[53]53
  Его адрес (франц.).


[Закрыть] – говорит,
Maladresse[54]54
  Неловкость, неповоротливость (франц.).


[Закрыть] – говорит,
Ministere[55]55
  Министерство (франц.).


[Закрыть] – говорит,
Doit faire taire[56]56
  Должно заставить замолчать (франц.).


[Закрыть] – говорит,
Ces chenapans[57]57
  Этих негодяев (франц.).


[Закрыть] – говорит,
Autrement[58]58
  Иначе (франц.).


[Закрыть] – говорит,
Intèrieur[59]59
  Министерству внутренних дел (франц.).


[Закрыть] – говорит.
Dernière heure[60]60
  Последний час (франц.).


[Закрыть] – говорит,
Дурново – говорит,
Tête de veau[61]61
  Телячьи мозги (франц.).


[Закрыть] – говорит.
 

4 марта. Прислали нам стихи на злобу дня.

Тверская Конституция (Благонамеренное рассуждение)

 
Всех сословий корпорации,
Даже город Повенец,
Посылали депутации
С поздравленьем во дворец.
Были тут и подношения:
Хлеб да соль, блюда, лари
И достойный удивления
Адрес земства из Твери.
Не боясь суровой критики,
Презирая Дурново,
Наши земские политики
Дописались до того,
Что законам эволюции,
Да и Своду вопреки,
Захотели Конституции
Либералы-чудаки!
Франко-русские симпатии
Разнесли по волостям
Вид новейшей психопатии —
Равнодушие к властям.
Губернаторов, исправников
Стал крестьянин презирать.
«Нам не надо, мол, наставников.
Будем сами управлять!
Вот во Франции республика,
И живется всем вольней,
А у нас простая публика
Даже пикнуть ты не смей».
И пошло умов брожение.
А к тому же, говорят,
Вышло недоразумение
Из-за слова «депутат».
«Депутат», как все вы знаете
(C’est un fait incontesté)[62]62
  Это бесспорно (франц.).


[Закрыть],
Значит – справьтесь, где желаете —
По-французски: «député»[63]63
  Депутат (франц.).


[Закрыть].
Deputè же в департаменте
Избирает весь народ,
Заседает он в парламенте
И законы издает.
Принцип полной автономии
Там господствует во всем,
Запалить по физиономии
Депутату нипочем.
«Положение завидное, —
Скажет всякий патриот, —
Содержание солидное,
И доходы, и почет!
И кому же не желательно
Быть народным вожаком
И ругать самостоятельно
Дядю Ваню дураком?
Мы ведь тоже называемся
Депутатами, так вот —
Мы теперь и добиваемся
Дать народу droit de vote[64]64
  Право голоса (франц.).


[Закрыть]!»
И явилась депутация
К государю поутру,
Но тверская декларация
Нам пришлась не по нутру.
И, нахмурив очи строгие,
Чтоб скорее зло пресечь,
Корифеям демагогии
Царь сказал такую речь:
«За благие пожелания
Всех я вас благодарю,
Но бессмысленны мечтания
Власть урезать мне, царю!
Вы о вольностях все грезите,
Как Дантон или Марат,
И с суконным рылом лезете,
Sans façon[65]65
  Бесцеремонно (франц.).


[Закрыть], в зеркальный ряд.
Ах, калики перехожие,
Провинцьялы, дикари,
Панамисты толстокожие,
Санкюлоты из Твери!
Или вы воображаете
(В самом деле, – как умно!),
Что собою представляете
Вы парламента зерно?
Далеко зерну до колоса!
Не пришла еще пора!
Дам пока вам право голоса
Лишь для возгласа «ура!».
Вот тебе и революция!
Это значит неспроста,
И тверская Конституция
Все по-прежнему – мечта.
Земство стало консерватором,
Позабыло свой задор,
И дрожит пред губернатором,
Как дрожало до сих пор.
 

13 марта. Назаревский с удивлением говорил про Позняка, который рассказал в Управлении по делам печати, что в «Агентстве» была депеша из Берлина, из «Kreuz-Zeitung», в которой говорилось, что, несмотря на речь царя про образ правления, в России рано или поздно образ правления должен перемениться и быть таким, как и во всех других государствах. Позняк рассказывал, что без его ведома эту депешу отправили к Воронцову, который разрешил ее напечатать. Позняк был поражен и не решился напечатать. Тогда по телефону его спросили, почему эту депешу не напечатали. Позняк попросил аудиенцию, так как не решился говорить об этом по телефону, и получил ответ после аудиенции, что вопрос исчерпан.

16 октября. Назначение Горемыкина председателем Совета министров – дело рук Победоносцева и Витте.

27 декабря. Говорят, что Горемыкин теперь занят ревизией сумм Департамента полиции. Общественный слух говорит, что он хочет проверить Дурново, что будто при нем там были злоупотребления и недочеты, а интимная хроника, с Валем во главе, в этих недочетах винит Н.П. Петрова, что теперь Горемыкину приходится спасать приятеля, так устроить ревизию, чтобы оказалось все в порядке за время управления Петровым этим департаментом. По рассказам Валя, Петров не теперь, а гораздо раньше, очень жирно там поживился.

28 декабря. Был у нас митрополит Палладий. Рассказал он, что Синод намерен поднести образ Тертию Филиппову. Это по инициативе Победоносцева или «Петровны», как его называют, поднесут за то, что Филиппов содействовал у Витте, чтобы было выдано Победоносцеву 3 млн 400 тыс. руб. на церковноприходские школы. Оказывается, Победоносцев выхлопотал эти деньги у Витте, а Филиппов, узнав об этом, назначил над ними контроль. Чтобы контроль к нему не придирался, Победоносцев и придумал подношение образа. Филиппов желает, чтобы образ ему был поднесен в Синоде, с подобающей торжественностью.

1896 год

4 января. Привез Рабинович от Маркова стихи «Антон Горемыка». Вот они:

 
Друг, не верь пустой надежде,
Говорю тебе, не верь! —
Горе мыкали мы прежде,
Горе мыкаем теперь!
Граф Валуев горе мыкал,
Мыкал горе Маков цвет,
Но не много он намыкал
И увял во цвете лет.
Всей Россией управляя,
Горе мыкал Лорис сам,
И в Европе угасая,
Горемыкой умер там.
Граф Игнатьев из-за моря
На Лориса место сел,
Повернулся, мыкнул горе
И недолго усидел.
А Игнатьеву на смену
Горе мыкать стал Толстой,
От усердья лез на стену
И намыкал – ой-ой-ой!
Но Толстой сошел в могилу,
Дурново сменил его,
Дурно – во, как это было!..
И прогнали Дурново.
И во всех министрах этих —
Хороша ль, не хороша —
Пребывала непременно
Горемычная душа.
Да, обманчивой надежде,
Говорю тебе, не верь.
Горе мыкали мы прежде,
Горемыкин и теперь.
 

5 января. Асланбеков принес нам следующие стихи:

 
Наше внутреннее дело
То толстело, то дурнело (Толстой – Дурново),
Заикалось и плевалось (Заика – Плеве),
А теперь в долги ввязалось (Долгово – Сабуров).
И не дай бог, если вскоре
Будем мыкать только горе (Горемыкин).
На Руси – увы! —
Злые две напасти:
На низу – Власть Тьмы,
А вверху – тьма власти.
 

Это очень зло сказано, но есть доля, и большая доля, правды.

11 января. Безродная говорила, что Горемыкин ленив на работу, любит сидеть у Петровых и ужинать у Зеленко, куда собирается веселая компания.

5 февраля. Насчет перехода тюремного ведомства к юстиции было экстренное заседание в Гос. совете, заседание секретное, канцелярия не была допущена, Плеве записывал. Члены Гос. совета допрашивали Горемыкина и Муравьева, каким образом произошел переход тюремного управления из одного ведомства в другое без совещания в Гос. совете. Горемыкин спутался в ответах, Муравьев же объяснил, что это было сделано по его инициативе, – он доложил царю – и последовало высочайшее повеление. Были потребованы от Муравьева объяснения, почему он это сделал незаконным порядком. Объяснения он должен был дать в следующем заседании, но Победоносцев не допустил до этого. Так как ему всегда открыты двери к царю, он поспешил к нему и доказал ему, что Гос. совет подкапывается под самодержавие. Он сумел так убедить царя, что было приказано Гос. совету все это дело предать забвению.

12 февраля. Е.В. сказал Н.П. Петрову, что его имя часто упоминается теперь по поводу истории его приятеля Меранвиля, который якобы взял за дележ имений таврических богачей Поповых 300 тыс. руб. с них обманом. Деньги эти он поделил с Зеленко. Один из братьев Поповых женат на Скалон, но женился больной, жену заразил, и оба уехали лечиться в Париж. В это время происходил дележ. Меранвиль ездил в Париж и там обобрал Попова, а теперь Скалон, который командует в Одессе дивизией, начал это дело против Меранвиля.

20 февраля. Говорили с Барановым о покойном Черевине. Последнее время Черевин пил еще больше обыкновенного. Незадолго перед болезнью он так был выпивши, что не попал в свою карету. Привезли его в чужих санях, в чужой шубе. Всю дорогу он ехал распахнувшись – и вот причина болезни. Затем коснулись прошлого Черевина. Баранов сказал, что читал его некролог в «Новом времени», что там упущено одно обстоятельство, что Черевин поставлял «кормилиц» покойному государю. Из намеков Баранова я поняла, что Черевин был по отношению к Александру III то, что Рылеев по отношению к Александру II. Видя, что я сомневаюсь, Баранов сказал, что, будучи градоначальником в Петербурге, он должен был знать, куда едет царь, и оберегать его в его интимных поездках – время тогда было смутное. Сначала он и не подозревал подобных вкусов у покойного царя. Баранов объясняет, что Черевин после первого марта 1881 года не только не пал, а стал еще подниматься. Это очень интересная подробность, которую я узнала про Александра III впервые. А вчера царица-мать и царь стояли у постели Черевина в 10 час. утра, и он умер при них! Все так было скрытно делаемо, что царица ничего не подозревает до сих пор.

4 марта. Прошлая коронация стоила 11 млн руб., про эту говорят, что будет стоить вдвое, т. е. 22 млн руб.

6 марта. Говорили про Стишинского, который назначен товарищем к Плеве. Отзывались о нем, как о хорошем работнике, несмотря на то что теряет много времени на устройство своих усов. Самойлович сказал, что он делает это, видно, для того, чтобы нравиться начальству, т. е. Горемыкину, который несколько часов тратит на туалет. Раз, когда Горемыкин ехал в сопровождении Шамшина на ревизию, то потащил с собой целый арсенал всевозможных флаконов, банок и туалетных аксессуаров.

15 марта. Говорил Марков, что к Витте были вызваны два доктора, что у него вроде помешательства, что пункт его расстройства – валюта.

23 марта. Любимов говорил, что в четверг на Фоминой заседание Гос. совета, на котором Витте будет предлагать пустить 10-рублевый золотой, но золота в нем будет мало, больше лигатуры, чтобы за границу его не вывозили. Пройдет ли эта глупость?

25 марта. Всех поражает рескрипт царя московскому генерал-губернатору вел. кн. Сергею Александровичу: «Оказывать полное содействие в Москве министру двора в коронационных приготовлениях». Это приводит всех в недоумение. Евреинов сказал, что слышал (от самого вел. кн. Сергея Александровича, который его приятель по полку), что там идут несообразные расходы, что для убранства потребовано невероятное количество кумачу – больше миллиона аршин; кумач стоит обыкновенно 22 коп. самый лучший, а тут его купили по 75 коп.; сколько, значит, денег осталось в кармане?!

28 марта. Вот интересное письмо из коллекции автографов Любимова, написанное Достоевским Каткову из Дрездена от 8 октября 1870 г.:

«М.Г. Многоуважаемый Михаил Никифорович.

Я выслал сегодня в редакцию “Русского вестника” всего только первую половину первой части моего романа “Бесы”, но в очень скором времени вышлю и вторую половину первой части. Всех частей будет три. Каждая – от 10 до 12 листов. Теперь замедления не будет. Если вы решите печатать мое сочинение с будущего года, то мне кажется необходимо, чтобы я известил вас предварительно, хотя бы в двух словах, о чем, собственно, будет идти дело в моем романе.

Одним из числа крупнейших происшествий моего рассказа будет известное в Москве убийство Нечаевым Иванова. Спешу оговориться: ни Нечаева, ни Иванова, ни обстоятельств того убийства я не знал и совсем не знаю, кроме как из газет. Да если б и знал, то не стал бы копировать. Я только беру совершившийся факт. Моя фантазия может в высшей степени разниться с бывшей деятельностью, и мой Петр Верховенский может нисколько не походить на Нечаева, но мне кажется, что в пораженном уме моем создалось воображением то лицо, тот тип, который соответствует этому злодейству. Без сомнения, небесполезно выставить такого человека, но он один не соблазнил бы меня. По-моему, эти жалкие уродства не стоят литературы. К собственному моему удивлению, это лицо наполовину выходит у меня комическим. И потому, несмотря на то что все это происшествие занимает один из первых планов романа, оно, тем не менее, – только аксессуар и обстановка действий другого лица, которое, действительно, могло бы назваться главным лицом романа.

Это другое лицо (Николай Ставрогин) – также мрачное лицо, тоже злодей. Но мне кажется, что это лицо – трагическое, хотя многие, наверное, скажут по прочтении: “Что это такое?” Я сел за поэму об этом лице, потому что слишком давно хочу изобразить его. По моему мнению, это и русское, и типическое лицо. Мне очень-очень будет грустно, если оно у меня не удастся. Еще грустнее будет, если услышу приговор, что лицо – ходульное. Я из сердца взял его. Конечно, это – характер, редко являющийся во всей своей типичности, но это характер русский (известного слоя общества). Но подождите судить меня до конца романа, многоуважаемый Михаил Николаевич, что-то говорит мне, что я с этим характером справлюсь. Не объясняю его теперь в подробности, боюсь сказать не то, что надо. Замечу одно: весь этот характер записан сценами, действием, а не рассуждениями, стало быть, есть надежда, что выйдет лицо. Мне очень долго не удавалось начало романа. Я переделывал несколько раз. Правда, у меня с этим романом происходило то, чего никогда еще не было: я по неделям останавливал работу с начала и писал с конца. Но и кроме того, боюсь, что и само начало могло бы быть живее. На 51/2 печатных листов, которые высылаю, я еще едва завязал интригу. Впрочем, интрига и действие будут расширяться и развиваться неожиданно. За дальнейший интерес романа ручаюсь. Мне показалось, что так будет лучше, как теперь. Но не все будут мрачные лица, будут и светлые. Вообще боюсь, что многое не по моим силам. В первый раз, например, хочу прикоснуться к одному разряду лиц, еще мало тронутых литературой. Идеалом такого лица беру Тихона Задонского. Это тоже святитель, живущий на спокое в монастыре. С ним сопоставляю и свожу на время героя романа. Боюсь очень, никогда не пробовал, но в этом мире я кое-что знаю. Теперь о другом предмете».

(Тут Достоевский пишет, что ему нечем существовать, пишет о своей бедности и просит Каткова выслать ему хотя бы 500 руб., хотя он ему уже много больше должен.)

Вот что пишет Любимову Достоевский из Старой Руссы от 10 мая 1879 года по поводу 5-й книги своего романа «Братья Карамазовы».

«Эта 5-я книга в моем воззрении есть кульминационная точка романа, и она должна быть закончена с особенной тщательностью. Мысль ее, как вы уже увидите из посланного текста, есть изображение крайнего богохульства и зерна идеи разрушения нашего времени в России, в среде оторвавшейся от действительности молодежи; и рядом с богохульством и анархизмом опровержение их, которое и приготовляется мною теперь в последних словах умирающего старца Зосимы, одного из лиц романа. Так как трудность задачи, взятой мною на себя, очевидна, то вы, конечно, поймете, многоуважаемый Николай Александрович, то, что я лучше предпочел растянуть на две книги, чем испортить кульминационную главу моею поспешностью. В целом глава будет исполнена движения. В том же тексте, который я теперь выслал, я изображаю лишь характер одного из главнейших лиц романа, выражающего свои основные убеждения. Эти убеждения есть именно то, что я признаю синтезом современного русского анархизма – отрицание не бога, а смысла его создания. Весь социализм вышел и начал с отрицания смысла исторической действительности и дошел до программы разрушения и анархизма. Основные анархисты были, во многих случаях, лица искренно убежденные. Мой герой берет тему, по-моему, неотразимую – бессмыслицу страдания детей – и выводит из нее абсурд всей исторической действительности. Не знаю, хорошо ли я выполнил, но знаю, что лицо моего героя в высочайшей степени реальное (в “Бесах” было множество лиц, за которых меня укоряли, как за фантастические; потом же, верите ли, они все оправдались действительностью, стало быть, верно были угаданы. Мне передавал, например, К.П. Победоносцев о двух-трех случаях из задержанных анархистов, которые поразительно были схожи с изображенными мною в “Бесах”). Все, что говорится моим героем в посланном вам тексте, основано на действительности. Все анекдоты о детях случились, были напечатаны в газетах (и я могу указать где – ничего не выдумано мною). Генерал, затравивший собаками ребенка, и весь факт – действительное происшествие, было опубликовано нынешней весной, кажется, в «Архиве» и перепечатано во многих газетах. Богохульство же моего героя будет торжественно опровергнуто в следующей (июньской) книге, для которой я работаю теперь со страхом, трепетом и благоговением, считая задачу мою (разбитие анархизма) гражданским подвигом. Пожелайте мне успеха».

Кончает Достоевский это письмо, прося Любимова, чтобы не изменял выражений в его тексте, не заменял слова непристойные более пристойными, кончает просьбой денег.

4 апреля. По городу идет слух, что Витте не в милости у царя, вследствие своих прежних отношений к Вышнеградскому. Сын последнего потребовал якобы, чтобы Английский банк выдал ему лежащие там 25 млн его отца. Банк потребовал, чтобы Вышнеградский представил свидетельство от правительства, что это его деньги. Он обратился за этим к Витте. Но Витте сперва доложил об этом царю, который на бумаге написал про старика Вышнеградского: «великий мошенник» и велел навести справку, не окажутся ли еще и в других банках такие деньги.

5 апреля. Был Палладий. Он теперь делает репетиции своего служения в церемонию коронации. Он продолжает говорить с неуважением про Саблера, у которого Победоносцев в руках. Саблер ведет себя недостойно – у него женская интрига с монахиней Страстного монастыря, помогает им игуменья.

12 апреля. Н.Л. Марков говорил, что Витте серьезно болен, что его старая болезнь, стоившая ему носа, бросилась на ноги и что Витте недолговечен.

16 мая. Адельсон говорил, что в Москве разнесли коляску герольда, который вез объявление о коронации. Коляску превратили в щепки, остались от нее только колеса.

22 мая. Курис говорил, что в Москве беспорядку было много. Корона царя так была велика, что ему приходилось ее поддерживать, чтобы она совсем не свалилась. Рассказывают, что Власовский созвал московских воров и предложил им, чтобы они следили, чтобы в карманах не было бы револьверов, за что красть им разрешалось вволю.

29 мая. Стеблин-Каменский говорил, что во время народного гулянья не успели убрать все трупы задавленных с Ходынского поля. Вследствие этого, так как публика наезжала, не зная о случившемся, на виду у всех запихивали умерших под лавки балаганов, на которых сидел народ, смотревший на представления клоунов и другие зрелища. Многие, проходя на места, наступали на торчавшие из-под лавок руки и ноги.

30 мая. Рассказывал Вишняков, что в Кремле вышла история с предводителями, которые опоздали приехать, а в восемь часов Кремль был заперт по распоряжению Ширинкина. Предводители стали стучаться, чтобы им отворили, но кто-то из церемониймейстеров громко начал их ругать, что каждая дрянь, надев дворянский мундир, невесть что о себе думает. Эта фраза оскорбила предводителей. Никто не хотел признаться, кто это сказал. В конце концов все свалили на жандармского унтер-офицера.

2 июня. Сегодня Салов говорил, что когда царь приказал произвести следствие по Ходынскому делу, то сразу выяснилось, что вел. кн. Сергей виноват. Тогда все три брата – Владимир, Алексей и Павел – привезли царю свои отставки на случай, если Сергея будут судить.

Штадлер говорил, что стачки на заводах Торнтона, Резиновой мануфактуры и у Обводного канала (три завода) продолжаются. Рабочие, может, и правы в своих требованиях, так как изнурены работой от шести часов утра до восьми часов вечера; придется им уступить – сократить число рабочих часов. Клейгельс приезжал на заводы, угрожал, что запрет лавочки, в которых рабочие имеют кредит. Тогда рабочие отвечали, что пойдут по городу разбивать лавки, и поэтому лавки их не закрыты.

5 июня. Когда царь ехал на обед к Радолину, народ ему кричал, что не на обеды он должен ездить, а «поезжай на похороны». Возгласы «разыщи виновных» многократно раздавались из толпы при проезде царя. Народ, видимо, озлоблен; завтра же озлобятся и дворяне: царь обещал им, что земля их от них не уйдет, а Витте решил иначе, на себя не взял подписать – уехал в Нижний, а подписал его товарищ, Иващенков, указ о продаже с публичного торга 6 июня 6 дворянских имений.

6 июня. Княжевич говорила, что положение России становится отчаянно, что царь слушается всех родственников, которые ему доброго совета дать не могут. Вел. кн. Павел говорил своим офицерам-конногвардейцам, что в царской семье не перестают все ссориться, никто царя не боится. Вел. кн. Владимир со всеми дерзок и нахален. Царь выглядит больным. Во время коронации он был не только бледным, но зеленым. Молодую царицу считают porte-malheur’ом[66]66
  Человеком, приносящим несчастья (франц.).


[Закрыть], что всегда с ней рядом идет горе.

14 июня. Про Клейгельса говорят, что он совершенный азиат, свиреп по отношению к служащим, ругает, обижает всех, нет у него чувства справедливости. В день коронации толпа Клейгельса немного помяла, ему пришлось снять фуражку, чтобы она его не избила. Когда его спасали от толпы, жандарма и полицейского сильно пришибли. Клейгельс, почувствовав себя избавленным от опасности, повертывая лошадь, закричал стоявшему офицеру: «Всех арестовать!» Понятно, в какое затруднительное положение он его поставил. Во все последующие дни Клейгельс на улицу не показывался. Все две недели, что продолжалась стачка, он ни разу не показался на заводах. Вообще здесь у него престижа нет никакого, работает за него экзекутор по делам стачек. Говорят, что Клейгельс совсем неграмотный. От него выходят бумаги только с двумя резолюциями: «к исполнению» и «поступить по закону». Другого он никогда ничего не написал.

7 июля. Посьет говорил Е.В., что греческий король очень недоволен, что дочь его, королевна Мария, помолвлена за вел. кн. Георгия Александровича. Он и слышать не хочет, чтобы была свадьба в Петербурге, хочет, чтобы она была в Афинах, если уж она должна быть. Он еще не забыл смерти своей старшей дочери, жены вел. кн. Павла Александровича. Королевну Марию он не пустил на коронацию. Наши вел. князья так себя ведут, что уважением в Европе не пользуются.

22 августа. Моренгейм говорил Е.В., что ему вполне известно положение анархизма за границей. Он рассказал en connaissance des choses[67]67
  Со знанием дела (франц.).


[Закрыть], что в Париже живут террористы, а в Женеве целое гнездо анархистов, которые работают над переустройством государственного строя. Они свою пропаганду направили на женские учебные заведения, хотят, чтобы женщины, которых они свернут с пути истинного, выходя замуж за военных, перевоспитали армию. Вот цель этих людей! Сказал также Моренгейм, что Лев Тихомиров, который теперь работает в «Моск. ведомостях», был отъявленный анархист, что он, Моренгейм, приписывает лично себе происшедшую в нем перемену.

27 августа. Сегодня Моренгейм рассказывал, что после свидания трех императоров, когда шли переговоры о Тройственном союзе, он написал царю Александру III: «Господи, верю, помози моему неверию». Было это написано по поводу этого союза. На это царь рядом с этими словами написал: «И я тоже». Это было начало тому, что Тройственный союз не был возобновлен.

29 октября. Говорили нам, что в день, когда приехал в Москву вел. кн. Сергей Александрович, на всех улицах ночью были наклеены листы, на которых было напечатано, что он – «Ходынский царь», что полиции пришлось все это срывать, а неизвестные личности снова наклеивали, но никого поймать не удалось.

В.В. Комаров обижен, что его забыли во время франко-русских празднеств, а он поработал по вопросу сближения этих двух народов. Е.В. сказал, что роль Комарова в этом деле хотя и маленькая, но важная, – он первый сказал Е.В., что будто Бисмарк дал Каткову млн марок, чтобы тот писал про Тройственный союз. Е.В. передал это Каткову, что помогло убедить Каткова переменить направление в газете. Активное же участие Комарова выразилось только в том, что он давал здесь обед Деруледу и ездил в Париж, когда там были русские моряки.

31 октября. Был Суворин. Он говорил, что предполагается много новых газет в России. По его мнению, только две могут ему быть опасны как конкуренты «Нового времени», – это газеты Татищева и Модестова, все прочие не представляют интереса. Суворин согласился со словами кн. Ухтомского, что без «Гражданина», который был запрещен, был пробел в русской журналистике, он сказал, что «Гражданина» не следовало запрещать.

2 ноября. Вчера Комаров говорил, что молодой царице после рождения дочери запрещено было быть женой царя и что поэтому дядюшки устроили ему снова сожительство с Кшесинской, что ширмами взят вел. кн. Сергей Михайлович, который l’amant[68]68
  Любовник (франц.).


[Закрыть] Кшесинской. Все это известно царице-матери, которая поэтому очень расстроена. У царя в последнее время сильные головные боли.

Селифонтов говорил, что в России, особенно между крестьянами, память Александра III нечтима; они его не любили, радуются, что он умер, что живи он – снова они были бы закрепощены и снова бы их пороли розгами.

9 ноября. Был настоятель Ковенского военного собора Калистов. Говорил про киевского митрополита Иоанникия, что окружает себя бездарными архиереями ради того, что им известно его прошлое. Они его покрывают и теперь, так как у Иоанникия есть слабость к водке и картофелю по вечерам. Что от женщин он удаляется только для виду, а что устраивает женские епархиальные заведения всюду, где служил, чтобы с намеченной им самим начальницей безнаказанно проводить время, и дело это у него шито-крыто.

11 ноября. Говорили Е.В., что предводители, которые собрались весной, перед коронацией, обсуждать, как помочь помещикам в их безвыходном положении, на днях подали через министра внутренних дел царю записку, довольно резко написанную по отношению к министру финансов – Витте, о котором говорят, что он ведет Россию к банкротству, а про министра земледелия Ермолова говорят, что он ничего не понимает и ничего не делает. Горемыкин эту записку представил царю, который на ней написал, чтобы с ее содержанием познакомились министры финансов и земледелия, а затем передать эту записку в Комитет министров.

18 ноября. Куломзин говорил, что записка предводителей, в которой они нападают на министров финансов и земледелия, послужила к соединению Витте с Ермоловым, которые последнее время очень ссорились, а теперь вместе строчат на нее ответ царю.

24 ноября. Говорили Е.В., что всюду тормоз деятельности, инициатива идет из Петербурга. Правда, здесь все как будто распускается, министры думают только о том, чтобы удержать подольше свои портфели, грызутся между собой. А каковы эти министры? – говорить не хочется…

25 ноября. А.Г. Вишняков говорил, что ехал после представления царю из Царского в одном вагоне с московским предводителем кн. Трубецким, который ему говорил, что царь ему обещал серьезно обследовать записку, поданную ему предводителями дворянства. Муравьев отошел совсем от Витте. Акции министра земледелия Ермолова плохи, его речь в Париже, в которой он говорил, что мы научились земледелию у французов, что нам надо разводить в хозяйстве страусов и приучать верблюдов, чтобы они у нас заменяли лошадей и волов, произвела здесь удручающее и комическое впечатление. На его место «кумушки» уже начинают подыскивать заместителя.