Текст книги "Рассказы со смыслом и настроением"
Автор книги: Александра Грац
Жанр: Современная русская литература, Современная проза
Возрастные ограничения: +18
сообщить о неприемлемом содержимом
Текущая страница: 1 (всего у книги 8 страниц) [доступный отрывок для чтения: 2 страниц]
РАССКАЗЫ СО СМЫСЛОМ
Поезд жизни
(автобиографический рассказ о том, как важно ценить каждый миг с близкими, пока они живы)
Посвящается моей бабушке Дине, человеку, «который научил меня всему доброму и чистому, что во мне есть…осталось».
Поезд жизни мчался по бескрайним просторам России от одной остановки к другой мимо полей ржи и пшеницы, мимо стад коров и покосившихся домиков вдоль железной дороги, мимо деревень и городов. Он несся с бешеной скоростью, быстрее птиц, быстрее ветра, но очень плавно. Стук колес, убаюкивающее покачивание. За окном мелькают пейзажи и отрывки человеческих жизней, как кадры, вырванные из фильма, печального и нескладного.
Поезд стал постепенно сбавлять скорость, стал двигаться утомительно и невыносимо медленно, пока, наконец, резко не остановился. Огромный зеленый тролль поднял металлическую щеколду и, пыхтя, раздвинул тяжелые чугунные двери детского вагона.
Город Клинцы в Брянской области. Большая привокзальная площадь. Заборчики ближайших домов покрыты сотым слоем белой краски. Старое просторное здание вокзала в стадии капительного ремонта. Мы с бабушкой вышли из поезда. Какая ностальгия! Здесь я часто бывала в детстве. С 5 лет и каждое лето. И каждый раз всё здесь приводит меня в восторг. Какая-то особая атмосфера!
Мы обошли вокзал и поспешили к остановке, чтобы успеть на автобус №5. Не сказать, что они ходят очень редко, но зачем ждать следующего, если можно успеть на тот, что приходит ровно к приезду поезда. Все автобусы здесь древние, небольшие коробочки с закругленными углами, тарахтящие, с пухлыми сиденьями, набитыми поролоном. Между сиденьями ходит кондуктор со старыми отрывными билетиками, счастливыми и не очень, и проезд стоит раза в 4 меньше, чем в столице.
Едет автобус неспеша. Не секрет, что в России дороги не подарок. И хотя автобус старается объезжать все ямы, всё равно бесконечно трясется, и волей-неволей тебя подбрасывает на пару сантиметров в воздух.
От нашей остановки надо немного пройти вверх по крутой горке, и вот он старый коричневый кирпичный дом в 5 этажей, который издалека сложно даже разглядеть за пышной листвой деревьев. Вход в подъезд свободный. Охраняется только тремя зоркими старушками, сидящими на «детской площадке». Собственно, детской площадки-то и нет. Осталась только огромная треугольная конструкция, которая когда-то, очевидно, была большими качелями.
Каждое лето забываю, в каком подъезде, на каком этаже и в какой квартире, мы живем. Помню только визуально, пока вновь не посмотрю на цифры. Лестничные проемы даются бабушке тяжеловато. Лифта нет, а ступеньки высокие. Каждый раз она останавливается возле окна перед последним лестничным пролетом. Стекло двойное, и, сколько себя помню, одно все время разбито. Одна и та же треугольная дырка. А на подоконнике один и тот же фиолетовый цветок в одном и том же горшке. Бабушка ставит сумку на подоконник достает ключи, набирается сил и делает последний рывок до деревянной двери, на которой мелом нарисован крест.
И вот мы дома. Для меня эта квартира всегда была необычной. Она как будто пропитана добром, уютом, запахом высушенных трав, вкусным чаем и чистой детской фантазией. Моей фантазией. Узкий и очень короткий коридор, ведущий на маленькую кухню, в маленькую ванную с маленьким узким окошком на кухню и в маленький туалет в форме трапеции с прямым углом. Стены были покрыты синей глянцевой краской. А на полах узкие половые дорожки. Холодильник в «прихожей».
И сразу с порога виден вход в зал, где дверь всегда открыта, но в проеме висят занавески. Здесь тоже ковер, но цвета морской волны, а стены покрыты нежно салатовой матовой краской с бежево-коричневым редким узором из цветов, спускающихся широкими полосками от потолка до середины стены. В углу телевизор, который показывает только 1ый и 2ой канал, вдоль стен два дивана, туалетный столик, бабушкина швейная машинка и соответствующий арсенал катушек с нитками (в детстве бабушка частенько шила мне наряды), а также длинный шкаф, где хранились по большей части посуда, таблетки и старые ненужные документы, давно утратившие свою ценность. Помимо этого, шкаф был набит занимательными фигурками, статуэтками, старыми брошками и альбомами с пожелтевшими от возраста фотографиями. Наиболее запоминающейся оказалась однажды извлеченная оттуда подушка с медалями прадеда. Крайний к углу стеллаж уставлен иконами и свечами. На шкафу стоит огромная икона Божьей Матери в деревянной раме, покрытая белым льняным рушником с ручной вышивкой. Фотографии близких людей на стене. Самый необычный предмет в зале – это стиральная машина. Впрочем, она так ловко замаскирована, что совсем не привлекает внимания.
Из зала дверь в спальню, которая, как правило, закрыта на ключ и тоже спрятана за занавеской. В спальне две раздельные полутороспальные кровати, шкаф в стене и большой платяной шкаф, в котором я тоже обожала копаться. В один из вечеров я обязательно мерила огромные платья, туфли, сумочки, бусы и серьги. Пока они мне были слишком велики.
«Ну вот подрастешь, будешь носить», – говорила бабушка.
Я всё ждала, когда же я подрасту. Но эти вещи так и не стали мне как раз. Они все были где-то 46-48 размера. Бабушка их хранила годами специально для внученьки. Но их сожгли после ее смерти…
Позже бабушка уже сама просила примерить «самые модные» платья ее молодости. Я делала это без охоты, потому что они всё также были велики мне. Иногда она показывала мне свое черное платье, в котором она просила ее похоронить. Но это мне совсем не нравится, лучше опять туда. Где мне семь.
Вечером на ночь я просила мне почитать. Но не сказки, а детскую Библию. Это была такая красивая книга: синяя обложка, страницы из плотной глянцевой бумаги и красочные иллюстрации!
Вставала бабушка всегда очень рано. Когда я с утра приходила на кухню, меня всегда ждала порция блинчиков с домашним вареньем или сметаной. У бабушки всегда была куча дел. Мне сложно сказать, что это были за дела, но, очевидно, в основном по хозяйству. В детстве я ее часто просила рассказать о ее прошлом, о молодости. Но у нее почти не было времени на эти рассказы. Спустя лет 10 уже было наоборот. У нее появилось побольше времени, но либо меня не было рядом и она забывала, что хотела рассказать, либо у меня просто не было времени. И мобильные только недавно появились, и мы так экономили на разговорах. Как же это было глупо – экономить деньги на таких вещах…
Что это я? Прочь от грустных мыслей. Я сюда не за ними приехала.
Днем мы ходили по магазинам. Нет, простите, по гастрономам. Ходили в старый парк с руинами в центре города и с качелями. Обожаю качели. Иногда ездили на дачу и жили там несколько дней. А на даче с утра пораньше ходили с дедушкой за грибами. У меня было маленькое пластмассовое ведерко для грибов и земляники. А также для всего, что можно было собрать на огороде, и с ним же я ходила к колодцу за водой. В ведерко помещалось стакана два воды, и та вытекала через маленькую дырочку в донышке. Но я себя чувствовала помощницей в общем деле по хозяйству. Иногда, приезжая с дачи, бабушка продавала выращенные цветочки и зелень вместе с другими бабушками на центральной площади. Мы сидели с ней пару часов, а потом на вырученные деньги она покупала мне сладости.
Когда мы оставались в городе, то ходили в гости и в церковь. Я любила ходить в церковь. Чем старше я становилась, тем больше меня раздражала необходимость одевать юбки и покрывать голову платком. Но, тем не менее, мне нравилось. По воскресеньям причащались. Так вот с утра, не ев и не пив, шли в церковь. Помню только, как мы складывали руки на груди. Проскура, вино – кровь и плоть Христа. Святая вода, сладкий чай с кусочками ржаного хлеба после службы. До 7 лет исповедоваться перед причастием не надо. Когда уже требовалась исповедь, я перестала ходить на причастия. В церкви меня знали. Женщина, которая продавала иконы и крестики, даже подарила мне красивое издание детской Библии на церковнославянском языке. Конечно, я даже имени ее не помню, как это ни печально. Тяжело было стоять всю службу. Но всё равно это было настолько душевно, столько в этом ритуале света и благодати. Счастье и умиротворение. И повсюду ангелы. Они помогали, одобряли и придавали сил.
Сегодня вечером мы пораньше легли спать. В два часа ночи бабушка будит меня, включает верхний свет, мы быстро и тихо собираемся, чтобы не разбудить соседей, этих зорких старушек постовых. Они, как Халк, превращаются от своей язвительности и зависти в злобных зеленых монстров, если заметят что-то подозрительное. Собираемся и идем на автобусную остановку. В 3 часа ночи отбывает поезд. Навряд ли автобусы ходят всю ночь. Скорее всего, один-два рейса специально к поезду. На вокзале мы покупаем билеты и идем на платформу к первому вагону – там останавливается детский вагон. По-моему, от остальных он отличается лишь тем, что он более короткий и уютный. Но там не так уж много детей, куда больше бабуль.
Вот уже слышен гудок поезда жизни, разрезающий кромешную тьму низким гулом. Где-то вдали из-за поворота появляются два горящих глаза, стремительно приближающихся к платформе. Все нервничают и толпятся, потому что поезд стоит на этой остановке всего пару-тройку минут… и никого не ждет.
Поезд остановился и люди, толкаясь, бегут к дверям. Бабушка пытается протолкнуть меня вперед. И я каждый раз боюсь, что я залезу в поезд, а бабушка не успеет, и я уеду одна. Платформа очень низкая, а ступеньки в вагон очень высокие для пятилетней девочки. Бабушка придерживает меня за талию сзади, чтобы я не упала. Я залезла и, не отходя от двери, развернулась, ожидая бабушку. Но какая-то другая бабка уже пропихнула свое полное тело вперед и лезла вагон, распихав всех позади, ругаясь страшными словами и извергая проклятия. Мне тоже досталось за то, что я оказалась у нее на пути. Мне вдруг стало совсем страшно. Я начала звать бабушку. Но она где-то затерялась в этой толпе стариков. Толпа потихоньку просачивалась в вагон, каждый непременно отталкивал меня, отдавливая мне ноги и ругаясь за то, что я мешаюсь в проходе. У меня уже слезы наворачивались на глаза от этой несправедливости, а жирный орок только безучастно ухмылялся. Наконец уже почти все забрались в вагон.
– Бабушка, ну давай же скорее, – я ей протянула руку, хотя она бы, конечно, за нее не взялась. Это скорее был жест моральной поддержки. Но орок резко оттолкнул меня и начал закрывать дверь. Поезд тронулся. Отчаяние накрыло меня волной страха.
– Подождите, остановите поезд. Моя бабушка осталась там! – во мне кричала уже не маленькая скромная девочка, а уже та, что была постарше.
Орок резко закрыл дверь и встал перед ней, не реагируя на меня и мои слова. Я забежала в вагон к ближайшему окну. Плакала и смотрела на платформу, пока поезд набирал скорость. Бабушка попыталась поспешить за поездом. Но когда двери оказались закрыты, это уже было бесполезно. Она остановилась там, где заканчивалась платформа, без единой надежды в глазах, полных слез. Она махала мне рукой, посылая воздушные поцелуи. И видно было, что эти поцелуи были вырваны из самого сердца и пропитаны сильной любовью.
Я открыла глаза. Пять часов вечера. Я задремала после занятий в институте. Этот год для бабушки выдался очень тяжелым. Последний раз, когда я ее видела летом, она часто переживала, что больше может не увидеть меня, просила запомнить, где лежат ее сбережения и приданое, которое она собирала для меня. Но уже июнь и скоро мы снова увидимся.
Еще тем летом она подарила мне подушку с вышивкой, которая гласила от кого и кому: Алесечке от бабушки Дины. Каждое перышко этой подушки она лично промыла и прокипятила 3 раза, чтобы у меня не было аллергии. Еще, правда, и потому, что я очень придирчива в таких вопросах. Она всю зиму мучалась с этой подушкой. А когда показывала ее мне, сказала: «Вот я умру. Но у тебя будет подушка от меня. Будешь спать на ней и вспоминать обо мне. И надпись, как напоминание». Я старалась отстраниться от всех ее слов о том, что ей недолго осталось. Я категорически отказывалась верить в подобный вариант развития событий.
Где-то осенью или зимой она перенесла операцию. Но я даже не знала об этом. Так же, как не знала, что ее болезнь куда тяжелее.
В начале весны она позвонила и попрощалась. До этого, когда она звонила, ее голос звучал еще достаточно бодро, хотя она и говорила о грустных вещах. О том, как она надеется дожить до лета, чтобы вновь увидеться. Она даже написала об этом достаточно длинное стихотворение о нас, о том, как любит и скучает по мне. Но когда она звонила прощаться, ее голос совсем потерял живость. Она, кажется, даже не плакала уже. Она была слишком вымотана болью. Я попросила у нее прощения за всё, что было сделано не так. Но, кажется, она даже не поняла, о чем я говорила. Даже тогда я не верила в плохой исход. Не хотела верить. Я попросила у нее прощения, потому что она сама всё время сожалела, что не нашла в себе силы простить и попросить прощения у своей матери перед смертью.
Прощаться всегда тяжело. Прощаться навсегда – невыносимо больно. Наверное, поэтому мой разум отказывался принять эту мысль. Я начинала реветь, даже на секунду допуская мысль о смерти.
И конечно, у меня совсем не было возможности навестить бабушку в больнице. Ведь в нашем университете за пропуски занятий отчисляют. Тем более скоро уже летняя сессия.
Я пошла в ванную смыть неприятный осадок сна. Из коридора было видно, что мама с кем-то говорила по телефону. Я умылась холодной водой и успокоилась. Мама позвала меня из кухни, я откликнулась, не выходя из ванной.
– Бабушка умерла.
На несколько секунд повисла тишина, и я поняла, что мама ждет какой-либо реакции от меня или ответа.
– Ясно, – пробубнила я и уткнулась в полотенце.
Я не плакала, не кричала, не всхлипывала, просто зажмурилась. Осознание приходило позже наплывами, взрывами, врываясь ко мне в душу без спроса, терзая ее, и вырывалось наружу с кусками сердца слезами, ненавистью к себе и обидой.
Я даже не была на ее похоронах. У меня опять не было времени. Зачетная неделя, подготовка к сессии, ссоры в музыкальной группе. Приехала только на поминки. Уже на обычном поезде.
Всё до того же города Клинцы. Вокзал доделали уже, оказывается. Автобусы всё те же. Всё тот же кирпичный дом, только вместо зорких бабок – домофон. Город чуть-чуть изменился. Дороги немного отремонтировали, вместо гастрономов – магазины, церковь покрасили, дачи нет уже лет пять. Квартира почти пустая. Многие вещи сразу выбросили и сожгли. Никому не нужны. Мое мнение и участие вообще нигде не требуется.
Похоронили бабушку рядом с ее семьей, на кладбище в поселке Сытая Буда. От Клинцов можно на такси доехать минут за 40-50. У бабушки было 4 брата и сестра. Все умерли и погибли еще в молодости. Всех она похоронила. Когда она говорила о них, они оставались для меня «абстрактными» людьми, которых никогда и не существовало в моей реальности. А теперь она, такая живая и реальная, лежала где-то под землей рядом с такими же насыпями земли.
На поминках все удивлялись, почему я расплакалась. А мужик, который копал могилу, жаловался, что ему мало заплатили. Какие-то бабки стали сплетничать и уверять дедушку, что он был не тем, кого она по-настоящему любила. Хотя я-то знала, что это не так. Что она жалела, что поторопилась с первым мужем, что ждала дедушку до 40 лет и действительно любила его. Ставила мне это всегда в пример и очень просила не торопиться с выбором того единственного.
Где-то в этом поселке стоит дом, в котором жили родители бабушки. Он был просто покинут, заброшен, разрушен, зарос сорняками и кустами. Не исключено даже, что там живут цыгане или бомжи. А еще в этом поселке живет мой крестный. О том, что он мой крестный ему напомнили совсем недавно (на восемнадцатом году моей жизни), в связи с этими трагическими событиями. Впрочем, этот факт никак не отразился на моей жизни.
Как-то всё печально. Перед отъездом я вновь обошла квартиру бабушки. Она выглядела покинутой и безжизненной. Когда я вернулась сюда через год, она и вовсе была пустой. Остался только диван и туалетный столик с зеркалом. Теперь уже и квартиры нет.
–Мам, а где подушка с бабушкиной росписью?
–Какая?
–Там было написано, что она для меня от бабушки.
– А эта! Там наволочка порвалась, ее пришлось выбросить, а сама подушка у меня на работе…
– Что она там делает?
– Как что? Я на ней сплю.
А сундук с приданным? Да, что-то привезли. Все перепуталось: что, откуда и где теперь? Непонятно.
Мне невыносимо больно от того, что я не сделала. Чувствую себя виноватой за всё. Главным образом, за то, что закрылась от всего, что происходило, глухой стеной. Мне было страшно столкнуться со всем, что происходило, с чужой болью, с разлукой. Я пыталась спастись от всего этого. А получилось, что я просто упустила последний шанс побыть рядом с человеком, которому я была небезразлична, который мне небезразличен, который научил меня всему доброму и чистому, что во мне есть…осталось.
Вновь пытаясь избежать боли и душевных терзаний, сажусь на поезд жизни. Он несется, рассекая бескрайние просторы России, от города к городу. Уже не детский вагон. Вокруг грустные, скучающие лица. На платформе вновь вижу бабушку. Она идет к остановке, едет домой, занимается делами по дому. Но я никак не могу ее догнать, она не обращает на меня внимания, не узнает… и нет у меня ни единого шанса получить ее прощение.
Дробь Судьбы
(о том, что у каждого свой жизненный путь и не стоит равняться на кого-то другого)
Пожилая женщина с седыми волосами, собранными в пучок, зашторила окна, укрываясь от холодного белого света луны. В мягких желтых оттенках ночника комната казалась намного уютнее. Она подошла к книжному шкафу и достала с верхней полки красивую книгу в кожаном переплете с тиснением золотыми буквами "Новая Библия для детей".
– Ты помнишь, чем закончилась первая книга, – спросила она свою шестилетнюю внучку Викторию.
– Да! – в предвкушении продолжения ответила девочка. – Иисус воскрес, но должен был вернуться на землю.
– Правильно, – бабушка открыла Новую Библию и начала читать. – Люди не спасли сына Божьего, когда он в первый раз явился на землю, и не смогли, таким образом, искупить грехи свои.
С тех пор прошло несколько тысячелетий, самых темных тысячелетий в истории человечества, полных лжи и нечистот, войн и насилия. Это было время порока и греха, когда темное царство, незаметно для смертных спустилось на землю. Но Мессия все-таки явился миру второй раз, как и было предсказано Священным писанием.
«И ходил пастырь по земле в поиске добрых душ, но встречал везде только волков в овечьих шкурах.
И понял сын Божий, что люди извратили весь миропорядок, созданный Богом, и стали даже мыслить иначе. Они уподобились машинам, которые сами создали. Людьми стал править жесткий расчет и жадная рука наживы. Люди стали верить только в то, что видят и чувствуют, в то, что приносит им выгоду».
Мессия рассказал в своих молитвах Отцу всё, что видел, но просил не наказывать людей за их грехопадение, так как ведомы стали те новым миропорядком. И Бог был милостив.
«Забрал он в царство Божие тех, кто, не смотря на все соблазны и искушения лукавого мира, сохранил душу и жил согласно слову Божьему. И стали они отныне ангелами, ибо смогли устоять перед всеми искушениями в темном царстве, установившемся на Земле.
Прочим же смертным Он дал особый дар. И дар этот был их проклятием и спасением одновременно. Отныне каждый видел над своей головой и над головой ближнего своего дробное число».
Именно число, потому что люди перестали чувствовать своими душами и различать добро и зло и стали видеть результаты своих поступков только в числовом и денежном выражении. За поступки свои каждый получал очки в числитель или знаменатель, согласно которым решалась судьба души после смерти. Поэтому число это стало называться Дробь Судьбы. Числителем дроби были грехи человека, знаменателем – добрые поступки.
Каждый получал по своим заслугам. Мессия ходил по свету со своими учениками и объяснял людям, что значат цифры над их головами. И знал теперь каждый, что, ежели числитель будет больше знаменателя на момент его смерти, то попадет такая душа в ад. Если же числитель будет в два раза больше знаменателя, то такая душа будет отправлена в чистилище и навеки уничтожена. А если знаменатель будет в два раза больше числителя, то такая душа будет возведена в ангелы и сможет навсегда остаться в раю.
– А если кто-то захочет стать демоном?
– Это глупые люди. Ты же не глупенькая?! Демонами становятся только хорошие работники в аду.
«Долгое время искали люди способы обмануть Дробь Судьбы, но так им это и не удалось. Потому что нельзя обмануть собственную душу, невозможно обмануть Бога».
Некоторые, например, просили убить их, пока их знаменатель был больше. Но люди все время забывали о разных тонкостях, об искренности. Например, что желание убить себя – тоже грех, тем более в корыстных целях.
Жизнь людей полностью изменилась с появлением Дроби. Люди перестали воевать, убивать, грабить и унижать друг друга. Но все это произошло не потому, что люди стали добрее и чище душою, а потому что были ведомы все той же жадностью и стремлением к бессмертной и безмятежной жизни, которая отныне стала так ощутимо реальна для них.
И несмотря на то, что числитель почти не рос у многих людей, знаменатель и вовсе не двигался с места, так как не было искренности в поступках людей, которая является главной характеристикой доброго дела. Особо предприимчивые использовали новые правила игры для собственной выгоды. Люди стали доверчивы. Если кто-то врал, ты сразу это видел по увеличивающимся баллам в числителе. Поэтому все привыкли к тому, что почти никто не лукавил больше. Лишь по телефону и в интернете ты не видишь дробь собеседника, и манящая возможность обмана привлекала подгнившие душонки.
Впрочем, спустя десятки лет люди нашли простые и легкие способы зарабатывать баллы в знаменателе такие, как благотворительность. Это позволило им периодически предаваться грехопадению и быстро обращать свою Дробь из неправильной в правильную. Так что жизнь богатых и бедных так же, как и на протяжении всех тысячелетий, сильно различалась. У богатых было явно приоритетное положение.
Бабушка Виктории была очень религиозна, она непременно должна была стать ангелом, и она, как никто другой, знала закон Божий и могла без труда объяснить любой замысел Создателя. Когда Виктории было всего семь лет, умерла ее бабушка, и не было уже того, кто бы ей помог справиться с событием, изменившим ее жизнь навсегда. Одним солнечным теплым утром Виктория проснулась от ужасной головной боли, которая периодически беспокоила ее со смерти бабушки. Врачи связывали это с перенапряжением эмоциональным и физическим.
Но самый неприятный сюрприз ждал ее в отражении зеркала. Виктория с ужасом обнаружила, что за ночь ее числитель увеличился на 156 баллов. Более того, число в верхней части дроби продолжало неудержимо расти, прибавляя каждые 2-3 минуты по баллу. Родители сначала долго не верили в невиновность девочки. Но так как цифры менялись с пугающей быстротой, не замедляя хода, а девочка явно ничего плохого не совершала при этом, они серьезно забеспокоились. Они водили ее к всевозможным священникам, провидцам, врачам и ученым. Но никто не смог дать ни одного вразумительного ответа. В итоге все сошлись во мнении, что произошедшее это всего лишь недоразумение, ошибка, сбой в системе, если хотите, и девочке не о чем волноваться – якобы, на небесном суде ее оправдают.
Впрочем, самой Виктории в это с трудом верилось и рисковать своей душой ей не хотелось (ведь с таким числителем несложно попасть и в чистилище). Так что Виктория смирилась с тем, что теперь ей придется вести исключительно праведную жизнь и тратить все деньги и силы на то, чтобы не угодить в ад. На еду и одежду она тратила ровно столько денег, сколько требовалось, чтобы не умереть от голода и холода, все остальное отдавала сиротам, бездомным и людям с ограниченными способностями.
Она всегда была послушной, старательной, приветливой и милой, но все равно постоянно сталкивалась с человеческими предрассудками, беспочвенными обвинениями и упреками в своем несуществующем грехопадении. Незнакомые люди ей редко верили, они считали, что такой постоянно возрастающий числитель свидетельствует не иначе как о том, что она мошенница, постоянно живущая в грехе и лжи. В то же время за все свои страдания она заслуженно получала баллы в знаменатель. Виктория была так воспитана самими обстоятельствами, что в ее мыслях никогда и не мелькали никакие корыстные мысли, злорадство, ее мысли были лишены сарказма и насмешек, пошлостей и прочей плотской грязи.
Но однажды, перевернув призму мировоззрения, она познакомилась и с другой стороной жизни. В тот вечер Виктория отправилась в ночной бар, расположенный крайне неудобно и довольно далеко от ее дома и пользующийся достаточно дурной репутацией. Простое правило: чем сложнее задача, тем больше баллов. Главное, чтобы сложный выбор был еще и адекватен. В бар она пришла, конечно, не развлекаться, а спасать отчаявшиеся души и помогать им найти дорогу домой. Она постоянно появлялась в местах, где людям периодически требуется какая-либо помощь: материальная, духовная или физическая. Поэтому ее часто принимали за очередную охотницу за баллами.
Виктория как обычно села за один из уединенных столиков у дальней стены клуба подальше от веселящихся подростков и клуба охотников за баллами.
– Привет, меня зовут Даниель, а тебя, красотка? – к задумавшейся девушке неожиданно подсел молодой человек лет 30.
– Виктория. Чем я могу Вам помочь? – девушка казалась невозмутимой.
– Ты, похоже, пришла одна. Может, составишь мне компанию сегодня ночью?
– Простите, Вы меня, наверное, за кого-то другого приняли.
Даниель, удивленно приподнял одну бровь и, усмехнувшись, спросил.
– Хочешь сказать, что ты с этими святошами заодно? – он бросил взгляд в сторону охотников. – По твоему числителю так не скажешь…
– Я не с ними пришла. Но с той же целью.
– А что ж не с ними? Не берут тебя в свою банду? – решил он проявить остроумие.
Виктория поджала губы и промолчала. Ее числитель закономерно прибавил очередной балл.
– Эй, да что такое с твоим числителем?! Ты держишь в подвале истекающего кровью и умирающего от голода своего учителя риторики?
– Нет, – терпеливо принялась объяснять Виктория, стараясь сдерживать все возможные отрицательные эмоции. – Мой числитель самопроизвольно непрерывно увеличивается. Я не делаю ничего противозаконного, – здесь стоит пояснить что слово «противозаконный» приняло несколько иной смысл со временем. А именно «против закона Божьего», так как теперь закон Божий и наказание за его нарушение были также очевидны и реальны, как уголовный кодекс. И я здесь, чтобы помочь несчастным запутавшимся душам.
– О, это я! – самодовольно заявил парень. – Я несчастная запутавшаяся душа. Я живу на острие ножа, на грани. Сегодня ночью мой числитель больше знаменателя, и никогда не знаешь, успеешь ли отыграть свое место в раю прежде, чем смерть неожиданно настигнет тебя. Но мне нравится такая жизнь, мне помогать не надо.
– Я тебя понимаю, – грустно проговорила Виктория. – Хотя мой образ жизни и вовсе не похож на твой. Только я не получаю удовольствия от того, что постоянно нахожусь одной ногой в аду. Я только и делаю, что стараюсь изо всех сил удержаться в раю или хотя бы не угодить в чистилище. Я так боюсь, что у меня не хватит сил выстоять до конца, борясь с невидимым грехом.
– Не повезло. Но ты неплохо справляешься. Не так часто можно встретить человека с такой длинной дробью. Даже у заядлых прожигателей жизни с миллиардами в банках по всему миру дроби обычно короче. Но разве можно так жить, всегда держа себя в рамках?– не услышав ничего в ответ, он воскликнул.– Нет, это немыслимо! Пошли! – он потянул ее за руку, но она отдернула свою руку.
– Куда?
– Я покажу тебе жизнь, – он отвернулся, но она не сдвинулась с места. – Не бойся, я обещаю, что послезавтра ты уже опять будешь в раю. Проживи хоть один день в свое удовольствие… если не боишься, – на его лице мелькнула кривая улыбка.
Она встала из-за стола и пошла за ним.
Даниель сел за барной стойкой. Виктория присела рядом.
– Три текилы, Бармен!
– Ого! Текила – это сразу 20 баллов. Но кому третья?
– Все три для тебя. Я плачу, – он протянул деньги бармену, и его знаменатель увеличился на один балл.
– Что? Ты с ума сошел?
– Ты слишком напряжена. Тебе нужно расслабиться сначала.
– Надеюсь, ты не пытаешься за счет меня заработать баллы.
– Если бы пытался, они бы не прибавились, согласись. Потому что в моих действиях был бы корыстный умысел.
– Тебе как обычно, Дан? – спросил бармен в клетчатой жилетке, протирая стол барной стойки. Он приветливо улыбался, но Виктория заметила в его глазах оттенок грусти. Впрочем, возможно, это была просто усталость.
– Да.
– Ты здесь частый гость? – спросила они своего нового знакомого.
– Еженедельный. Расслабляюсь после тяжелой трудовой недели…
– Развращая святош?
– Делать мне больше нечего. С плохими девочками куда интереснее коротать вечера.
– Что же натолкнуло тебя на мысль потратить вечер на меня?
– Нравишься ты мне, – прищурившись, сказал он, чем вызвал легкую улыбку у нее.
– Чем ты занимаешься?
– Да, тем же, чем и все. Торгую наркотиками, оружием и детской порнографией, – Виктория не смогла удержать свои брови, которые от удивления и ужаса уползли на лоб. – Да, шучу я, не бойся. Мне от отца досталась ферма, так что веду обычный сельскохозяйственный бизнес: продаю, покупаю, нанимаю рабочих. Самая ненапряжная работа в наше время и почти не приходится врать. А ты?
– Я работаю в больнице медсестрой. А выходные ты, значит, проводишь здесь?
– Ну, типа того. Не всегда здесь. Есть полно мест в этом городишке, где можно неплохо оторваться, если ты не зануда и не боишься прибавить пару баллов в числитель.
Повисла пауза. Виктория, кажется, о чем-то задумалась на секунду, но тут же озвучила свой вопрос.
– Зачем ты так живешь?
– Как зачем? Чтобы забыть о бесцельности существования, о вечности, чтобы не думать о том, куда мы движемся и зачем, о том, что однажды мне придется по-настоящему забыть эту жизнь, чтобы начать новую с чистого листа.
– Но у тебя есть все шансы набрать достаточное количество баллов, чтобы навсегда поселиться в раю. Твой числитель не растет каждую минуту. Ты вполне можешь наслаждаться праведной жизнью здесь и еще целую вечность там.
Правообладателям!
Данное произведение размещено по согласованию с ООО "ЛитРес" (20% исходного текста). Если размещение книги нарушает чьи-либо права, то сообщите об этом.Читателям!
Оплатили, но не знаете что делать дальше?
