Текст книги "Война Моря и Суши"

Серый что-то обдумывал:

– Так, уже неплохо. Пусть внутри тела, но талисманы при вас. Тогда следующий вопрос: кто менял талисман в последние полтора года?

Отозвался один Анджей.

Он сохранил своего хранителя в целости и даже не проглотил. Сберёг, благодаря особому свойству: навороченная модель оказалась с функцией блуждающей присоски и удерживалась на теле в любой точке. Анджей спрятал талисман, по его же признанию, там, куда не догадались запустить руки при обыске. Ребята с трудом подавили хохот. Шуметь в их положении было опасно: звук далеко разносится по пустому и плоскому, как каменный стол, альтиплано.

– У меня совсем новый талисман, – продолжал Анджей, – подарок от родителей. Они не хотели, чтобы я шёл воевать. Пришлось пойти на компромисс: я отдал все свои сбережения, они добавили деньжат и купили последнюю версию.

Выдавив из Анджея признание, сколько всё это стоило, ребята присвистнули:

– Ого! Круто! Целое состояние!

Анджей произнёс:

– Его нам прислали из Новой Японии, в стоимость вошла и срочная доставка…

– Есть надежда, что в твоём хранителе чистейший кристалл кибернита последнего поколения, – задумчиво протянул Серый.

– Я вспомнил, мой тоже куплен в это же время! – сказал Ван, родиной которого была Новая Япония. Он вербовался из университета Союза, потому не попал в подразделение с земляками.

Будущий авиаредд Валевский в волнении вскочил с места:

– Значит, если я прав, на спутник при вашем появлении в точке Силью уже могли уйти искажённые сигналы!

А теперь вникайте. Ван и Анджей, вы приметесь входить в круг сразу после того, как будет замечен спутник на подлёте. И не просто входить, но в нужном ритме. Боб, ты был барабанщиком: давай начнём прямо сейчас, только тихо: раз-раз-раз – это темп для Анджея, вошёл, пауза, вышел. Для Вана темп будет немного другой. На четверть такта они должны задержаться в Силью вместе, затем, Ван, тебе нужно не выйти – выпрыгнуть из фокуса. И так несколько раз, не меняя темпа.

– Чику-чику-паба, чику-чику-па. Чику-чику-паба, чику-чику-па… – забубнил Боб, раскачиваясь в такт и ловко отбивая ритм по бёдрам и груди.

Все услышали знакомый хит, звучавший в наушниках чуть ли не у каждого, когда о-транспорты поднимали их, героев, самоуверенных и решительных, на поверхность.

Как давно это было!

С воодушевлением решили воспользоваться этим ритмом.

Заняв позицию на камнях вокруг Силью, беглецы следили за ночным небом. С запада, со стороны океана, показалась пульсирующая искра. Искра бодро карабкалась в зенит. В хрустальной тишине холодной ночи людям казалось, они слышат звон, с которым пробирается в тропосфере искусственная звезда – посланница родного мира.

«Чику-чику-паба…»

Родина!

…Океан со вздохом смыкается над о-транспортом, принимая его в тёмные тяжкие объятия. В глубине, в недоступности чудовищных давлений, в вечном мраке и тишине, при постоянных низких температурах, висят над глубоководными течениями колоссальные ледяные глыбы: так выглядят для внешнего наблюдателя рукотворные крепости – их дом, подводные рифы. Ледяной панцирь толщиной до двадцати футов – внешняя защита рифа, его технокора, испещрённая трубками охлаждения и чуткими датчиками.

…Прапредки выплавляли в массе ноздреватой омега-пены жилые объёмы, соединяя их шахтами лифтов и тоннелями-коридорами – будущими улицами с лентами транспортёров. С тех пор искусственные рифы медленно, как и положено рифам, увеличиваются, наращивая наружные стены и расширяя жизненное пространство для седьмого поколения подводников, рождённого в комфортном и безопасном мире. Великая глубь стала домом народа Моря, его новой Родиной.

* * *

…До зенита сияющей искре осталось несколько градусов. В центр круга, отмеченного камнями древних солнцепоклонников, быстро шагнул Анджей. Согнулся, устойчиво расставив ноги, опёрся ладонями о колени.

«Чику-чику-паба…» – Ван вскочил на спину Анджея и, оттолкнувшись, выпрыгнул на край пощадки.

«Чику-чику-паба…» – прыжки Вана в круг-из-круга…

Спутник прошёл апогей и стал удаляться за вершиной горы Ильимани.

Анджей после стремительных кульбитов Вана подвигал лопатками, растёр колени. Ван подошёл, похлопал его по плечу. Обнялись.

Постепенно у всех сходила на нет эйфория, пережитая в месте силы.

Для чистоты эксперимента Серый запретил входить в круг до появления следующего спутника. Ожидалось, что до утра пролетит ещё один.

Давала знать о себе усталость, холод пробирался под жалкие синтетические тряпки, в которые приходилось рядиться на руднике. Ждали в напряжённом молчании, смотрели в небо; другого плана спасения у беглецов не было. Неумолимо приближался час рассвета.

Серый тихо совещался с Ваном и Анджеем. Если затея не удалась, отряд обречён. Думать об этом не хотелось.

Вернулись ребята, ходившие в сторону башен-кульп.

– Там это, – объяснил Хью, – я думал, есть какой-то лаз… ну, спрятаться нам. Но ничего такого нет. Придётся спускаться вниз, в заброшенное селение.

– Да, пожалуй, так будет вернее. Оставаться на виду опасно.

Следующая, предрассветная звезда торила путь к точке Силью…

* * *

С начала войны крупнотоннажный бот «Новая Европа» был переоснащён новейшим оружием и доукомплектован взводом солдат Армии Моря. Но половину команды по-прежнему составляли штатские научные сотрудники. И главная задача у корабля тоже осталась прежней: принимать и генерировать энергию, оттянутую спутниками в местах аномалий. Море контролировало все восемь особенных точек: Силью, Риф, Мод и другие, обнаруженные в Южном полушарии. Кибернит, которым напичканы спутники, этот кибернит, подобно пряхе, дёргал нить планетарного излучения, сматывал в тугой клубок и прицельно швырял в энергоприёмники кораблей слежения, вызывая коронные разряды над судном и эффект гало вокруг корпуса. Внешние испытывали почти мистический трепет, если им случалось наблюдать корабль Моря в такую минуту.

Свойство кристаллов о-киба обнаружили случайно, когда на одном из спутников нового поколения стали замечать десятикратное увеличение заряда в аккумуляторах над точкой Силью: словно спутник подзаряжался на лету. С этого момента началась новая эра Колоний, подводная цивилизация получила ещё один, хорошо засекреченный источник энергии. Аномалии считали естественными дырами – каналами для космических потоков, соединяющих все масс-объекты в Галактике, а может, и во Вселенной. Кибернит пробивал червоточины в кривизне планетарного пространства и направлял таинственные потоки туда, где их готовы были принять и аккумулировать. И поставить на службу кораблям, плавучим базам и о-транспортам, соединяющим Подводные Колонии с Надмирьем. От этого открытия до эры покорения космоса оставался один шаг, но война поменяла приоритеты в Подводных Колониях. У кибернита оказалось множество уникальных свойств, и со всем этим предстояло ещё разобраться.

…Дежурная на «Новой Европе» отслеживала на экране оптикона поступление потока из Силью. Она ритмично покачивала головой и мурлыкала навязчивый мотивчик. Время, казалось, зависло. Вечер постепенно грозил перерасти в глубокую ночь – и всё невероятно медленно, невероятно долго…

«Чики-чики-паба, чики-чики-па», – она тихо шлёпала губами, но вдруг замолчала и удивлённо уставилась на экран. Чуткие датчики зафиксировали микровспышки в аномалии, расположенной на высокогорном пустынном альтиплано. Вспышки в ритме шлягера. Сам по себе сбой ничего не значил: время от времени такое наблюдалось в разных точках силы. Но противоестественное совпадение с мелодией…

Она не поленилась сделать запрос повтора записи.

«Чики-чики-паба, чики-чики-па», – весело ответили пляшущие огоньки на экране.

«Я своим пением влияю на поток Силью!»

Девушка была мастерица находить удивительное рядом.

«Таинственная энергия отозвалась на мои мысли! А всё потому, что я нарушила инструкцию и сижу без шлема. Великая глубь, что же это было? Неужели опять случайное открытие: ещё одно свойство о-киба?»

И ещё она подумала, что теперь в её мозгах будут копаться учёные, исследуя странное явление. А её мысли с некоторых пор совсем не предназначены для общего пользования.

«Придётся сознаться в нарушении инструкции. Только бы не стали допытываться, почему я не напялила шлем. Мои волосы… так трудно выпрямлять тугие завитушки!»

Она потратила на эту работу целых два часа, а под шлемом волосы снова стали бы пушистым облаком, обрамляющим голову. Девушка вздохнула, спрятала причёску под глубокий шлем и решила подождать следующего сеанса из Силью: для чистоты данных.

«Чики-чики-паба» не повторились.

Из Силью пришёл новый сигнал: длинная вспышка – пауза – короткая. Затем сильный всплеск, словно кто-то поставил точку, и пустота, обозначавшая только одно: энергетический спутник уничтожен.

Эхо войны

«Была весна, и свои первые шаги я прошла вдоль рядов цветущей фасоли. Конечно, вы знаете прелестные цветы фасоли сортов «клио», «родео», «стелла»: алые, нежно-розовые, фиалковые, голубоватые, кремовые. Они почти не имеют запаха, но многокилометровый серпантин из этих растений наполняет изысканным и тонким ароматом Теплицу рифа.

Дорожка, на которой стояла я в возрасте десяти месяцев, звала и манила в дальние дали и, плавно закругляясь, обтекая форму Теплицы, терялась за поворотом. И я побежала, потому что поняла: прекрасный цветущий мир стоит того, чтобы увидеть его ближе! Такими были мои первые шаги. Как уверяла мама, их было шесть. Шесть стремительных шажков младенца, спешившего к своей взрослости. Недолог был этот ликующий бег. Взмахнув руками, я упала; обломанная часть стебля с алым цветком легла рядом на дорожку. Видимо, посчитав доставшееся мне сокровище самым лучшим вознаграждением за первую самостоятельно пройденную дистанцию, я больше никуда не пошла и любовалась цветком, пока не стали смыкаться сонные глазки.

В зелёном царстве Теплиц начинает ходить и говорить большинство малышей подводников, потому что мамочкам с детьми до трёх лет закон разрешает проводить там сколько угодно времени. И женщины с радостью пользуются этой чудесной привилегией, разрешённой только матерям и «одному сопровождающему лицу в дни выходных и праздников», как гласит документ. Да, на всякий случай поясню: Теплицы, гидропонные комплексы, в которых выращивается невероятное количество съедобных растений, пишутся с большой буквы – так велико их значение для народа Моря.

«Дети и цветы должны расти вместе», – улыбаются биологи-гидропоники, чародеи, посвящённые в тайну жизни растений. Они показывают гостям, в каком секторе начинается цветение. И, наоборот, закрывают проходы туда, где созревание сладкого батата, кунья, лакомых тыкв, земляники или арахиса требует тишины и покоя, чтобы потом, спустя какое-то время, снова открыть входы к грядам, окружённым спелыми плодами.

О мой родной мир! Будь я поэтом, я воспела бы твою красоту в стихах. Но, увы, я не поэт. И потому просто рассказываю тебе, читатель, о величественных рукотворных рифах на дне океанов. Вернее, о двух рифах, в которых мне повезло жить. Впрочем, немногие подводники могут сказать, что повидали за свою жизнь все мегаполисы Моря. В настоящее время наша цивилизация населяет десятки рифов, а начинался исход с шести подводных модулей. Все они послужили надёжным домом для самых смелых и предприимчивых учёных. Катастрофа постигла лишь седьмой риф, построенный через тридцать лет, уже после Первого Вдоха – первого выхода на поверхность. Не потому ли к числу шесть у нас особое отношение? А вот число семь, напротив, считается недобрым.

Первые рифы давно стали малой частью гигантских глубинных модулей современности. Первые рифы – это всего лишь два-три района, отведённые под музеи, залы зрелищ или школы. Вокруг старого ядра находятся современные жилые секторы, их окружает надёжная омега-скорлупа, рассчитанная на давление в тысячи атмосфер, но не знакомая с мощью океана. Потому что за ней расположена промышленная зона, и только потом ещё одна скорлупа – внешняя. Вот она-то и противостоит неукротимой силе приютившей нас бездны. Любовь бездны велика, она ежесекундно готова принять каждого из нас. Но пока время не пришло, мы сдерживаем её порывы: ведь подводники рождены для контроля и управления всего, что является стихийным началом и предшествует разуму. Когда же придёт час смерти рифа, о чём никто не может знать заранее, но к чему всегда нужно быть готовым, мы станем частью бездны, слившись с ней в объятиях. Это случится мгновенно – так велика её страсть. Бездна обладает колоссальной силой и разбивает все преграды на пути своей великой любви к людям, ревнуя человека к родительнице-Суше. Ведь бездне до сих пор так и не удалось породить разумное существо, повелевающее стихиями, и лишь гигантские тела морских животных, молчаливые, выносливые и ненасытные, олицетворяют её суть. До сих пор бездна проигрывала Суше. Народ Моря – как примирение, как знак равенства между ними. Мой великий народ, бездна долго ждала тебя, и приютила, и сберегла, и сделала счастливым! О Подводные Колонии, царство разума, сияющая обитель, полная роскоши и блеска!

Мир подводников, я рассказываю о твоей красоте тем, кому недоступно любоваться простором террас Новой Европы, уступами-этажами поднимающихся всё выше и выше.

В этом рифе небом являются великие Теплицы. Свет Теплиц одинаково служит людям и растениям. С любой террасы можно видеть над головой изысканную, как рукодельное кружево предков, часть ажурной сферы. За её прозрачной оболочкой радует глаз буйство зелёных зарослей. Там ходят и передвигаются на полупрозрачных подъёмниках гидропоники: все в роскошных серебряных одеяниях, с датчиками – мерцающими нимбами на головах. На земле сотни лет воображали райский сад и ангелов в нём; мне не надо представлять это – я росла среди серебрянорясных повелителей растений.

Для тех, кому трудно представить мою родину, я постараюсь описать её ещё раз и другими словами.

Наивно было бы полагать, что герметичный внутренний объём рифов делится по привычной схеме: по горизонтали и вертикали. Каждый риф – пример нестандартного решения этой задачи, и каждое решение гениально. Так, в Новой Европе нет линейной перспективы: жилое пространство закручивается по спирали вокруг ядра – сияющей сферы Теплицы. Дома расположены уступами, и крыши нижних этажей служат зелёными лужайками для тех, кто селится выше. В Новой Европе семьи не живут во внутренних квартирах-боксах, как в столице Союз: здесь каждый дом семьи имеет выход на газон. Открытая терраса, огороженная фигурным парапетом, служит и столовой, и площадкой для детских игр. Лёгкие пешеходные лесенки, соединяющие этажи, делят жилые районы на кварталы. Такси и рабочая техника скользят по направляющим, спрятанным во внешней ажурной арматуре Теплицы, и буквально спускаются с неба там, где они нужны.

А как же выглядит пространство над сферой Теплицы, спросите вы? Его внутренние объёмы заполняют офисы, больницы, университеты и научные лаборатории, детские заведения, спортивные площадки и площади-агоры, сцены и залы зрелищ – у подводников не принято смотреть фильмы в собственной квартире, это граничит с неприличием. Для этих целей вы вольны выбирать между многочисленными кафе, ресторанами и специальными залами – везде есть кубо-кубо разных размеров и степени погружения в иллюзию. Есть кубо-кубо и на площадях.

В верхней половине рифа жилое пространство тоже подчинено форме центральной сферы и обтекает её, а в зазоре вокруг прозрачного светоносного шара – царство подвижной и юркой техники, доставляющей людей и грузы. Наш мир всегда освещён Теплицей и погружается в полумрак только в ночные часы. Хвала глубоководным турбинам и антарктическим атомным комплексам: Колонии никогда не испытывали энергетический голод.

Таков мир Новой Европы, живущий по общим для всех подводников и по своим, местным, законам. Кроме привилегии гулять в Теплице с малышом, кроме давно популярной во всех Колониях игры штифт, придуманной именно здешними аборигенами, в Новой Европе вы всегда можете наслаждаться домашней едой, заранее договорившись с хозяевами дома о своём визите. Семьи этого рифа любят готовить сами, и еда становится изысканным ритуалом, собирая родных и гостей вокруг большого стола на лужайке, под сенью плодовой лианы.

Те, кто молод, не дорожа традицией, предпочитают какое-то время жить поближе к дискотекам и многолюдным агорам: перекрёсткам, объединяющим улицы-тоннели с движущимися транспортными лентами. Но потом и они возвращаются на террасы, и каждый раз задерживаются здесь всё дольше и дольше. По утрам, выходя на пробежку по каскадам широких лестниц, они кивают и машут рукой всем знакомым. А потом у них начинается лёгкая ностальгия, и, значит, пришло время искать собственную зелёную лужайку. Искать того, с кем будешь сидеть за столом по вечерам, любуясь медленным угасанием Теплицы и разноцветными огоньками ламп в двориках соседей – всё ярче, ярче и ярче становятся они в сумерках».

Планшет Зелмы коротко тренькнул, предупреждая о том, что не будет продолжать работу в ближайшие пятнадцать минут: хозяйке пора передохнуть, сменив сидение за клавиатурой на любое другое занятие.

Зелме оставалось только принять условия.

Исполнив ряд изящных и требующих силы и гибкости танцевальных па, дав работу всем мышцам, она с удовольствием растянулась на ложе и позволила себе поваляться немного: в её ежедневном графике были окна, она их спланировала, следуя собственным пристрастиям. Зелма размышляла, кто бы мог быть таинственный заказчик журнальных статей? Естественно, речь шла только о художественном тексте, воспевающем красоту мира подводников, их быт и представления. Зелма была рада этому заказу. Нет, зачем обманывать себя: она пришла в восторг. Рассказать о своей жизни – что может быть приятнее и легче? Теперь она понимала, что задание оказалось сложным. У неё не было опыта простого и, главное, на чём настаивал заказчик, – лёгкого и изящного литературного писания. Дело двигалось медленно. Привычная действительность была такой обыденной, что найти достойный внимания объект оказалось непросто. Хранительнице книг хотелось знать: кто он, заказчик? Человек из внешних? Где живёт на Суше и как живёт? На что похож его дом? Какие эмоции испытывает, вычитывая её статьи? И кто они, читатели журнала?

Первый текст понравился заказчику.

Сейчас Зелма сидела над вторым, продолжая описывать подводные мегаполисы и взяв за правило не углубляться в детали и не усложнять.

Подборка хороших фотографий рассказала бы больше, но передавать подобную информацию на Сушу запрещено. Ей пообещали, что статьи пойдут в сопровождении специально отобранных и разрешённых для внешнего пользования фотографий. Не совсем то, что надо, но лучше, чем ничего. Впрочем, при отсутствующей линейной перспективе, которой не было и быть не могло в большинстве рифов, фотографии пейзажей подводных мегаполисов походили на вычурные, совершенно искусственные декорации; размеры терялись, пространство выглядело плоским или чересчур загромождённым странными конструкциями…

Она надеется, что люди в Надмирье всё-таки проникнутся изысканной красотой Морских Колоний. По крайней мере, ей очень этого хотелось.

Суша пугала Зелму.

Суша была последним местом, где, теоретически, можно существовать, но не жить полноценно. Каждое мгновение там – это борьба за выживание, и будущее слишком многовариантно, а потому не просматривается и не прогнозируется.

Отогнав эти мысли, Зелма опять повернулась перед зеркалом, изобразила ставший классикой танцевальный этюд «Ураган» и осталась довольна тем, как послушно и пластично её тело. Она чувствовала, что оживает, что снова радуется каждому дню и все несчастья остались позади. Или почти позади…

Ник неожиданно предложил ей прогулку в Эдем – просто подарок судьбы!

Она знала, что Ник мечтал пойти туда с Катрин, но вдруг изменил своё решение. Он вообще стал другим: резким, суровым. После возвращения с войны, израненный, после хирургии и двух пластических операций, брат замкнулся в себе. Неудивительно, что его девушка была холодна при встрече и их отношения дали серьёзную трещину.

О, Эдем!

Она напишет об оранжерее, побывать в которой немного шансов: этот сад слишком дорогостоящее место для прогулок. Ник всё-таки молодец. Придётся окружить его вниманием, чтобы беднягу после всех передряг не подстерегло ещё одно разочарование и чтобы ему не было одиноко на весёлой вечеринке.

Зелма слегка помедлила перед гардеробом и сделала выбор: уложила в сумку пышную юбочку разумной длины, перчатки с обрезанными пальцами в тон, бижутерию, которая окружит её сиянием мерцающей пыли, чёрные гладкие волосы обнимет обруч с витиеватой, как на вензелях, ажурной вязью «Даугава» – её второе имя. Выходить за стены бокса она будет в лосинах, мягких сапожках и невесомой, уютной меховой дохе лилового цвета: снаружи свежо, холодные потоки воздуха высвистывают лихие песни. Служба «Три-эс» напрягла воздуходувы, устроив шквал с завыванием ветра. По сообщениям, на центральном стадионе состоялась сильная метель со снегом. Младшие дети, особенно те, кто видел бурю впервые, поражённые, с визгом и в невероятном возбуждении метались по льду в снежных вихрях. Они то смело бросались навстречу ветру, то отворачивались и растирали озябшие руки. Они теряли шапочки, хватались друг за друга, некоторые в непритворном волнении ползли по льду к трибунам, преодолевая потоки ветра, – кутерьма стояла невообразимая.

О этот Союз, здесь ещё и не такое бывает!

Зелма подумала, что вот он – ещё один новый сюжет. Только будет ли это интересно тем, для кого бури и ураганы – грозная реальность?

Ник заехал на такси с водителем.

Зелма сначала приняла это за расточительство, но, когда выходили в портале, ведущем в оранжерею, убедилась, что без помощи водителя брату пришлось бы нелегко: такси не предназначены для… Нельзя упоминать об этом при Нике, она не хочет омрачать его настроение.

Эдем встретил теплом и ярким, как в Надмирье, светом слегка желтоватого спектра. После продуваемых холодных площадей столицы, развлекающейся по-зимнему, в пространстве, заполненном растениями, чувствовалась повышенная температура и влажность. Впрочем, вскоре ощущение влажности прошло, и гости радостно встрепенулись, видя изобилие цветов, невероятно густые заросли и настоящие деревья с толстыми стволами и шершавой корой.

Легконогой бабочкой, окружённая светящимся роем мерцающей пыли, Зелма выпорхнула из дамской комнаты и теперь ловила на себе взгляды мужчин и женщин.

Высокая дама, приветствовавшая гостей, горделиво держала крупную породистую голову с причёской «флёр». Она тоже одобрительно взглянула на Зелму, затем, со смыслом, – на стоявшего рядом молодого мужчину с блестящим взором. Дама оторвалась от его локтя и пригласила всех совершить увлекательное путешествие по Эдемскому саду. Нарядные гости, предвкушая весёлую вечеринку, вереницей потянулись следом за устроительницей прогулки. Их оживлённые разговоры и смех глушила растительность, тесно обступившая пешеходную тропинку.

Ник держался молодцом.

По молчаливому сговору они старательно играли каждый свою роль в печальной пьесе с условным названием «Всё будет хорошо». Но Зелма видела, как лоб брата покрылся бисеринками пота, когда извилистая тропка стала резко подниматься вверх, серпантином огибая красоты Эдема.

* * *

…В тот воскресный вечер Марку удалось вытащить Валевского в «общество» – так иронично инсуб отзывался о бизнесе своей матери.

Мадам Анна Эйджи, с замашками светской львицы, манерная и амбициозная, арендовала оранжерею и устраивала пикники для всех, кто способен был оплатить роскошное предложение провести несколько часов под сенью деревьев в окружении цветущих азалий и гортензий.

– Вот он какой, Эдем! – только и сказал Арт, впервые попав в райский уголок.

И оглядывался вокруг, любуясь альпийскими горками, хлопотливыми ручейками, струящимися из вычурных ваз, мощёными дорожками, плавно обтекающими причудливые садовые скамьи.

Прогулочные оранжереи не бывают огромными, но неведомый ландшафтный дизайнер, явно человек незаурядный, мастерски создал иллюзию глубины пространства, выжав из предоставленной ему территории всё, что можно. Оставалось только наслаждаться видами и ароматами великолепного сада.

Валевский не спеша брёл позади всей компании, оставив Марка Эйджи, распустившего плавники перед двумя подружками. Сияющее радугой око инсуба прицельно выхватило блондинку и шатенку из числа красивых женщин, и девушки немедленно были втянуты в орбиту обаяния Эйджи.

Перед Артом, отстав от остальных, двигалась пара: какой-то хмырь вёл изящную девушку в юбке болеро, подчёркивавшей тонкую гибкую талию. Не все женщины решались носить такой фасон, хотя на этой вечеринке девушка в болеро отнюдь не единственная…

Валевский отвлёкся на разглядывание филигранных жуков и насекомых, искусственных жителей естественных зелёных зарослей, и вскоре забыл об этой паре.

«Светское общество», которое собрала Анна, – больше двадцати мужчин и девушек, – завершив прогулку, расположилось в просторной беседке-патио, ограниченной полукругом колонн с решётками, сплошь увитыми буйно цветущим клематисом.

Мебель заменяли четыре широкие, сияющие безупречной белизной ступени, амфитеатром спускавшиеся к пятачку газона с танцполом посредине. На ступенях было удобно сидеть и возлежать, придвинув к себе поднос с напитками, и заодно любоваться стройными ножками молодых женщин.

Пара прелестных ножек продефилировала близко от разомлевшего в праздности Арта; затем их хозяйка развернулась так, что сухим шелестом отозвалась юбка, и в поле зрения Валевского снова оказалось миловидное лицо девушки, шедшей по Эдемскому саду в последней паре.

– На вашем подносе только вода? – удивилась она. – Я хотела взять у вас «Шторм». Не для себя, конечно, я не клеюсь к мужчинам, да ещё так примитивно… – она говорила быстро, и казавшееся естественным смущение очень шло ей. – Мой брат попросил. Наверное, один вы трезвый на этой вечеринке?

– Ну, это потому, что я знаю главный секрет: все воскресные дни быстро кончаются.

Валевский с удовольствием снизу вверх разглядывал темноглазую незнакомку.

То, что спутник – брат незнакомки, а не её дружок, подняло градус настроения аналитика. Вечер действительно обещал быть удачным.

Насчёт «Шторма» – пойла, употреблять которое можно с одним «но»: весёлый «Шторм» не пьют в одиночку. Возвращение в нормальное состояние возможно только группой, одного просто не обслужит камера-биосин, и последствия будут самые ужасные, лучше не пробовать. Все увеселения быстро обрастают разными ритуалами, так случилось и со «Штормом»: одалживать друг у друга спиртное с недавних пор стало модным. Но даже мода не возникает из ничего. Просто группа из двенадцати собутыльников быстрее подвергалась биохимической очистке. Главную роль играл факт, что пили вместе, а не поодиночке, – опять юмор производителей. Вторая причина лежала в области трансцендентальной: считалось, что нализаться из двенадцати пузырей – особый кайф, и даже больше – такого полюбит удача.

Получается, Арт невольно подвёл кого-то, кто очень хотел плеснуть в свой стакан из его бутылки.

Он виновато развёл руками.

– Я тоже пью только воду, – ответила девушка и улыбнулась. – Бедный, бедный Ник, как ему не повезло с нами! – она засмеялась и убежала к брату, сидевшему неподалёку.

«Заботливая сестричка!» – хмыкнул Арт.

Парень повернулся, скосил глаза в его сторону, и Валевский заметил свежий след от ожога, прикрытый высоким стоячим воротником рубашки.

«Вот оно что: братец-то с поверхности, из горячей зоны!»

Стало объяснимым неподвижное выражение лица у этого типа, так выглядит совсем свежая пластическая хирургия. А кроме того, несчастный ещё не привык управляться с протезом ампутированной до середины бедра ноги.

Из-за деревьев вырулил Марк. Он поддерживал двух уже весёлых девушек и говорил о войне, вернее, о её причинах.

– На заре образования Колоний, девочки, Декларация прав колонистов узаконила личное право каждого вернуться на Сушу в любое время, – рокотал сочным баритоном Марк, словно рассказывал поучительную сказку, и при этом умудрялся лапать своих спутниц. Он претендовал на роль знатока Всемирной истории в глазах длинноволосой красотки, локоть которой прижимал к своему боку особенно ревностно.

– В случае провала дерзкой идеи было важно, чтобы потомки могли вернуться на историческую родину, туда, где жил первый прапредок. Закон приняли навечно.

– Я всегда думала, это само собой разумеется… – протянула длинноволосая.

– И не только ты так считаешь, дорогая. Не помню случаев возврата на Сушу, но каждому важно знать, что он всегда может сделать этот шаг, – мурлыкал инсуб.

– И теперь внешние хотят отменить закон?! – девушка прищурилась. – Мерзавцы! За-то-пить их города!

– Они уже фактически отменили его двадцать лет назад. А их города нам не нужны, дорогая. На Суше свирепствуют ветры, бури, холод и зной, остаточная радиация, микробы и вирусы…

– Да, да, вирусы! Пошли они все в бездну со своим вонючим загаженным воздухом и грязью на подошвах! Так зачем нам сдалось их Надмирье? – длинноволосая уже почти висела на руке Эйджи, но ответ ей нужен был позарез.

– Что ты, внешние пытаются ограничить нас в правах. Если не дать отпор, они начнут наступать на Колонии! А мы сильны, но уязвимы, – возразила блондинка, которая была немного трезвее. Но Марк всё равно благоволил не ей.

– Я хочу во-е-вать! – заявила длинноволосая, рыча и впиваясь коготками в инсуба.

Блондинка отлепилась от сладкой парочки, упав на скамейку, а двое скрылись за ближайшим поворотом дорожки, причём Марк успел подмигнуть Арту.

Музыка стихла.

Анна Эйджи, умело заправляющая тусовкой холёных кавалеров и девиц из когорты хорошо оплачиваемых служащих, выступила в центр лужайки. В одной руке она держала бокал, в другой – полную бутылку. Громко, чтобы быть услышанной дюжиной гостей, не спешивших уединиться за альпийскими горками, она произнесла:

– Вечерние новости сообщили: войска Подводных Колоний одержали ещё одну победу. Скоро внешние поймут, с кем имеют дело! Девушки, наполним бокалы и выпьем этот прозрачный, как чистые воды, «Шторм» за наших мужественных ребят!

Глядя на кучку оживлённых женщин, сгрудившихся с бокалами вокруг Анны, парень с протезом вдруг отчеканил:

– Если чьи-то родственники участвовали в сегодняшней операции в Индонезии, самое время поднять чарку за упокой!

– Ник, умоляю! – взмолилась темноглазая девушка.

Парень принялся неуклюже вставать со ступеней. Протез не слушался, искусственная ступня скользила по гладкому покрытию. Арт оказался рядом и подхватил беднягу, не дав тому упасть. Девушка благодарно кивнула и сказала шёпотом: