Текст книги "Рождество на Кузнецком мосту. At Christmas on Kuznetsky bridge. Премия им. Н.В. Гоголя / N.V. Gogol award (Билингва: Rus/Eng)"

3. Чаепитие

Зима… «Мороз и солнце»55
  Из стихотворения А. С. Пушкина.


[Закрыть].

Пётр Сергеич Мирный шёл по главной аллее своей больницы. Вчерашняя метель замела почти все дорожки, по которым обычно прогуливались «ходячие» пациенты. Снег скрипел под ногами. Всё было хорошо, но странное предчувствие чего-то нехорошего не давало ему покоя.

Внезапно кто-то догнал Петра Сергеича и хлопнул по плечу:

– С днём рождения!

Пётр Сергеич обернулся:

– А, Миша, спасибо-спасибо! Отметим в обед обязательно!

– Кого звать-то будешь?

– Да как обычно: тебя, заведующую, медсестёр, ну и из морга наших. Часов этак в…

– Придём! И с собой к «чаю» принесём что-нибудь вкусненькое!

Пётр Сергеич подошёл к двери в хирургический корпус, и дежавю промелькнуло перед глазами – по утрам он вздыхал, представляя, что открывает её в очередной день своей жизни, которая с каждым разом лишь укорачивается. В тот день открывать дверь совсем не хотелось – он стал старше на год, чёрт возьми!

Набросав краткий план и пригласив коллег зайти к нему в ординаторскую на «чаёк» в обед, Пётр Сергеич отправился на обход больных.

Старушка из третьей палаты была совсем плоха.

«Выписать её, что ли?» – подумал он.

А вот в палате №4 у Петра Сергеича внезапно защемило сердце. Одна из кроватей пустовала. Он собирался спросить медсестру, куда подевалась больная, но потом вспомнил, что вчера её перевели в другое отделение.

«И слава Богу!» – подумал Пётр Сергеич и даже, наверное, перекрестился бы, если бы не рядом стоящая медсестра. Он вновь взглянул на пустующую кровать, тщетно пытаясь вспомнить, почему именно она вызывает в нём странные ощущения, аналогичные дежавю.

– Что-то не так? – взволновалась медсестра, которая боялась потерять прибыльное место работы в его отделении.

– Нет-нет, Ириша. Я просто задумался.

Когда все собрались «чаёвничать» и заведующая поднялась, чтобы произнести тронную речь, дверь в ординаторскую внезапно открылась, и на пороге появилась больная из третьей палаты:

– Простите, пожалуйста, но… старушка… она умерла, кажется…

«Вот чёрт! Не успел выписать!» – мысленно буркнул Пётр Сергеич и снова отчего-то поймал себя на ощущении дежавю.

Заведующая мгновенно опустошила стакан и сухо прокомментировала:

– Если умерла, то и подождёт немножко. Не видите, у нас совещание?

Больная из третьей палаты послушно кивнула и закрыла за собой дверь, но тут же зазвонил телефон. Охранник с проходной доложил, что к Петру Сергеичу пришла некая Надежда, и поинтересовался, что с ней делать? Пустить?

«Только её мне тут ещё и не хватало!» – недовольно пробурчал про себя Пётр Сергеич. Надежда была его тайной любовью и, действительно, последней надеждой, которую он ото всех прятал, в том числе и от своего родного коллектива.

Заведующая являлась близкой подругой его жены, поэтому Пётр Сергеич совсем не хотел видеть Надежду у себя на работе. Ни сейчас, ни когда бы то ни было вообще. Тем более, они договорились: он заедет к ней вечером после «чаепития», если же, конечно, будет в адекватном состоянии, чтобы вести машину.

– Не надо пропускать! Это моя бывшая пациентка. Я сейчас сам подойду…

Спускаясь по лестнице, Пётр Сергеич почувствовал, как сердце заныло сильнее. И в дверях на первом этаже он внезапно остановился, столкнувшись с девочкой лет двенадцати, невысокого роста с растрёпанными, слегка завивающимися тёмными волосами и огромными чёрными глазами. На её ресницах блестели снежинки…

«Опять снег!» – подумал Пётр Сергеич и невольно содрогнулся, а вслух зачем-то произнёс привычное:

– Посещение больных с пяти до семи…

Девочка продолжала молча гипнотизировать Петра Сергеича взглядом, будто бы она пришла именно к нему, а не навестить кого-то.

– Вы к кому? – почти шёпотом спросил он.

Девочка молчала. Она выглядела бедной – старый полушубок, который ей явно мал, чёрная длинная юбка, вероятно, доставшаяся по наследству от старшей сестры, стёртые сапожки. И ещё у неё почему-то отсутствовали варежки и шапка…

Петру Сергеичу вдруг показалось, что он видел эту девочку раньше. Туманное дежавю преследовало его с самого утра.

«Эти глаза уже смотрели на меня, эти же ресницы, брови. Господи, да где же я её видел? Только нос не такой… Стоп! А какой нос я имел в виду? Что стало с моей памятью?! Неужели я так стар? Почему она молчит? Как она сюда попала?» – размышлял он.

– Пётр Сергеич! – раздался сверху голос заведующей. – С проходной звонили! Сказали, что Надежда Ваша не может больше ждать – уходит! Возвращайтесь!

– Да-да, иду, – откликнулся ещё заворожённый видением хирург.

Девочка продолжала пристально смотреть ему в глаза, и… внезапно он вспомнил! Ужас отразился в его зрачках. Девочка покивала головой и… мгновенно исчезла!

Заведующая спустилась по лестнице к юбиляру, который держался рукой за сердце, и удивлённо спросила:

– Вам плохо?

– Это была пустая кровать её матери… Ровно год назад…

– Чья кровать? Чьей матери? Вы выпили, друг мой, всё пройдёт!

– Я был пьян ровно год назад и зарезал её мать на операционном столе! Как я мог забыть?!

– Пётр Сергеич, что это такое Вы на себя наговариваете! Разве Вы выпиваете на работе?! – засмеялась заведующая и, взяв его под руку, повела в ординаторскую продолжать «чаепитие»…

27 мая 1990

Tea Drinker

«Oh, winter… Frost and Sun…»66
  Famous words from A.S. Pushkin poem about winter.


[Закрыть] thought Dr. Rip77
  R.I.P. – rest in peace, it was usually written on the grave stones.


[Закрыть], walking along the main road of his hospital. Yesterday’s blizzard snowed almost all the paths that his patients usually strolled. The snow crunched underfoot. Everything was fine, just a strange premonition of something bad haunted him.

Suddenly, someone caught up with Dr. Rip and clapped him on the shoulder.

«Happy Birthday!»

Dr. Rip turned around.

«Oh, Michael, thank you!» he said. «Let’s celebrate it at lunchtime!»

«Who are you going to invite?» Michael wondered.

«As usual: you, the Head of our Department, nurses, well, someone from morgue. At about half past…»

«Deal! We’ll be there with something delicious for „tea“!»

Dr. Rip came to the door to the surgical building, and deja vu flashed in front of his eyes – every morning, he used to sigh, imagining that he was opening the door to the next day of his life, which each time got only shortened. That day he didn’t want to open it at all, since he became a year older, damn it!

Having sketched out a brief plan and inviting colleagues to come to the staff room for «tea» at lunchtime, Dr. Rip went to make his rounds of the patients.

The old woman in the ward No. 3 was really bad.

«Should I discharge her?» he thought.

In ward No. 4, Dr. Rip’s heart suddenly ached. One of the beds was empty. He was about to ask the nurse where the patient had gone, as he remembered that yesterday she had been transferred to another department.

«Thank God!» thought Dr. Rip and probably would have crossed himself, if not for the nurse, standing next to him. He glanced at the empty bed again, trying in vain to remember why it was causing him a strange sensation, similar to deja vu.

«Is something wrong?» agitated the nurse, who was afraid of losing her lucrative job in his department.

«No, no, Irene. I’ve just lost in my thoughts.»

When everyone gathered for the «tea party», the Head of their Department got up to make the throne speech, as the door to the staff room opened suddenly, and a patient from the ward No. 3 appeared on the threshold.

«Excuse me, please… The old lady… She seems to be… dead…»

«Damn it! I didn’t manage to discharge her in time!» Dr. Rip muttered mentally, and again for some reason, he caught himself feeling a deja vu.

«If she died,» the Head of the Department instantly emptied her glass and commented dryly, «she can wait a little longer. Can’t you see we’re having a meeting?»

The patient from the ward No. 3 nodded obediently and closed the door behind her, as the phone rang. The guard at the entrance reported that a certain Miss Hope had come to Dr. Rip. The guard asked what to do with her, to let her in or not.

«Only she is still missing here!» Dr. Rip muttered to himself, being displeased.

Miss Hope was really his last hope to be loved indeed, which he hid from everyone, including his hospital team. The Head of the Department was a close friend of his wife, so Dr. Rip didn’t want to see Miss Hope at his work at all. Not then, not ever. Moreover, they had agreed, he would pick her up in the evening after the «tea party», if, of course, he would be in adequate condition to drive.

«Don’t let her in! She is my former patient. I’m coming down myself.»

Descending the stairs, Dr. Rip felt his heart ache harder, and in the doorway on the first floor, he suddenly stopped, colliding with a girl of about twelve, short in stature with disheveled, slightly curling dark hair and huge black eyes. Snowflakes glittered on her eyelashes.

«My Lord, it’s snowing again!» thought Dr. Rip, involuntarily shuddering, and for some reason said aloud the usual,

«Visiting hours are from five to seven…»

The girl continued to silently hypnotize Dr. Rip with her gaze, as if she had come to see him, not to visit some of his patients.

«Who are you looking for?» he asked almost in a whisper.

The girl kept silent. She looked poor, wearing an old sheepskin coat, clearly too small for her, a black long skirt, probably inherited from her older sister, and worn boots. Besides, she had neither mittens nor a hat for some reason.

It suddenly seemed to Dr. Rip that he had seen that girl before. A hazy deja vu had haunted him since morning.

«These eyes have already looked at me, the same eyelashes, eyebrows. Lord, where have I seen her before? Only the nose was not like that… Stop! Which nose did I mean? What happened to my memory?! Am I that old? Why is she silent? How did she get here?» he pondered.

«Dr. Rip!» the voice of the Head of the Department came from above. «The guard from the entrance called! Your Hope can’t wait anymore! She’s leaving! So come back!»

«Yes, okay, I’m coming,» still mesmerized by the vision, Dr. Rip responded.

The girl continued to stare at him intently, and… suddenly he remembered! Horror reflected in his eyes. The girl nodded her head and instantly… disappeared!

The Head of the Department went down the stairs to the jubilee, who was holding his hand over his heart.

«Are you okay?» she asked in surprise.

«It was her mother’s empty bed… Exactly one year ago…»

«What bed? Whose mother? You’re a little drunk, my friend, it’ll pass!»

«I was drunk exactly a year ago and stabbed her mother to death during the surgery! How could I forget it?!»

«Dr. Rip, what the hell are you talking about yourself! Do you drink at work?!» the Head of the Department laughed and, taking him by the arm, led him to the staff room to continue the tea party.

May 27, 1990

4. Бабушка

«Наконец-то!» – воскликнула бы бабушка, которая жила и умерла в Париже, – я прилетела в Шарль-де-Голль в воскресенье в полдень, чтобы насладиться Парижем и… да, так тоже бывает! – умереть в нём.

Это решение я вынашивала уже давно, холила и лелеяла, как мать ребёнка, поскольку чувствовала себя совершенно никому не нужной, включая объект моей любви. Умереть в Париже, городе Любви, из-за её ненахождения – чем не сюжет для романа? К тому же моя бабушка мечтала, чтобы однажды я побывала в её любимом городе, и мне хотелось исполнить бабушкину мечту, пусть даже для неё и посмертно…

Погода стояла солнечной и тёплой. Подъезжая к отелю, я заметила мост, по которому проходило скоростное метро RER, почти как в фильме «Последнее танго в Париже»…

На следующее утро мне предстояло оказаться у Гран Опера, откуда начинались все групповые экскурсии. К счастью, в номере я обнаружила карту и, несмотря на заверения консьержки, мол до Гран Опера столь далеко, что без метро не обойтись, проложила собственный маршрут – пешком город проще прочувствовать!

Чуть отдохнув, я решила прогуляться и дошла до огромного железнодорожного вокзала Gare du Nord, но затем перепутала улицы и, видимо, направилась не в ту сторону, в результате чего заблудилась. В тот отчаянный для меня момент (я же не знала французского!) произошло нечто странное – мгновенно поменялось небо: сбежались тучи, исчезло солнце; и резко похолодало. Невольно съёжившись, я огляделась по сторонам и увидела в толпе… свою бабушку!

Не может быть! Неужели она эмигрировала в Париж, инсценировав свою смерть?!

– Ба! – воскликнула я, подбежав к ней.

Бабушка, вся в чёрном, подобно монахине, хотя в её руке вместо чёток и поблёскивала связка ключей, подала мне знак следовать за ней.

– Ба, послушай, но ведь два года назад… разве ты… не умерла?! Ты что, живёшь здесь? – не унималась я.

«Тсс!» – цыкнула она и продолжила путь.

Я поняла, что расспрашивать бесполезно, – бабушка славилась характером железной леди, и послушно побрела за ней, по ходу движения с любопытством первооткрывателя глазея по сторонам.

Чем дальше мы отдалялись от места встречи, тем более странным казалось мне происходящее. Вот, например, люди на улице… Во-первых, их было слишком много. То есть неестественно много. Во-вторых, бросалась в глаза их одежда: кто-то шагал в лохмотьях, кто-то – в мехах, но большинство – в разнообразных театральных костюмах. Мимо меня проплывали дамы и рыцари Средневековья, повсюду шныряли грязные, как трубочисты, рогатые и хвостатые черти, периодически то здесь, то там мелькали клыкастые вампиры со следами крови на губах… Я решила, что в городе – карнавал, но меня смущали лица актёров – в них чувствовалось нечто противоестественное. Да и зловещее небо в свинцовых тучах придавало происходящему привкус дьявольщины. Слава Богу, фонари уже зажглись, правда, чем дальше мы брели, тем туманнее становилось вокруг.

Вскоре бабушка свернула в узкую улочку, мощёную камнем, которая от нахлынувшего тумана окрасилась в серо-голубые тона. В конце улицы находился небольшой бар. И я, следом за бабушкой, зашла внутрь.

Там было полно народу, но откуда столько… чертей?! Вокруг почти каждого гостя кружилось как минимум двое хвостато-рогатых, что-то нашёптывающих тому в оба уха. Вульгарные полуобнажённые женщины с рожками поменьше танцевали у столиков и вальяжно расхаживали по заведению. Моя бабушка в одежде монахини, смотревшаяся на их фоне совершенно дико, не обращая ни на что внимания, молча провела меня в дальний угол к седому падре, сидящему в одиночестве за столиком у окна со свечой и псалтырью. Падре жестом пригласил нас присесть рядом.

– Здравствуйте, – произнесла я, пытаясь разрушить затянувшееся молчание. – Что здесь происходит?

Падре достал из холщовой сумки, висевшей на стуле, какой-то свиток и протянул его мне без комментариев.

Я раскрыла свиток и обнаружила… Да нет! Такого не может быть! Происходящее со мной – сон!!! На левой половине свитка в графе «Минуса» прямо на глазах друг за другом проявлялись мои нехорошие поступки и мысли, записанные кем-то чёрными чернилами, а справа – в графе «Взаимозачёт» – красными чернилами проявлялось нечто, аннулирующее указанное слева.

Я зависла над свитком и по мере просмотра обращала внимание на даты каждого пункта слева и справа – иногда разница между ними составляла годы! Не вызывало оптимизма и то, что даже малейшая негативная мысль слева требовала, на мой взгляд, совершенно несопоставимых жертв справа! А ещё – открытие! – в качестве платы за мои злодеяния указывались благие поступки и молитвы не только бабушки, которая привела меня сюда, но и совсем далёких предков…

Мне стало страшно, но я не могла остановить просмотр и в итоге уткнулась в жуткий финал: предпоследняя запись слева перечёркивалась обетом молчания бабушки – так вот почему она молчит! – но моё решение умереть в Париже перечеркнуть справа было совершенно нечем! Внизу, под последним пунктом, шёл обратный отсчёт времени.

Я положила свиток на стол и сжала голову руками, но почувствовала жуткий холод за спиной. Обернувшись, я увидела висельника. Он пытался снять петлю с шеи, но ничего не получалось.

– Один раз затянул – и до скончания века вешаться! – пожаловался мне висельник и упал на колени перед падре. – Помолитесь за меня, святой отец! Я устал таскать её на себе! Два века ношу, а всё – как вчера! И каждую полночь она удушает меня снова и снова! Я так долго Вас искал, падре! Сжальтесь надо мной! На Библии клянусь: я совершил массу добрых дел за 200 лет! Мне сказали, что Вы – самый сильный в вопросах отмаливания самоубийц!

Падре кивнул, перекрестив его шею, и висельник тут же исчез. А я бросила очередной взгляд на обратный отсчёт своего земного времени – оставалось 7 дней. Да-да, как я и планировала. Но провести на Том Свете 200 лет, подобно висельнику, – совершенно не входило в мои планы!

– Падре, – обратилась я к священнику и кивнула на свой последний пункт. – Я не буду этого делать…

Падре посмотрел на меня с грустью и развёл руками.

Обратный отсчёт времени в злополучном свитке не прекратился – часы продолжали играть против меня!

– То есть… Вы хотите сказать, что моё решение остаться жить не повлияет на дату моей смерти?! – воскликнула я. – И через 7 дней меня уже не будет на Земле?!!

Я взглянула на бабушку в поисках спасения, но та по-прежнему молчала. Я вздохнула, задумалась, а затем подытожила:

– Получается, вы позвали меня к себе, чтобы я успела сделать что-то хорошее за оставшиеся мне 7 дней и ушла отсюда «в точке нуля», без «минусов»?

И бабушка, и падре кивнули в знак согласия.

– Но что же я смогу сделать здесь, в Париже? В чужом мне городе, когда я даже не знаю французского!!!

При мысли о своей беспомощности у меня сжалось сердце. Бабушка развела руками, что, судя по всему, означало: «Дорогая, придумай что-нибудь сама!»

***

Я проснулась от телефонного звонка – по моей просьбе горничная разбудила меня утром. Умываясь, я так и не вспомнила, как вернулась накануне в отель, однако встреча с бабушкой и падре отчётливо стояла у меня перед глазами и, видимо, запомнится мне на всю оставшуюся жизнь. Конечно, как я выяснила уже потом, в городе не проходило никаких карнавальных мероприятий. Возможно, бабушка провела меня в Параллельную Реальность? – так бывает, когда человек находится на грани между жизнью и смертью, и дверь между мирами приоткрывается…

«Но… что же мне делать? – судорожно размышляла я. – Как совершить столько добрых дел, чтобы…?»

Сначала я подумала, что групповые экскурсии теперь отменяются, но я не знала французского, а с экскурсоводом и соотечественниками можно общаться на одном языке, – вдруг кому-то из них потребуется помощь, и я – тут как тут!

Все эти 7 дней, в течение которых я продолжала видеть Оба Мира одновременно, по утрам я примыкала к туристической группе у Гран Опера и, несмотря на её малочисленность, будучи предельно внимательной к каждому, смогла совершить массу маленьких добрых дел неожиданно для себя самой. Казалось бы, чем помочь богатым людям на их красивом отдыхе в Париже, когда у них и так всё есть?