Текст книги "Первый удар"

Александра Лисина
Первый удар

Пролог

В чужом храме не ищи своего бога.

Для этого есть душа.

Совет священника

– Ну вот, дождались, – странным голосом сказал Фаэс, откладывая в сторону срочную депешу. – Радуйся, Гай, недолго тебе осталось грустить.

Я обернулась от окна, сквозь которое рассеянно изучала царящую во дворе Гильдийного дома суету, и невесело хмыкнула.

Грущу, он сказал? Что ж, возможно, и так. В последнее время я так часто стала задумываться, что со стороны действительно могло показаться, что действительно грущу.

За прошедший месяц в Фарлионе многое изменилось. Смертоносный Харон перестал быть средоточием мрака; укрывавшая его сплошной пеленой зловещая аура погасла; Печати были взломаны, древние алтари – разрушены, а работы для рейзеров поубавилось.

Конечно, это не значило, что Твари исчезли совсем. Просто нежити стало меньше, она перестала нападать на людей стаями. Лишившись твердой руки Хозяина, она стала вялой, растерянной и больше не доставляла серьезных проблем. Тем более что всех старших и высших Тварей безвозвратно уничтожили высвободившие свою силу Печати. А если кто и остался не пришибленным, то зарылся в такие глубокие норы, что мы о них даже не слышали.

И когда это стало ясно даже самым отпетым скептикам, рейды в Харон участились, опасность их снизилась на порядок. Количество смертей среди охотников скатилось к нулю, а вот добычи, наоборот, поуменьшилось. Просто потому, что теперь Твари не стремились набрасываться из засады – их в кои-то веки приходилось искать, выманивать, подстерегать. А затем с веселым смехом забивать, не в силах поверить, что когда-то эта истошно воющая гадость наводила ужас на окрестные земли.

Фаэс был счастлив. Рейзеры довольны. Казна перестала рассеиваться с ужасающей скоростью. Во всех шести крепостях очень долго царило недоумение вперемешку с недоверчивой радостью, которая постепенно, медленно, но переходила в восторженные возгласы и торжественные салюты, от которых что ни ночь, то загоралось небо Фарлиона.

Люди наконец увидели окончание этой бесконечной войны. Они наконец почувствовали, что могут… и обязаны добить всех Тварей, которые еще остались! Они воодушевились. Вспомнили, что, помимо крови и скорби по погибшим, в жизни есть место для радости, гордости за свою работу и удовлетворения при виде того, как стремительно меняется к лучшему Фарлион.

Уже не раз и не два я слышала на улицах, что в Долину вернулись знаменитые фарлионские коты, которых много лет считали погибшими. То здесь, то там люди видели громадных кошек, ожесточенно расправляющихся с самыми опасными Тварями Харона. С их приходом лес неуловимо изменился – утратил пугающую ауру угрозы, перестал выглядеть, как озлобленный и голодный зверь. В нем стало легче дышать, деревья прекратили закрывать небеса своими ветками, сквозь их кроны впервые за много лет начало пробиваться утреннее солнце. А внизу, где раньше мог выжить только неприхотливый мох, все быстрее подрастала зеленая травка, все чаще можно было заметить самых обычных кузнечиков, все увереннее сновали лесные мыши. А из ветвей слышалось робкое пение возвращающихся птиц.

Что же касается нас, то отряд Фантомов нежданно-негаданно увеличился на две боевые единицы: Дей и Рорн, стоило нам вернуться в Нор, в первый же вечер заявились ко мне и попросили взять их в команду.

Я хмыкнула: мне-то казалось, нас начали подозревать черт-те в чем. В последний рейд парни вообще будто воды в рот набрали. Дей так уверенно и ловко провел над нами грозу, а потом так выразительно молчал, что я решила – все, сговорились, птенчики, и назавтра же явятся к Фаэсу, требуя подвесить меня на дыбе, чтобы выпытать, каким таким способом я умудряюсь вскрывать эти долбаные Печати. А они – фигу, захотели войти в долю. То ли любопытство уже съедало их живьем, то ли еще чего. Но, поскольку я уже обещала Дею, что хотя бы часть тайны ему открою, то не послала сразу к Айду, а сначала отправила к Фаэсу. Про себя гадая, сколько милых и душевных фраз он скажет предателям-рейзерам, решившим следом за Локом бросить его уютное гнездышко.

Однако Фаэс тоже изумил меня до невозможности, потому что не прогнал этих обормотов в шею, а заявился ко мне и грозно спросил, а не шутка ли это? Я честно ответила, что если и шутка, то точно не моя, на что он сердито сверкнул глазами и протянул две свеженаписанных грамоты, на которых были указаны имена его «беглецов», но где пока еще не имелось названия команды, которая согласилась их взять.

Тем же вечером мы с Тенями собрали военный совет и после недолгого обсуждения решили сказать ребятам правду. Предварительно, конечно, взяв с них клятву молчать до скончания дней. И уж если они после этого захотят остаться, рискуя шкурами ради моей сомнительной персоны, то тогда – да, возьмем.

И что вы думаете?

Они согласились! Причем Дей заявил, что теперь понимает, почему мы так легко управились с Печатями. Более того, сообщил, что готов следом за Локом принести клятву верности! После чего мне оставалось только развести руками, печально вздохнуть, покоситься на Теней и… снять из вредности маску.

Над выражениями их лиц мы, признаюсь, смеялись долго и с удовольствием. А потом еще недели две гнусно измывались, потому что такой смеси изумления, растерянности, непонимания и стыдливости я еще в жизни ни у кого не встречала. Даже Тени позволили себе мерзкие намекающие смешки, а оборотни вообще со смеху покатывались, когда первое время наши новые напарники шарахались от меня при каждом удобном случае.

Но потом все постепенно наладилось. Мы сходили вместе в пару-тройку рейдов, и они сообразили наконец, что в наших отношениях абсолютно ничего не изменилось. После этого все вздохнули с облегчением. Научились обходиться друг с другом, как раньше. Затем постепенно переселились к Берону, который ужасно гордился такой честью. И надели надоевшие мне до зубной боли маски, став уже не просто рейзерами или вольными охотниками, а Фантомами. Призраками. Самыми известными личностями в Норе и, наверное, во всем Фарлионе.

Теперь нас узнавали издалека. С нами здоровались совершенно незнакомые люди. И, кажется, считали какими-то жутко умелыми воинами, к которым просто так не подойти. Зато теперь для нас в принципе не существовало очереди на прием к Фаэсу, с нами советовались даже бывалые рейзеры, а Дом Гильдии вообще стал для Фантомов чем-то вроде штаб-квартиры, в которой мы чувствовали себя по-домашнему.

Разумеется, по негласной традиции все переговоры по-прежнему вел Ас… на людях, конечно же… но когда Фаэс оставался один, я немедленно выходила на сцену, уже не скрывая, что именно вокруг меня сплотился этот разношерстный народ. Да эрдал и сам отлично это понимал. Но, что самое главное, он не задавал лишних вопросов. И до сих пор не начал допытываться, каким таким чудом нам удалось всего за несколько дней вскрыть шесть полноценных Печатей и остаться при этом в живых. Так, намекнул деликатно, что был бы не прочь узнать причину, но не обиделся, когда я так же деликатно перевела разговор на другую тему. Только сокрушенно развел руками, в пустоту заметив, что понятия не имеет, что сказать королю и наместнику в Лавере, когда ему зададут вполне закономерный вопрос: КАК?!.

Мне на такое заявление оставалось только плечами пожать: вот уж это – не мои проблемы. Пусть сам придумывает правдоподобное объяснение. Тем более что мы вряд ли задержимся в Фарлионе надолго.

Мысль об отъезде начала формироваться у меня с тех самых пор, когда стало ясно, что наше присутствие в Долине больше не требуется. Со всем, что осталось, вполне справятся обычные рейзеры. Риа обещала привести эти леса в порядок. Серые коты нас больше не тревожили, занимаясь своими непонятными делами и не снисходя до общения с чужой Иштой. В общем, по большому счету делать мне здесь стало нечего…

Но вот тут-то и принесла нелегкая королевского гонца со срочной депешей.

Фаэс, пока ее читал, успел три раза поменяться в лице. Потом, будто не веря, перечитал снова. Медленно поднялся из-за стола. И только потом наконец внимательно посмотрел на меня.

– На границе со Степью произошел новый прорыв, Гай. Настолько крупный, что его величество приказывает прислать туда рейзеров. Я знаю, ты не являешься подданным Валлиона и ничем ему не обязан… но все-таки ты принят в Гильдию. Поэтому хочу спросить: что скажешь на это? Фантомы помогут?

Я задумалась: вообще-то, я как раз сегодня решила, что должна уехать. У меня еще остались дела на Равнине. Слова Ура крепко засели у меня в голове, и, глядя на то, как приходит в порядок Фарлион, я внезапно осознала, что должна навестить и другие земли. Не Эйирэ, конечно, потому что для визита туда я пока не созрела. Но хотя бы Равнину проведать надо.

Однако прорыв… да еще такой, что король прислал гонца? Кхм. Любой Прорыв для Валлиона – это большая проблема. Прорыв вблизи Равнины – это уже ОЧЕНЬ большая и серьезная проблема. Для меня. И моя прямая обязанность не только на него взглянуть, но и разобраться как можно скорее, потому что если эту дрянь не закрыть, а Тварей не уничтожить, они расползутся оттуда, как тараканы. И выковыривать их будет гораздо сложнее, чем на месте прорыва. Что я, зря колесила по всему югу, что ли? Зря рисковала? Зря ночей не спала? Да разве допущу я повторение такого вояжа?

– Когда? – наконец спросила я, лихорадочно размышляя о сроках.

Фаэс чуть сузил глаза.

– Король дает мне дюжину дней, чтобы собрать людей. Сам прорыв недалеко, по ту сторону Серых гор и почти возле Айдовой расщелины. Но напрямик мы не пройдем – придется обходить, поэтому у нас всего день-два на сборы. Так что ты скажешь?

– Дюжина? – я быстро прикинула свои планы, а потом кивнула. – Хорошо, Фаэс. Через дюжину дней я там буду.

Глава 1

Ночное небо Во-Аллара всегда приводило меня в благоговейный трепет. Непроницаемо черное, бесконечно далекое, загадочно мерцающее крохотными точками незнакомых звезд… как далеко оно простирается? Как долго от него лететь до совсем другого неба? Никто не скажет. Наверное, только местные луны, смотрящие друг на друга с противоположных краев небосвода, и знают ответ. Но пока не спешат поделиться этим знанием со смертными.

Я покрепче сжала шею Лина и покосилась вниз: мы летели настолько быстро, насколько позволяли его огромные крылья. И мы спешили – времени осталось всего до рассвета, после чего нам опять придется искать подходящую для приземления поляну, менять облик (и мне, и ему), а потом мчаться по обычной дороге в виде всадника, закованного в непроницаемо черную броню.

Да, Дарн наконец закончил с доспехом, и теперь я могла не беспокоиться за свое драгоценное тело, упрятанное в адарон, как нежная устрица в крепкую раковину. Теперь насильно достать его оттуда стало очень проблематично. Длинная, плотная, невероятно прочная чешуя отлично закрывала грудь, спину и живот. Чуть ниже имелась подвижная «юбка», составленная из продолговатых и таких же легких, как наверху, пластин, которые прекрасно хранили от чужих когтей мои бедра и легко расходились в стороны, позволяя без помех сидеть верхом. Ниже шли прочные наголенники, оканчивающиеся специальными пластинами, защищающими тыл стопы. Точно такие же пластины красовались на наручах, благодаря чему я смогла выбросить неудобные кольчужные перчатки и заменить их на простые, из плотной ткани или кожи. Наружную поверхность предплечий закрывали металлические полосы, крепящиеся удобной системой ремней, а дальше до самого плеча шла тонкая, но не менее прочная кольчужная сетка, которую сверху прикрывали длинные, доходящие до локтей наплечники. Добавьте к этому еще нагрудник, подходящий под самое горло. Плюс шлем, с которого за ненадобностью мы все-таки решили убрать тонкую бармицу. Плюс два меча, закрепленных на поясе: один покороче, сантиметров пятьдесят длиной, а второй полуторник, повнушительнее и поопаснее. Причем оба меча тоже непростые, с адароном на лезвии. Плюс обязательная маска, из-под которой виднелись только глаза… и тогда поймете, почему в нашу с Лином сторону даже редкие разбойники не решались дергаться. Тогда как крестьяне издали гнули спины, а проезжающие мимо воины окидывали нас уважительными и откровенно завистливыми взглядами.

Еще бы. Мой доспех стоил столько, что на него, наверное, ушла бы половина казны Эннара Второго. И это – не считая стоимости оружия, притороченного к седлу щита, который Ас все-таки потребовал, чтобы я взяла с собой; и не зная той работы, которую пришлось проделать лучшему без преувеличения кузнецу Фарлиона, чтобы доспех сидел как влитой, а я могла в нем даже танцевать, не опасаясь прищемить себе что-нибудь важное. Ради этого чуда я вытерпела все насмешки и грязные ругательства старого гоблина. Ради этого день и ночь торчала у него в кузнице, примеряя, сбрасывая и снова надевая отдельные детали. Ради этого позволила Теням себя мучить, терзать и гонять, как сидорову козу, так как к новому обмундированию еще надо было привыкнуть. И ради этого же заплатила сумасшедшие деньги, которые мало кто видел за раз и в таком количестве.

Правда, с деньгами-то проблем у меня как раз не было: пока мы развлекались в Долине, Фаэс задолжал нам столько, что мы уже даже не требовали с него наличные. Просто всякий раз, когда Фантомы приносили с собой добычу, эрдал выразительно возводил глаза к небу, с тяжелым вздохом вытаскивал из стола огромную бухгалтерскую книгу и вписывал туда все, что нам причитается. Проще сказать, добавлял к уже имеющейся сумме очередной нолик. Так что – да, теперь мы были сумасшедшими богачами, и, когда требовалось, Фаэс безропотно выделял нужное количество денег, не шибко интересуясь, куда они будут потрачены. Более того, даже заявил, что за Печати Гильдия все равно никогда с нами не расплатится, поэтому в конце концов махнул рукой и позволил нам копаться в своей казне хоть до умопомрачения.

И некоторые, кстати, этим бессовестно воспользовались!

Честное слово, когда я впервые надела новые доспехи, опробовала мечи… когда без слов выложила перед довольным кузнецом двойную сумму сверх того, на что мы договаривались раньше… а потом крепко обложила его по всей родне, чтобы знал, что спускать его мерзкий характер я даже ради этого не стану, за что заслужила один задумчивый, слегка удивленный, но уважительный взгляд… так вот, когда я все-таки осуществила свою мечту и вышла во всем этом великолепии на улицу, собираясь похвастать перед друзьями…

То, мягко говоря, обалдела. Потому что эти негодяи… эти наглые, бессовестные, беспринципные и упрямые мерзавцы… эти восемь скрытных и ужасно довольных моей растерянностью гадов… стояли перед воротами ровным рядком и выглядели так, что мне пришлось сначала ошарашенно замереть, а потом схватиться за голову.

Не знаю уж, кто был инициатором этой идеи, однако они ее, сволочи белозубые, приняли на ура. И пока я возилась со своими делами, втихаря осуществили. Иными словами, полностью перешли на вороных. Все до одного, включая присоединившихся к нам Дея и Рорна. Да еще привезли Дарну свои доспехи… надо сказать, что у Теней они и так были из адарона, а остальным я отдала на разграбление свою захоронку, где очень быстро отыскались и нужный сплав, и подходящие размеры. Горлопан обработал их таким же составом, что и мою броню. Подровнял края, изменил форму шлемов, сделав их практически одинаковыми, и заодно выправил все остальное. В тон. И в масть. И в итоге теперь сам дьявол не смог бы отличить этих мерзавцев друг от друга. А если бы вдруг встретил этих чертей в темном переулке, то вежливо бы раскланялся и попросил не пугать ему клиентуру.

Клянусь, я была в шоке.

Они, напротив, заржали. А когда соизволили чуть повернуть головы, то я окончательно впала в прострацию. Потому что эти негодники, заимев теперь совершенно одинаковые науши, на левой стороне каждого из шлемов уговорили Дарна поставить клеймо – простенькое такое, почти незаметное – символично изображенный шестилистник. Отпечаток моего Знака. Клеймо Ишты. Причем хитрый кузнец намеренно сделал его очень тонким, а в выемки поместил светлую сталь, так что знак бликовал, лишь когда парни поворачивали головы, или же когда солнечные лучи падали на шлемы под определенным углом.

Более того, оставшийся сплав, который Дарн получил, добавляя в обычное железо порошок из зубов выверны, был использован для декора. Благодаря чему у Фантомов на броне появились небольшие, похожие на полоски из серебра вставки. Немного, потому что адарон сам по себе не нуждался ни в каких украшениях, но этого оказалось достаточно, чтобы превратить простую броню в настоящее произведение искусства.

Разумеется, больше всего Горлопан постарался над моей броней, так что она не смотрелась мрачно или угрюмо. Но все равно – по-моему, это уже перебор. Хотя никто из ржущих, как кони, Фантомов меня, конечно же, не поддержал. Ревнители высокого искусства… блин.

Но и это еще не все, потому что Лин не пожелал остаться в стороне и теперь, какой бы облик ни принимал, неизменно раскрашивал себя тонкими серебристыми полосками. В тон тем, что были у меня. Скажем, если конем становился, то добавлял серебра в гриву и хвост, плюс на носу оставлял длинный мазок, чтобы полностью соответствовать образу. А если перекидывался в ящера, как сейчас, то красил костяные пластинки на хребте. Отчего иногда казалось, что его тело отлито из разноцветного металла.

Надо сказать, в последнее время у шейри появилась еще одна идея-фикс: он захотел стать настоящим драконом. И тренировался по каждому удобному случаю, хотя пока у него не больно-то получалось. Громадный зверь в его исполнении почти всегда выходил страшненьким, неуклюжим и слишком зубастым. Но Лин был уверен, что когда-нибудь сумеет и это. Он вообще, после того, как я однажды приказала стать ему демоном, здорово изменился. Так, будто в ту ночь неожиданно нащупал грань, за которую не следует переступать. А когда я как-то рискнула задать вопрос на эту тему, он очень долго на меня смотрел и после этого твердо ответил:

– Я больше не хочу быть демоном, Гайдэ. И не хочу чувствовать то, что когда-то испытал. Мне кажется, я могу быть не только порождением мрака. И хотел бы посмотреть, каким стану, если запру своего демона и однажды сумею его победить.

Больше мы на эту тему не разговаривали. Однако Риа, которая случайно нас услышала, с тех пор стала смотреть на шейри очень странными глазами. Мы больше не слышали от нее недобрых слов в адрес моего изменчивого друга, и ни разу с того самого дня она не позволила себе продемонстрировать прежнюю неприязнь.

А вот теперь мы покинули Фарлион, чтобы я смогла наконец закончить дела на Равнине. Покинули его вдвоем, потому что хотели обернуться туда и обратно всего за дюжину дней. А парни, хоть и хорошие у них теперь кони, нас бы непременно задержали. Потому что с Лином мы могли днем бежать по обычной дороге, а по ночам преодолевать огромные расстояния, уже не завися от Трактов, попутчиков, эрхов и всего остального.

Что же касается Фаэса, то с ним договорились так: он уезжает к прорыву вместе с Фантомами, изучает обстановку, я стараюсь к обозначенному сроку вернуться, а потом мы все вместе соображаем, что предпринять. При этом Фаэс старательно поддерживает нашу легенду, а Фантомов везде и всюду представляет как свой элитный отряд, которому не страшны ни волки, ни Твари, ни старшие демоны. Что, если честно, почти соответствовало истине. Да и кто бы стал его ловить на лжи? Мало ли какие у него люди имеются в подчинении? Фарлион стоит на отшибе, народу там всегда много, хорошие воины ценятся… почему бы и не быть у Фаэса элитному отряду?

На том и порешили, ко всеобщему удовлетворению.

Остановились мы с Лином на том самом холме и возле той самой пещеры, где я почти полгода провела, постигая нелегкую науку своих братьев-скаронов.

За время нашего отсутствия она немного изменилась, однако и тренировочная площадка, и «разминочная» беговая дорожка сохранились. Даже чурбаки, которые я использовала для отработки ударов, остались на месте. Только капитально поросли зеленью, занеслись опавшими листьями, запылились, пришли в запустение. Так что теперь было нелегко понять, что здесь когда-то побывал человек.

«Узнаешь?» – со странным смешком спросил Лин, складывая крылья.

Я невольно улыбнулась.

– А то. Здесь, кажется, осталась частичка меня. Полгода жизни прошло. И знаешь… у меня такое чувство, будто мы вернулись домой.

Шейри тут же погрустнел, и я ласково погладила его по шее.

Мы помолчали, вспоминая недавний визит в дом тетушки Айны, на котором настояла именно я. Дружно вздохнули, когда снова вспомнили, с какой осторожностью подходили к ее осиротевшей землянке, испытывая странное чувство, что на самом деле старая ведьма не умерла. И что вот-вот изнутри раздастся ее спокойный голос, а потом и сама она выйдет наружу, взглянет на нас пристально и, покачав головой, неодобрительно скажет:

– Ну что, нагулялись, бродяги?..

Ее высохшее от времени тело мы нашли сразу, как только заглянули в покосившийся проем. Она лежала на единственном топчане, смиренно сложив руки на груди и до сих пор, кажется, загадочно улыбаясь. Ее тело не подверглось гниению, в землянке не стоял тяжелый запах мертвечины. Старая Айна, хоть и была ведьмой, все же ничем не оскорбила эту землю, поэтому даже после смерти выглядела так, будто просто закрыла глаза и уснула.

– Спасибо тебе, – прошептала я, не рискнув потревожить покой умершей. – За все тебе спасибо, Айна. Пусть твоя душа останется в свете.

По спокойному лицу ведьмы скользнул невесть откуда взявшийся солнечный лучик, а я вздрогнула, когда ее тело, будто только и ждало разрешения, рассыпалось в мелкую пыль. Которая была тут же подхвачена ворвавшимся ветром и унесена в неизвестные дали, где и развеялась, постепенно сливаясь с землей, растворяясь в воде и соединяясь с тем прахом, откуда все мы когда-то вышли. И куда, в конце концов, снова когда-нибудь уйдем.

Однако лишь после этого я неожиданно ощутила, что таящееся где-то в глубине души чувство вины наконец исчезло. И лишь тогда смогла освобожденно улыбнуться, после чего, низко поклонившись могиле своей почти что матери… ведь это именно она приняла меня в этом мире, как новорожденную… с легкой душой уйти, больше не чувствуя ни горечи, ни печали, ни сожаления. Потому что смогла наконец отдать последний долг этой необыкновенной женщине. И сумела отблагодарить ее светлую и любящую душу.

– Теперь она быстро возродится, – задумчиво сказал Лин, когда мы вернулись на дорогу. – Ты, как Ишта, подарила ей эту возможность, так что со временем ее душа вернется. И снова увидит свет на твоей… теперь уже ТВОЕЙ земле…

Стоя на вершине холма и глядя на медленно разгорающийся рассвет, я вспомнила, как жила тут целых полгода, и невольно улыбнулась. Потом глубоко вздохнула. Быстро разделась, поскольку то, что я собиралась делать, требовало полной отдачи. Потом улеглась на мягкую, ласкающую кожу траву, закрыла глаза и мягко, осторожно, настойчиво потянулась Знаком к земле. К той самой Равнине, у которой только сейчас в действительности готовилась появиться новая Хозяйка.

Так странно было чувствовать себя сразу всем. Странно слышать и видеть то, что происходит за многие километры отсюда. Не ощущать собственного тела. Чувствовать вместо него огромные, радостно трепещущие просторы, величаво текущие реки, освобожденно вздыхающие леса, колышущиеся на ветру травы, ветер, играющий в догонялки с пушистыми облаками… сейчас я действительно была всем. И все это было мной. Мы стали по-настоящему едины: земля, реки, ветер, подземный огонь…

Я слышала их. Видела сотнями и тысячами глаз. Ощущала как себя саму. Понимала. Лежа на вершине холма, ставшего мне вторым домом, я постепенно сливалась с этой удивительной природой. И лишь сейчас, отдавая ей себя полностью… соединяясь с ней, становясь единым целым… только так, растворяясь без остатка… неожиданно осознала, чего именно она от меня так ждала. На что надеялась, отдавая самое главное свое сокровище. Что теряла, соглашаясь принять над собой мою слабую руку. И что в итоге обрела, когда я все-таки вернулась. Принимала ее в себя. И тихо обещала больше никогда не покидать. И лишь теперь осознавала, что же для нее такое на самом деле – Ишта.

Наверное, мне надо было перед этим вдосталь побродить по чужим дорогам. Нос к носу столкнуться с нежитью. Отправиться в Фарлион, собственными глазами увидеть изуродованный темным магом и почти погибший Харон. Надо было пережить шесть проклятых Печатей. На собственной шкуре ощутить, как больно ранит энергия смерти. Целых шесть раз заново возродиться из пепла умерших в ней душ. И снова вернуться, чтобы прильнуть к своей истинной матери и тихо прошептать:

– Прости. Я больше никогда тебя не покину…

Не знаю, сколько времени я провела, лежа в уютной колыбели из трав и лаская проснувшимся Знаком обнявшую меня землю. Не знаю, сколько сил перешло из него в окончательно проснувшуюся и встрепенувшуюся в надежде Равнину. Я не видела, как неуловимо меняется вокруг меня лес, как неуверенно замирают на ветках птицы, как оставляют незаконченную охоту волки, перестают убегать от них озадаченные остроухи, как растерянно садится на цветы мошкара и как торжествующе сияет добравшееся до зенита солнце, под лучами которого во мне все быстрее и быстрее разгоралось совершенно новое чувство.

В то же время я откуда-то знала, что где-то далеко-далеко удивленно и радостно подняли головы мои хранители. Видела, как шумно раздул ноздри вышедший из леса красавец-Олень. Как одобрительно заревела на берегу какого-то озера огромная Медведица. Встрепенулся и отряхнулся от обильной росы массивный зеленоглазый Волк. А следом за ним из глубокого оврага высунулась треугольная Змеиная голова, настороженно попробовала воздух раздвоенным языком, удовлетворенно зашипела, уловив грядущие перемены, и со спокойным вздохом вернулась обратно. Перед этим заставив земную твердь содрогнуться от неслышного приказа и передав всем ползучим гадам, что теперь у них есть Хозяйка.

А еще я снова увидела перед собой смутно знакомое, все еще невероятно красивое лицо с крупными черными глазами, которое даже сейчас не пожелало оставить меня в покое.

– Ты отдала свой долг, носительница Эо, – со слабой улыбкой сказал никак не желающий исчезать из моей жизни Ли-Кхкеол. Странно. Он же умер. Его душа ушла из меня – я чувствовала. Но вот он снова здесь. И снова смотрит, как тогда, возле Печатей, когда растерянность на его лице постепенно сменялась недоумением, недоверчивым пониманием, плавно перетекающим в одобрение. – Я больше не стану тебя тревожить. Обмен душ наконец завершился, и мой дух может уйти. Когда-то я хотел тебя уничтожить. Когда-то мной двигала только ненависть. Ты хорошо знаешь почему. И знаешь, что когда-то человек твоей расы предал нас. Ради власти. Ради наживы. Ради того, чтобы обрести то, что ему не было предназначено. Когда-то он запер души моего народа в своих мертвых алтарях. Но ты разрушила их. И освободила тех, по ком мы так долго скорбели. Об этом знают все мои родичи. Это почувствовал наш возрождающийся Эйирэ. Поэтому я говорю тебе: ты свободна. И теперь по праву носишь мой Эриол. Мы больше не станем уничтожать смертных, входящих в наши Леса. Мы не тронем их души. И тебе не нужно опасаться, что однажды твое тело станет чужим. Все кончено, Эо… я отпускаю тебя. И ухожу в мире, зная теперь, что он не погибнет от твоего присутствия. Я завершил обмен душ, это правда. Но я не тронул твоей собственной души. Просто оставил частичку своей, чтобы ты не держала зла на мой уставший народ. Чтобы простила меня за обман. И чтобы она хранила тебя так же, как станет хранить мое родовое оружие. Прощай…

Когда я открыла глаза, на лес уже опускались сумерки.

Вокруг стояла оглушительная тишина. Легкий ветерок осторожно ласкал обнаженную кожу. Мои светлые волосы причудливо переплелись с вольготно разросшимися травами, а на лице почему-то застыли чужие слезы, которых я совсем не ждала и которые в полной мере ощущала сейчас своими.

Недавнее видение совершенно выбило меня из колеи. Оно, едва всплыв в памяти, вызвало внезапную дрожь от мысли, что все это время мне по-прежнему угрожала опасность. Обмен душ… боже, кажется, теперь я знаю, КАК Ли-Кхкеол провел этот гнусный ритуал. И почему его родовое… кровное!.. оружие так поразительно легко прижилось внутри меня, смертной, которую его прежний хозяин так долго и упорно ненавидел.

Эриол – это часть эара. Его оружие, его плоть и кровь. Оно хранит в себе частичку его души. И это именно он, красивый клинок с потрясающими свойствами, упорно прятал от меня и Теней своего погибшего хозяина. Только там мертвый эар мог сохранить свой дух в неприкосновенности. И только там он мог оставаться сколь угодно долго, тщательно выбирая время для внезапного, неожиданного, предательского удара.

Почувствовав мою мысль, из правой ладони нерешительно выглянула знакомая до боли изогнутая рукоять.

Предатель… а ведь он – настоящий предатель. Подумать только – всего одно слово эара, и спрятанный в моем теле клинок мог стать моим последним воспоминанием! Раз уж он даже на хитиновые панцири Тварей не обращал внимания…

Я похолодела.

Мама… все это время я носила свою смерть с собой. Вместе с чужой, затаившейся внутри душой. Но почему он так долго тянул с местью? Почему не убил, если мог сделать это в любой миг, стоило лишь отдать Эриолу приказ?

Я, поколебавшись, вытащила клинок полностью и завороженно уставилась на серебристо-голубое лезвие, которое впервые открыло мне свою истинную суть. Разящий свет… сгусток энергии, сотканный из мельчайших частичек чужого сознания… помнящий того, из кого был сотворен… слышащий его мысли, желания… знающий все его тайны… острый… узкий, как протянувшийся с небес отсвет заходящего солнца, и длинный, как самый обычный меч, которым он, забрав щедрый дар освобожденных мною душ, неожиданно стал. Невозможно. Невероятно. Но он лежал в моей руке, постепенно меняя очертания, становясь сначала тонкой стрелой, затем – спатхой, длинным мечом, копьем и снова – коротким кинжалом… невообразимо быстро угадывая мои желания. Играя на солнце то серебром, то синими отсветами небесного металла. Послушный отныне. Квинтэссенция духа Эйирэ… плоть и кровь моего врага, который так внезапно стал еще одним кровным братом. Бесценный дар, который он оставил после смерти. И воплощенное в сталь прощение, которым он так неожиданно меня одарил.

«Ничего себе! – ошарашенно сказал Лин, дожидавшийся моего пробуждения возле пещеры. – Гайдэ, как ты это сделала?! И мне кажется? Или ты действительно научилась его подчинять?!»