Текст книги "Бас. Любимица Иллари"

Глава 6

Месть моя начала реализовываться той же ночью, и, как водится, первым пострадал решивший навестить кустики Роар. Подкравшись к нему с подветренной стороны, я в самый ответственный момент с устрашающим рыком выскочила из кустов и сделала вид, что вот-вот цапну его за горло.

Бедный волчонок от неожиданности шарахнулся прочь, разжал руки и вместо травы намочил ни в чем не повинные штаны. Выругался, конечно. Но очень тихо. Скромно. После чего, даже толком не оправившись, поспешил вернуться к костру, наивно полагая, что на этом все и закончилось.

Бедняга. По пути я еще три раза успела его атаковать, без предупреждения наскакивая из темноты. Сбивала с ног. От души вываляла в траве и щедро вымазала в травяном соке. Растрепала всего. Разозлила донельзя. Но даже после возвращения не оставила в покое и всего за полчаса довела до того, что несчастный рыжик стал вздрагивать от каждого шороха. А когда я сменила ипостась и, подобравшись поближе, сочно причмокнула у него над ухом, мальчик аж взвился и практически сбежал обратно в лес, заставив меня сдавленно захихикать.

Следующим на очереди оказался Наран, которого я нахально разбудила посреди ночи. Причем разбудила тем, что просто упала на него сверху, свободно разлеглась, как на мягкой подушке, и потом с блаженной улыбкой слушала раздающееся снизу натужное пыхтение, перемежаемое то угрозами, то мольбами не ломать ему кости. Оно и неудивительно – в звериной ипостаси я была крупнее его раза в полтора и весила почти в два раза больше.

Не спрашивайте только, как такое стало возможно, и почему в человеческой ипостаси мой вес составлял едва ли треть от веса звериной. У всех остальных пород кошачьих, как и у волков, масса тела в различных формах оставалась примерно одинаковой. Но баскхи, носители той самой чистой крови, которая по прихоти Иллари приобрела совершенно особые свойства, испокон веков нарушали все существующие в мире законы. Просто потому, что наше появление стало результатом прихоти верховной богини. А единственным неприятным следствием ее вмешательства в нашу природу был и оставался резко повышенный аппетит, который становился особенно сильным после смены формы.

Одним словом, у Нарана не было ни единого шанса. А когда он попытался взбрыкнуть, я просто положила лапу ему на голову и чуток придавила, чтобы он осознал, насколько я была к нему добра.

Поскольку моя лапа шириной была в половину его морды, то волк проникся и смиренно попросил прощения. Только после этого я соизволила его отпустить и, напоследок прикусив клыками холку, милосердно отошла в сторону.

Рокхета трогать не стала, потому что он, в отличие от остальных, сумел меня недавно порадовать. А вот за то, что поутру этот нахал посмел меня разбудить раньше полудня, я все-таки решила его наказать. Правда, не сразу. Когда лохматые собрались, оседлали коней и выбрались на дорогу, я сперва нахально забралась к вожаку на колени и, уютно устроившись, задремала, добирая те часы, которых не хватило утром. А вот когда проснулась, испытала прямо-таки нестерпимое желание похулиганить. И, поскольку своим желаниям привыкла потакать, немедленно принялась за дело.

Для начала я уселась в седле спиной вперед и, обхватив волка ногами за талию, старательно обнюхала его шею, неожиданно обнаружив, что запах у лохматого стал еще более насыщенным, чем раньше. Потом принялась внимательно изучать гладко выбритый подбородок и острую линию скул, хищные обводы которых определенно привлекали внимание. Сперва просто оценивала, тихонько намурлыкивая под нос что-то умиротворяющее. Затем решила потрогать, не отказав себе в удовольствии пощекотать недовольно сопящего оборотня кончиками пальцев за ушком и едва не рассмеявшись, когда Рокхет раздраженно отдернул голову.

Ой, какие мы недотроги… Но куда ты денешься, дорогой, если тут даже развернуться негде?

Когда волк отдернул голову во второй раз, я придвинулась ближе и нахально провела пальцами по его шее – от подбородка до опрометчиво расстегнутого ворота, из-под которого выглядывали жесткие волоски. Вообще-то излишнюю растительность на мужских телах я не уважала, но у волков иначе не бывало. Брей их, не брей – после первого же оборота повышенная лохматость возвращалась в полном объеме, и ничего с этим поделать было нельзя.

С котами проще – благодаря милости богини, в человеческом облике мы сохраняли гладкую кожу и абсолютно не мучились с избыточным волосяным покровом. Но сегодня мне было важно подвести вожака к пониманию, что игнорировать мои желания может быть опасно для здоровья, поэтому я гладила его и увлеченно ласкала грубую кожу. До тех пор, пока волк не зарычал и не перехватил своими огромными лапищами мои шаловливые ручки.

– Хватит, – жестко сказал он, уставившись на меня сверху вниз опасно пожелтевшими глазами.

Я изогнула губы в коварной улыбке:

– А то что? Накажешь меня? Обругаешь? Отшлепаешь? А может быть… м-м-м… поцелуешь?

Оборотень раздраженно выдохнул и отвернулся, посчитав ниже своего достоинства отвечать кошке. А руки завел мне за спину и уже там перехватил поудобнее, чтобы они не лезли ему в глаза.

Ха-ха.

Я изогнулась и из вредности прижалась к лохматому всем телом, благо поза этому способствовала. А на свирепый взгляд лишь рассмеялась, наглядно демонстрируя, что испытывать его терпение могу и без рук. Для этого достаточно было лишь время от времени касаться его грудью, покачиваться в такт движениям лошадиной спины и тереться об него животом, бедрами, всем телом. Собственно, мне даже не требовалось ничего говорить и делать, чтобы вызвать у сидящего рядом мужчины прилив вполне объяснимого желания – желания удавить меня, если кто не понял, а вовсе не того, о чем вы сейчас подумали.

Глухо рыкнув, Рокхет в какой-то момент дернул за скрещенные за спиной руки, заставив отстраниться, но лучше после этого не стало. Потому что воинственно торчащая грудь внезапно оказалась перед самым его носом. Равномерно приподнимаясь и снова опускаясь вниз, она продолжала дразнить, притягивать внимание. Заставляла злиться еще больше и метаться взглядом по сторонам, не зная, куда девать глаза от такого безобразия.

– Кошка блудливая! – процедил в конце концов волк, а затем не выдержал, и обхватив меня за талию, рывком заставил сесть боком и на всякий случай стиснул второй рукой, чтобы не рыпалась. А мне только того и надо – перехватив беспокойный взор Роара, я лихо ему подмигнула. А когда натолкнулась на осуждающий взгляд Нарана, подвинулась так, чтобы лучше его видеть. И, обхватив руками мощное плечо, перегораживающее обзор, задала крутившийся в голове вопрос:

– Скажи-ка, лохматый друг мой, а тебе ничего странного не показалось в тех шавках, которых мы порвали на ленты позапрошлой ночью?

Плечо под моими пальцами напряглось, но я сделала вид, что не заметила. А вот Наран откровенно помрачнел:

– Мне очень не понравилось их оружие, миледи.

– Ты прав: оборотни обычно не таскают в карманах серебро. Да еще столь специфического назначения.

Наран метнул в мою сторону острый взгляд, но ничего на это не сказал.

– Ты тоже думаешь, что они неспроста захватили с собой именно это оружие? – прищурилась я. – В обычном селе такое не купишь, в том числе магический жезл, из которого едва не убили вашего друга. Но за нами псы двинулись практически сразу. Значит, «игрушки» носили при себе. И судя по тому, как уверенно ими пользовались, это было их привычное снаряжение.

– Да, миледи, – все-таки неохотно отозвался волк, отведя глаза. – Похоже, шакалы охотились в этих краях специально. И отнюдь не на простых людей. Похоже, мы наткнулись на команду убийц.

Я задумчиво кивнула.

Эта мысль крутилась в моей голове с того самого мига, как я увидела серебряные болты. Недешевые, прямо скажем, вещицы. Простым наемникам точно не по карману. Но думать о том, что кто-то из двуликих, пусть даже из беспринципных псов, охотился на своих же собратьев ради наживы, было, прямо скажем, неприятно.

– М-да. Болты у них непростые, – обронила я, придя еще к одному нехорошему выводу. – Роар, у тебя ведь плечо еще не зажило?

– Повязка сухая, – тут же насупился волк.

– Но руку ты по-прежнему бережешь…

Угу. И даже не попытался ударить, когда я откровенно его спровоцировала.

– Кто-нибудь догадался осмотреть арбалеты этих уродов повнимательнее? – спросила я, справедливо заподозрив неладное.

Наран поморщился:

– Мы забрали болты. Трубка, из которой в нас целились, оплавилась после выстрела, так что она для нас бесполезна. А вот болты мы хотели друидам показать. Может, они подскажут, чья это работа?

– Просто так вы бы не стали этого делать, – моментально насторожилась я. – В чем дело? На них был яд? Что-то еще, о чем вы мне не сказали?

Лохматые быстро переглянулись и промолчали.

– Мальчики-и-и, – пропела я, одарив их преувеличенно ласковым взором. – Я ведь могу в следующий раз не попросить, а потребовать. И должна предупредить: вам это не понравится.

Наконец Роар тяжело вздохнул:

– Нет, яда мы не обнаружили. Но, похоже, болты еще и заговорены, миледи.

– Почему ты так решил?

– Потому что прошло уже больше суток после нападения, а я за это время ни разу не смог обернуться, – убито признался рыжик. – Для серебра это слишком долгий срок. А значит, помимо него там было что-то еще.

Я тихо присвистнула. Потом так же тихо выругалась, прекрасно представляя, чем это могло грозить молодому волку. И чисто машинально, по привычке, с досадой прикусила маячившее перед глазами мужское плечо.

* * *

На первом же привале я заставила Роара раздеться и тщательно осмотрела его рану. За сутки с небольшим она заметно поджила, уже не порывалась кровоточить при малейшем движении, однако до конца так и не заросла. Для лохматых это было нетипично. Обычно их регенерация позволяла заживлять нетяжелые повреждения за считаные часы. Максимум за сутки, если дело касалось серебра. А волчонок за прошедшее время не только не исцелился, но и ощутимо берег руку, стараясь лишний раз ее не задевать.

Впрочем, насчет яда Наран не обманул – мой нос не сообщил по этому поводу ничего плохого. А это значило, что болты у проклятых псов и впрямь оказались заговорены, и теперь залечить Роару руку наверняка могли лишь друиды.

– Правильно мы этих уродов перебили, – проворчала я, оставив парня в покое. – Магия – единственная вещь, которую не способны определить наши носы.

– К сожалению, да, – вздохнул Наран, все это время ненавязчиво державшийся поблизости. – Мне бы очень не хотелось думать, что кто-то из нашей породы скатился до уровня простых душегубов. Но факты говорят за себя.

– Может, по этим лесам не одна такая шайка бродила, – буркнул Роар, возвращая на место повязку. – Может, они уже давно охотились на себе подобных. С таким снаряжением даже волки могут стать для них легкой добычей.

Я задумчиво кивнула.

Да уж. Перестрелять из кустов лохматых или моих, к примеру, сородичей такими вот штучками можно было на раз-два. Никакая броня не спасет от заговоренного болта. Однако мне пока не доводилось слышать, чтобы в этих краях бесследно пропадали оборотни. С другой стороны, я, когда топала в храм, посторонними вещами не интересовалась. Старалась держаться вдали от обжитых мест, с людьми и нелюдями практически не общалась, поэтому могла и не знать.

А между тем мальчик прав – с таким оружием псы могли не год и не два тут разбойничать. Больно уж дорого нынче серебро, а услуги мага еще дороже. На них еще заработать надо было суметь. А сделать это честным путем, поверьте, непросто.

– Надо будет весточку в Аргу послать, – решила я, придя к неутешительным выводам. – Пусть-ка все тут проверят. И друидам заодно намекнем, чтобы поостереглись бродить по лесам в одиночку. На них человеческая магия тоже прекрасно действует. И они, как и мы, плохо определяют наличие человеческих заклинаний. Одно хорошо – если на болтах и стояло какое-то заклятие, то это было не заклятие на смерть, иначе Роар бы не выжил. Но кто знает? Вдруг ему просто повезло?

– Я хорошо себя чувствую, – торопливо сказал рыжий, когда я мазнула по нему изучающим взглядом. И поспешил натянуть рубаху, пряча от моего взора свои роскошные телеса. – Оно почти не болит. Я справлюсь, честное волчье!

Я перевела такой же задумчивый взгляд на Нарана.

– Со мной все в порядке, – правильно понял меня волк. – Бедро на излете зацепило, но рана уже закрылась, и проблем с оборотом нет.

Я так же молча кивнула, успокоившись на его счет, а затем покосилась на кусты, за которыми Рокхет в этот самый момент обустраивал лошадей. Насчет него волноваться, вероятно, не стоило: если уж верховная бралась кого-то исцелять, то делала это на совесть. Но что-то он там долго возится. Может, случилось чего? Или ему стало хуже? Все же мы рано тронулись в путь. Волк мог и не восстановиться до конца.

Правда, стоило мне подняться с намерением это проверить, как молчаливый вожак все же вернулся и взглядом показал сородичам, что голоден. И неудивительно: аппетит у него сейчас должен быть зверским. Я несколько раз такое видела, и тогда у обласканных вниманием Иллари не проходило ни часу, чтобы не появилась потребность чего-нибудь пожевать. Порой голод был таким, что первые сутки после пробуждения исцеленные могли только есть и ничего, кроме еды, их не интересовало. Однако Рокхет и вчера вел себя очень сдержанно, и сегодня на мясо не набросился. А позавтракать поутру соизволил с достоинством и неторопливостью истинного аристократа.

Меня же снова что-то потянуло на рыбку, поэтому, оставив волков насыщаться остатками вчерашнего кабанчика, я ушла на поиски водоема. Второго озера, правда, поблизости не нашлось, однако небольшая речушка шагах в трехстах от лагеря меня вполне устроила. Я от души наплавалась, вдосталь наелась речных деликатесов. Даже парочку взрослых раков умудрилась подцепить на когти и с удовольствием их слопала. А когда призадумалась, не стоит ли мне пару часиков подремать на берегу, со стороны лагеря вдруг донесся шум, а следом за ним воздух прорезал такой душераздирающий волчий вой, что у меня тревожно екнуло сердце.

В чем дело? Кто-то поранился? Рокхету стало плохо?!

Из всех лохматых лишь в отношении его здоровья у меня не было полной уверенности. Людская магия ведь бывает и отсроченной. А порой случается так, что под одним заклятием прячется совсем другое, и до поры до времени нельзя даже определить, чем именно тебя зацепило.

В лагерь я вернулась так быстро, как только смогла, и, с разбегу выметнувшись на поляну, молча выругалась: оказывается, пока меня не было, Роар, который, похоже, переживал из-за полученной раны больше, чем хотел показать, все-таки попытался перекинуться. И на этот раз ему это удалось. Однако мальчишка не учел, что на него все еще продолжало действовать неизвестное заклинание. Более того, не подумал, что его рана не просто так не хотела заживать. А при обороте, когда человеческое тело и без того корежило и ломало трансформацией, та относительно небольшая дырка в плече превратилась в кровавое месиво.

Похоже, как только оборотень начал менять ипостась, поврежденные мышцы просто порвались, будучи не в силах выдержать запредельной нагрузки. Из раны брызнул фонтан крови, отчего все пространство вокруг волка оказалось усеяно багровыми каплями. Сам волк бился на земле в самых настоящих конвульсиях. И при этом выл так, что мне даже ругаться расхотелось на дурака.

Что самое скверное, раскуроченная во время оборота рана так и не дала ему завершить трансформацию. Боль, которая корежила его тело, для зверя оказалась слишком велика. И он всеми силами старался ее уменьшить, инстинктивно пытаясь избежать полного оборота, поэтому застрял посредине между человеческой формой и звериной. Собственно, сейчас это был не волк в полном смысле этого слова, а нечто неопределенное с покрытым шерстью, изломанным, но все еще человеческим телом, вытянутым черепом и непропорционально длинными конечностями.

Дурак… ну что за несносный дурак… да и эти двое хороши! Позволили мальчишке так рисковать! И что теперь, а?! Чего вы на него уставились, бестолочи?! Ждете, когда совсем концы отдаст?! Или надеетесь, что оно само рассосется?!

Перекинувшись прямо в прыжке, я с рыком прокатилась по траве и буквально рухнула на свой дорожный мешок. Где-то там еще должно было остаться успокаивающее зелье. Всегда с собой ношу в преддверии брачного сезона. До него, правда, еще годика два или три осталось, но характер у меня обычно портился раньше, а травяной сбор друидов позволял избежать нежелательных последствий.

Я выудила из мешка плотно закупоренную бутылку, где плескалась тягучая темно-коричневая жижа, и раздраженно зашипела, обнаружив, что лекарства осталось на донышке. Необходимость пополнить запасы несколько примиряла меня с необходимостью тащиться в северные леса, но для рослого волка этого количества было мало.

– Держите его! – велела я, бегом вернувшись к катающемуся по траве рыжику и упав перед ним на колени. – Ну же! Прижмите к земле! Скорее!

Оборотни наконец отмерли и в четыре руки обездвижили обезумевшего собрата. Роар к тому времени уже ничего не видел, не слышал и не понимал. Волк в нем окончательно вытеснил человека, а единственное, что он сейчас чувствовал, – это изматывающая, кажущаяся нескончаемой, рвущая его на части боль, ради избавления от которой он бы пошел на любую дурость.

Обхватив одной рукой дергающуюся, словно в приступе бешенства, оскаленную морду, я раскрыла жутковатую пасть и влила туда все, что было в бутылке. Зверь, само собой, закашлялся, едва не захлебнулся горьким отваром. Одновременно с этим снова попытался вырваться, но Рокхет и Наран удержали его на месте. Какое-то время волчонок еще выл, бился и неистово рвался прочь, но вскоре его движения стали гораздо медленнее. Роар перестал мотать головой, задышал чуточку ровнее. А минут через пять все-таки обмяк и, уронив морду мне на колени, тихо-тихо заскулил.

– Перетяните ему лапу, – сказала я, убедившись, что успокоительное подействовало. А пока лохматые торопливо делали то, что им было велено, обняла несчастного полуволка и бережно погладила его по голове. – Ну все… все, мой маленький. Скоро пройдет. Обещаю.

Роар посмотрел на меня мутными глазами, но, кажется, даже не узнал. Дышал он все еще тяжело, хрипло. Во взгляде так и не появилось ни намека на осмысленность. Лапами он все еще дергал, потому что терзавшая его боль лишь притихла, но никуда не делась. И не денется, если уж на то пошло, пока он не примет какую-нибудь одну форму.

Проблема заключалась в том, что сейчас Роар по уровню сознания был гораздо ближе к зверю, чем к человеку, и, по идее, ему стоило бы закончить начатый оборот. Но вот беда – я не была уверена, что заклятие, которое продолжало на него воздействовать, позволит вернуть потом человеческую форму. И, поскольку луноликая не одаривала волков своим благословением, как баскхов, то при долгом нахождении в звериной форме человеческая могла уснуть навсегда.

Это рок всей волчьей породы, который при нарушении оборота неизбежно приводил к безумию. Поэтому же лохматые не могли бегать на четырех лапах дольше нескольких дней. Поэтому-то и цеплялись за исконно человеческие принципы и ритуалы. Каждый из них с рождения и до смерти был обречен бояться своего зверя. И это, с одной стороны, вынуждало их годами держать его на коротком поводке, а с другой – неизбежно ослабляло и делало одинаково уязвимыми в обеих ипостасях.

– Все, – бросила я, когда рана на плече Роара перестала кровоточить, а поверх нее легла крепкая повязка. – Теперь осталось только ждать. Если он не закончит оборот самостоятельно, то или сойдет с ума, или умрет.

– Ты чем-то можешь ему помочь? – с трудом подбирая слова, спросил Рокхет.

Я покачала головой:

– До ночи далеко. А днем луноликая не откликается. Но если у вас есть в запасе средство, уменьшающее боль, это поможет.

– Кажется, у меня что-то было. Специально у друидов заказывал перед отъездом, – встрепенулся Наран, убрав от мохнатого бока окровавленные ладони. – Сейчас! Вроде бы еще не все истратил!

Метнувшись к вещам, лохматый вскоре выудил оттуда глиняную баночку с густой желтоватой субстанцией и, вытащив пробку, показал мне.

– Нет, – сморщила нос я. – Слишком густое. Он должен это выпить.

– Так можно же воду нагреть! Друиды говорили, что в растворенном виде оно тоже работает! – воскликнул волк и, поймав выразительный взгляд вожака, тут же помчался за котелком.

Я молча пожала плечами – пусть делает, все равно у нас нет других вариантов.

– Я поищу в лесу травы, – тем временем уронил Рокхет, ни на кого конкретно не глядя.

Я снова промолчала и даже головы не повернула, когда вожак ушел за кусты и, судя по шуму, сменил ипостась. Все, что могла, я для мальчика уже сделала. И теперь могла лишь морально поддерживать измученного волчонка в надежде, что зелье будет действовать достаточно долго, что его друзья не опоздают, а сам он все-таки придет в себя и сможет завершить оборот хоть в какую-нибудь сторону.

– Давай, мальчик, борись, – прошептала я, продолжая гладить вздрагивающего зверя. – Ты ведь у нас сильный, упрямый… настоящий волк.

Роар на это лишь прерывисто вздохнул. Когда же я наклонилась с намерением чмокнуть его в лоб, оборотень крепко зажмурился, а из-под его сомкнутых век покатились крупные слезы.