Текст книги "Бас. Любимица Иллари"

Глава 7

Само собой, в этот день мы уже никуда не поехали.

Наран, нагрев воду в котелке, растворил там загадочную субстанцию, от которой в жидком виде пошел мощный травяной дух. Но после этого ее снова пришлось остужать и лишь затем поить несчастного Роара.

Естественно, пить странную воду с резким запахом волк не захотел, поэтому пришлось на него рявкнуть. Меня он, к счастью, послушал и, прижав к почти человеческой голове ненормально длинные уши, добросовестно вылакал весь котелок. Затем Роар задремал, доверчиво уткнувшись носом в мои колени и обхватив за бедра когтистыми руками. Еще через полчаса после этого вернулся Рокхет с охапкой трав, и Нарану опять пришлось ставить котелок на огонь, чтобы сварить для собрата новое лекарство.

Часа через два у нас возникла другая заминка, потому что Роар сперва отказывался просыпаться, а затем заупрямился, отказываясь пить еще один настой. Мне даже перекинуться пришлось и снова на него нарычать, после чего лохматый быстро присмирел, честно все выпил, а затем уснул, приткнувшись мне под бочок.

Разбудил он меня уже под вечер, неловко завозившись и просительно заскулив. Открыв глаза, я зевнула прямо ему в морду, хотя, наверное, правильнее было бы сказать, все-таки в лицо, и неохотно поднялась, прекрасно представляя, какие потребности могли возникнуть у оборотня, вылакавшего накануне два котелка жидкой бурды.

Будучи в незаконченном обороте, нормально идти Роар не мог ни на двух, ни на четырех ногах. Лапы у него так и не образовались, череп все еще оставался деформированным, из-за нарушения пропорций тела удержать равновесие парню было трудно, но он честно старался. И даже некстати вспомнил, что справлять нужду при даме неприлично, поэтому наотрез отказался это делать, пока я не исчезла за дальними кустами, а мой запах не перестал витать вблизи отхожего места.

Ночью Роар тоже не давал нам скучать. Когда я по обыкновению взобралась на дерево, намереваясь устроиться в ветвях, волчонок сел на землю и горестно завыл, тем самым переполошив всю округу. Наран не смог уговорить его лечь. На вожака наш рыжик попросту нарычал, а затем дал понять, что никому больше в руки не дастся. Пришлось мне спускаться, с ворчанием его успокаивать, снова уходить и… через недолгое время возвращаться, потому что без меня неполноценный и полностью дезориентированный волк сразу начинал паниковать. По-видимому, он успел запомнить мой запах и связать его с тем фактом, что, когда было очень плохо, с моим приходом стало полегче. И теперь Роар опасался, что боль вернется, а он снова начнет умирать, хотя по всем признакам этого не должно было случиться.

В итоге мне пришлось укладываться с волками, шипя, ворча и бурча на весь белый свет. Да еще и терпеть возле себя обрадованно завозившегося Роара, который, как вскоре выяснилось, имел скверную привычку пихаться во сне.

Ночью я из-за него спала плохо, поэтому поутру встала злая, голодная и готовая покусать всех подряд. Роару, правда, было на это начхать, поэтому он, невзирая на предупреждение, упорно лез меня нюхать, лизать и всячески выражать бурную радость. Ребенок, что с него взять, да еще и хромой на одну лапу. Он даже к реке за мной увязался, так и норовя оттоптать хвост или хотя бы пихнуться. В воду, правда, не полез и от рыбы тоже отказался, зато, когда я выбралась на берег, принялся играть, как маленький. Что с учетом его внешнего вида, полного отсутствия самоконтроля и немаленьких габаритов смотрелось откровенно пугающе.

Устав от него донельзя и прямо-таки чуя, как стремительно растет в душе раздражение, я сбежала обратно в лагерь в надежде, что Роар успокоится и угомонится. Но не тут-то было – всю дорогу это лохматое недоразумение бежало за мной следом. Скулило, неуклюже передвигаясь то пешком, то на четвереньках. А уже перед самым лагерем умудрилось споткнуться о поваленное бревно. Перелетев через него, пару раз кувыркнулось через голову. Треснулось об землю мордой. Затем затылком. И снова мордой. Зато чисто инстинктивно, а может, и случайно, все-таки сделало то, на что мы смутно надеялись еще с вечера.

– Хвала небесам, – выдохнул Наран, когда с земли поднялся не демон знает кто, а самый обычный степной волк. – Мелкий, ну ты даешь!

Волк озадаченно замер, покрутил головой, затем по очереди осмотрел совершенно нормальные лапы и широко улыбнулся.

Ага. Значит, и в мозгах у него что-то встало на место. Спасибо богине, а то еще на один день в компании заигравшегося нелюдя у меня бы точно терпения не хватило.

– Роар? – настороженно обратился к собрату вожак.

Волчонок обернулся и с готовностью вильнул хвостом. Значит, вспомнил. Узнал. И надеюсь, что хоть немного устыдился своего поведения.

– Нет-нет-нет-нет! – воскликнула я, поспешно сменив ипостась и цапнув рыжего за холку, как только тот выгнул спину и характерным движением прижал уши к голове. – Не смей оборачиваться! Не сейчас! Слышишь?! Один раз чудом обошлось, а во второй сама богиня не спасет!

Роар неловко отвернулся, спрятав нос в траве, а затем лег на землю и замер, даже глаза прикрыв, чтобы не видеть меня без одежды. Правда, когда я потрогала его нос, он исхитрился лизнуть мои пальцы. И не стал спешить со сменой формы, когда я торопливо объяснила, почему не хочу видеть его человеком.

– Хочешь насовсем зверем остаться?!

Волчонок виновато опустил голову.

– Болван! – припечатала его я, для вящей убедительности хлопнув его по чувствительным ушам. – Разве можно шутить с магией?! Мы даже не знаем, что это было за заклинание! А если бы ты с ума сошел? А если бы не закончил оборот?

Роар тяжело вздохнул и вжался в землю, всем видом выражая раскаяние.

– Это не его вина, – вдруг подал голос Рокхет, заставив меня раздраженно обернуться. – Это я не уследил. Значит, с меня и спрос.

– Да иди ты…

– Я должен был с ним поговорить, объяснить, – настойчиво повторил вожак. – Это моя обязанность.

Обязанность… угу. Сутки назад ты сам едва на ногах стоял, умник. А потом весь день думал лишь о том, кого б сожрать, чтобы заглушить звериный голод. Сам, конечно, ни за что в этом не признаешься, говорить о собственных слабостях – это не твое. Но я-то знаю, как оно бывает. И лучше кого бы то ни было понимаю, что за этот день у нас могло появиться два потерявших над собой контроль оборотня, а не один.

– Я тоже хорош, – вздохнул Наран, кажется, подумав о том же. – Не сообразил, что для Роара это так важно. Он же молодой совсем. Еще даже двадцати нет.

Я только отмахнулась: молчал бы лучше. То, что Роар слишком молод для такой важной миссии, было очевидно сразу. А вот не уследили мы за ним все вместе. Да, я тоже рассчитывала, что лохматые гораздо лучше себя контролируют. Это мы, кошки, импульсивные и легко поддаемся эмоциям. И это мы гораздо ближе к зверью, чем к людям. Волки же всегда считались устойчивыми, сдержанными, рассудительными. А теперь получается, что я зря на них понадеялась?

– Ладно, забыли, – вздохнула я, прекращая ненужный спор. – Теперь, пока рана не подживет, Роару нежелательно менять форму. Эй, рыжик, ты выдержишь зверем пару-тройку дней?

Волчонок без раздумий кивнул.

– Тогда едем, – обронил, не глядя в мою сторону, Рокхет. – Владыка Эйлинон повелел вернуться до конца месяца, а мы и так уже задержались.

* * *

На протяжении следующих трех дней мы двигались по хорошо укатанному тракту, стараясь держаться в стороне от многочисленных деревень. На отдых останавливались вдали от дороги и тех мест, которые часто встречающиеся нам купцы обычно использовали для стоянок. Сами старались нигде не задерживаться. Роару вообще велели из лесу днем не высовываться. Его лошадь, само собой, досталась мне, поэтому большую часть времени я была вынуждена трястись в седле в одиночестве. Но ближе к вечеру, когда зверь у любого оборотня становился сильнее, я или кто-то из лохматых меняли ипостась и следили, чтобы рыжик раньше времени не слетел с катушек.

Зато, пока суть да дело, я успела поближе познакомиться с Нараном, который оказался очень даже приятным собеседником. Он терпеливо отвечал на все мои вопросы, ни разу не позволил себе выказать раздражение или неудовольствие моей настойчивостью. Очень даже неплохо скрашивал утомительные часы дороги. Вот только, к сожалению, дразнить его оказалось бесполезно, потому что у Нарана, как выяснилось, уже имелась крепкая семья. И, будучи верным своей паре до последнего вздоха, он бы ни за что не соблазнился ни на кого другого.

А вот из Рокхета я за эти дни даже слова путного не выудила. Он был еще более молчалив, чем обычно, на редкость хмур и держался от нас подчеркнуто в стороне. К разговорам, правда, прислушивался, однако сам не участвовал. По вечерам, после ужина, надолго исчезал в лесу, ни о чем не предупреждая и никак не поясняя своих отлучек. А когда возвращался, то выглядел еще мрачнее, чем раньше, и вообще казалось, что это он у нас болеет, а не крутящийся под ногами Роар.

Я не раз пыталась его расспросить, однако на вопросы отвечать вожак тоже не захотел. Да, с ним все в порядке. Нет, со зверем тоже ничего плохого. И можно сказать, что на этом наше общение практически закончилось.

Поначалу я решила, что дело именно во мне, и только в моем присутствии Рокхет так замыкается, но Наран сообщил, что вожак и с ним особенно не откровенничал, поэтому о том, что творилось у него на душе, мы могли только гадать.

Лохматые вообще щепетильный народ. И изливать кому-нибудь душу для них сродни выходу голышом на главную столичную площадь и прилюдному покаянию. И раз уж Рокхет даже со старым другом не захотел поделиться, то мне и вовсе было нечего пытаться его разговорить.

– Он всегда такой, – вполголоса заметил Наран, когда на исходе третьего дня мы снова остались вдвоем обустраивать временный лагерь. – Сколько его знаю, а свои проблемы на чужие плечи Рокхет никогда не перекладывал.

Я скептически поджала губы:

– Считаешь, это разумно – умалчивать про свои трудности?

– Если бы не мог с ними справиться, он бы сказал, – не слишком уверенно отозвался лохматый. – Возможно, просто переживает за Роара. Он же мальчишку с детства растил. Отец Роара был ему хорошим другом, но погиб вскоре после того, как жена родила. Рокхет – одиночка, поэтому и взял на себя долг заботиться о семье друга. И вот уже почти два десятка лет присматривает за парнем, как за родным.

– Вот оно что…

– Мальчишка ему дорог, – подтвердил Наран. – И если с ним что-то случится, Рокхет будет винить в первую очередь себя.

Я мысленно присвистнула.

О да, для волков семья – наивысший приоритет в жизни. Ради своих они кого угодно загрызут, пойдут на верную смерть или на настоящее безумство. Так уж они устроены. А еще для них долг превыше жизни и иногда даже превыше чести. Просто если обычный человек в той ситуации, что случилась с Роаром, будет метаться, рвать на себе волосы и истерить, не зная, как помочь мальцу, то волки не станут демонстрировать собственную слабость. Для мужчины в их понимании показывать чувства неприемлемо, а для волка – еще и позорно. Поэтому нет, Рокхет ничего нам не расскажет. И тем более не станет изливать душу похотливой кошке, которая в его понимании даже доверия не заслуживает.

– Ур-р-р, – привлек мое внимание выскользнувший из-за кустов Роар и активно замахал хвостом, стоило нам с Нараном обернуться.

– Легок на помине, – усмехнулся лесной при виде волчонка. – Тебя что, уже пора кормить, мелкий?

Роар оскалился, а затем припал на передние лапы, словно щенок, который звал приятелей поиграть. После чего уже вовсю замолотил воздух хвостом и заерзал мохнатым задом, всем видом выражая нетерпение. Знаете, как дети, которые готовы часами канючить: ну давай… пойдем… ну что же ты так долго собираешься?

При виде такой реакции на лице Нарана проступила неподдельная озабоченность, и я его прекрасно понимала. Прошло три дня с того момента, как мальчишка закончил оборот. И чем дальше, тем виднее становилось, насколько ему комфортно в этом обличье. Человеческие реакции он выказывал с каждым днем все меньше. Стал заметно активнее, раскрепощеннее и… более открытым, что ли? Зверь в нем с каждым днем набирал силу. И даже сейчас на нас смотрел не молодой оборотень, решивший сменить форму, а молодой волк, который пока еще считал нас членами своей маленькой стаи.

Обнаружив, что мы недостаточно бурно реагируем на предложение поиграть, Роар подбежал и цапнул меня за рукав, настойчиво потянув куда-то в лес. За эти дни рана на его плече почти зажила. Полагаю, что даже смена ипостаси не сделала бы ему больно. Поутру Наран даже предложил парню сменить облик, но Роар сделал вид, что не услышал. Более того, сбежал, едва об этом завели разговор. И это вкупе с происходившими в нем переменами не могло не настораживать.

– Да иду я, иду, – проворчала я, когда волчонок потянул сильнее, грозя вот-вот порвать мою единственную рубаху.

Наран, когда я встала и принялась раздеваться, целомудренно отвернулся, а вот рыжик на этот раз даже не смутился. Напротив, его возбуждение было так велико, что он аж подпрыгивать начал, не в силах дождаться, когда же мы побежим. Зато мой внешний вид его больше не пугал. К моей обнаженной особе он еще вчера перестал испытывать привычный для лохматых трепет. А стоило сменить ипостась, как этот дуралей радостно взвыл и закрутился вокруг меня волчком, после чего без предупреждения задал стрекача, откровенно провоцируя поиграть в догонялки.

Обменявшись с Нараном выразительным взглядом, я усмехнулась и потрусила в лес.

Роар напал на меня сразу, как только я удалилась от места стоянки. С разбегу наскочил, толкнул, игриво куснул в плечо и тут же метнулся в сторону, чтобы не получить по морде тяжелой лапой. Затем куда-то умчался. Снова вернулся. Попытался наскочить, но был остановлен предупреждающим рыком и сбежал во второй раз, наверняка намереваясь подстеречь по пути и попытать счастья чуть позже.

Ребенок… ну как есть ребенок.

На наше счастье, зверь Роара вел себя неагрессивно, был послушным, порой даже милым и вовсю отрывался, получив нежданную свободу. К тому же волчонок выглядел в эти дни настолько счастливым, что мне даже стало его жаль при мысли, что это счастье скоро закончится. Впрочем, оно ведь необязательно должно закончиться плохо, правда?

Раздумывая над непростой ситуацией, я поймала себя на мысли, что мне небезразлична судьба этого волка. Более того, я огорчусь, если в один прекрасный день вертлявый и смешливый мальчишка вдруг превратится в неуправляемое чудовище.

– Ар-р-р! – с устрашающим рыком выметнулась из-за дерева серая тень, так что пришлось отпрыгнуть, чтобы несносный зверь не сбил меня с ног. Роара, правда, третья подряд неудача вконец раззадорила, поэтому на этот раз он не сбежал, а сразу напрыгнул снова. И мы кубарем покатились по траве, в шутку рыча и скалясь, делая вид, что вот-вот кто-то кого-то цапнет.

Моей кошачьей натуре такие игры совершенно не претили, поэтому я вскоре вошла во вкус и в свое удовольствие побарахталась на мягкой лесной подстилке, старательно поддаваясь радостно урчащему волку. Но как только Роар решил, что победил, извернулась, вскочила и шлепнула его лапой по морде. А потом громко расфыркалась, когда волка мигом унесло за деревья, забросив в кучу перепрелой листвы.

После этого я с чувством выполненного долга вернулась в лагерь, полагая, что после этого Роар больше не будет нарываться. Но он, разыгравшись, уже даже на собратьев внимания не обратил и еще с полчаса мешал нам подремать, пока мне не надоело его от себя отпихивать и я не придавила лапой задыхающегося от восторга зверя к земле.

Поелозив и поскулив какое-то время, рыжик все-таки сдался и, рухнув на траву, всем видом показал, что больше не будет. Только после этого я решила его отпустить. А чтобы не провоцировать его на новую игру, сменила ипостась и с интересом заглянула в походный котелок, где стараниями Нарана дозревала ароматная каша.

Каши мой зверь не особенно уважал, но возня с волчонком способствовала пробуждению аппетита. Поэтому, накинув на себя рубашку, я подсела к огню и, выпросив у волка ложку, с вожделением запустила ее в одуряюще пахнущее варево. Причем запах оказался таким, что даже признавший поражение Роар, не утерпев, подполз к костру и просительно заскулил, когда я подула на ложку и собралась снять пробу.

– У-у-у… у-у-у-р-р, – заурчал зверь, умильно вывернув лохматую голову и буквально ткнувшись носом мне в руки, словно говоря: дай… ну дай… ну пожа-а-алуйста!

Я снова заглянула в котелок и, обнаружив там приличный кусок мяса, передумала есть кашу. Вместо этого взяла у Нарана нож и, насадив на него самую вкуснотень, протянула рыжику рукоятью вперед.

– На. Ешь.

Волк, даже не задумавшись, молниеносно перетек в человеческую форму и на глазах у обомлевшего собрата выхватил у меня нож. Причем так естественно и привычно, словно трансформация не потребовала от него ни малейших усилий. После чего уже обычный, голенький и бесподобно смотрящийся на корточках Роар с наслаждением вонзил зубы в ароматное мясо и, откусив приличный кусок, прошамкал:

– Ш-шпасибо!

При виде искренней оторопи Нарана я не выдержала и расхохоталась. А когда в лагерь вернулся Рокхет и замер, обнаружив воспитанника жадно уплетающим наш ужин, вообще покатилась со смеху.

Ну и рожи у них стали, когда мальчик без труда перекинулся!

Ой, не могу!

Они так вытаращились, будто решили, что рыжик и впрямь никогда не захочет вернуться! Что за оборотни мне достались необразованные?! Роару всего-то и требовалось ненадолго отвлечься от переживаний о себе, а затем дать ему повод стать человеком. И вот ради вкусного, еще дымящегося, по-настоящему аппетитного мяса он охотно им стал. Даже сам не понял, как это получилось. Но судя по тому, с какой легкостью прошел оборот, проблем с этим делом у него больше не будет. А если и висело на тех болтах какое-то заклинание, то молодой здоровый организм успешно его переборол.

– Дай-ка я посмотрю твое плечо, – все еще посмеиваясь, сказала я, придвигаясь к рыжику ближе.

Тот, старательно жуя, вытянул руку и, продемонстрировав совершенно чистую кожу, приглушенно рыкнул:

– Похоже, я вылечился?

– Нет, друг мой. Это твой зверь тебя вылечил, – хмыкнула я, щелкнув лохматого по носу. – Помни об этом. И постарайся его больше не обижать.

– Да я и не… – Роар вдруг осекся и надолго задумался, заново оценивая свой опыт пребывания на четырех конечностях. Потом все же что-то понял. Кивнул. И, дожевав мясо, неловко улыбнулся: – Спасибо, Бас. Честное слово, ты очень мне помогла.

Ну вот, еще и выкать перестал. Совсем замечательно.

Я вместо ответа чмокнула его в щеку:

– На здоровье. Теперь все остальное будет зависеть исключительно от тебя.

– Ага, – смущенно кивнул волк, возвращая Нарану нож. А потом вдруг встрепенулся и потянул носом воздух. – Ого. Похоже, у нас гости. Вернее, один гость. И, Бас… мне кажется, это по твою душу.

Глава 8

Роару я поверила сразу, хотя мой собственный нос пока не сообщил ничего интересного. А вот расспрашивать парня не стала – это было бы скучно. Когда в событии остается нечто недосказанное, это так волнующе. Кто там на ночь глядя решил нас навестить? И почему степной сказал, что гость пришел ради меня?

Загадка…

А мы, кошки, ужасно любим загадки. Когда же явственно встрепенулись и насторожились Наран с Рокхетом, у меня внутри прямо-таки засвербело нетерпение, смешанное с предвкушением.

Ну же! Кто ты? И почему твой запах так взбаламутил лохматых?

Наконец в воздухе появилось нечто знакомое, и я едва не рассмеялась от облегчения. Вот оно что… запах был до безобразия похож на человеческий! Но какой смертный в здравом уме будет гулять по лесу ночью, да еще подкрадываться к волчьей стоянке, словно зверь на охоте?

– Лори, выходи! – крикнула я, хитро подмигнув приподнявшему брови рыжику. – Не заставляй нервничать моих новых друзей!

– Хм, – после небольшой паузы раздался из леса задумчивый голос. Довольно молодой, мужской. Немного вальяжный и даже звучащий с этакой ленцой, как если бы гость прекрасно знал, куда шел и кого именно здесь встретит. – С каких это пор волки числятся среди твоих друзей? И с чего, позволь спросить, им оказана такая честь?

Я все-таки не выдержала и рассмеялась:

– Они не кусаются, представляешь?

– Точно? – подозрительно серьезно уточнил все тот же голос. Причем прозвучал он намного ближе, чем в прошлый раз, словно незнакомец умел передвигаться по лесу не только бесшумно, но и с достойной уважения скоростью.

– Точно-точно, – заверила его я, и только тогда за дальними деревьями метнулась неясная тень.

Через пару мгновений на краю поляны без единого звука возник довольно высокий, атлетически сложенный молодой мужчина, одетый лишь в видавшие виды кожаные штаны. Остановившись на самом краю освещенного пространства, он на всякий случай дал волкам себя рассмотреть. Едва заметно кивнул Рокхету, в котором безошибочно опознал вожака. Слегка улыбнулся при виде рыжика, который успел натянуть штаны и встал так, чтобы, в случае чего, суметь меня прикрыть. А затем заметил нож в руке спокойно стоящего возле огня Нарана и миролюбиво поднял руки:

– Я с миром, лохматые. Просто учуял знакомый запах и решил заглянуть на огонек.

Рокхет оценивающе прищурился, но и так было понятно, отчего на незнакомце почти не имелось одежды и почему из всех возможных вещей в его руке виднелся лишь небольшой узелок, в котором при всем желании нельзя было углядеть никакого оружия. Да и зачем оборотню нож или меч, если его зубы и когти справятся не хуже?

Я при виде гостя одним движением поднялась с земли и откровенно им залюбовалась.

Высокий, статный, красивый… гибкий, как зверь, и привлекательный, как самый настоящий кот. Волосы – черные словно уголь, как и положено истинному баскху. Глаза чуть раскосые, ярко-зеленые, словно только-только народившаяся травка. Черты лица тонкие и в то же время хищные. Век бы стояла и любовалась.

– Здравствуй, – мягко улыбнулся Лори, глядя на меня с таким же нескрываемым удовольствием и нежностью. – Давно не виделись… можно я тебя обниму?

Я демонстративно раскинула руки, и кот, выронив узелок, одним неуловимо быстрым движением скользнул мимо напрягшегося Рокхета, нагло сграбастал меня в объятия и, уткнувшись носом в мои волосы, шумно втянул ноздрями воздух.

– Я скучал, – а затем едва слышно выдохнул мне на ухо: – Мама…

– Врунишка, – снова рассмеялась я, крепко обняв непутевого, самого младшего своего отпрыска, с которым, наверное, лет двадцать уже не виделась. – Если бы ты хотел, то нашел бы меня гораздо раньше.

– Когда ты не хочешь, тебя никто не может найти, – возразил Лори, отстранившись и всмотревшись в мое довольное лицо. – Никогда на одном месте долго не задерживаешься. Еще повезло, что я на свежий след наткнулся. А то бы еще столько же времени гадал, где тебя носит на этот раз и любишь ли ты меня по-прежнему.

– А сам-то что, лучше?

– А я – как ты, – хитро улыбнувшись, заявил этот наглец, за что немедленно получил подзатыльник, и со смехом отскочил. – Ну ладно… что ты со мной, как с маленьким?

Я фыркнула:

– Что заслужил, то и получил. Каким ветром тебя сюда занесло?

– К друидам забегал.

– Случилось что?

– Нет. Сестрицу старшую провожал, – ухмыльнулся Лори. – У нее как раз гон начался. Вот я и проследил, чтобы по пути кого-нибудь не задрала.

– А-а-а, – успокоилась я. – Что ж ты ее там не подождал?

– А зачем? – удивился сын. – Успокоится, сама уйдет. Что мы, в первый раз, что ли?

И то верно. Излишняя забота о потомстве никогда не была характерной чертой нашей породы. Как только котята осваивали охотничьи навыки и начинали считать себя достаточно взрослыми, чтобы уйти в свое первое путешествие, так всё – баскхи покидали мать навсегда. Что же касается отцов, то они практически не имели отношения к воспитанию собственных отпрысков, но то была не их вина – так распорядилась природа, что котятами традиционно занималась мать, тогда как отцам оставалось лишь следить за их взрослением со стороны.

Волки, как можно догадаться, этого категорически не одобряли. Они всегда держались за кровные узы и просто жить не могли, не образуя хотя бы маленькой, но сплоченной стаи. Но мы – не волки. Мы всегда гуляли сами по себе – не терпели излишней опеки и не стремились оказывать ее кому бы то ни было.

Свобода – вот что кошки ценили превыше всего. Свобода бродить где вздумается. Делать что захочется. Выбирать себе партнера на одну ночь или на всю жизнь. Жить в лесу или же в комфортном доме в центре столицы. Спать по ночам или любоваться луной… Свобода во всем, в том числе и в выражении собственных чувств – вот что являлось нашей сутью от рождения до самой смерти. Тогда как волки всю жизнь жили в рамках придуманных ограничений и свысока относились к тем, кто их не придерживался.

Да что там говорить! Они никогда не понимали нас, а мы не стремились понимать их. Но если мы не навязывали своих убеждений, то лохматые, увы, категорически не принимали того, что не вписывалось в их картину мира.

– Можно я тебя украду на эту ночь? – хитро блестя глазами, поинтересовался Лори.

Я только хмыкнула, когда он при этом покосился на волков, но испрашивать у них разрешения не стала. Ну а если они там надумали себе что-то лишнее, это не мои трудности.

* * *

С сыном мы проговорили почти до утра. Развалившись под сенью старого-престарого дерева, мы спешно наверстывали то, чего были лишены долгие годы – общения, близости. Того, чего даже кошкам иногда не хватало.

Лори улегся, как в далеком детстве, – положив голову мне на колени и бездумно уставившись в черные небеса. Я же рассеянно гладила его волосы и слушала историю его приключений, где-то переживая, где-то, наоборот, улыбаясь, а где-то искренне гордясь своим мальчиком, который за годы самостоятельной жизни сумел так много постичь и столькому научиться.

Большую часть времени, пока мы не виделись, он, как и я, безостановочно колесил по миру, встречая старых и новых друзей, охотно суя любопытный нос в различные авантюры и не упуская возможности поучаствовать во всяческих заварушках. За эти годы на его теле появилось немало новых шрамов, и, судя по тому, что они вообще остались, раны мой младшенький успел заполучить достаточно серьезные.

Насчет того, что у кошек девять жизней, – наглое вранье. Жизнь у нас все же одна, хоть и долгая, как у друидов. Но даже узнав, что младший несколько раз оказывался на волосок от гибели, я бы никогда его за это не укорила. Лори уже давно самостоятельный кот, который не нуждался ни в присмотре, ни в наставничестве. Из всех моих детей – а их за годы было немало – далеко не все дожили до преклонных лет. Кому-то просто не повезло. Кто-то связался с дурной компанией. Кто-то некстати ввязался в войну, которых среди людских государств было немало. Некоторые оказались слишком увлечены собой, чтобы вовремя углядеть опасность. Кому-то не хватило прозорливости сбежать, а кому-то и мудрости, чтобы вовремя отступить… да что там говорить. Всякое бывало. Но это не значило, что я плоха как мать. Просто смерть, как и старение, – естественные процессы. А мы, кошки, гораздо проще относились к существующему порядку вещей, даже когда он касался наших собственных котят.

Лори, как и несколько его сестер, был из числа последних, к которым, как всякая мать, я еще долгое время буду относиться чуточку мягче, чем ко всем остальным. Конечно, мальчишка уже лет тридцать как обрел самостоятельность, но все же меня порадовала весть, что после стольких лет бродяжничества этот непоседа решил остепениться.

Для баскхов – это нечастое явление. И тот факт, что Лори все же нашел с кем провести жизнь, грело материнское сердце получше любых объятий.

– И где же ты осел? – поинтересовалась я, когда сын признался, что уже лет десять не испытывает потребности в долгих путешествиях.

Лори мечтательно улыбнулся:

– У белых в становище.

– Кого-то приметил?

– Да, мам. Кажется, я нашел ту, с которой хотел бы остаться насовсем. У меня там два сына подрастают, – не без гордости признался он.

Я ласково взъерошила макушку Лори.

– Ну наконец-то. Надеюсь, хотя бы одного чистокровку ты нашему роду подарил?

– Они оба баскхи, мам, – усмехнулся сын. – Жена сперва не поверила, но так уж вышло, что мальчишки пошли в меня.

Ого. А вот это и в самом деле редкость. Как правило, если мальчиков в семье двое, хотя бы один уродится в мать. Ну да невелика беда.

– Придется тебе еще девочку ей сделать, – со смешком заметила я. – Девчонка точно в ту породу пойдет.

– Уже, – довольно зажмурился Лори. – Ждем с Караей дочку к весне. Буду рад, если ты к тому времени соберешься нас навестить.

Я ненадолго задумалась, но все же кивнула:

– Пожалуй, и правда загляну. Если это, конечно, никого не побеспокоит.

– Старик Нор умер еще два года тому, – без лишних слов понял меня сын. – Больше тебя никто не помнит, так что можешь не волноваться.

На моих губах мелькнула грустная улыбка.

Но ничего не поделаешь – время от времени приходится наблюдать, как постепенно стареют и уходят к богине те, кто хотя бы какое-то время был тебе дорог. Дар долгой жизни – далеко не такое благо, как принято считать. А если учесть, что он перейдет не ко всем твоим детям, и большинство из них, так или иначе, умрут раньше тебя, – это и вовсе похоже на проклятие.

Если бы не исконно кошачья легкость и непонятное волкам отношение к потомству, ни один баскх не дожил бы до седин. Порой это слишком тяжело – отпускать близких. И очень нелегко знать, что рано или поздно это случится с каждым, кто тебя помнит.

– Где тебя найти, если вдруг передумаешь приходить к белым? – тихо спросил Лори, когда я тяжелым вздохом подтвердила, что все еще помню Нора и скорблю о его уходе. – Останешься у друидов?

– С ума сошел?

– Ну, не знаю… может, ты по отцу соскучилась?

Я только фыркнула:

– Я иду туда не для того, чтобы повидаться после сорока лет молчания. Богиня дала знак, что это необходимо, и отказаться было невежливо. Но как только разберусь, в чем загвоздка, тут же уйду.

Лори повернул растрепанную голову и внимательно посмотрел на меня снизу вверх.

– Отец о тебе спрашивал… – тихо уронил сын. – Он никогда этого не показывает, но, думаю, он тоже скучает и не отказался бы тебя вернуть. Хотя бы на какое-то время.

Я нахмурилась:

– «Какое-то время» меня никогда не устраивало. Но твой отец не захотел делить меня с остальным миром. Собственник… все мужчины жуткие собственники, поэтому с ними так сложно. Да и сам-то ты явно не остался там не только потому, что тебя жена дома ждет. Небось, опять поцапались из-за пустяка?

Кот виновато вздохнул: