Текст книги "Горький квест. Том 3"

Александра Маринина
Горький квест. Том 3

© Алексеева М.А., 2018

© Оформление. ООО «Издательство «Эксмо», 2018

* * *

Дверной звонок вывел Наташу из задумчивости, в которую она погрузилась, оттирая ванну и унитаз. Конечно, первозданной белизны не добиться, но хоть какое-то подобие белого цвета без желтых потеков и разводов должно же быть у сантехники! Движения стали механическими, она все терла и терла поверхности тряпочкой со стиральным порошком – Надежда Павловна сказала, что в те времена других средств не было.

Сегодня с утра устроили тестирование, которое проводил психолог Вилен, нужно было на бланках проставлять галочки напротив подходящих ответов. Потом было первое комсомольское собрание, на котором сначала нужно было слушать невероятно нудный доклад про какую-то скучную книгу, после чего обсуждали Тимура, который на семинаре по истории КПСС назвал какое-то решение «волюнтаристским». Зачем нужна эта история КПСС и почему нельзя было так назвать то решение, Наташа не вникала, в обсуждении проступка Тимура не участвовала, да и никто, собственно говоря, не участвовал. Организаторы остались недовольны тем, как прошло собрание, но что и как нужно делать, чтобы им понравилось, Наташа понять не сумела.

На завтра задали прочесть пьесу «Дачники», и Наташа решила, что вполне успеет после обеда не только «сделать уроки», но и навести чистоту и порядок в ванной и туалете.

Услышав треньканье звонка, она бросила тряпку в ванну, включила воду, сунула ладони под струю воды и сразу почувствовала, как саднит кожа. Ну и порошок! Наскоро обтерла руки полотенцем и выскочила в прихожую. А вдруг? Вдруг это Сергей?

Но это была Маринка, и физиономия ее выглядела довольно кислой.

– Старуха погнала меня в магазин, сказала, что дефицит какой-то выбросили, нужно отстоять очередь и купить. Пошли, а?

– Какой дефицит? Мне не нужно ничего. И вообще, я ванну чищу.

– Ну пойдем, Наташка, ну пожалуйста, – взмолилась подруга. – Старуха сказала, что это обязательно, это часть квеста. Мне одной в лом. Там уже почти все собрались.

– Ладно, – вздохнула Наташа, – пойдем.

Странно, что Полина Викторовна отправила Маринку выполнять задание, а вот Наташе Надежда Павловна ничего не сказала. Задания ведь для всех одинаковые. Если бы Маринка не зашла, Наташа так и драила бы ванну и не узнала бы ничего. Или так специально задумано? Но почему?

Дверь в квартиру-столовую была, как всегда, открыта, на площадке и частично в прихожей толпился народ – и участники, и сотрудники. Надо же! Все эти люди стоят и разговаривают прямо перед дверью в квартиру, где Наташа живет вместе с Надеждой Павловной, а она, оттирая ванну и задумавшись, ничего не услышала…

– Что это? – удивилась и одновременно испугалась Наташа. – Что-то случилось?

– Вопрос неправильный, – бодро прогремел Виссарион Иннокентьевич. – Полагается спрашивать: «Что дают?»

– Что дают? – послушно повторила она.

– Завезли венгерских кур и копченую колбасу, – многозначительно улыбаясь, пояснил актер. – Девушки уже пришли.

Наташа зажмурилась и помотала головой. Ей показалось, что она попала на другую планету. Почему куры венгерские? Почему все толпятся здесь? Какие девушки и куда они пришли? Ничего не понятно.

– Какие девушки? – тупо спросила она.

– Продавщицы. Ирина и Полина Викторовна, – пояснил переводчик Семен, стоящий рядом с Гримо.

Маринка округлила глаза.

– Обе? А зачем? Стар… Полина Викторовна вроде только что дома была…

Сзади к девушкам подошел Юрий, тоже встал в очередь и принялся объяснять:

– Потому что натуральное мясо и колбаса не должны продаваться в одном отделе. Два отдела – два продавца.

– И две очереди? – послышался голос Сергея.

Оказывается, он стоял в прихожей, и Наташа его сразу не увидела.

– Вообще-то очередей три, а не две, – продолжал разъяснять Юрий. – Сначала вы стоите в один отдел, потом в другой, потом в кассу, после чего проталкиваетесь сначала к одному продавцу, потом к другому, чтобы забрать свои покупки. Так что готовьтесь, молодежь, легко не будет. И быстро тоже не будет.

– А почему ничего не продают и дверь не открывают? – спросил Тимур.

Сотрудники рассмеялись, веселее всех хохотала Галина Александровна.

– Потому что товар еще не вынесли из подсобки, – ответила она, вытирая выступившие слезы.

– А почему его не выносят? – это уже Артем.

– Потому что сначала нужно обзвонить всех знакомых и нужных людей, спросить, оставить ли им курицу или палочку колбасы, отложить все «для своих», для себя, а уж потом, что останется, нести в торговый зал.

– А сколько еще ждать?

– Как повезет. Может, минут пять, а может, и полчаса. Товарищи, соблюдайте очередь, не толпитесь кучей! – громко скомандовала профессор.

Наташа обернулась к Юрию, стоящему сзади.

– А вы правда привезли куриц и колбасу?

– Правда, – подтвердил завхоз.

– Давно?

– Да минут двадцать как разгрузился.

– Вот! – снова загремел сочный баритон Гримо. – Наталья молодец, быстро учится жить по старым правилам. Найди грузчика и спроси, когда завезли товар. Тогда можно хотя бы примерно прикинуть, сколько еще ждать, пока документы оформят, посчитают, взвесят, разложат, вопросы порешают.

Маринка начала решительно протискиваться между людьми, заполнившими площадку и прихожую.

– Девушка, вы куда? – строго вопросила Галина Александровна. – Вы там не стояли, вы позже подошли, я видела.

– Хочу спросить, когда начнут продавать, – ответила Маринка.

Сотрудники снова грохнули дружным смехом.

– Так вам и сказали! И вообще, вы туда не пройдете, вы по эту сторону прилавка, в торговом зале, а продавцы в подсобке, туда можно войти только со стороны служебного входа. Вот подождите, выйдет продавец, за ним следом работник с товаром, тогда начнут продавать.

– Тогда я пойду пока в буфет, там посижу. Чего тут стоять-то беспонтово?

Хохот стал еще громче. Наташа понимала, что Маринка делает что-то неправильно, но что именно – уловить не могла. Тучный Семен, отирая выступившие на лбу капли пота, прочел для молодых участников короткую лекцию об устройстве очереди. Из лекции следовало, что сорок лет назад отойти посидеть и подождать, пока подойдет очередь в продуктовом магазине, было практически нереально. Во-первых, сидеть негде. Во-вторых, выходя из очереди, нужно непременно предупредить того, кто стоит следом за тобой, и попросить, чтобы тебя запомнили. Отлучаться следует ненадолго. Если тот, кто стоял за тобой, тоже уйдет, то следующий в очереди тебя совершенно точно вперед себя не пропустит: он тебя не видел, не помнит, ты его ни о чем не предупреждал. И тебе придется вставать в конец очереди. И, в-третьих, даже если найдется где присесть, то не дай бог тебя увидит кто-нибудь из твоей очереди! Они стоят, а ты сидишь! Тебе этого не простят. И либо сделают вид, что не помнят тебя, и не пропустят, либо ты наслушаешься столько приятного, что воспоминаний хватит на неделю.

Маринка недовольно нахмурилась.

– Так что, стоять тут все время, что ли?

– Именно так, милая Марина, стоять как вкопанная, – весело подтвердил Гримо.

– Вот блин! Я даже за билетами на концерт любимой группы так не стояла, сейчас любые билеты можно по интернету купить. А уж за курицей… Тоже мне, ценность!

– Зачем же вы, девушка, стоите в очереди, если вам курица не нужна? – ехидно спросил психолог Вилен.

– Мне Полина Викторовна велела.

– Маму надо слушаться, – назидательно проговорил Тимур. – Точнее, бабушку. Мне, например, Юра на пальцах объяснил, сколько всего можно приготовить из одной курицы. Мы с ним сначала сварим ее, потом из бульона сделаем суп с вермишелью и картошкой, половину вареной курицы разделим и съедим с гарниром, а из другой половины настрижем салатик. Одна курица – и целых три блюда! Юра обещал, что будет вкуснее, чем в столовке.

– И охота тебе возиться, – презрительно протянула Маринка. – Время только терять.

– Ты что! Прикольно же! Я никогда в жизни курицу не варил, интересно попробовать. Ну и зафотаю весь процесс, само собой. Да я на этой курице знаешь сколько лайков соберу?

Дверь в комнату-магазин приоткрылась, послышался сварливый голос:

– Подходите.

Дверь захлопнулась. Стоящий первым Сергей растерянно обернулся.

– Что стоишь? Заходи, – подбодрил его Вилен.

– Пошли, Серега, – оживился Артем.

– Э, нет, – остановил его психолог, – так не пойдет. Нас здесь…

Он покрутил головой, пересчитывая присутствующих: шестеро участников, шестеро сотрудников.

– …двенадцать человек. А в очереди должно быть как минимум человек пятьдесят, и эту очередь нужно отстоять. Пятьдесят – это еще приемлемо, это, считайте, вам сильно повезло, а могло быть и больше ста. Так что входите по одному, и после каждого из вас должна быть пауза минут на пять, в течение которых обслужат еще пять условных покупателей. Заходи, Сергей.

Когда дверь за ним закрылась, Артем снова требовательно посмотрел на Галину Александровну.

– Все равно я не понимаю, зачем сюда всех согнали. Мы с Виленом живем вместе, он меня послал в магазин, я пошел, с этим все ясно. А он сам-то зачем тут стоит? Для массовости?

– И для массовости тоже. Нужно, чтобы вы прочувствовали, каково это – простоять час в очереди за едой среди уставших нервных людей. Поверьте мне, это крайне полезный опыт. Кроме того, могут иметь место ограничения, например, по одной курице или по одной палке колбасы в руки, и если вам нужны две курицы или побольше колбасы, то нужно либо стоять в очереди дважды, либо идти вдвоем.

– А зачем нам по две курицы? – подала голос Маринка. – И колбасы столько на фиг надо?

– Может быть, вы ждете гостей и вам нужно много продуктов. Может быть, у вас большая семья. Может быть, вы хотите, чтобы курица просто была про запас, потому что когда сможете купить ее в следующий раз – неизвестно. То же самое относится к копченой колбасе. Вареную колбасу никто про запас не покупает, это понятно, а вот копченая – деликатес к праздничному столу и хранится достаточно долго. А поскольку это не только деликатес, но и дефицит, то может использоваться в качестве подарка или подношения.

Тимур присвистнул.

– Ни фига себе! Колбаса в подарок! Упаковать в коробочку и перевязать ленточкой с бантиком! Это крутейше! Люди, ну правда, встаньте в очередь, как положено, я пофотаю пока.

Со своим фотоаппаратом он не расставался. Сотрудники с улыбками переглянулись и послушно стали выстраиваться в линию, участники тоже заняли свои места. Когда десять человек перестали толпиться и встали друг за другом, первый – Артем – оказался у самой двери, за которой раздавали продукты, а последние трое стояли на ступеньках лестницы. Теперь Наташе видна была и Евдокия, до этого не проронившая ни слова и остававшаяся совершенно незаметной. Следом за Наташей пристроилась Маринка, за ней – Юрий, и замыкал очередь подошедший самым последним доктор Эдуард Константинович. Тимур скакал вдоль очереди, щелкая затвором.

– Эй, фотограф, а твоя очередь где? – насмешливо спросил Артем. – Смотри, без курицы останешься, а в следующий раз неизвестно когда завезут.

– Так я же с тобой вместе пришел! Ты что, забыл?

– Ничего не знаю, молодой человек, – обычно сочный голос Гримо вдруг зазвучал противно и скрипуче, – я вас тут не видел, и не вздумайте пролезть без очереди. Вон тот юноша, – артист бесцеремонно стал тыкать в воздух указательным пальцем в сторону Артема, – стоял, я видел, он как пришел – так никуда и не отходил, а за ним вон тот мужчина.

«Вон тем мужчиной» был переводчик Семен.

– А вас, молодой человек, тут не стояло! – продолжал Гримо.

Неожиданно за Тимура вступилась Евдокия.

– Ну что вы, он стоял.

– Не было его!

Теперь в мини-спектакль включилась Галина Александровна.

– И вы, девушка, его не выгораживайте, а то взяли моду скакать по свиданиям, шататься неизвестно где, а потом без очереди лезть! Постыдились бы, молодые, а стоять не хотите, все вам на блюдечке подавай, мы весь день отработали и теперь стоим, куда только родители смотрят, вырастили захребетников!

Евдокия умолкла, а все сотрудники наперебой принялись ругать современную молодежь вообще и паренька с фотоаппаратом в частности. Обстановка быстро накалилась, и Наташа удивлялась, почему так долго не выходит Сергей. Она осторожно подняла руку и дотронулась до плеча стоявшего перед ней Виссариона Иннокентьевича.

– А что вы будете из курицы готовить? – спросила она.

Гримо улыбнулся и ответил своим обычным голосом:

– Сам не знаю. Я готовить не умею. Сережа, кажется, тоже не мастер. Но будем пробовать, Надюша обещала рецепт дать, научить.

– Может, помочь? – предложила Наташа. – Я неплохо готовлю, меня мама учила. Мы с Маринкой вместе живем, я всегда ее кормлю.

– Прекрасно, прекрасно, – довольно загудел актер. – Будем крайне признательны, крайне! Я бы съел цыпленка табака.

Цыпленок табака! Этого Наташа не умела.

– Я отойду на минутку, – сказала она, обернувшись к Маринке.

Та, конечно, заметила, что подруга разговаривала с куратором Сергея, и теперь глаза ее сузились в подозрительном прищуре.

– Ты куда? Что ты еще задумала?

– Ничего я не задумала, подойду к Надежде, спрошу рецепт.

– Зачем тебе рецепт? Твоя Надежда сама все приготовит, она же повар. Не темни, Наташка! Не валяй дурака! – сердито зашипела Маринка.

– Хочу научиться.

Наташа прошла вдоль очереди. Надежду Павловну она нашла в общей комнате; та сидела за пустым столом, откинувшись на спинку стула и вытянув ноги.

– Хорошо, что вы все в очереди стоите, – улыбнулась она, увидев Наташу, – я хоть отдохну немножко, никому буфет не понадобится. Если только Назар заглянет, но я им недавно наверх подавала к чаю… А ты что пришла?

Услышав, что нужен рецепт, Надежда Павловна покачала головой:

– Из тех кур, которые привезли, «табака» не получится, можно, конечно, сделать, но вкусно не выйдет.

– Маринка сказала, что куры какие-то венгерские.

– Ой, да перестань, – повар махнула рукой. – Это в прежние времена венгерские куры считались хорошими, их моментально раскупали. Сейчас их у нас не продают, Юра с фермы птицу привозит. Про венгерские сказали, чтобы вы почувствовали аромат эпохи. Все импортное было заведомо лучше, чем наше. Югославские или финские сапоги, например, французская тушь, монгольские дубленки – все было дефицитом. И венгерские куры тоже.

– Ясно, – разочарованно протянула девушка. – А почему вы меня в магазин не отправили? Если бы Маринка за мной не зашла, я бы и не узнала, что нужно в очереди стоять.

– Для правды жизни, – усмехнулась повар-буфетчица. – Если твоя мама имеет дело с продуктами, то тебе за дефицитом стоять не нужно, у вас в семье эта проблема решается по-другому. И курица сама собой появится, и колбаса, и заграничную косметику прямо домой принесут. Работники торговли и общепита в очередях не стояли, как правило.

– Выгодно быть вашей дочкой, – заметила Наташа.

– А ты думала! Так что можешь идти домой, если не хочешь стоять.

– Нет, я как все… И Маринке скучно одной, мальчики все впереди оказались, они раньше других пришли, Дуня молчит как рыба, мы там стоим среди старших, и если я уйду – ей даже поговорить не с кем будет. И вообще, это, наверное, обидно: она стоит, а я порхаю, потому что мне с мамой повезло.

Надежда Павловна наклонилась, помассировала отекшие за день щиколотки, вздохнула.

– Так жизнь устроена. Всюду и всегда. Одни стоят, другие порхают.

Проходя на обратном пути мимо двери комнаты-магазина, Наташа столкнулась с выходящим оттуда Сергеем. В руках у него была матерчатая сумка с продуктами.

– Купил? – с интересом спросил Артем, чья очередь была следующей.

– Ага!

– Надо говорить не «купил», а «отоварился», – поправил его Семен. – И запомни: при советской власти все более или менее стоящее не продавали, а давали или выбрасывали. Ты же хорошо чувствуешь слово, должен понимать, что разница принципиальная.

– Понял, учту. А когда мне можно заходить?

– Продавцы сами позовут, не волнуйся.

Наташа следом за Сергеем стала протискиваться в тесном коридоре вдоль очереди, обогнала его и подошла к своему месту, между Гримо и Маринкой. Сердце ее бешено колотилось. Вот сейчас он подойдет, Виссарион Иннокентьевич скажет ему, что Наташа вызвалась помочь, а она ответит, что из этих кур «табака» не получится и она лучше приготовит им что-нибудь другое, например потушит курицу в сметане с чесноком или сделает котлеты… Завяжется разговор, Сергей пригласит ее к себе… Хотя как же она уйдет, очередь ведь… Надо играть по правилам. Ничего, главное – договориться.

Утихшая было свара в очереди оживилась, только поводом теперь был уже не Тимур, а Вилен, изображавший человека, которому «в больницу». Наташа так волновалась, ожидая начала разговора с Гримо и Сергеем, что в первый момент вообще не поняла, что происходит. Сергей все не подходил, он застрял возле Евдокии и о чем-то тихонько беседовал с ней. Наташа не сводила с него глаз, а в голове звучала старая печальная песня:

 
Что касается меня, то я опять гляжу на вас,
А вы глядите на него,
А он глядит в пространство…
 

– Юра! – послышался из глубины квартиры голос Надежды Павловны. – Ты здесь?

– Да! – громко отозвался завхоз. – Я нужен?

– Не могу окно закрыть, щеколду заело!

– Иду!

Он ловко пробрался внутрь и скрылся. Теперь доктор Качурин стоял прямо за Маринкой, и Наташе казалось, что она слышит у себя за спиной негромкие голоса, но не могла заставить себя обернуться и посмотреть, кто разговаривает. Она оцепенела, глядя на Сергея и Евдокию. Ну почему, почему она такой тормоз? Почему не сообразила заговорить с Сергеем сразу же, как только он вышел, чтобы он увлекся и прошел мимо этой странной молчаливой Дуни? Ведь такая прекрасная возможность представилась! Можно было спросить о покупках, о Полине и Ирине, игравших роли продавщиц, можно было даже попробовать обсудить слова Семена о разнице между «продавать», «давать» и «выбрасывать». Артем сказал, что все понял, а Сергей? Она, Наташа, например, не совсем поняла. Нутром чувствует эту разницу, а объяснить так четко и красиво, как это обычно делает Артем, не может. Можно было начать обсуждать феномен очереди… Да много поводов для разговора, выбирай любой! А она, как дура, молча шла следом за ним, а когда он остановился около Евдокии, просто прошла дальше.

– Товарищи, ну поверьте, у меня жена в больнице, ей нужно диетическое питание, я должен успеть сварить бульон и отнести ей…

– Не пускайте его без очереди! У нас у всех кто-нибудь в больнице лежит, так что, теперь всех без очереди отпускать?

– Да пропустите его, ну что вы, в самом деле…

– А вы не командуйте!

– У меня тоже времени нет, мне за внуком в садик надо, а я стою! И вы постоите, не развалитесь!

– Так в больницу же… Диетическое…

– Да не слушайте вы его, знаем мы эти штучки! В больницы после семи вечера не пускают, а сейчас уже без двадцати семь. Вы, мужчина, врите да не завирайтесь!

Открылась дверь, выглянула Ирина.

– Подходите, – бросила она Артему, потом перевела недовольный взгляд на очередь и вдруг гаркнула отвратительным базарным голосом: – Граждане, не орите, мешаете работать! И очередь не занимайте, товар заканчивается.

Свара мгновенно утихла, повисла тишина. Наташа очнулась. Сергей по-прежнему стоял около Дуни. Но, возможно, это ничего не значит…

Вернулся Юрий.

– Я стоять не буду, – заявил он. – Раз товар кончается, значит, мне точно не хватит. Это мое несчастье по жизни, всегда всё заканчивается ровно передо мной.

Наташа молча кивнула.

– Значит, и нам не хватит? – послышался сзади голос доктора. – Думаете, нам с девушкой тоже не имеет смысла стоять?

– Смысл всегда есть, – непонятно ответил завхоз.

Интонация у него была странной, но Наташа так расстроилась, что не стала думать об этом. Сергей отошел наконец от Евдокии и остановился около актера.

– Почему ты так долго в магазине торчал? – спросил Гримо подошедшего Сергея.

– В кассу большая очередь была, – с усмешкой ответил тот.

– Ох уж эта Полина! Знаю ее вредный характер. Небось, она придумала? Иришка у нас добрая, она не стала бы тебя мытарить.

– Добрая? А что ж на вас кричала, как подорванная?

– Роль такая. Вот Наташенька… – начал Виссарион Иннокентьевич, но ей уже совсем не хотелось, чтобы ее приглашали в гости или просили помочь.

Ей хотелось одного: убежать к себе, закрыться в своей комнате и лечь, отвернувшись к стене.

 
И опять лицом в подушку,
Ждать, когда исчезнут мысли…
Что же делать? Надо, надо
Продержаться как-нибудь.
 

Но разве можно уйти из очереди? Надежда Павловна на работе, никто, кроме нее, Наташи, продукты не купит, а играть нужно строго по правилам. Как бы это выглядело, если бы девушка ушла из магазина без покупок и оставила всю семью без продуктов только потому, что у нее резко испортилось настроение?

– Спасибо, Наташа, – донесся до нее голос Сергея, – я думаю, мы сами справимся. Не хочется тебя затруднять.

Ну конечно. Если бы помощь предложила Евдокия, он бы наверняка согласился. Но она, судя по всему, не предложила. «… Я опять гляжу на вас, а вы глядите на него, а он глядит в пространство». Почему все так нелепо?

Она даже не заметила, в какой момент и куда исчезли Маринка и стоявший последним доктор Качурин. Просто стояла, тупо дожидаясь, когда настанет ее очередь заходить в магазин и прозвучит голос Ирины, приглашающей следующего покупателя. Маринка тоже хороша! Вытащила ее стоять в очереди, а сама смылась, как только сказали, что товар заканчивается. Хоть бы слово проронила, предупредила, что уходит. Наверное, наслаждается одиночеством в пустой квартире, пока Полина Викторовна изображает из себя продавщицу. Или, может быть, придумала, как завязать более близкий контакт с Уайли, и теперь готовится к осуществлению очередного грандиозного плана.

Как же долго тянется эта бесконечная очередь! Неужели люди действительно вот так стояли в магазинах после работы? Неужели правда, что нужно потратить столько времени, чтобы купить продукты? Потом нужно прийти домой, приготовить еду, вымыть посуду… А если еще что-то делать по дому, например убираться, помыть пол, постирать, погладить, то уже и спать пора. Когда же жить? Только в выходные дни? А если всю уборку и стирку оставлять на субботу-воскресенье, то получается, что и выходных дней нет. Как-то неправильно была устроена жизнь… Хотя она и сейчас так устроена на самом деле, разница только в том, что на магазины тратится намного меньше времени, да над стиральной машиной стоять не нужно, кнопки нажал – и уходи гулять или спать ложись, а раньше машины были другими, Надежда рассказывала. Тогда в чем же разница между той жизнью и этой? Выходит, разница-то лишь в этой очереди за колбасой и в программном обеспечении стиральных машин. Или нет? Может быть, Наташа чего-то не понимает?

Сотрудники снова загалдели, нервозность опять начала нарастать, переводчик Семен, вышедший с покупками, остался на площадке и принял активное участие в общем гомоне, тон которому задавала Галина Александровна, которая, судя по всему, лучше всех помнила, какие разговоры обычно велись в длинных очередях за дефицитом и по каким поводам возникали скандалы. Самым активным помощником профессора выступал Виссарион Иннокентьевич, мгновенно перевоплощавшийся то в дряхлого старика-инвалида, то в энергичного многодетного отца, то в моложавую злобную пенсионерку, то еще в кого-то, находя для каждого персонажа и свой особенный голос, и набор слов. Пожилой актер явно наслаждался ситуацией, играя такое количество ролей и импровизируя на ходу, Галина Александровна веселилась, Семен пыхтел, обливаясь потом, но старался изо всех сил, психолог Вилен относился к порученному заданию серьезно, подавал реплики, разжигая конфликты, и в какой-то момент Наташе показалось, что это не игра. Это все взаправду. Она, двадцатилетняя девчонка, вместо того чтобы гулять с мальчиком или сидеть с ним в кино, стоит в этом жутком вонючем магазине, ждет, когда ей дадут возможность унести домой дохлую противную курицу, и вокруг все уставшие, злые, все торопятся и при этом боятся, что им не хватит, потому что «товар закончится». Над головами носится тоскливая нервозность, смешанная с безысходностью и ревнивым страхом, что кому-то достанется лучший кусок, а тебе самому не достанется ничего вообще и время, проведенное в магазине, окажется потраченным впустую, и эта гремучая смесь эмоций и негативных мыслей обтекает людей, стоящих вдоль прилавка, проникает сквозь одежду, пропитывает кожу. И когда кто-нибудь пытается влезть без очереди, эта смесь вырывается из-под кожи наружу в виде грубости, хамства и оскорблений, радуясь высвобождению. Да, от этого и в самом деле хочется убежать в тайгу, где много воздуха, деревьев и тумана и так мало людей, злобы и ненависти.

Хорошо, что у них здесь есть столовая. А если вот такое – каждый день? Как же люди выдерживали это ежедневное бесконечное стояние, эту злобность и нервозность?

Наконец Наташа вернулась в квартиру, сунула в морозильник курицу, сделала бутерброд с только что купленной колбасой, вкуса никакого не ощутила, ушла в свою комнату, уткнулась лицом в подушку и заплакала. Эта странная очередь вытянула из нее все силы. Да, с ее плоскостопием стоять – невыносимо, ноги болят ужасно, даже ортопедические стельки не спасают, но еще мучительнее оказалась атмосфера, к которой Наташа не привыкла. «Я неприспособленная, – думала она, трясясь от рыданий, – я ни на что не гожусь, я знала, что не могу жить в этой сегодняшней жизни, а теперь оказалось, что я не смогла бы жить и в той жизни, о которой так мечтала. Я думала, что тогда было лучше. Я верила, что тогда все были умными, тонкими и добрыми, как песни из того времени. Но это не так. Плохо было всегда и всюду. Где же мне жить? Как мне жить? Когда мне жить?»

* * *

Артем закрыл том Горького и удовлетворенно улыбнулся. Он понял, в чем была его ошибка. Нет, не так: он не ошибался, он просто не знал, не понимал. Теперь, прочитав «Дачников», уверен, что понял. С людьми среднего и старшего возраста нельзя разговаривать так же, как с молодыми. Слоганы, на которые легко ведется молодой потребитель, не срабатывают. Молодому достаточно дать понять, что «если у тебя этого нет – ты отстой и лузер», и он немедленно побежит искать деньги, чтобы это купить. В долги влезет, в рискованную авантюру втянется, перед родителями унизится, но найдет деньги и купит. В современном мире иметь много – не стыдно, иметь лучшее – признак успешности, хвастаться – не зазорно. Как прошла молодость тех, кто родился в пятидесятые годы, то есть ровесников Владимира Лагутина? В основной своей массе – в унижении, в осознании убожества, в постоянном употреблении слов «блат» и «достать», когда смотришь, затаив дыхание, французский или итальянский фильм и понимаешь, что никогда, никогда не будешь ездить на такой машине, и никогда не будешь носить такую одежду, и не накормят тебя такой красивой и вкусной едой, и не жить тебе в просторной квартире, а собственный дом с бассейном – это уж просто запредельно и бывает только в кино, а не в настоящей жизни. И никогда ты не увидишь своими глазами такого моря, и не будешь загорать в шезлонге на таком хорошо оборудованном пляже. Выходишь из кинотеатра, видишь на улице людей в одинаковой серо-черно-коричневой одежде, заходишь в магазин, где в мясном отделе пустой прилавок, а в рыбном – один-единственный поддон со слипшимися замороженными тушками трески, и думаешь о том, что нужно занести одной женщине шоколадку, чтобы она предупредила, когда в гастроном завезут колбасу или сосиски, а другой женщине подарить бутылку вина, потому что она работает в универмаге и, если захочет, поможет «достать» более или менее модную кофточку или еще какой дефицит, который могут «выбросить» к концу месяца для выполнения плана. А дома твоя младшая сестренка взахлеб рассказывает о том, как заходила в гости к однокласснице, только на минуточку, книжку взять, и ее угостили чаем с бутербродом, а колбаса на бутерброде была совсем не такая, как они обычно покупают в магазине, и на вид, и на вкус. «Мама, а почему мы такую колбасу никогда не покупаем? Она же намного вкуснее!» – говорит девятилетняя сестренка, и мама отводит глаза и молчит, потому что нельзя же объяснить ребенку, что в доме ее одноклассницы продукты из спецраспределителя и что вкусная еда положена не всем строителям коммунизма в стране, а лишь отдельным людям, которые, по сути, ничего на самом деле и не строят, а только надувают щеки и ходят с важным видом: следят, чтобы другие люди, попроще, строили этот самый коммунизм правильно, и руководят ими.

Много интересного и неожиданного услышал Артем Фадеев на ежедневных лекциях Галины Александровны: он был единственным, кто ходил постоянно и за все три дня не пропустил ни одного занятия. Картинка повседневной жизни в советской стране в семидесятые годы сложилась достаточно полная, и вот сегодня, читая «Дачников», Артем буквально застыл, дойдя до четвертого действия, до сцены откровений Суслова, отстаивающего свое право быть простым обывателем. Человек, наголодавшийся и наволновавшийся в юности, хочет в зрелые годы сытно есть и ни о чем не беспокоиться. Ему приятно осознание того, что он, пройдя через трудный и полный лишений период, сумел выстроить свою жизнь так, чтобы теперь хватало и на еду, и на комфорт, и на удовольствия. Теперь он имеет возможность получить то, чего был лишен когда-то. Вроде все правильно, но… Если тезис верен, то человеку должно быть приятно покупать сегодня то, чего раньше он купить не мог. А слоган не работает. Почему?

Вилена дома не было, он по вечерам чаще всего сидит у Уайли. Жаль. Он бы, наверное, объяснил, в чем неувязка и почему не работает слоган, который, по всем прикидкам, должен работать.

Артем улегся на диван, привычно закинув руки за голову и прикрыв глаза. Чем заняться, когда под рукой нет компьютера? Остается только думать, но именно для этого он и приехал. Он, пожалуй, единственный среди участников, кто почти не страдает от невозможности пользоваться интернетом. Нет, нельзя, конечно, сказать, что он легко обходится без привычных возможностей получить информацию или пообщаться, но он же понимает, что это временное затруднение, которым вполне можно пренебречь, потому что есть цель, есть задача, которую нужно решить, а решить ее можно, только полностью погрузившись в обстановку той жизни, которую прожили когда-то те, чье мышление Артему необходимо понять.

Тусоваться с ребятами скучно, с Серегой хоть покурить можно, а с Тимом вообще разговаривать не о чем. В принципе интересно поболтать с Наташей, а остальные Артема ничем не привлекают. Вот если бы Ирина… Но как к ней подойти? Что сказать? Чем заинтересовать? Если бы она приходила на лекции Галины Александровны, было бы проще, на совместных занятиях всегда можно найти повод завязать разговор. Был бы интернет – не было бы проблем: найти сайт фильма или сериала, где Ирина снималась, или группу фанатов, написать восхищенный отзыв… Короче, в Сети найти человека и связаться с ним – ни разу не вопрос, а вот как в реальной жизни наладить контакт с женщиной лет на двадцать старше? Наверное, это всегда было непросто, вот у Власа с Марьей Львовной из тех же «Дачников» ничего не вышло, хотя вроде и она к нему нормально относится, и он влюблен по уши. Марья Львовна считает себя старухой, жалуется на седину, на отсутствие трех зубов, а ведь ей тридцать семь, она старше Власа на двенадцать лет. Ирине за сорок. Значит, разница в возрасте еще больше, и ему, Артему, точно ничего не светит. Или все-таки попытаться? С другой стороны – зачем? Чтобы нарваться на насмешливый отказ, а то и на издевку? Марья Львовна с Власом хотя бы по-человечески говорила, называла голубчиком, милым. Да, она его гонит от себя, просит прекратить признания в любви и уйти, но делает это как-то необидно, без высокомерия. Кроме того, Марья одинока в интимном плане, у нее нет ни любовника, ни кавалера, и Влас мог быть уверен, что ни с кем не конкурирует. А что Артем знает об Ирине? Да ничего, кроме того, что она актриса и у нее вроде бы есть дочка. Может, у нее и муж есть или куча любовников и поклонников и Артем со своими неумелыми ухаживаниями будет выглядеть просто смехотворно. Для него никогда не было проблемой познакомиться с девушкой, делал он это, как и очень многие, не лично, а на сайтах знакомств, и получалось у него легко и достаточно изящно, но все они оказывались скучными и пресными и годились только на то, чтобы переспать. В них не было изюминки, с ними не было интересно, и Артем без сожалений расставался с ними через неделю-другую, а то и быстрее.