Текст книги "Город М"

– Ты борешься. Но в этом нет смысла, мы видим тебя насквозь. – Тьма проникала в мою голову, путала мое сознание.

«Не упасть перед Майей. Не упасть».

– Вы слабы. А Путевод силен. Силен, как мы. Он способен перекроить Город на свой лад, вывернуть судьбы людей наизнанку. Готовы поклясться своим Небом, что сможете научить его, как делать это без единой жертвы или вреда для других? Старуха! – обратился вдруг Чужак к Бабушке Розе. – Звезды светят во Тьме. Ты сама сказала. Путевод должен быть с нами!

Стекло в окнах не выдержало.

Раздались хлопки, и нас осыпало дождем из осколков. Я успел упасть на пол – по моей спине забарабанили мириады стеклянных брызг.

А дальше начался полный хаос. Хранители заметались, вокруг все загрохотало, задвигалось.

– Балки прогибаются! – крикнул кто-то.

– Уходите, мы прикроем! – раскатился в ответ по залу бас Вагая, который тут же заглушил ужасающий металлический скрежет над головой.

Не помню, как вскочил на ноги. Помню, что среди слившейся в поток толпы вдруг блеснул венок Путевода. Он лежал на полу, закрыв голову руками, а осколки плавали над ним, как подвешенные на ниточки украшения. Я схватил его под руки, дернул на себя – осколки тут же осыпались на пол.

– Живой?

Я подхватил Путевода на руки, не дожидаясь его ответа. Он вцепился в меня, уткнулся головой в плечо. Мы выскочили в коридор, где обрушивались куски штукатурки, куски балок и стекол. Видимость была почти нулевая: в бетонной пыли, в чередовании света и тени, мелькали силуэты Хранителей. Нас бросало из стороны в сторону, как ветви деревьев в ураган, – пол под ногами ходил ходуном. На миг я заметил в толпе Майю – на лице кровь, в светло-желтых волосах блестит стекло. Я рефлекторно дернулся за ней, но передо мной в пол врезался осколок бетона.

– Держись, малой!

Я прижал к себе Путевода, перемахнул с ним через упавший кусок, и мы побежали к спасительно светившемуся прямоугольнику рыжего света впереди – выходу. Последнее, что я запомнил, это как мы упали в объятия метели, а за нами, точно карточный, рухнул Зеркальный Дом.

11

Женя дрожавшими руками поднесла к губам чашку с кофе. Реальность вокруг нее то и дело искажалась. Пространство комнаты то выгибалось навстречу, делая все предметы более объемными, яркими, то вытягивалось, и тогда сахарница перед Женей оказывалась не на краю маленького стола, а чуть ли не на краю вселенной. Пол при ходьбе перекатывался мягкими волнами – Жене казалось, что она не у себя дома, а на лодке. Надо было поспать хотя бы полдня, но Женя не могла. Покупка билетов для матери, отпевание, похороны – на это ушли все Женины сбережения, пришлось к тому же брать в долг у всех знакомых. Нужно было срочно отрабатывать, ведь оплату своей части квартиры Женя не хотела перекладывать на подругу вопреки ее настойчивым предложениям. Настя и так всю неделю убирала, готовила и даже присматривала за мамой, приехавшей в Москву, пока Женя разрывалась между организацией похорон и работой.

– Не так я надеялась познакомить тебя со столицей, – сказала Женя, пока везла маму от вокзала домой.

– Ты знаешь, а мне будто полегче стало, – вдруг заметила мама, обнимая сумку с нехитрым набором вещей. Женя вопросительно глянула в зеркало заднего вида. Взгляд мамы скользил по проносившимся мимо домам. – Столько лет в неизвестности. Так хоть знаю, куда ехать, где искать. Нашелся и больше не потеряется.

Жене слова матери показались странными, если не дикими. Но та выглядела такой спокойной, что Женя продолжила молча вести машину.

Несмотря на Женины опасения, отпевание и похороны мама перенесла довольно спокойно. Несколько следующих дней она провела в квартире дочери – Женя не представляла себе, как после такого отпустить мать домой одну, и планировала задержать маму у себя хотя бы на пару месяцев. Но маме наконец удалось убедить Женю, что она справится.

– Чего я тебе тут буду мешать, вон я тут и кровать твою занимаю, и вам, девчонкам, не даю своей жизнью жить, – сказала она, собирая сумку.

– Мам, ну что ты такое говоришь? – Женя обессиленно сидела в кресле, наблюдая, как мама аккуратно складывает вискозную черную блузку с оборками.

– Не надо живым всю свою жизнь в угоду мертвым ломать.

Женина мама помолчала, прижимая к себе блузку. Она не поднимала на дочь взгляд с момента похорон и тут вдруг посмотрела. Женя увидела, насколько мамины глаза ввалились. Но в них действительно было и что-то умиротворяющее – словно тихий ток воды под спящим слоем льда.

– Он сам такую жизнь выбрал, сам пришел к такому концу. Обещай мне только одно: найди Лешеньку. Он не должен страдать из-за этого.

Когда мама уехала, Женя вошла в свою комнату и обнаружила, что там вытерта вся пыль и даже переглажена вся одежда.

На следующий день Женя подала объявление о пропаже племянника. Информацию передали волонтерам из службы поиска пропавших людей. Через сутки объявления в красной рамке уже пестрели на всех автобусных остановках, столбах и стенах в людных местах, на досках объявлений в метро и по подъездам домов рядом с тем, где нашли Андрея.

Женя постоянно находилась на связи с волонтерами, но вестей не было. Только заверения, что поиски продолжаются, но гарантий, к сожалению, никто дать не может: прошло уже слишком много времени, а «ребенок вряд ли мог продержаться так долго».

Женя залпом допила горький кофе, заботливо сваренный ушедшей пораньше Настей. Насте теперь приходилось работать больше, чтобы быть уверенной, что будет чем заплатить за квартиру. И все из-за долгов Жени. Женя надеялась, что в ближайшее время ей удастся придумать, как отблагодарить Настю.

На работе Женя старалась ни с кем не обсуждать произошедшее, хотя по лицам окружающих понимала: все и так в курсе. Начальник осторожно предложил Жене взять отпуск, но Женя отказалась – несколько отгулов уже и так съели часть ее премии.

– Тут опять Ярослав Александрович посылку ждет, – аккуратно произнесла Вера, будто от ее слов Женя могла разбиться, точно тонкая фарфоровая чашка.

– Опять маленькая коробка, весящая как гиря? – улыбнулась Женя, не искавшая жалости к себе.

Вера с облегчением откинулась на стуле.

– Да. Она самая. Дотащишь?

– Куда же я денусь! – Женя спрятала маршрутный лист в нагрудный карман. – Не впервой.

Прелесть московских улиц, которыми Женя даже в трудные дни не переставала восхищаться, заключалась в удивительной способности сочетать несочетаемое. Лабиринты из зданий самого разного размера, типа и толка сочетались так естественно, так легко стирали грань между веками, рабочим и жилым, культурным и развалившимся, что любая яркая индивидуальность, любая дерзость на их фоне казалась просто естественным продуктом хаоса. Хаоса, который гнул свое вопреки, даже назло стремлению градостроителей все унифицировать и обновить в едином стиле. Пока получалось только с центральными улицами – они стали шире (а оттого будто бесприютнее), обзавелись новыми холодно светящими фонарями и скамейками, но окружающий хаос упрямо наползал, затмевал тяжеловесными фундаментами новенькую скромную плитку, оттенял детища «урбанистов от бумаги» амбициями архитекторов-мечтателей, отлитых в барельефах, стеклянных куполах и безумных надстройках.

Больше всего Жене нравилось отыскивать в этом лабиринте «заветные уголки». Закутки, где обнаруживались то уютный двор, то удивительной архитектуры дом, то милейший магазинчик, торгующий чем-то потрясающе бестолковым.

Особенно Жене нравилась одна из первых ее находок – улочка, будто телепортированная со страниц романа позапрошлого века. Сразу за домами-громадами, величественно восседающими на гранитных подушках-фундаментах и выходящими торжественными фасадами на Тверскую, прятался узкий переулок с двухэтажными зданиями. Он чем-то напоминал Жене родной город – повсюду разбросаны низенькие дома пастельных оттенков, украшенные с фасада лепниной в виде фруктов, цветов и женских головок. Реставраторы поработали на славу. Дома окружали фонари старинного вида, фундаменты были подмазаны почти незаметно, а все украшения сохранились, несмотря на замену окон современными стеклопакетами. Хотя новые окна и смотрелись в старинных стенах так же диковато, как кнопки домофонов на резных деревянных дверях, а на таблички вроде «Производство бактерийных препаратов» даже гипсовые сатиры взирали с карнизов с недоумением, дома казались Жене красивыми. И самыми что ни на есть живыми. Гораздо более живыми, чем однотипные новостройки.

Женя проехала по улочке вниз, обогнула строгую Петровку, отстояла в пробке на Тверском бульваре, поднырнула под громадный бизнес-центр со знаком птицы над входом и заглушила мотор. Заказчик тяжелой посылки жил во дворах, где крутиться на машине не представлялось возможным. Женя взяла с заднего сиденья посылку и чертыхнулась, заметив, что стрейч-пленка, в которую та была замотана, прилегает к коробке неплотно. Зазор был всего несколько миллиметров, но этого оказалось достаточно, чтобы коробка могла спокойно ерзать внутри, как кусок мыла в мочалке. Женя недобрым словом вспомнила складского упаковщика – помощника Руси, уровень качества труда которого напрямую зависел от неустойчивого настроения. Видимо, сегодня настроение было не очень.

Она перехватила посылку двумя руками и отправилась по знакомому маршруту. Женя приезжала сюда примерно раз в две недели и уже хорошо знала дорогу, но в первый раз ей пришлось изрядно поплутать. На небольшом пятачке, состоявшем из нескольких перетекавших друг в друга дворов, умудрились разместить настоящую капусту из зданий. Несколько бизнес-центров прикрывали собой малоэтажные жилые дома, изрисованные граффити, а те, в свою очередь, держали в надежных объятиях кирпичные здания нескольких учреждений. Ко всему этому хитросплетению вела не слишком радушно выглядящая арка, из которой на входящего угрюмо взирала ржавая дверь в подвал.

На нужном доме не было таблички с номером, поэтому в свою первую поездку Женя только методом исключения смогла понять, что ей сюда. Трехэтажный дом, судя по внешнему виду, заставший революцию, стоял особняком. Соседи будто учтиво отступили, освобождая роскошный для этого места десяток пустых метров. Дом не то чтобы катастрофически нуждался в реставрации, но в его состоянии и впечатлении, которое он производил, было что-то тоскливое. Приметы старины казались болезнью, дом будто не гордился прожитыми годами. Первый этаж дома покрывала сеть из сухого вьюна, служившего своего рода камуфляжем для растрескавшегося замшелого фундамента и покрытых ссадинами стен. Окна на первом этаже были заложены – закрыты выкрашенными листами фанеры. На втором и третьем этажах окна честно заменили новыми, но окружавшие их посеревшие пилястры, увенчанные мордами каких-то животных, погнутые оцинкованные подоконники и карнизы, в которых вода умудрилась проточить дыры, делали эту замену обреченной на провал. В дом вела выкрашенная в серый цвет узкая деревянная дверь с единственным звонком. И хотя внутри у лестницы красовались три почтовых ящика, в доме была всего одна квартира, и принадлежала она заказчику. Оставшиеся две двери были заложены и заштукатурены. Женя предположила, что, так как они находятся на одном этаже с квартирой заказчика, он просто выкупил их и объединил, забрав себе таким образом целый отдельный этаж. А уж если по-честному – целый отдельный дом.

Женя толкнула плечом дверь в подъезд. От внезапного сумрака в глазах заплясали черные пятна. Она постояла немного, привыкая к темноте, развеиваемой только светом из двух окон второго этажа. В подъезде не было ничего, даже растений или других украшений, дом будто нарочно хотел казаться как можно более неживым. Когда глаза смогли четко различить ступени, из-за вкраплений разномастного каменного крошева напоминавшие брикеты студня, Женя снова перехватила посылку и принялась медленно подниматься наверх. Под ногами хрустнула битая плитка. В таком состоянии плитка находилась уже полгода, с момента первой доставки, и, кажется, никто не собирался ее перекладывать.

Женя поднялась выше и нажала на звонок единственной современной двери на этаже. Звук напряженной струной задрожал за дверью и смолк. Наступила тишина, казавшаяся какой-то неестественной. Тут даже собственное дыхание отдавалось эхом, а улица снаружи будто исчезала, стоило девушке закрыть за собой дверь в подъезд. В первый свой визит это Женю даже напугало.

Обычно хозяин открывал сразу, будто дежурил в коридоре, хотя Женя никогда не приезжала в какое-то определенное время. Но сегодня он не спешил. Девушка еще раз нажала на звонок. Ничего. Тогда Женя, обняв коробку, осторожно приложила ухо к двери. Сквозь слой изоляции звуки едва пробивались, но все же Жене удалось различить голос. Хрипловатый, словно вечно простуженный баритон определенно принадлежал Ярославу. И, судя по тону, он был явно недоволен. Отвечавшего слышно не было, должно быть, Ярослав говорил по телефону. Слов было не разобрать, разговор больше напоминал злобный гул. Женя переложила коробку в руках и устроилась поудобнее, чтобы слушать, но тут заказчик сказал что-то резкое, и по полу в сторону двери застучали шаги. Женя попятилась, готовясь выдать дежурную улыбку, но раньше, чем открылась дверь, из-под нее на девушку что-то вылетело. Будто порыв сквозняка лишь коротко задел Женю, но она успела заметить в нем нечто. Нечто темное, плотное. Недоброе.

Инстинктивно Женя шарахнулась назад, посылка выскользнула из ее рук и обрушилась на ногу девушке. Под огласивший пустой подъезд Женин вопль пленка лопнула, и из-под вырвавшейся на свободу крышки на пол высыпались черные слитки.

Женя запрыгала вокруг посылки, пытаясь отвлечься от боли и скорее собрать содержимое, но боль пульсировала с такой силой, что девушка просто не могла даже замереть на месте.

В двери щелкнул замок, на пороге появился хозяин квартиры. Светло-серые глаза внимательно взглянули на Женю.

– Евгения?

– Простите! Простите, Ярослав Александрович! – запричитала Женя, продолжая прыгать, обняв ушибленную ногу за мысок. – Простите, пожалуйста, я сейчас все соберу! Если что-то разбилось – я все компенсирую!

Ярослав, все еще не двигаясь, перевел взгляд на посылку. Тонкие губы поджались, брови было поползли к прямому носу, но вдруг черты разгладились, заказчик взглянул на Женю с интересом.

– Евгения… а как вы думаете, что это? – Ярослав взглядом указал на рассыпавшееся содержимое коробки.

От неожиданного вопроса боль отступила, Женя замерла, непонимающе глядя на заказчика.

– Ну… слитки. Образец породы какой-нибудь?

Женя посмотрела на переливающиеся матовым блеском черные осколки. Находчивость часто выручала ее, даже когда ответы на вопросы она не знала. Ярослав неопределенно качнул головой.

– Дорогое что-то, да? – осторожно спросила Женя, мысленно прощаясь с и без того скромными финансовыми остатками.

Ярослав рассмеялся.

– Отнюдь, Евгения! Это сущие пустяки.

Заказчик опустился к коробке, принявшись самостоятельно складывать туда выпавшие осколки. Женя бросилась было помогать, но неосторожно наступила на ушибленную ногу – новый приступ боли пронзил отбитые пальцы.

– Простите, я все обязательно компенсирую! – сквозь стиснутые зубы признесла девушка.

Но Ярослав только пренебрежительно махнул рукой.

– Если кому-то здесь и требуется компенсация, то это вам. – Ярослав взглядом указал на Женину ногу. – Пойдемте-ка. – Мужчина поднялся, держа коробку одной рукой. – Нужно приложить лед!

– Это совсем не обязательно.

Женя покосилась на Ярослава. Она не хотела навязываться, но слишком поздно сообразила, как истолкует ее взгляд мужчина. Тот нахмурился.

– Я не имею в виду ничего, кроме того, что предложил.

Появившийся холод в голосе мужчины ее одновременно и напугал, и пристыдил. Ярослав был раза в два старше, к тому же наверняка достаточно обеспеченным, чтобы иметь доступ к куда более простым способам удовлетворить естественные потребности. Но, с другой стороны, Женя слышала слишком много самых разных историй, чтобы никак себя не подстраховать. Нога пульсировала, наливаясь кипятком. Женя вытащила из кармана телефон.

– Только предупрежу диспетчера.

– Разумеется!

Голос Ярослава снова потеплел. Губы снова растянулись в вежливой улыбке, хотя Женя уже в который раз заметила: улыбались только губы, глаза оставались спокойными. Даже слишком спокойными. Ярослав приоткрыл дверь шире.

– Заходите, когда закончите, кухня слева, – сказал мужчина, исчезая в квартире вместе с коробкой.

За те несколько раз, что Женя приезжала к Ярославу, они смогли выстроить нечто вроде приятельских отношений. Они обменивались мнением о погоде и о громких событиях, желали друг другу хороших выходных, рассказывали друг другу малозначимые факты из жизни. Но Ярослав всегда встречал Женю на пороге, разговаривал с ней пару минут, забирал посылку и закрывал дверь. Сегодня девушка впервые оказалась дальше черты. Коридор был вытянут не в длину, а в высоту. Потолки были метров пять высотой, не меньше, окруженные по периметру антресолями. С них на Женю смотрели полки, плотно набитые книгами. Пол – советский паркет – был выкрашен в темно-серый, отчего стены, покрытые белоснежной штукатуркой, казались холодными, какими-то больничными. Коридор упирался в две двери, сливавшиеся со стенами из-за цвета и отсутствия всяких выступающих частей – Женя не заметила даже ручек. На кухню вела такая же дверь, умудрившаяся сохранить свою первозданную чистоту, ни следов от пальцев, ни мелких царапин или пятен. Сама же кухня больше напоминала музейный зал. Столешницам, холодильнику, плите и другим бытовым предметам был отведен скромный угол в просторной комнате, отделанной мраморной плиткой-домино и белыми деревянными панелями с вензелями. Посередине стоял узкий стол на восемь персон, на котором хозяин квартиры уже раскладывал содержимое аптечки. Остальное же пространство было занято стеклянными коробами со странными вещами. Горелые черепки были свалены в груду на деревянном беленом постаменте рядом с рулоном бурой ткани. На постаменте напротив лежала стопка кирпичей, сразу за ней – осколки помутневшего зеркала, лакированная черная шкатулка с ключом в замке и несколько закупоренных глиняных сосудов. Над стеклянными коробами потолок подпирали кривоватые арматурины.

– Непривычно? – Ярослав глянул на Женю. Та честно кивнула.

– Что это? Какие-то археологические находки?

– По-разному. – Хозяин отыскал в аптечке нужную мазь. – Какие-то вещи древние, каким-то и десяти лет нет. Но у всех своя история, этим они мне и нравятся.

– А почему все это на кухне? – не сдержала любопытство Женя.

Ярослав снова посмотрел на девушку.

– Люблю рассматривать свою коллекцию за утренним кофе, – улыбнулся он. – Гостей обычно не бывает, так что удивляться некому, а мне нравится. Вы садитесь, Евгения. – Ярослав положил руку на спинку соседнего стула.

Женя заняла предложенное место. Ярослав хмурился, пытаясь рассмотреть срок годности на тюбике, Женя подумала, что уж очень по-старчески он это делает – щурясь, приблизив тюбик почти к самому носу. Внешне Ярославу никак нельзя было дать больше сорока, и в его внешности было нечто неуловимо привлекательное. Он явно следил за собой: легкая щетина укрощена триммером, лицо подчеркнутой остротой черт, формой губ и строгостью всегда чуть сдвинутых бровей напоминало Жене воина-освободителя с советских плакатов. Он всегда был хорошо одет: Женя никогда не видела его в чем-то домашнем или хотя бы будничном, всегда только брюки, только рубашка без галстука, подогнанный по плечам и талии пиджак. Неброские цвета, дорогая ткань. Будто Ярослав всегда был готов к выходу в свет. Даже на ногах всегда были туфли – бежевые днем и черные ночью. Будто он был гостем в собственной квартире.

Ярослав попросил Женю снять кроссовку с ушибленной ноги, и ей стало неловко – полосатый носок с веселой кошачьей мордочкой на фоне мрамора и резных ножек стола смотрелся как-то неуместно.

– Лучше бы, конечно, лед сначала приложить… – задумчиво протянул Ярослав, оглядываясь на холодильник.

– Не нужно, мази вполне хватит, спасибо!

Не дожидаясь ответа, Женя схватила тюбик со стола и сама обработала посиневшую от удара ногу. Она не сняла носок полностью, только скатала вниз, прикрывая отсутствие педикюра на пальцах. Это вдруг стало очень большой проблемой.

Ярослав ничего не сказал, только сел на стул напротив.

– Вам бы закончить работу на сегодня, Евгения. Взять отгул.

– Спасибо, Ярослав Александрович, но я уже недавно брала отгулы, никак не получится еще взять. Да и денег хочу заработать, а то подруга меня выселит из квартиры, – улыбнулась Женя.

– Жестокая такая подруга? – Ярослав протянул Жене бинты.

– Да шучу, нет, конечно, она хорошая. Даже очень. Но как бы тоже не миллиардерша. И так ей должна уже. – Женя ловко перемотала ногу. Дворовое детство помимо шрамов и сросшихся переломов оставило навыки оказания первой помощи.

– Стало быть, с подругой живете?

Женя кивнула и вернула остаток бинтов.

– Ну хорошо. Тогда за вами есть кому приглядеть.

Женя улыбнулась и быстро сунула леденеющую от мази ногу обратно в кроссовку.

– И все-таки, что насчет посылки, Ярослав Александрович? Мне, правда, очень неловко…

Ярослав задумчиво окинул взглядом свою коллекцию, будто осколки и обломки могли дать ему какой-то дельный совет.

– Ну вот что, Евгения. Неловко сейчас мне. – Ярослав внимательно посмотрел на девушку. – И я сейчас без шуток и кокетства. Вы пострадали из-за того, что я ленив и не могу заехать за этой тяжестью в ваш офис самостоятельно, а вынуждаю хрупких девушек носить их к себе домой.

Женя не знала, было ли это комплиментом или сомнением в ее возможностях, а потому просто тактично промолчала.

– В общем, я бы хотел пригласить вас на кофе. Небольшая компенсация с моей стороны.

– Да ну что вы, Ярослав Александрович! – Женя нервно улыбнулась.

А во взгляде Ярослава снова появился уже знакомый холод.

– Повторю: всего лишь кофе. Я пришлю адрес, встретимся днем, вы предупредите подругу.

Жене идея все еще не казалась удачной. Она хотела уже что-то еще возразить, но вдруг согласие само вырвалось из нее. Она испуганно глянула на Ярослава, но тот расплылся в довольной улыбке.

– Ну вот и славно!

Ярослав расписался в маршрутном листе, и Женя проковыляла к лестнице.

– До встречи! – махнул рукой Ярослав и захлопнул дверь.

Женя передернула плечами. Убеждая себя, что она обязана сходить на встречу, чтобы не обижать уважительно относившегося к ней Ярослава, Женя допрыгала на одной ноге до первого этажа и вышла из дома. Мимо промчалась машина, попав колесом в канавку и обдав Женины кроссовки потоком коричневой воды.

– Куда на капот кидаешься! – донеслось с водительского сиденья, и машина, взвизгнув шинами, исчезла за поворотом.

Женя показала вслед средний палец.

Протиснувшись мимо громко переругивавшихся сотрудников соседнего офиса, перемежавших брань сигаретным дымом, Женя доковыляла до своей машины и запрыгнула за руль. Почти одновременно с хлопком двери по Жениному капоту пришелся глухой удар. Женя вскинула взгляд и увидела перед собой бабушку в болоньевом плаще. В руке – клюка.

– Чего тачку свою тут раскорячила, людям прохода нет! – крикнула старуха.

Маленькая собачка, высунувшись из клеенчатой сумки, поддержала хозяйку звонким лаем. Не дожидаясь Жениного ответа, бабушка поспешила удалиться. Женя выглянула посмотреть на капот – вмятины вроде не осталось.

– Да что сегодня такое-то… – завела мотор Женя, стараясь аккуратно разместить травмированную ногу.

И вдруг поняла, что ужасно устала. Это было даже не физическая усталость, а моральное истощение. Будто все это время тело держалось, вырабатывало свой максимум, давая Жене справиться со всеми навалившимися на нее событиями, но вот наконец сдалось. Сознание обволокла сонная пелена, появилось неприятное ощущение слабости, какая бывает в первые дни простуды. Женя глянула в окно, на то, как постоялец соседнего дома выясняет отношения с дворником, перегнувшись через балкон первого этажа, прислушалась к гудевшим в пробке машинам на Тверской и решила, что лишние полчаса ничего не изменят. Она отогнала машину в угол двора, откинула сиденье и устроилась подремать.