Текст книги "Предание о лисьих следах"

– Пора идти, пока все не разбежались.

Индис с Бэт сумели отыскать меня в толпе. На несколько минут я выпал из реальности; помост опустел, куорианская армия исчезла в коридорах замка, а горожане принялись расходиться, взбудораженные неожиданным представлением.

Я кивнул, и Индис утянул меня в самую гущу толпы. У ворот нас вновь встретил стражник, и я, чтобы избежать лишних вопросов, кинул в его сторону монету. Пытаясь ее поймать, мужчина чуть не запутался в собственных ногах. Под смех его сослуживцев мы вышли за ворота, неторопливым шагом направляясь в Аррум.

– И как скоро ты хотел рассказать нам, что завел дружбу с принцессой? – с улыбкой спросил Индис.

Так и знал, что он не дотерпит до дома.

– Она представилась дочерью кузнеца, и у меня не было причин ей не верить, – в сотый раз объяснял я другу. Он заставил меня пожертвовать долгожданным сном, чтобы скрасить его вынужденное одиночество на южном выходе из леса. Индис считал, что прежде я скрывал подробности из-за Бэтиель, якобы не проявлявшей интереса к разговору, а потому непременно откроюсь ему, как только мы останемся наедине. – Загар, будто работает под солнцем. Одежда, как у разбойницы, хоть и чистая, и никаких признаков изысканных манер. Да и какая принцесса сбегает в лес посреди ночи?

– Ну, получается, одну такую мы уже знаем, – подметил он. – Но все еще не понимаю зачем.

– Сказала, что хочет побыть одна, – пожал я плечами. – Хотя, судя по тому, как она кинулась на меня с ножом, может, хотела зарезать пару эльфов к ужину.

Индис баловался со стрелой, подкидывая ее. Новость о нападении настолько завладела его вниманием, что он не заметил, куда упал запущенный в воздух снаряд. Рассказ о ситуации с лисой почти довел его до истерики, и я был рад, что отвлек его, хоть тем самым и обрекал себя на вечные насмешки. После похода в Грею Индис был глубоко обеспокоен. Весть о том, что Эвеард действительно планирует нападение, не поставив в известность эльфов, не могла не настораживать, и приехавшие на помощь островитяне лишь усложняли ситуацию.

Так вышло, что наш народ сотрудничал с людьми. Так или иначе, все, кто направлялся в Грею, проезжали часть наших лесов, а значит, все, что затевали в Грее, неминуемо касалось и нас. Если горные эльфы могли избежать этого – через горы в земли Эвеарда будет добираться разве что сумасшедший, – то мы не могли остаться в стороне. Если Грея планировала завоевание чужих земель, азаани следовало узнать об этом из уст короля, ведь угнетенные правители редко мирятся с незавидной участью – они возвращаются мстить. А Аррум в таких случаях неизбежно страдает лишь по причине того, что тысячелетиями стоял на месте, рядом с которым пару сотен лет назад возвели каменный город.

Проблема состояла в том, что Эвеард совершенно точно был об этом осведомлен. Мой отец работал с ним долгие годы; они наладили мир между нашими народами, который в то время было сложно даже вообразить. Обо всех правилах этого мира Эвеард не просто знает – он составил и утвердил их, подписав документ и дав клятву на собственном роду. Тем страннее было наблюдать, как бесчестно он пренебрегал заключенными договоренностями. Он не так уж стар, чтобы разум его помутился, но, быть может, жажда богатств все же проела дыру в его благородном сердце.

Шорох.

Мы с Индисом резко повернулись в сторону шума, чему его источник совсем не удивился. Серые глаза выглядели скорее усталыми, нежели испуганными, а забытая Индисом стрела игриво покачивалась меж пальцами принцессы. Я попытался подыграть ее невозмутимости.

– Ну, привет, лисица.

– Эм… Миа, если ты забыл, – чуть обиженно поправила она.

– Я помню, – улыбнулся я, сумев скрыть неловкость. – И первое имя, и второе.

Ариадна протянула Индису его стрелу. Я гадал, как она определила хозяина; быть может, обратила внимание на ленты, украшавшие колчан Индиса и древко каждой из его стрел, или подумала, что я не стал бы раскидываться столь ценными боеприпасами. Возможности человеческого зрения в темноте были мне неизвестны, но я все же предпочел верить во второй вариант.

Серый плащ скрывал столь же неприметные одежды, и оттого резные ножны лишь громче кричали о своей уникальности. Ариадна пыталась отдышаться, но исходящее из-за кустов недовольное фырканье явно принадлежало кое-кому более крупному.

– Пришлось объехать пол-леса, чтобы отыскать тебя, – объяснила принцесса. – Повезло, что отправилась не пешком.

– Я польщен твоим рвением, но сомневаюсь, что оно вызвано интересом к моей персоне.

Ариадна ухмыльнулась, и я едва сдержался, чтобы не поступить так же; фраза прозвучала так, будто конюх упрекнул короля в неумелом ведении дел – иначе говоря, нелепо.

– Послушай, – произнесла лисица после нескольких секунд молчания. – Я не хотела врать, но… ты бы поверил, признайся я в своем происхождении?

– Вряд ли, – протянул Индис.

Я с укором посмотрел на друга, и взгляд вышел таким выразительным, что тот вжал голову в плечи.

– Мне просто нравилась мысль, что я могу быть кем-то еще. Помнишь, что я говорила об оружии? – продолжила Ариадна, и я кивнул. – Меня ужасно достали все эти условности. Может, я хочу ругаться матом, драться и пить медовуху, а не влезать в корсеты и любезничать с мужчинами втрое старше меня?

Принцесса ждала отклика в наших глазах, но все это казалось настолько далеким и ненастоящим, что мы не нашли подходящего ответа.

– Но, как вы понимаете, никто не спрашивает, чего я хочу.

Я опустился на траву, приглашая Ариадну присесть рядом. Принцесса на минуту вышла из леса, чем несколько смутила меня, но звуки скользящих по коре поводьев подсказали, что она отвлеклась на привязывание коня к дереву.

– Может, мне стоит уйти? – тихо предложил Индис.

– Нет, останься, – тут же возразила Ариадна, высовываясь из-за листвы. – Ты…

– Индис.

– Останься, Индис. Хочу, чтобы ты был свидетелем моих слов.

Пораженный эльф облокотился на дерево, сложив руки на груди; он еле сдерживался, чтобы не завалить принцессу вопросами. Как и у него, у меня их скопилось бесчисленное множество, но я не знал, насколько вправе задать хоть один.

– Я знаю, что совет Греи посоветовал отцу не обращаться к вам, и потому пришла сама. Полагаю, вы слышали о недавних стычках?

Ариадна осторожно выбирала выражения, и руки ее то встревоженно блуждали по полам плаща, то поправляли непослушные пряди. Казалось, если мы прервем ее хоть на мгновение, переживания разорвут ее на части. Это было столь очевидно, что даже вечно болтающий Индис предпочел помалкивать.

– Отец стал очень… воинственным. Недавно наши вассалы попросили о помощи: их дома грабили, а деревни сжигали, выживая с их собственной земли. И когда поход оказался настолько удачным, что воины вернулись не только освободителями, но и добытчиками, он будто ухватился за хвост ускользающей молодости. Его разведчики повсюду, и совсем скоро он перестанет довольствоваться мелкими победами.

Ариадна наконец села рядом со мной и закуталась в плащ, немного подрагивая, однако летняя ночь и теплые одежды были не в силах унять внутреннюю дрожь. Я поднял свою накидку с травы и набросил ей на плечи; она подняла взгляд, немного сдвинув брови, будто я вновь сделал что-то оскорбительное, но продолжила рассказ.

– К тому же он очень внимателен к советам моей старшей сестры. Да, она первая в списке наследников престола, впитавшая азы правления с молоком… молоком матери, – Ариадна сбилась, будто бы засомневавшись в точности подобранного выражения. – Многие решения в Грее принимаются именно с ее подачи и одобрения. Весь двор, за исключением, пожалуй, капитана гвардии, жадно внимает ее словам. И теперь, похоже, к ним присоединится еще и войско островитян во главе с принцем Хантом.

«Войско островитян». Я улыбнулся, поняв, что она разделяет мое пренебрежение. Правда, если причины моей настороженности были ясны, то с ее позицией еще предстояло разобраться. Как мне показалось, Ариадна была весьма приветлива с принцем; как и он, столь любезно намекнув ей на ненадлежащий вид.

– Они собираются напасть на Эдронем? – не выдержал Индис. – Но с какой целью? Что им искать в их холодных пустошах, что…

– Эдронем? – переспросила Ариадна, перебивая эльфа. – Впервые слышу. Ты прав, отправляться туда бессмысленно.

– Но эльфы с севера сообщили, что Грея напала на их лес несколько недель назад, – вмешался я.

– Может, и так, – согласилась принцесса. – Но новых нападений на них не планируется. Насколько мне известно, их цель – Амаунет.

Мы с Индисом переглянулись. Это королевство находилось так далеко на востоке, что за всю жизнь в Арруме я слышал о нем лишь дважды; их климат и природные условия не подходят для эльфов, и даже попытки побывать в тех краях давно не предпринимались. Пустыни, степи, песок, невыносимая жара – ад для любого представителя народа, чья жизнь неразрывно связана с Матерью Природой и жизнью, что она дает и отбирает. Сложно было даже представить, что привлекло Эвеарда в далеких засушливых землях.

– Именно поэтому на помощь приехали куорианцы, а не народ моей матери, хоть Драрент и находится значительно ближе, – продолжила Ариадна, заметив наше замешательство. – Никто, кроме них и самих амаунетцев, не знает, как пережить столь изнурительную дорогу.

– И жителей Шааро, – вздохнул я. – Если на этом гиблом острове все еще кто-то живет.

– Но разве у Греи когда-то были конфликты с Амаунетом? – поинтересовался Индис. – На почве ресурсов? Наследования власти? Торговли?

– Никаких связей, – отрезала принцесса. – Это меня и беспокоит.

Индис хотел вставить что-то язвительное – это желание легко читалось на его лице, а я еще никогда не ошибался с подобного рода предсказаниями, – но мой строгий взгляд остановил его до того, как он успел открыть рот.

– Когда-то мы с Минервой, как и все сестры, были близки. В детстве мы даже создали шифр, чтобы никто не мог читать наши записки. Строили вокруг себя уютный мир, в котором лишь мы могли друг друга понять, но теперь… сейчас мне кажется, будто я никогда не знала этого человека.

Какое-то время мы сидели в полной тишине. Ариадна пыталась справиться с подступившими слезами; слова о сестре дались ей непросто. К тому же то, что она поведала другому народу планы королевской семьи, легко могли счесть за измену. Эвеард не позволил бы казни состояться, но утратил бы к дочери доверие и любовь – то, что ребенок должен получать от родителя вне зависимости от возраста. Индис уставился в одну точку, пытаясь сосредоточиться. Я же поднялся с земли и принялся ходить вокруг деревьев, сцепив руки за спиной; действие бесполезное, но так я мог направить мысли в нужное русло.

– Жаль, что господина Айреда больше нет. Он бы быстро вразумил отца, – поджав губы, прошептала принцесса.

– Ты его знала?

– Я любила, когда он бывал в Грее, – пояснила она, ни капли не удивившись моему интересу. – Если визит выпадал на период цветения, он всегда приносил мне венок из ромашек. Ваш лес ведь потому так и зовут, верно? Айред рассказывал, что Аррум означает «золотой луг», потому что летом все поляны застланы коврами из ромашек.

Голос Ариадны вновь дрогнул. Было сложно понять, накопившиеся ли это переживания или скорбь по ушедшему другу детства, но когда она спрятала лицо в ладонях, а накидка слетела с плеч, я подошел и, желая поддержать, аккуратно коснулся ее спины.

В ответ на мой жест принцесса вскочила на ноги и быстро избавилась от влажного блеска глаз. Лицо ее приобрело серьезное, настороженное выражение.

– Все нормально, – бросила она, словно то были не слова, а тысяча маленьких кинжалов, призванных сделать из меня решето. – Не стоит меня жалеть.

Я, действовавший инстинктивно и не помышлявший ни о чем дурном, лишь поджал губы в ответ. Мой опыт общения с эльфийками не был богат, а с девушками из числа людей и вовсе стремился к нулю; устройство их разума мне малознакомо. Я слышал, что задеть их чувства в разы проще, и все же реакция Ариадны на попытку поддержать все равно показалась мне преувеличенной.

– Я не знаю, что вы будете делать с той информацией, что я на вас обрушила, – нарушила неловкую тишину принцесса. – Простите за это. Но я подумала, что вам стоит знать. Может, вы передадите мои слова вышестоящим лицам.

– Так и поступим, – ответил Индис.

– По крайней мере, я знаю, что господин Айред хотел бы… – Принцесса замялась и, чтобы скрыть это, протянула мне мою накидку. – Спасибо. До встречи, Териат. Индис.

Обратившись к моему другу, Ариадна присела в наигранном реверансе, что наконец заставило его хоть немного улыбнуться.

– Хорошей дороги, принцесса, – ответил он ей таким же театральным поклоном.

– До встречи, лисица.

Мое прощание едва ли достигло адресата – девушка уже скрылась из виду, напоминая о себе только удаляющимся стуком копыт, – но я не сумел произнести его раньше. Индис с тяжелым вздохом опустился на траву, и я тут же прилег рядом.

– Почему ты не сказал ей, что Айред – твой отец?

– А почему ты не твердишь каждому прохожему, что ты – сын азаани?

Индис понимающе кивнул головой.

– Вот и я о том же, – согласился я, устремив взгляд в беззвездное небо. – У нас мало общего.

Глава 4

Мы с Индисом решили разделиться. Азаани, несмотря на все выходки сына, беспрекословно доверяла ему, и поэтому именно он должен был поведать ей обо всем, что нам рассказала принцесса. Если возникнет необходимость, меня вызовут, и я подтвержу его слова. До тех пор я должен был, не подавая виду, заниматься своими делами и выполнять привычные обязанности.

Усидеть на месте оказалось сложнее, чем я предполагал, однако вскоре, к счастью, наступило время охоты.

Наш отряд состоял из семи эльфов и оставался неизменным на протяжении последних двух десятков лет. Охотой занимались лишь молодые эльфы, даже юные – не старше ста пятидесяти, – физические способности которых находились на пике: наши реакции молниеносны, зрение остро, слух превосходен, а руки отправляют стрелы в воздух быстрее, чем животное успевает набраться сил для спасительного рывка. Для добычи годился любой зверь – лично я предпочитал кабанов, – и лишь олени могли жить в Арруме без страха.

Эльфы считали их священными, и потому численность этого вида день ото дня лишь возрастала. Тело и разум рожденного в наших землях оленя чрезвычайно развиты: любой из них вдвое или втрое больше обычного, а взгляд их осмысленнее, чем у самого умного скакуна. Есть среди них и кое-кто особенный – мы зовем его Эвлон, что на древнеэльфийском значит «правителей оленей», – и он находится в тесной связи с азаани. Ориентируясь на людские обычаи и называя ее королевой эльфов, Эвлону присвоили титул короля Аррума, однако чаще мы звали его иначе – Духом Леса. Придя к Дворцу Жизни, Эвлона можно нередко застать там, величественно лежащим на траве. От Духа Леса всегда исходило легкое свечение, словно прямо за ним находилось его личное солнце, а благоговение, кое любой ощущал в его присутствии, – одно из самых сильных чувств, что кто-либо может испытать. Правители леса не существовали друг без друга: божественная связь пустила корни глубоко в их сердца и не позволяла разлучаться надолго. Между ними существовало то, о чем так мечтают друзья и любовники, – связь, которую больше никому не суждено познать.

В тот день я забрался в малознакомую часть леса. Смена места для охоты усилила и без того заметную тревогу, но спорить при разделении территорий я не стал – смена позиций являлась неизбежным шагом на пути к отточенному навыку. Я приметил на небольшой полянке место с примятой травой; какой-то зверь обосновался в тени раскидистых кустов и, судя по цвету травы, сделал это давно, время от времени возвращаясь к полюбившемуся месту отдыха. Затаившись в густых зарослях, я принялся ждать. Мой любимый момент. Я – весь внимание, и жизнь леса словно входит в мой разум, как в открытые двери. Чарующее пение птиц. Шелест листьев; осень уже постепенно вступала в свои права, а потому звук этот менялся день ото дня. Ветер, складывающий свои порывы в причудливые звуки.

– Аарон, – вновь послышалось мне.

Я бы подумал, что это было далеко зашедшей шуткой Индиса, что он намеревался свести меня с ума – в это несложно было поверить, – но звук как бы пролетел мимо, случайно коснувшись моего слуха, словно был лишь дуновением ветра. Меня окружала лишь тихая идиллия осеннего леса. И кое-кто еще.

Огромный вепрь с темно-коричневой шерстью медленно вышагивал к излюбленному месту. Встретив по дороге куст с ягодами, он, похрюкивая, наклонился к плодам и стал усердно вылавливать их из густой листвы. Изо рта, устремляясь в небо, торчали два огромных клыка. Самец.

Я аккуратно снял лук, чудом сумев не издать ни малейшего звука, вытащил из колчана стрелу и нацелил на животное. Легкая добыча: находившаяся неподалеку цель практически не двигалась, но странное ощущение в груди не позволяло сделать выстрел. В глазах помутнело. Пальцы ослабли. В ушах нарастал неприятный звон; сначала он был похож на назойливого комара, затем перерос в рой пчел, а после – в оглушительный вой. Боль была столь сильна, что перетянула на себя все внимание. Рука соскользнула с тетивы, и стрела вылетела из рук, неловко приземлившись прямо у облюбованного кабаном куста. Он тут же обернулся на источник звука.

Я смутно понимал, что происходит. Отбросив лук, я попытался закрыть уши ладонями, надеясь, что это хоть как-то поможет, но это лишь отрезало от меня часть внешнего мира, и звон заполнил все мое сознание. Кабан топтался на месте, словно разгоняя в крови нарастающую ярость, и, взревев, кинулся в мою сторону. Разум кричал, что пора бежать, но ноги не слушались, словно вросли в землю. Вепрь стремительно приближался, но в паре метров от меня вдруг пронзительно взвизгнул и повалился на бок. Звон резко закончился. Я встал на колени и выглянул из-за куста, служившего мне укрытием; беспомощное животное сотрясалось в конвульсиях, и стрела в брюхе вторила его движениям.

– «Спасибо» не скажешь? – послышался голос Аэгтира.

Удивительно высокий и худой для представителя нашего народа, он не был рожден для охоты – уж слишком угловат и неповоротлив, – но победил предрассудки упорным трудом и природным талантом. Аэгтир показался между деревьев, и я изумился, с какого огромного расстояния он разглядел нависшую надо мной опасность.

– Спасибо, – растерянно ответил я, поднимаясь на ноги. Слух не уловил ни призвука недавнего безумия.

Напарник подошел и, сощурившись, оглядел меня.

– Что с тобой? – обеспокоенно спросил он, кладя руку мне на плечо. – С каких пор ты так неаккуратен? Он мог разорвать тебя на части!

– Не имею понятия, – прошептал я, запуская руку в волосы.

По какой-то причине я всегда совершал этот жест в попытках что-либо осмыслить.

Глава 5

Тишина и неизвестность пожирали меня. Беспокойство, озвученное азаани на недавнем собрании, растворилось в воздухе, будто ничего и не произошло. Маэрэльд не отдавала приказов. Индис признался, что передача информации матери – пожалуй, все, на что он был способен в данной ситуации. Об Ариадне я больше ничего не слышал. Меня мучила мысль, что ее поступок повлек за собой страшные последствия и король не пощадил дочь, позабыв обо всей любви, что когда-либо к ней испытывал.

То, насколько меня тревожило ее отсутствие, виделось мне не меньшей проблемой. Я встречал принцессу трижды: в первый раз она пригрозила мне смертью, во второй – в беспамятстве прыгнула в мои объятия, наутро оказавшись принцессой, а в третий – раскрыла двум малознакомым эльфам тайные планы королевской семьи. Стоило ли доверять такой особе? Разумеется, нет. Я прозвал ее лисицей лишь из-за случая в лесу, но сходств с каждой встречей находилось лишь больше. И все же я знал, что она ни разу не солгала; излишняя эмоциональность не способствует успешному сокрытию истинных замыслов. Мне подумалось, что цвет ее глаз символичен: она металась между верностью Грее и ее сероглазому королю, и все же пришла к тем, чья радужка ярче самой пышной летней зелени, чтобы защитить отца от необдуманных поступков.

Впрочем, наши глаза темнеют со временем. Жизнь эльфа растягивается на десять людских, и на всем ее протяжении от зрачка медленно расползается карий цвет. Полагаю, так деревья видят птицы с высоты своего полета: в расцвете сил густая крона пестрит зеленью, а к концу жизни листья постепенно опадают, обнажая иссыхающий коричневый ствол. Правило обходит только избранных, занимающих пост азаани. Никто, кроме Богини, не волен знать, когда правителю придет пора смениться, а потому продолжительность жизни нынешнего также покрыта тайной; лишь после того, как природа обозначает следующего избранника, карий цвет пускает свои корни.

Очнувшись от размышлений о судьбе принцессы, я обнаружил, что брожу у границы, откуда виднелись вершины всех четырех башен Греи. Южной башне дали имя Солнца, северную прозвали в честь Луны, западной досталось звание Закатной. Однако лишь одна из них – башня Восхода – словно притягивала меня, снова и снова подводя поближе к тракту и призывая путеводные огни факелов на зубчатой вершине не дать мне сбиться с пути. Несколько раз я останавливал себя, сопротивляясь странному желанию, но так и не сумел его побороть.

Только на полпути я додумался проверить наличие лука и стрел за спиной, а затем, когда потянулся к ним, вспомнил и про капюшон. Как оказалось позже, переживать не стоило: на стене у восточной башни не оказалось ни единого стражника, а дверь, находящаяся в основании сооружения и замаскированная под часть стены, была даже слегка приоткрыта. Справа от нее висела деревянная табличка, надпись на которой, к сожалению, я прочесть не сумел.

Ощутив несвойственный мне прилив смелости, я вошел в башню. Крутая винтовая лестница вела на самый верх, лишая возможности свернуть или укрыться где-либо на случай, если навстречу будет спускаться стражник. В середине пути мне показалось, что я услышал приближающиеся шаги; инстинктивно вжавшись в холодную каменную стену, я получил в затылок осуждающий за глупость удар от древка лука. Наклонив голову, я униженно потер пострадавшее место, и мой взгляд привлекло яркое пятно на одной из бессчетных ступеней.

Красная нить.

Подняв ее, понял, что мои губы невольно расплылись в улыбке. Проникнув в башню, я не думал, что так легко отыщу лисицу; признаться честно, сомневаюсь, думал ли вообще. Надеясь, что нить означала ее присутствие в башне, я ускорил шаг, перепрыгивая ступени на пути к вершине. Ночная тишина не давала мне никаких надежд, но возникший в воздухе теплый аромат костра все исправил.

– Ты обронила, – произнес я.

Мой голос был тихим, но пронзительным всплеском прорезал тишину.

Ариадна вздрогнула и, схватившись левой рукой за кинжал, резко повернулась. В окне за ее спиной зияло ночное небо. При виде меня испуг в глазах принцессы смешался с изумлением, и она покачнулась, потеряв равновесие. Пламя факела дрогнуло. Тело среагировало быстрее разума – что в последние дни случалось чересчур часто, – и спустя мгновение моя рука уже лежала на ее талии, неприлично крепко удерживая ошарашенную девушку.

Мы замерли.

Когда я коснулся ее бархатного платья, обнажавшего загорелые плечи, с ее губ сорвался громкий выдох. Я не знал, как скоро стоило ее отпустить; возможно, я и вовсе не желал этого делать. Странное чувство теплом расходилось по телу. Румянец на ее щеках пылал, особенно яркий в приглушенном свете факелов, хоть, возможно, и был частью макияжа, положенного ей по статусу. Вена на шее пульсировала, словно ползающая под кожей змея, но учащенное дыхание она усиленно сдерживала, вероятно, не желая выдать волнение. Ариадна протянула руку к моему лицу, и я, решив, что мне предстояло получить пощечину за оскорбительное поведение по отношению к особе королевских кровей, поспешно убрал руку за спину и отошел на два шага.

– Териат, – прошептала она, казалось, в еще большем замешательстве.

– Я переживал, – признался я, нащупав баланс между шепотом и оглушительным эхом. – Почему-то мне казалось, что нам стоит ждать тебя в Арруме, но ты так и не появилась.

Ариадна коротко улыбнулась и, подняв нить, что я обронил в попытке поймать принцессу, подвязала ей волосы.

– А мне казалось, что вам нужно время, чтобы все обсудить, и мое присутствие будет лишним.

Я коротко кивнул. Разумеется, она была права. Хоть прошедшие дни и не ознаменовались какими бы то ни было решениями, никто не знал, что обсуждается на собраниях Двадцати.

Ариадна же уже отошла от смущения и заняла позицию обороны: расправленные плечи, прямая спина, чуть вздернутый подбородок. С собранными волосами ее лицо казалось строже, черты – более резкими, фигура в платье – более женственной. Образ мальчишки-задиры, которого она придерживалась в свободное время, совершенно не вязался с тем, как она выглядела в пределах замка. Впрочем, что-то внутри подсказывало мне, что это была лишь маска и дорогие ткани для нее – не более чем театральный занавес, служащий декорацией для мастерски исполненного представления.

– Что написано на табличке у входа?

Я задал вопрос, чтобы прервать нависшую тишину, давившую на плечи нестерпимым грузом; мой интерес был совершенно серьезным, но принцессу он заметно позабавил. Она не выходила из роли, наигранно прикрывая рот ладонью, что весьма забавно контрастировало с хрюкающей от смеха Мией после состязания в трактире. Заметив серьезное выражение моего лица, она изменилась в лице.

– Ты… ты серьезно?

– Более чем.

– Разве эльфы – не древняя раса, превосходящая людей в развитии, и бла-бла-бла?

Узнаю лисицу.

– Мы говорим на вашем языке… – прислоняясь к стене и складывая руки на груди, объяснил я, – …как ты могла заметить. Но письменность, за редким исключением, не изучаем. Нет нужды.

Ариадна, посчитав аргумент разумным, пожала плечами и не глядя запрыгнула на подоконник; сердце на секунду замерло. Неустойчивое положение принцессы заставляло кровь разгоняться и огненными потоками проходить через вены, чтобы в любой момент суметь среагировать.

– Я могу научить тебя, – заявила она.

– Боюсь, я не могу позволить себе такого учителя. Разве что Ваше Высочество не принимает оплату листочками да травинками в довесок к монетам.

Ариадна смягчилась, но обращение ее не порадовало.

– Прошу, не называй меня так. Как хочешь, но только не «Ваше Высочество». При первой встрече я не просто так…

– Хорошо, лисица, – перебил я ее.

Будь мы в замке, эта выходка могла бы стоить мне головы. Однако принцесса, судя по реакции, приняла это как комплимент; ей не хватало неформального общения. Прозвище ей, казалось, тоже пришлось по нраву.

– Можем встречаться дважды в неделю. Или трижды, – деловитым тоном предложила Ариадна, заходив кругами по комнате, словно планируя не уроки письменности, а военное наступление. – После заката здесь, в башне. Тут редко кто-то дежурит, поэтому всегда смотри в это окно. – Она указала на место, откуда чуть не выпала несколько минут назад, а затем перевела взгляд на факел на стене напротив. – Если путь будет чист, я буду зажигать огонь. Если нет – значит, я не сумела выбраться из лап придворных или прогнать стражу.

Я кивнул, подтверждая, что запомнил условия. Не представляя, как будут проходить наши занятия, а также ради чего мне вообще учить людскую письменность – уж точно не ради таблички на входе в башню, – я не придумал ничего лучше, как спросить:

– Что, хочешь проводить вместе больше времени?

– Похоже, однажды пересекшись, наши пути теперь переплетены. А я не люблю неграмотных, – с наигранным презрением бросила она, и мы обе рассмеялись.

Полагать, что три вечера в неделю принцесса будет посвящать мне, было самонадеянно и глупо. Список мешающих тому причин пополнялся ежедневно. Во-первых, король усилил охрану в замке, разбавив отряды гвардейцев множеством южных воинов. Во-вторых, зачастую Ариадна проводила время иначе. Каждый раз, когда в рассказе о ее дне я слышал имя принца Куориана, меня пробирала дрожь. Она едва ли хорошо отзывалась о нем; чаще рядом с его именем стояли прилагательные вроде «заносчивый», «высокомерный» и «наглый», но он, напротив, проявлял к ней недюжинный интерес. Его общество навязывалось лисице при любом удобном случае, и, если нам доводилось видеться после ужинов в его компании, Ариадна всегда приходила измученной, словно после выматывающей тренировки по рукопашному бою. В такие вечера мы мало что изучали; я лишь повторял пройденное, а она молча устремляла взгляд в пустоту и изредка тяжело вздыхала.

Незнакомое чувство прожигало дыру в моем сердце. Ненависть? Никогда не думал, что приду к такому – ненавидеть человека, встреча с которым ограничилась лишь одним невзаимным взглядом. Он не сделал мне и моему народу ничего плохого. Все, что меня в нем не устраивало, – его внимание к своенравной принцессе и то, что оно не доставляет ей удовольствия. Лишь навевает скуку.

Ревность? Глупости. Эльфы не славятся бурной личной жизнью, потому как разумны. Ревность являет собой страх потерять того, кем ты обладаешь. Но разве можно считать кого-то своей собственностью, не противореча здравому смыслу? Разумеется, нет. Является ли Ариадна моей собственностью? Даже думать о таком не следует.

Впрочем, после отъезда объединенного войска Греи и Куориана на восток настроение принцессы пришло в норму, и кипящая во мне неприязнь поутихла. Улыбка все чаще озаряла ее лицо, пышные платья сменились на более привычные рубашку и брюки, а по ночам, если занятие затягивалось или начиналось позднее обычного, она часто обсуждала со мной увиденные на небесном полотне светила.

– А что означает это созвездие? – с восхищением спросила Ариадна.

Обучение людской письменности шло медленно. Лисица была слишком неусидчива и любопытна, чтобы быть учителем, а потому зачастую мы проводили вечера за светскими беседами об обычаях и легендах наших народов. Особенно ее интересовали предания о звездах. «Столь далекие и недосягаемые, но все же тонко чувствующие и откликающиеся», – так она описала их, когда увидела мерцание одной из звезд, словно заметившей ее терзания и давшей понять, что чувствует то же самое.

– Мы зовем его Маэт, – пояснил я, когда, наконец, разобрался, куда именно направлен взгляд принцессы. – Бой, иначе говоря. Видишь, друг напротив друга, по три звезды с обеих сторон, словно два, хоть и небольших, но войска? – Я потянулся к ее руке, чтобы указать на их расположение, но вовремя остановился. Никаких касаний – только слова. – А между ними – куча маленьких-маленьких звезд. Они всегда слегка мерцают, будто стрелы, что воины пускают друг в друга. Есть поверье, что, когда мерцание прекратится, наши земли больше никогда не познают горечи войны.