Текст книги "Таланты и покойники"

Однако Виктория Павловна не собиралась опускать руки. Сперва следует поговорить с автором, поторговаться, узнать конкретную сумму и лишь потом решать, где ее достать. Один знакомый продюсер описывал процесс так: ты смотришь собеседнику в глаза и пытаешься понять, сколько же нулей стоит там после единицы. В конце концов, Марина Лазарева может оказаться не в курсе нынешних расценок. Она преподает физику в вузе, в театральный мир не вхожа, вдруг да продешевит? Физиков обычно изображают рассеянными чудаками не от мира сего.

* * *

На рассеянного чудака Марина не тянула – обычная женщина лет тридцати, такую встретишь потом на улице и не узнаешь. Очков нет, каштановые волосы не торчат в разные стороны, но и не собраны в учительскую кичку, а красиво рассыпались по плечам. Одета, на Викин вкус, скучновато – простая черная юбка и черный свитер, оживленные лишь кулоном из янтаря. Зато подчеркнута фигура, которой и впрямь стыдиться нечего. Лицо симпатичное, хотя скорее не чертами, а выражением, весьма спокойным и доброжелательным.

– Вы действительно хотите поставить мою пьесу? – улыбнулась гостья, поздоровавшись. – Как замечательно! Я была бы очень рада.

Вика заглянула в сияющие глаза, желая посчитать нули, и оцепенела от радости. Нули в глазах как раз были, зато никакой единицы перед ними не наблюдалось. Похоже, Марине даже в голову не приходил вопрос об оплате! Впрочем, почему бы нет? Никому не известная дилетантка должна быть счастлива, что ее опус поставит профессиональный режиссер на почти профессиональной сцене. Наверное, и по поводу переделок она выкаблучиваться не станет?

– К сожалению, есть некоторая проблема, – закинула Виктория Павловна пробный камень. – У вас превосходная пьеса, однако мужские роли явно уступают женским.

Критику всегда следует подсластить лестью – это Вика знала точно.

– Да, – неожиданно легко согласилась Марина, – женщины мне ближе. Но ведь в вашей студии наверняка больше талантливых актрис, чем актеров, так что для вас это кстати?

– В чем-то вы правы. Я уже присмотрела девочек на главные роли. Но есть один замечательный актер, которого невозможно оставить за бортом. Может быть, вы о нем слышали? Это Евгений Преображенский.

Марина заметно оживилась.

– И слышала, и видела. Я как раз недавно думала, в каком же он теперь театре? Но ведь у вас самодеятельность, а не…

– Не самодеятельность, а театральная студия, – холодно ответствовала обиженная Вика. – И Преображенский – один из наших актеров. – Тон позволял решить, что артистов подобного ранга в студии пруд пруди. – Сами понимаете, хотелось бы, чтобы он получил роль соответственно таланту. А ваш герой… Юрий Владимирович, кажется? Нерешительный он какой-то! Раз любит, почему не женится?

– Потому что уже женат, – исчерпывающе пояснила автор.

– Жена – не стена.

– Есть еще дети, привычка, душевный покой, работа, карьера… Бросить все без гарантированного успеха – зачем требовать слишком многого?

– Тогда нечего было морочить девушке голову! Мог бы заранее подумать, прежде чем за ней ухаживать.

– Кто думает о чужих бедах, если речь о собственном удовольствии? – вздохнула собеседница.

– Любой настоящий мужчина, – отрезала Вика. Сашка вдруг предстал перед нею как живой – она даже вздрогнула от боли. Впрочем, быстро взяв себя в руки, уточнила: – Так он ее не любит?

– Любит, конечно, но она вовсе не составляет для него единственного смысла жизни. Это мы, дуры, зацикливаемся на любимом так, что без него свет немил, а большинство мужчин устроены иначе. Мой герой… он самый обычный, и лишь Танин романтизм позволяет ей видеть в нем нечто большее.

Вика кивнула. Ее не волновало, кто как устроен, но она вдруг осознала, о каком типаже идет речь. Встречаются подобные, и нередко… вроде и талантливые, и порядочные, и умные, только нет в них того, что было в Сашке… цельности какой-то, что ли, и ответственности за свои поступки? А ведь Марина права – именно поэтому большинство мужчин по сравнению с мужем казались, уж простите, словно недоделанными…

– Возможно, Евгений Борисович предпочтет роль второго, – вслух предположила она. – Тоже не выдающийся экземпляр, но там хоть эффектные монологи.

– Да, когда скрытный человек вдруг выходит из себя, впечатление обычно сильное. Но, конечно, вы правы – подходящей роли для Преображенского в пьесе нет. Я же не знала! А если я напишу следующую специально для него?

Виктория Павловна заметила:

– Подходящая роль для Евгения Борисовича – любая, на которую он даст согласие. С ним надо считаться, он – звезда.

– А я – никто, – без тени обиды докончила фразу Марина и неожиданно продолжила: – У меня к вам просьба. Я бы хотела поприсутствовать на репетициях. Я не собираюсь вмешиваться в их процесс, но, если что-то покажется мне слишком противоречащим тому, что я написала, я бы хотела иметь право вето.

Виктория Павловна даже опешила от подобной наглости. Право вето, видите ли! А на вид – такая скромница, такая простофиля. Знает свое место, не скрывает заинтересованности в постановке, даже не попыталась получить деньги! А раз заинтересована, нечего с нею церемониться, все стерпит!

Вика снова заглянула в спокойные глаза и поняла, что Марина стерпит не все. В ответ на отказ она кивнет, извинится и заберет пьесу назад. Загадочные существа, эти авторы! Какая ей разница, кто кого играет? Впрочем, потребуй она гонорар, было бы еще хуже. Ладно, пускай посидит – она выглядит довольно безобидной. Конечно, в этом случае от нее не скроешь вероятные переделки, но, возможно, оно и к лучшему? Смирится и переделает сама, лишь бы увидеть свое творение на сцене.

* * *

На следующий же день Виктория Павловна вручила текст Таше с Дашенькой. Девочки прочтут, раскатают губу на лакомые роли, и лишь после этого можно будет подсунуть опус Евгению Борисовичу. Он его оплюет по-страшному, но две подружки объединенными усилиями постараются уговорить капризного премьера хотя бы выбрать, какой из образов ему ближе, а сама Вика объяснит, что этот образ будет перестроен под его индивидуальность. Актеру подобное всегда приятно.

Все развивалось по плану. Таша с Дашенькой пришли от пьесы в восторг, а Преображенский милостиво дал согласие посетить студию, дабы изложить автору свой взгляд на его бездарное творение.

– Вы только не обижайтесь! – в десятый раз нервно предупреждала Виктория Павловна Марину по дороге в Дом культуры. – У него очень сложный характер, но тут ничего не поделаешь. Он – талант. Не обращайте внимания на то, что он говорит, я сама вам после все объясню. У вас замечательная пьеса, просто гениальная, что бы он там ни наплел!

Автору тоже не мешает иной раз польстить, особенно работающему даром. А то вдруг передумает, заберет текст и попытается кому-нибудь продать?

Марина засмеялась, потом остановилась и серьезно сказала:

– Вика, если вы волнуетесь из-за меня, то совершенно зря. Я не обидчива, к тому же очень хочу, чтобы пьесу увидели люди. Да и вообще, надо сильно постараться, чтобы заставить меня изменить своему обещанию. Или я почему-то кажусь вам ненадежной? Настолько, что вы вынуждены называть пьесу гениальной?

Вика секунду помялась, затем решилась.

– Понимаете, – призналась она, – получается, что вы работаете бесплатно.

– Но ведь и вы фактически тоже, – пожала плечами Марина. – То есть зарплата зарплатой, но за то, что будете возиться с моей пьесой, вам вряд ли что-нибудь добавят. И все-таки вы собираетесь это делать!

– Ну так мне это интересно и нужно, – пояснила удивленная Виктория Павловна.

– Мне тоже. Думаю, что и вы не возражали бы получать за свою работу большие деньги, однако из-за их отсутствия не идете торговать овощами с лотка. Почему я должна быть более алчной? Вот если б вы имели возможность мне заплатить и отказывались, тогда другое дело, а на нет и суда нет.

Слова звучали легко, иронично и чуть-чуть отстраненно, словно о ком-то постороннем. Вика сосредоточенно размышляла. А действительно, ведь она сама тоже в некотором роде вкалывает даром, просто никогда не смотрела на себя со стороны! Похоже, эта Марина кое-что смыслит в жизни, и на репетиции от нее будет больше пользы, чем вреда. Только бы не сорвалась из-за Преображенского! Хоть она вроде бы человек и спокойный, да ведь он доконает любого.

В студии царило радостное оживление.

– Ой, – пискнула Даша, – эту пьесу действительно написали вы? Я думала, вы старая, а вы совсем молодая, почти как мы с Ташей! – Тут она смутилась от собственной бестактности и, запинаясь, пояснила: – Я имею в виду… ну, чтобы столько про людей понимать, нужен большой опыт… вот и удивилась, что вы…

– Не знаю, как в смысле опыта, – весело сообщила Марина, – а возраст мой, к сожалению, существенно больше вашего. Мне уже тридцать три.

В тот же миг идеально поставленный бархатный голос негромко, однако так, что услышали все присутствующие, произнес:

– Никогда нельзя верить женщине, которая не скрывает своих лет. От нее можно ожидать чего угодно.

Воцарившаяся тишина длилась мгновение. Прервала ее Марина, вежливо прокомментировав:

– Оскар Уайльд, «Женщина, не стоящая внимания». Вы играли лорда Иллингворта, Евгений Борисович?

– Один-ноль, – шепнула подруге на ухо Таша.

– Я играл Уайльда, я играл Шекспира! – Преображенский эффектно появился из темноты зала и встал в позу. – Так что, теперь прикажете играть Лазареву?

– Ну что вы, – скромно ответила Марина. – Я предупреждала Викторию Павловну, что ни один из героев не соответствует вашему амплуа.

Актер надменно поднял брови:

– Моему амплуа? Вы всерьез полагаете, у меня есть амплуа? Вы знаете мое имя? Ев-ге-ний Пре-об-ра-женс-кий! – весомо, по слогам прочеканил он. – А как меня называют поклонники? Гений преображения! Сама природа дала мне имя, отражающее мою внутреннюю суть!

– Не природа, а дедушка, – снова шепнула подруге Таша.

Между тем ее дядя продолжал монолог:

– Вы полагаете, я не смог бы сыграть любого из этих ваших блеклых героев так, что они засверкают всеми красками? Только кому интересен чистоплюй, который, даже влюбившись, думает о всякой ерунде вроде жены, детей и карьеры, а не о себе и своих чувствах!

– Хорошенькая ерунда! – вслух заметила Таша. – Просто он порядочный человек, а не эгоист. Порядочному тяжело бросить семью.

– Любовь выше предрассудков, – пророкотал Преображенский. – Дашенька, звезда моя, ты веришь, что ради тебя я бросил бы сорок тысяч жен и детей, не задумавшись ни на минуту?

– Евгений Борисович, – жалобно вставила Даша, – такая классная пьеса и такие хорошие роли! Пускай главный герой вам не нравится, есть еще второй, Владимир Владимирович, который женится на мне. Он так красиво говорит!

– Эта серость, эта посредственность! Да женитьба останется единственным его поступком за всю жизнь! А потом он погрязнет в быте!

– Все мы живем в быте, – удивилась Марина. – Вы на редкость строги к представителям собственного пола, Евгений Борисович.

Тот, вдруг убрав из голоса пафос, с искренним интересом спросил:

– А скажите, это ведь история из вашей собственной жизни? Если честно? Я, когда прочел, сразу понял.

Марина холодно процитировала:

 
Когда поэт, описывая даму,
Начнет: «Я шла по улице. В бока впился корсет», —
Здесь «я» не понимай, конечно, прямо —
Что, мол, под дамою скрывается поэт.
Я истину тебе по-дружески открою:
Поэт – мужчина. Даже с бородою.
 

– Обиделась, – обрадовался Преображенский. – Да не обижайся, дурочка, – он неожиданно улыбнулся. – Играл я кой-чего и похуже, и провалов пока не было. Только надоели мне эти ваши порядочные да рефлексирующие. Я буду играть убийцу. Всякие у меня роли были, а вот на убийц пока не везло. Разрешите представиться, Николай Иванович Зубков, убийца… – сладострастно просмаковал он, и Вика, как эхо, повторила:

– Убийца… Вы серьезно, Евгений Борисович?

– Как никогда!

Виктория Павловна ожидала чего угодно, только не этого, однако не растерялась. Главное, Преображенский согласился на роль, остальное неважно. Герои-любовники в труппе имелись. Вика заранее наметила обеим девочкам партнеров, поскольку было неизвестно, какая именно роль окажется свободна. Теперь следует быстренько, пока капризный премьер не передумал, начать репетицию, а там он втянется, и дело пойдет на лад.

Первая же сцена с участием Преображенского продемонстрировала, что его решение вовсе не было стихийным порывом. Он играл, почти не заглядывая в текст.

– Боже мой! – быстро и бессвязно произнесла Марина в перерыве, потрясенно глядя на актера. – Простите меня, Евгений Борисович! Я только теперь поняла, что вы имели в виду, говоря про моих блеклых героев. Вы совершенно правы. Я не написала и половины того, что вы играете. Я была бы счастлива, если бы то, что вы играете, написала я! Вы создали такой образ… я такого не писала, просто не сумела бы, а ведь надо именно так, и только так!

– Успокойся, деточка, – снисходительно махнул рукой собеседник. – Не суди себя слишком строго. Не каждому дано быть гением, посредственности тоже на что-нибудь нужны.

* * *

Ночью, на квартире Вики, возбужденная Марина, на щеках которой горели пятна, объясняла:

– Это какое-то чудо! Он неуловимо сдвинул акценты и, не меняя вроде бы ничего, изменил масштаб изображаемой личности и изображаемой проблемы. Вы, видимо, привыкли, а я теперь вряд ли засну! Господи, что написано у меня? Преступник – мелкий начальник, который хочет выбиться в крупные. Его шантажируют, он убивает шантажиста – вот и все. А когда играл Евгений Борисович… это трудно передать… я словно увидела Начальника, существо, возомнившее себя сверхчеловеком, а человеком-то быть переставшее! Они все прошли у меня перед глазами – сидящие в блещущих евроремонтом кабинетах, учащие нас жить, не зная нашей жизни, унижающие нас и богатеющие за наш счет. Все вот такие Начальники, каких я видела в жизни, их всех он показывает одним движением руки. Он показывает в сто раз больше! Он показывает путь от человека к нечеловеку. Его герой сперва почти не отличается от остальных, у него обычные человеческие чувства и мысли, но вот он начинает лезть вверх по головам и постепенно меняется, и ты не замечаешь, как, когда он превращается в убийцу, полностью потерявшего совесть и не ценящего ничью жизнь, кроме собственной! Он превращается в убийцу, еще не убив, а просто использовав другого как ступеньку в своей карьере! Это так глубоко, так…

– Он действительно играл мощно, – согласилась Вика, не очень внимательно слушавшая заумные рассуждения собеседницы, которую по причине позднего времени привезла ночевать к себе домой. – А как вам остальные? Таша подходит идеально, правда?

– Да, мне повезло, – несколько успокоившись, подтвердила Марина. – Очаровательная девочка и в точности нужный типаж. Героиня немного слишком правильная, но Таша своим обаянием сглаживает этот мой просчет.

– А Дашенька? Разве не вылитая Лилька?

Марина неуверенно пожала плечами:

– Ну… я никак не представляла Лильку блондинкой.

– Почему?

– Наверное, потому, что не люблю блондинок.

– Почему? – опешила Вика.

Марина, ненадолго задумавшись, искренне ответила:

– Вероятно, завидую. Им легче приходится в жизни. Их считают глуповатыми и нуждающимися в опеке. Вот нас с вами никто опекать не станет, а Дашеньку – любой мужчина. Впрочем, в Лильке нечто схожее тоже есть. Я против Даши ни в коей мере не возражаю. Она мне показалась очень талантливой – на лету схватывает все ваши советы.

– Давай на «ты»? – прервала Вика, подавая кофе и бутерброды. – Или ты кофе на ночь не пьешь?

Марина была ей приятна. Совершенно очевидно, что с нею не будет больших хлопот, необязательно подлаживаться, можно вести себя естественно и просто.

– Кофе я пью круглые сутки, а вот после семи не ем… но где наша не пропадала! – ответила собеседница и засмеялась, увидев, как Вика уже без лишних вопросов разливает по рюмкам коньяк. – Кстати, мне очень понравилось, как ты работаешь, – замечательно подбираешь мелкие детали, дорисовывающие образ. Я знаю свой недостаток – тщательно продумываю внутренний мир героев, но недостаточно обращаю внимание на внешние проявления. А ты как раз наоборот, да? В результате получится самое то. Но, честное слово, по сравнению с Преображенским все мы – бездари!

– И намучаемся же мы, бездари, с этим гением! – обреченно предсказала Виктория Павловна.

* * *

Разумеется, предсказание сбылось. Мало того что Преображенский, как всегда, критиковал всех и вся. Слава богу, актеры привыкли, а Марина слишком восхищалась его талантом, чтобы всерьез обижаться. Мало того что он по-прежнему преследовал бедную Дашеньку, которую лишь врожденная кротость удерживала от взрывов негодования. У него не хватило ума скрыть свои сексуальные демарши от жены, и та стала заявляться на репетиции! Вот только этого Вике не хватало! Недостаточно ей заботы следить за Денисом, вечно пытающимся некстати конфликтовать и не отличающимся деликатностью выражений, она еще оказалась вынужденной приглядывать за Галиной Николаевной.

Впрочем, про манеру поведения Преображенской плохого не скажешь. Приехала на своем шикарном авто, с головы до пят в фирме, но все по возрасту: не короткая обтягивающая юбчонка, а элегантный костюм для дамы в летах. Правда, ботокс слишком бросается в глаза, зато макияж сделан на редкость качественно. Вике даже стыдно стало за свою на бегу нанесенную помаду и почему-то вечно осыпающуюся тушь. «Журналистка? – размышляла она, приветливо глядя на элегантную незнакомку и жалея, что не успела посмотреться в зеркало. – Вряд ли. Из отдела по культуре?»

– Вы – Виктория Павловна? – улыбнулась гостья. – Я вас сразу узнала по описанию мужа. Я – жена Евгения Борисовича. Должна выразить вам свою искреннюю признательность. Ни в одном театре с ним так хорошо не ладили, как удается вам. Но, к сожалению, последнее время у него начались проблемы со здоровьем. Возраст, сами понимаете. Я очень за него беспокоюсь. Врачи не рекомендуют ему переутомляться. Театр отнимает слишком много душевных и физических сил, а ведь основное для него сейчас – это бизнес. Боюсь, я против его участия в новой постановке. Премьера – это слишком ответственно.

У Вики аж сердце оборвалось. Какая трогательная забота о здоровье мужа!

Шито белыми нитками. Просто узнала о Дашеньке и хочет себя обезопасить. Неужто за столько лет не привыкла к романам своего старого козла? Впрочем, тут романа-то как раз нет, тут серьезнее. Она же не знает, что Дашеньке старый козел ни к чему, у нее есть молодой красавец! Одно утешение – непохоже, чтобы Преображенский был под каблуком у жены и ее послушался.

Разумеется, обнаружив в студии супругу, Евгений Борисович закатил скандал. С пафосом кричал, что не позволит себе указывать, а если Галина Николаевна чем-то недовольна, так ее никто не держит, слава богу, мы не в Италии, и у нас разрешены разводы! Та спокойно и нежно продолжала твердить про его драгоценное здоровье, нуждающееся в постоянном пригляде. В результате стороны согласились на компромисс. Актер играет премьеру, а его жена сидит на репетициях, дабы вовремя подать свежий бульончик или полезную микстурку.

– Тяжело вам с ним, наверное, – искренне посочувствовала Вика Галине Николаевне, оставшись наедине.

– Ну что вы! – любезно возразила та. – Я сама не обращаю внимания и вам тоже советую. Пускай покричит, нам-то с вами что?

– Значит, вы не обижаетесь?

– Ну конечно. Просто Женю нельзя воспринимать всерьез. Вот вчера, например, у него возникли проблемы, уж извините за интимную подробность, со стулом. Разумеется, он вне себя и предполагает по меньшей мере рак, а ко мне как раз пришла массажистка. Не отменять же ее, правда? Она меня массирует, я ахаю, какой мой Женечка несчастный, и все довольны. Конечно, во время массажа лица было бы сложнее… впрочем, можно ахать и без мимики, он все равно не смотрит.

– Удивляюсь, что он согласился на присутствие жены, – делилась вскоре Виктория Павловна впечатлениями с Мариной. – Думала, упрется как бык. Конечно, эта дамочка для меня – не самый лучший подарок, но было б хуже, если бы он и впрямь уперся и она открыто встала на тропу войны. Знаешь, навредить премьере очень легко!

– Он не уперся бы, – утешила Марина. – Его устраивает сложившаяся ситуация.

– Ты думаешь? – удивилась Вика.

– Он обожает выводить людей из себя. Мне иногда кажется, именно в этом он черпает творческие силы, понимаешь? Потому нигде и не ужился. Одновременное присутствие жены и девушки, за которой он открыто ухаживает, да еще жениха этой девушки, создает то самое напряжение, ту атмосферу, которая делает его игру еще лучше.

– Господи! – вырвалось у Вики. – Только бы дотянуть до премьеры, а там будь что будет! Там возьму и выскажу всем, что о ком думаю! А еще – напьюсь в стельку. Какая ты счастливая, что не волнуешься!

– Я не волнуюсь? – засмеялась Марина. – Да я, между прочим, каждый вечер содрогаюсь – а что будет, если я во сне умру, так и не увидев нашего спектакля? Вот после спектакля, оно не страшно, а вдруг до? Это, по-твоему, нормально? Студенты это называют – крыша поехала.

– Надо же, а по тебе не видно. Я же всех уже созвала! Критиков, актеров. Если что не так, второго шанса у меня не будет, провал будет громкий. Хорошо, эта сволочь Сосновцев все-таки выделил деньги на банкет, а то уж не знала у кого занимать. А без банкета нашу тусовку не соберешь.

Сосновцев – директор Дома культуры. Последнее время он явно заинтересовался спектаклем и активно посещал репетиции. Иногда у Вики мелькала мысль, что он заинтересовался скорее Мариной. А что? Она незамужем, он вдовец. Правда, Маринка в этом смысле какая-то странная. Она симпатичная, коммуникабельная и, если б постаралась, легко могла бы заполучить себе приличного мужа. Виктория Павловна сразу об этом подумала, но, прикинув, честно предупредила:

– К сожалению, Марина, в нашей труппе совсем нет холостых мужчин.

То есть имелся, конечно, Денис, но он закреплен за Дашенькой, и Вика сбросила его со счетов.

– А что, холостые играют лучше? – заинтересовалась не понявшая, куда она клонит, собеседница.

– Да нет, – объяснила Вика, – скорее, наоборот. Холостому и дома неплохо, а женатый рад куда-нибудь сбежать, так почему бы не к нам? Просто пыталась кого-нибудь тебе подыскать.

– Не стоит трудов, – махнула рукой та. – Вика, ну зачем мне это надо – взваливать на плечи дополнительную обузу? Если б угораздило влюбиться – тут другое дело, вынуждена была бы смириться, но, похоже, из влюбчивого возраста я уже вышла.

– Только не заливай мне, что не хочешь замуж, – хмыкнула Виктория Павловна. – Все равно не поверю.

– А ты?

– Что – я?

– Ты хочешь? Почему ты себе кого-нибудь не подыщешь?

– Ну, я же тебе рассказывала… Я любила Сашку.

– Никто ж не говорит о любви, мы обсуждаем мужа, так? Насколько я поняла с твоих слов, любовь тут ни при чем. Главное, наметить подходящий объект и правильно его обработать. Правильно?

– Правильно.

– Чья бы корова мычала, а твоя молчала, – весело съехидничала Марина. – Что же не намечаешь и не обрабатываешь? Небось Сашка сам наметил и обработал. За такого и я бы вышла. А зачем мне абы кто, не понимаю.

Теперь Виктория Павловна и сама не понимала. Марина умела переворачивать обычные вещи с ног на голову. Впрочем, Вика, как всегда, в ее рассуждения особенно не вникала, ей был важен результат. В данном случае то, что подруга не гоняется за мужиками, явно к лучшему. Сосновцев, видя ее разборчивость, постарается произвести впечатление и охотнее порастрясет кубышку.

* * *

Сколько различных проблем, сколько подводных камней окружало бедную Викторию Павловну, в несчастный день отдавшую душу театру! Она обходила препятствия с уверенностью опытного лоцмана, но вместо одних перед ней тут же возникали другие. И если, думала она, на генеральной репетиции грянет нечто непоправимое, она взорвет к чертовой матери этот дурацкий Дом культуры вместе со всеми его обитателями, и в первую очередь – с проклятым Преображенским!

Такие вот крамольные мысли бродили сейчас в ее голове, когда она глядела на бушующего гения. Глядела, тем не менее, сочувственно и беззащитно – иначе с ним нельзя.

– Что случилось, Евгений Борисович? Как вы нас всех напугали! Мы боялись, с вами случилось что-то страшное, но вы, слава богу, целы!

– Если и цел, то с помощью Бога, а не этой гнусной твари.

На глазах Тамары Петровны, неизвестно за что названной гнусной тварью, тут же выступили слезы.

– Боже мой, Тамарочка Петровна! – быстро выкрикнула Вика, нежно приобняв помощницу за плечи. – Это недоразумение! Завтра премьера, мы все на нервах! Вы уж нас простите!

– Это она-то будет прощать? – пророкотал Преображенский. – И вы думаете, моя нога еще хоть раз ступит в дом, где моя жизнь ценится столь низко?

– Я ценю вашу жизнь куда больше собственной! – поспешила уверить Виктория Павловна. Когда имеешь дело с мужчинами, с лестью перегнуть нельзя, тут, чем больше, тем лучше.

– Тогда почему позволяете на нее покушаться?

– Это уже что-то новенькое, – шепнула Таша на ухо Дашеньке. – Подобного он еще не разыгрывал.

– Нервничает перед премьерой, – ответила та. – Я тоже. А ты?

– Женечка, бедный мой, – вмешалась Галина Николаевна (наконец и от нее какая-то польза!). – Что случилось?

– Вот!

Он немного подвинулся, и присутствующие узрели открытый люк. Да, ситуация не из приятных! Если бы кто-нибудь туда сверзился, шею сломал бы как пить дать. Или даже насмерть угробился, и прощай, премьера! Высота большая, а внизу металлическая плита, да еще торчит штырь, к которому когда-то крепилась лестница. Находись она в сохранности, было бы очень удобно – спускаешься за кулисами в подпол, пробираешься по узкому коридору и выныриваешь прямо на сцену: здравствуйте, я призрак отца Гамлета, разрешите представиться! Но без серьезного ремонта лазить вниз было рискованно, поэтому люк всегда держали закрытым. Виктория Павловна почувствовала, что шею заливает холодный пот. Какой кретин и зачем его трогал? Свет здесь тусклый, а часто и вовсе выключен, поэтому не заметить опасности очень просто. Шагнул – и на небесах. Слава богу, все обошлось! Впрочем, обошлось ли?

– Она это сделала нарочно! Гнусная тварь, бездарь, ненавидящая таланты!

Тамара Петровна все-таки разрыдалась, Вика принялась ее успокаивать.

– Женечка, но при чем здесь она? – ласково поинтересовалась Галина Николаевна.

– Разве не эта тварь отвечает здесь за порядок? Вся рутинная работа, которой брезгует нормальный человек, поручена ей. Это она здесь закрывает все и открывает. И никто, кроме нее, не оставил бы открытый люк как раз тогда, когда мне идти мимо него на сцену! Это не случайность, а предумышленное убийство! Меня спас Господь Бог, хранящий таланты! Если бы я не включил здесь свет, меня б уже не было в живых!

– Ну, – раздраженно заметил Кирилл Левинсон, – в таком случае покушались на меня. Первым здесь, как известно, должен был оказаться я, и лишь по случайности я прошел с другой стороны.

Это была правда. Девчонки появлялись из правой кулисы, поскольку женская уборная была там, мужская же располагались слева. Кирилл, партнер Таши, к моменту происшествия уже находился на сцене.

Впервые он попал в студию из-за Дениса, с которым вместе работал. Дашенькин жених, не упуская случая похвастаться артистическими успехами, активно приглашал на спектакли коллег. Большинство из них оставались зрителями, а этот серьезный мужчина лет тридцати пяти неожиданно проявил желание попробовать себя на новом поприще.

Вика была рада. Во-первых, сильный пол всегда в дефиците, а во-вторых, Кирилл был небезнадежен. Флегматик, правда, что для актера плохо. Зато добросовестный, и память хорошая – не то что у Дениса. Внешность, конечно, похуже, чем у главного красавчика театра, но вполне пригодная – такие кряжистые, основательные, напрочь лишенные смазливости хорошо смотрятся в ролях настоящих мужиков. Что касается таланта… если хорошенько разъяснить, что и как, Левинсон по мере сил пытался это изобразить – он парень умный.

– Да кому ты нужен? – заорал Преображенский, на миг притихший от изумления – ему посмели возразить! – Ты, бездарность! Нет, охотились на более крупную дичь – на меня.

– Вот именно, кому я нужен? – буркнул Кирилл. – Оставили случайно люк – велика важность. Не провалился никто, и слава богу. Я лично трагедий устраивать не собираюсь, я не истерик.

– А я, значит, истерик?

– У-у-у! – в голос завыла Тамара Петровна.

Вике захотелось разорваться на две части, дабы одна занялась помощницей, а другая – гениальным премьером. Причем желательно, чтобы эти части разошлись по разным помещениям, поскольку Тамаре Петровне и Евгению Борисовичу следовало говорить прямо противоположные вещи.

Слава богу, Полякову взяла на себя Марина, шепча на ухо нечто утешительное. Кирилла, тоже бывшего на взводе, утихомиривали девочки, а Виктория Павловна вместе с Галиной Николаевной обхаживали Преображенского. Наконец он несколько утих, лицо его изменило выражение, вместо гнева демонстрируя покорность жестокой судьбе, и он горестно заметил:

– Что ж, я – человек слова. Я обещал вам сыграть премьеру, и я ее сыграю, пусть хоть тысячи убийц встанут на моем пути. Но имейте в виду, я ставлю ультиматум! В дальнейшем вам придется выбирать – либо она, либо я. Третьего не дано! Надеюсь, вы слышали меня, Виктория Павловна?

И он летящей походкой двинулся к сцене.

– Конечно, вы, Тамарочка Петровна, – прошелестела Вика на ухо помощнице так тихо, чтобы никто больше не услышал. В глубине души она надеялась, что выбирать не придется. Евгений Борисович пошумит да одумается. Главное – пережить премьеру, а после нее хоть потоп.

Преображенский провел репетицию блестяще.