Текст книги "50 писем к А.Л."

Александра Шалашова
50 писем к А. Л.

В оформлении переплета использованы фотографии Марии Шлыковой

Иллюстрации в блоке Владиславы Тишко (Leepsh)

© Шалашова А., текст, 2024

© Оформление. ООО «Издательство «Эксмо», 2024

* * *

К Александре Шалашовой

Звучащая внутренняя речь, неостановимый (читай, непрекращающийся) внутренний монолог заставляет тебя все время прислушиваться. Не к себе, к другим. Это парадокс. Кажется, уйди в себя, в свой щебет, в свою темноту. Но нет, нам всегда нужны чужие голоса.

Вот женщина стоит в переходе метро, продает ягоды (а ты выходишь из подземки). Что мне эта женщина, что автору эта женщина?

Но женщина стоит там и становится темой стихотворения. Для этого у автора должен быть особо устроенный взгляд – и хищный одновременно, и равнодушный.

 
на губах черешневый сок прощания
сладковато-терпкий привкус
это почувствуем
но никогда больше не остановимся
у выхода из метро
где у женщин
полные вёдра ягод
скоро солнце зайдёт
потекут через край вёдер
кровавые ручейки
добегут до волги
которая шепчет мол
заплела тебе косы
дала живые слова
ну как теперь ты меня предашь
 

Нас предадут, мы выйдем из метро и пойдём.

Так герой какого-нибудь нового фильма выходит и идёт. Он идёт не мимо зданий и не сквозь толпу, он идёт через стихи. Как будто через собственную пустоту.

Стихам нравится эта особая пустота.

Она особая – тягучая, чем-то наполненная. Стихи, собственно, и есть оксюморон: наполненная пустота. Попробуй пересказать стишок – ничего не получится.

Ну сижу я на балконе, ну на другом какие-то дети. Мальчишки. Кажется, они говорят обо мне. Чушь какая-то, а в стихах всё получается.

 
подростки сидящие на соседнем балконе
говорят шёпотом посмотрите там какая-то
           женщина
думаю о чём вы ведь со мной же нет никакой
я одна среди нецветущих лимонных деревьев
некрашеных досок
нерождённых детей
 

Больше всего в стихах мне нравится эта наполненная пустота. Жизнь – это и есть пустота. Клейкая, плотная, шебаршащаяся.

Всё, что останется у нас от жизни, – это тоже она, пустота. Пустые рамки от портретов, место рядом с тобой, где когда-то спали, зеркало, которое отражает уже не вполне тебя.

 
Странные буквы, странные звуки.
в невозможной дали
летит
голубой метеорит из мультфильма
и небеса горят
кажется что в меня
но не закрываюсь руками —
пусть летит
пусть болит
моя затаённая нежность
моя медленная звезда
сердце разбередит
даст почувствовать радость жестокую и
           всесильную
горечь под языком косточек апельсиновых
 

Когда ты поэт, у тебя есть только два состояния. Первое – ты пишешь и слушаешь. Второе – когда стихи уже написаны и ты живешь в вакууме и пустоте. Это совсем другая пустота, не пустота гудящего или скребущегося слова.

Но потом опять приходит звук – и начинает плести свою историю, складываться в новый, непонятный сперва узор. Но вот же он, перед тобою текст, смотри: он живой. Его нельзя уже затолкать в твою золотую голову обратно.

 
а выйдет ли таня
а будет ли таня
в светло-желтом кримпленовом платье
 

Нет, Таня не выйдет. Она уже сорок лет не выходит.

 
но всякий раз
стоя в пробке у арбатских ворот
невольно поворачиваешь голову:
вдруг да пройдёт
в золотой короне
первых апрельских купальниц?
 

Нам жалко себя, нам жалко невышедшую сорокалетнюю Таню. Но у нас есть утешение: мир наших стихов куда сложнее, чем нам показалось раньше. Тетя Таня когда-нибудь выйдет и такое нам скажет…

…Прочел тут недавно. В Москве спасатели приехали вскрывать захлопнувшуюся у кого-то дверь, открыли, но потом случайно закрылись сами. Проверяли: все ли теперь нормально. Захлопнули дверь со стороны квартиры, а инструменты остались снаружи. И дверь снова предательски решила не открываться.

В общем, этим спасателям пришлось вызывать еще одних спасателей.

Это же про стихи.

И Александра Шалашова это отлично знает.

Мы открываем один текст (должны его открыть), оказываемся в нём, и теперь нам нужны новые инструменты, чтоб перейти в другой. Потому что старые инструменты остались за дверью. А вызвать на помощь некого. Только всё сами, сами.

И вот ты пишешь новый тест, новое спасительное стихотворение – и всё повторяется заново.

Дмитрий Воденников

Пятьдесят писем к А. Л.

1

и вот дали сердце –

чувствительное ко всякому шороху

прыжку синичьему

писку ласточки

ласковые руки

расположенные к тонкой работе

биению струны

трепетанию ивы

течению ветра

и как же выходит что ни к чему

не приспособлю и не прилажу

плывут в конце долгого дня

изломанные

ветви реки

утки реки

трупы реки

нигде ожидая меня

2

в соловьином саду

возле самой Волги-реки

среди песен любви не моих

поднимаются травы

голос в горле затих

притаился прислушался

как говорить не страшась

не заливаясь румянцем

и не путать паронимы

размышляя полночи

как ты сказала тогда

эффективный или эффектный

ничего-то не можешь

а ещё учишь детей

притворяешься смелой и сильной

– необъяснимо

соловьи окликают друг друга

и черёмуха завтра расправит тонкие кисти

3

наблюдая первых существ апреля:

мать-и-мачеху теплоцентрали

насекомых со многими именами

птиц со многими голосами

самих по себе возникающих и живущих

детей с пластмассовыми самокатами

детей в крошечных ботиночках на липучке –

посмотришь и умилишься маленькому

к восторгу существующему в природе

4

локоны реки

под металлическим гребешком

самолёта – вот сейчас распутаешь

заплетёшь косы

серой лентой моста

отправишься на свидание к великому океану

там отрешишься от тревог и потерь

когда потеряешь дорогу в огромном городе –

время идти к реке

5

звучащая внутренняя речь

неостановимый монолог:

не остави меня Господи

когда скворцы расклюют

сердца

бузины паслёна и переступня

не доверив мне ни

единой вишенки

ни одной капельки крови

посади меня в Твою горько-прохладную землю

полную белых корней

косточек птиц и полёвок

и полей

наш перемешанный прах

серебристой росой

ибо мама всегда называла так слёзы Твои

6

в неназванных переулках

время велосипедных покрышек

солнечных бликов

воды без сиропа

неумолкающих голосов одноклассников

до сих пор спорящих:

а выйдет ли Таня

а будет ли Таня

в светло-желтом кримпленовом платье

или так и останется в окнах первого этажа

в зелени пятен ветрянки

мареве ртути?..

и почти сорок лет не выходит Таня

но всякий раз

стоя в пробке у арбатских ворот

невольно поворачиваешь голову:

вдруг да пройдёт

в золотой короне

первых апрельских купальниц?..

7

и без слёз чай горек –

прорастает полынь

сквозь предплечья:

вот сейчас взмахну сильными

полынными крыльями

рассекая волны и ветер

не упаду в радужные блики

водоотводного канала

полечу к солнцу

там увижу Того

кто всё поймёт

не осудит не посмеётся

но всмотрится

не дрожащей рукой

стряхнёт с ресниц

невидимые

семена

8

всенощное бдение

неслышно разливается по вагону

подчёркивает обстоятельства

три точки три тире три точки

нет перепутала

исправила

красной капиллярной ручкой

с лица стёрла

выступившую

капиллярную кровь

– что за узор на платке:

мережка нежности

шёлковые кресты памяти?

9

сонмы ангелов

на кончике иглы

наблюдают не вмешиваясь

улыбаются точно десятилетние дети

которым дальние родственники

ерошат вихры восторгаются –

и неловко но что сделаешь

стоят терпят

но стоит только отвернуться тёте

с тяжёлыми вечерними веками –

так побегут в белых теннисных туфлях

в разросшийся старый сад

но что там в глазах

у самого маленького и неприметного ангела

с капельками веснушек на скулах и

подбородке?

вот сейчас отвернёшься и убегу

рубить деревянным мечом

солдат страшных зарослей борщевика

тогда отпразднуем победу над смертью

в саду возликуем

10

десять лет слушаешь

и лампа не горит –

и вроде волосы отросли

исчезли ямочки на щеках

и в глазах недрожащее стекло ледяного трамвая а –

но вслушиваешься

роса светлого дня

в рот течёт

на языке разгорается сладким

молочным сахаром

что делала бабушка на сковородке

он горел-горел

он белел-белел

под потолком кухни запах долго стоял

возвращался сном –

вот тогда

обжигаешь язык

выговариваешь

слово

11

неостановимые слёзы

произросли

проистекли

из маленьких острых букв

вонзившихся глубоко в глазницы –

с каждым всхлипом

чернильная чёрная строчка

на щеках стынет

проступает больничным штампиком на подушке

12

на руках аленькие цветочки

следы ожогов от вишнёвых приторных

сигарет:

приходят жуки-пожарники

собираются пеночки

клевать веточки

говорят –

вот сейчас затопчем пламя потушим

подуем на душу

залижем ссадины на коленках

вытащим голубые венки

что тревожат-болят

растащим по улицам-закоулкам

нового города

и тогда ничего не будет

ничего не останется

ни боли ни крови

ни обжигающего дыхания

непривычного узким ладоням

13

маленькие неважные обстоятельства

несутся по набережной не задевая

чуть притормаживая на переходах

сливаясь в единое разноцветное

когда к вечеру сохнут глаза

и уже не различаешь всполохи фар –

течёт огненная река

чайки перебивают друг друга

не остывает закат

золотой песок розоватая взвесь

я всё ещё здесь

недвижимая

ожидающая

когда среди всех существ выбирают павших

когда кольца город сжимают

когда тревога виски сжимает –

и я исступлённо-живая

и так страшно

страшно

14

начинается так:

вспыхивает на кончике указательного

           пальца левой руки

потом продолжается

доходит до сердца

там промельк отсвет свист

листик серебристого тополя

найдёшь в оборках

выходного платья

и сразу видишь –

и летний дождь

и церковь на новом арбате

проведи ладонью по белой стене

потом прижми к лицу оставив живые

           блики на ресницах и под глазами

выходи на божий свет

любовь славить

величальные петь

говорить маленькими словами

15

на ладонях проступают ответы

на незаданные вопросы:

святые переводчики

высматривают в чужом алфавите

знакомые очертания:

птицы парящей во влажном воздухе

города глядящего в отверстый колодец неба

девушки несущей кружево незабудок

далёкому возлюбленному

и когда

они перетолкуют

мои жалкие невнимательные слова

на языки деревьев и трав

я онемею

сотру в кровь ладони нежной корой платанов

16

переходя людную площадь

услышать проще

эхо сердца

сжатого рёбрами

стиснутого

кровоточащей

совестью

горькой виной

– так ничья собака

почувствовав

тепло ладоней на холке

бежит следом

не отстаёт долго

в надежде

что ласка повторится

когда-нибудь

не сейчас

может быть за углом этого дома

в конце бульвара

на пешеходном переходе

а она лохматая такая

большая

ну что ей сказать такого

чтобы разуверилась и отстала

17

трёхпалая воробьиная лапка

неощутимо касается

а хочется

чтобы сильно

чтобы набухли бороздки кровавые

– зарубки памяти

неслучившиеся слова

ремешок часов

что не носила

без того наблюдая

горькое время

две канцелярские кнопки

держащие напротив сердца единственную

           общую фотографию

18

Москва из пипетки

капает слёзы в глаза

просит запрокинуть голову

ни в коем случае не опускать

иначе горячее раскалённое

упадёт на асфальт

прорастёт ясенем

обернётся садом

этот город не наш с тобой александра

           александра

до сих пор не выучила улиц и переулков

но он заглядывает в окна утром

не свою ли песню я в нём найду?..

19

гладкие камешки во рту

ялюблютебяялюблютебяялюблю

перекатываются

тренируя речевой аппарат

оттачивая политическое красноречие

когда белый вечер

наступает на город

путая ветви

проводов трамваев

омывая мертвенным светом

лица идущих с завода без сил –

только и думаешь

как будешь отчётливо произносить

20

приносишь кому-то сердце

в окровавленных ладошках

говоришь вот не знаю что делать

бьётся никак не может устать

заводной игрушкой ходит по комнате

и хоть бы утихомирилось

хоть бы умерло

так ведь нет

сколько мне

ещё терпеть

его нелепые судороги всхлипы стоны

трепетание крыльев нездешней птицы

говоришь вот может

тебе

когда-нибудь

пригодится

21

в горькой бездомности

богооставленности

останавливаешься напротив

детского сада

в котором пустые турники и веранды

поляны подорожника

ветви рябин

и рябит

в глазах от непролитых слёз

и мерещится: всё же вернулись маленькие

загалдели защебетали запричитали

над мёртвой бабочкой

с пятницы пролежавшей на голубой скамейке

но разбежались не вспомнив ни отпевания

           ни похорон –

где мой дом

где биение волн

о рёбра причала

когда не к кому возвращаться

когда не в чего превращаться

но ты вся из огня –

когда только один в младшей группе

           безмолвствует не смеётся

Господи на скамейке под страшным июльским солнцем

не оставляй меня

не оставляй меня

22

лебеди мои гуси

несчастливые птицы

несите меня прочь от моего суженого

сорвите

померанцевые цветки

чтобы пали на землю

снегом негаданным

сединой ранней

одуванчиковым пухом

что последнее переживает

ветру внемлет

– лебеди мои

вскройте мне грудную клетку

клювами острыми точно слово

выхваченное памятью из тяжёлого разговора

вырвите сердце и бросьте в синее море

что навсегда сбережёт и взлелеет

– лебеди мои

возьмите глаза мои

полные тьмы и слёз и потерь

но только

возвращайтесь за мною

в мой город

где живая стою по колено

в солёной воде

23

в первых числах июня закат догорает в траве

вот и время тебе

посмотреть на осоку и сныть

представлять как по осени наледью тронутый

           прах –

понимать что не вырастет сын

и не выйдет на берег смотреть корабли

и не спросит об их именах

24

любовь ходит по крышам

у неё лицо херувима с фасада Рождества

тоненькие слюдяные крылышки

едва проклюнувшиеся непрочные

но восточный

ветер крепчает

не оставит камня на камне

кирпичика на кирпичике всё сделает

чтобы земля снова была пуста и безвидна –

на щеке любви

прожилки тёмные кленового листика

пережившего осень –

или это в просинях трещины

морщинки усталой памяти?

но как потом будем дуть на израненные

коленки

когда спустишься

по ржавой пожарной лестнице

какие звёзды

нарисуем

животворящим йодом?..

25

невыговоренная нежность

подступила к самому сердцу

заколола неусыпно и неустанно

это зачем так со мной

зачем с нами

Господи ведь ты обещал мне слово

среди собрания птиц

всхлип ветра в аллее вязов

один-единственный лепесток сада –

не бери назад

дай мне выйти

закричать

зашептать

Господи кто бы и меня полюбил

26

кто-то всегда приходит и говорит:

давай умрем вместе

пусть былинка что останется от меня

пылинка ясеневое семечко

полетит близко-близко от раскалённых звёзд

а там гляди-ка твоя былинка

и золотые волосы

и рот помнящий снег

и лоб помнящий свет

неслышный крестильный елей

– а что если дальше вместе

в вечность звенящую лесными рассветными колокольчиками?..

кто-то всегда отвечает:

я не просил о твоей душе

да и на что мне твоя душа

так что слезами залей пожар отряхни песок

           пыль –

и просто продолжай быть

просто продолжай быть

без меня засыпай

пусть роса течет из-под полуприкрытых век –

но потом будет другой человек

который скажет

давай проживём-умрём

по лесной тропинке пойдём вдвоём

и не надо слов никаких молитв

когда колокольчик уже звенит

и ты тоже слышишь что он звенит

27

у моего далёкого возлюбленного

тёплая золотая кожа

глаза из тёмного янтаря

пляшущие у зрачков искорки –

или приснился

его быстрый смех

его след на шее будто от вонзившейся серебряной цепочки

что от волнения сжимаешь сильно?

только бы не порвать

не прервать

солнечные лучи

бьющие в сердце

останься

или убей

пройди сквозь меня

стань памятью

пламенем

пеплом

у моего возлюбленного сильные руки –

не у него ли в ладонях яркая бирюза

           моих слёз,

слюда сбившегося дыхания?..

28

в моём сердце застряла

острая ольховая щепка

– иногда почти не болит

а к вечеру начинает

колоть трепетать

ждёт нового

светлого дня:

взгляни на меня

когда моим голосом

мир говорит о любви

когда шелестят

в распахнутом небе

серебристые листья ольхи

неболинеболинеболине

29

в сухих глазах кровь застыла

царапиной-ранкой

не лучше ли будет прорваться

произнести

выплеснуть

на белое платье

столько крови

просто не может быть столько крови

дала себе слово написать

такой роман где за каждую проговорю:

обманутую усталую

обманувшую плачущую

господи пожалей меня

за всех женщин по разные стороны

но неразделимых

я ведь не сделала ничего плохого

только любила до боли

и вот боль становится слишком сильной

на грани переносимого

я будто к смерти приуготовлена –

обескровленная обескровленная

30

я не знаю как сказать ещё Господи

           как обещать:

стану другой стану водой

криком чайки высоко над доками

над портовыми кранами

я не знаю как мне ещё петь

           Господи:

что-то лопнуло не звенит больше

не верю что кончится не верю

           что кончено

ведь струн было много

чтобы хватило на печальные песни

на величальные песни

на колыбельные –

но если вдруг Ты захочешь вдохнуть

в мою немую гортань пересохшую

           глотку

немного воздуха тепла сердечного

знай что мне хватит надолго

бродить по свету

улыбаться детям

бросать монеты в кепки уличных

           музыкантов

фотографировать корабли

но только не забирай Господи что дарил

не отнимай Господи что дарил

31

думала что всё кончится кроме любви

что хотя бы она останется

несклёванной ягодкой на снегу ноября

но до осени я

не смогу не дотяну – так

поэтому Господи дай мне сил выслушать

даже самые жестокие слова с высоко поднятой

           головой

не расплакаться хотя бы под взглядом

           говорящего

растерянным нежным

– но пузырьки глупой надежды

надуваются в лёгких:

вначале не чувствую думаю схлопнутся сгинут

но вот я уже рябина

в кроваво-закатных бусах

срубленная под корень

не хочется защищаться или молиться

и вот уже первая птица

заглядывает в глаза

выклёвывает ресницы

32

столько раз повторяла слово

что нужно ему приискать замену:

вместо люблю говорить

роща небо березовые серёжки

вместо люблю говорить –

птица ласточек неуловимых стаи

пусть не с тобой но давно смотрели

думали скоро ли успокоятся

смолкнут чтобы пришло затишье

перед грозой безымянным ветром?..

в августе будет у нас затишье

только пока не могу представить

веруя что цветут деревья

от единой твоей улыбки

всё говорю в темноту:

роща

ласточек

неуловимых

стайки

33

маленькие острые гвоздики

глубоко вонзаются в тёплые женские руки:

вначале нестерпимо больно

до вставшего в горле крика

до сбившегося ритма сердца

потом больно но словно бы переносимо

я не человек не зверь не лесная пугливая птица

плачу не вышло остановиться

на третьем гвоздике почти привыкаю к себе

           израненной

думаю как красив

этот браслет пятен кровавых –

а дальше не чувствую:

через несколько месяцев

поднимая руку чтобы перекреститься

           или смахнуть

горькую память последней слезы –

понимаю что рука не моя

и душа не моя

безостановочно звёзды болят

мои оловянные звёзды болят

терзают меня изнутри

34

глаза распахиваются в темноту:

что случиться должно чтобы

ты надо мной заплакал

чтобы не вспоминала запах

не перебирала слова в памяти

не нанизывала бисер

роняя с влажных неуклюжих пальцев

непроворной иглы

на голые острые коленки –

могло получиться

несуществующее растение

дивная птица

выходит песня

рваным знаменем

болит и трепещет

35

радость моя близок излом лета

время смотреть на себя притворяться правым

время вплетать в волосы горькие травы

но вот и я травинка под сталью ветра

радость моя и в глаза посмотреть не смея

привкус во рту пустой человечьей речи

произнести и пропеть невозможно нечего

время настанет тебя заслонить от смерти

радость моя над Москвой корабли по небу

и паруса их белые лён и хлопок

холодно холодно первый июльский холод

это излом пора принимать на веру

месяц на землю капля по капле воском

перед непобедимым войском фигуркой тонкой

я замираю я замираю только

радость моя ты теперь ничего не бойся

36

не я ли пою не я ли горю

не я ль говорю с тобой

но и в россыпи слов

в чёрных птицах нотного стана

не стала вдруг находить ничего путного

ничего подходящего случаю

как обрести мир

будущее

в хрупких предметах памяти

хотя вроде бы все прямо перед глазами

собирай пазл – выйдет литература:

в серванте молочная гжель

пианино «лирика»

огромная лакированная раковина

в восемьдесят четвёртом привезённая

с черноморского побережья

37

в берёзовой роще в тихой аллее

пахнет снегом прошлого травою скошенной

           невидимыми маленькими фиалками

никого здесь нет

но только по цвету неба

лиловым росчеркам

белесым точечкам –

кисть встряхнули не завершив движения

я догадываюсь о Твоём присутствии

подозреваю смутно о Твоём присутствии

в каждой травинке вижу ликующее

подтверждение

38

речка шумит негромко

на грани слышимого

я к тебе

речка речка

сделай меня своей не отдавай никому

ни волку ни лисице ни сильному человеку

у которого в глазах золотистый мёд

когда он придёт

на высокий берег посмотрит

не оборвёт ни камыша ни травы ни веток ветлы

           ничего не тронет не спросит

мол где та что пела плясала сплетала венки

но сама выйду

в белой рубашке

с речной лилией в ладонях

вот тогда шуми речка собирай камни

не дай мне

вымолвить слово что на губах застыло

не дай мне отправиться куда позовёт

золотистый мёд

всё течёт и течёт из его тёплых глаз

не изваяниями ли седыми дольменами простоим

           до скончания века

последнего пылающего

заката?..

речка речка отдай меня сильному человеку

чтобы он надо мной не плакал

никогда больше не плакал