Текст книги "Возвращение надежды"

– Как это могло случиться после стольких лет? Я уже решил, что не способен иметь детей.

Эльке проказливо улыбнулась.

– Почему же не способен? Все, что надо для этого, у тебя есть. И в хорошем рабочем состоянии.

– А ты уверена?

– В чем? Что ты способен? Так давай сейчас же поднимемся в спальню и проверим.

Отто покраснел до корней волос.

– Я имел в виду не это. Я спрашиваю, ты уверена, что беременна?

– Настолько, насколько можно быть уверенной в таком деле.

– О Господи! – Он сцепил ладони. – Может быть, пригласить доктора?

Эльке разразилась смехом.

– Наверное, немного рановато. Ребенок появится только через семь месяцев.

Отто нагнулся, взял ее на руки и крепко прижал к себе. Эльке смотрела на его широкую спину и рассуждала: «Да, на Прекрасного Принца он не похож. Совсем не похож. Но сказочный дворец ничто по сравнению с тем, что подарил мне муж».

– Я люблю тебя, – прошептал он.

Ее сердце омылось благодарной нежностью.

– Я тоже люблю тебя, Отто, – сказала Эльке впервые за десять лет супружества.

«Надо отдать ей должное, Шарлотта Деверю действительно знает толк в том, как появиться в обществе, – думал Патрик, наблюдая, как она вплывает в гостиную дома его родителей. – Артистка, настоящая артистка!»

Остальные гости уже были за столом и сейчас все обратили свои взоры к ней. Дворецкий проводил ее к единственному свободному стулу, который случайно оказался рядом со стулом Патрика.

«Очередная попытка мамы сосватать меня», – подумал он с усталым раздражением.

С самого первого дня, как только он возвратился в Натчез месяц назад, Элизабет Прайд ни на минуту не оставляла попыток женить сына. По всему, это стало ее главной заботой. Старшие братья Патрика уже имели детей-подростков, две младшие сестры тоже были замужем. Мать, естественно, хотела, чтобы он последовал их примеру.

Но пока ни одной подходящей женщины он не встретил. Во всяком случае, ни одна из них не оказалась способной вытеснить из его мыслей Эльке. Она продолжала сниться ему по ночам, и днем он то и дело вспоминал о ней.

Нет, вряд ли найдется женщина, которая смогла бы так захватить его сердце, как это сделала Эльке. Но мать не сдавалась.

«На этот раз она вполне может добиться успеха», – подумал Патрик, еще раз бросив взгляд на свою соседку по столу.

Первое, что следовало бы серьезно обсудить, это Формы. Соблазнительные округлые формы мисс Деверю. Патрик представил на миг, что будет, если он вдруг сожмет ее тонкую талию. Вне всякого сомнения, потрясающие сливочные груди, которые, слегка покачиваясь, выступали из выреза платья примерно на треть, немедленно выскочат и упадут ему на ладони.

Второе, это волосы. Густые, каштановые, нет, даже не каштановые, а цвета красного дерева. Они были искусно уложены локонами и каскадом ниспадали на плечи. Глаза миндалевидной формы и необычного янтарного оттенка смотрели на него с откровенным любопытством. Милый вздернутый носик, пухлые губки, как будто созданные для поцелуев, и, наконец, ямочки на щеках.

Это был сочный вкуснейший плод, только что созревший, и у Патрика вдруг возникло острое желание его вкусить. Но, видимо, ничего не получится. Возраст! На вид ей было не больше семнадцати.

Настоящая красавица южанка. А вышколена как – просто на редкость! Облачена она была в полный вечерний наряд, что включало глубокое декольте, юбку с кринолином и прочее. Так вот, когда мисс Деверю усаживалась за стол, она ухитрилась проделать это так, что не звякнул ни один бокал. Это было изящество пчелы, садящейся на цветок. А дальше началось самое интересное: одарив его лучезарной улыбкой, которая углубила ямочки на щеках и обнажила аккуратные белые зубки, она начала обмахиваться веером со сноровкой искушенной соблазнительницы.

Если бы вырез ее бархатного платья был на полдюйма ниже, он увидел бы ее соски. Эта мысль приятно кольнула, и Патрик улыбнулся.

– Сэр, что вы нашли забавного?

– Поверьте, дорогая мисс Деверю, я улыбнулся просто так, без всякой причины.

– Да нет же, мистер Прайд, причина наверняка есть, и я хочу ее знать, – капризно проговорила она. – Я вообще хочу знать о вас все, до самой малейшей детали.

Такой оборот дела его слегка озадачил. Это ведь все равно, как если бы она попросила его сейчас расстегнуть штаны, чтобы посмотреть, какого цвета у него нижнее белье. Низкий тембр голоса делал ее речь неожиданно эротичной. Ей едва семнадцать, но, без всяких сомнений, перед ним была созревшая женщина.

– То есть вы хотите, чтобы я выдал вам все свои секреты?

– Ну все не обязательно, хотя бы несколько.

«Как бы она отреагировала, если бы я сейчас признался, что люблю замужнюю женщину?» – вдруг подумал Патрик и сам удивился своей мысли.

Но Шарлотта неожиданно рассмеялась возбуждающим чувственным смехом, и образ Эльке слегка потускнел, а потом и вовсе растаял.

Шарлотта наклонилась к Патрику и посмотрела ему в глаза.

– Ведь вы меня не помните?

– Боюсь, что нет. Я не был дома двенадцать лет. Скорее всего когда я уезжал, вы были еще в колыбельке.

– Ну, не совсем так. Мне было семь лет. – Она взмахнула ресницами, продемонстрировав во всем великолепии их темную опушку. – А я вот вас не забыла. Вы приходили попрощаться с моими родителями, когда отправлялись на войну, и ваш военный мундир меня покорил. А золотые галуны на эполетах… они просто свели меня с ума! Я стала просить их у вас и устроила истерику, когда вы отказались расстаться с ними.

Так значит, это была Шарлотта Деверю. Вот эта самая. Выходит, ей сейчас не семнадцать, а почти двадцать.

Он пытался узнать в этой соблазнительной молодой женщине ту полнощекую круглолицую капризную девчонку. Тогда родители хотели силой увести ее из гостиной, но ничего не получалось. Вот уж поистине гадкий утенок превратился в прекрасного лебедя!

– Я помню, какой шум вы тогда подняли, – произнес Патрик, понизив голос, чтобы могла слышать только она. – Вы по-прежнему такая?

Ее щеки пикантно вспыхнули.

– Придется немного подождать, мистер Прайд, и вы увидите.

За годы, проведенные в Техасе, Патрик почти забыл, что существуют такие вещи, как изысканная кухня, тонкие вина и милые соседки за столом. Теперь он наверстывал упущенное.

Рыба помпано была потрясающе вкусна, французское белое ей не уступало. Но он едва отведал их, ибо его вниманием, всем без остатка, завладела очаровательная Шарлотта Деверю.

По правилам этикета мужчина должен оказывать знаки внимания в равной степени даме слева и даме справа, но Патрик пренебрег сегодня правилами хорошего тона. Престарелой миссис Кантевел пришлось заботиться о себе самой, потому что Патрик был весь во власти Шарлотты.

Она была в чудесном настроении, мило оживлена, в ее прелестной головке, казалось, не было ни единой серьезной мысли – определенный плюс, с его точки зрения. Он устал от всех этих бесконечных разговоров о надвигающейся войне, споров об отмене рабства, предположений о президентской кампании. С тех пор как съезд республиканцев выдвинул Авраама Линкольна кандидатом в президенты, везде только об этом и говорили.

Но у его очаровательной соседки был несомненный талант. Она заставила его забыть обо всем этом. Она даже заставила его забыть Эльке.

К тому времени, как подали десерт, они уже называли друг друга по имени.

– Я наблюдаю за вашими родителями, Патрик, и вижу, что они очень рады вашему возвращению. Они просто счастливы, – проговорила Шарлотта и грациозно кивнула в ту сторону, где сидели супруги Прайд. – Но, наверное, не счастливее меня. Я догадываюсь, что вы сейчас думаете: моя смелость граничит с нахальством. Но что можно поделать, если вы самый симпатичный мужчина в Натчезе и к тому же герой, как я слышала.

– Ну насчет героя это вы уж слишком. Я убежден, что большинство мужчин, которых считают героями, по несчастью оказались в определенное время в неприятной ситуации и просто сделали все, что в их силах, чтобы спасти свою жизнь.

– А шрам этот вы тоже получили, спасая свою жизнь? – Шарлотта закрыла свой веер и сделала попытку коснуться шрама на его щеке. И проделала она это так непринужденно, как будто они были знакомы уже сто лет. – Вы слишком скромны. Мой отец рассказывал, что правительство наградило вас за подвиги большим наделом земли.

– Десять тысяч акров, – ответил Патрик, не скрывая гордости.

Патрик вспомнил сцену в конторе отца перед его уходом на войну. Он ее никогда не забудет.

– Ты совершаешь трагическую, ужасную ошибку, – объявил Ламар Прайд, и печать недовольства омрачила его лицо патриция. – Если бы я знал, что ты вздумаешь отправиться на эту бессмысленную бойню, я бы никогда не заплатил за твое обучение в колледже.

– Мне очень неприятно слышать это, отец, – ответил Патрик. – Я знаю, ты надеялся, что я последую по твоим стопам и стану юристом. Но я давно понял, что это не для меня. Не могу представить себя вот так всю жизнь просидевшим в одной конторе, в одном кресле. И потом, кто-то ведь должен воевать за нашу страну.

– Пусть этим кем-то будет кто угодно, только не мой сын. И пожалуйста, не пытайся выдавать свою юношескую жажду приключений за патриотизм. Ты очень восторженный, Патрик. – Ламар разочарованно посмотрел на сына. – Боюсь, ты никогда ничего не добьешься».

И вот теперь, спустя двенадцать лет, приятно было сознавать, что ничего не сбылось из того, что предсказывал его отец. Совсем наоборот.

А широко раскрытые глаза Шарлотты при упоминании о десяти тысячах акров земли это ощущение еще больше усилили.

– Но ведь это же огромная плантация, – выдохнула она. – У вас, должно быть, работают сотни рабов.

– Это не плантация, Шарлотта. Это ранчо. И у меня нет рабов. Там работают всего двадцать человек – ковбоев.

– А что это значит ков бой? – Она произнесла это, как два разных слова. – Я никогда не слышала прежде такого выражения.

– Так в Техасе называют людей, которые работают со скотом. Понимаете, я не имею рабов, потому что не выращиваю хлопок. Я развожу коров породы лонгхорн.

– Ой, как интересно! Какой вы умелый и ловкий! А мне так надоело слышать эти постоянные разговоры о рабстве и аболиционизме и о том, что мы не можем обойтись на наших хлопковых полях без черных. Замечательно, в первый раз за много месяцев я провожу время за ужином без скучных и утомительных дискуссий на эту тему. Теперь расскажите мне об этом вашем, как вы его назвали, ранчо.

«Слава Богу, – подумал Патрик, – эта женщина не интересуется политикой». Он вспомнил последний спор с Эльке перед отъездом.

Судя по всему, Шарлотта была полной противоположностью Эльке.

– Я не против рассказать вам о моем ПП, буду даже рад. Боюсь только, что это скучно.

– Да что вы, разве мне может быть с вами скучно! – Она произнесла это со своим очаровательным южным выговором. Голос ее напоминал мед, густой ароматный мед. – А что означают буквы ПП?

– Согласен, название не очень оригинальное. Это просто мои инициалы. Буквами ПП я клеймлю свой скот. А вообще-то мои немецкие друзья во Фредериксбурге называют между собой это ранчо «Страсть Прайда».

Ее глаза вспыхнули, засверкали, заискрились ярче, чем драгоценности вокруг шеи и в ушах.

– Это, наверное, потому, что вы очень страстный мужчина?

– А вот теперь пришла моя очередь ответить вам тем же: придется немного подождать, и вы сами увидите, Шарлотта, – ответил Патрик, наслаждаясь ее порозовевшими щечками.

– Надеюсь, ждать придется недолго, – пробормотала она. – Но вы вроде бы собирались рассказать мне о своем ранчо.

Патрику не надо было повторять эту просьбу дважды. Для него ничего приятнее не было, как рассказывать о местах, где он провел последние двенадцать лет. Он принялся подробно описывать местность, все манипуляции, какие проделывают со скотом, начиная от отела и кончая клеймением. Ну а закончил он свой рассказ детальным описанием дома, который был предметом его гордости. Тут уж он красок не пожалел.

Все время, пока Патрик говорил, Шарлотта не сводила с него своих янтарных глаз. Казалось, она была вся воплощенное внимание, как будто то, о чем он рассказывал, интересовало ее больше всего в жизни.

– Я надеюсь, вы не сочтете это бестактностью, – закончил он, – но к западу от Бразоса только у меня в доме есть ватерклозет, то есть внутренний туалет с водой, в комплекте с раковиной, цинковой ванной и шкафом.

– Это просто восхитительно и… практично, если учесть, что у вас нет рабов, чтобы выносить за вами эти… ну… хм, нечистоты. Я не знала, что в Техасе все так современно.

Шарлотта слушала долгие рассуждения Патрика и неимоверно скучала. Ну а описание ухода за породистым скотом: как его купают, кормят, лечат – все это буквально вогнало ее в сон.

Конечно, вполне естественно, что у мужчины есть какие-то интересы, которые женщина разделять не может. Но мать приучила ее выглядеть заинтересованной разговором. Это очень важно. И к тому же просто – надо только не сводить глаз с лица мужчины, а самой в это время думать о чем угодно.

В данный момент Шарлотту волновало другое. Ее служанка Элла Мэй так затянула на ней корсет, что дышать было невозможно. Долго она не вытерпит! Она также думала о новых платьях, заказанных в Лондоне. Скорее бы они пришли… Мысли ее были заняты теперь нарядами.

Но упоминание Патрика о туалете пробудило ее интерес.

Их плантация Виндмер была одной из самых процветающих на Юге, но даже у них не было такого туалета. Отец говорил, что это дорого стоит, а сейчас, когда все только и говорят, что скоро придется освобождать рабов, он не может себе позволить потратить на такие бесполезные вещи ни пенни.

Ее отец, благослови Господь его сердце, был безнадежно старомодным по сравнению с Патриком Прайдом.

– Может быть, мы с мамой нанесем вам визит когда-нибудь. Мне бы очень хотелось увидеть ваше ранчо и познакомиться с настоящими ковбоями. – И хотя Шарлотта не произнесла это вслух, но про себя добавила, что ей очень бы хотелось испытать этот, как он его назвал, ватерклозет.

– Я был бы этому несказанно рад. А тем временем я попрошу разрешения вашего отца встретиться с вами.

«Вот это действительно настоящая удача», – подумала Шарлотта, чувствуя, как учащается ее пульс.

В Натчезе уже почти месяц все только и говорили о Патрике Прайде. Он был богат, интересен и уже каждая незамужняя девушка в городе нацелила на него свой глаз.

«Как я должна реагировать на его слова? – размышляла она. – Скромно взмахнуть ресницами, потупить взор, томно вздохнуть? Или лучше смело посмотреть ему в глаза и сказать то, что я думаю с самого начала, как только села рядом с ним?»

Внезапно Шарлотта поняла, какой ответ больше всего его заинтригует.

– Я почувствовала сейчас огромное облегчение, Патрик, потому что, если бы вы не захотели со мной встретиться, я бы сама попросила об этом.

Глава 5

Эльке стояла обнаженная перед высоким зеркалом в своей спальне, изучая изменения, которые произошли за пять месяцев беременности. Ее груди стали больше и покрылись тонкими голубыми прожилками, а соски потемнели. Живот выпирал вперед, как миниатюрный холмик.

Никаких отклонений от нормы она не замечала, но подобными осмотрами занималась почти каждый день. Ей очень нравилось быть беременной.

Впервые в жизни она радовалась своему росту, не такому уж большому, всего метр семьдесят три, но все же она выглядела более стройной, чем низенькие женщины в ее положении. А надо признаться, сейчас она в свое платье едва влезала.

Вспомнив, что ее ждет Отто, Эльке поспешила одеться. Достала из гардероба чистую блузку и надела ее, оставив три нижние пуговицы незастегнутыми. А свою любимую серую юбку из саржи вообще с трудом смогла застегнуть.

Конечно, можно было бы затянуть корсет, но они с Отто решили, что корсет она носить не будет, чтобы не повредить ребенку. Как бы в подтверждение этих мыслей она почувствовала шевеление ребенка, и это в очередной раз ее восхитило.

В первый раз он шевельнулся месяц назад. И чем больше становился живот, тем сильнее были толчки. Теперь она могла почти с уверенностью сказать, в каком положении он там у нее находится.

Другие женщины, беременные первым ребенком, наверное, ворчали бы по поводу утраченной стройности. Она же радовалась. Что значит линия талии по сравнению с чудом зарождения новой жизни? Эльке никогда еще не чувствовала себя лучше и… счастливее.

С того самого утра, когда она сообщила Отто эту потрясающую новость, его поведение было образцовым. Большинство мужчин ведут себя в подобном положении достаточно сдержанно. Но не Отто. Он вел себя так, как будто был первым мужчиной на земле, зачавшим ребенка, и делал это так мило и естественно, что Эльке это совершенно не раздражало.

Он хлопотал над ней, как наседка над цыплятами. Она все еще продолжала работать в магазине, так он чуть ли не каждый час забегал навестить ее. Доктор сказал, что никаких оснований для беспокойства нет, но Отто был готов прекратить с ней супружеские отношения из боязни повредить ребенку.

Много ли мужчин на свете могут быть такими внимательными? – размышляла она, беря шаль с вешалки на стене. – И уж определенно не Патрик Прайд. Вспомнив его страстные поцелуи, она была почти уверена, что он на месте Отто, не задумываясь бы, потащил ее в постель.

Неожиданно при этой мысли у нее сладостно защемило в груди. Эльке в расстройстве покачала головой.

«Как я могла забыть, даже на секунду, что ношу ребенка Отто?»

Патрику небось ничего не стоило выбросить ее из головы. За все пять месяцев от него пришло всего одно известие. Он прислал Отто книги и короткое письмо, в котором говорилось, что он благополучно прибыл домой и что все нормально. В пакете также лежали три номера журнала Годи.

«Нет, – размышляла Эльке, – Патрик и думать забыл о том, что случилось между нами. И я буду последней дурой, если начну терять на него время».

Обернув вокруг плеч шаль, как бы ограждая себя от предательских мыслей, она вошла в гостиную, где ее ждал Отто.

В нем тоже за это время произошли кое-какие перемены. Отцовство, например, выпрямило его спину и приклеило к губам постоянную улыбку.

– Чего ты так долго, Liebchen? Я уже начал волноваться.

Эльке улыбнулась.

– Я ведь с трудом влезаю в свою одежду.

– Что же ты молчала? Мы немедленно должны купить тебе новую. И самую модную. Моя жена такая красивая, особенно сейчас. Мне завидуют все мужчины в городе.

«Отто сильно поглупел от любви», – подумала она с нежностью.

– По правде говоря, больше всего я сейчас похожа на корову. – Эльке взяла листовки аболиционистов, которые прислали на прошлой неделе из Бостона, сложила их в свою сумку и повернулась к Отто. – Сегодня тебе ехать со мной не обязательно. Ты и так всю неделю работал не покладая рук, так отдохни хоть в воскресенье. Я сама раздам все брошюры.

– Я даже и подумать не могу, что ты поедешь одна. Кроме того, мне полезно подышать свежим воздухом. – Отто надеялся скрыть от нее страх, терзающий все его нутро.

С тех пор как Эльке узнала о выдвижении Авраама Линкольна на пост президента, она решила раздавать аболиционистские листовки и брошюры всем своим клиентам. По воскресеньям же, когда булочная была закрыта, она развозила их по округе. Первое время он за нее не беспокоился, потому что ее сопровождала еще одна женщина. Кроме того, убеждал он себя, с лошадью и кабриолетом Эльке управляется лучше многих мужчин, и уж определенно лучше его.

Тем не менее большинство населения в округе были уроженцами Юга. Фермеры и владельцы ранчо были настроены в пользу рабовладения. Либерально настроенные немецкие поселенцы Фредериксбурга были в меньшинстве.

Друзья Эльке один за другим отказались от воскресных поездок по округе. Отто умолял ее сделать то же самое.

– Liebchen, – говорил он, – этих людей ты изменить не сможешь. Так зачем подвергать себя ненужному риску?

– А где риск? Я не вижу никакого риска, – отвечала она. – Ты слышал, доктор говорил, что ничего страшного не будет, если я раз в неделю совершу небольшую прогулку в кабриолете.

– Да не о поездках я говорю. Ты слышала, как спорят наши клиенты? Ты видишь, на чьей они стороне? Эти листовки многим могут не понравиться.

– А я все не перестаю думать, как бы я себя чувствовала, если бы была черной. Понимаешь, беременной, но черной. Нет, Отто, я не смогу жить спокойно, если не буду делать все от меня зависящее для того, чтобы каждое дитя, белое или черное, росло свободным.

И хотя слова Эльке приводили его в отчаяние, но никогда Отто не любил ее больше, чем в эти минуты.

– Ну хорошо, если это для тебя так важно, я тоже буду ездить вместе с тобой, чтобы быть уверенным в твоей безопасности, – ответил он, напуская на себя бравый вид, хотя сам в это время умирал от страха.

Вот уже несколько недель, как он ездит по воскресеньям с ней по округе, мобилизуя для этого каждый грамм храбрости, который был в состоянии выработать его организм. Слава Богу, Эльке была сейчас довольно рассеянной и не замечала, чего это стоит ему.

Отто постоянно казалось, что за ними кто-то следит. Он жил в постоянном страхе, что этот кто-то притаился сейчас за вон той скалой. Вот он внезапно выскакивает, и… Бог знает, что тогда.

Но в этих страхах Эльке он не признавался. Он и так уже сказал ей больше, чем нужно.

В это утро он молился в церкви, чтобы Господь ниспослал ему мужества. Но Он еще его не услышал. Колени Отто были совсем слабые, когда он следовал за Эльке вниз по лестнице и потом обходил булочную до того места, где оставил лошадь и кабриолет.

– Сегодня чудесный денек, как раз для поездки, – сказала она, взбираясь с его помощью на сиденье.

– Да, денек хороший, – согласился Отто, вглядываясь в августовское небо и выискивая в нем хоть какие-нибудь признаки приближающейся грозы, а лучше всего урагана.

А потом они поехали, и Эльке, беззаботно улыбаясь, смотрела прямо перед собой, в то время как Отто, полумертвый от страха, вцепившись в вожжи, правил кабриолетом.

«Но все равно я всегда буду рядом с этой храброй женщиной и моим ребенком в ее чреве, даже если это меня убьет».

Патрик завязал шелковый галстук и протянул руки, чтобы Джона, старый слуга их семьи, помог ему влезть в новую черную визитку.

– Вы выглядите прекрасно! – воскликнул Джона, и его черное лицо расплылось в белозубой улыбке. – Сегодня все леди будут ваши, сэр.

«Все не все, но уж одна леди это точно», – подумал Патрик, усмехнувшись.

Патрик и оглянуться не успел, как они с Шарлоттой стали парой. Все как будто сговорились, чтобы их свести. После того первого ужина она появлялась везде, где бывал он, от охоты на лис до балов.

– Я вам больше не нужен, сэр? – спросил Джона.

– Нет, спасибо за помощь, – ответил Патрик, кивком отпуская старого слугу.

Он подождал, пока Джона уйдет, а затем посмотрелся последний раз в зеркало, которое висело в золоченой раме в простенке у кровати. На него смотрел элегантно одетый мужчина, совсем не похожий на того, кто в тяжелых кожаных штанах и пропитанной потом рубашке объезжал ранчо.

Патрик уже начал привыкать к этой одежде. А над его новым костюмом портной старался так, как будто решался вопрос жизни и смерти.

Патрик спустился в холл и, заметив одобрение в глазах матери, понял, что усилия портного не пропали даром.

– Вот таким же красивым был отец в твоем возрасте, – сказала она, беря его за обе руки.

– Ну, мама, – проговорил он, чувствуя непонятный дискомфорт.

Они проследовали на веранду, чтобы там подождать, когда подадут экипаж, который отвезет его к Деверю.

Патрик, несомненно, хотел повидаться с родителями, но постоянная опека мамы постепенно начала его утомлять. Она обращалась с ним так, как будто он никуда и не уезжал.

– Не понимаю, что это значит «Ну, мама»? – сказала Элизабет, поправляя его галстук. – А кроме того, я не единственная, кто считает тебя красивым. Мать Шарлотты сказала мне, что ее дорогая дочь чуть не падает в обморок каждый раз, когда тебя видит.

– Тогда у нее под рукой всегда должна быть нюхательная соль, потому что мы с Шарлоттой видимся чуть ли не каждый день.

– Ты произнес это таким тоном, как будто она тебе уже надоела. Так вот, я даже слышать не желаю ни о чем подобном. На всем Юге нет более прелестной девушки. Любой мужчина будет у ее ног, стоит ей только шевельнуть мизинцем. Советую не забывать об этом.

Патрик по опыту знал, что с матерью лучше не спорить. Эта хрупкая леди с бархатной южной речью обладала железной волей. И все же его не переставало удивлять, почему Шарлотта положила глаз именно на него. Среди претендентов на ее руку были гораздо более привлекательные мужчины.

И самое главное, он так до сих пор и не мог разобраться в своих чувствах к ней. И это его волновало.

Здравый смысл подсказывал ему, что более желанной женщины он не найдет, даже если проедет вдоль всей Миссисипи. Женственности, очарования, шарма, грации – всего этого в Шарлотте было в избытке. Она родилась и воспитывалась в богатой семье, в ее обществе он получал наслаждение…

«Тогда что же мне мешает попросить ее руки?» – уже в который раз спрашивал он себя.

«Потому что ты любишь Эльке», – тихо прошептал ему в ответ внутренний голос.

В те редкие вечера, что Патрик проводил дома, он писал ей письма, десятки писем – вежливые, в которых просто осведомлялся о ее здоровье и всем прочем, и откровенные, где признавался в своих истинных чувствах. Он писал эти письма и тут же сжигал. Если бы Эльке хотела, чтобы он ей написал, она бы сама написала, хотя бы поблагодарила за присланные журналы.

– Ты меня слышишь, сынок? – Голос матери возвратил его к действительности.

– Извини, что ты сказала, мама?

– Мне кажется, твои мысли сейчас где-то за тысячу миль отсюда.

«Не тысячу, – подумал он, – а много ближе. Всего лишь во Фредериксбурге».

– Я просто просила тебя передать привет Деверю.

– Ну, разумеется, мама. Я только удивляюсь, почему вы с папой не едете на этот ужин?

Элизабет взяла его за подбородок, как когда-то в детстве. Только теперь для этого ей пришлось стать на цыпочки.

– Твой отец, между прочим, говорит то же самое. Иногда вы, мужчины, бываете такими бестолковыми. Мы не идем на этот ужин, потому что не хотим мешать вам с Шарлоттой. Уверена, вам есть о чем поговорить. Я полагаю, ее родители не будут возражать, если вы после ужина немного прогуляетесь по саду.

– И все же зачем это все, мама?

– Господи, глупый мальчик. Ее мать, Гортензия Деверю, и я уже давно мечтаем породниться. – Мать ласково улыбнулась. – Ну, теперь понял зачем? Затем, что мы надеемся на вашу свадьбу.

К счастью, прибытие экипажа положило конец этому щекотливому разговору. Садясь в экипаж, Патрик чувствовал, что ситуация выходит из-под контроля.

Гортензия Деверю смотрела на дочь с хмурым беспокойством.

– Ты уверена, что правильно поступаешь?

– Уверена, – решительно кивнула Шарлотта. Очаровательная в своем пеньюаре, она сидела в кресле, пока горничная Элла Мэй укладывала ей волосы.

Стоило хотя бы немного пообщаться с ее матерью, даже просто посмотреть на нее, и становилось ясно, откуда это все у Шарлотты, кто ее направляет. Шарлотта была последним ребенком Гортензии, ну и, разумеется, самым любимым. К тому же они и внешне были очень похожи.

– Посидите спокойно, мисс Шарлотта, – проворчала Элла Мэй. – Как же я могу уложить ваши волосы, когда вы все время дергаетесь?

– Не знаю, просто не знаю, зачем я позволяю тебе идти на это? – сказала Гортензия, не обращая внимания на замечание служанки.

– Ты думаешь, папа догадывается?

– Твой отец очень доверчивый человек. Он и представить себе не может, что ты способна на такое. Если все сорвется, у тебя будут настоящие неприятности.

– Ерунда, – фыркнула Шарлотта и беззаботно пожала плечами. – Единственная неприятность – это потеря невинности. Ну и что, из-за этого ждать?

– Если бы отец слышал твои речи, он бы запер тебя под замок на всю ночь. – Гортензия сцепила пальцы. Ни за одного из своих детей она не беспокоилась так, как за Шарлотту. – У тебя было столько предложений. И я не понимаю, почему ты охотишься за человеком, который, кажется, и чувств-то твоих не разделяет?

– Он разделяет мои чувства. Только еще не знает об этом. И ты, по-видимому, ослепла, мама, если не видишь, почему я хочу его.

– О том, что он красивый, спорить не буду, мне всегда нравились высокие мужчины. Он хорош в любой одежде.

– И без одежды, надеюсь, тоже.

Гортензия вскочила на ноги.

– Если бы ты была моложе, я бы сейчас вымыла твой рот мылом.

– Я предпочитаю шампанское.

Гортензия прикусила губу. Сама испортила Шарлотту, и вот теперь приходится расхлебывать. Она думает, что может иметь что угодно и кого угодно, включая Патрика Прайда. Это не так, но говорить ей об этом уже поздно.

– Ты ведешь себя ужасно.

– Ничего ужасного нет, мама. Просто я влюблена. Дико, безумно влюблена.

– Мне кажется, это просто слепое увлечение, и ничего больше. А обо мне ты вообще не думаешь. Я так по тебе буду скучать, мне так будет не хватать тебя, когда ты уедешь в Техас.

– Зато, когда начнется война, я буду в безопасности. С этим ты не можешь не согласиться.

Гортензия закрыла глаза и шумно вздохнула. Шарлотта сделала ход козырной картой. Мысль о том, что будет с ее детьми, случись война, не давала ей покоя ни днем, ни ночью.

– Если бы я была не согласна с тобой, разве я бы взялась помогать тебе сегодня вечером?

– Я все боялась, что ты откажешься.

– Дело в том, что я просто хочу оградить тебя от неприятностей. Правда, я уверена, что Патрик будет о тебе заботиться. – Гортензия посмотрела на часы в золоченой бронзе. – Кстати, он будет здесь с минуты на минуту. Я тебя покидаю, чтобы ты могла закончить приготовления. И, ради Бога, будь сегодня осторожна.

Мать ушла, и для Шарлотты наступил блаженный момент одевания к семейному ужину с Патриком Прайдом.

«И пусть подождет, ничего в этом страшного нет. Зато мой выход произведет еще большее впечатление. А кроме того, разве он не заставлял меня ждать все это время?»

Неприлично, совершенно неприлично, что он до сих пор еще не сделал ей предложение. Она представляла, о чем судачат уже ее подруги: «На этот раз Шарлотта забралась слишком высоко». Или того хуже: «Слишком долго Шарлотта ждала прекрасного принца, вот и дождалась. Так старой девой и останется».

Да, он появился – этот нужный ей мужчина, и она сделает все возможное, чтобы его удержать. А Патрику и нужно-то очень немногое, всего лишь маленький толчок, и она знала, как его сделать. Тем не менее мать права в одном – это опасно. Сладостно опасно.

Шарлотта уже сгорала от нетерпения.

– Корсет затяни как можно туже, – приказала она Элле Мэй.

– Но мисс Шарлотта, если я затяну туже, вы не сможете есть…

– Туже, – потребовала Шарлотта, сбрасывая пеньюар на пол и хватаясь для устойчивости за спинку кровати.