Текст книги "Ночи безумные… Романсы. Избранная лирика."

«Проложен жизни путь бесплодными степями…»

 
Проложен жизни путь бесплодными степями,
      И глушь, и мрак… ни хаты, ни куста…
           Спит сердце; скованы цепями
                     И разум, и уста,
                    И даль пред нами
                            Пуста.
 
 
И вдруг покажется не так тяжка дорога,
    Захочется и петь, и мыслить вновь.
        На небе звезд горит так много,
              Так бурно льется кровь…
                    Мечты, тревога,
                          Любовь!
 
 
О, где же те мечты? Где радости, печали,
      Светившие нам ярко столько лет?
         От их огней в туманной дали
             Чуть виден слабый свет…
                     И те пропали…
                          Их нет.
 

<1888>

Сумасшедший

 
Садитесь, я вам рад. Откиньте всякий страх
И можете держать себя свободно,
Я разрешаю вам. Вы знаете, на днях
Я королем был избран всенародно,
Но это всё равно. Смущают мысль мою
Все эти почести, приветствия, поклоны…
Я день и ночь пишу законы
Для счастья подданных и очень устаю.
Как вам моя понравилась столица?
Вы из далеких стран? А впрочем, ваши лица
Напоминают мне знакомые черты.
Как будто я встречал, имен еще не зная,
Вас где-то, там, давно…
Ах, Маша, это ты?
О милая моя, родная, дорогая!
Ну, обними меня, как счастлив я, как рад!
И Коля… здравствуй, милый брат!
Вы не поверите, как хорошо мне с вами,
Как мне легко теперь! Но что с тобой, Мари?
Как ты осунулась… страдаешь всё глазами?
Садись ко мне поближе, говори,
Что наша Оля? Всё растет? Здорова?
О, господи! Что дал бы я, чтоб снова
Расцеловать ее, прижать к моей груди…
Ты приведешь ее?.. Нет, нет, не приводи!
Расплачется, пожалуй, не узнает,
Как, помнишь, было раз… А ты теперь о чем
Рыдаешь? Перестань! Ты видишь, молодцом
Я стал совсем, и доктор уверяет,
Что это легкий рецидив,
Что скоро всё пройдет, что нужно лишь
терпенье…
О да, я терпелив, я очень терпелив,
Но всё-таки… за что? В чем наше преступленье?..
Что дед мой болен был, что болен был отец,
Что этим призраком меня пугали с детства, –
Так что ж из этого? Я мог же, наконец,
Не получить проклятого наследства!..
Так много лет прошло, и жили мы с тобой
Так дружно, хорошо, и всё нам улыбалось…
Как это началось? Да, летом, в сильный зной,
Мы рвали васильки, и вдруг мне показалось…
. . . . . . . . . . . .
 
 
Да, васильки, васильки…
Много мелькало их в поле…
Помнишь, до самой реки
Мы их сбирали для Оли.
 
 
Олечка бросит цветок
В реку, головку наклонит…
«Папа, – кричит, – василек
Мой уплывет, не утонет?!»
 
 
Я ее на руки брал,
В глазки смотрел голубые,
Ножки ее целовал,
Бледные ножки, худые.
 
 
Как эти дни далеки…
Долго ль томиться я буду?
Всё васильки, васильки,
Красные, желтые всюду…
 
 
Видишь, торчат на стене,
Слышишь, сбегают по крыше,
Вот подползают ко мне,
Лезут всё выше и выше…
 
 
Слышишь, смеются они…
Боже, за что эти муки?
Маша, спаси, отгони,
Крепче сожми мои руки!
 
 
Поздно! Вошли, ворвались.
Стали стеной между нами,
В голову так и впились,
Колют ее лепестками.
 
 
Рвется вся грудь от тоски…
Боже! куда мне деваться?
Всё васильки, васильки…
Как они смеют смеяться?
. . . . . . .
 
 
Однако что же вы сидите предо мной?
Как смеете смотреть вы дерзкими глазами?
Вы избалованы моею добротой,
Но всё же я король, и я расправлюсь с вами!
Довольно вам держать меня в плену, в тюрьме!
Для этого меня безумным вы признали…
Так я вам докажу, что я в своем уме:
Ты мне жена, а ты – ты брат ее… Что, взяли?
Я справедлив, но строг. Ты будешь казнена.
Что, не понравилось? Бледнеешь от боязни?
Что делать, милая, недаром вся страна
Давно уж требует твоей позорной казни!
Но, впрочем, может быть, смягчу я приговор
И благости пример подам родному краю,
Я не за казни, нет, все эти казни – вздор.
Я взвешу, посмотрю, подумаю… не знаю…
                     Эй, стража, люди, кто-нибудь!
                     Гони их в шею всех, мне надо
           Быть одному… Вперед же не забудь:
           Сюда никто не входит без доклада.
 

<1890>

«Как бедный пилигрим, без крова и друзей…»

 
Как бедный пилигрим, без крова и друзей,
Томится жаждою среди нагих степей,
Так, одиночеством, усталостью томимый,
Безумно жажду я любви недостижимой.
Не нужны страннику ни жемчуг, ни алмаз,
На груды золота он не поднимет глаз,
За чистую струю нежданного потока
Он с радостью отдаст сокровища Востока.
Не нужны мне страстей мятежные огни,
Ни ночи бурные, ни пламенные дни,
Ни пошлой ревности привычные страданья,
Ни речи страстные, ни долгие лобзанья…
Мне б только луч любви!.. Я жду, зову его…
И если он блеснет из сердца твоего
В пожатии руки, в немом сияньи взора,
В небрежном лепете пустого разговора…
О, как я в этот миг душою полюблю,
С какою радостью судьбу благословлю!..
И пусть потом вся жизнь в бессилии угрюмом
Терзает и томит меня нестройным шумом!
 

1873

Стихи неизвестных лет

«Когда, в объятиях продажных замирая…»

 
Когда, в объятиях продажных замирая,
Потушишь ты огонь, пылающий в крови, –
Как устыдишься ты невольных слов любви,
  Что ночь тебе подсказывала злая!
И целый день потом ты бродишь сам не свой,
  Тебя гнетет воспоминанье это,
  И жизнь, как день осенний без просвета,
Такою кажется бесцветной и пустой!
Но верь мне: близок час! Неслышными
                                                     шагами,
Не званная, любовь войдет в твой тихий дом,
Наполнит дни твои блаженством и слезами
И сделает тебя героем и… рабом.
Тебя не устрашат ни гнет судьбы суровой,
Ни цепи тяжкие, ни пошлый суд людей…
И ты отдашь всю жизнь за ласковое слово,
За милый, добрый взгляд задумчивых очей!
 

К человеческой мысли

 
Во тьме исчезнувших веков,
В борьбе с безжалостной природой
Ты родилась под звук оков
И в мир повеяла свободой.
Ты людям счастье в дар несла,
Забвенье рабства и печали, –
Богини светлого чела
В тебе безумцы не признали.
Ты им внушала только страх,
Твои советы их томили;
Тебя сжигали на кострах,
Тебя на плаху волочили, –
Но голос твой звучал, как медь,
Из мрака тюрьм, из груды пепла…
Ты не хотела умереть,
Ты в истязаниях окрепла!
Прошли века; устав в борьбе,
Тебя кляня и ненавидя,
Враги воздвигли храм тебе,
Твое могущество увидя!
 
 
Страдал ли человек с тех пор,
Иль кровь лилася по пустому,
Тебе всё ставили в укор,
Хоть ты учила их другому!
Ты дожила до наших дней…
Но так ли надо жить богине?
В когтях невежд и палачей
Ты изнываешь и доныне.
Твои неверные жрецы
Тебя бесчестят всенародно,
Со злом бессильные бойцы
Друг с другом борются бесплодно.
Останови же их! Пора
Им протянуть друг другу руки
Во имя чести и добра,
Во имя света и науки…
Но всё напрасно! Голос твой
Уже не слышен в общем гаме,
И гул от брани площадной
Один звучит в пустынном храме,
И так же тупо, как и встарь,
Отжившим вторя поколеньям,
На твой поруганный алтарь
Глядит толпа с недоуменьем.
 

«Ты говоришь, моя душа – загадка…»

 
Ты говоришь, моя душа – загадка,
Моей тоски причина не ясна;
Ко мне нежданно, словно лихорадка,
По временам является она.
 
 
Загадки нет. И счастье, и страданье,
И ночь, и день – всё, всё тобой полно,
И без тебя мое существованье
Мне кажется бесцветно и смешно.
 
 
Когда тебе грозит болезнь иль горе,
Когда укор безжалостный и злой
Читаю я в твоем холодном взоре, –
Я падаю смущенною душой.
 
 
Но скажешь ты мне ласковое слово –
И горе всё куда-то унесло…
Ты – грозный бич, карающий сурово,
Ты – светлый луч, ласкающий тепло.
 

«К ней в пустую гостиную голубь влетел…»

 
К ней в пустую гостиную голубь влетел
     Темно сизый, махая крылами.
Уже близилась осень, и лес пожелтел
     За пустыми, нагими полями.
 
 
И казалось, что в день этот, темный, сырой,
     Гость нежданный явился с приветом,
Что пахнуло опять позабытой весной
     И горячим исчезнувшим летом.
 
 
Шумно жить без любви ей досталось в удел.
     Сердце пусто, дом полон гостями…
Но в заснувшую душу к ней голубь влетел
     Темно сизый, махая крылами.
 
 
Озарится ль в душе-то, что было темно,
     От нежданного яркого света,
Или вылетит голубь, тоскуя, в окно,
     На призыв не дождавшись ответа?
 

Посвящения

Каролине Карловне Павловой[1]1
  Каролина Карловна Павлова (урождённая Яниш (1807–1893) – русская поэтесса, переводчица.


[Закрыть]
По прочтении ее поэмы «Кадриль»

 
Я прочитал, я прочитал,
Я перечитывал три раза
И наизусть припоминал
Страницы вашего рассказа.
Какие рифмы, что за стиль!
Восторга слез я лил немало,
И сердце страстно танцевало
Под ваш пленительный кадриль.
Теперь в душе одно желанье:
О, если б где-нибудь в собраньи
Или на бале встретить вас.
Всю окруженную цветами, —
И провести в беседе с вами
Хотя один ничтожный час;
О ходе русского прогресса
Тираду длинную сказать…
О Пушкине потолковать…
И после… с вами, поэтесса,
Одну кадриль протанцевать!
 

1860

П. Чайковскому

 
К отъезду музыканта друга
Мой стих минорный тон берет,
И нашей старой дружбы фуга,
Всё развивался, растет…
 
 
Мы увертюру жизни бурной
Сыграли вместе до конца,
Грядущей славы марш бравурный
Нам рано волновал сердца;
 
 
В свои мы верили таланты,
Делились массой чувств, идей…
И был ты вроде доминанты
В аккордах юности моей.
 
 
Увы, та песня отзвучала,
Иным я звукам отдался,
Я детонировал немало
И с диссонансами сжился;
 
 
Давно без счастья и без дела
Дары небес я растерял,
Мне жизнь, как гамма, надоела,
И близок, близок мой финал…
 
 
Но ты – когда для жизни вечной
Меня зароют под землей, –
Ты в нотах памяти сердечной
Не ставь бекара предо мной.
 

1893 (?)