Текст книги "Великая подземная война: подземно-минная война под полями Первой мировой"

XX век. Канун большой войны

Севастополь был, в сущности, последним боевым примером массового применения мин в XIX столетии. Мины не нашли себе в дальнейших кампаниях практического приложения по разным причинам. На одних театрах войны вовсе не было осад сухопутных крепостей (войны: северо-американская гражданская 1862–1865 годов и датская 1864 года); на других – крепости не вызывали необходимости овладевать ими (война 1866 года и 1877–1878 годов). В последнюю Русско-турецкую войну единственная взятая русскими крепость Каре не была усилена контрминами, а под Плевной хотя румынами и были выведены против второго Гривицкого редута минные галереи, но камуфлеты турок заставили их отказаться от минной войны.

В Франко-прусскую войну 1870–1871 годов правильная осада велась главным образом против Страсбурга и Бельфора, и только против первой из этих крепостей имелась контрминная система. Однако защитники крепости и не подумали воспользоваться ею, что можно объяснить только отсутствием у крепостного командования хоть какого-нибудь представления о значении подземных мин в обороне, а также неимением в составе гарнизона какой-либо команды инженерных войск. Защитники не позаботились даже заделать входы в добровольно оставленные ими контрминные галереи того укрепления, на которое направилась атака немцев. В итоге в одну из этих галерей беспрепятственно проник через контрэскарповую галерею рекогносцировавший ров укрепления германский саперный офицер. Затем она была занята немецкой командой и служила для целей нового обороняющегося.

Успехи, достигнутые в начале 80-х годов XIX столетия в устройстве и разрушительном действии снарядов нарезной артиллерии, введенной еще в кампанию 1870–1871 годов, совершенно изменили взгляд на ведение крепостной войны. Все надежды при осаде и обороне крепостей были возложены на артиллерию, сделавшуюся как бы главным родом оружия, а борьба за крепости обратилась в состязание между осадной и крепостной артиллерией; при таких условиях понятно, что минная война оказалась в полном пренебрежении.

Последовавшее в середине 80-х годов появление фугасных бомб и пропаганда ускоренных атак крепостей взамен прежней «правильной осады» или «школьной атаки» еще более способствовало забвению минной войны. Почти повсюду последняя считалась уже «отжившим» средством борьбы; особенно это мнение преобладало в Германии и частично в Австрии. Обучение в этих государствах инженерных войск минно-подземному делу было почти в полном загоне. Только во Франции и отчасти в Англии, а главным образом в России не переставали придавать минной войне известное значение и продолжали ею заниматься в лагерях и на полигонах.

Здесь интересно отметить, что в Англии до кампании 1870–1871 годов и во время нее очень серьезно были поставлены практические занятия по минным работам в Чатамской инженерной школе, расположенной в районе крепости Чатам. Школа эта имела здесь свой полигон, на котором почти ежегодно велись практические минные войны и разрабатывались различные приборы и инструменты для инженерных и, в частности, для минных работ. Однако, как теперь выясняется по некоторым английским трудам, и там в 80-х годах интерес к минной войне в силу вышеуказанных причин упал, и занятия велись по старому трафарету. Поэтому, когда в империалистическую войну 1914–1918 гг. англичанам пришлось вступить на многих участках их фронтов в минную борьбу, они оказались в этом деле далеко не вполне подготовленными; все же, по-видимому, чатамская подготовка и наличие большого количества горнорабочих, привлеченных к подземной борьбе, дали серьезный эффект и, как увидим ниже, классический пример в отношении ведения минных работ в эту войну дали именно англичане под Витшаэтской дугой, где они одержали над немцами крупную тактическую победу.

Относительно России приходится отметить, что если занятия минно-подземным делом в 90-х годах XIX столетия и получили широкое развитие на полигонах, то технические средства для производства этих работ продолжали находиться в далеко еще не удовлетворительном состоянии. Для русского командования опыт Севастополя, по существу, пропал даром, что и обнаружилось и в Порт-Артуре, а затем и в империалистическую войну.

Во второй половине XIX века, особенно с развитием нарезного стрелкового оружия и дальнобойной нарезной артиллерии, подземно-минной войной стали все больше и больше пренебрегать. Дело это крайне неспешное, требующее, чтобы противостоящие друг другу армии были неподвижны по меньшей мере несколько месяцев, и при этом хотя бы у одной из сторон имелись бы ключевые пункты обороны, падение которых приводит к краху всей обороны. Чаще всего это возможно, если такими пунктами являются крепости. Значимость крепостей в войне с развитием оружия снижалось. Несколько достаточно крупных войн второй половины XIX века (Русско-турецкая война 1877–1878 годов, Австро-прусская война 1866 года, Франко-прусская война 1871 года) оказались войнами маневренного характера, в которых подземно-минной войне места не нашлось.

Это привело к тому, что большинство военных теоретиков стали полагать, что с развитием военной техники, транспортных средств, дальнобойной артиллерии, стреляющей снарядами с очень сильной взрывчаткой, война вообще станет краткосрочной, очень подвижной и в ней не будет случаев многомесячных осад и долгих противостояний воюющих армий.

Подземно-минное дело в последней четверти XIX века стало постепенно отмирать. Минерные роты были переформированы в обычные саперные, обучение минному делу было сведено на нет. Постепенно были утрачены навыки минной войны, оборудование для быстрой отрывки подземных ходов не развивалось.

Техника дела

Уже опыт Севастополя показал, что главнейшими факторами, способными содействовать победе в минной войне, являются хорошее прислушивание и быстрота работы. И как раз средства для усиления этих факторов были в русских инженерных войсках далеко не совершенны.

Для прислушивания к работам неприятельского минера в России еще в 60-х и 70-х годах XIX столетия применялись различные простейшие вспомогательные средства и приборы, как, например, тонкие медные или железные листы и прутья, ушаты или стаканы с водой (как бы прототипы современных стетоскопов), барабаны с горохом, маятники. Но все они мало помогали делу. Надо было в этом направлении что-то «изобретать», но почему-то считалось, что «хорошее ухо» – самый лучший слуховой аппарат, и потому об изобретении чего-то лучшего никто не думал, да и импульса со стороны командования не было. Перед самой войной 1914 года Главное военно-техническое управление планировало объявить конкурс на изобретение усовершенствованного медицинского стетоскопа, но предполагавшаяся в награду премия была столь невелика, что никого не прельстила. Так дальше благих пожеланий дело и не пошло, а в 1915 году с фронта стали запрашивать о присылке стетоскопов, на которые в «Наставлении» был сделан лишь один намек. Помогли французы, приславшие свои образцы, по которым стали кое-что изготовлять и у нас, но больше кустарным способом.

Быстрота минных работ зависит от разных обстоятельств. Достигнуть ее можно было прежде всего механизацией работ. Но об этом в России стали задумываться опять-таки почти перед самой войной и больше теоретически, чем практически. Известно, что в Австрии еще в 1886 году инженерный капитан фон Гразерн изобрел буровую машину с электрическим двигателем, названную автором «электроминер». Машина эта давала возможность выделывать минные галереи круглого сечения диаметром 2 м со скоростью 2 м/час при слабом грунте и 1 м/час при твердом грунте. Но машина эта была очень сложной конструкции, требовала для своего обслуживания большого количества рабочих и потому практического применения не нашла.

Однако идея этой машины побудила других лиц работать в том же направлении. Так, в 1897 году бельгийский поручик Жиле разработал буровую машину для выделки галереи оживальной (т. е. стрельчатой) формы высотой и шириной 1 м. Для одежды галереи здесь применялись доски толщиной 2 см, поддерживаемые через каждый метр железными стрельчатыми рамами. Машина приводилась в действие сжатым воздухом давлением до 5 атм. при помощи двигателя в 5 л.с.; агрегат обслуживался двумя рабочими. Производительность этой машины составляла 1 м.п. в течение 15 мин., и в сутки могла быть выведена галерея длиной в 96 м. Но на опытах в Бельгии в этой машине обнаружились какие-то технические недостатки, и автор решил свой аппарат совершенствовать.

В 1902 году это усовершенствование, судя по всему, удалось, но производились ли испытания над новым образцом – неизвестно. Только уже во время войны 1914 года автор, интернированный в 1916 году в Голландии, снова предпринял работы со своей машиной, описание и схематические чертежи которой были присланы в Россию, в Главное военно-техническое управление, с предложением воспользоваться его работой и сконструировать машину, если в том представляется надобность (чертежи этой машины, к сожалению, не сохранились).

Новый образец машины Жиле значительно отличался от прежнего: отрывка земли производилась при помощи электрического двигателя, сечение галереи было прямоугольное: 1,6 м по высоте и 1 м по ширине; обшивалась галерея голландскими рамами так, что после троекратного подъема роющего инструмента устанавливалась одна рама обшивки. Однако сложность машины, недостаточная разработанность конструкции и отсутствие детальных чертежей побудили Технический комитет ГВТУ отклонить предложение Жиле. Также не были приняты предположенные в то время и русские подобные машины вроде «Крота» и др.

В то время как на Западе предпринимались все меры к механизации минно-подземных работ, в России все внимание было устремлено на усовершенствование лишь минного бурава. Забывали, что минный бурав – только вспомогательное средство. Ведение минной войны одними буравами совершенно немыслимо: минные трубы, как показали киевские опыты Шильдера, могут в значительной степени усилить контрминную систему, помочь ее быстрому развитию во всех направлениях, но вести одними минными трубами войну, особенно со стороны атаки, никак нельзя. Для этого слишком мал диаметр труб (практически он был даже в последнее время доведен только до 45 см); они не всегда соответствуют тактической обстановке подземной борьбы, заставляющей минеров сталкиваться непосредственно в подземных ходах; наконец, трубы не отличаются такой гибкостью в поворотах, как галереи.

Другое дело – применение буровых труб как средства, подсобного для обоих противников. В этом отношении заслуживает внимания предложение прежней Военно-инженерной академии, сделанное в 1897 году. Академия предлагала на стороне атаки устраивать при помощи трубных мин траншеи и подступы, разрушать контрмины и противоштурмовые фугасы, подрывать контрэскарпы фортов, а на стороне обороны применять трубные мины для развития контрмин по системе Шильдера. Но для всего этого предполагалось наличие буравов большого диаметра, большой производительности и большой дальности сверления, но таких буравов еще не было и надо было прежде всего разработать такой образец. Взялся за это дело саперный подполковник Бобровский, но его опыты затянулись, и к началу войны 1914 года вполне совершенного бурава большого диаметра у нас не было.

Ввиду высказанных выше соображений, казалось бы, наряду с разработкой образца минного бурава следовало разрабатывать и машины для быстрой отрывки галереи, однако этого военно-инженерное ведомство не предусматривало. По-прежнему галереи на полигонах, где велись опытные минные войны, выводились брусчатыми и голландскими рамами вручную.

Из вспомогательных средств, облегчающих производство минных работ в 80-х и 90-х годах, совершенствовались приборы для вентиляции галереи, их освещения и отвода из них воды. В осадных парках были введены более мощные вентиляторы Шилле, а в обозе инженерных войск имелись вентиляторы-центраторы, могущие быть приспособленными для действия при помощи мотора. Средством освещения минных галерей были уже не восковые и каретные свечи, а аккумуляторные фонари и безопасные шахтные лампы Эдисона; кроме того, в осадных парках были введены минные электроосветительные станции, но в таком малом количестве, что в войну 1914–1918 годов на фронтах их почти не видели, а потому и не могли ими широко пользоваться.

Отвод воды из галереи предполагалось производить при помощи усовершенствованных диафрагменных насосов, но они также не были введены в имущество осадных парков в достаточном количестве. Удаление земли из галерей и колодцев по-прежнему еще производилось при помощи земленосных мешков и бадей, поднимавшихся на простых воротах: ни транспортеров, ни усовершенствованных моторных лебедок не имелось. О борьбе в галереях с газами тогда, конечно, никто еще не думал.

Вот в каком положении к началу XX века были технические средства для ведения подземной борьбы как в России, так и в других странах.

На сопках Маньчжурии

Только Русско-японская война 1904–1905 годов заставила военных специалистов в какой-то мере обратить внимание на этот вид боевых действий. Тогда аналогичная форма минной войны дала себя знать во время знаменитого «Шахейского сидения» (под этим названием известен период Русско-японской войны, когда с окончанием в первых числах ноября 1904 года большого наступательного со стороны русских сражения и до середины февраля 1905 года, т. е. в течение четырех месяцев, обе враждующие армии, истомленные этим сражением и остановившиеся на линии р. Шахэ, сохраняя тесное соприкосновение, не проявляли никаких активных действий и, постоянно усиливая свои позиции, вели типичную «позиционную войну». На участке передовой позиции одной пехотной дивизии, тянувшемся от железнодорожного моста через р. Шахэ до деревни Линшинпу и далее, русские окопы и укрепления подходили к японским очень близко, а именно: от головы моста – всего на 140 м, а от занятой японцами у опушки деревни Линшинпу кумирни – на 280 м. В этих двух пунктах завязалась минная война, впрочем, в весьма скромных размерах (в каждом из этих пунктов воюющими сторонами велось всего по одной галерее с ответвлением, причем русским удалось взорвать удачно горн с боку японской галереи, шедшей из кумирни, и повредить ее). Борьба продолжалась здесь немногим более 1,5 месяца, но ни к чему серьезному не привела (русским приказано было свои позиции оставить). Этот пример показал, что минная борьба может возникать и в условиях позиционной войны, но на это никто серьезного внимания не обратил и по-прежнему минная борьба считалась только спутницей войны крепостной). Но, как часто бывает, опыт этот прошел незамеченным, и потому-то в Великую «империалистическую» появление минных работ и минных войн на позиционных фронтах было совершеннейшим сюрпризом, притом не только для русских, но особенно для немцев, которые к этому оказались весьма слабо подготовленными, невзирая на все к тому возможности благодаря более значительному развитию техники. По выражению германского писателя Шварте в книге «Техника в мировой войне» (Dip Teohnik im Weltkriege): «Минная война пребывала в мирное время в забвении, а с нею тактические и технические приемы и средства ведения ее; во всем пришлось начинать сначала, возвращаясь как бы инстинктивно к первобытным приемам борьбы. Таким образом, для достижения состояния современной техники минная война развивалась как в отношении своих средств, так и их применения так же, как в течение нескольких столетий… Технического характера выводы из опыта минной войны во многих случаях были бы не нужны, если бы с самого начала воспользовались применением широко развитой техники мирного времени».

Осада Порт-Артура

Во время Русско-японской войны 1904–1905 годов японская армия осадила русскую крепость Порт-Артур на Квантунском полуострове и этот-то опыт воочию показал, насколько в старой России минно-подземное дело было далеко от совершенства; имелись неплохо подготовленные кадры минеров (хотя и рассеянные по всей стране в микроскопических дозах), но в их распоряжении не было достаточных технических средств.

Подземно-минное дело в последней четверти XIX века стало постепенно отмирать. Минерные роты были переформированы в обычные саперные, обучение минному делу было сведено на нет. Постепенно были утрачены навыки минной войны, оборудование для быстрой отрывки подземных ходов не развивалось. И только Русско-японская война 1904–1905 годов заставила военных специалистов в какой-то мере обратить внимание на этот вид боевых действий.

При обороне Порт-Артура выяснилось, что средства обороны начинают явно и существенно превосходить средства нападения. И хотя готовность крепостных сооружений к моменту начала осады едва доходила до 30 %, японская армия безуспешно атаковала русские позиции на протяжении почти трех месяцев. Японцы понесли огромные потери во время двух штурмов, но результат был нулевой, хотя была пущена в ход тяжелая осадная артиллерия и был использован Вобановский метод постепенной атаки. И тогда японцы, эти старательные ученики во всех областях человеческой деятельности, применили полагаемый европейскими специалистами устаревшим способ добиться результата. Они начали подземно-минную войну. При обороне Порт-Артура подземно-минная борьба велась в меньших масштабах, чем под Севастополем. За два месяца русские минеры отрыли до 153 м подземных галерей и минных рукавов, пресекая подземно-минные работы противника. К июню 1904 года японцы вышли непосредственно к крепости. Два штурма (19.08.04–25.08.04 и 19.09.04–01.10.04) были отбиты. В сентябре 1904 года японцы повели минные галереи в направлении ключевых пунктов русской обороны – форт II, форт III, редуты № 1 и № 2 и укрепление № 3. Русские минеры под руководством военного инженера по образованию генерала от инфантерии Р. И. Кондратенко успешно противодейстовали противнику, но после гибели генерала 15 декабря 1904 года японцам удалось значительно повредить форт № 2, затем разрушить форт № 3. Это сразу же поставило обороняющихся в крайне тяжелое положение. 2 января 1905 года Порт-Артур сложил оружие.

Для Русской армии была характерна, как и во всех армиях Европы того времени, недооценка роли и значения инженерных войск. Саперные подразделения Порт-Артура были недостаточны по численности, а специалистов-минеров в них не было совсем, даже среди офицеров. К тому же в крепости не было в достаточном количестве даже обыкновенных металлических лопат, не говоря уж о специальном минном оборудовании. Все это привело к тому, что контрминные действия были начаты с серьезным опозданием, велись неумело и вяло. В итоге русские подземно-минную войну в Порт-Артуре проиграли. Японцы смогли последовательно взорвать все важнейшие укрепления русских, и затем оттеснить обороняющихся внутрь города. Это и предопределило капитуляцию крепости.

Не говоря уж о том, что строительство крепости Порт-Артур к началу войны было далеко не закончено, контрминная система еще и не начинала создаваться. К тому же в гарнизоне специалистов в подземно-минной войне не было совсем. Крепость не имела и нужного оборудования. Зато все это имелось у японцев. Близость метрополии и господство на море позволяли японцам быстро доставлять осадной армии все необходимое. А русская порт-артурская эскадра вела себя недопустимо пассивно и никак не мешала снабжению японской осадной армии.

Японская минная галерея к русскому форту

Активными подземными действиями японские минеры шаг за шагом разрушили основные долговременные оборонительные сооружения крепости и вынудили русских оставить форты, и отойти к старой крепостной ограде (Китайская стенка), где удержаться уже было невозможно. Проигрыш подземной войны привел в конечном счете к капитуляции крепости. Порт-Артур – яркий пример успешных подземно-минных действий атакующих.

С самого начала осады ни о каком развитии временной контрминной системы перед фортами, как это было перед четвертым бастионом в Севастополе, никто не помышлял вплоть до августа 1904 года, когда японцы начали вести перед фортом № 11 сапные работы. Но и тогда в силу какого-то непонятного недоразумения (а вернее всего, измены) минные работы стали применять не на фортах, а на постройках полевого характера: на Кумирненском и Водопроводном редутах и против редутов 1 и 2, с целью их отобрания у японцев, которым они попали в руки уже 9 августа.

Считается, что применению мин на фортах мог помешать скалистый грунт, в котором, как полагали, японцы едва ли решатся вести галереи, но забыли о Севастополе, где тоже местами была скала, но ее обошли; наконец для энергичного атакующего скала не может явиться препятствием: при помощи хороших технических средств можно вести галереи и в скалистом грунте. Только когда 1 октября японцы были уже в 40 шагах от подошвы форта № 11, обороняющийся начал робко выводить одну минную галерею из левой части головного кофра.

Техника минного дела

Надо отметить, что на активные и крупные минные работы в Порт-Артуре вообще и не рассчитывали, ибо здесь не оказалось в достаточном количестве хорошо подготовленных минеров и не имелось почти никакого минного имущества для ведения минных работ. Что можно сказать о буравах, электрических вентиляторах, электроосветительных станциях и прочем, когда даже полагавшийся по табели скудный шанцевый инструмент был весь в расходе и приходилось работать самодельными лопатами и кирками, быстро ломавшимися и тупившимися.

Что же касается минеров, то Квантунская саперная рота (единственная, обслуживавшая крепость) насчитывала в своих рядах к 10 июня 1904 г. всего 420 человек, из коих опытных минеров почти совсем не было, так как в мирное время здесь в силу местных условий минными работами почти совсем не приходилось заниматься. Имелась еще железнодорожная рота, в ней было 340 человек, но они уже совсем не имели понятия о минных работах. Таким образом, на всю крепость приходилось 760 саперов, которых надо было распределить по всему обводу, т. е. на протяжении свыше 22 км. Поэтому обычно для ведения минных работ на форт назначалось не более 20 саперов и железнодорожников вместе, да и это было не всегда и не везде.

Здесь нелишним будет вспомнить, что в Севастополе на четвертом бастионе у Тотлебена работало в минах 75 настоящих минеров и 200 рабочих от пехоты. Результаты поэтому вполне понятны. В Севастополе было выведено всего 6783 пог. м галереи и рукавов, а в Порт-Артуре – только 153 пог. м. В Севастополе русские задержали союзников минами на 7 месяцев, в Порт-Артуре – только на 2 месяца. Мы не будем здесь приводить целый ряд других мелких неудач, которые сопровождали работы защитников Порт-Артура, по тем же причинам: отсутствию надлежащих технических средств, малому количеству рабочих и отсутствию навыка в работе, что в конечном счете являлось следствием бездарности русского командования того времени.

По общему признанию, Порт-Артур вписал блестящую страницу в летопись обороны крепостей вообще, но в области минно-подземного дела не дал ничего нового, ничего значительного, лишь подтвердив значение мин в обороне крепостей и необходимость совершенствования технических средств для ведения подземной борьбы. Однако в деталях опыт Порт-Артура поставил на очередь целый ряд неотложных вопросов, подлежащих разработке для дальнейшего развития минно-подземного дела. Наряду с разработкой вопроса об устройстве долговременных контрминных систем и применении при обороне долговременных и полевых противоштурмовых фугасов, о чем немало писалось после Порт-Артура, военно-инженерное ведомство продолжало разрабатывать вопрос о наиболее мощных механических минных буравах, а также об усовершенствовании приемов и средств для ускорения минных работ. В конечном итоге промежуток времени в 9 лет, отделявший Первую мировую войну 1914 года от Русско-японской войны 1904–1905 годов, не был в должной мере использован для подготовки к ведению минных войн в широких размерах и с применением хотя бы отсталой техники того времени.

Новинки и импровизации Русско-японской войны по «инженерному ведомству»

Опыт обороны Порт-Артура наглядно продемонстрировал слабость его укреплений и лишь подтвердил былые оценки специалистов, многие из которых называли эти укрепления даже не долговременными, а «полудолговременными». «Экономия средств» заставила запроектировать линию фортов на удалении всего 4 км от города. К тому же в 1904 году на крепость выделили не более трети необходимой суммы и произвели чуть более половины работ и в основном – на приморской позиции.

В подземно-минной войне пришлось импровизировать – в Квантунской саперной роте не хватало специалистов, подрывных средств и шанцевого инструмента, хотя взрыв нескольких подземных контрмин (камуфлетов) был весьма удачен. Японцы же работали под землей довольно активно – пришлось выставлять специально обученных собак, предупреждавших лаем о подкопе противника. Русские же были весьма сильны в действиях «на поверхности», применяя на подступах к укреплениям фугасы и мины. К тому времени самодельные противопехотные мины уже описывались в наставлениях, появились и заводские образцы вроде осколочного «полевого фугаса Сущинского», «шрапнельного фугаса». Русско-японская война активизировала крепостное строительство. Но лишь немногие специалисты (и первыми, пожалуй, были немцы) разглядели тогда, что артиллерия и транспорт эволюционируют быстрее, чем долговременная фортификация, – уже через 10 лет крепости окажутся почти бесполезными.