Текст книги "Холодный человек"

Да скоро ли эти уроды закончат препираться?

– Эй, вы! – крикнула Вера. – Кончайте базар!

Оба поклонника с изумлением воззрились на нее.

– Гриша, иди сюда. А ты, Миша, пока стой на месте.

Абрамов неуверенно приблизился.

– Ключи давай! – В голосе Веры звучала такая властность, что Григорий Ефимович безропотно выполнил требуемое.

Вера сунула ключи в карман и на этот раз обратилась к Сабурову:

– Миша! Ко мне!

Сабуров покорно подбежал к ней. На губах его играла угодливая улыбочка. Глаза сияли от вожделения.

– Знаешь что, дорогой?! Давай-ка съездим ко мне в редакцию. На такси, естественно. Ты сходишь и узнаешь, что там и как, а я посижу в машине.

– Да, конечно, конечно… – засуетился Сабуров.

– А ты, Гриша, иди работай, – распорядилась Вера, увидев, что Абрамов сделал шаг в ее направлении.

Сабуров быстренько поймал желтенькую «волгу» с табло на крыше, и они уселись в нее.

– Ты, Миша, когда войдешь в редакцию, топай сразу к главному, – наставляла Сабурова Вера. – На секретутку не обращай внимания, если задерживать станет. Войдешь, и с ходу: где Воропаева? Почему ее нет на работе? Не рассусоливай. Построже с ним. Если что, прикрикни. Потом к ответсеку зайди. Тоже поинтересуйся, но тут повежливее держи себя, поделикатнее. В корректорскую загляни. Посмотри, кого там посадили вместо меня. Уяснил?

– Все сделаю, как ты велишь, – с готовностью отвечал Сабуров.

Когда подъехали к редакции, Сабуров поспешно выскочил из такси и почти побежал ко входу. Он сильно сутулился и размахивал длинными руками, напоминая человекообразную обезьяну. Вера хихикнула.

– Ну и оказия сегодня ночью случилась, – неожиданно заметил доселе молчавший шофер.

– А что такое? – поинтересовалась Вера.

– Знаете, где дурильник находится? – спросил шофер.

Вера вздрогнула:

– Естественно.

– Вот в нем и случилась. Дурочка одна сегодня ночью оттуда упорола.

– Сбежала, что ли? – холодея, спросила Вера.

– Ну! Так мало того что упорола. Она там всех поубивала.

– Кого это всех?

– Одного врача и двух санитаров.

– Не может быть?!

– Точно. Да дурочка, говорят, не простая, а… как это? А, вот! Социально опасная! Сначала, говорят, в той палате, где лежала, поработала. – Таксист издал ртом трескучий звук, видимо, должный свидетельствовать о кровавой оргии. – А затеяла она это все потому, что приревновала. Там у них, в дурильнике этом, нравы как в зоне. Однополая любовь процветает. Когда баба… – он обернулся и бросил косой взгляд на Веру, – женщина то есть, с женщиной… Ну, амурничают. И эта, которая сбежала, замочила изменницу. А санитары на нее. Она и санитаров замочила. И доктора за компанию…

– Поймали ее? – превозмогая себя, поинтересовалась Вера.

– Какое! Упорола, и с концами. Теперь менты по городу рыщут, ловят ее.

«А я, идиотка, Сабурова в редакцию послала, – лихорадочно размышляла Вера. – Хорошо, что хоть сама не пошла. Наверняка там засада». Его, конечно, прихватят, когда начнет расспрашивать о ней, Воропаевой. Хотя почему прихватят? Может, и нет. Интересно, не стоит ли милицейская машина возле редакционных дверей?

Вера почти сползла с сиденья и осторожно выглянула в окно.

Нет никого. Только старушка какая-то стоит у входа, вывеску читает.

Из дверей вышел Сабуров и заспешил к машине. Вера успокоилась. Он был один.

– Ну, чего там? – нетерпеливо спросила она, когда Миша уселся впереди.

– Болеет, говорят.

– Ага, болеет. Это тебе кто сказал?

– Секретарша. Маленькая такая, чернявая девчушка.

– А редактор что?

– Его нет. Тоже, говорят, не в здравии.

– А ответственный секретарь на месте?

– И он отсутствует. А в корректорской какой-то мужик лысый сидит.

– Это ответсек и есть. Видать, сам сел читать полосы. Так им и надо! – злорадно произнесла Вера. – Милицию видел?

– Какую милицию? Там, кроме этих двоих, с которыми я разговаривал, больше ни души.

– Ладно, поехали. – Вера назвала адрес.

– К тебе?

– Я к себе, а ты – не знаю.

– Ну, Вера!..

– Попозже, Миша. Сейчас мне не до любви.

И машина рванула с места.

Наконец-то Вера очутилась дома. Щелкнул замок, и она вошла в квартиру. Сколько же она здесь не была? Всего два дня. А кажется, вечность. Все вокруг родное и настолько примелькавшееся, что Вера и не обращает на него внимания. Вот хотя бы печка. По сути, она не нужна, поскольку в квартиру давно проведено паровое отопление. Однако печка – главная здешняя достопримечательность. Рисунки на кафельных плитках – голубые парусные корабли, несущиеся неведомо куда, и молочниц в огромных чепцах в детстве Вера могла разглядывать часами. Ей всегда казалось: каждый корабль отличается от собрата количеством поднятых парусов, а у всех молочниц разные лица. Или вот диван… Вера плюхнулась на него. Древний монстр звякнул всеми своими многочисленными пружинами, внезапно напомнив больничную койку, на которой она валялась еще вчера.

Веру передернуло: неужели никуда не деться от жутких воспоминаний? Нужно расслабиться. Расслабиться любым образом. Тут она вспомнила когда-то читанное: водка и горячая ванна.

В квартире имелась крошечная ванная комната, встроенная при одном из ремонтов. Она была настолько мала, что входить в саму ванную приходилось прямо из коридора. Вера, хотя и совсем недавно принимала душ в доме у Молчановского, открыла оба крана, пустив в ванну мощную струю, потом пошла на кухню, достала из холодильника початую бутылку водки, стоявшую там с незапамятных времен, а точнее, с последнего посещения квартиры Гришей, налила себе полстакана, залпом выпила, закусила кислой капустой из трехлитровой банки. Истома разлилась по телу. Вера разделась донага и подошла к древнему зеркалу. Зеркалу было не меньше лет, чем печке. За столь длительный срок в нем кто только не отражался. Этот реликт видывал генералов, юных институток, статских советников, купцов-миллионщиков, их толстомясых жен, революционных комиссаров, гэпэушников, грабителей, дворников и почтальонов… И много-много разных иных господ и товарищей. Возможно, что от этого калейдоскопа лиц зеркало и не выдержало. Амальгама местами потеряла былую плотность и пошла мелкими трещинками, а само стекло словно бы пожелтело изнутри.

Вера увидела в зеркале нечто бледно-розовое, мутное, при пристальном взгляде, однако, сохраняющее контуры тела.

– Как привидение, – вслух произнесла она.

От вида собственного тела ей почему-то сделалось не по себе. Тогда Вера опять пошла на кухню, налила еще полстакана и выпила водку, на этот раз ничем ее не закусывая. Потом она залезла в ванну и постаралась ни о чем не думать. Но это, к сожалению, не получалось. Конечно, водка сделала свое дело. Вера порядком опьянела, однако способности соображать не потеряла. Просто мысли стали расплывчатыми и несвязными, словно изображение в этом дурацком зеркале.

Мужчины… мужчины… замужество… муж… муки. Какие муки?! При чем тут муки?! Нет-нет… Никаких мук! Муж будет ее любить… Носить на руках? Вряд ли на руках. Она большая, крупная… Так мама всегда говорила. Ты, Верка, крупная девчонка. Твое тело двух девок вместить может. Двух… Как понять: двух? Каждое тело рассчитано на одного… вернее, на одну особь. Особь или особу? Наверное, все-таки особь. Хотя особь – это что-то рыбное… Но с некоторых пор ей кажется, в ее теле поселилась еще некая особь. И хотя она понимает, это невозможно, ей постоянно чудится: кто-то иной присутствует внутри. Кто-то управляет, заставляет совершать несвойственные ей поступки. Из тихой, даже забитой, она превратилась в эдакую бой-бабу, грозу садов и огородов.

При чем тут сады и огороды? В детстве она никогда не лазила по чужим участкам. Боялась. Другие дети перебирались через ветхие заборы и шныряли по садам, обирали яблони и вишни, не брезговали и недоспелыми фруктами, а она опасалась. А вот теперь бы не спасовала. Но почему, почему? Что случилось? Словно в одночасье норов ее переменился? Но как такое может быть? Как объяснить? Да очень просто. Внутри ее сидит другое существо. Но как оно туда попало? И зачем? Кто оно? Чего хочет?

Вера тряхнула головой, прогоняя пьяную одурь. Вода выплеснулась из ванны. Девушка слегка протрезвела. Пора вылезать, а то она уснет и утонет… Захлебнется и утонет. О подобных случаях она слышала. Вера вылезла, качнулась, больно ударившись о косяк, и от этого еще больше пришла в себя. Она насухо вытерлась, стараясь растереть кожу докрасна, потом надела ночную рубашку и улеглась в постель, начисто забыв о том, что должна позвонить Молчановскому.

За окном уже почти стемнело. Вновь пошел дождь. Вначале слабый, моросящий, он постепенно разошелся и полил, как из ведра. Под его монотонный шум Вера и заснула.

Она проснулась внезапно, словно от толчка, и долго лежала без движения, соображая, где находится и что случилось. В голове стоял невнятный гул, она слегка побаливала в области затылка.

«От водки», – решила Вера и тут же вспомнила все остальное. Конечно же, она дома: почивает в своей уютненькой кроватке. Здесь так хорошо, так спокойно… Но все же что ее разбудило? Какой-то посторонний звук? Да, скорее всего.

Вера прислушалась. За окном продолжало бушевать ненастье. Дождь что есть силы молотил по подоконнику, громко и невнятно бормотал в водосточных трубах, укутывал водяной пылью запотевшие окна. Сучья росшего во дворе дерева под порывами ветра долбили мокрые бревна стен, словно пытаясь пробиться внутрь дома, где тепло и сухо.

Но эти звуки были привычны и не таили в себе угрозы. Разбудило ее что-то другое, вовсе не характерное для ночного бытия.

Вера ждала, понимая, что если звук был, то он должен повториться. Так и случилось. Через несколько минут послышался осторожный шорох.

«Мыши!» – решила Вера.

Мышей она побаивалась, однако эти шустрые зверьки были вовсе не опасны, а даже милы, конечно, если видеть их не шныряющими по кухне, а, скажем, лицезреть на лаковой картинке.

Шорох повторился.

«Нет, это не мыши, – сообразила напряженно прислушивавшаяся Вера. – Мыши так не шумят. Они скребутся, а тут скорее шарканье, словно некое существо бродит по квартире. Осторожно, крадучись, будто чего-то опасается».

Вор?!

Но чем вору здесь можно поживиться? Разве что «Тошибой». Вот только непонятно, зачем он выбрал столь глухое время. Не проще ли залезть днем? На площадке расположены всего две квартиры. В одной проживает Вера, в другой – пенсионеры-глухари. Во всяком случае, их почти никогда не видно и не слышно. Щелкнет замок, скрипнет дверь – и все. Иной раз думаешь: не призраки ли в ней обитают? А сама Вера в будние дни бывает в квартире обычно во второй половине дня, да и то редко. Чаще всего только ночует. Правда, последние два дня она вообще отсутствовала. Может быть, это обстоятельство и привлекло грабителя?

Да, собственно, какая разница, почему он выбрал столь неподходящее время? Главное сейчас – избавиться от него. Или хотя бы благополучно переждать. Заберет «Тошибу» и исчезнет. А если она поднимет крик, то вор, чего доброго, ударит ее ножом, ведь он, скорее всего, вооружен. А если и не вооружен, то уж наверняка сильнее ее, девицы. Придушит подушкой, и привет! Никто даже не спохватится, что она отсутствует. Да и где, собственно, отсутствует? В редакции считают, что она в дурдоме, а в дурдоме… Но Вера не успела сообразить, как считают в дурдоме, потому что шорох повторился. Мало того, звук, похоже, приблизился. Кто-то стоял за дверью ее крохотной спаленки.

«А если это все-таки не вор? – содрогаясь, соображала Вера. – Если это маньяк-насильник?»

Историй о маньяках она слышала бесчисленное множество. В последние годы эта тема стала весьма популярной в средствах массовой информации, а значит, и в народе. Не проходило и дня, когда бы по телевизору не демонстрировался сюжет о новом извращенце. Имена Чикатило, Муханкин, Сливко стали нарицательными. На днях, например, показали некоего отвратного типа, окрещенного Битцевским маньяком, поскольку он развернул свою деятельность в одноименном парке. Кроме уничтожения женского населения столицы, этот тип увлекался еще и шахматами и поставил для себя норму убить шестьдесят четыре человека, по количеству фигур на доске. Шестьдесят три жертвы уже имелись на его счету. Осталась лишь одна, но тут его поймали. Так, во всяком случае, сообщалось.

У Веры сей факт в голове не укладывался. Как подобное вообще понимать? Разве люди – это шахматные фигурки? Бездумно сшиб одну, а погиб человек – вместилище целой вселенной. Девушка не без основания считала: чем чаще об этих нелюдях толкуют, тем больше их становится. Дурной пример, как известно, заразителен.

Правда, в последнее время в Сорочинске о маньяках что-то не слыхивали. Давным-давно один тип нападал на девиц в лифтах. Так его поймали. Конечно, и кроме «лифтера», имелись извращенцы, но о тех не велось столько разговоров. Даже про двух уродов, убивавших проституток в целях, как они утверждали, очищения общества от порока, почти не толковали. Привыкли, наверное.

Но маньяки, как известно, в чужие квартиры не забираются, предпочитая работать на темных улицах, в подворотнях, парках и лесополосах.

Вера вспомнила про этот факт и чуть успокоилась. Но кто же тогда стоит за дверью?

Как уже отмечалось, в последнее время характер девушки несколько изменился. Она стала намного смелее, даже отчаяннее. Однако не настолько, чтобы отворить дверь перед неизвестностью. На подобные действия ее решимости пока еще не хватало. Поэтому оставалось лишь ждать, хотя душа у нашей героини ушла в пятки.

Тут ей показалось: мрак в комнате стал намного гуще и как бы осязаемее. Даже бледное отражение света уличного фонаря на стене куда-то исчезло. Абсолютная тьма господствовала вокруг, и внезапно Вера скорее ощутила, чем увидела: дверь в комнату начала тихо отворяться.

Стало так страшно, что девушка громко икнула.

Дверь открывалась столь долго, что Вере казалось: этот акт продолжался не менее получаса. Все это время она не отрывала глаз от разверзавшегося перед ней проема, продолжая непрерывно икать.

В первый момент Вера ничего не узрела. Мрак и мрак. Постепенно на фоне тьмы стала вырисовываться фигура, еще более темная, чем все вокруг. Но что это? В дверном проеме находился не человек? Нет, все же перед ней была человеческая фигура, только маленькая.

Ребенок?! Да, похоже. Или карлик? Одно из двух: либо то, либо это.

Существо стояло неподвижно, и Вере казалось, смотрело на нее.

– Ты кто? – наконец нашла в себе силы произнести девушка. Как ей удалось выдавить из себя эти слова, вряд ли станет когда-либо известно.

Существо продолжало молчать и все так же неподвижно занимало свой пост.

Вера начала понемногу осваиваться. Конечно, это ребенок. Каким образом он попал в ее квартиру? Этот вопрос пока что не поддавался разумному объяснению, однако и на него можно отыскать ответ. Допустим, в ее отсутствие в дом залез беспризорник… Или, входя сегодня в квартиру, Вера от радости, что наконец вернулась домой, толком не затворила за собой дверь, и бездомный малютка, спасавшийся от дождя в подъезде, поднялся на второй этаж, увидел, что дверь не закрыта, и проник внутрь.

– Говори, кто ты? Как попал ко мне?! – На этот раз Вера произнесла свои вопросы погромче.

Силуэт малютки шевельнулся, и ребенок (если это был ребенок) непонятно каким образом переместился к окну. Он даже не подошел, а словно сделал неуловимый прыжок, и теперь в тусклом сиянии, льющемся из окна, Вера смогла разглядеть его получше. Перед ней стоял негритенок, одетый лишь в короткие штанишки на помочах.

Вера от изумления разинула рот, забыв на минутку о страхе. Ничего подобного она никак не ожидала. Живой негритенок, одетый столь легко, словно он явился сюда с Берега Слоновой Кости. Абсолютно черный. И лицо, и руки… А одет-то! И это в такой холод. Да как же подобное возможно? Откуда он взялся? Прямиком из Африки приехал, что ли? Или местный? Сейчас смешанные браки – не редкость. В городе учились и учатся ребята из Анголы, Габона, Камеруна… Сделал такой анголец какой-нибудь дурочке мальчонку и уехал назад, на свой Черный континент. А она с горя померла. Вот и стал ребенок сиротой при живом-то отце.

Вера вспомнила телепередачу «Жди меня». В ней присутствуют Маша Шукшина и этот, как его, благообразный такой, Квашой как будто зовут… Нужно написать туда. Пускай всему миру расскажут, какие безобразия творятся на свете. Может, и отца разыщут… А пока что ребенок может пожить у нее. Места хватит. Эти бессвязные мысли клубились в Вериной головке до тех пор, пока существо не заговорило.

– Госпожа, – неожиданно произнес мальчик. Голос у него был какой-то странный. Словно жестяной.

– Кто госпожа? – изумилась Вера.

– Госпожа, зачем ты нас покинула? – продолжил ребенок, словно не слыша Вериного вопроса.

«Кошмар какой», – ужаснулась Вера. Этот малютка, видать, никакой не беспризорник, а беглый раб. Она слышала о подобных случаях. Богатенькие нынче изгаляются как только могут. Крокодилов дома держат, львов, даже жирафов. Почему бы не завести негритенка в качестве прислуги. Даже и не прислуги, а скорее диковинки. Вроде как бесшерстный котенок. Только котенком нынче никого не удивишь, а вот живым негритенком пока что можно. И выдрессировали его, конечно же, соответствующим образом. Хозяйку он должен называть не иначе как госпожой. А та: «Эй, раб, подай то, принеси это!» А может, и по имени кличет. Али там или М’Бвана, а может, просто Джонни.

– Тебя как зовут, малыш? – спросила Вера.

– Госпожа, вернись, – продолжал канючить малютка, не обращая внимания на вопросы девушки.

– Да кто тут госпожа?! – неожиданно разозлилась Вера. – Не я же, в конце концов!

Тут ребенок сдвинулся чуть в сторону, луч уличного фонаря осветил его лицо, и Вера с ужасом увидела, что перед ней никакой не негритенок и что у ребенка отсутствует нос.

Но еще больший ужас охватил ее, когда она услышала:

– Госпожа, это я. Позвольте представиться. Баронесса Амалия фон Торн.

На этот раз голос как будто не исходил изо рта конкретной личности, а шел словно отовсюду.

– Меня послали, – заявил безносый ребенок. – Они послали. Они без тебя не могут. Им плохо.

– А вот я без них прекрасно обхожусь, – сообщил голос. – Мне сейчас хорошо. Давно так хорошо не было.

– Зачем тебе эта дура? – толковал безносый. – Возвращайся назад. Правь нами.

«Дура – это, кажется, я», – догадалась Вера.

– Может, она и дура, – отозвался голос. – Но только она – единственная, кто за последние сто лет пришел к склепу и попросил о помощи и при этом сделал все, как надо. И поэтому я ей помогу!

«О какой это помощи она толкует? – недоумевала Вера. – И вообще, кто она такая?!»

И тут вдруг стали происходить еще большие чудеса. Внезапно Вера почувствовала ни с чем не сравнимую легкость, словно с души спал тяжелый груз. Подобную легкость она ощущала только в детстве, по большим праздникам, обычно возле елки, горящей разноцветными огоньками, да еще на Пасху, когда с колокольни стоявшей неподалеку церквушки раздавался торжественный и печальный благовест.

И тут Вера вспомнила! Вспомнила она, что случилось несколько дней назад. Стояла точно такая же погода. Лил дождь, свистел ветер. Она лежала без сна, но в каком-то полузабытьи, вся в грезах. Мечтала о муже… Потом вспомнила страшные истории, которые возле фамильного склепа фон Торнов им рассказывала Катюшка Бурдымагина. И вот решилась пойти на старое кладбище.

Тут же в памяти всплыли детали похода. Свет фонаря… мокрая трава… черный постамент, на котором возвышался вот этот мальчишка в коротких штанишках. Носа на его лице действительно не имелось. Видимо, отбили в стародавние времена. Потом был склеп… Она стояла голой на плащ-палатке, но ступни все равно ощущали холод… Могильный холод! Потом заклинание… злобный хохот… Удар! И все! Дальше провал в памяти.

Увлеченная воспоминаниями, Вера не замечала, что в ее крошечной комнатушке произошли новые метаморфозы. Вся она наполнилась едва заметным голубовато-белым сиянием. И в его призрачном свете посреди комнаты возник бледный призрак. Он стал густеть и вскоре превратился в высокую стройную девушку, выглядевшую вполне реально. Насколько можно различить в полумраке, она была смуглой брюнеткой с длинными волнистыми волосами. Одета гостья с того света была в темное, скорее всего, черное длинное приталенное платье из кисеи и кружев. Лицо ее не казалось ни злым, ни жестоким, а лишь выглядело безжизненно-ледяным, словно маска Снежной королевы.

– Ступай назад, – приказала баронесса безносому малютке. – И скажи всем: они скоро понадобятся. Собственно, кое-кого я уже использовала, но настанет день… – она хмыкнула, – настанет день и для других. Так что готовьтесь.

Ребенок повернулся, зашаркал ногами, как глубокий старик, вошел в дверной проем и исчез.

– Что же со мной-то теперь будет? – изумленно произнесла Вера.

– Не поняла тебя, милая, – отозвалась баронесса Амалия.

– Да как же?! Я никак не ожидала, что вы вселились в меня. Что подобное вообще возможно.

– Но ты все выполнила правильно. И заклинание прочитала, и обряд соблюла. Почему бы мне не переместиться в твое тело? Да и знаешь ли… Там так скучно… И если бы даже ты не совсем соблюла обряд или, скажем, перепутала несколько слов в заклинании, я бы все равно пошла тебе навстречу. Главное, что ты пришла в день святого Ерофея. Только в эту ночь я могу вступать в контакт с представителями вашего мира.

– А сегодня почему вступили?

– Так ведь контакт установлен. Поэтому с тобой я теперь могу общаться постоянно. А ты разве этого не хочешь?

Вера потупилась.

– Ну же, отвечай!

– Хочу, наверное. Только это как-то удивительно.

– Почему удивительно? Ты попросила, я не отказала.

– Да я не об этом. Я, по правде говоря, никогда не верила в то, что существует потусторонний мир. Считала это россказнями.

– А теперь веришь?

– Приходится.

– Да! Факты – упрямая вещь, – усмехнулась баронесса. – Так, кажется, сейчас говорят?

– А вы откуда знаете современный лексикон?

– Да как же, Верочка – позволь, я буду звать тебя именно так, – я хоть и на кладбище проживаю, а с людьми все равно общаюсь. Только невидимкой. В контакт могу вступить лишь в особых случаях, вот как с тобой. И тебя я помню. Ты возле жилища моего с девочками раньше часто играла и болтала о пустяках. И была среди вас такая полная девочка…

– Катя Бурдымагина.

– Да, Катя. Она тебя и научила, как со мной связь установить. Я помню, все помню…

– Почему же вы пребываете на кладбище, а не… – Тут Вера запнулась, не зная, как обозначить иные места обитания умерших.

– Не все удостоены, – отозвалась баронесса. – Грехи не пускают. Это наверх, конечно. А вниз… Как тебе сказать, чтобы понятно было. Внизу от нас прибыли никакой, потому что мы сами как бы часть нижнего мира. Вот и толчемся среди живых. Я не одна такая. И другие есть. Мальчишку ты видела… А купца Брыкина слышала, – баронесса засмеялась. – Там, в ресторане, я его в знакомого твоего вселила. Для смеху, конечно. Да и Брыкину повеселее. Часто ли его в этот мир призывают? А то ведь дремлет все время в тине своей. Заплесневел весь. Вот я его немного и подсушила. Да теперь с твоей помощью всех в порядок приведу.

– С моей помощью?

– Ну да. А ты против? Но почему? Ведь нам нужно немного. Раз в сто лет выйти из могил, покрасоваться на людях, пошуметь малость… Вспомнить молодость. К тому же ты сама обещала…

– Что я обещала?

– Да как же? Или заклинание забыла: «Буду я тебе служить, но и мне чтоб не тужить. И вдвоем с тобою мы повредим другим умы», – процитировала баронесса. – Умы повреждать мы уже начали. А муженька я тебе добуду. Можешь не сомневаться. Видишь, как возле тебя кавалеры кружиться начали. Твое дело выбирать, а уж я дальше все устрою. Твой бывший, этот Гриша, никуда не годится. Беден, да и женат к тому же. Но если ты желаешь, я и с ним твою жизнь могу устроить. Но стоит ли? Другой молодец – Сабуров. Конечно, посостоятельнее, чем Гриша. Деньжата у него водятся. Но собой страшен. А тебе, насколько я понимаю, нужен красавец. Впрочем, дело хозяйское. И последний. Молчановский. Этот человек довольно опасен, хотя тебе бояться его не стоит. Ты ему понравилась. Однако не спеши. Век его недолог – в этом-то и проблема. Но будут еще и другие. Не торопись, выбирай с оглядкой. А об остальном не беспокойся. Служба твоя никуда не денется. Завтра же сами приползут, на колени встанут, будут упрашивать вернуться.

– Неужели?!

– И не сомневайся, милая. Цени себя, тогда и другие ценить будут. Ну да ладно. Мне пора. Скоро первые петухи пропоют. Счастливо оставаться.

Лицо и фигура баронессы начали бледнеть, расплываться, и вскоре в комнате никого не стало. Дождь по-прежнему барабанил в окно, но Вера этого уже не слышала. Она мирно спала, подложив ладошку под голову.