Текст книги "Пригоршня тьмы"

6

В тот самый момент, когда на кухне Глиномесовых происходил столь драматический разговор, частный детектив Николай Ильич Шебалин был на пути в неведомую ему деревушку Покровку, где исчезла Маша.

Потрепанный «жигуленок» Шебалина неторопливо катил по пустынному шоссе, в салоне играла музыка. Известный казацкий певец Александр Розенбаум пел, что «только пуля казака во степи догонит…». Николай меланхолично ему подпевал. Несмотря на то что было уже восемь часов, еще не начинало смеркаться. Стояли самые длинные дни в году. Ехать было одно удовольствие. Шебалин притормозил, достал атлас шоссейных дорог и прикинул, сколько ему еще пилить.

Выходило, что не менее часа. «Засветло доберусь», – решил он и снова нажал на педаль газа.

Все окна в салоне были открыты. Чудесные ароматы лета – времени года, которое он любил больше всего, – заглушили даже явный запах бензина. Мелькали пока еще зеленые поля, небольшие перелески, прошлогодние стога соломы.

«Такая работа явно по мне, – думал Шебалин. – Сам себе хозяин, никого над тобой нет. Никто не командует, не пристает с глупыми и нелепыми приказами. Да здравствует частное предпринимательство!»

Шебалину было лет тридцать пять или около того.

Это был крепкий, коренастый белобрысый мужичок с голубыми водянистыми глазами на круглом веснушчатом лице. Глаза эти обычно сонно смотрели на мир, и вряд ли кто-нибудь несведущий мог подумать, что перед ним опытный детектив. А Николай, без преувеличения, был опытным сыщиком. Жизнь его складывалась довольно просто. Школа, армия, работа в милиции. Параллельно – заочный юридический, который был успешно закончен.

Сменив сержантские погоны на офицерские, Шебалин успешно продвигался вверх по служебной лестнице. И вдруг начались перемены. В принципе, дальнейшая его судьба была в чем-то похожа на судьбу Павла Глиномесова. Предприимчивость была заложена в нем с детства. Но вот чем заняться? К торговле он относился с пренебрежением. Слишком хорошо знал этот мир жуликов и проходимцев. «Вор на воре сидит, – говорил он жене, – нет, там мне не место». Жена, сама работавшая в торговле, согласно кивала: «Да, Коля, у нас ты пропадешь».

Но пропадать Шебалин не собирался. Как-то случайно он прочел в газете о создании в Москве частного сыскного бюро.

«Вот это то, что надо – решил он. – Организовать бы и у нас нечто подобное. А почему бы и нет?» Некоторое время Николай наводил справки, оказалось, что разрешение на открытие частного сыскного бюро получить можно. Хотя, конечно, придется снять погоны. И вот заместитель начальника уголовного розыска одного из районов подал рапорт об увольнении. Его начинание было встречено прохладно, но, с другой стороны, начальство решило: пусть во главе этой новой, довольно странной и сомнительной структуры хотя бы будет свой человек.

– Шебалина мы знаем, – докладывал начальник горотдела милиции областному руководству. – Парень надежный, проверенный. Не шантрапа какая-нибудь. Поэтому пускай резвится. Не пойдут у него дела – возьмем с удовольствием назад, а пойдут – нам же польза.

С такими доводами нельзя было не согласиться.

Бывшие коллеги затею Шебалина воспринимали по-разному. Кое-кто с интересом, но большинство скептически.

– Зря ты, Коля, с этой ерундой связался, – сказал ему знакомый следователь, – ну какие у нас дела? Это тебе не Америка! Будешь, в лучшем случае, по заказу ревнивых жен выслеживать гуляющих мужей. И наоборот.

Но предсказания следователя, к счастью, не оправдались. Были, конечно, и клиенты-ревнивцы, но очень скоро дела приняли совершенно другой оборот.

Первое время Николай работал вдвоем с напарником, тоже бывшим милиционером. Конторы у них тогда не было, сидели по домам и ждали, когда кто-нибудь позвонит. Слава богу, это продолжалось недолго, и вскоре им уже пришлось срочно увеличивать штат и набирать людей. Работы стало невпроворот. Охрана частных предприятий и их хозяев, обеспечение безопасности транспортировки грузов, розыски сбежавших должников, борьба с рэкетирами – всего и не перечислишь.

Николай с усмешкой вспомнил, как родилось название фирмы. Он долго над ним размышлял. Название должно было быть броским и в то же время в какой-то степени отражать смысл их деятельности. Шебалин перебрал десятки вариантов, но ни одно не удовлетворяло его.

– Папа, назови свое агентство «Аргус», – сказал как-то сын-семиклассник, читавший в то время мифы Древней Греции.

– А что такое «Аргус»? – с интересом спросил Шебалин.

– Не что, а кто. В греческой мифологии – это стоглазый страж, неусыпный и неподкупный.

Так, с легкой руки сына название «Аргус» и эмблема: треугольник, углы которого венчало изображение человеческих глаз, – закрепились в официальных документах. Теперь у «Аргуса» давно уже есть свой офис, работает в нем двенадцать человек, не считая приглашаемых время от времени со стороны, фирме принадлежит несколько машин, в том числе и «жигуленок», на котором сейчас ехал, кое-какое оборудование и аппаратура. А главное, у «Аргуса» Шебалинa прочная, устойчивая репутация.

Когда под вечер в офис вбежал взволнованный и запыхавшийся Павел, Шебалин уже собирался уходить. Павла он знал, и не только знал, но имел с ним дела. Выслушав сбивчивый рассказ, посочувствовал. Единственная дочь! Такое и врагу не пожелаешь.

– Помоги, Николай Ильич! Сколько хочешь заплачу. Не верю я, что тамошняя милиция распутает это дело, к тому же промедление… – Он не договорил.

– Да, – задумчиво произнес Шебалин, – тут надо действовать не откладывая. Ребята, к сожалению, почти все заняты.

– Николай Ильич! – взмолился Глиномесов.

Шебалин посмотрел на него и вздохнул:

– Хорошо, Павел, я возьмусь за это дело сам.

Поглядывая на дорогу, Шебалин размышлял о случившемся. Ситуация, конечно, скверная. Неужели похищение с целью получить выкуп? Ничего подобного в их городе еще не случалось. Но такая возможность не исключена. У Глиномесова, как не без оснований предполагал Шебалин, денежки водились. Но скорее всего девочка стала жертвой сексуального преступления. Возможно даже, ее уже нет в живых. Ублюдки, покушающиеся на детей, действуют быстро и решительно.

Конечно, она могла просто потеряться в лесу, но, если верить Глиномесову, это маловероятно. У Шебалина была при себе фотография Маши. Он достал ее и еще раз вгляделся в лицо. Хорошенькая девчонка, вполне могла стать жертвой насильника. Он вдруг вспомнил умоляющие глаза Глиномесова.

Перед отъездом в Покровку он договорился с Павлом, что будет постоянно держать его в курсе.

– Ладно, Паша, – он ободряюще хлопнул того по плечу, – не горюй раньше времени. Я постараюсь сделать все, что могу.

Проехав Быково, Николай сбросил скорость. Через пять километров должен быть съезд на грунтовую дорогу, вспомнил он объяснения Глиномесова. «Найти его легко, – рассказывал Павел, – у самого съезда – большая куча старого цемента». Вскоре показалась эта самая куча. Шебалин свернул и поехал по мягкому накатанному проселку.

«Будто на рыбалку еду, – подумал он, – если бы не дело, как хорошо бы здесь малость отдохнуть. Но, видно, не удастся». Дорога вилась среди березовых колков. Несмотря на вечер, в небе все еще трепетал жаворонок, заливаясь нескончаемой песней. Нагретые за день стволы берез распространяли вокруг сладкий дух, наводивший на воспоминания о распаренном венике.

«Сейчас бы в баньку, – мечтательно подумал Шебалин, но мысленно одернул себя: – Что это ты в лирику вдарился? Прежде всего дело».

Вдали показались крыши деревни. «Покровка» – извещал покосившийся указатель.

Отлично. Он у цели.

«Жигули» притормозили перед сельсоветом, возле которого стояла кучка людей, в основном женщин, оживленно о чем-то судачивших.

Увидев машину, они разом замолкли и уставились на Шебалина.

Вежливо поздоровавшись, он поднялся по скрипучим ступенькам и вошел в просторную комнату. Несмотря на то что было еще светло, в комнате горел свет. Мощная лампочка на голом шнуре освещала старый письменный стол, за которым сидел молодой милиционер в погонах младшего лейтенанта и читал газету. Увидев Шебалина, он привстал и вопросительно посмотрел на него.

– Девочка не нашлась? – поздоровавшись, спросил Шебалин.

– А вы, извините, кто?

Шебалин представился.

Милиционер удивленно воззрился на него и попросил предъявить документы. Некоторое время он внимательно и, как показалось Шебалину, подозрительно изучал бумаги, потом вернул их хозяину и иронически произнес:

– Сыщик, значит.

Николай привык, что при первом знакомстве род его занятий вызывал в лучшем случае недоумение. Он молча кивнул.

– Как, говорите, ваша фамилия? – встрепенулся тот.

Шебалин в свою очередь иронически произнес по слогам свою фамилию.

Но милиционер не обратил внимания на насмешку.

– А Безруких Ивана Кузьмича помните? – неожиданно спросил он.

Шебалин задумался. Он всмотрелся в лицо лейтенантика. Этот парнишка ему явно кого-то напоминал.

– Знавал я одного Безруких, – неторопливо проговорил он, – участковым был в моем районе.

– Так это же мой батька! – радостно воскликнул младший лейтенант. – Много о вас наслышаны, Николай Ильич.

«Отлично, – удовлетворенно подумал Шебалин, – меня знают, значит, препон чинить не будут».

– Он мне, Николай Ильич, и о вашей фирме рассказывал. Я, честно говоря, позавидовал. Вот бы, думаю, податься в частные сыщики. Но пока не могу. После школы милиции направили сюда: пять деревень под моим началом. Жизнь, в общем-то, спокойная, но скучно.

– Тебя как звать? – прервав, спросил Шебалин.

– Вася.

– Ну вот что, Василий Иванович, познакомь меня с ходом поисков, со всеми обстоятельствами. А про сыщиков мы успеем еще поговорить. И еще. Не мог бы ты организовать мне баньку, коли рад моему приезду? А то я с дороги, запылился.

– Можно, – охотно согласился Вася. – Да хоть у той же Петровны.

– Кто это, Петровна?

– Бабка Глиномесова, девочка у которой отдыхала.

– Удобно ли? Она, говорят, еле ноги волочит.

– Я сам натоплю, а бабка действительно плоха. Так сразу к ней и пойдемте. А по дороге я вам все и расскажу.

Они вышли на улицу. Женщины, продолжавшие стоять у сельсовета, уставились на Шебалина во все глаза.

– Следователь… следователь… – зашептали кругом.

– Поехали к бабке, – Шебалин кивнул на автомобиль.

– Сейчас налево, прямо… еще раз налево, – командовал Вася. – Вот ее ворота.

Они прошли в дом.

– Кто там? – Старческий голос был еле слышен.

– Это я. – Вася подошел к кровати, на которой Николай в полутьме различил сухонькую фигурку.

– Вот привел к вам гостя.

Старуха молчала.

– Павел прислал следователя! Машу искать будет! Вместе со мной! – Он почти кричал. – Старуха еле слышит, – сообщил он.

– Павел? – Бабка привстала. – Ох, грех на меня какой перед смертью свалился! Не доглядела. Каюсь, не доглядела.

– Мы баню истопим, – не обращая никакого внимания на ее причитания, полувопросительно, полуутвердительно сообщил Вася.

И, не получив ответа, потащил Шебалина за рукав.

– Ладно, пойдем, а то она еще час причитать будет.

Пока возились с дровами, растапливали каменку, искали веники, совсем стемнело. Между делом Вася рассказывал о ходе поисков.

– Я сначала думал, что она в лесу потерялась, – докладывал он. – Бабка-то хватилась вчера вечером. Меня в этот момент в деревне не было. Сообщили только в два ночи. Как рассвело – я сюда. Давай мы лес прочесывать с лесником, егерем и еще парой мужиков. В это время Глиномесов подъехал. Ну и он с нами. Все прочесали. Леса тут не густые, потеряться почти невозможно. Нету! Мы на речку. А что это за речка, – он хмыкнул, – один омуток. Мы и этот омуток излазили. Нету!

Сидим на берегу, обсыхаем. Бежит Райка Макеева. Она на ферме работает дояркой. Я, говорит, видела девочку с каким-то мужчиной.

«С каким еще мужчиной?»

«Не наш», – говорит. Я начал расспрашивать. Вроде ни на кого из знакомых не похож…

– А нельзя ли переговорить с этой Макеевой? – перебил Васю Шебалин.

– Прямо сейчас?

– А чего тянуть?

– А баня?

– Так она же еще не истопилась.

– Можно! – радостно воскликнул Вася. – Сейчас я кого-нибудь попрошу за печкой приглядеть, и к Райке сходим. – Он исчез. Шебалин смотрел на язычки огня, вырывавшиеся из приоткрытой заслонки, и предвкушал радости парной.

Через десять минут вернулся Вася с каким-то мальчишкой. Пацан в смущении шмыгал носом и не знал, куда спрятать руки.

– Вот, Петро посмотрит. Не спали баню, Петя! – хохотнул Вася. – Пойдемте.

Они вышли из бани, и ночная прохлада окутала Шебалина. Пахло дымком, коровой и еще сотней запахов, полузабытых запахов деревни. Шебалин глубоко втянул в себя воздух, и ему почему-то стало грустно.

– Здесь она живет, – шепотом сказал Вася и толкнул калитку. – Спит уже, наверное.

– Нет, не сплю, – раздался молодой женский голос. – Проходите в дом.

– А можно просто на улице? – спросил Шебалин. – Вечер уж больно хорош. Для меня, городского человека, он как… – Шебалин задумался, подыскивая сравнение, – как кружка пива в жаркий день.

Женщина хмыкнула, Шебалин смутился.

– Коли не хотите в дом, можно и здесь. Присаживайтесь.

Они сели на скамейку.

– Это следователь приехал, – объяснил Вася.

– Да знаю. Ведь я, Василий Иванович, тебе все уже рассказала.

– Расскажи еще! – неожиданно строго произнес Вася.

Женщина вздохнула.

– Вчера под вечер, – начала она, – я уже на ферму собралась. Решила до работы сходить за водой. Вышла. Смотрю, возле дома Петровны стоят Маша и этот человек. Я, честно говоря, подумала, что это ее родич какой. Стоят они и о чем-то говорят.

– А как говорят? – спросил Шебалин. – Каким тоном?

– Спокойно. Как хорошо знакомые люди. Я, конечно, присмотрелась к мужчине. У нас тут новые лица – редкость.

– Опишите его.

– Трудно сказать, сколько ему лет. Может, тридцать, может, сорок, но не старше. В синем тренировочном костюме. Очень коротко острижен. Точно лысый. Лицо обыкновенное. Правда, очень неподвижное.

– Что значит – неподвижное?

– Как будто застывшее. Никакого выражения на нем нет, как у рыбы. Только рот открывает.

– А глаза какого цвета, не разглядели?

– По-моему, светлые. Не уверена.

– А о чем они говорили, не слышали?

Женщина замолчала и, видимо, задумалась.

– Говорили они как-то странно, – наконец сказала она. – Маша его на «ты» называла, а он ее на «вы». Все «вы» и «вы». И называл он ее странно, вроде, госпожа.

– Госпожа?!

– А может, мне показалось. И еще он говорил что-то про сестру.

Шебалин недоуменно хмыкнул.

– У девочки нет сестры.

– Ну не знаю…

– А она что?

– Она ему сказала, что готова; к чему, я не поняла.

– Так и сказала?

– Вроде, – неуверенно произнесла Раиса. – Когда я с ними поравнялась, они замолчали.

– Почему же ты мне этого не рассказывала? – грозно спросил Вася.

– А ты, Василий Иванович, не спрашивал.

– Вот тебе раз: не спрашивал!

– Еще что-то можете добавить? – спросил Шебалин.

– Да нет. Все. Только вот что еще. Когда я мимо них проходила, меня словно холодом обдало. Как, знаете, в летний день бывает, идешь и вдруг в столб холодного воздуха попадаешь. Старые люди говорят, что это чья-то неприкаянная душа по свету бродит… Не может найти себе приюта.

– Сказки, – насмешливо произнес Вася.

Женщина промолчала.

– Спасибо, – поблагодарил Шебалин. – Ну что ж, Василий Иванович, теперь можно и побаниться.

– И я с вами, за компанию!

– Странная история, – сказал Шебалин, когда они отдыхали после бани.

– Да-а, – протянул Вася.

– Все-таки ее увезли, – продолжал рассуждать вслух Шебалин, – но зачем? Допустим, с целью получения выкупа. Но почему она так спокойно говорила с похитителем? Конечно, он мог ее обмануть. Тогда что значат слова о сестре? Или, допустим, это был маньяк. Но откуда появиться маньяку вдали от оживленных дорог, от скопления людей? Ведь его так или иначе заметят. – Послушай, – обратился он к Васе, – а как отсюда позвонить в город?

– В сельсовете есть телефон. Нужно заказать по межгороду. Сейчас ночь, соединят быстро. Я отцу всегда ночью звоню.

– Так пошли.

Через полчаса их соединили с квартирой Глиномесовых.

Трубку на другом конце провода подняли тотчас же.

– Мне Павла, – сказал он, услышав незнакомый женский голос.

– Слушаю, – ответил Павел.

– Это Шебалин. Никто не звонил, не требовал выкуп?

– Нет. А как у тебя дела? – Голос Павла дрожал.

– Пока ничего определенного. Ситуация очень неясная.

– Но хоть надежда-то есть?

– Надежда есть, – тихо сказал Шебалин и положил трубку.

Он посмотрел на Васю и пожал плечами.

– Давай-ка спать. Утро вечера мудренее.

Несмотря на уговоры Васи отправиться ночевать к нему, Шебалин устроился в машине. Сначала хотел расстелить спальный мешок, но по случаю жары решил обойтись без него. Он долго не мог уснуть, прислушивался к раздраженному писку комаров в салоне, безуспешно пытаясь убить хотя бы одного, а потом как-то неожиданно провалился в бездонную яму сна.

Утром Шебалина разбудил Вася. Он настойчиво стучал костяшками пальцев по стеклу.

– Вставайте, Николай Ильич, еще один свидетель объявился!

Шебалин выскочил из машины и стал на ходу одеваться.

– Какой свидетель? Где он? – нетерпеливо спросил он, пытаясь попасть ногой в штанину.

– Ярушин. Водитель молоковоза. Сидит в сельсовете. Он их вез до Быково.

– Садись! – Шебалин рывком рванул машину с места.

Ярушин, долговязый рыжий парень, сидел за столом и лениво курил. Увидев вошедших, он равнодушно поздоровался и затушил папиросу.

– Рассказывайте, Ярушин, – нетерпеливо произнес Вася.

– А чего рассказывать, ну вез я их до Быково.

– Как они выглядят? – осторожно спросил Шебалин.

– Как и описывают. Девочка и мужик. Я, честно говоря, к ним не присматривался. Ехал с фермы, смотрю: двое. Девчонка руку подняла. «Довезите нас до шоссе», – говорит. А мужик молчит. Я их посадил, ну и все.

– Они о чем-нибудь говорили?

– Нет, всю дорогу молчали. Мне показалось, что этот мужик с похмелья.

– От него что, пахло перегаром?

– Да нет. Но сидел он, словно замороженный. И вообще он на зека похож. Стриженный под нуль. Хотя волосы уже чуть-чуть отросли. Да! Когда они выходили, девчонка и говорит ему: «Подай руку, раб». Он ей руку подал, и она слезла.

– Раб?

– Ага. Я подумал, может, игра какая детская…

– А почему вы вчера не явились?

– Я вчера ремонтировался весь день. Не поверите, только эта публика сошла, короста моя крякнула.

Шебалин непонимающе посмотрел на него.

– Машина сломалась. Даже до завода доехать не успел. Встала, и ни туда, ни сюда. Хорошо, ребята знакомые попались. Зацепили и увезли на автобазу. Оказалось – карбюратор засорился. Сегодня утром приезжаю на ферму, а мне сообщают… Вот решил заехать. Не похоже, чтобы он ее насильно увез. Скорее уж, она его… Раб!.. – Ярушин хрюкнул. – Ну я пойду.

– Час от часу не легче. – Шебалин казался совсем обескураженным. Вася с интересом смотрел на него.

– Я уезжаю. Спасибо за помощь. – Шебалин пожал Васе руку.

– Удачи вам!

7

День еще не наступил, а Николай был уже в городе. Первым делом он заехал к Глиномесовым. Хозяина не было. Открыла хмурая, удрученная женщина, видимо жена. Она сообщила, что Павел на работе. Шебалин не стал рассказывать, что и как, и отправился к Павлу.

Не вдаваясь в подробности, он первым делом поинтересовался, есть ли у Маши сестра.

– Какая сестра?! Она – единственный ребенок. Ты что-нибудь выяснил?

Шебалин задумчиво смотрел на Глиномесова. Что ему сказать? Что девочку увезли? А еще? Больше и фактов-то никаких. Слухи, домыслы… А он, конечно, ждет новостей, и новостей положительных.

– Не тяни, пожалуйста! – Павел отвернулся к окну, и было заметно, что он сдерживается из последних сил.

Шебалин вкратце рассказал о ходе поисков.

– Ничего не понимаю, какая сестра? – Павел страдальчески смотрел на сыщика. – Кто все-таки ее увез?

– Успокойся! Возьми себя в руки!

Павел уныло посмотрел на Шебалина:

– Легко сказать…

Сидя в своем кабинете среди разномастной мебели, Шебалин в который уже раз пытался с помощью известных ему фактов выстроить хотя бы приблизительно схему происшествия. Итак, девочка увезена. Кем и куда? Маньяком? Но зачем ее куда-то везти? Отвел в ближайший лесок… Маньяк вроде отпадает. Значит, с целью получения выкупа или шантажа?.. Почему до сих пор похитители не дали о себе знать? А может, дали, и Павел просто боится за ребенка и не говорит? Нет, вряд ли. Только что видел, в каком он состоянии, и не заметил фальши. Странно, почему девочка называла своего спутника «раб»? Или это действительно какая-то игра? Скажем, похититель с помощью этой игры пытается наладить контакт с ребенком?

Шебалин задумчиво смотрел на противоположную стену. На ней, на специальном щите, висели листовки с фотографиями и описаниями разыскиваемых преступников.

«Постой, постой! Шофер молоковоза сказал, что мужчина был похож на зэка. Очень короткая стрижка… И в деревне соседка тоже обратила на это внимание. Может быть, он и вправду сбежал из заключения? – Шебалин разглядывал угрюмые лица преступников. – Нужно проверить ориентировки на всех сбежавших или пропавших в последнее время».

Он вызвал одного из сотрудников и поручил съездить в милицию и привезти данные. Вскоре сведения были у него на столе.

Ага! Начнем поиск. Может, что-нибудь и выудим.

Панкратов… Рецидивист… Особо опасен… Совершил побег полтора года назад… Не найден… Особые приметы: шрам через все лицо. Не то. Шрам бы сразу заметили.

Доценко… Особо опасен… 22 года… Глаза темные – не подходит, слишком молод, да и глаза…

Курехин… Ушел из дома и не вернулся… Два месяца назад… 65 лет… Не то!

Вот! Десять дней назад из психиатрической лечебницы пропал больной. Невменяем. Настоящие имя и фамилия неизвестны. Не разговаривает. Приметы: лет тридцать-сорок, коротко острижен, глаза зеленые. Лицо круглое, почти лишено мимики. Мимики лишено, это как же? Застывшее лицо? Застывшее, застывшее?.. У того тоже было застывшее… «Как у рыбы», – подчеркнула соседка.

По приметам вроде похож, но, самое главное, сбежавший больной не разговаривает, а этот точно говорит. Но мало ли чего не бывает, хотя бы маленькая зацепка уже есть. Нужно обязательно проверить.

Он набрал номер лечебницы. Долго никто не отвечал. Наконец трубку сняли. Шебалин представился и поинтересовался пропавшим больным.

– Директор сыскного бюро? – Голос женщины дрожал от любопытства. – Как интересно! А что, вы нашего Прошу нашли?

– Прошу?

– Пропавшего больного то есть.

– В ориентировке написано, что его имя и фамилия неизвестны.

– Да, конечно. Но в лечебнице его называли Проша.

– Ах так! А нет ли у вас фотографии этого Проши?

– В истории болезни скорее всего нет. Но у нас один доктор увлекается фотографией, наверное, у него снимок Проши имеется.

– Нельзя ли узнать поточнее? Поверьте, это очень важно.

– Хорошо. Я сейчас постараюсь выяснить. Не вешайте трубку…

Минут пятнадцать она отсутствовала, потом, запыхавшись, прокричала:

– Такой снимок есть! Можете подъехать и забрать!

– Послушай, Бузыкин, – обратился Шебалин к одному из своих ребят, – поезжай в психиатрическую лечебницу. Обратись в приемную главврача и возьми фотографию пропавшего на днях больного по имени Проша. Потом, не заезжая в город, по Кольцевой выезжай на трассу и двигай в сторону Быково. Через пять километров, как проедешь Быково, поворот. Тащи атлас шоссейных дорог, я тебе покажу, где примерно сворачивать. Вот где-то здесь, – он отметил ногтем предполагаемое место поворота, – там еще куча засохшего цемента лежит. Доедешь до Покровки. Найдешь там участкового Безруких. Запомнил? Безруких! Скажешь, что от меня. Пускай свидетели опознают человека, снятого на этой фотографии.

– Так весь день уйдет, Николай Ильич, – сказал Бузыкин.

– Хоть два! Дело очень важное. Как только предъявишь карточку свидетелям, тут же звони мне, сообщи результаты. Звони сюда. Если меня здесь не будет, то звони домой. Помни, от твоей оперативности зависит жизнь ребенка.

Бузыкин умчался.

«Теперь будем ждать звонка, – сказал сам себе Шебалин, – просто сидеть и ждать».

Бузыкин позвонил через пять часов.

– Его опознали, – радостно орал он, – оба свидетеля: и доярка, и шофер.

– Отлично, – удовлетворенно констатировал Шебалин, – возвращайся скорее.

Значит, все-таки Проша. Однако что это дает? Психически больной похитил девочку и увез ее в неизвестном направлении. Хуже ситуации не бывает. Но все же, что это за Проша такой? И почему у него нет ни имени, ни фамилии? Нужно ехать в лечебницу. И как можно быстрее.

Лечебница встретила его тишиной. Наглухо закрытые высоченные ворота являли собой образец непоколебимой мощи. Некоторое время Шебалин что есть мочи стучал по их гулкой железной поверхности. Наконец сбоку открылась калитка и высунулось сердитое стариковское лицо.

– Чего хулиганишь?! – грубо спросил старик.

– Мне надо видеть главврача.

– Никого нет, – уже спокойнее сказал старик. Он подозрительно рассматривал Шебалина и его машину. – Ты, парень, поздновато приехал, рабочий день уже закончился.

– Но ведь есть кто-то из врачей?

– Есть дежурный, но на территорию я тебя не пущу. Согласно приказу, посторонним после шести вечера на территории бывать запрещено.

– Я из милиции, – заявил Шебалин, прекрасно зная, что эта магическая фраза раскрывает все двери.

– А не врешь? Предъяви документы!

Вздохнув, Шебалин достал удостоверение. Собственно, это было его старое милицейское удостоверение, но для этого дедка сойдет, решил он.

Старик долго изучал документ, всматриваясь в лицо Шебалина. Должность заместителя начальника уголовного розыска и чин капитана, видимо, произвели впечатление.

– А по какому делу? – уже заискивающим тоном, с любопытством спросил он.

– Больной у вас пропадал недавно?

– Это Проша, что ли? Ну так бы и сказал. Проходи.

Старик распахнул калитку, и Шебалин вошел.

– Следуй вон туда, – дед указал рукой на двухэтажное здание. – Найдешь Викентия Самойловича, он сегодня дежурит. Нашелся Проша?

– Не совсем, – ответил Шебалин и пошел в указанном направлении.

На территории больницы не было ни души, но когда он проходил мимо длинного больничного корпуса, то услышал звяканье посуды и приглушенный шум.

По-видимому, у них сейчас ужин. Значит, опять придется ждать.

Он вошел в здание, указанное сторожем. Прошел по гулкому полутемному коридору, в одной из комнат за дверью раздавались голоса. Шебалин постучал и, не дожидаясь приглашения, открыл дверь. Несколько человек в белых халатах смотрели телевизор. Услышав стук, они дружно повернулись и уставились на Шебалина.

– Можно мне видеть Викентия Самойловича?

– А в чем, собственно, дело? – Из кресла поднялся невысокий худощавый брюнет в очках.

– Это вы?

Брюнет кивнул.

– Мне нужно срочно поговорить с вами.

Они прошли в небольшой кабинет с выкрашенными белой эмалью стенами. В кабинете вообще преобладал белый цвет, и это Шебалину понравилось.

– Садитесь, – врач кивнул на стул, – так по какому вы делу?

– Я – директор частного сыскного бюро «Аргус», – представился Шебалин.

На лице врача промелькнуло мгновенное любопытство, но оно тут же сменилось официальным выражением.

– Аргус – это такой многоглазый великан? – продемонстрировал он свою эрудицию.

– Именно. – Шебалин поморщился, он не любил всезнаек. – Вот мои документы.

Врач мельком глянул на корочки и снова поднял глаза на Шебалина.

– Видите ли, – осторожно начал тот, – сейчас мы занимаемся поисками похищенной девочки. У меня есть неопровержимые доказательства, что похитил ее ваш больной, некий Проша.

– Так это вы звонили утром?

Шебалин утвердительно кивнул.

– Именно у меня и взяли для вас фотографию Проши. А почему вы думаете, что он причастен к похищению?

– По вашей фотографии его опознали свидетели.

– Даже так?!

– Если можно, расскажите поподробнее о Проше. Я что-то не понял, почему у него нет фамилии.

Врач вкратце изложил историю, уже известную читателю.

– Значит, личность его в тот момент не была установлена?

– Именно.

– Но ведь, насколько я знаю, он провел у вас десять лет, неужели за столь длительный срок не делалось никаких попыток выяснить – кто он?

– Попытки делались, но безуспешно. К слову сказать, такие безымянные субъекты – не редкость. Да вы, наверное, и сами это знаете.

– А нельзя ли ознакомиться с его личным делом?

– Вообще-то это не полагается, – врач замялся, – ну уж ладно, сейчас принесу. – Он вышел.

Шебалин от нечего делать уставился в окно. Он наблюдал, как с возвышающейся напротив окна сосны спустилась белочка и побежала к мусорному баку. Шебалин невольно улыбнулся.

Вернулся врач. В руках он держал тонкую папку. Сыщик бегло проглядел историю болезни.

– Полная амнезия… Ага… А вот и дата аварии – 13 апреля. В лечебницу попал через две недели после катастрофы. – Шебалин записал данные. – Не могли бы вы поподробнее рассказать о личности Проши? – попросил он врача.

– Что о нем рассказать? Очень спокойный. Не разговаривал…

– Не умел? Он что, глухонемой?

– Трудно сказать. Я лично от него ни разу слова не слышал, но понимал он все.

– А как же он объяснялся? Жестами?

– Да никак. Он был очень заторможенный. Почти никогда сам не вступал в контакт. Только кивал: да-нет… Больные его не любили. Сторонились. Правда, был у него здесь приятель – Граф Шереметев.

– Граф?

– Прозвище. Как только Проша сбежал, Шереметев, что называется, начал бузить, в буйство впал.

– А скажите, способен Проша на сексуальное преступление?

– На эксцесс, – поправил врач.

– Пусть на эксцесс.

Викентий Самойлович искоса посмотрел на него и пожевал губами:

– На это способен в принципе любой мужчина.

Шебалин усмехнулся.

– И все же?

– Может быть. Тем более что его могли спровоцировать.

– Кто?

– Видите ли, в тот день, когда Проша исчез, психиатр Касьянова привозила в клинику девочку, чтобы сделать ей энцефалограмму. Девочка столкнулась с Прошей возле отделения. А дети здесь бывают крайне редко. Так что…

– Он что же, свободно гулял по территории?

– Да, ему не запрещали. Никто не ожидал от него ничего подобного.

– Чем окончилась эта встреча?

– Да ничем…

– А как фамилия этой девочки?

– Я не знаю, но можно позвонить Касьяновой и спросить у нее. Запишите номер телефона.

– Так-так, – Шебалин закрыл блокнот и в упор посмотрел на Викентия Самойловича. – Все вроде понял, осталось только одно: ваше личное мнение по поводу Проши?

Врач помолчал, потом взглянул на Шебалина.

– В свое время меня очень интересовала личность этого больного. Мне всегда казалось, что он – самая настоящая загадка, и вовсе не потому, что неизвестно его настоящее имя. Отношение к нему других больных показывало, что от него исходит заряд отрицательной силы. Как бы… его окружает своего рода некая сумеречная зона. Душевнобольные вообще очень чувствительны к подобным вещам. Во время завтраков, обедов никто рядом с ним старался не сидеть. То, что нам кажется нездоровой причудой, на самом деле может быть реакцией на психическое излучение, не ощущаемое обычным человеком.