Текст книги "Лошадь как Искусство. Часть 2"

Оставшимся в живых надо было срочно учиться вести себя прилично, иначе за них выбор сделает эволюция, ведь частота встреч с группами чужаков только увеличивались. С этих пор, похоже, начинается бесконечная борьба между сторонниками «сильной руки» и космополитизма. Но на этом, довольно длительном, этапе, способность усмирять свои порывы в угоду желаниям других, приносила явные преимущества. А раз так, то начался отбор по мозгу, то есть способам проявления того или иного поведения, совершенствование дипломатии, в том числе, способов обмана, имитации и т.п., что с успехом применяют до сих пор многие наши соотечественники. Вполне вероятно, что в это время складываются первые ритуалы поведения, и чтобы объяснить соплеменнику как вести себя с иностранцами, дабы не спровоцировать агрессию или договориться с ними же без выяснения отношений на кулаках, речь начинает становиться несколько более сложной и осмысленной. Ярче проявляется зона Брока, отвечавшая за управление гортанью и речевым аппаратом. Значит, если эректусы еще не говорили как мы, то хотя бы могли делиться какими-то мыслями. Также увеличились те области височных долей, которые отвечают у современного человека за распознавание живых и не живых объектов. Любопытство противоположно страху, а в новых условиях нужно понимать, что перед тобой: нечто живое или просто причудливый камень, и не шарахаться от каждого шороха. А то ведь еще засмеют, тогда точно потомков не видать. Это важно, потому что подтверждает увеличившуюся частоту встреч и важность социальных контактов, а миграции и метисации всегда крайне полезны для развития культуры. А еще побочный эффект работы этих областей – анимирование объектов. Многие из наших современников, даже не замечая этого, анимируют даже автомобили.

Тут я бы хотел заострить внимание на одном важном моменте, который также привел к изменениям сознания и, как следствие, появлению искусства. Во времена эректусов, как всегда, одни из них промышляли, по большей части, охотой, другие совмещали собирательство и охоту, а третьи вообще вернулись к собирательству. Это зависело, в первую очередь, от природных условий, но не могло не отразиться на функционировании, а затем и строении мозга. Эти особенности сохраняться на протяжении всей истории человечества, вплоть до современности. Поэтому сейчас давайте сравним мышление собирателя и охотника и разберемся, насколько они различны.

В антропологии принято классифицировать древних людей как «охотников-собирателей». Этот термин весьма условный, и говорит только о том, что данные люди не производят продукты питания, а используют то, что есть в природе. Но на самом деле способ мышления у охотников и собирателей принципиально разный, потому что для успешного выполнения разных заданий требуются совершенно разные образы действий, а значит и конструкция мозга. Заставить себя действовать против своей природы (как генетической предрасположенности, так и выученных паттернов поведения) крайне сложно. Тут нужны качественно сменившиеся обстоятельства, и пока этого не произойдет, человек будет упорно делать то, к чему привык. Делать тщательней, настойчивей, может более разнообразно, иногда предпочитая умереть, чем измениться, но принципиально только то, что умеет, знает, чему научили авторитеты. Собственно, это понятно: предки выжили, передали знания, значит, их стратегия имела успех, и нечего выдумывать. Тем более, что думать слишком энергозатратно, да еще надо понимать о чем и каким образом думать, а действовать, не зная последствий довольно рискованно.

Еще ранние приматы прекрасно знали, что одни растения созревают в одно время, другие в другом месте в другое. Поэтому собиратели обычно не просто бродят по окрестностям. Их жизнь подчинена строго определенным циклам, что и помогло впоследствии, в силу изменения климата, перейти к земледелию – целенаправленному выращиванию растений, являющихся приоритетными или единственными в данной области. Собирателю нужно просто иметь терпение, знать признаки, по которым легче найти те или иные растения, и уметь избегать неприятностей в виде хищников и конкурентов. Соседство собиратель терпит неприятности в силу необходимости продлить род или ради какой-то помощи по хозяйству. Но ресурсов обычно не много и частая помощь других особей не требуется, и кооперация основана на простых и прагматичных вещах. Отношение к миру у собирателей исключительно потребительское: что можно съесть, укрыться от холода и т. п. Наблюдательность тоже только в рамках необходимости просто потому, что большая часть времени уходит на поиск пропитания, изобретательство очень простое. И потребности, соответственно, не высоки. Таскаться с барахлом по окрестностям… Зачем? На поиск пищи нужно много времени, торопиться некуда, поэтому собиратели терпеливы и пассивны. Изменения во внешнем мире обычно происходят медленно, а перемены только пугают. Падальщик, по сути, тот же собиратель. Если повезло найти крупную тушу, то неплохо, хватит и на ближайших родственников, но лишние рты не нужны. Поэтому основа жизни собирателя – инстинктивно-гормональное поведение, и максимум до чего дошли хабилисы – это галечная культура.

У охотников совсем другая история. Начнем с охотников на небольших животных. Здесь необходимо, хоть и постепенно, в корне поменять мышление. Отношение к миру, конечно, все еще потребительское, и если поначалу охотиться на небольших зверушек только изредка, то общей картины это не меняет. Зато помогает не спеша перейти к новому способу думать о мире. Например, все знают, что на ночном небе видны звезды, но мало кто постоянно смотрит вверх, замечая их передвижение, цвет или падающие метеориты. И только если вы астроном, мореход или путешественник, ночное небо влияет на вашу жизнь, и вы начинаете тщательно его изучать, слывя среди остальных ботаником и занудой. Так же для охотника вдруг оказывается значимой информация, совершенно не интересная собирателю, потому что жизнь охотника – это риск. А там, где есть риск, любая мелочь может повлиять на конечный результат.

Итак, охотник должен научиться:

– Подмечать изменения в окружающей среде (следы, поведение птиц, запахи, сломанные ветки, хруст, шаги и т.д.) и быстро на них реагировать.

– Знать повадки и различные особенности поведения животных, не только жертвы (ее знать особенно хорошо), но и других, по которым можно определить присутствие жертвы или хищника (чтобы самому не стать жертвой), предсказать его маневр, на что она реагирует, какие почвы предпочитает, как и где ходит, как пьет, где пасется, как общается с другими членами стада или видами и т. п.

– Охотнику приходится больше изучать окружающий мир, в котором все быстро меняется – никогда не знаешь, что пригодиться в будущем. Сама охота – это часто либо бег, либо засады и нападение, либо смена обстановки, короче, движение, процесс! Мозг постоянно ищет информацию в окружающем мире, подмечает детали, изменения, особенности, моделирует будущее, обрабатывает прошлый опыт. Собиратели больше нацелены на прошлое, условия, в которых уже находили еду, поэтому их мозг чаще нацелен на стабильное расслабленное состояние, экономию энергии, и приходит в готовность только во время довольно неспешного всматривания во время поисков пищи или при появлении опасности.

– Охотник чаще строит проекции будущего. Это не совсем планы, а стремление предсказать неопределенность. Поскольку вариантов много и они могут быть самыми неожиданными, риск неудачи велик. Именно из-за невозможности все учесть и огромной роли случайностей возникают ритуалы, обереги, амулеты и т. д. Шаманизм – явление более подходящее для охотников или скотоводов, чем собирателей и земледельцев, для которых более характерно жречество. Таким образом мозг пытается избавиться от нестабильности и неизвестности. Хоть как-то создать иллюзию контроля над миром.

– Что важнее всего, и чего почти полостью лишены собиратели – это необходимость кооперации и совместных действий с другими охотниками. В коллективе очень важна терпимость, желание понять и учесть все личностные особенности каждого члена команды. Также важно ввести правила, то есть некие условности поведения, когда каждый член группы жертвует на время частью своей индивидуальности ради слаженных действий и общего успеха.

Последний пункт крайне важен. Именно он позволил эректусам собираться в большие группы и строить модели поведения всех значимых членов группы, выстраивать иерархию и сложные взаимодействия. Что, в свою очередь, потребовало колоссальных способностей мозга. К примеру, волки тоже успешно охотятся, но хотя и умнее многих животных, дальше мозг не развивают, потому что стаи волков закрыты для посторонних. Стаи диких собак открыты, но сложных координированных совместных действий они почти не производят, потому что своих целей достигают за счет агрессии, клыков и т. п.

– Агрессивность и безжалостность по отношению к жертве. Борьба, агония, жалобные крики или ярость жертвы не должны пробуждать у охотников никаких чувств кроме ответной ярости или холодного расчета (последний уже более позднее приобретение). Это буйство тестостерона и норадреналина. Посмотрите на яркий экспрессивный танец фламенко! Красные цвета, огонь в глазах… кровь, ярость битвы – это наследие древности, рафинированное и потому возведенное в роль искусства.

Но много ли среди современных людей охотников, готовых в одиночку выйти с копьем на мамонта? Хорошо, пусть вчетвером или впятером, и не на мамонта… а хотя бы на кабана или медведя? Понимая возможные последствия, и зная, что нет современной медицины, и любая рана – это почти гарантированная смерть или долгая болезнь. И если группа теряет хотя бы одного члена, то это не просто ослабление, а многократное увеличение возможности неудачи. Каждый член коллектива практически незаменим, и в группе охотников из пяти человек смерть одного – это ужасающая трагедия для всех, а двух или трех – это почти что гибель всего племени. Ведь у кочевников запасов продовольствия очень немного, а на охоту идут, когда мяса остается совсем чуть-чуть. Поэтому в голове у охотника должна быть нацеленность на жертву, желание ее убить. Свернуть шею курице – это одно, а биться из последних сил с горой мускулов и ярости, способных уничтожить вас в одно мгновение – это требует всплеска эмоций, ощущение азарта боя, безжалостного отношения к жертве, и очень легкого к травмам и убийству.

– Готовность к риску. Не просто готовность – принятие его, как данности. Дичь не ходит под окнами в ожидании своего часа, ее еще найти нужно, и чтоб не удрала. Так что счастье охотника переменчиво. Это не в магазин сходить. Никогда не знаешь, придешь ли домой с добычей… и вообще придешь ли. «Со щитом или на щите», – как говорили легионеры Древнего Рима. Белые поселенцы в Америке не переставали удивляться, почему некогда кочевые индейцы, перемещенные в резервацию, не могли спокойно жить, даже если им вовремя давали пайки и необходимые товары. Они все время стремились включиться в какие-то авантюры, а эскимосы в Канаде могли просто так пойти путешествовать на 2000 км. А все потому, что охотник не представляет себе спокойной размеренной жизни, отсутствия риска, бури эмоций. Для него оседлость невыносимо скучна, почти как оказаться в полностью изолированной от внешнего мира комнате – ни звуков, ни движения, ни общения. Поэтому для него характерна даже не готовность, а желание риска.

Давайте взглянем на эректусов, которые стали сильно отличаться по поведению от своих предков-собирателей. В это прекрасное дикое время они как раз и становятся суперхищниками! А хищников никогда не может быть много. Теперь леопарды являются для них скорее конкурентами, чем реальной угрозой. Конкуренция с чужаками усиливается, но одновременно эректусы повышают сплоченность и организованность групп. Мужчины становятся крупнее женщин. Возникает четкое деление на «своих» и «чужих» – внутривидовая борьба, гораздо более жестокая, чем межвидовая. Скоро еды на всех не хватает, и эректусы следуют стратегии всех хищников – разделяют сферы влияния. Как говорит палеонтолог Ричард Халберт: «Существуют две стратегии приспособления к изменившимся природным условиям: отправиться искать те уголки мира, где изменения незаметны или приспособиться к тому, что есть». Преследуя стада антилоп, зебр и лошадей-гиппарионов, люди, наконец-то, совершают первый полноценный выход из Африки. К этому времени основательно постарались мыши-полевки. Живя в корнях кустарников, и подгрызая их, они превратили лесостепи Евразии в степи, аналогичные азиатским степям или африканским саваннам. И туда, конечно, тут же направились жители саванн: слоны, зебры, павианы, а за ними последовали и хищники, в том числе человек. Переход произошел в районе современного Йемена. Как мы помним, в это время похолодало, и ледник оттянул на себя множество воды из мирового океана. Сибирь и Аляска объединились широким мостом Берингией, по которому лошади проникли в Азию. Разумеется, климат стал более сухим, а уровень моря между Африкой и Евразией тоже сильно понизился. Севернее, в области Египта и Израиля перейти было бы легче, но там в то время лежала почти пустыня – совсем не привлекательное место для копытных и охотников. А в районе Йемена море было шириной всего лишь пару километров, что совсем не преграда для животных. Зато на другой стороне полные трав и добычи, знакомые степи. Вот туда и двинулись те эректусы, кто хотел избежать конкуренции и конфликтов с сородичами, в надежде обрести новую, богатую дичью родину.

В Африке же, где конкуренция была высока, а агрессивность грозила неприятными последствиями, малочисленные (хоть и увеличившиеся в численности, по сравнению с предками) группы охотников были вынуждены менять свое поведение, то есть становиться еще более добродушными, терпимыми, гостеприимными и коммуникабельными, приспосабливаться к обилию родственников и не родственников. Межгрупповая борьба за ресурс, если она ведется на уровне наращивания не клыков, а знаний, только увеличивает ресурс памяти и обучаемости. Вероятно, с тех самых пор, в человеческой культуре закрепилась эволюционная ценность ума и доброты. В стабильных условиях внутривидовой борьбы они скорее мешают накоплению ресурсов, но в течение сотен тысяч поколений, когда условия внешней среды были разнообразны и агрессивны, а ресурсы ограничены, выживали умные, способные делать что-то необычное или необычным образом и, так добывать пищу. И те, кто делился добытым с другими, контролировал эмоции и держал в голове множество факторов о соплеменниках и других группах, больше использовал мимику, речь, ритуальное поведение, подмечал детали, обменивался опытом, соревновался и т. д. Это давало возможность более результативных совместных действий, повышения количества идей в обществе…

Итак, самые непоседливые и неконформные покинули насиженные места, и постепенно передвигались все дальше и дальше, ведь в Африке все равно приходилось встречаться с какими-то племенами. Впрочем, часть диссидентов осталась в Африке, переместившись к югу. Часть двинулась на север, и, пройдя вдоль побережья Средиземного моря, перебралась через Гибралтар и оказалась в Испании. Тот-то они радовались отсутствию надоевших родственников!

От северной группы отделилась довольно крупная ветвь, чье внимание привлек Аравийский полуостров. Часть осталась жить в новом месте, а остальные двинулись разными путями. Идея первых была проста: справа, как всегда, море, слева не особо привлекательные пустыни, горы, джунгли и т. д. Позади вечно недовольные родственники и горы мусора (приматы не особо смотрят под ноги по старой привычке бросать вниз все с деревьев), а впереди чистый красивый пляж с кучей вкусностей, выбрасываемых морем, небольшие леса и прибрежные степи с привычной уже дичью. Эти эректусы двигались на восток и дошли аж до Явы, которая в то время она была частью материка. Их потомков мы потом будем обозначать термином «денисовцы». Другие решили, что надежнее следовать за стадами кочующих травоядных, то есть продолжили путь через степи на север, через горные долины и в сторону Европы. Климат Средиземноморской части Европы не особенно отличался от привычной Северной Африки – та же растительность и животный мир. То есть эректусы расселялись только по привычной тропической зоне. Однако именно там счастье длилось не долго. Вскоре начался Ледниковый период, резкие и довольно частые перепады от оледенений к потеплениям, и потомкам первых переселенцев уже не получалось физически приспосабливаться под быстро меняющиеся условия. Флора и фауна то становилась характерной для умеренного (а по представлениям теплолюбивых «африканцев» холодного) климата, то возвращалась к тропическому, то вновь холодало и Северная Европа покрывалась ледником, и становилось еще холоднее. Природные условия заставляли бороться за существование. Что же позволило им выживать в непривычном месте? Огонь.

Вообще даже шимпанзе бродят по сгоревшей саванне, подбирая «жареные» тушки несчастных животных, застигнутых врасплох природным огнем. Эти случайные возгорания бывают из-за излишне сухой травы, и достаточно разряда молнии или другой случайности, и степь уже полыхает. Существуют редкие свидетельства использования огня хабилисами, но, похоже, разводить его они не умели, и пользовались, если только повезет. Не известно, умели ли эректусы разводить огонь, но пользовались им уже гораздо шире, поддерживали случайно найденное пламя и готовили на нем мясо. Это и позволило им питаться более качественно, хотя, похоже, доля приготовленного мяса была в их рационе еще не такой большой. Активное использование огня началось еще в тропической Африке. Казалось бы, зачем огонь там, где и так тепло? Во-первых, это жаренная пища, дающая ощущение сытости при небольшом количестве мяса за счет эффекта «внешнего пищеварения», усвоение которой увеличивается, что при недостатке добычи довольно актуально. Во-вторых, в тропиках ночами бывает прохладно, поскольку организм воспринимает не абсолютную температуру, а ее перепады. А после дождя особенно приятно обсушиться. И, в-третьих, огонь – это свет. В Африке разделение дня и ночи поровну, то есть около 12 часов, но взрослому человеку достаточно 6,5—8 часов сна, в темноте мы видим плохо, а активация мозга происходит при свете. Поэтому очень приятно посидеть у костра, поболтать с родичами, пообщаться, продлить время бодрствования и пожарить еду, ведь это продолжение дня, чтобы потом встать с рассветом. Вероятно, подобное времяпрепровождение подстегнуло развитие языка, воображение, которое разыгрывается при свете костра, и, возможно, стало одним из факторов развития музыки, песен, танцев, историй и т. д. Эту традицию эректусы принесли с собой и на новую родину.

Поскольку гиены не пустили волков в Африку, конкурируя с ними за один и тот же ресурс (а волки не дали гиенам выбраться в Евразию), то человек столкнулся с ними уже только за пределами исторической родины. Волки стали главными конкурентами человека в Евразии и Америке, потому что занимали, фактически, ту же экологическую нишу – охотников на среднеразмерных копытных. В те времена волки были больше, агрессивнее и решительнее, не говоря уже о том, что существовало несколько видов волков, в том числе «ужасный волк», который был почти в полтора раза крупнее современных, поэтому составлял серьезную конкуренцию переселенцам. Из-за схожести и одновременной конкуренции с человеком в мифах разных народов Евразии и Америки волк предстает и братом, и врагом, и помощником, и коварным соперником, а легенды об оборотнях и волчьих шаманах встречаются на всех континентах.

Но пока ледник стоял в более высоких широтах, пищи в южной Европе хватало, в периоды потеплений эректусы предпочитали жить относительно большими группами. Это помогало им загонять стада оленей, ослов, лошадей и других копытных среднего размера, а также обороняться от волков. А нахождение в больших группах, не менее сложно организованных существ, и работа с новой информацией, как мы знаем, заставляют мозг работать, и он редко пребывает в покое. Современные ученые называют эту остаточную, фоновую активность мозга «блуждающим разумом». Она есть и у животных, мало того, многие из них часто пребывают в таком состоянии, но вопрос, как всегда, заключается в наполненности и качестве информации. В условиях нестабильности человек вынужден постоянно использовать «умственную жвачку», которая призвана постоянно, как паззлы, пересобирать прошлое и будущее, чтобы не допустить ошибку, подметить закономерности и т. п. А поскольку никаких гарантий в жизни охотников нет, и доля случайностей уж очень высока, мозгу требуются ритмичные действия (помните про сигналы времени, необходимые в системах?). И вот тут появляются первые ритуалы. Подобное поведение зафиксировано даже в опытах с голубями и муравьями, не говоря уже о высших животных. Вполне реально, что в попытках понять и объяснить другим такое поведение, из символьных языковых форм «блуждающего разума» и возникает религия или искусство.

Правда, один из самых ранних продуктов «блуждающего разума» найден не в Европе, а на Яве, но относится он к тому же времени – 1,2—1,0 млн. лет назад. Там какой-то неизвестный эректус вырезал акульим зубом на раковине мидии непонятные линии. А линии, как мы помним – самое простое и очевидное, что видит глаз и замечает мозг. В природе мало прямых линий, а здесь – явная демонстрация идеала восприятия, которая может означать и изображение зубов, и символ защиты, или вообще нечто непередаваемое словами, и не имеющее понятий. Важно то, что здесь явно в мозгу человека забрезжила какая-то идея, не связанная напрямую с едой, размножением или доминантностью, которую он воплотил в реальном предмете. Хотя до настоящего искусства было еще далеко.

Около 900 тыс. лет назад произошло одно из тех эпохальных событий, которое навсегда изменило историю человечества. На фоне пониженной летней инсоляции Южного полушария резко, как фазовый переход, произошло удлинение ледниковых периодов с 41 тыс. лет до 100 тысяч лет! Особенно плохо стало в зонах, далеких от современных субтропиков. Разумеется, это привело к смене флоры и фауны, но для человечества важнее другое. Чтобы образовать новый вид, приспосабливаясь к новым условиям, в среднем нужно как раз около ста тысяч лет. Изменение климата Европы на такой длительный срок провело черту между африканскими и европейскими эректусами. Приблизительно с этого периода мы начинаем отсчитывать появление гомо гейдельбергенсиса или гейдельбергского человека.

Оледенение спровоцировало начало более широкого использования огня как в Африке, так и, разумеется, по всей Европе. А огонь – это приготовленная пища, которая становится мягче, вкуснее, и усваивается легче. Огонь помогает пережить холода, а это хорошо для охотников, которые могут теперь следовать за добычей хоть на крайний север. И 900 тысяч лет назад люди поселяются даже на территории Таджикистана. В то же время в Испании мы находим первые образцы ашельской культуры. Но самое главное, что теперь суровые условия спровоцировали не жесткую борьбу за ресурсы, а поставили акцент на доброту и сотрудничество.

Примерно 700 тыс. лет назад в юго-восточной Азии упал очередной гигантский метеорит. В целом Земле он почти не повредил, но последствия взрыва накрыли собой часть Китая, Вьетнам, Суматру и другие части этого огромного региона, почти уничтожив расселившихся к тому времени эректусов. Обеднение среды всегда вызывает деградацию. Пожары, после которых остались лишь жалкие островки лесов, оскудение ресурсов, нарушение связей, привели к последствиям не менее печальным, чем сама катастрофа. Остались лишь европейская и африканская популяции, да жалкие остатки тех, кому посчастливилось выжить на островах типа Флорес, где они некоторое время сохраняясь как реликты, но постепенно деградировали и теряли культуру.

Оставшиеся в живых европейские и африканские эректусы, за четыреста тысяч лет изменились довольно сильно. Мозг человека гейдельбергского вырос аж на треть (!), до 1300 гр., что соответствует средним значениям современного человека, а у африканских гейдельбергцев даже чуть больше. Теменная доля существенно увеличилась, так ведь и орудия приобрели более совершенные формы, некоторые были невероятно суперсимметричны – для работы такого не требуется, а значит, у людей появились уже зачатки представлений об эстетике. Некоторые орудия были крайне маленькими, совершенно непригодными для работы, но сделанные по всем правилам, другие непомерно большими, явно с желанием поразить окружающих размером. Или подшутить. Совершенно грандиозное открытие ждало современных ученых в виде фигурки «Венеры» из Тан-тана, Марокко, что говорит уже не только о развитом воображении, но и стремлении создавать предметы, практически бесполезные, при этом, наполненные смыслом. Появляются орудия с вкраплениями раковин, мелких насекомых или узоров, насечки на костях в виде геометрических рисунков, жилища размером 3х6 метров, а местами аж до 9 метров длиной, санитарные захоронения, ритуалы, одежда!

Регулярное использование огня привело к уменьшению зубов, челюстей и желудочно-кишечного тракта, сужению талии и вообще появлению почти современного внешнего вида. Гейдельбергцы умели добывать огонь, а для этого нужно уметь отследить цепочку причинно-следственных связей и действовать нужным образом. Для чего требуется мозг куда более совершенный! Лобные доли у них также несколько увеличились, что отразилось не только на качестве и вариативности производимых орудий, но и на поведении. Что крайне существенно, у них сильно расширился канал голосового нерва, отвечающий за речь, изменилась подъязычная кость и речевые области в мозге, то есть чисто технически гейдельбергцы говорили уже не хуже нас с вами. А при таком подходе прямую стычку всегда можно заменить перебранкой или просто договориться, объяснить друг другу, кто чего хочет, и решить проблему мирным путем. И действительно, травматизм у гейдельбергцев резко падает, число следов драк или убийств уменьшается на порядок, зато улучшается качество мышления.

Для изменения состояния в системе нужно либо одно качественное изменение внешних условий, либо набор мелких, каждое из которых вносит свой вклад. Образно говоря, чтобы сдвинуть скалу, нужен либо один великан, либо множество лилипутов. Великан виден издалека, а лилипуты плохо заметны даже вблизи. Но с большой вероятностью лилипуты сделают свое дело точнее и аккуратнее: «вода камень точит», «терпение и труд все перетрут», «с миру по нитке – нищему рубаха» и т. д. Количество переходит в качество. Сотни тысяч лет группы гейдельбергцев то расходились в поисках пропитания, приспосабливаясь к новым местам, условиям и животным, то в хорошие периоды встречались с сородичами, привнося новые идеи. А злобные, эгоистичные особи, похоже, периодически уничтожались более «добродушными» соседями по принципу «Чтобы на земле наступил рай, хорошие люди должны убить всех плохих».

Несмотря на увеличение больших периодов оледенений, существовали еще и относительно небольшие колебания температуры, и если посмотреть на график потеплений и оледенений того времени, то он больше напоминает плотную штриховку, чем зигзаги. На фоне общего похолодания, наступали частые оттепели, поэтому группы гейдельбергцев не успевали разойтись далеко и забыть старые связи. В 2018 году в журнале Nature было опубликовано исследование, согласно результатам которого, в формировании мозга социальным взаимодействиям внутри группы отводится около 30% значимым связям между особями, 60% составляют экологические факторы (необходимость взаимодействовать с внешней средой) и ещё 10% отводится межгрупповой конкуренции. Все это присутствовало у гейдельбергцев. В теплые периоды они собирались большими стойбищами, наверняка для праздников, обменов новостями, товарами и невестами. Удивить, ведь это привлекает партнеров и других людей, улучшить для себя и их, придумать что-то новое, без чего иногда не выжить, вызвать восторг и восхищение, а значит привлечь половых партнеров и получить более высокий статус, стать кем-то значимым среди соседей. Интересы «блуждающего мозга» касались всех сфер жизни, а чем больше связей, чем больше нейронов, тем больше мыслей. Больше мыслей, большего количества сфер жизни они касаются, переплетаются, значит больше мыслей и т. д. Напоминает паутину, не правда ли?! В центре связей не много, но по мере увеличения радиуса, их количество резко увеличивается, и чем дальше, тем больше! А мышление вообще процесс приятный для тех, у кого оно развито, особенно если приносит реальный результат.

400 тыс. лет назад климат резко потеплел. Почва того времени в Европе напоминает почвы субтропиков, а разросшиеся леса и водоемы вновь заполнились африканской фауной. К этому периоду относятся многочисленные свидетельства появления человека на Восточно-Европейской равнине. Разумеется, накопленные знания, навыки и идеи «блуждающего разума» начали стремительно распространяться среди часто встречающихся друг с другом и скрещивающегося в живописном беспорядке, представителей раннего человечества. И понеслось… В первую очередь, похоже, представители африканской популяции изобрели метательные дротики. Не копье, а именно легкий, короткий, но эффективный для поражения на большом расстоянии подвижной цели, дротик. Вероятно африканские «гейдельбергцы» оказались более продвинутыми, что не удивительно, ведь они жили в более скученных сообществах, чаще встречались, учились понимать друг друга. Примерно с этого времени, как минимум, некоторые гейдельбергцы стали носить на шее ожерелья из круглых камешков-пемзы. Найдены кости слонов того же периода, с территории Германии, с гравировкой в виде параллельных линий и множество других непонятных, но забавных вещей вроде необычных кристаллов кварца, кораллов, раковин и т.п., принесенных издалека и найденных на стоянках, которых не было раньше. В Северной Африке, в Марокко, где жили в то время прямые потомки будущих кроманьонцев-сапиенсов, была даже найдена фигурка палеолитической Венеры, вероятно окрашенная охрой (охру использовали в погребениях и, возможно, красились ею).

О раскрашивании тел или вещей, а может стен в пещерах у гейдельбергцев 250 тыс. лет назад нам известно из находок в Нидерландах. Они пользовались красными окислами железа, разводя их до жидкого состояния. При том, что ближайший источник гематита находился в 40 км от стоянки и явно был принесен туда специально. Может быть, конечно, его использовали и с прагматической целью, но общая тенденция развития человечества приводит нас к выводам об эволюционно необходимом проявлении свойств «блуждающего разума».