Текст книги "Национальный состав Красной армии. 1918–1945. Историко-статистическое исследование"

Тем не менее и в дальнейшем Всероглавштаб настаивал на перераспределении украинских пополнений вне региона призыва. Так, 9 мая 1920 г. председатель СНК Украины Х.Г. Раковский сообщал замнаркомвоену Э.М. Склянскому о результате мобилизации пяти возрастов в Харьковской губернии, который «превзошел все наши ожидания»: удалось мобилизовать сразу 25 тыс. человек. Однако, добавлял Раковский, «использование этого сырого материала здесь, на Украине, неудобно. Необходимо, чтобы мы могли его обменять на мобилизованных с севера»[439]439
  РГВА. Ф. 11. Оп. 8. Д. 1059. Л. 17.


[Закрыть]. В последующем часть «украинских пополнений» была направлена в Петроград, часть – в Смоленск[440]440
  РГВА. Ф. 11. Оп. 8. Д. 1059. Л. 15.


[Закрыть]. Украина в 1920 г. стала одним из важных источников людских пополнений для РККА. А к октябрю 1920 г. она дала в общей сложности 258,9 тыс. человек (в том числе 250,5 тыс. человек отправленных в войска)[441]441
  РГВА. Ф. 11. Оп. 8. Д. 1059. Л. 309.


[Закрыть].

До самого конца Гражданской войны, окончившейся объединением советских республик в единое государство – Советский Союз, – граждане формально независимых советских республик (Армении, Азербайджана, Грузии, Белоруссии, Украины, Дальневосточной Республики и Хорезма) отбывали воинскую повинность на единых с гражданами РСФСР основаниях[442]442
  РГВА. Ф. 7. Оп. 7. Д. 570. Л. 113.


[Закрыть].

Практика же была самой разнообразной. В азиатской части страны, как правило, дело ограничивалось отдачей общей директивы центральных органов военного управления (РВСР, ВГШ) местному военкомату, который организовывал мобилизацию согласно своим возможностям. Нередко призванные по мобилизации использовались для местных нужд (прежде всего для комплектования национальных частей). Центральные органы, как правило, могли рассчитывать лишь на излишки мобилизованных, однако таковых местные ревкомы старались вернуть в народное хозяйство, демобилизовав или отправив на трудовой фронт внутри республики.

При правильной постановке работы местных военных органов военный учет населения всегда предшествует призыву и мобилизации. Более того, учет дает основания для мобилизационных расчетов. Однако в условиях гражданской войны и неразвитости военных аппаратов почти повсеместно мобилизация сопровождала учет или даже опережала его. В этом случае административным единицам давалась разверстка на определенное число новобранцев[443]443
  РГВА. Ф. 11. Оп. 5. Д. 737. Л. 153 об.


[Закрыть]. Особенно экзотическими были мобилизации кочевников-киргиз (казахов). Обширность территории, отсутствие воинского и вообще какого-либо учета движения населения, невозможность установить возраст призывника, повальная неграмотность, отсутствие военных специалистов местных национальностей, слабость советских аппаратов на местах, отсутствие пролетариата[444]444
  РГВА. Ф. 7. Оп. 7. Д. 707. Л. 11.


[Закрыть] – вот далеко не полный перечень проблем, которые предстояло решить. В отличие от царской администрации большевики не видели здесь непреодолимых препятствий и готовы были мириться с огромными издержками на этом пути, прибегая к любым способам убеждения и принуждения к защите нового строя. Тем более что «освоение» людского ресурса кочевников сулило большой «куш»: численность всего киргизского населения (вместе с кара-киргизами) оценивалась в 5785,8 тыс. человек, а вместе с киргизами (казахами), рассеянными по Оренбуржью и другим степным областям, могла достигать 8 млн человек[445]445
  РГВА. Ф. 7. Оп. 7. Д. 707. Л. 155.


[Закрыть]. Вся эта масса людей никогда ранее не привлекалась к обязательной военной службе.

При всей кипучей деятельности в области мобилизаций длительное время центральные органы военного управления имели самое смутное представление как о прошедших призывах, так и об остатках людских ресурсов, годных к призыву. Национальные военкоматы, как правило, не подчинялись окружным управлениям и не предоставляли им никаких сведений[446]446
  РГВА. Ф. 11. Оп. 8 Д. 692. Л. 250.


[Закрыть]. Всероссийский Главный штаб, в свою очередь, не всегда имел с ними устойчивых контактов. Впрочем, к исходу второго года войны военный учет и его статистическое обобщение только налаживались в масштабах всей Красной армии.

11 декабря 1919 г. врид начальника управления Мобилизационного управления Федоров[447]447
  Инициалы не установлены.


[Закрыть] представил начальнику ВГШ справку «Об использовании призывавшихся на территории Республики инородцев», содержавшую лишь самую общую и разнородную ситуацию о состоявшихся у ряда народов призывах (перечислены калмыки, башкиры, киргизы (казахи), эстонцы, латыши, татары, мещеряки, тептяри, мусульмане и китайцы). Из справки выясняется наличие единой установки: для комплектования обычных частей РККА призывать все национальности; для комплектования национальных частей – призывать только возрасты, не призванные в общем порядке.

Практика же была самой разнообразной. В азиатской части страны, как правило, дело ограничивалось отдачей общей директивы центральных органов военного управления (РВСР, ВГШ) местному военкомату, который организовывал мобилизацию согласно своим возможностям. Нередко призванные по мобилизации использовались для местных нужд (прежде всего для комплектования национальных частей). Центральные органы, как правило, могли рассчитывать лишь на излишки мобилизованных, однако таковых местные ревкомы старались вернуть в народное хозяйство, демобилизовав или отправив на трудовой фронт внутри республики.

С начала 1920 г. Всероглавштаб предпринимал настойчивые попытки привести мобилизационную практику в национальных регионах к общероссийской, мотивируя это тем, что в отношении нерусских народов не предусматривалось каких-либо исключений по призыву. Например, первая мобилизация в Киргизском крае была объявлена местным ревкомом 24 января 1920 г. Мобилизации подлежали молодые люди возрастом от 20 до 25 лет. Начальник Мобупра Всероглавштаба В. Авилов требовал объяснений, почему призваны были только эти возрасты, а не все возрасты, уже призванные на территории РСФСР[448]448
  РГВА. Ф. 11. Оп. 8. Д. 692. Л. 11.


[Закрыть]. Местным военкоматам рассылались требования об информировании о произведенных ранее мобилизациях[449]449
  РГВА. Ф. 11. Оп. 8. Д. 692. Л. 247.


[Закрыть].

По мере расширения пространства, отвоевываемого Советской Россией, неизбежное распространение практики призыва на нерусских граждан поставило на повестку дня вопрос о формировании специального законодательного регулирования в этой сфере. Весной Западно-Сибирский военный округ проводил на своей огромной территории (Алтайская, Омская, Тобольская, Томская, Челябинская и Семипалатинская губернии) частный призыв инородцев, протекавший, по признанию штаба округа «с большими затруднениями и малым успехом»[450]450
  РГВА. Ф. 11. Оп. 8. Д. 692. Л. 38.


[Закрыть]. Для общего разрешения вопроса в масштабах всей страны 10 мая 1920 г. было издано постановление Совета Труда и Обороны (СТО) «О призыве в ряды Красной армии граждан нерусской национальности Сибири, Туркестана и других окраин», подписанное В.И. Лениным. В первом пункте постановления декларировалось, что граждане нерусских национальностей «подлежат призыву в ряды Красной армии на одинаковых основаниях с остальными гражданами РСФСР». Однако уже второй пункт предусматривал возможность временного освобождения от призыва некоторых народов. Право освобождения было предоставлено местным органам власти по согласованию с губернскими военными комиссарами и Всероглавштабом. Освобождение той или иной национальности от военной службы надлежало каждый раз утверждать в СТО с мотивированным объяснением необходимости этой меры. Все освобождаемые этносы подлежали привлечению к государственной трудовой повинности с учетом местных бытовых и хозяйственно-экономических условий[451]451
  Декреты Советской власти. Т. VIII. М., 1976. С. 175–176.


[Закрыть]. При этом трудовое использование мобилизованных не считалось хорошим выходом. Заместитель председателя Реввоенсовета Э.М. Склянский настаивал именно на поиске путей для использования мобилизованных по назначению[452]452
  РГВА. Ф. 11. Оп. 8. Д. 692. Л. 103.


[Закрыть].

В последний период Гражданской войны Всероглавштаб требовал неукоснительного соблюдения положений постановления СТО от 10 мая 1920 г. при организации призывов среди нерусских народов.

В телеграммах за подписью начальника ВГШ А.А. Самойло, которые рассылались в военные округа во второй половине июля 1920 г., содержалось важное дополнение: местные органы военной власти должны были предложить меры заблаговременной регистрации военнообязанных «для беспрепятственного и успешного исполнения предполагаемого призыва»[453]453
  РГВА. Ф. 11. Оп. 8. Д. 692. Л. 81.


[Закрыть].

Первоначально постановление СТО от 10 мая 1920 г. рассматривалось как временный документ – до выяснения отношения к воинской повинности того или иного народа, «обладающего яркими бытовыми и культурными особенностями»[454]454
  РГВА. Ф. 7. Оп. 7. Д. 570. Л. 2 об.


[Закрыть]. Однако в последующем оно стало законодательной основой для дальнейших отсрочек приема нерусских народов в РККА.

Попытка реализации этого постановления в 1920–1921 гг. заслуживает отдельного рассмотрения, поскольку в ней отразилась общая картина с военным учетом и призывом нерусских народов. Первым шагом стал запрос в июне 1920 г. от врид начальника Всероглавштаба РККА А.А. Самойло соображений Наркомнаца, Сибревкома, реввоенсоветов Туркестанского и Северо-Кавказского военных округов о возможности мобилизации нацменьшинств. «Если же таковая мобилизация, – отмечалось в запросе, – представляется нецелесообразной или невыполнимой по разным причинам, то охарактеризуйте их и укажите, не может ли это инородческое население быть привлечено в порядке обязательной разверстки или вербовки добровольцев»[455]455
  РГВА. Ф. 11. Оп. 8. Д. 692. Л. 78.


[Закрыть]. Кроме того, с мест запрашивалась информация о состоянии воинского учета «инородческого населения», а если таковой еще не был произведен, то им предлагалось немедленно заняться[456]456
  РГВА. Ф. 11. Оп. 8. Д. 692. Л. 254–254 об.


[Закрыть].

В округах были образованы особые совещания с участием представителей местных властей, военных кадров и обсуждаемых народностей. Командование Красной армии поставило на рассмотрение совещаний широкий перечень вопросов: какие этносы и в какой форме можно привлечь к военной службе немедленно, для каких возможно заменить ее трудовой повинностью и на каких условиях, а для каких сохранить льготы в полном объеме[457]457
  Сиднев [А.Ф.] Призыв национальностей // Война и революция. 1927. № 6. С. 69.


[Закрыть].

Не располагая актуальными социально-демографическими данными о мобресурсах большинства народов, Всероглавштаб вынужден был пользоваться материалами, предоставленными еще в 1915 г. Военным министерством Российской империи Государственной думе и Совету министров, когда рассматривался вопрос о призыве на военную службу народов, освобожденных от воинской повинности. Соответствующая справка была подготовлена заместителю председателя РВСР Э.М. Склянскому[458]458
  РГВА. Ф. 11. Оп. 8. Д. 692. Л. 274.


[Закрыть].

Сохранившаяся переписка свидетельствует о том, что во Всероглавштабе вполне разделяли прагматичное и по-имперски высокомерное отношение к инородцам. Это неудивительно, если учесть, что большинство руководящих должностей во Всероглавштабе занимали генштабисты старой школы, включая и начальника – бывшего генерал-майора А.А. Самойло. Часть из них перешла с аналогичных должностей в административно-мобилизационном аппарате Военного министерства Российской империи. В циркуляре Самойло, разосланном 23 июля 1920 г. военкомам перечисленных выше округов, обращает на себя внимание специфическая лексика, более органичная самодержавной эпохе: «При обсуждении вопроса принять во внимание: 1) соображения политические, в силу которых милитаризация какой-либо группы ненадежного инородческого населения могла бы явиться опасной для государства; 2) условия географические и климатические, по которым привлечение той или иной группы населения к воинской повинности, не давая армии существенных выгод, сопряжено с огромными трудностями; 3) характерные физические и культурные свойства населения, в силу чего то или иное племя по своей дикости и физической слабости может оказаться совершенно непригодным для комплектования войск; 4) местные условия и обстоятельства, при которых общегосударственная польза, достигаемая временным освобождением какой-либо народности от воинской повинности, превышает невыгоды этой меры»[459]459
  РГВА. Ф. 11. Оп. 8. Д. 692. Л. 87.


[Закрыть].

Параллельно рассылке запросов были предприняты пробные мобилизации в некоторых местностях, где они не проводились никогда ранее, в частности в Калмыкии и в Туркестанском крае. Летом 1920 г. мобилизации граждан 1901–1885 гг. рождения последовательно проводились в Закаспийской, Самаркандской, Ферганской, Сырдарьинской, Семиреченской областях. Уже 22 августа в Туркестанском крае было зачислено в армию 28 296 мобилизованных, из которых 23 156 человек составляли лица коренных национальностей (в документах все они объединены под рубрикой «мусульмане»). К 1 ноября 1920 г. их число выросло до 29 499 человек (в войска было отправлено 25,6 тыс. человек)[460]460
  РГВА. Ф. 11. Оп. 8. Д. 182. Л. 335.


[Закрыть].

Одновременно продолжалось обсуждение самой возможности распространения воинской обязанности на восточные народы. В течение осени 1920 г. поступали ответы с мест. Большей частью они содержали отрицательные заключения. Так, Калмыцкий отдел при Наркомнаце ссылался на полную хозяйственную разруху Калмыцой степи и острую нехватку рабочих рук в связи с мобилизациями[461]461
  РГВА. Ф. 11. Оп. 8. Д. 692. Л. 176.


[Закрыть]. В ноябре 1920 г. Восточно-Сибирский окрвоенком сообщил, что развертывание призыва связано с «весьма серьезными затруднениями: дикость инородцев, незнание русского языка, заразные болезни, привычка к климату, инертность к восприятию социализма». Полагалось возможным призвать два молодых возраста оседлого населения и части кочевого (бурят, якутов, татар, тунгусов, карагасов[462]462
  Карагасы – устаревшее наименование тюркоязычного народа Восточной Сибири тофаларов.


[Закрыть], каченов и хакасов), но отсрочив призыв на полгода для проведения учета населения, его медицинского освидетельствования и политической подготовки.

В числе мотивов в пользу призыва называлась необходимость «успокоения русского населения», ожидавшего уравнивания народов в несении воинской повинности. Предлагалось для адаптации призванных первоначально содержать их в трудовых частях, в которых произвести отбор наиболее выносливых. Вообще, физической пригодности и физической выносливости окраинных народов к военной службе придавалось большое значение. Чтобы не оказывать шокирующего влияния на организм, предлагалось «призванных и принятых инородцев перемещать по параллели, а не в меридиональном направлении, так как это отзовется гибельно на их здоровье»[463]463
  РГВА. Ф. 11. Оп. 8. Д. 692. Л. 254 об.


[Закрыть]. В другой записке из того же округа отмечалось, что «инородцы Восточной Сибири (кроме бурят)… вследствие крайне низкой степени общего развития и усиления бродяжничества[464]464
  Имелся в виду кочевой образ жизни.


[Закрыть], являются неподготовленным и сырым материалом, требующим длительной обработки. В климатическом отношении веками приспособившись к определенным климатическим условиям, инородцы не могут безболезненно переносить перемену в климате, вызывающую в их среде массовые заболевания и смертность»[465]465
  РГВА. Ф. 11. Оп. 8. Д. 692. Л. 257.


[Закрыть].

Кроме сбора письменных мнений, Всероглавштаб 23 октября 1920 г. в Мобуправлении Всероглавштаба состоялось междуведомственное совещание по вопросу о призыве на военную службу инородцев Сибири под председательством начальника Мобупра Федорова. Высказанные участниками совещания аргументы против призыва значительно перевешивали мнение желавших начать его немедленно. Многие вспоминали недавний неудачный опыт самодержавия по привлечению инородцев Туркестанского края к трудовой повинности, приведший в 1916 г. к широкомасштабному восстанию. Представители всех ведомств (Наркомнаца, Наркомтруда, Политуправления РВСР, Центрального статистического управления) высказались за постепенный и индивидуальный подход к каждой народности, учет их социального и культурного развития, участие представителей народов и компетентных специалистов в решении о призыве, немедленную организацию воинского учета среди местного населения[466]466
  РГВА. Ф. 11. Оп. 8. Д. 692. Л. 282–282 об.


[Закрыть].

Между тем военно-стратегическая обстановка во второй половине 1920 г. коренным образом изменилась: осенью завершилась Советско-польская война, войска генерала П.Н. Врангеля были вытеснены в Крым и в ноябре окончательно разбиты. На Дальнем Востоке войска атамана Г.М. Семенова отступили в Маньчжурию. Весной 1920 г. советская власть была полностью восстановлена на Северном Кавказе. Красная армия вступила в Закавказье, установив советскую власть в большей части региона к концу 1920 г. Гражданская война близилась к завершению (собственно, современники датировали ее окончание именно 1920-м г.), и острая нужда в людских пополнениях миновала[467]467
  Исключение составил период острой фазы Советско-польской войны, в течение которой войска, действовавшие на западном направлении, испытывали острую нужду в пополнениях и вынуждены были прибегать к самоукомплектованиям. В конце июля 1920 г. была объявлена мобилизация сразу 12 возрастов (1901–1889 гг. рождения) во всех десяти занятых советскими войсками польских и белорусских губерниях. Насколько острой была нужда Красной армии в людях, свидетельствует тон распоряжения Всероглавштаба, требовавшего принять «особо экстренные меры» и мобилизовать «всех, за исключением явных калек». Призыв фактически не состоялся, поскольку к назначенной дате (20 августа 1920 г.) коренным образом изменилась стратегическая обстановка на фронте не в пользу советских войск, которые вскоре были разгромлены (Там же. Д. 1059. Л. 133).


[Закрыть]. Уже в декабре 1920 г. на государственном уровне было принято принципиальное решение о начале поэтапного сокращения Красной армии. В 1920 г. интенсивность мобилизаций существенно сократилась. В течение последнего года Гражданской войны было проведено несколько частных призывов в Сибири, на Украине, на Урале, Туркестане, давших около 700 тыс. человек (против 1975 тыс. человек в 1919 г.)[468]468
  Мовчин Н. Указ. соч. С. 100, 215.


[Закрыть]. В марте 1920 г. был объявлен призыв молодежи 1901 г. рождения, отложенный ранее, давший войскам 256 тыс. человек[469]469
  Мовчин Н. Указ. соч. С. 216.


[Закрыть]. Это был последний всеобщий возрастной призыв в период Гражданской войны.

На этом фоне обсуждение вопроса о призыве нацменьшинств приобрело несколько «академический» оттенок. По крайней мере, теперь оно уже не требовало срочных решений. Фактически многомесячное обсуждение темы в течение 1920 г. ничем не закончилось, поскольку в 1921 г. призывы в армию уже не осуществлялись, а, напротив, шло быстрое сокращение армии.

Летом и осенью 1921 г. в ответ на новый запрос Совета Труда и Обороны обсуждение с «главными военными начальниками окраин Советской Республики» возобновилось. Соответствующим военкомам вновь были разосланы вопросники фактически с прежними формулировками, но с акцентом на возможность использовать трудовой ресурс инородцев. Предлагалось «точно выяснить совместно с представителями инородцев, кто из инородцев может быть привлечен к военповинности, а об остальных войти с ходатайством о замене военповинности трудповинностью»[470]470
  РГВА. Ф. 7. Оп. 7. Д. 570. Л. 101–103, 106.


[Закрыть]. На этот раз обсуждение носило еще более отвлеченный характер, поскольку в этот период вообще прекратились всякие новые наборы в Красную армию, а сокращение войск шло быстрыми темпами.

В целом в восточных областях страны до окончания войны комплектование Красной армии нерусскими гражданами не вышло за рамки добровольческой парадигмы. Здесь не сложилось условий для обязательного призыва, минимум которых можно охарактеризовать совокупностью политической лояльности населения, наличием работоспособных органов местного военного управления и постановкой персонального воинского учета. Напротив, даже в конце 1920 г. Всероглавштаб не получил вообще никаких отчетных данных из ряда крупных национальных регионов о состоянии военного учета и о проводившихся мобилизациях. В конце октября 1920 г. Совет Всероглавштаба вынужден был направить в Туркестан инспекционно-инструкторскую комиссию Мобупра, которой было поручено выяснить состояние работы военно-учетных органов, определить, «проводились ли до настоящего времени на территории Туркестана мобилизации… чьим распоряжением, на какой территории, какие возрасты призывались и какие результаты дала мобилизация…», а также возможность и условия осуществления мобилизаций в ближайшем будущем[471]471
  РГВА. Ф. 11. Оп. 8. Д. 1059. Л. 213.


[Закрыть].

* * *

Интересно, что именно в это время было проведено максимально возможно точное в тех условиях обследование личного состава Красной армии, однако никаких следов его практического использования современниками найти не удалось. Речь идет о первой переписи РККА, состоявшейся 28 августа 1920 г. Чрезвычайно затянувшийся сбор (до конца 1920 г.) и обработка результатов переписи на фоне быстрого сокращения армии очень скоро сделали их неактуальными для органов военного управления. Однако для историка Красной армии статистические сведения, отразившие социально-демографический и этнический состав Красной армии на третьем году ее существования, безусловно, представляют большой научный интерес.

В таблице 8 представлены совокупные данные по армии (2 841 883 человека или 99,5 % всех переписанных военнослужащих) и флоту (43 528 человек или 1,5 % переписанных военнослужащих)[472]472
  Списочная численность Красной армии по состоянию на 1 сентября 1920 г. определялась в 3538 тыс. человек. Таким образом, данные переписи оказались ниже данных текущего учета на 16,5 %. Недоучет образовался за счет следующих категорий: военнослужащие, проживавшие на частных квартирах и согласно инструкции ЦСУ охваченные проходившей одновременно гражданской переписью (около 280 тыс. человек); советские войска, интернированные Германией в Восточной Пруссии после их отступления из-под Варшавы (около 80 тыс. человек). За исключением этих двух категорий военнослужащих, общий недоучет, который можно отнести к браку переписи, составил 6,4 % (Труды Центрального статистического управления. Т. XIII. Вып. 2. С. 7 (РГВА. Ф. 40442. Оп. 3. Д. 2. Л. 7).


[Закрыть]. В таблице приведены данные 56 (из 132 перечисленных в переписи) наиболее многочисленных национальностей, представленных в рядах вооруженных сил.

Таблица 8. Данные о национальном составе РККА и РККФ по итогам переписи 28 августа

¹* Пермяки – ныне коми-пермяки, народ финно-угорской языковой группы.

²* Имеются в виду азербайджанцы.

³* Так в источнике. Имеются в виду казахи.

⁴* Наименование части оседлого населения отдельных районов Средней Азии в XVIII – начале XX в. Этнически относились к узбекам и отчасти таджикам.

Составлено по: Труды Центрального статистического управления. Т. XIII. Вып. 2. С. 61–65. (РГВА. Ф. 40442. Оп. 3. Д. 2. Л. 31–33).

Первое, что бросается в глаза, – это непомерно большой удельный вес русских военнослужащих (78,6 % против 55,6 % русских среди населения). Подавляющее преобладание русских в рядах Красной армии – это специфический феномен именно Гражданской войны. Результаты переписи подтверждают выдвинутый выше тезис о том, что ядро Советской России совпало с историческим ареалом великорусского этноса, в то время как нерусские окраины бывшей империи пришлось присоединять силой и их людские ресурсы были частично или полностью недоступны для комплектования Красной армии. За пределы великорусского этнического ареала Красная армия вышла только в конце Гражданской войны[473]473
  1 декабря 1918 г. Главком Вацетис в докладе Реввоенсовету Республики сравнил ее территорию с «тесно великокняжеской Московией» (Директивы Главного командования Красной Армии (1917–1920). М., 1969. С. 130–131).


[Закрыть], когда снизилась интенсивность боевых действий и спала острота проблемы пополнений (напомним, в конце 1920 г. началась поэтапная демобилизация РККА). С этой точки зрения можно сказать, что Красная армия времен Гражданской войны была армией русской, причем этнически более гомогенной, чем даже Русская императорская армия в конце самодержавия.

С хозяйственно-экономической точки зрения высокое мобилизационное напряжение русского населения имело самое пагубное влияние, подорвав крестьянское хозяйство аграрных губерний Европейской России. Например, если во Владимирской губернии в мирное время в армию призывалось 7,3 % трудоспособных мужчин, то в 1920 г. – 31,7 %, в Тульской – соответственно 6,1 % и 34,1 %; в Костромской – 6,5 % и 50,3 %[474]474
  РГВА. Ф. 40442. Оп. 3. Д. 2. Л. 5.


[Закрыть]. Для сравнения, в период Первой мировой войны нагрузка на русское крестьянское хозяйство в целом была еще выше[475]475
  В перечисленных трех губерниях было взято в армию: во Владимирской – 46,3 % трудоспособных мужчин, в Тульской – 48,5 %, в Костромской – 49,0 %, а всего по стране – 47,4 % (Россия в Мировой войне… С. 21).


[Закрыть], однако нужно принимать во внимание: война теперь пришла в саму русскую деревню, многократно усилив ее бедственное положение. Центральные губернии не только пребывали в состоянии хозяйственной разрухи, но и были опустошены с демографической точки зрения. Гражданская война усугубила громадные демографические потери великорусского этноса, особенно молодых возрастов, понесенные вследствие мировой войны (убитые, инвалиды войны, эмигранты).

Кроме великороссов еще шесть этносов были представлены в Красной армии относительно более многочисленными группами, чем среди населения: латыши, литовцы, эстонцы, поляки, черемисы (марийцы) и чуваши. Причем у первых трех этносов превышение было многократным. Это объясняется тем, что уроженцы Прибалтики, жившие на территории России, охотно записывались в Красную армию.

Представительство всех остальных этносов в РККА было ниже их удельного веса среди населения. Особенно примечательно, что в Красной армии в этот период насчитывалось лишь 5,9 % украинцев, в то время как среди населения их удельный вес составлял 17,0 %. Это прямое следствие перипетий Гражданской войны: советская власть на Украине достаточно укрепилась, чтобы развернуть мобилизации населения, лишь в 1920 г. К 28 августа 1920 г. мобилизации на Украине дали 192,6 тыс. человек, а в войска было отправлено 167,5 тыс. человек[476]476
  РГВА. Ф. 11. Оп. 8. Д. 182. Л. 281.


[Закрыть].

По тем же причинам, что и с украинцами, крайне незначительным было представительство народов Закавказья, Северного Кавказа, Сибири, Средней Азии[477]477
  В литературе встречаются данные, существенно отличающиеся от материалов переписи. Так, К. Аманжолов в своей докторской диссертации приводит следующий состав Туркестанского фронта: по состоянию на 1 апреля 1920 г.: всего личного состава – 122 656 человек, из которых казахов-киргизов – 7727, узбеков – 6130, татар – 3678, прочих национальностей – 18 390 человек. На 1 мая 1920 г. в составе Туркестанского фронта было русских – 69,7 %, казахов-киргизов – 6,3 %, узбеков – 5,6 %, татар – 3,3 %, прочих – 15,1 %. К середине 1920 г. Туркестанский фронт имел в своем составе: русских – 69,7 %, казахов и киргизов – 6,9 %, узбеков – 5,6 %, татар – 3,3 % и других национальностей – 14,5 %, а к концу 1920 г. представители местных национальностей составляли в рядах Красной армии Туркестанского фронта уже 33 % общего числа бойцов.
  По данным переписи РККА, по Туркестану числилось киргизов и казахов – 6021, узбеков – 2258, туркмен – 1075, таджиков – 410. Кроме того, в полевых войсках: киргизов и казахов – 2265, узбеков – 420, туркмен – 67, таджиков – 26 человек. А всего – 12 542 человека. Перепись определяет численность советских войск в Туркестане в 73 990 человек. Удельный вес местных национальностей (с учетом полевых войск) составлял 16,5 %. (Труды Центрального статистического управления. Т. XIII. Вып. 2. С. 52–53 (РГВА. Ф. 40442. Оп. 3. Д. 2. Л. 42–43).
  Выявленное противоречие можно попытаться объяснить тем, что фактически перепись в Туркестане удалось начать только 1 октября 1920 г.; само мероприятие из-за огромных расстояний и противодействия банд растянулось во времени. В ЦСУ материалы из Туркреспублики стали поступать только в конце декабря 1920 г. Очевидно, за это время произошло сокращение войск фронта и пропорционально ему – и численность представителей местных национальностей.


[Закрыть].

Более отчетливо разбалансировка этнического состава армии с национальной структурой всего населения с начала XX в. видна в сводной таблице 9, отражающей национальный состав Русской императорской армии, Красной армии и населения с начала XX в. по 1920 г.

Таблица 9. Национальный состав Русской армии, Красной армии и населения с начала XX в. по 1920 г., в процентах

Источник: Труды Центрального статистического управления. Т. XIII. Вып. 2. С. 14 (РГВА. Ф. 40442. Оп. 3. Д. 2. Л. 10 об).

Следует учитывать, что к этому времени нерусское население сократилось за счет отколовшихся от Советской России Финляндии, Польши и балтийских государств[478]478
  РГВА. Ф. 54. Оп. 6. Д. 432. Л. 25 об. – 27.


[Закрыть]. В частности, удельный вес поляков сократился в 11 раз: с 8,56 % в 1912 г. до 0,78 % в 1920 г.; евреев – в 3 раза: с 4,04 % до 1,34 %; немцев – более чем в два раза: с 1,61 % до 0,7 %[479]479
  Подсчитано по: Военно-статистический ежегодник Армии за 1912 г. СПб., 1914. С. 374–375; РГВА. Ф. 4. Оп. 5. Д. 7. Л. 2, 16.


[Закрыть]. В целом представительство в армии «западных» народов (литовцев, латышей, немцев, поляков, евреев из западных губерний) сократилось с 16,15 % в 1912 г. до 3,57 % в 1920 г., то есть без малого в 4,5 раза![480]480
  Подсчитано по: Военно-статистический ежегодник Армии за 1912 г. СПб., 1914. С. 374–375; РГВА. Ф. 4. Оп. 5. Д. 7. Л. 2, 16.


[Закрыть]

В 1921 г., по мере того как советская власть укреплялась в национальных окраинах страны, существенно выросла в войсках доля украинцев, поскольку на Украине активно проводились мобилизации в РККА. Так, на 30 апреля 1921 г. на 446,4 тыс. военнослужащих, чья национальность была известна, русских числилось 77,6 %, украинцев – 13,7 %. По данным Центрального военно-статистического отдела Управделами РВСР, по состоянию на 1 августа 1921 г. на 928,9 тыс. личного состава (установлена была национальность 859 тыс. человек) приходилось 80,3 % русских, 10,3 % украинцев, 2,3 % татар, 1,8 % поляков, 1,3 % евреев, 0,8 % латышей, 0,5 % немцев, 0,4 % башкир и 3,1 % представителей прочих народов[481]481
  Подсчитано по: Военно-статистический ежегодник Армии за 1912 г. СПб., 1914. С. 374–375; РГВА. Ф. 54. Оп. 6. Д. 432. Л. 26.


[Закрыть].

Сравнивая систему комплектования, сложившуюся в годы Гражданской войны в Советской России, с аналогичной системой комплектования белых армий, следует отметить, что советская власть продвинулась в этом отношении значительно дальше, в целом сумев наладить достаточно стройный и непрерывный поток пополнений в действующую армию и включить в эту систему часть территорий с нерусским и неславянским населением. В белых армиях так и не было поставлено четкой системы военного учета и мобилизации, а также организации запасных частей для восполнения потерь. Всего за полтора года, с 11 сентября 1918 г. по 26 июня 1920 г., было осуществлено без малого 27 обязательных призывов граждан в РККА по возрастам, социально-классовым и профессиональным категориям, давших армии 3 866 009 человек[482]482
  Подсчитано по: Военно-статистический ежегодник Армии за 1912 г. СПб., 1914. С. 374–375; РГВА. Ф. 7. Оп. 7. Д. 440. Л. 188, 216.


[Закрыть]. Большая заслуга в этом принадлежала налаживанию на местах, в том числе в освобожденных национальных районах, системы местных органов военного управления – военкоматов. Втягивание местного населения в военное строительство Советского государства выражалось не только в численности Красной армии, но и в увеличении запаса военнообязанных граждан. Если в августе 1919 г. по всем военным округам республики состояло на учете 3 395 619 человек[483]483
  Подсчитано по: Военно-статистический ежегодник Армии за 1912 г. СПб., 1914. С. 374–375; РГВА. Ф. 33987. Оп. 1. Д. 180. Л. 293–294.


[Закрыть], то к ноябрю 1920 г. эта цифра составила уже 7 638 649 человек[484]484
  Подсчитано по: РГВА. Ф. 11. Оп. 8. Д. 733. Л. 29–31.


[Закрыть]. Как и в начале Гражданской войны, ядро людских ресурсов составляли военные округа, охватывавшие русские губернии, прежде всего Московский (Владимирская, Ивановская, Калужская, Костромская, Московская, Рязанская, Тверская, Тульская, Ярославская губернии) и Орловский (Брянская, Воронежская, Курская, Орловская, Тамбовская губернии). Доля округов с нерусским населением также становилась значительной. Однако огромные национальные регионы еще очень слабо были втянуты в дело комплектования РККА и даже не подавали сведений о воинском учете населения (Туркестан, Закавказье, горские регионы Северного Кавказа).

* * *

Как показал анализ, ни коренное изменение государственного строя, ни окончание изнурившего страну цикла войн и революций принципиально не повлияли на этнический состав армии: она была и оставалась русско-славянской в своей основе. Две последних больших войны (Первая мировая и Гражданская) показали перенапряжение людских ресурсов западных и центральных регионов страны, населенных восточными славянами, прежде всего русскими. Исходя из интересов комплектования Красной армии, а также из идеологического постулата о равенстве всех народов, молодое Советское государство попыталось расширить круг призываемых в армию национальностей. Однако отсутствие исторической традиции военной службы у многих народов, а также развитие гражданского противостояния, предопределившее выход Красной армии в бывшие внутренние колонии Российской империи лишь в конце войны, не позволили решить проблему наскоком. Хотя в годы Гражданской войны во всех уголках страны на стороне большевиков воевало множество национальных частей, более или менее тесно ассоциированных с Красной армией, опора на них большевиков носила вынужденный характер. Подавляющее большинство национальных формирований Гражданской войны было распущено сразу же с ее окончанием, а работу по планомерной интеграции нерусских народов в военную организацию Советского государства предстояло начинать заново уже в мирную эпоху.