Текст книги "Последняя битва"

Алексей Бобл
Последняя битва

Часть первая
Претенденты

Глава первая

Что же может блестеть там, в покосившемся доме на самом краю смертельно опасного некрозного пятна? Брошенное оружие? Рассыпанные монеты? Или, может, чудом сохранившийся предмет из прошлого? Ведь известно, что некроз консервирует, сохраняет от распада то, что в него попадает. А вдруг там… вдруг там такое, за что ему отвалят кучищу монет?!

Бяшка торопился. Над пустырем за озером уже рассеивался туман. Проредив облака, лучи восходящего солнца играли бликами на испещренной рябью поверхности воды. Слабые волны плескались о глинистый берег, было ветрено и зябко.

Грязь чавкала под ногами, каждый шаг давался с трудом. Юный бурильщик давно пожалел, что слинял из лагеря, не предупредив Георга: дорога вокруг озера заняла гораздо больше времени, чем он рассчитывал, спеша к пологой впадине на берегу, где на сваях лежала бетонная плита. Недалеко от нее, почти напротив, темнели клочки некроза. В его остатках виднелись очертания неплохо сохранившегося дома с каменными стенами и обгоревшая пристройка. Раньше там был сарай для скотины или гараж, решил Бяшка, разглядывая покосившийся забор и двор перед пепелищем.

Забор тянулся далеко, насколько хватало глаз. Из пристройки выглядывал ржавый передок трактора на гусеничном ходу. Похоже, здесь когда-то жил богатый фермер, у него была семья, много батраков, но пришел некроз и погубил угодья, заставив людей перебраться в новые места. А может, фермеры не успели уйти, стали симбиотами, и их истребили жрецы-каратели Ордена Чистоты, они же и пристройку подожгли.

Добравшись до плиты на сваях, Бяшка догадался, что это причал. В стороны от плиты расходились приземистые сгнившие мостки – возможно, раньше между ними ставили сети и разводили рыбу. Он свернул к забору и остановился у калитки перед домом.

Еще декаду назад, когда клан бурильщиков проезжал мимо, ферма полностью была под некрозом. Георг советовал старшине обогнуть ядовитое пятно и устроить лагерь на пустыре, благо озеро рядом и бассейн для улиток в глинистой почве легко заложить, но старшина Егорыч сделал по-другому. От вида некрозной плесени его мутило, поэтому место для стоянки он выбрал за холмом, чтобы пустырь перед глазами не маячил и едкими выхлопами с нефтяного завода не тянуло.

Бяшка глянул на север, где виднелся завод Южного братства – самого сильного и крупного топливного клана во всей Московии, – отворил калитку и юркнул во двор. Он очень надеялся, что в доме на краю Капотни еще не побывали старьевщики. Некроз растворился только вчера вечером. Бяшка увидел это, когда по поручению Георга ездил на водовозке к озеру. Вряд ли кто успел продать ценные сведения об исчезновении ядовитого пятна собирателям древностей.

Полы куртки, которая была вдвое больше Бяшки, волочились по грязи. Георг убьет его за то, что взял куртку. Но она такая теплая, кожа мягкая на ощупь, и главное – в ней полно карманов, куда можно сложить мелкие находки.

Поднявшись на крыльцо, Бяшка оглянулся на дорогу, убегавшую к вершине холма, толкнул дверь и решительно шагнул в дом.

И тут же отпрянул. Наступив на длинную полу куртки, загремел спиной по ступеням. В комнате за дверью кто-то был – расположился в кресле напротив входа и смотрел на Бяшку.

Когда незадачливый искатель старины вскочил, чтобы дать деру, незнакомец не шелохнулся. Сидел, не меняя позы, положив руки на подлокотники. На коленях его лежала сабля. Подавив приступ страха, юный бурильщик остановился в шаге от крыльца, присмотрелся и понял, что кресло занимает высохшая мумия. На ней был светло-коричневый мундир с расшитыми золотой нитью погонами и фуражка с оранжевым околышем.

Погладив жесткий чубчик, Бяшка нервно хихикнул, подобрал полы, стянул узлом на животе – и как сразу так сделать не догадался, тогда бы куртка чистой осталась и он не упал. Скинул с плеч лямки походного мешка и прошел в дом.

Первым делом он забрал саблю. Обернул мешком ножны, украшенные дорогими камнями, потянул на себя. Захрустели кости, мумия подалась вперед, будто живая. Бяшка дернул сильней и вырвал оружие из рук истлевшего мертвеца, повалившегося обратно в кресло.

Вот это находка! Бяшка радостно шагнул к дверному проему, разглядывая саблю в лучах восходящего солнца. Да за такую вещь в Лужниках отвалят целое состояние.

Убедившись, что на ножнах и гарде с рукоятью не осталось следов некрозной плесени, он снова подступил к креслу и склонился над воякой.

В том, что это именно вояка, Бяшка нисколько не сомневался. Погоны, серебристые шевроны на рукава цепляли только омеговцы. Правда, у наемников форма была черного цвета, и они носили матовые шлемы, а не фуражки, но все равно. Одно было непонятно: как этот офицер оказался в доме богатого фермера. Точнее сказать – когда? До появления некроза или… Тьфу ты, не об этом надо думать. В Пустоши полно загадок и тайн – одной больше, одной меньше…

Бяшка осмотрелся. Под окном стоял покрытый пылью стол, на нем аккуратной стопкой лежали несколько толстых книг в кожаных обложках – тоже дорогая вещь, древние записи у старьевщиков в особой цене. Бяшка не умел читать, поэтому сразу убрал книги в мешок, сгреб со стола пару хрустящих упаковок с яркими надписями, показавшимися ему привлекательными, и нахмурился, озадаченно глядя через проем в соседнюю комнату.

Мешок заметно потяжелел, увесистая сабля в дорогих ножнах приятно холодила руку. Чего еще надо? Желание бродить по дому в поисках древностей пропало: ну какой смысл заглядывать в комнаты, когда ты уже и так разбогател. К тому же можно напороться на остатки некроза. Вон, обгоревшая пристройка до сих пор покрыта плесенью…

Он вышел из дома, посмотрел на небо. Солнце едва поднялось над холмом – время завтрака. Вскоре бурильщики соберутся на перекличку, но Бяшка успеет в лагерь до ее начала. Была бы возможность вернуться по дороге через холм, он бы и позавтракать смог. Но на въезде в Капотню, перед лагерем, стоит застава нефтяников, они непременно остановят и обыщут юного бурильщика и отнимут все находки.

Повесив мешок за спину, Бяшка побежал к причалу. Свернул, чтобы обогнуть вдоль берега ферму, и остановился. С пустыря в сторону озера, рокоча мотором, катил сендер. У машины был угловатый ржавый капот, решетка радиатора с гнутыми прутьями, вместо фар из черных глазниц по бокам торчали пучки проводов, дверей и кабины нет. Громко дребезжало смятое гармошкой правое крыло, из-под колес, обутых в широкие шины, летели пыль и мелкое крошево. В открытом кузове сидели трое. На головах у двоих были повязаны рыжие банданы.

Кетчеры! Бросив мешок, Бяшка повалился на живот и пополз к причалу, меся локтями глину. Как он про кетчеров не подумал?! Должно быть, у них схрон где-то поблизости, землянка, потому что на пустыре, кроме торчащих из земли фундаментов древних домов, оплавленных каменюк и покосившихся решетчатых мачт с обрывками проводов, никаких построек нет. Тут никто не живет, даже мутафаги. На пустыре полно некрозных пятен – а там, где некроз, все живое быстро гибнет.

Что делать? Завод нефтяников далеко, стоит на самом краю Капотни, до него полдня шкандыбать, лагерь бурильщиков за холмом – зови на помощь, не услышат. Было б какое оружие…

Он встал на четвереньки, тяжело дыша, вытащил из ножен сверкнувшую на солнце саблю, взмахнул и сразу передумал выходить с ней против кетчеров. У бандюков наверняка есть огнестрелы. Завалят – пикнуть не успеет. В мешке остался молоток, прихваченный в мастерской у Георга, – но какой с него толк? Бяшка отбросил саблю и пополз к воде: может, кетчеры позарятся на находки, а его не тронут, уедут.

Рокот быстро приближался.

Промокшие штаны и куртка потяжелели от грязи, прилипли к телу, предательски громко стучали зубы – то ли от холода, то ли от страха. Бяшка вжался в глину, надеясь, что сендер сейчас взрыкнет мотором и порулит прочь от озера. Но этого не случилось. Машина подкатила к причалу, двигатель потарахтел на холостых и смолк.

Вверху раздался кашель, и хриплый голос произнес:

– Где он?

– Вниз уполз, – пробасили в ответ.

– Шпага, давай за ним, – приказал хриплый.

– А чего я? – фальцетом возразил третий кетчер. – Чуть что, Шпага – туда, Шпага – сюда. Пусть Кент под плиту лезет.

– Лезь! – рявкнул первый и заперхал.

Захлюпала грязь. Бяшка встал на четвереньки и, забравшись в холодную воду, спрятался за сваю.

– Кент, – откашлявшись, сказал хриплый. – Вон мешок на берегу, принеси пока.

– Угу, – буркнул кетчер и, чавкая по глине, побежал вдоль берега.

– Эй, головоногий! – позвал Шпага. – А ну вылазь оттедова!

Бяшка закусил губу, сжал кулаки.

– Кому говорю, вылазь! А то как шмальну, – прозвучало уже под плитой.

Клацнул затвор.

Вздохнув, бурильщик выглянул.

Между сваями, пригнув голову, на полусогнутых стоял худой как жердь кетчер. Лицо вытянутое, уши оттопырены, смотрит не моргая темными глазами-пуговками, словно рыбеха из аквариума на банку с кормом.

– Ну! – Толстый ствол штуцера дернулся вверх. – Руки!

И Бяшка, приподнявшись, показал открытые ладони. На кетчере была затертая до дыр куртка из шкуры пятнистого маниса, узкие грязные штаны и кирзовые сапоги.

– Шагай наверх.

Шпага посторонился. Недалеко от него на берегу стоял Кент.

– Гля, чё нашел! – воскликнул тот. – Э, слышьте, да тут сухпаек, журналы нашей армии и еще во!

Кент обернулся, помахал саблей.

– Холера, смотри! – крикнул он.

– Неси, – приказал хриплый. – Сейчас разберемся.

Когда Бяшка под прицелом штуцера выбрался из под плиты, высоколобый и здоровый, как Георг, Кент уже стоял возле машины. Под его кожаной рубахой бугрились и перекатывались крепкие мышцы. В руках у кетчера была вскрытая упаковка с яркими надписями, одна из тех, что Бяшка нашел на столе в доме. Нижняя квадратная челюсть бандита прыгала вверх-вниз, с хрустом наминая давно не съедобные пластинки. Содержимое мешка лежало на капоте, а сам мешок Кент зажал под мышкой, где в петле висел двуствольный обрез.

– Подойди, – прочавкал здоровяк, доставая новую галету из пачки.

За баранкой сендера, поставив ногу на приступок, сидел третий кетчер, со скуластым лицом, в оспинах после земляной лихорадки. Он брезгливо разглядывал плесневелый хлеб.

– Эй, э! – воскликнул Шпага за спиной у Бяшки. – Мне оставьте.

Холера попробовал галету и, сплюнув, швырнул ее на капот:

– Жрите такое дерьмо сами.

Он близоруко уставился на Бяшку.

Шея кетчера была обмотана засаленным платком, лысину покрывали пятна лишая. Холера сутулился, кутаясь в серую шинель с блестящими пуговицами.

– Иди сюда, – сказал он, разворачиваясь на сиденье. – Кто такой?

Шпага подскочил к машине, схватил галету и вгрызся в нее, показав редкие кривые зубы.

Бяшка подошел к сендеру и оглянулся на холм за озером в надежде, что там появится водовозка клана. Вдруг в мастерской Георгу еще вода понадобилась, и он отправился к озеру в такую рань…

– А ну хватит! – заорал вдруг Холера.

И все вздрогнули.

– Жвала придержите. Вы чё, коровы-мутафаги?!

– Ну, это… – протянул виновато Кент, положив упаковку с галетами на капот. – Командир…

– Зачем ты так? – добавил Шпага и громко сглотнул. – Мы ж три дня не емши…

– Смолкни! – кинул Холера.

Его брови сдвинулись к переносице, глаза стали как две щелочки.

– По-вашему, я должон допрос учинять? – Он выпятил щетинистый подбородок. – Мы пленного взяли… Давай, Кент.

Мясистыми пальцами здоровяк вытер пухлые губы и повернулся к Бяшке.

– Ты мутант? – произнес он, двигая челюстью, словно дробильный пресс в мастерской у Георга.

– Чего? – Бяшка насупился, прикидывая, стоит ли попытаться отобрать у Шпаги штуцер, висевший у того на плече. Только руку протянуть, схватить за приклад, развернуть стволом к кетчерам и… Нет, не выйдет, ремень у ружья короткий, не получится его с плеча сорвать. Кетчеру достаточно руку согнуть…

– Башка у тебя вона какая, – пояснил Кент, разведя лапищи в стороны. – Большая.

– Я бурильщик, – с вызовом произнес Бяшка. – Это вы…

Он осекся, встретившись с холодным взглядом Холеры.

– Кент, – тот дернул подбородком, – научи малого, как надо со старшими разговаривать.

Бяшка отпрянул, когда здоровяк шагнул к нему, выхватив из-за пояса нож с широким кривым лезвием.

Клинок свистнул перед носом бурильщика. Кент ловко перебросил его в другую руку – сразу стало понятно, что делает он это не впервой.

Бяшка приготовился закричать изо всех сил, вдруг кто услышит, открыл рот – да так и замер.

Кент, играясь ножом, бормотал, что располосует Бяшкину голову на дольки, как крымский арбуз. Шпага лыбился, а Холера ухмылялся. Кетчеры не видели, как из затянутой некрозом пристройки за их спинами появился пустынник, одетый в драный халат, с тюрбаном на голове и платком, скрывающим половину лица. Он уверенно перемахнул через забор и пошагал к сендеру, неся на плече деревянный посох. Иногда пустынники странствуют в одиночку, иногда – с караванами, считается, что они приносят удачу, защищают торговцев в Пустоши от невзгод и напастей. Но к вышедшим из некроза такое не относится. Нельзя пройти через ядовитую плесень, не став симбиотом.

Бяшка подумал было, что у него глюки приключились. Это частенько случается с бурильщиками, которые давно занимаются своим делом и работают в затоне без особых масок. Во время сбора урожая улитки выделяют слизь, от ее запаха, как от дурман-травы, в голове случаются видения, а непривычные люди и вовсе сознание могут потерять.

Пустынник врезал посохом Шпаге под колени, тот вскрикнул и, получив в довесок по затылку, рухнул на землю. А пришелец из некроза уже запрыгнул на капот сендера, схватив молоток. Кент не успел развернуться – брошенный инструмент врезался тупым концом ему в щеку. Хрустнула челюсть, и здоровяк, утробно хрюкнув, повалился лицом в грязь.

Узкий прямой клинок, непонятным образом возникший в руке пустынника, со свистом рассек воздух. Холера пронзительно закричал, схватившись за левое ухо. Незнакомец наотмашь залепил ему ножнами по правому, и кетчер вылетел из кузова.

Бяшка стоял с раскрытым ртом, боясь пошевелиться. Пустынник выпрямился на капоте, окинул взглядом неподвижные тела бандитов и вложил меч в ножны. В руках у него теперь был обычный деревянный посох.

То есть посох из двух частей состоит, промелькнуло в голове у Бяшки, пытавшегося унять дрожь в теле. Его плечи, руки, пальцы, колени безудержно тряслись, стучали зубы. Прежде он никогда не видел, чтобы симбиоты действовали так, так… хладнокровно и расчетливо. Твари, которые иногда выбредали из некрозных пятен, всегда вели себя как тупые, ничего не замечающие перед собой создания. Напрочь лишенные рассудка, они выли и мычали, сдирали кожу с лица ногтями, пуская изо рта кровавую пену, и вскоре падали замертво.

– Н-не… – выдавил Бяшка, клацая зубами, – не уб-бивай.

Пустынник спрыгнул с капота, перешагнул через Кента и подошел вплотную. Стянул с головы тюрбан.

– Вик! – выдохнул Бяшка.

И, всхлипнув, опустился в грязь.

* * *

Ферзь попробовал шевельнуть пальцами. Он почти их не чувствовал, руки были крепко стянуты за спиной тонкой бечевой. Рот заткнули чензиром, наполовину окостеневший кусок вогнали так, что язык прижало к небу. Перед тем хозяин нищих кварталов успел-таки всадить нападавшему в ухо шило, которое всегда прятал в рукаве, но здоровенная тварь, придавившая его к стене полутемного барака, даже не вскрикнула. Потом Ферзю на голову набросили мешок и ударили его чем-то тяжелым в висок.

Очнулся он уже в повозке. Судя по шипению и тихому топоту впереди, ее тянули ящеры-манисы. Во рту скопилась вязкая горечь, чензир, пропитавшись слюной, разбух. Ферзь сглотнул и сразу пожалел: измученный язвенной болячкой желудок взбунтовался, перед глазами поплыли круги, горло сдавило спазмом. Замычав, старый вор рывком перевернулся на живот и шумно задышал носом.

И тут же сильные руки надавили на плечи, прижали голову и ноги к дощатому полу.

Ферзь лежал с закрытыми глазами и старался привести мысли в порядок. Не прикончили сразу, значит, вопросы задавать станут, выведывать что-то, может, пытать, а уж после… И как это отребье ночью да незаметно в нищие кварталы пролезло? Почему никто их не услышал, когда столько братвы кругом было, когда каждый в Москве знает, что ночь – это время Ферзя?

Повозку тряхнуло на ухабе, он открыл глаза. Его похитили не монахи, им не до того сейчас, у них новый Владыка – Ильмар Крест, брат Преподобного Геста, сгинувшего как три декады в предместьях Минска. Они власть сейчас в Храме делят. И не топливные короли на свободу старого вора посягнули, не Меха-Корп, не башмачники и уж тем более не люберецкие кормильцы. Тогда кто? Кто на беспредел пошел? Кланы хорошо знают, на что способна разъяренная беднота. Ферзя не просто будут искать, в городе поднимется такой шум…

Мешок на голове вонял гнилью, отчего сильно мутило, но приходилось терпеть. Терпеть и ждать.

Зашипели манисы, впереди и сзади завыли панцирные волки, и Ферзь вздрогнул. Сколько он был в отключке? Волки в Большой Московии только на ничейных территориях водятся. Стало быть, повозка давно из города выехала. Но как похитителям удалось миновать патрули и заставы Ордена?

Он глубоко вдохнул носом. Сбоку у борта кто-то завозился, цепляя ноги, покудахтал, будто курица на насесте, и вой оборвался.

Ферзь удивился еще больше. Обычно хищники охотятся стаями и если учуяли добычу, то не бросают ее, загоняют и после атакуют по старшинству, изматывая жертву укусами, чтобы вожак потом добил. А тут…

Он напряженно прислушивался. Повозка катила с прежней скоростью, в кузове никто больше не возился, даже ящеры перестали шипеть. Бежали себе, тихо стуча ногами по земле. Звук был таким, будто палкой-колотушкой ковер несильно выбивают – видимо, ступни манисам обмотали тряпками, вот и не слышно почти.

Так куда ж его везут? Везут со всей осторожностью и так быстро, что даже мутафаги отстали, а может, их что-то напугало или… От затылка по позвоночнику сбежал неприятный холодок, плечи покрылись мурашками: в повозке едет гронг! Но откуда ему в Москве-то взяться? Хотя… в городе давно такого не бывало: на Ленинском и Можайском трактах монахи дежурят целыми отрядами, рабы Ордена укрепления строят, то же и в Балашихе с Капотней происходит; Щелковский тракт топливные кланы перекрыли, всех под ружье поставили, даже старателям оружие раздали. А все почему? Нашествия кочевых племен опасаются. Ведь не случалось прежде, чтоб мутанты пошли войной на всю Московию!

За две прошлых декады Ферзь получил от стукачей столько сведений, сколько не поступало за сезон. Мрачные то были известия, одно страшней другого. Кочевые разрушили переправу через Разлом на Ленинском тракте и сожгли поселок Южного братства вместе с нефтяной платформой. Убили всех, даже женщин и детей не пощадили. Потом мутанты заняли Кислую долину – а от нее до Можайского тракта не так уж и далеко.

В город больше не идут караваны торговцев с юга, а люберецкие кормильцы подвозят лишь дешевую крупу, муки совсем нет. Лужники почти опустели, цыгане всем табором в Рязань подались, испугались нашествия мутантов.

Ферзь хотел сегодня ночью сходку провести, чтобы вопросы порешать, как дальше жить и что делать, если кочевые племена рискнут Москву штурмовать. Только Дуля и Болт, смотрящий с бригадиром, в квартал к полудню не подтянулись. Пришлось на их поиски своего помощника Крапиву отправить. Старый вор ему не особо доверял, тот без дурман-травы и дня уже прожить не мог, а с наркомана какой спрос… И Крапиву, как и Дулю с Болтом, Ферзь тоже не дождался. А около полуночи похитители явились, по-тихому перемочили охрану и вывезли его из кварталов. Без предательства точно не обошлось.

Далеко впереди стрекотнул пулемет, следом гулко бухнули два взрыва и защелкали одиночные выстрелы. Ферзь насторожился. В ногах опять кто-то заворочался и тихо прокудахтал, в ответ с передка коротко прогырчали, сбоку раздался гортанный возглас, шлепок, будто оплеуху кому-то отвесили, и пролилась длинная тирада, перемежаемая ругательствами. Говоривший помянул некроз, злых духов пустыни, катранов и чей-то зад. И все это было сказано на крымском наречии, то есть языке кочевых племен.

Все, сомнений у Ферзя больше не осталось: его похитили мутанты. Он вырос на горе Крым и неплохо понимал южан, их гортанный выговор.

Повозка резко остановилась. Захлопал тент на ветру, мутанты в кузове опять начали спорить. Из разговора старый вор заключил, что они возле Разлома.

Вскоре спор прекратился, и повозка плавно покатила дальше. Где-то справа, похоже, за Разломом, опять огрызнулся пулемет. Под днищем тихо зашелестели шины по железному настилу, характерно постукивая на неплотных стыках клепаных листов.

Его везут по мосту на Можайском тракте, определил Ферзь. Только у этой переправы настил из железа, остальные покрыты досками, которые давно рассохлись и сильно скрипят под колесами. Сзади, рыча, скребли и цокали когтями панцирные волки. Сколько же их, десяток, два? Стало быть, в повозке есть гронг и, может, не один. Вот почему манисы так спокойно переносят присутствие волков, а те не нападают. Гронги – твари, живущие в глубине Донной пустыни, они могут мысленно управлять мутафагами.

И тут Ферзя прошиб холодный пот. Мост! Мутанты захватили его, раз так спокойно катят на другую сторону Разлома. Выходит, омеговцы, контролировавшие переправу, разбиты. А ведь солдаты-наемники – серьезная сила, они всегда здесь отборный батальон держали…

Колеса зашуршали по каменному крошеву, повозка пошла в гору. Теперь отовсюду доносился мутантский гомон, бряцало оружие, рычали волки, шипели ездовые ящеры. Да сколько же тут тварей собралось?! Ферзь попытался припомнить места в округе: справа на краю Разлома стоят казармы омеговцев, чуть дальше – поселок ломщиков камня, их артель по всей Московии старые дома разбирает, кирпич сортирует и часть на рынке продает, остальное по заказу Южного братства для укреплений Цитадели топливных королей поставляет. Людей здесь жило больше тысячи, это если с солдатами считать. Получается, что всех их перебили!

Старый вор не хотел верить, что твари так запросто справились с вооруженной охраной и крепкими артельщиками. Как такое может быть? Напрашивалось лишь одно объяснение: мутантам кто-то помогает. Кто-то очень, очень опытный! Кочевые племена умеют воевать – у себя в пустыне и на Крыме, где им знакома каждая расселина, утес, любая впадинка на равнине, покрытой черствой коркой донного ила. Но чтобы они захватывали и жгли поселок за поселком в Московии?! Нет, их явно научили, как это делать, подсказали, направили. Кто?

Похоже, вскоре он узнает.