Текст книги "Когда большинство в толпе. Фантастическая повесть"

– Теперь до весны. Думаю, найдётся.

– Снег местами намело больше, чем по пояс. Я совершенно выбилась из сил.

– Да, уж. От кургана сразу к моему дому было бы километра полтора. Но фонарь от начала деревни из-за зарослей не виден. Но сразу к моему дому ты приехала бы с кортежем этих «друзей».

– Обычно курганы ближе к населённым пунктам. А твой курган…

– Пральна, мой собственный, – засмеялся Иван, – просто современная деревня короче, чем древняя деревня. Раньше начало деревни начиналось чуть раньше и, то есть, ближе к кургану. Обрати внимание: дере-венский, дере-веня. Почему начало? Потому что там Восток, там всходит Солнце и там курган.

– Тогда понятно, почему далековато кургна от деревни и тогда понятно, почему начало. Я как-то не задумывалась, почему именно этот окнец деревни является началом. Просто не вникала особо в этот объект, тут Сергей Николаевич полностью заправлял. Я не поехала через С., потому что слышала, что по осени мост на другом конце деревни был неисправен. Никто из наших по твоей деревне и не ездил. Не хотелось оказаться в тупике. А по поводу дере-вени я не поняла.

– Есть слово «дерево» и есть, вернее, раньше было слово «веня», «вен», «вене». Этот корень означал деревья, переплетённые ветвями между собой. Эдакий дремучий лес. Также мог означать одно дерево с переплетёнными ветвями. Венки плетут, волосы в косы заплетают, веники вяжут из прутиков в один пучок. Смысл слова «деревня» мне видится в том, что множество срубов в одном месте называли «деревеня» – деревянное переплетение. Ведь, что такое сруб? Можно сказать, что брёвна особым образом сплетены между собой. Если ты возьмёшь кровеносную вену или город Винница, получившую название от винограда (а виноградная лоза вьётся ещё как, ветвится, как и вена), то тебя ждёт сюрприз. Корень вен и тут не просто так. Ой, опять отвлекаюсь…. Ты спрашивала про мост. Да, был опасным мост. Тут все мосты с четырёх сторон опасные самодельные. Я его немного облагородил. Мост там – это просто несколько бетонных колец, сверху которых и между которыми постоянно размывает грунт. Брал по осени погонять «Беларус» с погрузчиком и подсыпал немного земли, песка. Потом пару КамАЗиков с щебёнкой заказывал. Вроде пока терпимо.

– А что твои родители, есть ли родственники?

– Родители умерли. Сестра выскочила замуж за границу, не общаемся. Другие родственники меня не понимают, а мне им не очень хочется объяснять что-либо. Даже этот домишко чудом остался за мной. Многие хотели его продать и поживиться на этом. Пристыдил родственничков: они богатые, дом стоит гроши и кроме дома этого у меня ничего не было на тот момент. А у тебя в Москве, что с семьёй?

Ксения недовольно поджала губы.

– Я же говорила, что мои родители в Подмосковье. Это я в Москве. Не очень-то ты внимателен.

– Я помню, что ты говорила, – начал тут же говорить Иван, – У нас, что Москва, что Подмосковье – это отдельное государство и это всё Москва, это всё москвичи. А по поводу семьи я поинтересовался не просто так. Кто твои родители? Может, есть влиятельные родственники, которые могли бы тебе помочь? Если не семья, то, может, знакомые или друзья есть, способные тебя забрать, приютить, ну, или ещё что-то сделать для тебя?

– Родители обычные. Отец – дальнобойщик, мать – воспитатель в детском саду. Я одна у них. Я не знаю, кто бы мог помочь в такой ситуации. – Ксении понравилось объяснение Ивана и она показала лёгкой улыбкой, что сменила «гнев» на «милость». И тут внимание привлекло только что услышанное слово «забрать», «способные тебя забрать». – Но если я тебя стесняю, если доставляю неудобства, то только скажи, просто мне бы добраться до населённого пункта, а там я уж сама…

– Во-первых, ты мне нравишься. Причём очень. Во-вторых, даже если бы не нравилась, я бы всё равно попытался помочь человеку, нуждающемуся в помощи. Конечно, злоумышленнику не стал бы помогать, на счёт сомнительного человека подумал бы дважды, прежде чем помогать, а тебе я верю, ты мне кажешься доброй. Хотя, если я ошибся, если ты опасная преступница и там на кухне полёживают настоящие спецназовцы или опера, то я готов принять от тебя лютую смерть исподтишка. – Крайнее предложение Иван произносил осторожно, следя за эмоциями Ксении, и после произнесения вопросительно улыбнулся. Получив ответную улыбку, как зачёт на шутку, он продолжил:

– В-третьих, ты мне не в тягость, а совсем наоборот, когда ты рядом, мне хочется летать и петь…. – Признания Ивана произвели впечатление на обоих. На несколько секунд повисла тишина. Потом Иван продолжил, как ни в чём не бывало, без волнения, которое его только что захлестнуло. – Понятно. Ладно. Подведём итог. Об их местонахождении, скорее всего, знает ещё кто-то. Например, тот, кому звонил высокий как бы подполковник. Следовательно, гостей может прибавиться. И эти гости, вряд ли, станут ждать утра. Мы можем так считать, зная, какая у них техника водится. Ах, да! Техника. Их же точно больше трёх. И никто им не запрещает прислать подкрепление. Оружие у нас есть, отобьёмся, а там видно будет.

– Спасибо… Да, наверное, ты прав, – тоже шёпотом заключила Ксения, стараясь скрыть краску, залившую её лицо. Разрумянившаяся девушка боялась долго задерживать взгляд на собеседнике. Всё было заметнее при нормальном освещении; заметнее, чем при свече.

– Как ты думаешь, без твоего Сергея Николаевича раскопкам конец?

– Сто процентов конец. – Нормальным голосом сказала Ксения.

– Может ли, кроме него, кто-то из вашей экспедиции владеть информацией, за которую он умер? – Иван продолжал говорить шёпотом.

– Нет. – Ксения тоже вернулась к шёпоту. – Он перестал доверять всем, кроме меня. Думаю, что была утечка информации. Кто-то из своих работал на этих. Потому что летом он общался со многими дружески или дружелюбно. Но тогда, я уверена, никакой тайной информации он ещё не знал. Всё было обычно. А потом, глубокой осенью, он стал молчалив, скрытен. Только со мной продолжал нормально говорить, но вполголоса. На мои вопросы «что случилось» он только отмахивался и бравировал. Думаю, не хотел меня вмешивать.

– Как такой непослушный мог стать начальником и, вообще, как он мог продолжать работать в этой сфере? Ведь он же, как бы это помягче? Он же ненадёжный для них.

– Как-как? Я откуда знаю? Маскировался, получается, под послушного. А потом решил в открытую зарубиться.

– Допустим. Ксюша, а кто ещё должен был быть на том объекте? Охранник, начальник. Кто ещё?

– В пятницу вечером там должен был находиться только охранник. Начальник мог уезжать вслед за остальными на снятое жильё. Но иногда он ночевал на объектах. Днём погода была нормальная. Должны были все работать, но он мог всех отпустить пораньше.

– Ясненько. Ладно. Сейчас вот тебе пистолет. Знаешь, как пользоваться?

– Разберусь.

– Сделаем так. Осталось нажать на спусковой крючок и всё. Аккуратнее, себя не подстрели.

– Хорошо. Ты куда?

– Я пока пойду, всё-таки откопаю собаку. Потом вернусь и выведу этих до ветра.

– И ты аккуратнее. Они при первой возможности попытаются чё-нибудь учудить…

На ночь Ксения расположилась на печи. Пистолет она вернула Ивану.

– Ксюша, постарайся уснуть, а я их покараулю.

– Хорошо, спасибо. Но вряд ли я смогу теперь уснуть. С оружием точно бы не уснула.

– Постарайся, силы нам могут понадобиться уже утром, если не раньше.

Иван кинул на сундук солдатский бушлат и расположился полусидя лицом в направлении к пленникам. В руках он держал пистолет. Пленники решили не рисковать с попытками и выспаться.

7

В кабинете с большим столом для совещаний зазвонил стационарный телефон. Владелец кабинета, лысеющий мужчина в белом пиджаке, который не сходился на большим животе, нервно расхаживал взад и вперёд.

«Кто там ещё?», – подумал он по-английски.

Трубка телефона была снята.

– Hello!.. What do you want? – Раздражённо спросил «белый пиджак».

Дальше он слушал и мрачнел всё больше. Положив трубку, он нажал на кнопку вызова. Тут же вошла миниатюрная блондинка.

– Gina, I have to cancel everything for today, I’m leaving. I’ll be there tomorrow morning.

– Е-е… But, mister Scott, what about your meeting with the representative?..

– To hell with everyone…, – прокричал мистер Скотт. Потом почесал лысую макушку, пригладил растрепавшиеся светло-коричневые волосы на затылке и добавил спокойным тоном приподняв указательный палец: – But politely.

Всё шло не по плану. Фрэнсис Скотт так терпеть не мог. Он любил упорядоченность во всём, любил чёткие доклады о выполненных поручениях. А тут лучшие специалисты не могли нормально разобраться с каким-то археологом. У Скотта было много вопросов: как он вообще смог стать археологом, как был допущен до раскопок, как смог продолжать раскопки до обнаружения важного секрета? Но главный вопрос стучал теперь в его мозгу кувалдой. «Что знает его помощница?», «Как нечлены братства могли попасть на эти раскопки?», «И почему девица до сих пор не ликвидирована или не успокоена без ликвидации?» Вопросы сменяли друг друга чередой. Но главные вопросы: «Что она знает? Где артефакты?» – то и дело возникали по-английски в голове «белого пиджака».

Уже сидя на заднем сидении лимузина, Фрэнсис Скотт, отгородился от водителя звукоизолирующим тонированным стеклом и нажал на экран телефона.

– Ви кончение тюпорылие… фак ю… питараси…. Do you understand me? – Скотт кричал на свой телефон.

По громкой связи пытался оправдываться писклявый голос:

– Господин Скотт, произошла накладка, мы всё исправим сегодня же. Сегодня я напишу вам слово «окей».

– Я щто? Тихо спрасьил?

– Всё понял. Ес. Андестэнд. – Обладатель писклявого голоса, услышав, что разговор окончен, выключил свой сотовый. Теперь он сидел и обдумывал, как разрулить ситуацию с археологической экспедицией. «Лучшие профессионалы были задействованы, сеть информаторов и помощников и всё насмарку: какая-то археологичка, какой-то тракторист в вымершей деревне. Что, блин, происходит?»

Первый звонок писклявый сделал человеку, курирующему экспедицию.

– Озадачивай своего олуха. Пусть сворачивает экспедицию… Нет. Пусть начинает сворачивать завтра. Сегодня чтоб кроме охраны на объектах там никого не было. Хотя сегодня уже почти закончилось. Так и скажи ему…. Пропали, да и всё. Что мало людей пропадает? Археологи тоже могут пропасть. Плохо будешь работать – и ты пропадёшь. Да, ладно, шучу. Слушай меня, твой олух как бы доложит тебе, что пропали. Ты сообщишь, куда надо и всё. Дальше не твоя забота. – А после того, как нажал кнопку на экране телефона, писклявый добавил: – Но в каждой шутке, только доля шутки.

Следующий звонок был другому человеку.

– Семёныч, твои на связь не выходили?.. Посылай группу зачистки… Я понимаю, что ночь. Утром может быть поздно. Секреты имеют свойство распространяться. Наша задача не дать им распространиться… Нет. Зачистить всё. Ни трупов там не должно быть, никаких следов. Просто все пропали. Понятно? Дёшево и сердито. Да, и изымите всю информацию: все флешки, все бумажки. Не мне вас учить…. Полиция? В этой глуши? Чё, был звонок?.. Сколько вам нужно времени?.. Хорошо, я позвоню в министерство верному человечку. Раньше обеда полиции не будет. И то это будет один полицейский, посланный на разведку. То есть у вас даже больше времени. Но желательно до его приезда управиться и испариться оттуда… Ах, первым приедет свой? Мда, оперативненько. Если до его приезда не управитесь, закрепить его надёжность, пусть вам поможет немного…. Молодец. Сразу мне чиркани.

Третий звонок произошёл по инициативе третьего человека.

Обладатель писклявого голоса взял трубку, выслушал звонившего и сказал в ответ:

– Да, Виктория Константиновна… Да, можно пробросить в новостях, в шоу, в каких-нибудь статейках и тому подобном информацию по дискредитации альтернативного мнения. Да, и пускай доктора наук там, ну ты поняла. Любой возражающий против официальной точки зрения должен чувствовать себя сумасшедшим или, по крайней мере, его таковым должно считать большинство… Пока ничего серьёзного. Но работа на опережение должна отличать наш стиль работы. Большинство должно быть послушным и брести в нужном нам направлении. Пусть горстка человек на всей планете и знает истину, но истина в сочетании с артефактами – это уже серьёзно… Не обращайте внимания, Виктория Константиновна, это я так просто рассуждаю про артефакты гипотетически. Ваша задача – информационно упрочить навязываемую точку зрения, причём в короткий срок и массированно. «Археологичка с вещественными доказательствами – это вам не шутка…». Что вы говорите? Свежая диссертация? А-а, эту новоиспечённую докторшу наук я знаю. Очень кстати. Действуй. Сейчас припомню, как её: Марина, Мария..? Ах, Светлана, ну конешна. Помусольте эту тему на каналах, шоу-хреноу там всякие. Не мне тебя учить. – И добавил, растягивая некоторые слоги, после того, как нажал на экран в область красной кнопки с белой телефонной трубкой: – Викто-ория Константи-иновна.

8

Ксении всё-таки удалось заснуть. Она проснулась тёмным утром от потрескивания горящих дров и выглянула через занавеску. Все трое пленников посмотрели на неё ненавидящими взглядами. Иван занимался отапливанием избы.

– Скоро рассветёт. Я думаю, нужно продублировать звонок. Сколько их ждать? – Сказал Иван Ксении.

Но Ксения не успела и рта раскрыть.

– Парень ослабь ремни и верёвки. Всё затекло на фиг. – Сказал высокий.

– Ничего страшного, ампутируют лишнее и станете похожими на людей. – Весело сказал Иван.

– В туалет веди, прокряхтел пухлый.

– Перед отбоем водил, все сугробы мне тут это самое. Замучился вам руки-ноги развязывать-завязывать. Терпите, ща свожу. Может ещё завтрак вам приготовить?

– Было бы неплохо, – ухмыльнулся высокий, – и жарковато нам тут во всём зимнем валяться. Хотя под утро было нормально на холодном полу, а сейчас растопил тут свою кочегарку, не продохнёшь. Воды дай.

Уже рассвело, когда Иван завёл пленных с улицы, усадил на пол и снова связал им ноги. Ксения напоила их из металлической кружки.

В этот момент послышался гул мощного трактора.

Иван попросил Ксению одеться и выйти в сени. Он взял с собой ружьё и все пистолеты со всеми магазинами. В сенях Иван вручил пистолет, предварительно открутив от него глушитель.

– Так он компактнее, легче прятать. Вот тут нажмёшь и можешь жать на крючок. Хотя, кого я учу?

– Ты думаешь, с полицией может быть подвох? – настороженно спросила Ксения.

– С некоторых пор я стараюсь никому не верить, – спокойно ответил Иван.

Ксения вернулась на кухню. Иван тоже заглянул проверить поведение связанных и, убедившись в отсутствии поползновений к освобождению со стороны троицы, пошёл на улицу.

Трактор Т-150К расчищал дорогу широким отвалом, не способным изменять угол поворота. Хотя дорогой эту полосу земли можно было назвать только во время продолжительно тёплой и сухой погоды, когда немногочисленные автомобили могли хоть как-то накатать колею после «рвов» от больших тракторных колёс, оставленных во время непогоды. С дождливой осени и до сухой весны в этой местности правильнее, наверно, было бы сказать, что через деревню не было дороги. Так что трактор расчищал бездорожье.

Иван смотрел из-за угла соседней избы, которую уже давно кто-то начинал разбирать на дрова, но разбирание прекратилось с момента возвращения Ивана в деревню. За трактором медленно ехали УАЗ «Хантер» и УАЗ «Буханка». Обе машины были без опознавательных знаков полиции. Синие ли были номера, Иван не видел. То, что машины без синих полосок, уже насторожило Ивана. «Конечно, это не факт, что ряженые. Я видел, что полицейские могут приезжать на гражданских машинах. Но…».

Иван, вооружённый пистолетом и ружьём короткими «перебежками» занял позицию в хлеву. В снегу по пояс как-то не бегалось. Обзор он осуществлял сквозь щели между досками, которыми было заколочено окно для коровы. Недостатком этой позиции было то, что дом, построенный ещё его дедом, загораживал большую часть как бы дороги. «Что если они остановятся в мёртвой зоне?»

Трактор расчистил возле дома Ивана большую площадку и поехал чистить дальше в соседнее село. Иван не без удовольствия смотрел, как тракторист расчищал стоянку в идеальном секторе стрельбы. Иван мог просматривать всё, но при условии, что машины остановятся на этой расчищенной стоянке. «Плохо, что он им сделал высокий бруствер, забацал им укрытие от меня». Иван также прикинул, что в случае высадки десанта заранее, противник скрытно обойдёт и прикроет своих. «Будем надеяться, что они на расслабоне и никто заранее не десантировался». Иван попробовал на том, откуда ещё может исходить опасность. Кроме находящихся в двух автомобилях, другой опасности на данный момент он не почуял.

Машины припарковались и из них вывалило шесть человек. Иван мог видеть только их головы. Но вот они стали взбираться на снег. Проваливаясь, они не спеша приближались. Пятеро были в гражданской одежде (на некоторых были разномастные камуфляжи без знаков отличия и различия). Шестой был в форме полиции. Но Ивана смутила кокарда на его шапке и цвет шапки. Шапка была милицейская. Иван часто бывал в городе. Он уже давно не видел таких шапок. «Опять же не факт. У нас глубинка. Но пистолетик я лучше приготовлю к бою».

Погода была тихая. Да и место было тихим. Только тарахтение удаляющегося трактора с характерным свистом ещё едва давало о себе знать.

Многие отмечали, что у Ивана превосходный слух в плане чуткости. Нередко шептавшиеся, думая, что он их не слышит, ошибались. Так и сейчас Иван смог различить среди тихого бубнения отдельные фразы: «Дворянин», «Осмотреться», «При… обстановке валить всех», «А с бабой… порезвиться?», «Маньячело, …звись и тебя тоже не найдут».

Хоть слова и были едва различимы, но ошибиться в стольких словах парню показалось невозможным.

Иван решил открутить глушитель от одного из пистолетов, другой решил оставить с глушителем, запихал их сзади за ремень, надетый прямо на фуфайку, и вышел из хлева навстречу с ружьём в руках. Его сразу заметили. Все шестеро достали пистолеты. «Ну, хоть бы один пистолет Макарова. Нет. Иван даже на расстоянии заметил, что пистолеты разные и даже были револьверы. Это не полиция. Даже у «милицейской шапки» – «Беретта».

Пурга лаяла. Заметив Ивана, она завиляла закрученным хвостом, но осталась у крыльца, где Иван немного расчистил.

Иван резко вскинул ружьё, прицелился в самого ближайшего. Он походил на главаря. Все шестеро прицелились и стали что-то кричать. Иван разобрал только несколько возгласов: «Полиция, бросай оружие, ни с места, это полиция». Остальные крики слились в сумбурный гул. Шестеро кричали и продолжали приближаться по глубокому снегу. «Не боятся гады». Они все уже преодолели высоченный сугроб, созданный трактором в процессе расчистки стоянки. Расстояние до ближайшего не превышало 50 метров. Иван нажал на крючок и тут же прыгнул в снег. Рассматривать результаты выстрела было некогда, но успел заметить, как один в серо-голубом камуфляже дёрнулся сразу после выстрела. Пурга лаяла теперь из-под крыльца. Переломил ружьё, лёжа в снегу. Благо – в фуфайке можно было долго так лежать. Иван вытащил металлическую гильзу грязно-латунного цвета. Вставил очередной патрон, заряженный мелкой дробью. Только после этого он высунулся и выстрелил в самого прыткого, который оказался от Ивана в нескольких шагах. Поняв, что ружьём он не справляется, что прибывшие достаточно подготовленные и слишком быстро приближаются, он достал пистолет FN без глушителя. Продолжая лежать в снегу, он немного высунулся и с двух рук выпустил по кричащим пробирающимся по снегу весь магазин. Иван успел заметить, что прыть приезжих поубавилась. Также поубавилось и количество продолжающих стрелять. Трое, прыгая словно олени, убегающие по глубокому снегу от медведя, вернулись к машинам и вели оттуда огонь. Брызги снега то тут, то там взрывались около лежбища Ивана. Иван перезарядил пистолет, затем ружьё и перекатился несколько раз в новое место. Пока перекатывался заметил, что один, ближайший к нему, неприятель лежал неподвижно. Двое раненых отползали к машинам. «Патроны на утку слабоваты или попал в первого плохо. Попасть в голову непросто, а по остальным местам таким зарядом стрелять нечего и пытаться – не остановят.»

Иван сделал два выстрела из ружья по машинам. Один из приезжих передумал лезть в машину и вернулся под укрытие снежного гребня. Иван выпустил ещё один магазин из «громкого» пистолета по машинам. После этого двое решили покинуть стоянку и укрыться за дальним, тоже высоким, снежным бордюром, только что сделанным трактором. К одному за ближним белоснежным гребнем присоединились двое раненых. После себя они оставили красноватые следы. Иван видел периодически высовывающиеся головы непрошенных гостей. Их высовывания порой сопровождались хлопками выстрелов и ударами пуль по хлеву. «По ходу, патронов у них хоть… отбавляй».

Иван решил обойти приезжих с фланга. Сначала ползком. Потом за домом в полный рост. Но в последний момент он посмотрел на скобу в стене своего дома, затем посмотрел на крышу и план созрел сам собой. Несколько секунд и он на крыше. Снег держал нормально. Слегка высунувшись над коньком крыши, он увидел, что пятеро сбились в кучу (уже все возле ближнего гребня) и с высоты их было прекрасно видно. Они что-то замышляли. До противников было чуть меньше 40 метров. «Далековато, конечно, но чуть ближе, чем стрелять по машинам от хлева». Погода благоприятствовала – всего-то пять градусов ниже ноля, ветра не было; рукам было тепло и они совсем не дрожали. Не то, что во время стрельбы из мелкашки во время учёбы в школе, когда Иван подростком ходил в бесплатный школьный кружок после занятий. Там пару раз стреляли в минус двадцать пять. Одна рука была во время стрельбы без рукавицы. Попасть куда-то было просто нереально.

«Сейчас я им покажу, где раки зимуют». Иван достал пистолет с глушителем, хорошенько прицелился и стал стрелять. Благо в юношестве он вдоволь настрелялся за огородами у реки из пневматического пистолета, подобранного им после драки на городской дискотеке. А также настрелялся в школьном тире из воздушки, в овраге из мелкашки, в армии на стрельбище из автомата. В армии тоже в юности? А что такого? Он и сейчас ощущал себя юным.

Ближайший к машинам упал после первого выстрела. Остальные даже не заметили, обсуждая дальнейшие действия. Затем было два промаха, но приезжие стали ворочать головами по сторонам, ища откуда и кто пускает свистящие пули, щёлкающие по снегу и по кузову автомобиля. Ещё один упал, жалобно крича и держась за руку. Оставшиеся на ногах начали бестолково метаться на стоянке, не понимая, откуда им прилетает. Так они почти все попадали на окровавленный снег друг за другом. Пистолет был достаточно точен даже на таком расстоянии, сектор стрельбы был идеальным. Лишь один смог спрятаться за «буханку» невредимым, заметив откуда Иван ведёт бесшумную стрельбу. Несмотря на то, что Иван стрелял метко, большинство пуль не достигали целей, ложились рядом с ними. Иван стрелял и перезаряжался до тех пор, пока трое не перестали шевелиться (подёргивания не в счёт). Снова перезарядился; но теперь был заряжен последний магазин. «Так, двоих не досчитываюсь. Один за машинами точно. А ещё один? За снег, что ль, нырнул? Но он был ранен мной ещё от хлева. И на стоянке щас ему раз точно прилетело, кажется в руку. Визжал не просто так». Затем Иван перелез через конёк и, скатившись с другой стороны крыши, прыгнул в сугроб и стал пробираться к машинам. «Остался один, который в милицейской шапке и один раненый». Со стороны стоянки, из-за машин, стал вестись огонь. Прозвучало много выстрелов. Иван пробирался зигзагом и почувствовал боль в левом плече, как только оказался на стоянке. Но это его не остановило. Он уже был на месте побоища, где четверо лежали на снегу с красными пятнами. На вид, из-за окровавленности, они все получили ранения, не совместимые с жизнью. Сразу после ощущения удара по своей левой руке, Иван двумя выстрелами заставил «милицейскую шапку» поостеречься выглядывать из-за машины, затруднив ему дальнейшее прицеливание. Внимание парня привлекло одно тело, лежащее на левом боку ближе к сугробу. «Отполз под прикрытие снежного вала. Вот он – визжащий в камуфляже». Иван направил на него пистолет, обозревая машины, за которыми укрывалась «милицейская шапка», боковым зрением. Правая рука визжавшего была в чёрной кожаной перчатке и сжимала серебристый револьвер, который дулом упирался в красноватый снег. Куртка визжавшего была испачкана в крови, словно он получил несколько ранений. «Но ранений должно было быть лишь два: второе в руку и первое не должно быть серьёзным. Хотя первое было дробью. Но с такого расстояния не должна сильно разлететься». Иван пнул оружие в сторону от поверженного врага и в этот момент визжавший ожил и бросился в атаку с длинным тонким ножом в левой руке, которую до этого не было видно под лежащим телом.