Текст книги "Радио Пустота"

А. Егоров
Радио «Пустота» (сборник)

Все права защищены. Никакая часть данной книги не может быть воспроизведена в какой бы то ни было форме без письменного разрешения правообладателя.

© Егоров А., 2017

© ООО «Литео», 2017

Радио «Пустота»

Глава первая
Кошки, заберите меня с собой

Проснувшись утром, я начал отчетливо анализировать свой сон. Во сне я решал какие-то проблемы, постоянно с кем-то ругался, толкался и спорил. Один мужчина, как будто не совсем знакомый мне, неожиданно подойдя, вдруг спросил:

– Хочешь знать, что же все-таки происходит в твоей жизни?

Мне стало ужасно интересно, и я утвердительно махнул ему головой.

– Тогда отгадай загадку, – строго сказал он.

Я был полон внимания.

– Что такое кофе в дорогу? – весело спросил он.

– Ну, – затупил я, – это же просто: попил кофе и поехал, разве же это загадка?

– Хм-м, – усмехнулся он. – Считаешь, если бы это было так просто, стал бы я загадывать тебе ее? Думай, в ответе кроется все то, что так необъяснимо мучает тебя. Попросту говоря, ответив на этот вопрос, ты поймешь весь смысл жизни, ну пускай не в глобальном исполнении, но что касаемо именно твоей, так все и поймешь.

– Так что же такое, – думал я, заваривая себе не совсем вкусный, но почему-то прописанный на моей кухне кофе, – кофе в дорогу? Может, спросить у нее?

Ей хорошо, с ней все в доме спят. И Дурик, и Фекла, и даже я. С Дуриком у нас отношения возвышенные. Он меня пытается выжить, постоянно охраняя все жизненное пространство вокруг нее. Я подкармливаю его по утрам тайком, на цыпочках, пока она спит и не видит его преступнического предательства по отношению к ней в виде поедания сыра из моих рук. Конечно, он жрет, по утрам жрет, а потом рычит на меня.

– Лицемерие, собачулечка, – это смертный грех, – взываю к его совести.

Но эта маленькая рыжая собаченция только уплетает сыр за обе щеки и виновато оглядывается в пустоту дверного проема, чтобы успеть сплюнуть (или сглотнуть – по ситуации), если вдруг на месте преступления появится она. Ее он сразу представляет в мантии мирового судьи, с деревянным молоточком и кисточками на шапочке.

– Дурик, – величественно проговаривает она, открыв толстую и умную книгу перед собой, – за поедание сыра из его рук… – причем слово «его» звучит из ее уст совершенно невыносимо и несет в себе все то вселенское и греховное, за что всех маленьких собачонок жарят в аду на сливочном прогорклом масле, а потом продают на железнодорожных вокзалах под видом сочной шаурмы.

От этого у бедного Дурика на его собачей душе возникает когнитивный диссонанс. С одной стороны – сыр и я. С другой – вечные муки.

– Не печалься, пес, – протягиваю ему кусочек поменьше, – если что, я дам показания в твою пользу. Я все возьму на себя. Явка с повинной. Раньше сяду, раньше выйду. Век свободы не видать.

Фекла наблюдает за нами с высоты. Она – существо высшего порядка. По ночам летает, днем дрыхнет на холодильнике. Кто считает, что кошки не умеют летать, так скажите это ей, возможно, она перестанет. Как-то она сказала мне, что ищет великий кошачий путь.

– Что же это за путь такой? – беру ее на руки и нежно глажу против шерсти.

– Это такая великая тропа, – нравоучительно декламирует Фекла, – по которой все кошки уходят в страну вечного вискаса.

При этом она «нежно» запускает в меня свои когти и блаженно закатывает глаза.

– А мне, мне можно в страну вечного вискаса? – спрашиваю я.

Я же сразу начинаю представлять себе эту самую блаженную страну:

– Хочешь пива? – ласковым голосом говорит мне она.

– Чего? – переспрашиваю я, хотя в телефонной трубке, ее голос звучит доверительно и бодро.

– Холодненького, с рыбкой. Сколько тебе купить? Пять? Шесть? Да пес с ним, ничего страшного же не будет, если больше куплю! И вообще, мне кажется, ты в последнее время переутомился. Тебе явно нужно отдохнуть. Погуляй с друзьями, сходите в баню, купите молоденьких проституток…

– Ты псину сыром кормишь, – нравоучительно, не опуская глаз, говорит кошка, – высшие материи не для вас.

Вот, еще одно весомое слово с утра – «вас»!!! Оно сразу опускает меня с неба на землю, точнее, на кухню. И я понимаю, что летать мне пока не суждено, если только на работе. Тем более мне по карме совершенно не положена страна вечного вискаса. Если только в следующей жизни, когда я стану большим и потным муравьем с большой и кислой попкой, лапками и усиками. Муравейник наш будет располагаться в спальном районе леса, норка на первом этаже, угловая, но уютная. Немного шума от жучиной возни, но к этому же можно привыкнуть. Теща – муравьед, жена – божья коровка. Таскание листиков от заката до рассвета. Директор – большой жук, вечный кататель чего-то липкого, но очень нужного. И пролетающие над муравейником кошки. Я помашу им лапкой вслед, всплакну и скажу:

– Кошки, заберите меня с собой, пожалуйста!

На большее я пока не заработал, во всяком случае, в этой жизни.

А может, я чернослив? Маленький, сморщенный. Кожа тонкая, внутри семечка, вещь во всех отношениях нужная. Но любое блюдо при добавлении испорчу.

– Мы в таких философских аспектах не мыслим, – давясь сыром, кряхтит Дурик и постоянно нервно оглядывается, – мы существуем приземленно.

– Это как же вы существуете? – спрашивает Фекла и открывает свои большие зеленые глаза.

– Пожрать есть, поспать есть, спариться иногда, что еще нужно?

– А по-моему, вы с ним, – при этом она имеет в виду именно меня, – на одной волне.

– А по-моему, – парирует Дурик, – не все кошки, падая, приземляются на лапки.

Я жму ему лапу. Наливаю себе горячего кофе. Фекла уходит к ней.

Не скажу, что до нее у меня не было опыта общения с женским полом. А было это так.

Ее я увидел не сразу. Сидит на кочке, глазенки выпучила, рот разинула, животик свой по мху распластала, не женщина – царевна. Чуть не вляпался в нее, но когда услышал отчетливо:

– Молодой человек, вы не это потеряли?

Обернулся и посмотрел под ноги. Сидит, стрелу мою в зубах держит. Звали ее Наташа, имя, скажу вам, хоть и незамысловатое, но очень многообещающее.

– Что же, – сплюнул я сквозь зубы, – пойдемте ко мне.

Она была не прочь.

– А вы не знаете, Натали, – смело продолжил знакомство я, – что такое… кофе в дорогу?

Она уныло поводила глазенками по сторонам, поймала языком комара и, улыбнувшись, отрицательно покачала головой.

– Ну что ж, тогда раздевайтесь, проходите.

И она прошла. Прямо в мою жизнь, через центральный вход. Шкурку свою пупурышистую на вешалку повесила, по окнам горшочков с бегониями натыкала, ковер замутила редкостный, в общем, зажили мы с ней… как в сказке. Пару раз приезжала ее мама в коробчонке, тогда Наташа пекла вкусные пироги и строила планы на жизнь. А жизнь ей казалась вполне сносной, вот только просила она слезно, чтобы пальто ее зелененькое я не трогал ни в коем случае. Но, как известно, запретный плод сладок. И фетиш ее я в один чудный день спалил вместе с каким-то подобным барахлом. Наташа была в шоке.

– Я в шоке, – орала она в пустоту и билась головой о свой редкостный ковер.

А потом собралась и ушла к другому мужику по фамилии Кощеев. Тот хоть и был не вполне респектабелен в плане внешности, зато купил ей новое зеленое пальто. Да и вообще был не беден, по жизни шел уверенно, как будто точно знал, что богатства эти свои с собой в могилу заберет. Или, может, вообще ощущал себя бессмертным и бесподобным. А Наташа, уходя, мерзко бросила мне вслед единственную фразу:

– Неудачник, – сказала она.

– Жаба, – отозвался я нежностью.

Уже позже я где-то то ли прочел, то ли услышал, что Кощеев этот неожиданно погиб, так сказать, скоропостижно покинул нас. Там история была настолько темная и нечистая, что пересказывать ее я не решусь. Что-то связанное с яйцом (или яйцами) и иглой. Мне, конечно, все равно, и к судьбе господина Кощеева я не питал особого интереса, но, проникнувшись мужской солидарностью (яйца все-таки!), я сочувственно качал головой. После Наташи на душе у меня остался осадок, а в квартире стоял невыветриваемый запах созданного ею уюта.

Я выключил микрофон, привычным движением нажал кнопку электрического чайника и снял наушники.

– А теперь для вас поют «Роллинг Стоунз», – весело проговорил я в пустоту утреннего окна и проверил порядок проигрываемых треков.

Работать еще придется минут двадцать – двадцать пять. А потом. Потом я выпью кофе, выйду на улицу и пойду домой пешком.

Сахар закончился, и мне пришлось пить кофе так. Город еще спал, и ему вряд ли было интересно слушать мой бред. Если честно, я плохо понимал, для чего я вел этот ночной эфир. А главное – для кого?

– Сначала будешь работать по ночам, – говорил мне шеф-редактор.

Немолодой, лысоватый, вечно потеющий толстяк в бессменном своем клетчатом пиджаке и вонючих носках. «Интересно, – думалось мне, – какая женщина с ним живет?». Я представлял ее в вечных бигудях, на плите – оцинкованный таз с его замоченными носками, которые она все никак не удосужится выстирать. Китайский халат с размалеванными птицами на спине и груди. Сигарета в зубах и вечная апатия во взгляде. Такая же апатия присутствовала и в его взгляде. Их жизнь похожа на позабытые котлеты в морозильной камере. Секс – на покачивание двух пальм. Любовь – вряд ли они знакомы с этим понятием. Он весь день на работе, она весь день где-то. Вечерами они встречаются и ненавидят друг друга каждый по-своему.

В моих мыслях они обнимались и в один голос приторно говорили мне:

– Ты попал, сынок, это называется жизнь, и тебе придется с этим что-то делать!

На эту работу я попал случайно. Так случилось, что пришлось работать по ночам. Дневной эфир радио пестрил развлекательными и информационными программами. Здесь трудились настоящие асы. Я же, бывший продавец-консультант, в поисках работенки пришел на собеседование по объявлению.

– У вас есть опыт работы на радио? – молодая скучная блондинка не проявляла ко мне совершенно никакого интереса. Все ее внимание привлекал сайт «Одноклассники».

– Нет, но у меня…

Она не дала мне самореализоваться в ответе и так же скучно продолжила:

– Шеф берет вас, вы будете вести эфир с трех до половины шестого утра. Основная задача контролировать процесс радио эфира.

– Я понял, – мотал головой я. Хотя не понимал пока совершенно ничего.

– Главное – не косячить, – поучала она. – В эфир не лезь, микрофоны не включай без надобности. Только когда читаешь прогноз погоды. Все.

«Кому интересен прогноз погоды ночью?» – подумалось мне, но в слух я этого не сказал. Было наплевать, да и нужна была хоть какая-то работа.

– Шеф приходит к одиннадцати, слушает выборочно ночников и принимает решение.

– Решение? – я по-прежнему смотрел на нее в упор.

Наконец она оторвалась от компьютера и брезгливо посмотрела на меня.

– Решение по вам, – с кислотой в голосе проговорила она и снова уткнулась в «Одноклассники», – стоит ли вообще вас держать на радио.

– Понял, – дежурно откликнулся я и подписал все нужные документы.

Жена восприняла эту новость более чем восторженно.

– По ночам?

– Я же не виноват, что в городе для меня нет другой работы, – пытался оправдываться я.

– Ты хороший продавец, – спорила она, – ты бы мог пойти к своим бывшим конкурентам, ну, в этот зеленый магазин.

Я по-доброму смотрел на нее. «Как же мне объяснить тебе, как я ненавижу людей», – думалось мне. За семь лет работы продавцом-консультантом, я миллионы раз разочаровывался в людской породе.

– Куда ты бежишь? – она явно пыталась провести сеанс психоанализа.

– Блять, я наконец нашел работу, чего тебе еще нужно?

Разговора не получилось. Получались ли они в последнее время? Я бы так не сказал! Может, это и к лучшему, что мы с ней теперь будем видеться реже. Иногда мне кажется, что мне вообще мало кто нужен. И еще некоторые считают, что счастье не в деньгах. Я не из таких. Мой сосед, состоятельный пердун-путешественник, все свои деньги тратит на промот по странам мира. Как-то мы курили с ним на лестничной площадке, и я спросил его:

– Сколько нужно денег, чтобы стать счастливым?

– Не в деньгах счастье, – натруженно ответил он.

– Не соглашусь, – спорил я. – Вот ты постоянно в разъездах. Наверняка ты счастлив. Где ты побывал, расскажи?

Он посмотрел на меня и сказал:

– В Латинской Америке, Европе и Японии. А как ты ощущаешь себя сейчас?

– Как полное дерьмо, – уныло сказал я, перебирая мелочь в кармане куртки, прикидывая, хватит ли мне денег на две маршрутки до радиоцентра.

– А теперь представь себе, что ты при этом всем уже побывал в Латинской Америке, Европе и Японии. Теперь я повторю вопрос: кем ты себя ощущаешь?

И знаете, я понял его. Но денег в кармане у меня не добавилось. Я налил кофе и снова уселся в свое кресло. Включил микрофон и, дождавшись окончания песни, грустно сказал:

– Доброе утро, город. Сегодня нас ждет хороший осенний денек. Температура поднимется до отметки в восемнадцать градусов, пройдет небольшой дождь, но это не помешает нам совершить сегодня что-то стоящее. Сейчас почти пять утра. Спасибо всем, кто слушал мою программу, и всем, кто хотел позвонить, но не решился по каким-то причинам. Я желаю всем счастья. До завтра и пока-пока…

Все, на сегодня моя работа закончена.

Глава вторая
Ночной гость

Включить микрофон. Этого мне как раз и не разрешалось. Но. Уже через неделю я понял, что никакой шеф не слушает мои ночные эфиры. Да и вообще меня никто не слушает.

В тот первый раз я, как обычно, скучал у ночного окна радиостудии. Пел Лепс, я пытался подпевать ему. От кофе глаза лезли к потолку. Приближался прогноз погоды. Я включил аппаратуру и прочел записанное предварительно на листке. Стало еще скучнее. Я отключил микрофон и представил себя завсегдатаем в радиомастерстве. Я начал рассказывать про свою жизнь. Про Дурика и Феклу. И про свои опыты в любви.

– Ее я встретил на рыбном рынке, – рассказывал я, – и хотя она и была на первый взгляд ни рыба ни мясо (русалка, одним словом), я пригласил ее к себе в гости. И она вошла, точнее, заплыла в мою акваторию. Сворачивать Наташин редкостный ковер она не стала, да и цветов не тронула. Напротив, вместе с ней в моем убогом жилище появился аквариум и огромное розовое дерево. На ветвях дерева она частенько просто сидела и думала о чем-то своем. Я аккуратно снимал ее оттуда и нежно гладил против чешуи, от хвоста к голове… и обратно. Долго я думал, и даже по первости чувства мои от недоумения перетекали к неистовству. Как же мне ее любить? А точнее куда? Дорогая же моя яростно метала икру в аквариум, ожидая от меня не только внимания, но и ласк.

– Не называй меня рыбой, – шипела русалка, – она холодная.

Звали ее Валентина. Имя хоть и простое, но незамысловатое.

– Что такое… кофе в дорогу? – как-то спросил я у нее. На что она брезгливо поморщилась и сказала, что не только не знает, но и терпеть не может этого жеманного напитка.

Часто Валентина экспериментировала с цветом своих волос. То красилась в голубой. То в нежно зеленый. А один раз даже постриглась наголо.

– Нормально, – процитировал я, – это нормально.

И она успокоилась. В отличие от меня, неудачника, Валя всегда где-то плавала. Когда она не плавала, она летала в облаках. Я решил, что ей нужно развеяться, и отправил ее в Адлер подышать морем. И больше она не вернулась. От ее подруг я потом то ли узнал, то ли прочитал где-то, что она, купаясь, увидела местного олигарха, проплывающего мимо ее прелестного тельца на своей субмарине. Ну и махнула хвостиком моя Валюня. Вот только олигарх этот не очень жеста ее понял. И тогда пришлось русалочке моей пойти на вынужденные меры. Обратившись (через газету «Вечерний Адлер») к колдунье, она быстро встала на ноги. Вот только, простудившись, потеряла дар речи. Но это не смутило ни ее, ни олигарха. Который, попотчевав ее, выбросил где-то в Дании за борт. Где она и окаменела. Говорят, сидит себе, морда умная, взгляд горестный, хвостик распушила… И ждет. И крабы ей весело машут клешней, и голуби гадят на голову. И после нее в моей жизни остался непреодолимый запах рыбы, аквариум и большое розовое дерево. И грусть, потому что не смог я дать счастья своей золотой рыбке. Хотя какая она рыбка, она же холодная. И какая-никакая, а была в доме женщина. Ну а хвост… Это, как говорится, ерунда. Лишь бы человек был хороший.

Позже я понял, что микрофон я выключать не умею и все, что я нес, ушло в ночной эфир. Весь день я ждал звонка от шефа, но так и не дождался. И начал нести свою чушь ежедневно. Меня это забавляло, тем более от этого никому не становилось хуже или лучше. Город спал, шеф спал, меня никто не слушал.

– Вот и наступила осень, – романтично и грустно говорил я, – любимая моя и долгожданная. Для Феклы осень – совершенно ничего не значащий факт. Ей плевать на виды из окна и грусть в моих глазах. У Дурика осень сопряжена с постоянным мытьем лап после прогулок и сезонной травлей паразитов как снаружи, так и внутри. Для меня это сорвавшийся с клена ошалелый лист. Вертясь и кружа как сумасшедший, он пересек весь город и прилип к моему окну. Прилетел, чтобы рассказать, что пришла осень. Что пора идти в парк и дышать прозрачностью воздуха. Что жизнь скоротечна и неумолима. Что у всего есть предел.

Так прошел мой первый месяц на радио. Постепенно я входил во вкус. В пустоту радио эфира я посылал свои флюиды, не ожидая взаимности или внимания.

– Как бороться со скукой? – тихо проговорил я в микрофон. – Кто же скажет об этом лучше, как не скучающий в ночи одинокий радиоведущий. Если у вас есть мысли по этому поводу, звоните на короткий номер 3432. Пообщаемся. А пока слушайте. Дело в том, что я совсем не понимаю людей, которые постоянно говорят об одиночестве, как о чем-то плохом. Я считаю, что одиночество – это великая награда. Ты можешь прочувствовать это только после отношений.

– Ее я встретил случайно, – говорил я. – Она везде и всегда двигалась верхом на волке. С виду была не то что бы красавица, но очень прекрасна. Ее так и звали – Елена Прекрасная. Красивые ниспадающие светлые волосы, большие очаровательные глаза, небольшой рост, прямые ноги. «Все как я люблю», – подумалось мне. «А вы не скажете мне, – обратился я к ней по-свойски, – что такое… кофе в дорогу?». Она заискивающе улыбнулась и поехала ко мне. Волка привязала на автостоянке и смело поднялась в мою жизнь, по лестнице, пешком. Имя это, Елена, казалось мне не то что замысловатым или простым, но так ее звали, и с этим нужно было жить. Ковер Наташин редкостный и цветы, как, впрочем, большое розовое дерево, она выбрасывать не стала. Зато она помыла аквариум, выветрила из квартиры запах рыбы и наполнила все гламуром и понтами. Понты эти были повсюду. Начиная с розового унитаза с меховушечкой (а именно так ее следовало именовать) вместо седалища. Стильная люстра, нормальные такие обои. Хай-тек, а не хата. Меня она тоже приодела.

– Мы, – говорила Елена Прекрасная, – сделаем из тебя человека.

С тех пор я стал модным челом. У меня появились новые стильные часы, кожаная сумка через плечо. Черный плащ и немыслимые какие-то боты.

– И вообще жить нужно в тренде, – любила говорить она.

Работала она все больше по каким-то командировкам, занималась оптовой закупкой фруктов. Все время улыбалась и тарахтела по телефону про какие-то молодильные яблоки.

– Они, – кричала она своему напарнику, – произведут фурор среди теток средней руки. Вези… А я тебе говорю вези…

Вот такой бизнес. После того как ей, видимо, привезли яблок, она начала молодеть с каждым днем. Сначала она выглядела на двадцать восемь, потом на двадцать семь, потом… Ну и так далее. В конечном итоге мне пришлось где-то через полгода возить ее везде, переводить за руку через дорогу и покупать ей новые банты. Она же совершенно стала девочкой.

– Может, хватит жрать эти чертовы яблоки? – спросил я ее.

Но она упорно крутилась у зеркала и, тыкая пальчиком в малюсенькую складочку на попе, орала во весь голос:

– А это? Это же кошмар!

И продолжала молодеть. В итоге ее как-то привезли какие-то люди.

– Это не ваша девочка потерялась? – сказали они мне. – Что же вы это, папаша, за дочкой своей не следите?

Я укоризненно посмотрел ей в глаза, но не заметил там ни капли сомнения или сожаления по поводу того, что яблоки эти молодильные жрать надо прекращать. Спать с ней я уже не мог, как-то это попахивало педофилией, и факт был налицо. В одно (уж и не знаю, прекрасное ли) утро она отвязала своего волка, который, кстати, с трудом ее узнал, и унеслась прочь, как она сказала, «искать себе кого-то помоложе, с пониманием текущего вопроса». А я опять наткнулся на приключения.

Ее я встретил случайно. Привлекла она меня своим безобидным вполне видом и незаурядностью. Небольшого росточка, скромная, стройная, воздушная. Я взял ее на руки, точнее, на руку… И понес в свою жизнь. Розовое дерево ей не понравилось, и цветок, и запах гламура тоже, но выбрасывать все это мы не стали. «Пусть так и останется», – сказала выразительно она. И я с ней согласился. По вечерам мы пили чай со сливовым вареньем, смотрели друг другу в глаза и молчали. И не то чтобы нам не было о чем поговорить. Скорее всего, нам было о чем помолчать. По утрам она рассказывала мне про свою прошлую жизнь. А жизнь у нее была не сахар. Сначала она собиралась замуж за жабу. Жаба был совершенно не воспитан (хотя и достаточно обеспечен средствами), постоянно то и делал, что жрал комаров и мечтал о ее юном теле. Но, видимо, браку этому суждено было не состояться. Потом ее очаровывал крот, очень состоятельный господин в натуральной шубе. Слеповатый по жизни и алчущий ее нежного тела. И тут не судьба. Улетела она на ласточке в теплые края. И еще было много мужиков… И все хотели ее как то по-своему, и все как-то одинаково обламывались. Во мне же она увидела некого принца с крылышками. Я с ней не спорил. А зачем ломать нежные девичьи стереотипы? Зато для меня стали очевидными многие вещи. Например, я понял, что выбор в этом мире в основном делает она. И если даже мне иногда казалось, что светлая идея, посетившая мою не менее светлую голову, – моя, то позже понимание этой ошибочности приходило ко мне с неизменностью. А в одно прекрасное утро она ушла… Ушла, как и все мои сказочные подруги… Улетела, как божья коровка, с каким-то жуком, радовать его своей обворожительной талией. А что такое кофе в дорогу, она тоже не знала.

Как вдруг и раздался этот звонок.

Для меня это было потрясением. Этот звонок прозвучал так громко. Мне казалось, он разбудил весь город. Впервые за мой небольшой срок диджейства кто-то слушал меня. Или, скорее всего, это был сонный и разъяренный шеф.

Мне казалось, это именно так.

– Сынок, – сейчас скажет он мне злым и скрипучим голоском, – какого черта ты вытворяешь на моей радиоволне? Знаешь, что я сделаю с тобой? Я наслюнявлю свой указательный волосатый палец и сделаю тебе «Мокрого Вилли», засунув его прямо в твое ухо.

Меня передернуло.

Телефон не замолкал. Я собрался с духом и поднял злополучную трубку.

– Алло, – нерешительно произнес я.

– Я в эфире? – послышалось с того конца. Это был усталый мужской голос.

Блин, я совсем позабыл подсоединить телефон к аппаратуре. Я подскочил как ошпаренный и быстро воткнул все нужные провода. Музыка замолкла, и в прямом ночном эфире появился легкий треск.

– Здравствуйте, – быстро проговорил я, – вы в эфире, представьтесь, пожалуйста.

– Вы говорили об одиночестве, – так же тихо и без эмоций сказал голос. – Я постоянно слушаю вас и сделал вывод, что вы очень одиноки, ведь это так?

– Возможно, – поддержал беседу я, но он продолжил.

– Несмотря на то, что вас окружают коллеги и, может, друзья. Кстати, даю голову на отсечение, что у вас их нет.

Я задумался. За последнее время все те, кто мне звонил, были так называемыми друзьями. Все как один сначала спрашивали, как у меня дела. Потом что-то рассказывали из своих похождений. Потом интересовались, не осталось ли у меня связей в магазине, чтобы сделать им скидку. До магазина я работал на крупном производстве. Хорошо дружил со многими. После увольнения, где-то спустя год, я встретил одного такого «хорошего друга» в городе. И нам не о чем было поговорить. Мы просто стояли и даже не смотрели друг другу в глаза. Нам было неловко. Мне показалось, что он даже пожалел, что крикнул мне «привет» и подошел. Мы были чужими, случайными людьми в жизни друг друга. То же произошло и с «друзьями» из магазина. Сначала мы перезванивались. Пару раз встретились на вечеринке. Потом дела, заботы… Повседневка, как ртуть, отравила наши мозги.

– Возможно, вы правы, но…

– Кому ты позвонишь, если тебе станет худо? – очень заискивающе спросил он и тяжело выдохнул.

– Я не буду звонить, – ответил я.

– А мне понравилось, как ты сказал: «Кошки, заберите меня с собой!». Это было по делу. Самая суть твоего одиночества.

– Вы позвонили, чтобы рассказать мне обо мне же самом? – начал было психовать я. Но он сразу же сменил тему:

– Прости меня. Я позвонил, чтобы рассказать о своем одиночестве, мне же одиноко. Можно?

– Валяй, – нервно ответил я.

– Как ты думаешь, что-нибудь изменилось бы в мире, если бы Иисус пришел прямо сейчас?

– Конечно, изменилось, – даже не подумав, ответил я, – его бы не прибили к кресту, а прикрутили шуруповертом.

– Это парадоксально, – грустно констатировал он, – но это правда. И еще говорят, что святые люди не могут разобрать, женщина перед ними или же мужчина. Они видят только души. Так и у меня. Я как будто вижу каждый день дрянную театральную постановку. Люди, как рыбы, мечут икру. Причем совершенно несъедобную и бесполезную. Выпендриваются, как будто ждут аплодисментов из темного зала. А их все нет. И ты только представь среди всего этого неистовства его.

– Христа? – тихо спросил я.

– Ага, – сказал он. – Вот оно, мое одиночество.

– Вы так говорите, – смешливо перебил его я, – как будто вы и есть Христос.

– Увы, нет, – раздосадованно пояснил он и тяжело вздохнул. – Но я позвонил на радио ночью, потому что понял одну простую вещь.

– Какую же? То, что вы не Христос?

– Да это-то понятно и так. Я понял другое. Вас никто не слушает. Совсем никто. И меня вот теперь тоже никто не слушает. Теперь мы с вами вдвоем в этом клубе. Мы одиноки.

– Может, проверим, – увлеченно подначивал я, – ведь мы в прямом эфире.

– Давай так, – серьезно проговорил он и даже, кажется, придал своему голосу большей серьезности и важности, – если до шести часов больше никто не позвонит, ты выполнишь любое мое желание.

– А если…

– А ежели так, то я выполню любую твою прихоть, идет!

– А?!

– Согласен, это опрометчиво, но, оговорюсь сразу, давай без половых извращений и всяческих там политических интриг. Так, обойдемся по-семейному. Так сказать, по-бытовому.

– Ладно, что вам нужно на самом деле? – в моем голосе явно почувствовались нотки недоверия, смешанного с сарказмом.

И тут позвонила она.