Текст книги "Кладезь безумия"

7

Серджио закурил. Я последовал его примеру, сопровождая первую тягу глотком пива.

– Ребята, попавшие на одну ступень выше, работают уже по полной программе, – продолжал Серж, – даю гарантию, что ты сейчас и не думал о номере твоей квартиры. Но видишь ты его каждый день, и наши ребята эти привычные для тебя данные поместили в базу «Самая востребованная информация». Ну, а на самых высоких ступенях – офисный персонал. Им достаётся самая непыльная, и одновременно самая ответственная работёнка. Когда тебе нужна информация, они тебе моментально её предоставляют.

Ещё одна сигарета. Я слушал Сержа, и боялся пропустить хотя бы одно слово.

– Так вот, получается следующее, – Серж скорчил умную рожицу, но на этот раз он говорил действительно разумные вещи. – В обычной, дневной жизни, ты похож на этакого злого босса, который только и делает, что гоняет «белых воротничков» по офису. Ты постоянно общаешься, думаешь, решаешь кроссворды, что-то читаешь, что-то пишешь, что-то слышишь. И по твоему «офису», комфортно разместившемуся в твоей черепушке, только и слышно пыхтение – туда-сюда, туда-сюда снуют несчастные сотрудники. Ты вот выходишь на перекур – ты думаешь, это у тебя перекур? Это у них перекур.

Чирк зажигалка – гори, сигарета. Я курил уже машинально – всё моё внимание было поглощено речами Серджио.

– И вот наконец наступает ночь. – продолжал Серж, – и весь твой офис падает с ног, и храпит не по-детски, и хрен ты его трактором подымешь. Именно в этот момент и появляются наши «чернорабочие» с нижних ступеней. Да-да, обитатели нашего подсознания, те самые бедолаги, что запоминают всякую ерунду.

– Наподобие кирпичей в стене, – подсказал я.

– Вот-вот, оно самое., – кивнул в ответ Серега. – И теперь уже перекур начинается у них. Они вспоминают всё то, что видели за день. А для тебя всё это проявляется в виде сна. Вот так вот.

– Стоп, стоп, стоп, тормози лошадь, – я прервал рассуждения Серджа. – Люди, вообще-то, не всегда видят во сне то, с чем сталкивались днём. Я, например, летал во сне. Я ж наяву не летал, верно? Ну, разве что когда-то с третьего курса чуть не вылетел. Так почему же мне снится полёт?

– А почему ты так уверен, что летал именно ты? – подмигнул Серж, – то, что ты видел своими глазами, ничего ещё не значит. Вообще, тебя во сне нет. Ты всё видишь глазами своих «работничков» с нижнего яруса – а это они и летают, и скачут, и сражаются. Ты ж не знаешь, где они днём бывают, верно? Пока ты бодрствуешь, они бродят Бог знает где, и такое видят! А потом во сне тебе показывают. Вот ты видишь город, в котором ты сроду никогда не был. А ты там и не был, это были они, ребята из ДеПо. Или ты видишь город, вроде бы свой, но какой-то немного не такой. Так это твои ребята побывали там в прошлом. Или в будущем. Или вообще в какой-то долбанной параллельной реальности. Неважно, где, главное, что побывали. – То есть ты хочешь сказать, – спрашиваю, – что когда я сплю и вижу сны, то я, это типа, и не я?

– А посмотри на своё отражение в зеркале как-нибудь во сне, – вскричала старая обезьяна, – и кого ты там увидишь? Себя, ясен пень, но это будешь ВРОДЕ БЫ ТЫ, НО КАК БУДТО НЕ ТЫ.

– Ок, я тебя понял, – сказал я. – Хотя немного диковатая теория, надо заметить. Но всё же – причём тут Фрейд?

– По его теории, а может, не по его, может, спёр у кого… так вот, по его теории подсознание произвольно выдаёт числа, буквы, оговорки из своего депо. То есть, тебя просят назвать число, а работнички его не придумывают – просто берут из подвала то, что ты когда-то положил. Вот спроси меня любое число.

– Скажи любое число, – произнёс я.

– 27, – ответил Серж, – и вот кто его знает, что это число означает? Понятия не имею. Но это и не важно, как пойму, потом сообщу. Суть в том, дорогой Евгенидзе, что твой садовник, и твои полоски на стене – они не просто так появились, понимаешь?

– Понимаю, – кивнул я, – садовник – это кореш моих работничков из депо, и дедушка Фрейд сказал, что садовник не случайно появился, а так как вместе с ним появились полоски, то я маньяк без сна и без совести, и плачет по мне психушечка да на улице Фрунзе. Я всё правильно понял?

– Да иди ты, – Серж надулся, как индюк. Я рассмеялся и хлопнул его по плечу.

– Да не бери в голову, дай хоть посмеяться, а то я уже давно этого не делал. На самом деле, твоя теория мне чрезвычайно понравилась. Я с удовольствием продолжу дискуссию с тобой, но сейчас мне надо выйти.

– Знаю я, куда тебе надо, – пробурчал Серж, – только попробуй мне там снова ручку оторвать – я тебе за это ножку оторву, а заодно и головушку.

– Не отрывай, не отрывай, ты подожди ещё чуть-чуть, – запел я на мотив Маршала, и скрылся где-то между залом и кухней.

Минуты три спустя мы снова были с Серджем на балконе. Я смотрел на озеро, раскинувшееся прямо под окнами моего друга. В голове потихоньку мутилось, и я ни с того, ни с сего вспомнил прошлогоднюю рыбалку.

– А то, что, Серджио, – громко объявил я, – пойдём на выходных на твоё озеро, порыбачим?

– Это не просто озеро, – воскликнул Сергей. От возмущения он на секунду потерял дар речи, но тут же успокоился. – Когда-то, в далёкие буйные времена, здесь стоял сказочный город. Тебе известно, что в каждой стране есть своя культурная столица?

Я кивнул. Разумеется, мне было известно, но ещё более мне был интересен его рассказ.

– В России это Санкт-Петербург, – с упоением продолжал Серджио, – у нас, пожалуй, можно назвать Львов, Харьков, Киев, разумеется. А в этом древнем государстве именно он был культурной столицей. Днём он блистал своей чистотой и ухоженностью, множество приезжих, наслышанных о его великолепии, жаждали хоть одним глазком взглянуть на этот город – интеллектуальную утопию. Здесь писали стихи и слагали легенды, райская музыка лилась из окон его домов, а сами дома поражали своей изысканной архитектурой.

– Ты так говоришь, будто ты там лично побывал, – с иронией заметил я. Конечно, мне было известно, какой Серджио импульсивный парень, однако награждать эпитетами город, которого никто никогда в упор не видел… нет, пожалуй, это уже слишком.

– Я хотел бы там побывать, – вздохнул Сергей. Затаённая печаль скрывалась в его голосе, и мне на секунду показалось, что это чуть ли не цель его жизни, – и остаться там. Знаешь, некоторым везло, и они оставались там навсегда. Они тоже могли создавать чудо, и лучшие продолжали творить славу этому городу.

– Ты знаешь, с тех пор мало что изменилось, – моя ирония всё никак не желала успокаиваться, – город, в котором мы живём сейчас, точно так же восторженно принимает одних и отторгает других.

– В принципе, верно, – кивнул Серджио. – Вот только наш современник более добр, и не так жестко отторгает тех других. Они живут, и пытаются чего-то добиться, выполняя огромный объём работы за смешные деньги. И только потому, что у них на родине они получали ещё более смешные. Так и живут. Точнее, думают, что живут. На самом деле жизнь – это метро. Мимо тебя едет один вагон, и ты его пропускаешь. Куда спешить? Ведь следом за ним появляется следующий. Однако и в этот вагон ты тоже не садишься, а однажды, в один трижды распрекрасный момент обнаруживаешь, что все поезда уже в депо, и тебя вежливо просят покинуть платформу…

Сергей затих. Даже его ораторская энергия всё же имеет какие-то рамки.

Мы стояли и молчали, и молчали долго. Дым моей очередной сигареты поплыл вверх. В этот раз он получился сильно густой, и что-то нарушилось в окружающей сфере. Я ещё раз подумал про древний неведомый город.

– А ты ничего не путаешь? – смутные сомнения терзали мою душу. – Откуда могли появиться такие данные? Как вообще сохранилась информация о том, что было ДО потопа?

– Путаешь как раз ты! – Серджио вновь начал горячиться, – если ты знаешь про Атлантиду, то почему бы тебе и не знать про Раночи?

– Раночи? – переспросил я, – а это что такое?

– Это с какого-то древнеславянского наречия, переводится как «Ночное солнце». Ведь днём этот город был культурной столицей, а вечером превращался в увеселительную. Здесь от всей своей широкой души предавались веселью представители древней культуры, древнего искусства, древнего купечества, древнего воеводства и древнейшей профессии. Нигде, говорил один странник, нигде нет такого блаженства, как в славных Раночах. Просто рай какой-то!

И снова воцарилась пауза. На этот раз она была более короткой. Надо было прощаться – на небе отчётливо просматривалась молодая Луна, а наши запасы пива почти уже исчерпались. Тот факт, что нам обоим утром необходимо было идти на работу, не прибавлял желания остаться на этом балконе подольше.

– С днём рождения, Луна! – пробормотал я себя под нос. Серджио, как ни странно, услышал.

– С каким это днём, если Луна родилась ночью, – последовала немедленная реакция Сержа. – И не Луна это вовсе…

– А что тогда? – задумчиво произнёс я, – Солнце?

– Да, – ответил Серджио. Он протянул руку, и наши бокалы зазвенели в городской тишине, – это Солнце. Ночное Солнце.

… – Спасибо за вечер, давно уж мы так душевно не общались, – говорил Сердж, выпроваживая меня из своего жилища. Я долго не мог понять, почему так стало трудно обувать правый ботинок. И только-только родилась версия, что обувь уменьшилась, пока мы квасили на балконе, как тут же Сердж её безжалостно убил. Всё оказалось намного проще – правый ботинок я одевал на левую ногу.

– Кстати, если хочешь, можешь взять почитать, – Серджио, старая обезьяна с Академгородка протянул мне видавшую виды книжку. Буквы заглавия тут же пустились в пляс, но мне удалось прочитать «З. Фрейд. Психология бессознательного».

– Эта та самая макулатура, по которой ты меня просвещал? – спросил я.

Серж развел руками и кивнул. Я тут же вцепился в книгу и начал активно её листать. Полистал до последней страницы. И, подняв книгу, словно Кубок Чемпионов, над головой, торжественно вскрикнул:

– Вот оно!

– Что оно? – не понял Сергей Андреевич Бахвальский.

– Двадцать семь. Долбанное число двадцать семь, которое ты загадал. Это цена книги. На Петровке всё время на последнем листе цены пишут. Я тебя спросил: «Загадай любое число», и ты загадал двадцать семь. А ещё мне через год будет двадцать семь. И цена твоей книги…

– Тоже двадцать семь, – кивнул Серж.

– Ага. Тоже.

8

Дело было вечером, делать уже было нечего, оставалось только по пути домой зайти в супермаркет и что-нибудь купить на сегодник. Ага, я говорю, сегодник, не завтрак. Какой же это, позвольте, ЗАВТРАк, если маленькая стрелка показывала «12». «Два остолопа, – говорила стрелка, – выпили один ящик пива на двоих, и досидели до один и двух часов ночи». Вот что мне поведали часы.

На этот раз знакомый интерьер супермаркета ничуть меня не удивил. Разве не логично, думал я, что мне приснилось именно то место, которое я столь часто посещаю? Да этот огромный магазинище мне каждую ночь должен сниться с повторами наиболее интересных моментов! Вот только синих коробочек в магазине уже не было! Исчезли, как и не бывало. И только мерзкая тварь по этому поводу упрямо хранила молчание, что не могло не радовать.

А вот длинные очереди к кассам не радовали абсолютно. Когда-нибудь я всё-таки найду время и поблагодарю менеджера супермаркета за блестящую идею: разогнать почти всех кассиров в час наплыва покупателей. Пусть даже сейчас и ночь, но из двадцати касс работало от силы пять, а вот людей было больше, чем пять. Гораздо больше. Хуже всего то, что один из этих людей – я.

«В очередь, сукины дети» – это я вспомнил цитату из Булгакова. Вот странно – такая хорошая книга, а запомнилась именно эта идиотская фраза. К счастью, психов вроде меня, шатающихся в двенадцать часов ночи по городу, не так уж и много в этом мире.

– Карточка есть, пакетик нужен – сразу сказал я, подойдя к кассе, во избежание стандартных и знакомых вопросов. Карточка сэкономила мне целый процент от суммы покупки, а пакетик вместил мою скромную будущую трапезу.

Во всяком случае, было что перекусить. С Сержем мы явно засиделись, хотя беседа наша мне понравилась. И не просто понравилось – что-то шевельнулось в моей душе во время рассказа о прекрасном (ну, так Серж говорит) городе. Словно я встретил человека, чье лицо мне чрезвычайно знакомо, но хоть убей, не помню, где я его видел. А я ведь не мог быть в Раночах. Глупо даже предполагать такое. И он, этот город, никогда мне не снился. Или?

Или что? Почему во время рассказа Серджио, этой старой говорящей обезьяны и по совместительству моего лучшего друга, на какоё-то мгновение в моей голове мелькнул образ. То ли это был дом, то ли не дом, может, храм, утопающий в цветении сада? Мелькнул, и исчез, словно мимолётная галлюцинация. Впрочем, после садовника и бегущих полос, мне ли рассуждать о галлюцинациях?

Погруженный в свои мысли, я и не заметил, как добрёл до своего парадного. Дверь подъезда была распахнута настежь, как и полагается нормальной двери в летнюю пору. Отлично, ключи можно не доставать.

Лифт… дверь квартиры… сама квартира, моё старое доброе обиталище. Родители уже года два как уехали в Москву, получив тепленькое и перспективное местечко – а я остался жить тут. Иногда они звонят, и рассказывают мне о Москве, и нет-нет, да и проскакивает в их речи протяжное «ааа». Они спрашивают, как мои дела, и я говорю, что просто отлично и великолепно. Ещё они спрашивают, не желаю ли я бросить всё и наконец переехать жить в Москву. Я отвечаю, что нет, и не потому, что мне не нравится Москва. Скорее, наоборот – этот хищный зверь, скалящий зубы впервые его увидавшему, оказывается на удивление ласковым при более близком знакомстве. Просто как домашнее животное. Только его нужно постоянно гладить и играть с ним, иначе он вспоминает, что он всё-таки зверь, и норовит тебя цапнуть. Иногда больно.

Киев же и не собирался меня кусать, он всегда был рад меня видеть и дружески приветствовал каждый день. Я говорю день, потому что утром меня никто вообще-то и не приветствовал, а наоборот – окружала толпа, вечно куда-то спешащая и суетящаяся. Она словно чувствовала, что мне чужда эта суета, и надменно игнорировала меня. Чему я был рад вполне.

Да, мне чужда эта суета. Давно уже чужда, но сегодня я особенно остро почувствовал, что мой мозг желает динамита! Мысли, сгибаясь под тяжестью стандартов и клише, привыкли бегать по проторенному пути, и в этом их сложно винить. Вы ведь не пойдёте по дороге, вымощенной кочками и захламлённой всевозможным мусором? Сомневаюсь, что пойдёте, тем более, когда рядом вьётся такая знакомая, простая и чистая дорожка, по которой Вы привыкли прогуливаться, зная, что за поворотом Вас не поджидает какой-нибудь «приятный» сюрприз. Вот и мысли не ходят. Молоко белое, солнце горячее, огурец зелёный. И никак иначе.

Сегодня же было всё иначе. Почему? Почему именно сегодня? Что, чёрт возьми, сегодня за день такой? Почему же сегодня??!!

«Потому что «началось» – усмехнулся мой внутренний голос, та самая злобная тварь, что повсюду вставляла мне палки в колёса. Я не мог сформулировать, что именно началось, но это было настолько очевидно, что я не мог думать иначе.

Главное было то, что мой мозг жаждал динамита, того самого тайного ментального оружия, что взорвало бы его, и перевернуло мою «точку сборки». Есть у Кастанеды такой термин… когда реальность называется «точкой сборки», а малейшее отклонение от общепринятых стандартов – смещением этой точки. «Дайте мне точку опоры, и я переверну весь мир», – взывал Архимед. Я ждал точки опоры, способной перевернуть мой собственный мир. И она пришла. Я смотрел в зеркало, и видел свои глаза.

Мне доводилось общаться с людьми старой советской закалки, да и сейчас доводится. Они абсолютно убеждены, что всё в этом мире материально, Бога нет, а если и есть, то он находится в каждой церкви, и ему надо молиться, соблюдать какие-то немыслимые обряды, дабы почтить его. И уж, конечно, мозг – это материальная структура, контролирующая нервную систему, и ничего более. А глаза – это орган зрения. Вот так-то, всего лишь орган зрения, материальный объект. Такова точка сборки у людей старой закалки.

И не только у них – большинство моих знакомых убеждены, что работа, дом, семья, ночные клубы и новые мобильники вполне достаточные понятия для восприятия мира. А всё остальное… да это же бред! Деньги управляют миром, а мир – это огромный дом, и его фундамент – бумажные нарезки с президентами США и гетманами. Ничего не имею против ни тех, ни других, но… Мир – это действительно дом. Весьма огромный такой домище, вот только фундамент его не из денег состоит. Деньги – это, скорее, черепица. Украшает дом, только вот если ветер снесёт её к чертям, то дом останется стоять на месте. Черепицу новую можно достать. А вот дом, наш мир, наш внутренний мир, состоит из множества комнат. Они разные, они абсолютно разные. Есть ещё и подвалы, и кладовки. И наши глаза – никакое не зеркало души, ну что за бред? Зеркало отражает, а глаза выражают! Они словно окна в нашем доме – можно заглянуть и увидеть мебель, картины, ещё что-нибудь. А вот что под диваном, а? Какие книги стоят в серванте? Иногда глаза это показывают, но чаще мы предпочитаем хранить содержимое наших «подвалов» в тайне. Вот какие загадки живут в этом мире. И самая сложная загадка – это мы с вами…

Но что это я? Уже ночь. Три, если не ошибаюсь. Да, точно, уже три. Давно пора заснуть, чтобы утром встать в семь часов, принять душ, позавтракать, и снова штурмовать вагоны в надежде доехать на работу вовремя. Только сна почему-то ни в одном глазу. И что, мне опять полночи не спать? Не хочу не спать. Эй, Морфей, или как там тебя, пришли мне партию сна. Хотя бы небольшую.

(в маленьких синеньких коробочках уже 21:12)

Даже есть расхотелось, ну что ты будешь делать? Надо почитать. На моей книжной полке много чего было, но моё внимание привлёк роман Стивена Кинга «Бессонница». Актуально для меня, ничего не скажешь.

… Не знаю, сколько часов я пролежал с книгой, пока буквы, наконец, не начали плясать перед глазами. Я погружался в сон… в сон… баю-баюшки-баю, Женя, не ложися на бочок, за день мы устали очень, скажем всем спокойной ночи…

Стоп, а какого, простите, лешего я делаю в лесу? Местность, конечно, знакомая, вот справа от меня берег озера, а слева виднеется улица с домами по одной стороне. Да, в одном из домов живёт Серджио, но меня это сейчас мало волнует. Я вижу наряженную новогоднюю ёлку… это в мае-то! Я осознаю, что сплю, и мне снится сон. Я даже знаю, как это называется – осознанное сновидение, вот. Это когда события во сне происходят не сами по себе, а ты будто бы задаешь сценарий сновидения. Вот я сейчас захочу полететь, и полечу, а могу и стать очень-очень высоким или превратиться в охотника за оленями. И ничего страшного, что оленей здесь нет – стоит мне захотеть, и они тут же появятся

(один уже и так появился, – гоготнула мерзкая тварь. О, она даже во сне не желает угомониться)

Странно только, почему мне сниться новогодняя ёлка. Я засунул руки в карманы и нащупал что-то твёрдое. Ба, да это ж мой мобильник! А давай-ка я сфоткаю эту чудо-ёлку. Сказано – сделано, одним движением руки я освобождаю фотокамеру, и озаряю ночной лес вспышкой. Причём, несмотря на глубокую ночь, всё вокруг отлично видно. Ну, это же сон, тут всё по вашему желанию.

Мне захотелось ещё пофотографировать. Ага, вот сова на ветке… уху-ху, уху-ху… привет, сова, добро пожаловать на мою фотку. Клац… готова сова. А сниму я ещё улицу, на которой живёт Серджио и даже не подозревает, что мне снится его дом. Клац… готова и улица. Клац-клац-клац… если у вас есть фотоаппарат, вы можете снять практически всё. Если у вас есть два фотоаппарата, то вы можете снять вообще всё.

Вот так вот, ещё пару деревьев, и готово. Надо ещё это дерево заснять, исписанное маркером. Нет никакого желания читать эту надпись, наверняка какая-то похабщина, информация про сексуальную ориентацию Саши, род занятий Люси или просто банальное «здесь был я».

Отличная фотосессия. Пора бы и просыпаться. Тем более, мне стало почему-то холодно. Словно ветерок подул с севера. И… о, Боже, что это за облачко надвигается на лес? Оно чёрное… и надвигается стремительно и неумолимо. Я слышу хруст веток! Проснуться, срочно проснуться!

… Я лежал на диване, и смотрел в потолок. В комнате светало, а часы показывали 5 часов. Утра, естественно. Я поспал всего пару часов, а чувство было, будто не спал вообще. Полностью разбитый и подавленный, это был я. Я…

Надо ли говорить, что больше глаз я не сомкнул? Я думал о своём странном сне, о своих фотоподвигах, и не находил в этом ни малейшего смысла. Что это? Откуда это? Почему я не сплю? Может, мне стоит обратиться к врачу? А дальше что?

психушечка, – мой милый и лояльный внутренний голос, он просто не мог промолчать, – желтый домик, где ты можешь фоткать желтые стены и рисовать портреты императоров и царей… с натуры, так сказать, ухаха

Я успел увидеть кое-что ещё до того, как позавтракал (майонез пригодился), умылся и вышел из дома. Разноцветные полосы устроили бег наперегонки на моей стене, и зрителей этому спорту было двое – я на диване, и садовник на карте.