Текст книги "Бладхаунд. Играя на инстинктах"

– Тогда… – Брейн попытался подняться, но боль от раздробленного крестца накатила с новой силой. И вместе с этой волной пришло понимание неотвратимости. Мужчину вновь охватил неконтролируемый ужас.

– Тогда что ты делаешь? – спросил он одними губами. От страха у него пропал голос. Бладхаунд часто видел такое.

– Выполняю свое обещание, – терпеливо пояснил охотник. – Ты действительно будешь жить. Вечно. В Храме Тайн. И каждый миг твоей бесконечной жизни будет проникнут таким ужасом и таким страданием, что сегодняшний день покажется тебе твоим лучшим отпуском.

Брейн больше не стонал и не извивался. Он безучастно взирал на то, как Бладхаунд подтаскивает его к высохшему колодцу и вбивает колья в каменную кладку. Потом охотник зазвенел цепями – Фред продолжал смотреть на него отстраненно, но все это напускное безразличие не могло обмануть Бладхаунда. Он чувствовал тенета страха, душившие саму суть этого низкого человека. И охотник упивался этим непередаваемым ощущением…

– Ты так думаешь? – неожиданно спросил Бладхаунд, взглянув через плечо. Он говорил с Эссенциалом и, услышав утвердительный ответ, пришедший вместе с шепотом ветра сквозь неумолимое стрекотание дождя, удовлетворенно хмыкнул.

– Пусть будет так, – он усмехнулся и стал приматывать цепи к конечностям Брейна. – Хотя в этот раз я бы предпочел взять язык.

Охотник обвязал цепями руки, ноги и шею мужчины, затем стал натягивать их в разные стороны, а когда закончил, Фред оказался подвешен над черным оком колодца ровной пятиконечной звездой.

– Где поправить? – Бладхаунд вновь обернулся через левое плечо. Эссенциал пояснил, и охотник кивнул, соглашаясь с его указанием. – И правда неровно.

Он чуть подтянул цепь, удерживавшую правую руку Фреда, и тот внезапно понял, насколько безумен его убийца. Ведь рядом никого не было. Никого! Маньяк разговаривал с пустотой!

– Я знаю, что он думает, – ощерился Бладхаунд, в очередной раз покосившись за плечо. – Он ведь не видит тебя, владыка. Он слеп. Как и все они. Но я подарю ему Освобождение.

И когда охотник склонился над Брейном, едва не коснувшись его лица своим, тот наконец заорал. Он просто кричал, даже не думая о том, какие эмоции вкладывает в этот крик. Страх, отчаянье, ненависть, непонимание. Там всего было в достатке. И этот великолепный коктейль станет лучшим подношением тенебрисам!

Бладхаунд сжал его дергающуюся голову сильными руками, отчего череп Фреда затрещал и он сразу заткнулся, ослепительная боль лишила мужчину дара речи. Затем охотник, продолжая улыбаться, вплотную приблизил свои губы к правой глазнице жертвы и обхватил ее точно присоска. Он с силой втянул в себя воздух, а вместе с ним – глазное яблоко Брейна. Тот вновь неистово завопил, а Бладхаунд сплюнул глаз на землю и небрежно отер губы тыльной стороной ладони.

– Теперь второй, – констатировал он. – Не можешь же ты явиться в Храм Тайн одноглазым? Это неуважительно, ведь там глаз нет ни у кого.

И он проделал ту же отвратительную процедуру со вторым глазом Брейна, который лишь чудом не потерял сознание от непередаваемой боли. Хотя, чудом ли? Ведь умник не видел, как рваный саван Нареченной Мглы, игнорируя неистовый ливень, сгустился вокруг колодца и несколько призрачных щупалец проскользили по испещренному трещинами камню, туго обвив его грудь.

О да, именно Порча не давала ему провалиться в спасительное забытье! Ведь чтобы перейти в Храм Тайн, нужно сохранять сознание. Только так можно миновать порог смерти и оказаться за пределами брошенного Творцами мира. Бладхаунд называл это Вратами.

Он оставил Брейна истекать кровью над колодцем, а сам направился в сторону ветхого домика, что слепо глядел выбитыми окнами на кукурузное поле. Черное сердце охотника тихо напевало Сумеречную Колыбельную, а его душу обуял покой, который люди не испытывают даже в посмертии. Он не оборачивался, хотя знал, что это невероятное зрелище – как Эссенциал забирает душу смертного в свою обитель. Но Бладхаунд боялся привыкнуть к невыносимо прекрасному явлению, поэтому, когда ему хватало воли, намеренно упускал его из виду. Чтобы в следующий раз насладиться вдосталь!

Он толкнул дверь с облупившейся серой краской и та с протяжным скрипом отворилась. Войдя в дом, Бладхаунд осторожно прикрыл дверь за собой, отсекая шум дождя и рев обезумевшей души, лишь сейчас осознавшей, что агонизирующее и полное боли тело было куда лучшим пристанищем, чем то место, куда она теперь отправляется.

Дом был абсолютно пуст, исключая простой деревянный стул, пугливо замерший посредине единственной комнаты. Стул выглядел хрупко и едва ли мог выдержать вес Бладхаунда, но все же выдержал, когда тот тяжело опустился на него, положив окровавленные топоры на пол. Охотник откинул голову назад, упираясь шеей в жесткую спинку, прикрыл глаза и глубоко вздохнул.

Он славно потрудился сегодня. Эссенциал будет доволен. Порча и остальные тенебрисы будут довольны. И он сам – тоже доволен. А значит – пора отдохнуть.

Бладхаунд вновь глубоко вздохнул и… открыл глаза уже в другом мире. Он осторожными движениями размял затекшую шею и приподнялся с синхронизационного ложемента. Что есть силы зажмурился, прихватив переносицу пальцами, затем резко открыл глаза, тут же сощурившись от неяркого света люминотонов, которые угловатой паутиной разбегались по потолку и стенам Клуба.

– Ну что я могу сказать, – пробасил у него над ухом Виктор. – Ты превзошел сам себя, чертов безумец! Думаю, ни у кого нет сомнений, что после этой кровавой бани ты точно попадешь в финал!

Остальные одобрительно зашумели – сегодня Клуб набился битком. Но никто из присутствующих даже не притронулся к аниматическим ложементам – весь последний час ребята напряженно наблюдали за игрой Марка на голо-экране, который по просьбам трудящихся Виктор развернул во всю стену.

И скажем честно, тут было, на что посмотреть! Никто из почти ста двадцати миллионов профессиональных игроков в Офферинг не играл за Бладхаунда так, как это делал Марк Свартальв. Его охотник был последователен, фанатичен и никогда не совершал ошибок. На десяток шагов впереди самого хитрого эскейпера!

– Да ладно тебе, – Марк отмахнулся от слов Виктора, который тем временем ловко отключал от активного ложемента нейрокиты. – Не нам решать. А вердикт судьи озвучат завтра.

Он пробежал сощуренными глазами по лицам друзей и знакомых. Те сразу заулыбались и зааплодировали. Некоторые подходили, чтобы пожать руку, другие хлопали по плечу и что-то восхищенно бормотали. Он не прислушивался, но благодарно кивал.

Образ игрового персонажа – Бладхаунда – быстро улетучивался из сознания. Через полчаса марк едва вспомнит, что вообще делал в игре. Но сохранятся записи. Судейская коллегия еще не раз пересмотрит их прежде, чем вынести решение.

И все же, направляясь к выходу из Клуба, Марк не сомневался в словах Виктора, которые – и он не мог этого отрицать – льстили ему. Он действительно отлично отыграл роль сумасшедшего убийцы, продавшего свою душу темным силам. И конечно после такой игры он попадет в финал! А потом станет Чемпионом Восьмого Сезона.

Марк махнул кому-то на прощанье, пожал чью-то вспотевшую от волнения пятерню, и вышел из Клуба. Розоватый закат больно лизнул по глазам и на мгновение ослепил. Было на удивление свежо, легкий ветерок приятно холодил кожу на щеках и предплечьях. Марк наполнил грудь смесью горячего асфальта и цветущей сирени, подошел к парапету и посмотрел на свой родной город.

На закате Арк-Сити всегда особенно красив.

Марк достал витаминизированную сигарету и мощно затянулся. Он решил постоять тут еще пару минут, наслаждаясь послевкусием удачной игры. Вдруг подумалось: а мог бы он делать так же в реальном мире? Убивать, мучить, вкушая боль обреченных жертв, как долгожданный десерт? Что за чушь, конечно нет! Ведь здесь он ни какой-то мистический безумец, а талантливый нейро-дизайнер, глава отдела в перспективной компании.

А еще – любящий муж, которого дома ждет красивейшая женщина на свете! Само собой, Даша уже приготовила ужин и скорее всего наворачивает десятый круг по узким тропинкам парка, что клубится раскидистыми грабами и тисами прямо напротив их дома. Небольшого двухэтажного коттеджа, который Марк достроил в прошлом году и они – наконец то! – выбрались из съемного жилого блока.

Помимо красавицы-жены дома его ждет почти дописанная книга, права на которую уже готово купить одно престижное издательство. А на рабочей почте висит официальное приглашение в Ассоциацию Сетевого Регицида, ведь он вчера победил в местечковом турнире, к собственному удивлению не получив ни одного поражения. Как говорится – мелочь, а приятно!

Но главное – во дворе их дома качается на веревочных качелях самая улыбчивая милаха на земле. Его шестилетняя дочка Лара. Лучшая ученица в классе, которой, похоже, передался его удивительный талант интуитивной мнемопластии. Уже сейчас она рисует такие многомерные пейзажи, что на выставках в городской галерее многие до сих пор не верят в авторство ребенка.

Марк тихо усмехнулся и бросил бычок на разгоряченный за день асфальт. В течение пятнадцати минут инабумага полностью истлеет и обратиться в ничто. А он к этому времени уже припаркует свой старенький Венанди у дома и с искренней улыбкой на устах войдет в него. Чтобы дарить тепло и любовь самым дорогим людям на свете.

ГЛАВА II. ДОРОГА ДОМОЙ

Он курил, полуприкрыв вечно улыбающиеся глаза, и смотрел сквозь пелену ливня на черный океан, раскинувшийся поверх мясистых парковых крон и высоток района Сигма. Деф-экран, развернутый над галереей, тихо похрустывал коронными разрядами, испаряя капли. А вот ветер он пропускал и тот нагло ерошил Марку волосы, даже не спросив разрешения.

Он думал о том, как стремительно меняется мир. Ведь когда его отцу было двадцать девять (как Марку сейчас), никто даже не заикался о виртуальной реальности полного погружения, не говоря о био-валентной синхронизации через аниматический интерфейс. На тот момент это было уделом фантастов!

Но уже тогда, как рассказывал отец, стали популярны ассиметричные хорроры – то есть когда один игрок примеряет шкуру маньяка-убийцы, а остальные (как правило, три-пять человек) играют за жертв. Это выглядело ново и необычно, людям нравилось.

Марк как-то читал статью в Инфолинке, что такие игрушки тогда начали строгать десятками. Но проблема заключалась в ограничениях, накладываемых железом. Тогда ведь играли в наушниках, выводя изображение на плоский экран, держа в руках джойстик или клавиатуру с компьютерной мышью. Вот таким в те дремучие времена было полное погружение!

Хотя отец говорил, что сердце стучало – будь здоров, и адреналина хватало с избытком! Марк этого понять не мог, но допускал. Ведь его Лара со сверстниками не знают, что такое компьютерная мышь. Сам же он этот пережиток застал, когда только начинал учебу в университете. А уже на втором курсе они работали через простенькие нейро-хэнды и первые мнемотические граверы.

Так что чему тут удивляться? А с другой стороны – что-то вечно. Ну, какая игра сегодня самая популярная в Аниматике? Вот именно – Офферинг. Ассиметричный хоррор.

Марк плотно подсел на этот опус отечественного игростроя в начале прошлого года. Он долго не соглашался на уговоры Сани, имея патологическую неприязнь ко всему, что в тренде. А Офферинг – эталонный тренд, игра висит в топе последние семь лет, в нее играют миллионов, и Марк уже только поэтому даже не хотел пробовать. Но однажды после корпоратива Саня на спор все-таки затащил его в Клуб…

А спустя три месяца Марк занял на мировом Чемпионате второе место и получил триста тысяч дат. То есть свой годовой заработок. Даша тогда присвистнула и крепко-крепко обняла его, но не поверила, пока не увидела перевод от Федерации Киберспорта. Он и сам не верил, всегда довольно скептически относясь к этому аспекту игровой индустрии.

Но оказалось, что у него вроде как талант. А потом объявили об увеличении призового фонда. Марк хорошо помнил этот момент, они стояли у входа в Клуб и курили.

– Новый Чемпион получит три ляма, вы слыхали? – Саня скривился и поскреб щетину.

– Слыхали, – отозвался Марк. Тогда мысль о возможных перспективах еще только зарождалась в его несколько консервативном, если не сказать «старомодном» сознании.

– Ты не понял, брат, – Саня приспустил солнцезащитные очки и пристально посмотрел на собеседника. – Три, мать твою, ляма!

– И то правда, – поддакнул внезапно материализовавшийся рядом Виктор. – За такие бабки и убить кого-нибудь можно.

– Да не то что кого-нибудь! – взвился Саня. – Целый город вырезать! А потом откупиться от Стражей и еще останется, чтобы старых друзей напоить в баре!

Все громко рассмеялись над туповатой шуткой (а других у Сани, скажем честно, не бывало даже в лучшие времена). Но Марк всерьез задумался. Не над возможность убийства или вырезания целого города, нет конечно! Он подумал о том, что может победить на турнире. Действительно может.

И если он это сделает, им хватит денег, чтобы определить Лару в Академию, а не в обычную среднюю школу. Отец Марка мечтал отдать туда сына, но одного таланта оказалось мало. И теперь Марк отлично понимал, что для Лары с ее даром к мнемопластии это путь в будущее, во всех отношениях.

Но зарабатывал он недостаточно. Да и ведь была другая проблема. У девочки еще в первый месяц жизни выявили врожденный дефект тазобедренной кости, отчего она немножко подволакивает правую ногу при ходьбе. Никаких ограничений или дискомфорта, даже внешне почти не заметно. Но Марк и Даша видели, что Лара стесняется своего недостатка, хотя всеми силами пытается это скрывать. Однако помочь дочери они не могли, операция стоила полмиллиона дат. Конечно, можно было обратиться в муниципальную клинику, но там девочку скорее покалечили бы, чем излечили.

Победа в турнире и звание Чемпиона снимали все вопросы. Три миллиона дат были именно той суммой, которая могла все для них изменить. Марк рассказал о своих планах Даше, и та поддержала его. Как всегда.

И вот уже шесть месяцев каждый день он после работы заходит в Клуб и фанатично тренируется, оттачивая свой неожиданно открывшийся талант и совершенствуя игровые навыки. При этом Лара никогда не засыпает без отца, а он не забывает о ней ни на миг, и проводит с семьей по возможности как можно больше времени. Да, он не высыпается. Да, уже полгода живет на одних кофейных инъекциях, бодрствуя по восемнадцать часов в сутки. Но Марк не собирался жертвовать настоящим ради мечты.

Далекий грохот небесных баталий выдернул его из пучины размышлений. Он взглянул на серебристое небо поверх черного тела океана и в этот самый миг на горизонте полыхнула молния. Марк докурил и бросил бычок в темноту. Невзначай подумал о том, что волнуется. А еще подумал о Даше. Ведь она не спит, он это чувствует. Не спит, но не подходит к нему. Потому что хорошо знает своего мужа. Знает, что сейчас ему нужно собраться с мыслями. В одиночестве.

Почему-то вспомнилась та страшная авария, в которую они попали почти год назад. Уже год? Да, кажется, это было в марте. Он настолько сильно старался все забыть, что действительно стал забывать. Картинки, звуки, но не эмоции. Тот непередаваемый ужас – не за себя, за них – навсегда останется в уголках его души.

Марк мотнул головой. Ведь ничего ж не случилось! Машина всмятку, а них троих – ни царапины. Даша с Ларой, само собой, перепугались. Но все ведь живы. И вроде бы даже счастливы. А скоро будут еще счастливее…

Он еще немного постоял, вслушиваясь в песню дождя, и пошел спать. А проснувшись, застал жену не в постели, а на кухне. Тосты с арахисовым маслом и чашка крепкого сладкого кофе со сливками – как он любит. Что-что любит? Конечно, не кофе с тостами, а ее! Самую прекрасную женщину на свете, которая действительно понимает его без слов, как бы банально это не звучало.

Он вышел из дома, когда Лара еще спала. Они с Дашей решили, что в этот ее день рождения обязательно отведут девчонку в Скай – топовый парк развлечений в Арк-Сити. Разумеется, в зону «Ф», куда вход – с семи. И куда теперь ей можно! Хоть каждый день!

Марк завел Венанди и улыбнулся, представив, как рада будет Лара. Он вернется к четырем, не позже. К этому времени турнир давно закончится, и он еще успеет обсудить с Виктором, Саней и остальными свою игру и матчи основных конкурентов. А результаты все равно будут известны только завтра.

Подъезжая к Клубу, Марк не удивился, когда лишь с превеликим трудом нашел место для парковки. Он представления не имел, где Виктор собирается размещать столько людей! Понятно, большинство будет смотреть стрим дома или по барам. Но присутствовать в Клубе, из которого синхронизируется фаворит сезона, это другой уровень.

Саня на этот счет не преминул выступить с предложением «А давайте сделаем вход платным!» Это было в его стиле. Но Марк тогда лишь усмехнулся, а Виктор дал молодчику подзатыльник…

В Клубе будущего чемпиона уже ждали. Едва Марк вошел, со всех сторон на него обрушилась оглушительная волна свиста, гомона, аплодисментов. И опять его дружески хлопали по плечам и спине, опять пожимали руки, желали удачи, просили расписаться на сиськах… Благо Джонии с ребятами тут же образовали вокруг него клин, что позволило любимцу толпы относительно беспрепятственно прошествовать к синхронизационному ложементу.

– Я поставил на тебя, мужик, – шепнул ему в ухо Саня, пока Марк устраивался в ложементе. – Поставил всю получку. Так что не расстраивай семью дяди Саши!

Марк улыбнулся другу и кивнул. Тот весело хмыкнул и моментально исчез в толпе. Сашка тот еще балабол, но всегда точно знает, когда нужно просто отойти и не мешать.

Виктор тоже не полез с наставлениями, но посмотрел на Марка с нескрываемой гордостью. Ему было почти пятьдесят – совершенно седой внушительный дядька с длинными усищами и волосами, заплетенными в конский хвост. Они познакомились задолго до того, как Марк стал играть в Офферинг, и парень мог без лишнего пафоса сказать, что Виктор в каком-то смысле заменил ему отца, которого тот потерял в далеком детстве.

Пока Сержант (прозвище Виктора) подключал к ложементу нейрокиты и активировал процесс синхронизации на дополнительном проекционном экране аниматического интерфейса, Марк запустил Офферинг и выбрал персонажа. Само собой – Бладхаунд. Со скином он не стал заморачиваться – всегда играл стандартным.

Начался процесс синхронизации. В глазах зарябило, в затылке больно кольнуло, а потом умиротворяющее тепло разлилось под сводами черепной коробки и сбежало вдоль позвоночника. Личность Марка отступила на второй план, самоархивируясь в теневых сегментах и освобождая активные мнемонические кластеры под загрузку искусственного сознания игрового персонажа. Это всегда было странно. Непередаваемо. Он будто умирал и одновременно рождался вновь. Но уже совсем другим человеком.

Однако прежде, чем провалиться в реальность Офферинга, Марк успел посмотреть карту, и это придало ему уверенности. Карта всегда выбиралась рандомно из ста двадцати пяти возможных вариантов, но в этот раз слепой выбор генератора случайных чисел пал на его любимую локацию.

Темный луг.

В принципе, ему плевать – он знает все карты как собственный дом. Но Темный луг почему-то всегда импонировал ему больше остальных. Что-то Марк в нем ощущал. Будто какое-то далекое воспоминание, забытое, но крепко засевшее в голове.

А еще он успел просмотреть ники игроков, которые будут эскейперами. Разумеется, он знает их всех, ведь турнир собрал лучших из лучших. Тем не менее, Дредд, Вальравн и Хаски – хотя и умелые, но далеко не такие уж хитрые и прозорливые игроки. А вот Икар и Дедал… говорят, они действительно отец и сын, и в Офферинг играют за парных персонажей – Хайта и Нимбла. С ними нужно держать ухо…

Марк расслабился и закрыл глаз. А открыл их уже Бладхаунд.

Он невесомой тенью бесшумно двигался меж деревьев наперерез группе эскейперов, придерживая топоры на поясе, чтобы их рукоятки не ударяли по бедрам. Небо впереди над лесом стремительно перекрашивалось из розоватого кармина в чернильный багрянец. Наступала ночь. Его время.

Запахи, звуки… Он не видел своих жертв, но уже чуял и слышал их. Трое. Почему лишь трое? Ветер – его верный союзник – тут же принес ответ на серебристых крыльях. Еще двое в пути. Они спускаются на парашютах, причем один целит в горящий ремонтный блок, к которому вот-вот должна выйти троица, тогда как другой правит севернее, куда-то между брошенным особняком и лугом, что охватывает лес широким полукольцом и упирается в кукурузное поле, а с другой стороны – в крутой изгиб реки.

Это не сбивало с толку, но ставило перед охотником вопросы, которые надлежало разрешить как можно быстрее. Несомненно, эти двое на парашютах – Максим и его сын Пьер. Бладхаунд прозвал их Хайт и Нимбл. Первый – бывший Страж, которого выгнали из Управления, потому что этот коп играл не по правилам. Что касается второго – он под стать папаше, умный и жестокий. Такие в детстве отрывают голубям головы, чтобы посмотреть, как птичка устроена. А еще – потому что могут.

Но все это не имеет значения. Ведь Хайт и Нимбл пахнут полынью и чесноком, а значит – ОНИ ЗНАЮТ. Бладхаунд редко встречался с теми, кому ведомо истинное мироустройство. Почти все из них просто любопытные авантюристы, либо клинические безумцы. И те и другие обычно даже не понимают, что им открылось. Но порой охотник все же натыкался на тех, кто окуривает себя священной артемисией и натирает веки аллиумом. Такие знают о тенебрисах, но не преклоняются перед темными апостолами и благословенной Порчей.

Вероломные богохульники! Да, они знают, но это не делает их чем-то большим, они лишь простые смертные, а значит – не ровня Бладхаунду, не достойные соперники!

Тем более, что он уже раскусил этих двоих и плотоядно облизнулся по этому поводу. На лесные цветы под его ногами упало несколько капель черной слюны и она зашипела на сворачивающихся к ночи бутонах. Через мгновение, когда охотника здесь уже не будет, цветы превратятся в обугленных скрюченных уродцев – будто сожженные до кости человеческие пальцы с обрывками поджаренной плоти торчат из земли.

Эти двое наивно надеются перехитрить охотника. Хайт приземлится за особняком и сразу побежит к лодочной станции, где можно установить рацию. Само собой, рации при нем нет, ведь она в ремонтном блоке, где ее отыщет Нимбл. Но артефакт отцу понесет не сын, он пошлет того, кого не жалко, скорее всего – Брейва. И пока Бладхаунд будет разбираться с ними у лодочной станции, Нимбл проведет Ритуал Очищения над колодцем, отняв эту землю у Порчи. Это навсегда лишит охотника покровительства Эссенциала.

Как просто! Если бы этот план удался, то Хайт, пожертвовав собой и еще парой эскейперов, несомненно спас бы сына и кого-нибудь в придачу, вероятно – премиленькую Елену, которую Бладхаунд уже мысленно прозвал Кьюти.

– Вот только ничего у вас не выйдет, еретики, – прошептал он и рванулся вперед со всей скоростью, на которую было способно его благословленное Порчей тело. Нареченная Мгла окутала охотника с ног до головы, поглощая случайные звуки и скрывая от вероятных взоров.

Он оказался в пылающем блоке раньше группы, которую туда уже вел Нимбл. Бесшумно забравшись на верхний этаж, охотник затянул Сумеречную Колыбельную, а затем выждал несколько минут для усиления эффекта и, широко размахнувшись, опустил топор на портативную рацию пульта связи. Раздался оглушительный скрежет, пульт заискрил, что-то в его глубине глухо стрельнуло, ржавую металлическую панель охватило голубое химическое пламя.

Бладхаунд выбрался на крышу, отметив, что его маневр сбил Нимблу все планы и теперь тот спешно уводит группу прочь, в сторону лодочной станции. Неужели у них действительно не было запасного плана? А ведь он так надеялся!

Не переставая напевать Сумеречную Колыбельную, охотник спрыгнул с крыши ремонтного блока, одним махом преодолев двадцать метров, пружинисто приземлился и рысцой побежал к сараю у кукурузного поля, где у южной стены в деревянном ящике лежали медвежьи капканы.

Вскоре он уже расставил их по округе, просчитав наиболее вероятные маршруты обреченных. Потом остановился посреди луга, принюхался, и блаженно закатив глаза, когда понял, что группа возвращается. Все вместе они идут обратно. Нет, не обратно. Прямо к колодцу!

Бладхаунд изогнул тонкую черную бровь и глухо рыкнул. Самоубийцы что ли? Сектанты какие-то, решившие вложить свои бренные души прямо в руки жнеца тенебрисов? Охотник такого еще не встречал, поэтому, следуя неодолимому зову любопытства, решил пока не мешать им.

Он уже представлял, как возникнет за их спинами из тьмы и сходу вскроет сонные артерии Хайту и Нимблу. За тремя оставшимися он будет охотиться всю ночь, наслаждаясь их страхом, капля за каплей вытягивая из них надежду. А когда ему надоест, он по одному принесет их в жертву Эссенциалу…

Но время шло, а ничего не происходило. И тогда Бладхаунд, устав ждать, вышел прямо на людей, сгрудившихся напротив брошенного особняка. И мгновенно понял, что совершил непростительную ошибку.

Охотник недооценил смертных.

По нему открыли огонь из трех пистолетов и двух самозарядных винтовок. Он тут же скрылся за углом здания – помогли звериная скорость и Нареченная Мгла. И все же несколько пуль зацепили его правую руку, а один особенно удачный выстрел даже повредил сухожилие в локте. И черт бы с ним, но это были не простые пули!

Охотник зарычал и отбежал подальше в лес за особняком. Он чувствовал, как пуля, застрявшая в кости прямо над медиальным надмыщенком, жжет его плоть текучим колким огнем. Он присел на одно колено, выхватил топор и точным росчерком матового лезвия увеличил входное отверстие. Потом залез в рану грязными пальцами, морщась от боли, нащупал свинцовый конус, подцепил его ногтями и с ревом вытащил на свет отнюдь не божий.

Бладхаунд отбросил пулю, которая даже глаза обжигала, накрыл рану рукой и стал читать Темный Заговор. Когда охотник закончил, рана исчезла, но поврежденному сухожилию нужно больше времени на восстановление – пройдет не меньше часа, пока в руку вернется ее истинная сила.

Твою мать! Оказывается, Хайта не интересовала точка связи. Он знал (откуда-то знал!) о старом военном схроне в подвале лодочной станции. Более того – розданное остальным обреченным оружие он заговорил, используя древние герметические мантры. Выходит, эти двое не просто знают о тенебрисах и их посланниках. Им известны способы борьбы с Порчей.

Это немыслимо!

Оружие смертных неспособно причинить значительный ущерб сущности жнеца тенебрисов – только его телу, которое легко восстановить. Но заговоренные пули, осененные знаком Элоим и окропленные настоем артимисии, – совсем другое дело. Они ранят плоть, но их цель – его черный дух. Они лишают его связи с Храмом Тайн, забирают силы, дарованные Порчей.

Ему нельзя, никак нельзя подставляться! Одно прямое попадание и два касательных – и вот уже усталость ощутима. Бладхаунд не мог сказать точно, но полагал, что полдюжины пуль полностью разорвут цепи, что связывают его с Эссенциалом. Это будет эндшпиль, и он окажется слабейшей стороной.

О Порча, ведь он сам дал им время, полагая, что разгадал замысел отца и сына! Досадная ошибка. Страшная. Но – не критическая. И сокрушаться о своем жестоком просчете он будет потом. Сейчас нужно вернуть доверие тенебрисов.

Бладхаунд поднялся в полный рост, закрыл глаза. Затем поднес к лицу топор, которым только что вскрывал свою рану и, высунув неестественно длинный язык, провел им по острому лезвию. Мутный ручеек черной крови, перемешанной со слюной, пролился на землю. Охотник спрятал топор и встал на колени перед небольшой лужицей, отливающей всеми оттенками тьмы в неверном свете восходящей царицы ночи.

Он взглянул на луну. Та криво улыбнулась в ответ.

Бладхаунд произнес тайные слова, опустил в лужицу кончики пальцев и кровь забурлила. Не переставая шептать рваные строки нечеловеческого языка, от которого само пространство истончалось и сворачивалось, как пергамент от жара костра, охотник поднял руки к лицу и провел ими ото лба до подбородка.

– Я знаю, – ответил он Эссенциалу, который с усмешкой задал ему очевидный вопрос.

– Я верну расположение Порчи, и эту жатву Храм Тайн запомнит надолго, – посулил Бладхаунд, поднимаясь. Не глядя на своего повелителя, стоявшего за его левым плечом, он уверенно зашагал в сторону особняка.

Он шел, широко разведя руки в стороны. Обнаженные топоры матово блестели в переливах сумраках. Охотник не таился. Он собирался ловить зарвавшуюся дичь на живца, и сам с удовольствием сыграет его роль!

Хайт и Нимбл тем временем выстроили обреченных вокруг колодца и дали указание стрелять только по ясно различимой цели. Услышав это, Бладхаунд злобно ухмыльнулся. Патронов у них немного, а он не собирается быть ясно различимым в ближайшие полчаса!

И все же охотник кое-чего не понимал. Почему они не начинают Ритуал Очищения, ведь каждая секунда ожидания играет ему на руку? Теперь он ясно видел обжигающе яркий свет в нагрудном кармане Нимбла. Охотник не знал, что это, но знать ему не требовалось. Он чувствовал. Чувствовал древнюю силу, заточенную в этом мальком круглом предмете. И он видел, что силы этой достаточно, чтобы изгнать отсюда Порчу, навеки выкорчевав ее из проклятой земли.

Он не мог этого допустить.

Темный призрак с пылающими багрянцем глазами вырос по другую сторону от особняка и Скара тут же открыла огонь из пистолета. К ней сразу присоединились Брейв и Кьюти. Хайт запоздало крикнул, чтобы они прекратили стрелять, но было поздно. Семь заговоренных пуль в клочья разорвали тенета Нареченной Мглы, секундой раньше собравшиеся в подобие человеческой фигуры по воле своего хозяина.

Сам охотник подбирался к ним со стороны кукурузного поля.

– Бу! – гаркнул он в спину Нимблу и тот легко развернулся на каблуках, вскидывая пистолет. Рявкнули выстрелы, потревоженные стебли кукурузы закачались, посыпалась сухая ботва.

Он появлялся то с одной стороны, то с другой, заставляя Нареченную Мглу создавать человекоподобные фантомы. Это выходило легко – Мгла питалась людским страхом, а сейчас даже Хайт и Нимбл боялись, хотя и не подавали виду.

Дважды он метнул топор, не целясь. Один раз лезвие просвистело прямо над ухом Кьюти, отчего блондинка завизжала, будто он уже начал вскрывать ее, и совсем непоэтично намочила бикини. Второй раз Нимбл с легкостью ушел от броска и тут же выстрелил в ответ. Не попал, разумеется. Ведь теперь Бладхаунд был готов.

В какой-то момент охотник почувствовал, что пора остановиться. Нервы обреченных натянулись как тетивы боевых луков, их восприятие обострилось благодаря щедрым потокам норадреналина, которыми их бедные надпочечники наполняли взбухшие вены разгоряченных тел. Даже Скара перестала палить по чем зря.