Текст книги "Дар"

Глава 10

На следующий день ведун вышел из своей комнаты до рассвета, надеясь в одиночестве побродить по окрестностям замка и деревни, покуда их обитатели не ломанулись по своим делам в лес. Однако в это утро его планам не суждено было осуществиться.

На выходе из княжеской башни ведуна уже караулил жрец. Точнее, караулил-то он, может, вовсе даже и не ведуна, но встрече все равно обрадовался.

– Доброго дня тебе, ведун, – поприветствовал гостя жрец.

– И тебе того же, – вежливо кивнул гость. – Раненько ты поднялся.

– Да я и не ложился, – признался жрец. – Ночь сегодня была на диво ясная да звездная. В такие ночи мне, старику, жалко тратить время на сон. Так и провел я время с вечера на вершине башни. А теперь вот решил спуститься, поразмять косточки.

– С башни-то с Богами, поди, разговаривал? – предположил ведун. – Повыше забрался, чтоб лучше слышно было? Или Боги по ночам спят?

Жрец попытался не обратить внимания на прозвучавшую в его словах откровенную насмешку, но не смог – слишком уж явно все вышло.

– Зря ты так, ведун, – укорил жрец. – Только глупцу пристало насмехаться над тем, что выше его разумения. Богам не по нраву, когда смертные относятся к Ним без должного почтения.

– Так я не над Богами насмехаюсь, а над тобой, – уточнил ведун.

На мгновение лицо жреца потемнело, но затем снова осветилось мягкой улыбкой.

– Сколько с вами, ведунами, ни сталкиваюсь, а так и не могу до конца привыкнуть к вашему ерничанью. Хоть и знаю, что нет за ним ни злобы, ни издевки, а все ж таки задевает каждый раз за живое.

Ведун усмехнулся и почесал бритый затылок. Этот жрец ему определенно нравился. Конечно, перед тем, как отправить его в замок Рольфа, наставник в общих словах описал ведуну то, с чем ему придется там столкнуться. И отзывы его об Инциусе были на удивление одобрительными. Наставник говорил о княжеском жреце почти без насмешки, и уже одно это дорогого стоило.

И все же одно дело составить мнение о человеке с чужих слов, и совсем другое – столкнувшись с ним лицом к лицу.

В отличие от многих своих сотоварищей по жреческой касте, Инциус не держал себя с людьми так, будто видит всякого встречного-поперечного насквозь, и при этом чужое нутро не вызывает у него ничего, кроме досады на людское несовершенство. Инциус, напротив, держался просто, без жалостливой снисходительности к окружающим. И простота его была самой что ни на есть естественной, а не вымученной, как у некоторых жрецов низших ступеней посвящения, которые не научились еще смотреть на простых людей свысока, не ощущая при этом никакой внутренней неловкости.

При всем при этом Инциус был посвященным пятой ступени из семи существующих в касте жрецов, и слово его на Главном Жреческом Совете весило немало.

Странным было то, что Инциус со всем тем уважением и авторитетом, какими он пользовался в Совете, вот уже почти тридцать лет безвылазно сидел в замке хоть и не обделенного богатством, но далеко не самого родовитого князя в царстве. И даже последовал за ним в добровольное изгнание, на которое ни с того, ни с сего решился вдруг Рольф.

С другой стороны, ведун слышал, что некоторые жрецы даже последней, седьмой ступени, добровольно заточали самих себя на десятки лет в земляные ямы размером чуть больше медвежьей берлоги, надеясь там достичь совершенства в искусстве общения с Богами. Так что у каждого свои странности и ничего с этим не поделаешь. Был бы человек хороший…

Впрочем, наставник рассказал ведуну кое-что и о самом хозяине замка. Немного, но вполне достаточно для того, чтобы заподозрить неладное. Может, как раз в этом и крылась причина того, что Инциус так неотступно опекает семейство Рольфа?

Ведун встретился взглядом со старым жрецом и улыбнулся. Он неспроста ввернул в разговор упоминание о Богах – хотел проверить, как отреагирует Инциус на его слова. Многих жрецов насмешка над ними гневила чуть ли не больше, чем неучтивые слова, сказанные в адрес Богов, волю которых они взялись доносить до простого народа. Инциус, по счастью, был не из таких.

Похоже, он и впрямь искренне считал себя не избранником Богов, а всего лишь их верным слугой. Собственно говоря, об этом постоянно твердили все жрецы, но мало кто из них жил в соответствии с этими, их же собственными, словами.

– Ты куда-то спешишь? – поинтересовался жрец. – А то зашел бы ко мне. У меня есть отличнейший чай. Настоящий, южногорский.

– С чего вдруг такое радушие? – насмешливо удивился ведун.

– Разговор у меня к тебе есть, – признался жрец. – Важный разговор…

– Ну, если важный… – ведун с задумчивым видом потер подбородок. – Тогда, конечно, можно и чайку попить.

– Ну, вот и ладно, – обрадовался жрец. – Я тебя надолго не задержу.

Они прошли коридором и поднялись на второй этаж башни. Комната Инциуса выходила на северную сторону, и оттого в ней, освещенной лишь слабеньким светильничком, царил прохладный полумрак.

У окна стоял массивный стол, заваленный свитками пергамента вперемежку с писчими перьями и листами новомодной и оттого неслыханно дорогой «бумаги». Проникавший сквозь открытое настежь окно легкий ветерок чуть заметно колыхал тяжелые оконные занавеси и наполнял комнату не успевшим еще раствориться в дневном зное запахом влажной ночной свежести.

Кроме стола в комнате жреца были еще два кресла и простая деревянная кровать с тощим матрацем и простыней из грубого холста, застеленной обычным стеганым деревенским одеялом. На одной стене висела полка с книгами, другую украшал гобелен с изображением жреческого знака, вытканного золотым шитьем по голубому полю. Пол был устлан плетеными циновками. В углу приютился небольшой столик, на котором стояло все необходимое для чаепития.

Предложив гостю садиться, жрец ловко разжег небольшую горелку и поставил на нее изящный чайничек явно южногорской работы. «Подгорная кровь», которую люди, отчаявшись разгадать рецепт этого зелья, по-прежнему втридорога покупали у подземников, горела ровным прозрачно-зеленым пламенем.

Вода в чайнике вскипела почти мгновенно. Жрец бросил в нее щепотку сухого чая и тут же снял чайник с огня. По комнате поплыли ароматы горных лугов с примесью душистого можжевелового дымка и еще чего-то, чему трудно было подобрать название, и что неизменно наводило ведуна на воспоминания о почти уже забытом родном доме и неимоверно далеком детстве.

Жрец разлил чай по маленьким бокалам и, передав один ведуну, опустился в кресло напротив. Ведун понюхал, попробовал и, поджав губы, одобрительно покивал: чай у жреца и впрямь был выше всяческих похвал.

Попивая маленькими глотками драгоценный напиток, жрец молчал, время от времени бросая на ведуна короткие взгляды. Он то ли никак не мог собраться с мыслями, то ли просто не знал, с чего начать свой «важный разговор». А может, специально тянул время, ожидая, что гость начнет первым.

– Так о чем ты хотел со мной поговорить? – нарушил молчание ведун, которому надоела игра в молчанку.

– О чем? – жрец посмотрел ведуну в глаза долгим оценивающим взглядом. – Прости, что спрашиваю, но… что у тебя с лицом? Если не хочешь…

– А что у меня с лицом? – ведун казался искренне удивленным, подняв руку, он провел кончиками пальцев по своей изуродованной шрамами щеке. – Ах ты, батюшки! Да что ж это такое?! Может, во сне отлежал? Нет? Не похоже?

Жрец с кислой улыбкой покачал головой.

– Порой мне кажется, что вы, ведуны, занимаетесь не своим делом. Вам бы шутами быть да скоморохами.

– Да брось ты, жрец! – отмахнулся ведун. – Серьезных людей в мире хватает и без нас. И много от этого толку для мира?

– А от шутов толку больше? – с ехидцей поинтересовался жрец.

– От них меньше вреда, – отрезал ведун. – Не знаю, как ты, а я никогда не слышал, чтобы шуты и скоморохи затеяли какую-нибудь войну или смуту. Я никогда не встречал шута-пирата или скомороха-работорговца. Шута или скомороха не встретишь среди колдунов или чернокнижников. Правда, и среди жрецов их не сыщешь…

– Зато среди ведунов их пруд пруди, – Инциус вздохнул. – Я ничего не имею против смеха, но нельзя же высмеивать все подряд! Должно же быть хоть что-то святое!

– Точно, – кивнул ведун, прихлебнув из своего бокала. – Например, мое лицо!

Жрец поморщился, но смолчал.

– Знаешь, жрец, мне почему-то кажется, что ты позвал меня не для того, чтобы обсуждать недостатки моей внешности, – посерьезнев, заметил ведун. – Я не прав?

– Я спросил не просто так, – чуть помедлив, негромко произнес жрец. – Я хочу понять, кого нам прислали в помощь. Я никогда не видел ведуна с таким шрамами, как у тебя. Общеизвестно, что искусство ваших лекарей выше всяких похвал. И все же тебе они помочь не смогли. Почему? Напрашиваются два ответа: либо это не простые шрамы, либо они совсем свежие, – жрец умолк, выжидательно глядя на ведуна.

– И то, и другое, – кивнул ведун. – Эти шрамы совсем свежие, и они не простые. Они оставлены оборотнем, а такие раны быстро не заживают. Даже на таких, как я, и даже стараниями наших лекарей. Но со временем они исчезнут.

– Значит, тебе уже приходилось убивать оборотней? – безразличным тоном поинтересовался жрец.

– Приходилось, – кивнул ведун. – И не однажды. Так что можешь быть спокоен: опыт в таких делах у меня есть. Что же до шрамов… Убить оборотня это тебе не куренку шею свернуть. Думаю, тебе не хуже моего известно, что в таких схватках победителем далеко не всегда оказывается именно ведун!

Жрец задумчиво покивал и как-то странно вздохнул – не то с облегчением, не то с разочарованием.

– Скажи, ведун, а мы с тобой никогда раньше не встречались? Когда-то давно?

– Может, где и встречались, – ведун, чуть помедлив, пожал плечами. – Жизнь сталкивала меня со многими жрецами, но тебя я что-то не припомню.

– Да, – Инциус печально покачал головой и бросил на ведуна взгляд, полный скорби. – Я тоже повидал немало твоих собратьев.

– Мне показалось, или я и правда вижу в твоем взгляде сочувствие? – удивленно спросил ведун.

Поколебавшись, жрец снова глянул ему в глаза.

– Нет, не показалось.

– Ну-у, – разочарованно протянул ведун. – Вот уж это ты совсем напрасно! Старая песня…

– Почему же? – жрец огладил бороду. – Я, может быть, лучше других знаю твою долю, знаю, что ведунами не становятся по собственной воле. Знаю, что ваши судьбы исковерканы колдовством. Знаю, что каждый из вас обречен на одиночество, знаю, что вы отвергаете волю Богов, а вместе с ней и их покровительство и помощь. Вы отрекаетесь от своего прошлого, а значит, отрекаетесь от самих себя. Это страшная участь… Так почему бы мне тебе не посочувствовать?

– Да, мрачная картина, – ведун усмехнулся, – только не совсем верная. Действительно, теми, кто мы есть, не часто становятся по собственной воле. Это правда. Но мы не отрекаемся ни от себя, ни от прошлого, ни от Богов. Скорее прошлое отрекается от нас таких, какими мы себя делаем. А Боги теряют к нам интерес и перестают нас замечать. И все же, несмотря на нашу «страшную участь», в Синегорье каждый год приходит немало людей, которые ХОТЯТ, чтобы из них сделали ведунов. Для них моя судьба – предел мечтаний. По крайней мере, сами они думают именно так. Так что ты с равным основанием мог бы мне и позавидовать!

– Я не могу, – жрец покачал головой. – Не могу завидовать душам, опоганенным колдовством. И глупцам, которые сами к этому стремятся.

– Ой, не надо! – ведун поднял ладонь и поморщился. – Мы ведь оба знаем, что дело тут совсем не в колдовстве. И потом, мне тоже известно кое-что такое, о чем вы, жрецы, предпочитаете особенно не распространяться. Так что давай оставим колдовство в покое!

Жрец недовольно нахмурился, но смолчал.

– А вообще, ты не поверишь, если я скажу тебе, сколько раз меня пытались втянуть в подобные разговоры! Все эти бесконечные намеки на неестественность моего происхождения порой наводят на мысль о существовании целого заговора, который ставит своей целью выведать Страшную Тайну Ведунов. Меня как будто раз за разом подталкивают к этой теме в надежде, что однажды я забудусь, проговорюсь ненароком и выдам эту самую Тайну!

– А ты не проговоришься? – с улыбкой спросил жрец.

– Проговорюсь! – с готовностью откликнулся ведун. – Как проговаривался уже десятки раз. Самая страшная тайна ведунов заключается в том, что у них нет никакой тайны! Мы не храним никаких секретов, мы не избранные, не особенные, не таинственные. Мы просто те, кто знает чуть больше других. И не потому, что достойны знаний больше прочих, а потому, что эти прочие просто НЕ ХОТЯТ знать то, что знаем мы.

– Тогда почему вы не делитесь им с теми, кто приходит в Синегорье в надежде стать ведуном? – пряча улыбку в бороде, поинтересовался жрец.

– Именно поэтому, – уверенно кивнул ведун. – Давать знание тому, кто на самом деле не хочет да и не готов его принять – бесполезно и опасно. В первую очередь для самих соискателей! Эти люди приходят не за знанием. Они хотят всего, чего угодно: отомстить врагам, возвысится, доказать самим себе, что они чего-то стоят. Они полагают, что знание ведунов сделает их всемогущими или, на худой конец, защитит от трудностей и напастей повседневной жизни. Некоторые могут перешагнуть через это, большинство – нет. Такие изо всех сил цепляются за свое теперешнее «я» и сами отрезают себе путь к изменению. Эти люди не понимают, что ты можешь использовать знание лишь в том случае, если даешь знанию использовать тебя самого. Но это означает отступиться от своего «я», а к этому они не готовы. Таких людей мой наставник называл «дырявыми горшками» – в таком, сколько не лей, все одно ничего ни удержится.

– А я? – жрец испытывающе посмотрел ведуну в глаза. – Я мог бы вместить ваше знание?

– Нет, – ведун покачал головой. – Ты тоже дырявый горшок. У тебя своя правда о мире и от чужой тебе будет мало толку. Даже если ты честно, от всей души, попытаешься сердцем принять эту чужую правду, будет только хуже. В лучшем случае, это будет твоим концом.

– А в худшем?

– Концом правды.

Жрец хмыкнул и покачал головой.

– Скажи, ведун, а как вообще можно использовать ваше знание? Я говорю не о повседневной жизни – здесь все более-менее понятно. Но ведь есть же у вас какая-то высшая цель! Вы говорите, что не хотите ни богатства, ни власти, ни всемогущества, ни даже бессмертия. Тогда чего вы хотите? Зачем вам знать?

– Чтобы знать, – не задумываясь, ответил ведун. – Чтобы преодолеть обман мороков и увидеть мир таким, каков он есть на самом деле. Никаким. Чтобы показать этот мир другим.

– А если эти «другие» не хотят видеть этот ваш «никакой» мир? – сукором спросил жрец. – Почему вы считаете себя вправе идти против желания людей и насильно превращать их в ведунов? Ведь те, кто приходит к вам, хотят совсем не этого! Почему же вы, желая избавить людей от обмана мороков, – которые еще неизвестно, существуют ли! – начинаете с того, что сами обманываете их ожидания?

– Потому что их ожидания не имеют никакого значения, – отрезал ведун. – Есть знание и есть человек, готовый его принять, вот и все. Не всегда человек выбирает знание, чаще знание выбирает человека.

– И как же вы определяете, кого именно оно выбрало? – с кислой улыбкой поинтересовался жрец.

– Как? – ведун, поджав губы, покачал головой. – А, пожалуй, я и не смогу тебе ответить! Как знахарь отличает целебную травку от ядовитой? Он просто разбирается в травах. Знающие разбираются в людях. Вот и весь секрет. Действительно, большинство из тех, кто приходит в горы, возвращаются обратно не солоно хлебавши. Но некоторые из них способны принять нашу правду. А значит, ДОЛЖНЫ ее принять.

– И все таки это обман… – гнул свое жрец.

– Ну, почему сразу обман? – ведун усмехнулся. – Ребенка тоже не спрашивают перед рождением, хочет ли он появляться на этот свет. Выходит, родители его обманывают?

– Мы не можем спросить у не родившегося ребенка о его желаниях, – резонно заметил жрец.

– А если б могли, спросили бы? – с улыбкой спросил ведун. – Посмотри вокруг, Инциус, часто ли родители спрашиваю у своих уже родившихся и даже довольно взрослых детей, чего те хотят в этой жизни? Часто ли родители принимают в расчет желания своих детей? Они полагают, что лучше знают, что нужно и чего не нужно их отпрыскам, и поступают в соответствии со своими резонами. Так почему ты не винишь их за это?

Жрец печально вздохнул, всем своим видом давая понять, что собеседник не уловил смысла его вопроса.

– Все это я уже слышал и не однажды.

– Ну а чего ж ты хотел?

– Чтобы ты проговорился! – помедлив, рассмеялся жрец.

Ведун покачал головой и махнул рукой безнадежно, мол. Бестолковый разговор.

– Ну, это ладно, – вздохнув, продолжил жрец. – Все бы было ничего, если бы не одно «но»… Вы вот говорите, что колдовство для вас не главное, что оно-де для вас особой важности не имеет. И хорошо бы, кабы так, но ведь, учеников своих воспитывая, не обходитесь вы без этого самого колдовства! Слишком уж необычны способности ваши и умения, чтоб без колдовства обошлось. Ведь не обошлось? То-то и оно… – Инциус скорбно нахмурил седые брови. – А ведь когда колдовские силы в душу человеческую исподволь да обманным путем проникают, вред они нашему миру наносят куда как больший, чем даже через тех, кто хоть и по заблуждению, но сам, своей доброй волей, в свою душу их пускает!

– Так вот ты о чем! – усмехнулся ведун. – Скажи, а видел ты хоть одного колдуна, который обладал бы… хм, «способностями», подобными нашим?

– Нет! – жрец хлопнул ладонью по колену. – В том-то и штука! Вы, ведуны, по всему видать, пользуетесь какими-то неведомыми нам заклинаниями, и никак не можем мы понять, в чем их секрет! Ваши чары как бы и не нарушают изначального Равновесия Сил и, вроде бы, даже не идут наперекор замыслам Богов. Этого не может быть, но это есть!

– Да, загадка, – ведун покачал головой. – А между тем секрет прост. Видимо, даже слишком прост для вас. Все дело в том, что боитесь вы держать ответ за свою собственную жизнь. Все ищите, кто бы за вас решил, а заодно уж решенное и воплотил! Колдуны полагаются на помощь потусторонних сил, которые вы, жрецы, считаете «темными». Сами жрецы надеются на Волю Богов. А мы, ведуны, рассчитываем только на себя. Почему так? Вы все – и колдуны, и жрецы, и те, кто идет за вами и верит в вашу правду, – так или иначе считаете себя пупами земли, любимым детищем всемогущих сил, создавших этот мир. Вы называете эти силы по-разному, но все как один полагаете, что все их внимание клином сходится на вас, и что этим силам больше нечем заняться, кроме как помогать вам или пакостить. Вы мните, будто можете понять волю этих сил, или даже пуще того: навязать им свою волю. Откуда у вас эта уверенность, жрец? Я лично не знал ни одного колдуна, который умер бы естественной смертью. А те, кто пока еще живы, не производят впечатления счастливых и веселых людей. Глядя на них, и вправду скорее поверишь в то, что потусторонние силы управляют ими, чем в то, что они управляют этими силами. А ты сам, жрец? Да, в незапамятные времена Боги оставили людям сокровенное знание, которое могло бы уберечь их от многих бед. Вы храните это знание и, как умеете, используете его, но присутствуют ли в этом сами ваши Боги? Вы полагаете, что да. Но, положа руку на сердце, скажи, был ли у тебя в жизни хоть один случай, когда ты мог бы с полной уверенностью и без всяких сомнений сказать, что однозначно и до конца понял волю своих Богов? Или, может, они хоть один раз исполнили твою просьбу в точности так, как ты этого хотел?

Инциус молчал.

– Вот то-то и оно. Силам, которые управляют этим миром, нет до нас с тобой никакого дела. Им безразличны наши суетные, мимолетные жизни. Да, они управляют нашими жизнями, но делают это мимоходом, без всякого специального намерения. Когда дует ветер, деревья раскачиваются. Но кто может сказать, что ветер дует для того, чтобы раскачивать деревья? И что он перестанет дуть, если завтра все деревья исчезнут с лица земли? Человек одинок в этом мире, и, если он хочет прожить свой смехотворно короткий век свободным – насколько это вообще для него возможно, – он должен рассчитывать только на себя, на свою силу. И силу эту можно назвать как угодно – хоть бы и колдовством, раз тебе так больше нравится! Суть не в этом. В мире и правда идет борьба, Инциус, но не между Светлыми Богами и темными, колдовскими силами. Нет! Это борьба между людьми, между разными сортами человеческой глупости. А мы уходим от борьбы. Потому-то наше «колдовство» и не нарушает Равновесия. Потому и непонятно оно ни вам, ни настоящим колдунам. Вам ведь понимать-то некогда, вам воевать друг с другом надо!

Жрец, до этого молча слушавший, скептически хмыкнул, выражая явное неверие в слова собеседника. Ведун ответил снисходительной улыбкой.

– Вижу, ты меня не понял. Помочь только не могу, – ведун без спросу долил в свой бокал чаю и показал его жрецу. – Смотри, бокал полон. Если я сейчас начну доливать в него чай, он польется через край, и вместо того, чтобы принести мне пользу и удовольствие, обожжет мою руку. Спорить с тобой – это то же самое, что подливать чай в полный бокал. Твой ум так переполнен собственной «правдой», что уже не в состоянии вместить ни капли чужой. А между тем все просто! Ты, жрец, задаешься не тем вопросом. Одним и тем же топором можно нарубить дров, отрубить себе ногу или проломить обухом чей-нибудь лоб. Главное не ЧТО использовать, а КАК и ЗАЧЕМ. Вот и весь наш секрет. Многие люди полагают, что ведуны только и делают, что ходят по миру да истребляют чудищ, попутно досаждая добрым людям своими нечестивыми ритуалами. Но ты-то должен знать, что это не так! Ведунами становятся не для того, чтобы охотиться на нежить. Да, мы порой делаем это и берем за это плату. Но это не цель и даже не средство. Это просто один из способов следования нашему пути.

– И все же ты убиваешь, – помолчав, задумчиво проговорил жрец. – Сколько крови на твоих руках? Сколько отнятых жизней на твоей совести? Не тяготит?

– Все убивают, Инциус. Так или иначе, – серьезно ответил ведун. – Жизнь не может обходиться без смерти. Гниющая плоть служит пищей растениям. Смерть растений поддерживает жизнь животных. Человек к своей пользе отнимает жизни у тех и других. Так уж устроен этот мир. Тот, кто не может отнять чужую жизнь, умирает сам.

– Но не все сделали убийство своим ремеслом… – тихо проговорил Инциус.

– Я не ослышался? – ведун удивленно глянул на жреца. – Это ты сейчас сказал?

Жрец недоуменно пожал плечами: а кто же, мол, еще?

– Знаешь, – ведун усмехнулся, – я не сказать чтоб очень часто общаюсь с вашей братией, жрецами, и никак не могу понять: вы действительно так по-детски просты, как хотите казаться, или это просто еще одна уловка в вашей бесконечной игре? Да, я убиваю. Убиваю чудовищ, которые прикидываются людьми, убиваю людей, которые по собственной или по чужой воле превращаются в чудовищ. Я убиваю мечом, глядя в глаза, хотя это вряд ли можно назвать моим ремеслом. Но если тебе хочется – пусть будет так! А вы сами? Вы – жрецы. Вы не держите в руках оружие, но ваши игры с чужими судьбами унесли намного больше жизней, чем старания всех ведунов, вместе взятых. Так что не стоит взывать к моей совести, жрец, – равнодушно бросил ведун. – Лучше обрати внимание на свою собственную.

– Мы печемся о благе людского рода, – печально и назидательно проговорил жрец, дождавшись, когда ведун закончит свою обличительную речь. – И не наша вина, что дорога к цели ведет не иначе, как через кровь.

– А что это такое – «людской род»? – прищурившись, поинтересовался ведун. – Растолкуй, если не трудно.

– Это очень просто, – все так же печально ответил жрец. – Это все мы, люди, живущие в этом Мире, как одно единое целое.

– Все? – переспросил ведун. – А как же те люди, которые умирают во исполнение воли твоих Богов? Или они не нашего с тобой рода?

– Иногда приходится жертвовать частью, чтобы сохранить целое, – скорбно вздохнул жрец. – Чтобы сохранить то, что действительно достойно Жизни.

– Это точно, – кивнул ведун. – Слышал я, что жрецы Чернобога, принося человеческие жертвы, тоже делали это не ради удовольствия. Они, как ни странно, тоже пеклись о благоденствии своих последователей и рассчитывали, что в обмен на жертвы их бог спасет от истребления их самих и ту часть людского рода, которую ОНИ считали наиболее того стоящей. Однако ж им это не помогло и вы, в конце концов, извели таки их под корень, а заодно и добрую долю людского рода, которая их защищала. Что ж получается, вы с ними – одного поля ягоды?

– Не путай кислого с пресным, ведун, – процедил жрец, и в глазах его мелькнули недобрые огоньки. – Ты просто много не знаешь.

– Точно, не знаю, – снова согласился ведун. – И знаешь, почему? Потому что вы, жрецы, таите свое знание и всеми правдами и неправдами скрываете от людей то, что знаете сами. Уж и не знаю, почему?

– А разве вы сами поступаете не так же? – наклонившись и сузив глаза, уколол ведуна жрец.

– Так же, – наклонившись навстречу, подтвердил тот. – Только мы не строим из себя спасителей мира и не пытаемся править чужими судьбами! Нам бы со своими разобраться…

– Если бы ты знал то, что знаю я… – жрец выпрямился и устало прикрыл глаза, у губ его залегли глубокие складки.

– Семеро знают, – равнодушно заметил ведун.

Инциус с печальной улыбкой покачал головой.

– Они безумцы. Но даже они понимают, что Тайное Знание – великая и опасная сила. Не каждый может с ним совладать. И попади оно в руки тех, кто не достоин посвящения, может это знание стать величайшим злом на свете.

– И снова прав ты, – кивнул ведун. – Но лишь в том, что касается великой силы знания. Что же до посвященных… Это ведь люди, а не Боги решают, кого посвящать, а кого нет.

– Боги дают Знак, – веско заметил жрец.

– Да неужто? – удивился ведун. – А я вот слышал случайно одну историю. Про то, как сотню лет назад один из жрецов аж шестой – предпоследней! – ступени, по имени Таврог, свихнулся от этого вашего Знания, стакнулся с колдунами и стал хулить ваших же Богов. А вы, когда поняли, что своими силами его не одолеете, обратились за помощью к царю. И пришлось тогда его гвардейцам истребить немало отпрысков людского рода, которые, ополоумев от внушений сумасшедшего жреца и колдовских чар, голой грудью бросались на копья, чтобы проложить Таврогу путь на свободу из осажденной Ристии. Так как же Боги сподобились на такую глупость: доверить тайное знание такому, как Таврог?

– Не гневи Богов, ведун! – Грозно нахмурился жрец. – Не испытывай их терпения.

– Боги не прогневались на вас за то, что вы доверили их Знание Таврогу, авось, и меня пронесет, – отмахнулся ведун. Жрец вскинулся было, но, совладав с собой, не дал волю гневу и лишь сердито тряхнул бородой.

– Не гневайся на меня, жрец, – примирительно произнес ведун. – Я не враг ни тебе, ни твоим Богам. Одного я не пойму: если ваше Знание таит в себе такую опасность, так не лучше ли обойтись совсем без него? Может, в вашем знании нет правды? Так не передавайте его идущим за вами. Умрут нынешние посвященные, и Знание умрет вместе с ними. И род людской, глядишь, обретет свое благо и без ваших стараний!

– И это говоришь ты? – брови жреца удивленно взлетели. – Ты, посвятивший жизнь поиску знания, предлагаешь мне отказаться от него?

Ведун со вздохом поджал губы, потом смущенно хмыкнул.

– Есть на свете вещи, о которых лучше всего знать лишь то, что лучше их не знать!

Теперь усмехнулся жрец.

– Не противоречишь ли ты сам себе, уважаемый ведун?

– А что плохого в противоречиях? – с открытой улыбкой поинтересовался ведун. – Вся жизнь из них состоит! Не будет противоречий – глядишь, и жизни не будет.

Жрец, посерьезнев, медленно покачал головой:

– Как бы то ни было, а наше Знание не может умереть. Мы не можем и не должны этого допустить. Ибо в Знании нашем не только опасность сокрыта, но и спасение…

– От той опасности, которую оно в себе таит, – в тон жрецу продолжил ведун. – А может, потому вы не хотите его терять, что оно дает вам власть над остальными людьми?

– Власть не есть благо для несущего ее, – вздохнул жрец. – Но тяжкое бремя, от которого мало радости. Жаль, что твои собратья так этого и не поняли. Видно, зря я затеял этот разговор…

– Твоя правда, жрец, – ведун залпом допил остывший чай и, поставив пустой бокал на край стола, поднялся из кресла. – Не поймет жрец ведуна, потому что будь иначе, не разошлись бы наши с вами дорожки в незапамятные времена.

– Как знать, – пробормотал жрец, рассеянно глядя в бокал с недопитым чаем. – Может, суждено им еще и обратно сойтись.

– Может, и так, – не стал спорить ведун. – Поживем – увидим.