Текст книги "Тэмуджин. Книга 3"

– Значит, будем ждать…

– Но я вам открою тайну, – продолжал Кокэчу, испытующе вглядываясь в их лица, – боги уже готовят для нашего племени настоящего нойона. Он уже среди нас, он молод, но время его скоро придет.

Старики встрепенулись, разом подобравшись на своих местах, словно гуси на воде, готовые взлететь.

– Когда же он выступит, как мы его узнаем? – с затаенным благоговением спросил Гулгэн. – А может быть, ты лучше открыто скажешь нам, кто он, из какого рода? Ведь мы, старики, умеем держать свои языки, ты уж поверь нам, ведь так?

Он оглянулся на других, требуя поддержки, и те решительно закивали.

– Уж на нас, стариков, можешь положиться, – подтвердил Зэрэн. – Скажи нам.

– Скажу, – без лишних упрашиваний согласился Кокэчу, – раз просят старейшины, отказывать мне неприлично, да скоро и само все станет известно. Но вы, если и скажете кому-то, говорите тем, у кого есть ум в голове, кто в народе вес имеет.

– Мы тебя поняли, – заверили те, склоняясь к нему поближе, – ну, скажи же нам: кто это будет?

– Это старший сын покойного Есугея-нойона, имя его Тэмуджин, – сказал Кокэчу.

– Это тот, который брата убил и в плену у Таргудая был? – ахнул Гулгэн, единственным своим глазом недоуменно кося на него.

– Да.

Старики, раскрыв рты, молча взирали на молодого шамана. Халан хмуро отвел взгляд, отодвинувшись и подбросив несколько сучьев в огонь, с сомнением сказал:

– Да ведь если у него уже сейчас такие замашки, то вырастет он и вовсе разбойником. От такого никому покоя не будет.

Его поддержал Гулгэн:

– Это как в сказке говорится: «Если таков жеребенком, каким подрастет лончаком?» Какой же это будет нойон для наших внуков?.. Про него такое рассказывают, что волосы дыбом встают. Говорят, этим летом он был на празднестве, среди народа, был с кангой на шее и вдруг исчез, как оборотень, растворился в воздухе. Три дня искали, весь курень осмотрели, до последнего мешка в юртах прощупали, всю степь вокруг прочесали, каждый куст обошли и – ни одного следа! Это очень опасный будет человек, и от такого лучше держаться подальше…

Кокэчу насмешливо посмотрел на него.

– Вам все ягнят беззубых подавай, чтобы ублажали вас, уговаривали. А какой человек, вы думаете, справится со всем этим беспорядком, что творится у нас? Вы думаете, обычный человек сможет прибрать к рукам эту взбесившуюся свору пьяных разбойников, что правят сейчас вами? Вы ведь люди пожилые, повидали жизнь и должны понимать, что как лучшие кони бывают среди иноходцев, так и лучшие люди бывают среди тех, кто не похож на других…

Старики смущенно потупились и, не перебивая, слушали его. Кокэчу убеждающе переводил взгляд с одного на другого.

– Да, он убил брата, потому что тот нарушал покой и порядок в семье. Вот ваши нойоны, что ни год нарушают ваш покой, по их вине вы теряете сыновей, а наказать их некому. Они озверели от своей жадности и от того, что некому их придержать, они все больше жаждут крови. И остановит их только такой человек, который сам не остановится перед казнью таких, как Таргудай. Вспомните прежних ханов, Хабула или Амбагая, ведь вы любите вспоминать то время – тогда был порядок и не лилась кровь между родами. А вы ведь знаете, сколько задир и забияк в племени они усмирили, скольких из них отправили к предкам, чтобы установить единый закон в племени. И народу стало легче, они отдохнули от войн между родами. И сейчас нашему племени нужен такой же нойон, иначе народу придет гибель. Боги с неба видят, перед какой пропастью мы стоим, потому и посылают нам сильного вождя. Если мы уразумеем волю богов и изберем Тэмуджина, то спасемся, если нет – эти беспутники раздерут все племя на части, а там нас татары или чжурчжени угонят в рабство.

– А ведь это очень разумные слова! – восторженно воскликнул Зэрэн, внимательно слушавший Кокэчу, оглядываясь на стариков. – Очень верно он говорит: нам нужен сильный нойон, который усмирит этих недоумков. А раз это верно, значит, верно и то, что вождем должен быть именно такой человек.

– Видно, и вправду нам нет другого пути, – прижатые доводами шамана, уже соглашались другие. – Пусть будет он.

– Ладно, теперь мы хоть знаем, кто это будет.

– А то, что прошлым летом он исчез бесследно, будучи в плену у Таргудая, – добавил Кокэчу, – то это сами боги ему помогли. Ведь каждому ясно, что невозможно исчезнуть из такого многолюдного куреня, если не помощь небожителей. Значит, он им нужен – для дела. А тем, кто умеет думать, это должен быть знак, что этот человек избран богами, чтобы править народом.

– Воистину так! – уверенно воскликнул Зэрэн. – Иначе и быть не может.

Старики задумчиво качали головами.

* * *

Всю минувшую осень Кокэчу был занят учебой у старых шаманов; отрешившись от всего другого, он настойчиво заострял свой ум, углублялся в знания древних тайн. Все это время он почти не следил за тем, что происходило в степи среди людей. Изредка приезжая к отцу, узнавал новости, а тот поскорее отправлял его обратно, удаляя от грозных событий в племени.

За последнее время ему многое открылось в шаманских искусствах. Во сне он все чаще летал к звездам, все лучше узнавая небесные пути. Иногда он уходил и в нижний мир, провожая души умерших, встречался там со своими дальними предками-шаманами, и те учили его, открывая новые знания.

Еще в начале осени Кокэчу прошел свое второе посвящение и получил шаманские трости, на которых он мог летать по небу. Видения его в последнее время стали ясными и четкими, как наяву. Тогда он и увидел в крепко выгнанном хорзо, что Тэмуджин скоро станет властителем и у него будет большой улус. Поначалу, не имея твердой уверенности в своих обретаемых умениях, он не совсем поверил этому видению и выжидал, глядя, на чем другом он мог бы проверить его. Вскоре ему представился подходящий случай. К этому времени борджигины пошли в поход на керуленских монголов, и он, посмотрев опять же в хорзо, увидел, что те дважды будут разгромлены южными – скоро это полностью подтвердилось. Тогда-то Кокэчу и уверился окончательно в своей новой способности видеть будущее. Соблюдая совет старых шаманов – никому не говорить, не показывать в первое время свои умения, – он не сказал об увиденном даже своему отцу. Но в то, что Тэмуджина вскорости ожидает властвование в собственном улусе, он поверил твердо. И он хорошо помнил о слабом месте в нем – из-за острого чувства справедливости тот всегда осознавал долг перед тем, кто оказал ему какую-нибудь услугу. И Кокэчу по-прежнему рассчитывал взять Тэмуджина на этот крючок, чтобы влиять на него.

Последние полмесяца Кокэчу повел в поездках по ононской долине, ночуя в степи один, у костра. В одну из этих ночей он снова увидел Тэмуджина во сне – будто тот уже встал во главе своего улуса: сын Есугея на белом жеребце, с отцовским знаменем в правой руке выступал перед народом; бесчисленное множество всадников в доспехах и при оружии, выстроенных в ровные колонны, кричали ему: «Тэмуджин-нойон!..»

И Кокэчу понял, что мечта Тэмуджина вернуть отцовский улус свершится совсем скоро, и тут же почувствовал: что-то другое, кроме их с отцом Мэнлигом помощи, движет того по пути к цели. Это встревожило Кокэчу.

Задолго до этого, в самом начале зимы, у него с отцом состоялся разговор о Тэмуджине: о том, когда им начинать выдвигать его перед народом, и они не сошлись во мнениях. Отец стал остерегать его от поспешных действий, доказывая, что положение в племени сейчас шаткое и пока нужно сидеть тихо, не высовывая голову.

– Надо еще выждать, – говорил Мэнлиг. – Пусть люди еще помучаются в этой войне, зато потом они будут послушны.

Но Кокэчу уже тогда явственно осознавал, что восхождение Тэмуджина стремительно близится – будто все шло само собой, независимо от них с отцом. И теперь, увидев свой второй сон о нем, он крепко задумался о том, как бы не упустить время. Будущее свое он связывал только с Тэмуджином – среди молодых нойонов он не видел никого иного, кто годился бы в ханы. И он решил больше не ждать и начинать возглашать народу о будущем хане Тэмуджине – народ разнесет его пророчества, слухи дойдут до ушей самого Тэмуджина, и тогда он будет благодарен ему и почувствует свою обязанность перед ним.

Он возвращался с Онона на верховье Керулена, к отцу, чтобы поговорить с ним еще раз о Тэмуджине, когда встретил в степи стариков. Послушав их разговоры, он уже без сомнений решил открыто сказать им о будущем хане. Знал он, что отец не одобрит его за это и опять будет выговорить ему, что, мол, рано и опасно, но Кокэчу был уверен в своей правоте.

«Стареет отец, – снисходительно подумывал Кокэчу о нем, – ум замедляется, становится пугливым, но я-то знаю свой путь… я теперь все знаю».

XIII

В борджигинских куренях прошли похороны, отшумели поминки по ушедшим. Понемногу отдалялись, тускнели в памяти кровавые дни.

Роды приходили в себя после удара, однако перенесенное горе ожесточило народ. Люди всюду озлобились, растеряли былое почтение к нойонам, а некоторые из самых дотошных начали доискиваться причины обрушившейся на них напасти. В разговорах то и дело слышалось:

– Что довело нас до такой жизни?

– Кто в этом виноват?

– Куда нас ведут эти нойоны?..

Поначалу они тихо роптали у своих очагов либо собираясь в укромных местах, подальше от нойонов. Однако общее горе, накопившись, вскоре всколыхнуло народ, окончательно сорвало с него покров смирения перед старшими. Все больше смелея, люди уже открыто задавали вопросы вождям.

В баруласском курене харачу, придя к юрте своего нойона, вызвали его на разговор. Нойон, властный тридцатилетний мужчина с седеющими по вискам волосами, вышел, настороженно оглядываясь, прошел сквозь толпу вперед. Его тут же окружили тесным кольцом. В лицах простых воинов кипела еле сдерживаемая злоба. Многие открыто сжимали в руках увесистые кнуты, другие держались за рукояти заткнутых за поясами ножей.

– Ответьте же нам ясно, зачем вы повели нас на керуленские роды? – посыпались нетерпеливые вопросы. – Кто из вас придумал эту глупость?

– Вы говорили: все обогатитесь, пригоните лошадей и коров, заживете новой жизнью. Где эта новая жизнь?

– Было плохо, стало еще хуже. Куда вы нас завели?

Нойон, опешивший от невиданного напора харачу, опасливо глядя на искривленные яростью лица, неуверенно оправдывался.

– Не я один решил идти в этот поход, – скрывая в голосе дрожь, стараясь удержать на лице строгое выражение, отвечал он. – Это было решено всеми нойонами на совете у тайчиутского Таргудая.

– Что нам ваши советы? – в лицо ему, шепелявя и брызгая слюной, натужно кричал седой беззубый старик. – Чего путного вы там можете придумать? Вы нам детей да внуков верните!

– Да! – вторил ему другой, с ввалившимся ртом и лицом, похожим от худобы на голый череп. – В прошлую зиму вы на своих советах так же решили идти на онгутов. В том походе погиб мой старший сын. Зря погиб! К чему привел тот ваш поход? Онгуты пришли мстить нам, да еще других привели… В битве с ними за Агацой погиб второй мой сын, а в этих битвах с керуленскими погибли три моих внука… Половина моих потомков за ваши прихоти погибла!.. И у многих так же погибли внуки. Ты уводил их в походы, и ты перед нами в ответе! Говори нам прямо, за что гибнут наши дети?..

Нойон, бледнея, не зная, как ответить, лишь кусал губы.

– Вы во всем виноваты! – неслось на него отовсюду. – Не было бы такого горя, если бы не вы…

– Из-за вас вся жизнь порушилась!

– Нет ни порядка, ни покоя народу!

– Почему все это происходит?..

– Вот бросим вас, будем кочевать одни, тогда посмотрим, как вы без нас будете жить.

– Как предки наши, из народа вождей выберем!

Дальше угроз и проклятий на этот раз дело не пошло, однако негодование среди народа продолжало клокотать, ища выхода. Во многих борджигинских куренях были такие же вспышки гнева харачу: люди требовали ответа от нойонов. В некоторых местах семьи харачу, сговорившись, стали уходить из куреней и селиться отдельными стойбищами, грозя оружием всем, кто попытается их вернуть.

Глухой ропот народа, зародившись где-то в глубине, у очагов, поначалу незаметный, теперь вдруг разразился громом, повсюду перешел в открытое выступление, подойдя к опасной черте. Казалось, появись в эти дни какой-нибудь отчаянный молодец, которому нечего терять, бросил бы клич бить нойонов и грабить их имущество, начался бы пожар войны среди самих борджигинов. Не хватало лишь искры…

Нойоны были растеряны и напуганы. Не зная, как ответить своим подданным, они оправдывались, как могли. Влияние их в родах пошатнулось, среди подданных чувство зависимости перед ними стремительно улетучивалось. Все это грозило одним превратиться в беспомощных изгоев, а другим разбрестись в беспорядке, окончательно ослабнуть в одиночестве и безвластии.

События принудили родовых вождей к действию. Баруласский нойон первым начал собирать соседних вождей на совет, посылая гонцов во все окрестные курени. Те разом откликнулись, зовя за собой других, съехались к нему и, посоветовавшись, решили ехать к Таргудаю и поставить вопрос ребром: что делать и как отвечать народу, ведь это была его затея идти походом на керуленских монголов.

Ранним утром восемнадцатого дня месяца ехэ улаан[5]5
  Ехэ улаан – последний зимний месяц у монголов, соответствовал февралю григорианского календаря.


[Закрыть] нойоны родов барулас, арулад, оронар, сонид, будан, урууд, мангуд, атархин, ноерхин, хабтурхас и других, собравшись вместе, прибыли к Таргудаю. Тот, все это время находившийся в запое, только что опохмелился и чувствовал себя все еще тяжело.

Хмурым отупевшим взглядом обвел он прибывших гостей, дыша на них застарелым перегаром.

– Ну, что опять вам нужно от меня? – неприязненно спросил он. – Ничего у меня нет, и не просите…

– Мы пришли по другому делу, – начал баруласский нойон, подталкиваемый косыми взглядами остальных. – Люди обвиняют нас в том, что мы затеяли войну с керуленскими родами.

– Люди обвиняют вас? – тот зло прохрипел и изумленно уставился на них. – В ваших родах что, люди перед вами в ответе, или вы перед ними? Ха-ха-ха, ну и нойоны пошли у нас…

– Таргудай-нойон, – раздраженно вступился вождь оронаров, – тут уж не до смеха, народ повсюду недоволен, и не только у нас. Спрашивают, кто это придумал идти войной на своих соплеменников. А что мы им должны ответить? Мы пока молчим, кто это придумал, а там кто знает, как дело пойдет, может, придется сказать им…

– Вы что, на меня все хотите свалить? – раненым медведем взъярился Таргудай, выпученными глазами оглядывая их. – Я вас что, под плетьми туда гнал? Мы все так решили и никто из вас не был против. И народ ваш разве был против похода на керуленских? Все поднялись с охотой, никто не отказался, тысячами повалили и шли с радостью, хотели добычей поживиться. А вот когда не получилось, зароптали, начали виновных искать. А я вам скажу: нечего роптать! Не получилось сегодня, получится завтра, эти керуленские еще дождутся от нас, тогда уж мы отомстим им за кровь сородичей и заберем у них все…

– Вы все правильно говорите, Таргудай-нойон, – примирительным тоном заговорил нойон буданов, – однако народу надо дать какой-то ответ, объяснить им, почему у нас все так неладно вышло.

– Об этом надо подумать, – тут же согласился Таргудай, решительно махнув рукой, – и мы дадим ответ. Ничего не бывает просто так, без причины, и ответ от нас они получат… Я уже разговаривал об этом с нашим шаманом, с Магу, он хороший шаман, вы его знаете. Он вместе с другими еще до начала походов смотрел в ключевую воду и предрекал мне хороший исход. После всего, что случилось, я строго спросил у них, почему вышло все не так, как они предсказали. Они мне ответили, что причиной нашего поражения было колдовство со стороны южных монголов. Те вошли в сговор с восточными духами и даже, может быть, связались с большими черными богами – вот на какое преступление пошли эти керуленские! Я верю этому, и вы должны верить, потому что без этого южные не смогли бы показать такую прыть.

– Вон оно что! – изумленно переглядывались между собой родовые нойоны. – А ведь верно, иначе и не могло быть…

– Ясно, что без черных богов тут не обошлось, – уверенно говорил уже буданский нойон. – Чтобы эти керуленские сами могли объединиться и так резво выйти против нас, такому нельзя поверить.

– Вот, вы сами согласны с этим, – обрадованно сказал Таргудай и уже предлагал, доверительно оглядывая нойонов: – Давайте позовем шамана и спросим еще раз, что он нам скажет.

Нойоны, воодушевленные новостью, согласно закивали.

– Надо все до конца выяснить.

– Без этого нельзя нам возвращаться в свои курени.

– Для начала выпьем и поднесем богам, – громко провозгласил Таргудай и оглянулся к пологу на женской стороне.

Оттуда уже шла с толстым медным кувшином и чашками на подносе его дородная жена, приветливо посматривая на гостей.

– Зажевать нам принеси, – хрипел Таргудай, с усилием принимая из ее рук тяжелую посудину.

Дождавшись, когда жена принесет нарезанные на широкой круглой доске вареные лошадиные почки и легкие, Таргудай велел ей:

– Пошли кого-нибудь к шаману Магу, пусть придет сюда поскорее.

Когда шаман пришел, нойоны были уже навеселе.

Таргудай жестом пригласил его к очагу, усадил рядом с собой, и нойоны снова наполнили чаши. Подняли все вместе, побрызгали на дымоход и выпили.

– Ну, Магу, нам без тебя не обойтись, – обратился к нему Таргудай, – посмотри еще раз и скажи нам, с какими духами эти керуленские связались, какие из восточных чертей помогали им. Все нам расскажи, ничего не утаивай.

Шаман уселся поудобнее перед огнем очага, вынул из сумы шаманское снаряжение – бубен, рогатую косулью шапку с длинной, закрывающей лицо бахромой, чашу из человеческого черепа, оправленное в черное железо… Попросил у хозяев нового вина и налил в чашу почти вровень с краями, затем надел шапку с бахромой и рогами, взялся за бубен.

В наступившей тишине мелкой дробью рассыпался звук бубна. Шаман, постукивая по сухой натянутой шкуре своими легкими, подрагивающими, как березовые листья под ветром, пальцами, молчал, раскачиваясь из стороны в сторону. Мерно раскачивалась и черная бахрома на шапке, скрывая лицо его до самого подбородка…

Вдруг он резко и громко заговорил на своем шаманском языке. Древняя, малопонятная нойонам речь его трескуче разнеслась по юрте. Нойоны хмурили лица, вслушиваясь, пытаясь вникнуть в отдельные уловленные ими слова.

Шаман долго говорил со своими духами. По тону его разговора можно было понять, что он о чем-то их спрашивает. Время от времени он замолкал, вслушиваясь, склоняясь ухом к своему бубну.

Наконец шаман выпрямился, снял с головы шапку с рогами и бахромой. Лицо его было темно, со лба и висков мутными каплями стекал пот. Он вытер тыльной стороной ладони лоб, усталым, охрипшим голосом сказал:

– В ночь после второго дня битвы джадаранские шаманы призвали на помощь тринадцать восточных богов Асарангина[6]6
  Тринадцать богов Асарангина (монг. «Асарангийн арбан гурбан тэнгэри») – отдельная группа небожителей среди 44 восточных небожителей, отличающаяся особой жестокостью и кровожадностью. Словом «асарангин», возможно, называлось определенное место в восточном небе, созвездие. Вообще звездное небо у монголов-шаманистов строго разделено, и разные его места распределены между небожителями. Например, богиня Манзан Гурмэ, мать 55 западных богов, живет на «Небесном шве» (Млечный путь), а собрания западных богов проходят на Мушэд (созвездии Плеяд) и т. д.


[Закрыть], принесли им жертвы девятью молодыми мужчинами и девятью черными жеребцами. Те прислали им в помощь тридцать тысяч обманных духов, которые, смешавшись с их войсками, умножили их число. Оттого и показалось нашим, будто врагов перед ними на холмах несметное число, поэтому наши воины испугались и побежали. А тем оставалось лишь гнать и убивать… Вот тут я в архи вижу, – склоняясь над столом, он с острым прищуром смотрел в свою чашу из черепа, – ночью горят костры… тринадцать их… рядом прыгают шаманы с бубнами, смотрят в восточное небо… а вот и приносят жертву.

– Вот видите! – Таргудай торжествующе оглядывал лица нойонов. – Что я говорил! Вот в чем причина нашей неудачи.

– Да ведь это неслыханное вероломство! – возмущенно воскликнул молчавший до этого вождь мангудов. – Призывать в спор между своими родами этих жадных до людской крови восточных небожителей…

– Это страшное преступление! – расширив глаза, вторил ему сонидский нойон. – Восточные боги, раз попробовав борджигинской крови, просто так от нас не отвяжутся… Ждите еще смертей!

Разом загомонили все нойоны:

– Будут требовать новой крови, вкус они уже почувствовали.

– Болезнь будет или новая война…

– И отвязаться от них трудно.

– Пока не поздно, надо умилостивить их, принести жертвы.

Снова лица нойонов обратились к шаману:

– Помолитесь восточным богам, узнайте, что им от нас требуется. Мы готовы на любые жертвы. Втрое больше керуленских принесем…

Нойоны разъехались от Таргудая по своим куреням пьяные и удовлетворенные: хоть какой-то нашелся ответ на вопросы людей, а главное, не они, нойоны, виноваты в бедах племени – это коварные керуленские роды совершили преступление и навлекли на борджигинов такую напасть.