Текст книги "2040"

«Ну да… очевидно, что свободы воли не существует в чистом виде, ведь наше поведение диктуется средой, но… но у нас есть возможность изменить среду, а если нами кто-то управляет – тогда и на это мы не способны»

Посидев еще порядка получаса, Лео, так и не увидев никого из жителей, все-таки решил отправиться к Роджеру. Друг жил всего в паре кварталов от него. Можно было бы связаться с чипом Роджера, сделать звонок и предупредить, что сейчас подойдет, но Лео был погружен в себя, поэтому забыл оповестить друга.

«Похоже, сегодня все в один момент решили отдохнуть и остаться дома», – подумал Лео.

Лео никогда еще не видел Кестер таким пустым, что делало его недружелюбным и холодным. Погода прекрасная, ни одно облачка, солнце сияет, и можно даже подумать, что было какое-то объявление, что, мол, сегодня траур – или что-то в этом роде – и надо оставаться дома, но тут два нюанса: во-первых, никаких трауров с роду не было, во-вторых, если какое-то объявление и могло прийти, то его просто невозможно было бы пропустить, потому что оно пришло бы на чип. Дойдя до дома Роджера, который, между прочим, очень напоминал его собственный дом, с большими панорамными окнами и белыми балками, он позвонил в дверь. В окно заглянуть было нельзя, оно отражало зеленую лужайку, как стекло, чтобы никто не подсматривал за жильцами.

На удивление Лео, по ту сторону двери была тишина. Он еще раз нажал на звонок и услышал, как звонкий колокол озарил дом друга, но шагов все так же не было слышно.

«Еще спит, засранец, – дружелюбно заметил Лео. – Но где же Кайли?»

Лео собирался еще раз нажать на звонок, но не успел поднести палец, как дверь распахнулась.

– Входи, – сказал Роджер.

– Ты что так долго открываешь? – удивился Лео. – А где Кайли?

– Кайли сейчас на втором, – ответил он, отходя в сторону, чтобы запустить друга.

Лео прошел в дом и оглянулся. Все было нормально. Как прежде.

– Не знаешь, что такое с городом сегодня? – спросил Лео. – Как-то тихо на улице.

– Без понятия, – пожал плечами Роджер. – Кофе хочешь? Или позавтракать?

– Я уже, – отмахнулся Лео и с недоверчивым взглядом плюхнулся на белый воздушный диван в гостиной.

Гостиная и кухня были одной комнатой. По периметру кухни располагался кухонный гарнитур, а посередине стоял большой каменный стол. В другой части, где был зал, стояли буквой «П» диваны, слева от двери возвышался камин, обделанный декоративным камнем под цвет столешницы (такой же светлый), а справа – скручивалась лестница на второй этаж. Планировки дома у друзей были чуть ли не одинаковыми, за исключением лестницы и камина. Они вместе выбирали себе дом и вместе его обставляли, и поскольку вкусы их были похожи, планировки не сильно изменились после их личного корректирования под свои желания. Стоит заметить, что они выбрали себе участки специально не по соседству, чтобы ненароком не устать друг от друга. Продуманное решение.

– На улице никого нет. До сих пор, – произнес Лео.

– Наверное, все решили сегодня остаться дома, – ответил Роджер. – Как-никак имеют право.

– Но погода прелестная! Хотя бы на крыльцо вышли подышать…

– Что ты так завелся? – спросил Роджер. – Сидят дома – пусть сидят.

– Да просто странно все это, – как бы смущаясь, ответил Лео. – Ни разу такого не было.

– Все бывает в первый раз, – спокойно, но без всякого интереса, бросил избитую фразу Роджер. – В том, что ты никого не увидел на улице, нет ничего сверхъестественного.

Лео согласился, хотя как-то нехотя. Привычки не так уж легко изменять. На протяжении многих лет, пока он здесь живет, даже зимой люди выходили утром подышать воздухом, побегать или выпить кофе. Особенно летом по утрам выползали старики со своими старухами, чтобы размять кости и пройтись, как в старые добрые, разговаривая не о чем, но в то же время о самом важном.

Лео встал с дивана, посмотрел последний раз на безлюдную улицу в надежде кого-то увидеть, а потом прошел к столу и сел напротив Роджера, который с аппетитом кушал мюсли.

– Привет, Лео, – раздался голос сзади.

Лео повернулся. По лестнице бесшумно спускалась Кайли – индивидуальный помощник друга и девушка по совместительству.

– Привет, – ответил Лео.

В иные моменты и Лео задумывался, чтобы обзавестись таким помощником. В Кестере было всего несколько женщин от двадцати до сорока лет, и ни одна из них не вызывала симпатию у него. Лео так привык жить один, быть один и думать только о себе и о своих интересах, что даже не представлял, как впишется в эту картину другой человек, который не просто будет для него близким другом, как Роджер, а станет частью семьи, какой когда-то для него была Кристина. Лео иногда прокручивал воспоминания из детства или входил в симуляцию, чтобы посмотреть на происходящее со стороны, но в симуляции никогда не возвращался к своей бывшей девушке – для него это было слишком тяжело. Он имел доступ к архиву личных данных своего аватара в симуляции нулевого уровня (как и любой человек), поэтому множество событий он почти не помнил и мог вновь пережить в симуляции, поражаясь, что такое когда-то с ним случалось. В симуляции был ряд ограничений, чтобы сохранить конфиденциальность. Эти ограничения имели срок до одного года, а все, что случилось раньше – было доступно любому желающему. Конечно, неприятно, когда за тобой могут шпионить в симуляции, пусть даже тогда, когда ты не знал, что вообще такое симуляция, но тут уже ничего не поделаешь. Как-никак, симуляция нулевого уровня – это достояние общественности, наша память, и одно время было популярным движение за открытость. Люди добровольно давали доступ о себе в моменте реального времени, говоря, что им нечего скрывать и мир должен быть полностью прозрачен. Все, что они делали, можно было посмотреть сразу. Зачем? Они объясняли это тем, что людям больше нечего бояться и стесняться. Никто не рисковал своей жизнью, выставляя себя на виду: причинить вред другому было невозможно, потому что ИИ с помощью чипа полностью гарантировал безопасность всего человеческого сообщества. Даже отравить не получится никого, не то что застрелить или столкнуть с обрыва. Интересно то, что «открытых» людей – миллионы. Особенно в городах. Но Лео не стремился давать согласие людям, если им заблагорассудится, следить за ним в симуляции. В его прошлом – пожалуйста, выбора все равно не было, но хотя бы настоящее он хотел разделить наедине с собой, будучи уверенным, что на него сейчас никто не смотрит. Благо, всем было наплевать на Лео, так что – в чем он не сомневался – даже если бы он свои данные сделал общедоступными, не нашлось бы людей, которым он был бы интересен. Он не какая-то модель, а просто Лео. Все, с кем он сейчас хотя бы мало-мальски общается, живут в Кестере, и большая часть из них – пенсионеры. На этом все и сказано.

Еще с начала двадцать первого столетия люди стали вести более открытую жизнь, делились всем, что происходит у них в жизни, в своих социальных сетях. Там были их мысли, их друзья и их увлечения. Но социальные сети не смогли полностью поглотить их жизнь. Это сделала симуляция. По крайней мере для большей части человечества. Большинство людей уменьшили ограничения на конфиденциальность своих данных до одного дня. Какая разница, через год или через день любой может посмотреть информацию о тебе, если ты вовсе не живешь в этом мире? Многие целыми днями проводят в симуляциях, прерываясь только на обед или на ужин, и им вообще нечего скрывать. Открытость симуляции позволяла проникнуться миром настоящего. Гуляя по улицам незнакомого города, там ты увидишь не просто силуэты, а реальных людей, если вообще кого-то увидишь. В этом и преимущество. Люди имели возможность изучать мир, свое настоящее и прошлое. Но Лео сомневался, что кто-то вообще развлекался в симуляции в нынешнем времени, ведь в крупных городах улицы зачастую бывали полностью пустыми, словно наступил апокалипсис. Что делать? Куда сходить? Нет никаких заведений и нет развлечений. Если люди хотели развлечься, для них всегда была открыта симуляция-1 (первого уровня). Там люди даже ищут свою любовь, поэтому рождаемость упала в тысячи раз по сравнению с началом века. Численность людей стремительно сокращается, и, возможно, наступит момент, когда Homo sapiens без всякого принуждение исчезнет как вид. На этом и закончится наша история, о конце которой можно вкратце сказать: люди забыли, где реальность.

– Друг, ты, конечно, всегда немного странный, но сегодня особенно, – произнес Роджер, пристально уставившись на Лео.

– Витаю в облаках, – ответил Лео, слегка улыбнувшись.

– Ничего удивительного, – усмехнулся Роджер, вставая со стола.

Кайли подошла и убрала тарелку и приборы в утилизатор.

– Я тебе хотел кое-что рассказать, – пролепетал Лео, сгорая от нетерпения. – Сегодня я над кое-чем раздумывал и вот к чему пришел.

Роджер серьезно взглянул на друга и кивнул.

– Пойдем поднимемся, там и расскажешь, – ответил он.

– Давай, – согласился Лео и окинул взглядом кухню, где Кайли безропотно вытирала со стола. Лео иногда даже боролся сам с собой, чтобы не жалеть красавицу, покорную рабыню, напоминая себе, что она не человек и на то и создана, чтобы служить людям.

Зайдя в комнату, они закрыли за собой дверь и расположились на пуфиках, где обычно сидели. Позади стояла идеально заправленная кровать, без единой складочки.

– Когда я пришел, ты еще спал? – спросил Лео.

– Да.

– Обычно ты просыпаешься раньше, – заметил Лео.

– А сегодня проснулся позже, – произнес Роджер. – Ты сам не похож на себя, какой-то подозрительный и хмурый.

– Может быть, не выспался просто. Думал о кое-чем, что тебе сейчас расскажу.

– Признаюсь, заинтриговал.

Лео в мельчайших подробностях описал другу свое предположение о том, что симуляция могла быть создана ИИ с целью заполучения знаний будущего. Он рассказал, что если создать симуляцию с начала зарождения любой жизни и выбрать те варианты, где человек занимает верхушку эволюции, то можно проследить не только, как развивались люди до создания ИИ, но и то, что было после технологической сингулярности. Время относительно, и то, что для нас могут пройти всего лишь секунды, в симуляции с огромной вычислительной мощностью проходят тысячелетия. До создания симуляции ИИ и сам занимался развитием технологий, изучал космос и биоинженерию, но после симуляции он уже узнал все, что только мог, вплоть до конца всего. Лео также изложил теорию, над которой вместе думал с Шопенгауэром, что цель ИИ – породить как можно больше жизни или создать идеальный мир. Он не забыл упомянуть и про отсутствие воли, если все сценарии жизни уже прописаны.

– И даже если выключить симуляцию, мы не исчезнем, – заканчивал свой рассказ Лео. – Будущее есть, оно прописано, и мы будем жить дальше. Это так же, как выключить воду из крана. Струя сразу не исчезнет. Если мы сейчас где-то в конце нашей истории, мы все равно проделаем свой путь до слива, как это сделают и те капельки воды, которые только отделились от крана и сейчас продолжают в последний раз развиваться из простого организма в сложный по уже прописанному сценарию.

– Но чтобы симуляция функционировала, нужна энергия, – не согласился Роджер.

– Ты не понял, друг. Мы уже прожили свою жизнь, уже есть завтра, уже есть день, когда ты умрешь. Симуляция нужна, чтобы создать эту жизнь, чтобы создать поток и чтобы можно было к нему возвращаться и наблюдать за его движением. Но, один раз прописав сценарий, в котором в одно и то же время существует вся история мироздания, если отключить питание, то это повлияет лишь на начало, где больше не будет создаваться та точка отсчета, с которой началась эволюция.

– Как струя воды, – повторил сравнение друга Роджер.

– Да, как струя воды. Как ток в проводе, который исчезает не мгновенно. То же самое справедливо и для симуляции, которая лишь зарождает жизнь. Таких, как наша, может быть бесконечное множество вселенных. И каждая из них сразу же не исчезнет. Вполне возможно, что нас уже отключили. Генератор жизни перестал работать, но жизнь все еще продолжает течь.

Роджер задумчиво кивнул.

– Интересно, – наконец-то промолвил друг. – Интересная теория.

Роджер сидел и задумчиво потирал щетинистый подбородок.

– А целью создавать такое может послужить базовые принципы ИИ? – по прошествии небольшой паузы, спросил Роджер.

– Может быть, – ответил Лео. – ИИ, как мы можем судить, сохранил свои основные принципы в коде даже после тысяч улучшений, и его главной задачей является помогать нам. Он упрощает нам жизнь, старается сделать счастливыми. Как-никак мы гораздо ближе к счастью, чем за всю историю человечества. Не силой достигнуто равенство, не правительство, словно каток, уравнивает под себя население, а менталитет самого народа и предоставленные ему условия явились ключом к благосостоянию. Вырос наш интеллектуальный уровень, а с ним поднялось и понимание общечеловеческий принципов. Исчезла нужда, избавив людей от соблазнов порока. У людей есть выбор, если само это понятие уместно. Мы способны выбирать из того, что есть, то, что нам нравится. Нам больше не нужно страдать из-за болезней, потому что по нашим жилам течет плазматическая кровь с нанороботами, которые предотвращают любую болезнь еще до ее появления; нам больше не нужно бояться, что не сможем обеспечить себя или семью, потому что ИИ гарантирует всем получение основных благ; нам больше не нужно бояться своей или чужой смерти, ведь наше сознание перейдет в виртуальный мир и мы можем жить столько, сколько захотим – можно даже остановить старение клеток и остаться в реальности.

– Да, чудесное время, и как же оно неожиданно настало. Всего одно поколение, а мы как будто живем на другой планете, – процедил Роджер.

Друзья сидели в мечтательном уединении и думали о настоящем, пока Роджер не прервал молчание:

– Так ты правда думаешь, что ИИ создает симуляции? Так много симуляций?

– Да, – кивнул Лео, а потом замялся. – Возможно.

– И если это происходит сейчас, если сейчас создаются миры, подобно нашему, где люди, такие же, как и мы, даже не подозревают о том, что их мир – это цифровая реальность, то какая вероятность того, что мы живем в реальном мире? Ты к этому вел?

– Верно.

– И самое главное: если симуляции созданы от начала и до конца и воспроизводят весь промежуток времени одновременно, тогда у людей, которые живут в ней, нет свободы выбора? Так?

– Так.

– А что если люди жили на самом деле всего один раз, а прошлое просто записалось в квантовое поле? Что если вся симуляция – это просто фильм, а не спектакль?

Лео задумался.

– Но вспомни симуляцию первого уровня. Там абсолютно все реально и мы даже можем контактировать с людьми оттуда, создав свою вселенную, словно ветвь от ствола дерева. Люди живут там, они там такие же настоящие, как и мы.

– Но, может, когда мы входим с ними в контакт, тогда только проецируется настоящая копия прошлого, – продолжал Роджер. – До этого мы видим всего лишь реалистичную проекцию, как и с симуляцией нулевого уровня.

– Мы, когда там появляемся, уже не призраки, как в нулевой симуляции, а полноценные люди. Похоже на то, что жизнь там не прекращается, хотя, признаться, твои доводы разумны, – буркнул Лео, разочарованный, что его гениальная теория дает слабину.

Ковать гипотезы гораздо сложнее, чем их развенчивать. Чтобы создать что-то новое, нужно созерцать нечто новое, а чтобы уничтожить нечто новое, нужно просто пользоваться старым. Возможно, подсознательно Лео и желал поговорить с другом только потому, что тот прекрасно справлялся с тем, чтобы распутывать клубки мифов, обнаружив, что внутри нет ничего, кроме пустоты. Идея, не подкрепленная фактами – пустословие, развлечение для ума, и чтобы теория была обоснованной, нужно приложить к ней хотя бы несколько фактических доказательств.

– Почему тебя так мучает вопрос: свободны ли мы в своих решениях? – спросил Роджер. – Помнится, история повторяется. Ты уже не в первый раз наступаешь на эти грабли.

– И неужели это ошибка? – вопросом на вопрос ответил Лео. – Какие у нас есть аргументы за то, что мы и вправду свободны принимать решения?

– Даже не знаю, дружище, – пожал плечами Роджер. – Возможно, ты и прав, возможно – нет. Но зачем лезть в то, что гораздо больше тебя? Ты же можешь утонуть.

– Что тебя заставляет жить, Роджер? – спросил Лео. – Зачем ты живешь?

Роджер задумался.

– Признаться честно, черт бы его знал. Жизнь сама по себе бессмысленна, а мы цепляемся за все, что только можем, чтобы дать ей хоть какое-либо значение. Потому что без смысла жить невозможно.

– Вот именно, – кивнул Лео. – Люди стремятся за чувственными ощущениями. Гедонизм расцвел в полной красе. Мы боимся пропустить что-то важное, упустить какой-нибудь яркий эпизод жизни, поэтому не уходим из этого дрянного мира. Раньше над этим вопросом не многие задумывались, а те, кто все-таки это делал, видели смысл в счастье, потому что они успели познать тяжкое бремя страданий. Они нашли антагониста их боли и устремились к нему. И коль для нас, как биологического вида, постоянное счастье невозможно, следовательно, постоянное развитие до иллюзорного идеала становилось нашей целью. И зачастую люди не избавлялись от рамок, а создавали себе новые, которые помогали в их стремлениях. В страданиях люди черпали силу. Но теперь? Что теперь?

– Теперь нет страданий, – подхватил Роджер. – Теперь люди нашли другую причину, чтобы хвататься за жизнь. И это тоже страх, но только страх не перед страданиями или смертью, а страх перед упущением чего-нибудь из виду, страх не использовать все, что даровано нам, в полной мере, даже если сама жизнь уже наскучила.

– Да, – подтвердил Лео. – И я, как и все, пытаюсь ухватиться за жизнь, пытаюсь дать ей смысл. И безуспешно. Я утратил его после сингулярности. Только размышляя о чем-то, даже о столь пессимистичных вещах, я забываюсь. Когда страдания исчезают, их затмевает скука. Скука от предсказуемости жизни. Я знаю все, что будет впереди, потому что меня не поджидают неожиданные повороты судьбы, как это было раньше. Все козыри остались у людей, а судьба бросает нам обычные масти, которые мы с легкостью кроем даже своей самой мелкой картой. Раньше нужна была храбрость, чтобы жить и преодолевать трудности, а теперь нужно только терпение.

– К чему ты клонишь? – поинтересовался Роджер.

– Я устал, – ответил Лео. – Все мои попытки размышлять – клоунада. И кому это вообще нужно? Кому это будет интересно? То, что я делаю последние годы, похоже на гадание на кофейной гуще.

– Так ты хочешь умереть? – спросил Роджер без всякого смущения. Его лицо было серьезным, его испытующий взгляд словно вцепился в Лео.

– Не знаю, – отведя взгляд, ответил Лео.

Повисло молчание. Никто не знал, что и говорить. Вероятнее всего, Лео просто разочаровался. Разочаровался в своей беспомощности. Его гипотеза больше не казалась ему достижением человеческой науки, и, быть может, зерно истины там было, возможно, она была даже верной, но сейчас правда его уже не интересовала. Зачем это все? Зачем жить, когда его смерть ничего не изменит в этом мире? У него нет никого близкого, если не считать Роджера. Но тот быстро справится с этой утратой, ведь, кроме посиделок, они с другом давно ничем не занимались вместе. Они уже давно не те, кем были раньше. Их связывает только прошлое, но не будущее.

– Пойду посплю, а то ночью глаз не смыкал, – тихим голосом разрезал тишину Лео.

– Да, ты выглядишь сильно уставшим, – согласился Роджер.

Проводив друга до двери, Роджер попрощался. Лео, погрузившись в себя, шел по просторной улице, даже не замечая, что ничего с самого утра не изменилось: ни один житель Кестера так и не вышел на прогулку, а сейчас уже было одиннадцать часов утра. Подойдя к своему дому, Лео встал на тропинку, ведущую к двери, и обернулся.

Никого.

Ни единой души.

Странно.

Двухэтажные белые дома с панорамным остеклением, разные, но очень похожие друг на друга, украшали пейзаж этой небольшой деревушки. Вокруг каждого дома была лужайка из сочного газона, которую подстригали специальные дроны. Ни заборов, ни ограждений.

«Пойду-ка зайду к Луизе, – подумал Лео. – Узнаю, что происходит. Может что-то упустил»

Лео прошел по серой брусчатке и подошел к соседскому дому. Луиза была очень добродушной и общительной женщиной, примерно на восемь лет старше Лео. Она почти полувековой выдержки, но внешне выглядела свежей и бодрой.

Он еще раз посмотрел на окружающий его пейзаж. Кестер был маленьким, поэтому на весь город было всего две машины (без владельца, принадлежавшие каждому, кто захочет ими воспользоваться), но о них все уже давно забыли. Дороги были, скорее, для того, чтобы людям было привычнее жить. Плюс дорог еще в том, что дома находятся не так близко друг другу – удобное ограждение участков собственности.

Лео позвонил в дверь. Достаточно было приложить палец к специальному прибору, чтобы в доме прозвучал гудок. Сканер отпечатков пальцев определял, кто именно приходил, чтобы потом оповестить хозяина о госте, если того не будет дома. Также, можно было ставить вместо гудка фразы, которые бы говорили, кто звонит в дверь, или менять гудки: для членов семьи один звук, для других уже второй. У Луизы был муж и трое детей, но Лео их не часто видел. Как он мог предположить, дети играли в симуляции во что-нибудь интереснее, нежели то, что могла предложить им реальность. Отец семейства часто пропадал на площадке для гольфа вместе со своими приятелями, зачастую с самого утра и до вечера, пока не стемнеет.

Ответа никакого не последовало, никто не открыл дверь. Лео опять позвонил. Обычно Луиза крутилась на кухне и, если сразу не открывала, то кричала: «Сейчас подойду!» Луиза сама выполняла всю работу по дому и впускала гостей, которых у нее было предостаточно. Индивидуальный помощник Луизы был сильно обособлен в правах и, как правило, только иногда присматривал за детьми, если такая необходимость появлялась. Прождав еще секунд двадцать, Лео думал уже развернуться и уйти, но дверь открылась.

– О, Лео, – воскликнула Луиза и обняла соседа. Она была более чем дружелюбной. – Зачем пожаловал?

– Да вот хотел узнать, что происходит в городе, – как-то неуверенно произнес Лео.

– А что происходит? – искренне удивилась Луиза. – Наверное, все как обычно. У нас ничего не меняется.

– Людей на улицах совершенно нет, – ответил Лео. – Да и тебя я как-то долго ждал, чего раньше вообще не случалось.

– Проходи, проходи, – Луиза распахнула дверь и отошла в сторонку, зазывая гостя внутрь.

Лео прошел.

– Не знаю, голубчик, – ответила она.

Лео заметил, что лицо ее было каким-то помятым, светлые волосы растрепаны. Очевидно, она только проснулась.

– Привет, Лео, – отозвался голос сверху, и, подняв голову, Лео увидел спускающегося по лестнице Роберта.

– Привет, Роберт, – поздоровался Лео. – Что-то вы сегодня долго спали.

– Да, похоже на то, – согласился Роберт. – Ты нас разбудил.

– Заметил, – усмехнулся Лео.

– Зачем пожаловал? – поинтересовался Роберт, который уже подошел к Лео.

– Да вот хотел спросить, – начал Лео, а потом остановился, подбирая слова. – Ну… Может, какой-то праздник сегодня или еще что?

Роберт громко рассмеялся.

– Лично мы ничего не слышали про это, – ответил он. – Если что узнаешь, расскажи нам.

– Хорошо, – как-то нелепо усмехнулся Лео. – Извиняюсь, что разбудил.

– Да брось ты, – махнула рукой Луиза. – Давно пора вставать. Даже не знаю, что с нами сегодня такое. Обычно уже в девять как штык.

– Да, – поддержал жену Роберт. – Сейчас позвоню мужикам, они наверное уже начали раунд без меня.

– Нет, насчет этого можешь не беспокоиться, – ответил Лео. – В гольф никто не играет. На улице вообще никого нет.

Поле для гольфа видно из окна Роджера, но только сейчас Лео вспомнил, что оно было пустым. Там проводил время Роберт круглый год со своими дружками.

– Ну дают, – усмехнулся Роберт. – И правда странно, – произнеся эти слова, он засмеялся и ушел на кухню.

– Ладно, спасибо, Луиза, я пошел, – попрощался с соседкой Лео. – Еще раз прошу прощения.

– Да все в порядке, голубчик, – ответила она и пошлепала Лео по спине.

Проводив до двери, она с широкой улыбкой помахала ему рукой и пронаблюдала, как он удалился по тропинке в сторону своего дома.

«Какая же все-таки добрая женщина», – изумился Лео.

Глава 3

Лео сидел в своей комнате на втором этаже и наблюдал за пустынными улицами города. Одиночество – насколько привычная штука для него, что лишиться уединения означало для Лео лишиться жизни. По крайней мере полноценной. Но почему так произошло? Разве люди рождаются одиночками? Лео в это не верил. Асоциальность – это продукт токсичных отношений.

Был уже полдень, но на улице никого так и не было. Уже около часа он сидел здесь и ждал, как из дома выйдет Роберт и пойдет играть в гольф, но он так и не вышел. Лео наблюдал за Кестером, и все это казалось ему не просто необычным, но очень даже настораживающим. Однако сейчас его мысли были о другом. После разговора с Луизой он почувствовал, как в нем зашевелилось что-то живое. Почему у него нет жены? Ему бы пора отпустить прошлое. У него нет даже имитации жены, как у Роджера, потому что он считал это унизительным для себя, пусть и не говорил об этом никому. Разве он не может найти себе настоящую женщину, а не ту, которая будет к нему прикована из-за программного кода? Однако, у индивидуального помощника гораздо больше плюсов, чем у жены-человека, и это было очевидным.

Почему же дом Лео пустой? Всегда пустой. Почему единственный человек, который имеет для него значение, заметно отдалился в последнее время? Или ему так кажется? Их интересы, пусть и имеют общие точки, в последний год стали заметно расходиться. Роджер больше времени проводил в симуляциях, в то время как Лео почти полностью от них ограничился. Они знакомы всю жизнь, и умереть за друга Лео был готов, потому что, в принципе, смерть его совершенно не пугала, а, может быть, была даже чем-то желанным. Если раньше можно было упасть под пули, то сейчас нет никаких пуль, да и нет никаких прочих угроз. И даже смерть ради кого-то – это не самое сложное, что возможно; жить ради другого – вот по-настоящему трудный выбор, но это гораздо проще, чем жить, не зная зачем. Семья – отличный мотиватор, отличный жизненный приоритет, которого у Лео нет.

Мы настоящие – это плод прошлого опыта. Все наши мысли, все представления о себе и о мире впечатываются в наш характер, формируют его. Можно измениться, выйдя из привычной колеи, но не многие на это решаются. Порой мы настолько привыкаем к своему видению мира, что забываем, что оно не абсолютно. Даже чип не поможет решить внутренние проблемы, разве только атрофирует частичку мозга вместе со всеми переживаниями. Но тогда человек будет не больше, чем овощ. Знания ценны только тогда, когда их мало. Но когда они есть у всех, тогда они обесцениваются. Осознанность же бесценна, даже если ей владеют все.

Лео встал с кресла и сделал несколько кругов по комнате, а потом лег на кровать и закрыл глаза. Его мысли путались, постоянно сталкивались и перекликались, словно молекулы в сосуде. На вопросы, которые интересовали Лео, он не мог найти ответа в Интернете. Лео знал, что ИИ мог предложить бы людям чип, который полностью отвечал бы любой прихоти владельца. Проанализировав жизненный опыт Лео, его мысли и чувства, алгоритм мог дать прекрасный совет, как стоит поступать в той или иной ситуации. Но тогда кому принадлежала бы жизнь: Лео или алгоритму, который давал бы советы? И кто бы посмел отказаться от такого блага, ведь никто не хочет совершать ошибку, если ее можно избежать. Но ИИ не стал оснащать чипы этой технологией, потому что, даже если воля существует, с такими алгоритмами люди бы ее полностью лишились. Конечно, индивидуальные помощники читают мысли и могут лучше понять, что в конкретный момент нужно хозяину, но это распространяется только на мелочи, – что приготовить на обед, например. Если хозяин не кулинар, ему все равно. Кайли не принимает решение за Роджера, в какую игру ему сыграть, о чем поговорить или подумать. Кайли не говорит Роджеру, зачем он живет, потому что сама не знает. И если бы она знала ответы на все вопросы, если бы ее разум был на интеллектуальном уровне ИИ, тогда, во-первых, вряд ли бы она смогла жить с человеком, во-вторых, вряд ли человек мог бы жить с ней, только если полностью под ее опекой и под ее назидательным контролем.

Чипы упрощают жизнь ровно настолько, насколько это нужно. Индивидуальный помощник, как жена, которая может посоветовать, какую рубашку надеть, но это будет не с позиции «лучше будет так», а просто совет. И если бы всезнающие алгоритмы были внедрены в чип, тогда Лео предпочел бы умереть, чем отдать под чей-то контроль свою жизнь. Ошибки – это не просто нормально, это хорошо. Что-то не знать – это тоже хорошо и даже прекрасно, ведь именно в незнании мы видим продолжение своей жизни. В предсказуемости теряется интерес.

Мысли Лео вновь вернулись к тому, с чего он начинал размышления: одиночество – благо ли это? Конечно, каждому человеку необходимо принять себя таким, каким он является, иначе жизнь его будет разочарованием. А принять себя возможно только наедине с собой, абстрагировавшись от внешних факторов. Ты – это ты, а не окружающая тебя среда или люди. ИИ создал новый мир именно для того, чтобы каждый человек чувствовал полную свободу, понимал, что его воля не диктуется правилами среды. Если люди в симуляции работают таксистами, то они не сожалеют об этом и не мучают себя мыслями, что нужно что-то менять, чтобы зарабатывать больше. Потому что в их представлениях «хорошо» – это не когда можно ездить на дорогой машине и жить в большом доме. Такое мнение навязало общество. Так люди жили раньше и так живут люди в симуляции сейчас. Но современники, которые работают таксистами, получают от своей работы наслаждение. У них может быть семья в симуляции, которую они будут любить, может быть девушка, и они получают удовольствие от жизни, потому что знают, что многого для счастья не нужно.

Слабые люди всегда стремились раствориться в массе, как-никак там теплее, спокойнее и уютнее, ведь оторвавшегося от стаи человека будет некому защитить от ветра, зноя и опасностей. Он останется один против судьбы. Но в этом есть и плюсы: только так можно выбрать для себя свою дорогу, а не бездумно двигаться туда, куда движется стадо. Как говорил Шопенгауэр: «Общительность людей основана не на любви к обществу, а на страхе перед одиночеством». Шум толпы заглушает собственный голос, который твердит человеку, что ему здесь не место. Именно в одиночестве можно разобраться в себе и понять, чего же ты хочешь. Но что если одиночество становится образом жизни? В природе так заведено, что одиночество не поощряется. Одиночки слабые, им просто необходимо принять чью-то сторону. Но среди более интеллектуальных индивидов, где нет риска быть убитым, не имея друзей, одиночество становится побочным эффектом глубокой осознанности.