Текст книги "Тайна дальних пещер"

Глава двенадцатая

Фоторобот цыгана был составлен после обеда, но это оказался напрасный труд. Он не понадобился. На следующий день перед нами предстал оригинал. Предстал, правда, увы, в виде трупа.

– Нашли на пляже в камышах, – сообщил Орлов. – Убит ударом ножа. Умер мгновенно. Удар нанесён профессионально, в самое сердце. Свидетелей нет. Убийство произошло глубокой ночью. По изображению ДЧК видно, что Амиров кого-то ждал. Напали на него сзади. Всё произошло за какую-то секунду. Он даже не успел ничего понять. Саквояж, который он принёс с собой, унесли.

– Грамотно работают, черти, – хмыкнул Зильберман. – Как говорится, концы в воду.

Он немного помолчал, а затем осторожно осведомился:

– Михаил Степанович, а по прибору что-нибудь есть?

Наш шеф озабоченно сжал губы и нервно забарабанил пальцами по столу.

– Побегайленко мне о нём ничего не сказал. Но то, что он ему знаком – это бесспорно. Слишком уж он напрягся, когда я показал ему эскиз. А когда я поведал ему про обстоятельства ограбления Сбербанка, он побелел, как мел. Обещал сегодня мне позвонить. Надо, мол, что-то с кем-то согласовать. Не знаю, что и с кем ему надо там согласовывать, но, чует моё сердце, скоро грянет гром.

Орлов задумчиво уставился в потолок, после чего перевёл взгляд на меня.

– Егоров, бери фотографии наших покойников и вези на телевидение. Пусть дадут в эфир как можно быстрее. Мол, нашли убитыми, полиция просит помочь в установлении личностей. Авось кто и откликнется.

Фотографии были показаны в семичасовых новостях. Сразу после этого в отделении раздался телефонный звонок. Взволнованный женский голос сообщил, что одно из найденных тел принадлежит без вести пропавшему два дня назад прорабу их строительной фирмы.

Наш шеф вскочил с места и кивнул мне:

– Поехали.

Через полчаса мы сидели в квартире звонившей. Хозяйку звали Валентина Тихоновна. Это была пожилая женщина с эмоциональным подвижным лицом, с румяными, выпиравшими наружу, щеками, в центре которых значились небольшие, но достаточно глубокие ямочки. Извинившись за свой, казавшейся ей неподобающим, вид, – её голову покрывали бигуди, – она приступила к рассказу.

– Родион Валентинович Амиров поступил к нам полгода назад, в феврале. Очень грамотный и толковый специалист. Никогда не опаздывал, не прогуливал. Но два дня назад вдруг взял и не вышел на работу. Тут объект сдавать надо, сроки поджимают, а его всё нет и нет. Решили съездить к нему домой, узнать, что случилось. Приезжаем по его регистрационному адресу, а о нём там никто и не слышал. Нет, говорят, у нас такого, и никогда не было. Мы, естественно, в шоке. Ну, а сегодня в новостях… Я, прямо, не знаю.

В глазах хозяйки блеснули слёзы.

– Валентина Тихоновна, вы кем работаете в своей фирме? – поинтересовался Орлов.

– Секретарём-делопроизводителем.

– Вы когда принимали Амирова на работу, хоть как-то его проверяли? Ну, там звонили на предыдущее место, или просили указать, кто мог бы его порекомендовать. Как он вообще у вас появился?

– По объявлению, – всхлипнула хозяйка. – Нам понадобился прораб на новый объект. Дали в газету объявление, он позвонил, пришёл, директор с ним поговорил, оценил его профессиональный уровень и дал команду оформлять. А что касается проверок, то они у нас не практикуются. Где гарантия, что о человеке дадут объективную информацию, а не просто захотят ему напакостить. Ситуации ведь бывают разные. Интрижки, подсидки далеко не редкость. Особенно в крупных организациях. Поэтому наш директор всегда смотрит сам и не ориентируется на чьё-либо мнение.

– Значит, ваш директор был Амировым доволен?

– Да, доволен. Мне Родион Валентинович тоже нравился. Ответственный, вежливый, обходительный.

– А вас не удивило, что когда вы приехали по адресу, который значился у Амирова в паспорте, о нём там никто ничего не знал?

– Конечно удивило. Лично я с таким столкнулась в первый раз.

– Что вам о нём известно?

– Практически ничего.

– Неужели он ничего о себе рассказывал?

– Почему, рассказывал. Но очень мало. Помню, спросила я его как-то про жену. Сказал, что расстались, не ужились. А как же, говорю, дети? А детей, говорит, нет. Может поэтому и не сложилось. Ничего, говорю, женщин на свете много, найдёте себе какую-нибудь другую даму сердца. Смеётся: может, говорит, и найду.

– А что о нём говорили другие? Валентина Тихоновна, поймите, это очень важно. Нам крайне необходимо определить круг его знакомств. Расскажите всё, что вам известно. Пусть даже это будет и на уровне сплетен. В любой сплетне, как правило, имеется крупица правды.

– Да я и рада бы рассказать, да только не знаю что, – всплеснула руками хозяйка. – Я ведь с ним постоянно не общалась. Встречалась лишь иногда: когда планёрка, или когда он придёт решать с директором какой-то вопрос. Его рабочее место было на объекте. Он в основном проводил время там. Ребята-строители его уважали. Вам бы лучше поговорить с ними.

– Где находится этот объект? – достал из кармана ручку наш шеф. Он записал продиктованный хозяйкой адрес и протянул его мне: – Завтра утром поедете туда с Чурсиным и выведаете всё, что только можно. Только разговаривать не со всеми сразу, а с каждым по отдельности. Так надёжнее.

Когда мы, закончив свой визит, уже спускались по лестнице, хозяйку внезапно осенило. Она выскочила в коридор и крикнула нам, чтобы мы остановились. Мы вернулись назад.

– Я не знаю, может это и не важно, – смущённо пробормотала она, – но вы просили рассказывать всё, а я об этом только что вспомнила.

– Говорите, говорите, – подбодрил её Орлов.

– Одним словом, примерно неделю назад, уже под конец рабочего дня, кто-то спросил по телефону Родиона Валентиновича. Голос был такой неприятный, грубый, скрипучий. Рискну утверждать, что в нём проскальзывал лёгкий акцент. Я сказала, что Амиров на объекте, но телефона там нет. Поэтому, если нужно что-то передать, это можно сделать через меня; я увижу его утром, когда он придёт на планёрку.

– И что ему передали? – с нетерпение спросил я.

– Что приехал какой-то дядя Миша, и что он просит Родиона Валентиновича прямо с работы заехать к нему в отель. Мол, очень соскучился.

– Что за отель?

– По-моему, «Донской». Когда я Амирову это передала, мне показалось, что он как-то напрягся, словно был этому не рад. Может это, конечно, и ерунда…

– Нет-нет-нет, – успокоил её наш шеф. – Это далеко не ерунда. Вы просто молодец, что об этом вспомнили. Если припомните что-нибудь ещё, обязательно позвоните. Слышите? Обязательно!

Когда мы вышли на улицу, Михаил Степанович нервно бросил взгляд на часы.

– Чёрт возьми! Уже полдевятого. На девять заказаны переговоры с Юрченко. Как бы ни опоздать.

Мы прыгнули в машину. Водитель завёл мотор.

– Ты обратил внимание, что и Кулахметов, и Амиров приехали в Воронеж одновременно, в феврале? – обернулся ко мне Орлов.

– Конечно, обратил, – кивнул я. – Не исключено, что они приехали сюда вместе, специально и с конкретной целью.

– Их цель нам уже известна – это прибор Здановского, – вскинул указательный палец наш шеф. – Но есть ещё одно совпадение. Случай с Веркой Шапошниковой также произошёл в феврале. Чует моё сердце, что здесь есть какая-то взаимосвязь. Но какая?..

Когда мы вернулись в отдел, Тегеран был уже на проводе.

– Погодите, погодите, – перебил находившегося на другом конце линии собеседника ведший разговор Зильберман. – Вот вернулся начальник, поговорите лучше с ним.

– Давно дали линию? – шепнул я Чурсину.

– Нет, – помотал головой он, – буквально только что.

Орлов плюхнулся на своё место и взял протянутую Димой трубку, знаком показывая, чтобы тот включил громкую связь. Зильберман нажал на нужную кнопку.

– Борис Николаевич? Здравствуйте. Как там погода в Тегеране?

– Жарко, – донёсся до нас заглушаемый расстоянием гнусавый баритон, в котором чувствовалось неподдельное волнение.

– У нас тоже жарковато! – непринуждённо воскликнул наш шеф. – Конечно не так, как у вас, но всё же ощутимо.

Юрченко вяло угукнул. Чувствовалось, что он не настроен тратить время на лирику. Я поймал себя на мысли, что его голос очень хорошо соответствует его внешности, которая была мне известна по фотографиям: худощавый, морщинистый, с капризным изгибом губ.

– Борис Николаевич, мы, собственно, вот почему вас побеспокоили, – перешёл к делу Орлов. – Тут вашей «Ливадией» немного попользовались.

– Я знаю. Мне ваш сотрудник уже сказал.

Наш шеф покосился на Зильбермана. Тот подтверждающе кивнул.

– Ага, значит в курс дела он вас уже ввёл. Борис Николаевич, вы перед отъездом оставляли кому-нибудь ключи от гаража?

– Только тёще.

– И больше никому?

– Больше никому.

– А у вас есть какие-нибудь соображения, каким образом они могли оказаться у посторонних?

– Ни малейших, – глухо отозвались на другом конце провода.

– Угу, – нахмурил брови Орлов. – Борис Николаевич, мы вам по телетайпу отправляли фотографии. Вы их получили?

– Получил.

– Вам знакомы люди, которые на них изображены?

– Нет.

С каждой новой фразой голос Юрченко становился всё более и более металлическим. Чувствовалось, что этот разговор был ему в тягость.

– Ну что ж, извините тогда за беспокойство, – вздохнул наш шеф. – Успехов вам в вашем труде. Всего доброго.

– Всего доброго.

Запиликали короткие гудки. Орлов положил трубку и выразительно выставил глаза на нас.

– Темнит, – заключил Чурсит.

– Определённо темнит, – поддержал его я.

– Ещё как темнит! – вскинул указательный палец наш шеф. – Он даже не поинтересовался, в каком состоянии его машина, и для каких целей её использовали. Что-то здесь не так. Зильберман.

– Да? – откликнулся Дима.

– Завтра возьмёшь фотографии Амирова и Кулахметова и отправишься с ними в проектный институт, где числится этот субъект. Покажешь их его сослуживцам и попробуешь выяснить, не видели ли они его когда-нибудь вместе с кем-то из них.

Далеко за полночь по городу прокатился гул. Где-то что-то шарахнуло. Причём, шарахнуло так, что содрогнулась земля. В моём серванте жалобно зазвенела посуда. Я поднялся с кровати и подошёл к окну. Вдали полыхало огненное зарево. Утром я узнал, что под Воронежем, в районе Масловской слободы, взорвали радиолокационную станцию.

Глава тринадцатая

Всю дорогу, пока мы ехали на стройку, Сергей, не умолкая, болтал о ночном происшествии.

– Тряхануло – так тряхануло, – сетовал он. – Вся станция вдребезги. Ты представляешь, какого уровня это ЧП? Это не какая-то там сыроварня. Это оборонный объект государственного значения!

– Отчего эта станция, хоть, взорвалась? – полюбопытствовал я.

– А мне почём знать? – выпучил глаза Чурсин. – Нас с тобой туда не пустят. Там ДГБ (Департамент Государственной Безопасности) орудует. Машин понаехало – тьма тьмущая: и штабные, и оперативные, и министерские, и бог весть ещё какие. Всё пооцепили – мухе не пролететь.

– Без жертв, хоть, обошлось?

– Какое там! Судя по обилию машин «скорой помощи», их немерено. Кто-то чего-то не досмотрел. Или прикурил в неположенном месте.

– А может диверсия?

– Какая тебе диверсия с такой-то охраной? Эту станцию похлеще Зимнего дворца охраняют. Тройное кольцо! Попробуй, проскользни.…

Беседа со строителями затянулась на несколько часов. На лице каждого, кто заходил в любезно предоставленный нам мастерами вагончик, безо всякого труда угадывался шок. Гибель Амирова потрясла всех. Нет, строители не любили его пылкой любовью, – подобная привязанность подчинённых к начальнику невозможна в принципе, – но относились к нему с почтением: строг, но справедлив; гонял рабочих, как сидоровых коз, но и не оставался безучастным к их проблемам; держал с ними дистанцию, но и выпить с ними в праздники никогда не отказывался. Были ли у него друзья? В трудовом коллективе нет. Но вне работы, наверное, были. Как же оно, без друзей-то? Наведывался иногда к нему один фрукт. Такой высокий, долговязый, с «лошадиной» физиономией (Мы с Сергеем переглянулись – определённо, Кулахметов. Предъявили фотографию – да, он). Друг он ему, или не друг – никому невдомёк, но беседовали они как друзья. О чём? А бог его знает? Стройка – место шумное, разговоров не услышишь. Когда это было? Последний раз неделю назад. Где жил – не знаем. Но ездил всегда на Левый берег, через Южный мост. На чём? На своём стареньком, потрёпанном BMW. Помним ли номер? Конечно, помним. Номер машины начальника нужно знать всегда.…

Назад мы вернулись воодушевлённые. Съездили явно не зря. Но на службе нас ждал сюрприз.

– Ну, наконец-то, – облегчённо воскликнул встретившийся нам на лестнице Зильберман. – Где вы пропадаете? Идите скорее в отдел. Шеф рвёт и мечет.

Мы удивлённо вскинули брови.

– Он же сам отправил нас на стройку.

– Ну и что? А меня отправил в проектный институт. Однако, вернул. Я там даже и поговорить ни с кем толком не успел.

– Да что такое случилось?

Дима пожал плечами.

– Пока не сообщает. Но, судя по каменному выражению лица, что-то серьёзное.

Я посмотрел на Чурсина. Он выразительно выпятил губу. Неужто эхо Масловского взрыва докатилось и до нас?

Когда мы зашли в отдел, в наши уши ударил грозный окрик:

– Где вы шляетесь?

– Михаил Степанович, вы же…

– Я не давал команду гулять полдня!

– Да какие полдня?..

– Сядьте!

Выпады нашего шефа были обидны и несправедливы. Но мы видели, что он на взводе. Мы понимали, что это неспроста. Ведь он даже не поинтересовался результатом выполнения своего поручения. А это значит, что в наше отсутствие действительно произошло что-то супернеординарное. Поэтому мы сочли правильным не возникать и послушно сели на свои места. В комнате воцарилась тишина.

– Ну что, все в сборе? – спросил, оглядев нас, Орлов. Он подался вперёд, сцепил руки в замок и, понизив голос, проговорил: – Значит, так. События приняли новый оборот. Дела, которые мы ведём, решил забрать к себе ДГБ.

– Вот горе-то! – сыронизировал Чурсин. – Да пусть забирают. И слава богу!

– Не спеши радоваться, – оборвал его шеф. – Дела забираются вместе с нами. Мы будем продолжать по ним работать, но только уже под ихним контролем.

Зильберман присвистнул.

– Это как?

– А вот так. Решение о нашем переводе принято на самом верху. Ситуация очень серьёзная. Чем именно она серьёзная, и какими чревата бедами – это вам объяснят на Большой Девицкой. Туда мы сейчас и направимся.

Название Большой Девицкой улицы всегда произносилось в Воронеже несколько приглушённо и с трепетом. Ведь на ней располагался «серый дом» – так в народе окрестили губернское управление Департамента Государственной Безопасности. Это здание имело недобрую славу. Ходила упорная молва, что в его подвалах нашли свою смерть сотни людей, останки которых до сих пор не захоронены подобающим образом. Наиболее массовые расправы пришлись на второе десятилетие века – период подавления набиравшего силу террора. Управляемые и щедро оплачиваемые германскими спецслужбами «революционеры» не гнушались никакой крови, чтобы расшатать государственный устой. Другого выхода, кроме как ответить террором на террор, власти не нашли. Клин, как известно, вышибают клином. Сейчас трудно судить, правильную ли линию взял возглавлявший тогда правительство Столыпин, но его присущие законам военного времени действия принесли требуемый результат: «революционный пожар» был потушен, и начавшая было скатываться в пучину потрясений страна вернулась на путь созидания.

С тех пор прошло уже много лет, но аура, наведённая творившимися в этих стенах ужасами, и по сей день давала о себе знать. Я не отношу себя к мнительным, подверженным безосновательному страху натурам, но должен признаться, что проходя мимо «серого дома», всегда чувствовал себя как-то не по себе, как-то не в своей тарелке. В меня всегда вселялось ощущение, будто я нахожусь под каким-то незримым, не видимым человеческому глазу колпаком.

Внутренняя обстановка губернского управления ДГБ словно подчёркивала собой особый статус этой организации. Здесь всё дышало властью. Властью несгибаемой, неумолимой и беспощадной. Мраморные лестницы; устланные красными коврами коридоры; блеклые тона стен; отсутствие каких бы то ни было узоров и орнаментов; однотипные, окрашенные белой масляной краской двери; грубый свет; мёртвая, почти что вакуумная тишина, в которой отчётливо слышались отдаваемые эхом шаги – всё это навевало настороженность и волнение, заставляя задуматься, сколь мелок и уязвим ты перед мощью государственной машины, внутрь которой тебя занесла вознамерившаяся втянуть тебя в приключения судьба.

Осторожно постучав в одну из дверей, Орлов заглянул внутрь.

– Можно?

Я с удивлением отметил, что властные нотки его голоса словно куда-то испарились и уступили место несвойственной ему ранее почтительности. Очевидно, наш шеф также оказался подвержен магии казавшихся жерновами стен. Он скрылся в кабинете, пробыл там несколько минут, после чего высунул голову в коридор и кивком пригласил нас зайти. Мы, затаив дыхание, переступили через порог.

Хозяин кабинета сидел в углу за огромным дубовым столом. Им оказался плотный, коротко стриженый, рыжеватый крепыш с настолько типичными, заурядными чертами лица, что мне затруднительно даже их как-то описать. Несмотря на то, что он был одет в штатское, – синий свитер и чёрные брюки, – в нём явственно угадывался высокий должностной чин. Скорее всего, полковник. Военная выправка, жёсткий взгляд и уже далеко не молодой возраст, – лет пятьдесят – пятьдесят пять, – позволяли предположить это с достаточной степенью уверенности.

«Полковник» молча указал на стоявшие вдоль стены стулья. Мы сели. Хозяин кабинета поочерёдно оглядел каждого из нас, и мы впервые услышали его грубый, точно отдающий металлом, голос.

– Меня зовут Константин Николаевич. Фамилия моя Цапко. Начну с того, что дам вам некоторую, пока ещё не известную вам информацию по делам, которые вы сейчас расследуете: делу об убийстве Здановского и делу об ограблении Сбербанка. А заодно и объясню, почему мы решили замкнуть эти дела на себе, и какие для этого были причины. Про НИИ погодных явлений вам, думаю, рассказывать не нужно. Чем там занимаются – не знают разве что маленькие дети. То, что Георгий Рудольфович Здановский на протяжении многих лет являлся его главным конструктором, вам, конечно, известно тоже. Это был прекрасный, грамотный специалист, неординарный, талантливый учёный. Его послужной список столь велик, что только секретный статус его разработок не позволяет открыто вписать его имя в гимназические учебники. Одним из направлений, которыми он занимался, было создание оружия нового типа, которое бы не убивало, не сжигало, не крушило, но которое бы, тем не менее, полностью обезвреживало противника. Объектом воздействия такого оружия является человеческий мозг. Точнее, электромагнитная частота, на которой он функционирует. Когда вы слушаете радиоприёмник, вы, время от времени, переключаете каналы. Услышали, что эфир засоряет какая-то безголосая курица, портящая хорошую мелодию, крутанули рычажок настройки частоты, и внимаете далее футбольный репортаж. Вот так же и человеческий мозг. Если заставить его переключиться на другую частоту, он начнёт отдавать нашему организму совсем другие команды, нежели отдавал до этого. Только что человек был весел и здоров, как вдруг, ни с того, ни с сего, начал демонстрировать явные признаки помешательства. Гипнотическое оружие, если его создать, станет самым мощным и эффективным из существующих ныне видов вооружений, потому что действует тихо и незаметно. Не надо ничего бомбить, не надо ни в кого стрелять. Направил условный луч на потенциального противника – и тот стал кротким, как ягнёнок. Делай с ним, что хочешь. На создание такого оружия Здановский угрохал десять лет. Но сделать его так и не смог. В конце концов, это направление прикрыли. Сочли бесперспективным. Главному конструктору, которому к тому времени было уже около семидесяти, выразили признательность за долгую службу во благо Отечества и отправили на пенсию. Но Здановский оказался очень упрям. Должен признать, что эту черту его характера мы явно недооценили. Он продолжал начатые исследования. Кстати, возможность для этого он отыскал довольно хитрую – устроился в свой НИИ сторожем, и ночью, когда в лабораториях никого не было, строил там свой агрегат. Руководство ему в этом не препятствовало. И, в конечно итоге, ему сопутствовал успех. Опытный образец гипнотического инфразвукового генератора появился на свет в начале февраля. Мы это проморгали. А вот германская разведка была начеку.

Цапко открыл ящик стола и достал оттуда два номера «Ведомостей». Я успел заметить, что один из них датировался февралём.

– «…В Воронеже, в подъезде собственного дома внезапно заснула гражданка Вера Ш. … В Воронеже, в вагоне электрички, внезапно заснули все пассажиры…». Такое не могло произойти само по себе. Для германской резидентуры, которая вела пристальное наблюдение за Здановским, это был сигнал к действию. Они поняли, что оба эти происшествия организовал именно он, чтобы испытать построенный агрегат, и откомандировали в Воронеж двух своих агентов. Вам они известны под фамилиями Кулахметов и Амиров. Эти фамилии, конечно, не настоящие. Настоящие их имена другие. Альберт Кулахметов – это Дмитрий Багров, а Родион Амиров – это Пётр Засулич. Оба – потомки иммигрантов, что сбежали в Европу в период «Столыпинских галстуков». Кадровые сотрудники СД. Особенно интересен Багров. Потомственный смутьян. На его деда, – кстати, его тоже звали Дмитрий, – в нашем архиве имеется целое досье: засветился по молодости членством в левых террористических группировках. В Россию они проникли нелегально, поэтому мы не смогли их вовремя отследить. О том, что они в Воронеже, мы узнали только после того, как МВД переправило нам ваш запрос. Почему, прибыв в Воронеж в феврале, они решились на похищение прибора только через три с лишним месяца – мы пока точно не знаем. Я полагаю, что они хотели получше изучить ситуацию, убедиться, что Здановский построил генератор нелегально, и что его аналогов больше нигде нет. Но пустить здесь корни они, судя по всему, планировали глубоко. Вы думаете Амиров-Засулич просто так устроился прорабом на ту стройку? Ничего подобного. В возводимом там доме должны были получить квартиры несколько допущенных к секретным разработкам инженеров. Были даже известны номера их будущих квартир. Установить «жучки» при отделочных работах – проще простого. И если бы Амирову удалось это сделать, инженеры оказались бы под «колпаком». Немцы были бы в курсе всех их исследований. Дома ведь мало кто держит язык за зубами. Но, как говорится, не сложилось. И слава богу. Убедившись, что гипнотический генератор существует в единственном экземпляре, и что добраться до него сравнительно легко, Берлин дал команду на проведение операции. В ночь с девятого на десятое июня Багров и Засулич проникают в квартиру Здановского. Им известно, что последний, сочтя, что хранить генератор дома небезопасно, поместил его в камеру хранения вокзала, но главную деталь прибора, так называемый «сердечник», без которого генератор всего лишь безвинная игрушка, всё же забрал с собой и спрятал в оборудованном дома тайнике. Они молотят хозяина смертным боем и, в конце концов, выпытывают у него, где записаны номер ячейки и шифр. Но ключ от тайника им заполучить не удаётся, поэтому они вынуждены его взломать. Похитив «сердечник», они отправляются на вокзал, но открыть ячейку не могут: неправильно переписали шифр. Вернуться сию же минуту в квартиру Здановского, чтобы его уточнить, нельзя: там работает полиция. Поэтому они решают дождаться следующей ночи. Эту миссию возложил на себя Багров. Присутствие в квартире вашего сотрудника Егорова становится для него полной неожиданностью. Он обращается в бегство, но погибает в результате несчастного случая. Прознав про аварию и догадавшись об её обстоятельствах, Засулич понимает, что времени у него в обрез, и решается на рискованный шаг. Он приезжает на вокзал и заявляет дежурной камеры хранения, что забыл шифр ячейки. Засуличу прекрасно известно её содержимое, поэтому дежурная без малейшей доли подозрения позволяет ему забрать стоявший там саквояж. Получив в свои руки столь мощное оружие, Засулич поддаётся соблазну резко разбогатеть, и с помощью прибора грабит Сбербанк. Но Берлин на это добро не давал. А вольности в разведке всегда наказываются. Засулич оставил за собой след, и чтобы этот след не привёл к провалу всей резидентуры, руководство СД принимает решение об устранении проштрафившегося сотрудника. Ему назначают ночную встречу на пляже и убивают. После этого следы генератора обрываются. Мы не знаем, где он. Мы не знаем, у кого он сейчас в руках. Но в том, что вчерашний взрыв Масловской радиолокационной станции является спланированной диверсией, мы не сомневаемся. Ведь эта станция контролировала воздушное пространство нескольких губерний. На поиски прибора брошены все силы. По указу Президента с сегодняшнего утра все военные объекты страны взяты под усиленную охрану. Ужесточён досмотр грузов и багажа на государственной границе. Мы даже пошли на нарушение Венской конвенции 1815 года, согласно которой дипломатический багаж освобождён от таможенного досмотра. Мы досматриваем абсолютно всё. Наша задача – не дать противнику вывезти прибор за рубеж. Если такое случится – боюсь, что мы обречены. Ведь других образцов гипнотического генератора больше нет. Вам ясна серьёзность ситуации?

Мы кивнули. По моей спине разлился неприятный холодок. Я посмотрел на лица своих напарников. Им тоже было не по себе. Даже Орлову.

Я выдохнул застывший в груди воздух. Как круто всё повернулось! То, что ещё несколько часов назад казалось обычным уголовным преступлением, внезапно переросло в проблему государственного масштаба. Чёрт бы побрал этого Здановского! Сидел бы на своей пенсии и смотрел себе телевизор. Нет, его на изобретательство потянуло. Но эти «рыцари плаща и кинжала» тоже хороши. За такими изобретателями нужен постоянный контроль. А они только ушами хлопали. Да, штуку Здановский сконструировал, конечно, мощную. Если генератор попадёт к немцам, и они на его основе сделают более мощную модель, нам полное «кранты». Они нас просто поработят. Так же, как в сороковые годы поработили всю Европу: Британия, Франция, Норвегия, Дания, Голландия, Бельгия, Чехословакия, Польша – всё оказалось под их пятой. В Россию они тогда сунуться побоялись. Слишком уж мы были сильны. Но теперь, получив в свои руки гипнотическое оружие, вполне могут на это решиться.

– К операции по поиску похищенного генератора решено привлечь и вас, – продолжал Цапко. – С этого момента ваше рабочее место здесь. Вы всецело подчиняетесь мне. Делу, которым нам с вами предстоит заняться, присвоен статус особого. Это дело государственной важности. Всё, что его касается, составляет государственную тайну, за разглашение которой – расстрел.

Я поёжился. По моей спине пробежал неприятный холодок. «Ну что, дружище, – подумалось мне, – ты хотел приключений? Вот ты их и получил. Наслаждайся на здоровье».

Закончив вводную часть и дав нам возможность осмыслить услышанное, Цапко приступил к раздаче инструкций.

– Для того, чтобы найти генератор, нужно установить, кто разделался с Засуличем, – подчеркнул он. – Круг поисков широк. Вашей группе предстоит отработать версию о возможной причастности к убийству одного из членов карточного клуба «Четыре туза», где ошивался Багров. Начнёте прямо сейчас, без раскачки. Времени на поиск улик нет. Дорог каждый час. Поэтому, как говорится, идём ва-банк. Этих картёжников – пятнадцать человек. Распределите их между собой и хорошенько потрясите. Даю установку на самый, что ни на есть, жесточайший «пресс». Мурыжить до тех пор, пока не расколются. Если, конечно, есть, в чём раскалываться. Отпускать лишь в том случае, если в невиновности не останется никаких сомнений. Если среди этих субъектов есть убийца, и вы его проморгаете – пеняйте на себя. О результатах доложить не позднее восьми часов.

Наш шеф замотал головой.

– Это нереально. Сейчас начало третьего. Их нужно ещё найти и привезти. За такое время мы однозначно не управимся.

– Искать никого не надо, – парировал «полковник». – Вся картёжная братия уже здесь. Наши ребята их уже собрали. Они внизу, в изоляторе.

– Ну, тогда другое дело, – пробурчал Орлов и взял протянутый ему список.

Придя в себя от столь крутого служебного виража, мы приступили к выполнению задания.

Картёжники заметно нервничали. Это было понятно. Им ведь не сказали, зачем их оторвали от работы и привезли в «серый дом». Больше всех был напуган Рябушинский. Увидев меня, он побелел, как полотно. Очевидно, он решил, что его задержание каким-то образом связано с моим недавним визитом, и терялся в догадках, что он сделал не так.

Всех подозреваемых мы, – в смысле, я, Зильберман и Чурсин, – разделили между собой поровну – по пять на брата. Орлов, на правах начальника, допросов не производил. Он лишь наблюдал, как мы работаем, поочерёдно заглядывая к каждому из нас, и, в случае необходимости, помогал усилить напор.

Лично у меня результат был отрицательным. Собственно, он виделся таковым с самого начала. Невиновность порученных мне людей просматривалась как сквозь стекло. Один – артист кукольного театра, второй – мелкий банковский клерк, третий – студент, четвёртый – коммивояжёр, пятый – учитель гимназии. Их добропорядочность просматривалась на лбу. Когда работаешь в полиции и общаешься с массой народа, поневоле вырабатываешь в себе навык с ходу определять, кто может чего-то натворить, а кто даже на фалангу мизинца не способен нарушить условную границу законопослушности. Мои «клиенты» подозрений не вызывали. Но, несмотря на это, допросы я проводил по всей форме, в строгом соответствии с наставлениями Цапко: психическая атака, грозные обвинения в пособничестве иностранной разведке, обещание сурового возмездия. Мои «подопечные» смотрели на меня расширенными от ужаса глазами: какой шпионаж, что за бред? Артист – тот даже лишился чувств. Натура творческая, эмоциональная, ранимая. Пришлось его отпаивать. Мне искренне было перед ним стыдно, хотя я, разумеется, постарался это скрыть.

У Чурсина тоже было пусто. А вот у Зильбермана кое-что наклёвывалось. Объектом его подозрений стал Рябушинский.

– Скользкий господин, – отозвался о нём наш шеф. – Юлит, перескакивает с пятого на десятое, несёт всякую дребедень. Дима не зря в него вцепился.

– А может он просто перепуган? – предположил Сергей.

– Может и перепуган, – пожал плечами Орлов. – А может и намеренно строит из себя идиота, ибо есть, что скрывать.

– Да никакой он не убийца, – вступил в разговор я. – Он действительно немного чудаковат.