Текст книги "Тайна дальних пещер"

Глава восьмая

Голос моей возлюбленной звучал приветливо. Но в этой приветливости явственно сквозила фальшь. Чувствовалось, что ей хотелось побыстрее от меня отвязаться. На просьбу о немедленной встрече последовал завуалированный отказ: мол, некогда, сессия, экзамены. Но когда я упомянул об её долговязом провожатом, Лизина тональность заметно изменилась: от её доброжелательности не осталось и следа.

– Ты, что, за мной следишь? – возмущённо воскликнула она. – Кто тебе дал на это право? Или ты считаешь, что если ты полицейский, то тебе всё дозволено?

– Лиза, за тобой никто не следит, – едва сдерживая раздражение, произнёс я. – Я увидел тебя вместе с ним совершенно случайно, когда шёл со службы домой, и, заметь, сделал всё, чтобы не попасться вам на глаза. Я понимал, что тебя это смутит. Ты можешь встречаться с кем угодно. Это твоё право. А поговорить с тобой насчёт него я хочу по одной-единственной причине. Этот человек погиб. Сегодня рано утром его сбила машина. Я видел, как это произошло. Я его опознал. Никаких документов при нём не оказалось. А нам нужно выяснить, кто он такой, и где искать его родных.

В трубке воцарилось молчание.

– Аллё, – позвал я.

– Альберт погиб? – ошарашено прошептала моя знакомая.

– Да, – подтвердил я. – Так я могу тебя сейчас увидеть?

Лиза сглотнула слюну.

– Да, конечно, – упавшим голосом пробормотала она. – Приходи.

Я сел в автобус и поехал к ней. Но когда я оказался на месте и позвонил в дверь, вместо Лизы ко мне вышла её маман.

– Это я познакомила Альберта Фаильевича Кулахметова со своей дочерью, – надменно заявила она. – Он из хорошей семьи, очень интеллигентный и эрудированный человек, и я сочла, что для Лизы он будет весьма неплохой партией. Его домашний адрес нам не известен. Но его телефон у нас имеется. Это единственное, чем мы вам можем помочь.

Хозяйка протянула мне клочок бумаги, на котором были написаны пять цифр.

– Одного телефона мне недостаточно, – возразил я. – Мне нужно знать…

– Если у вашего ведомства есть к нам вопросы, прошу действовать в официальном порядке, через повестку, – резко перебила меня мадам. – От личных же инициатив прошу воздержаться, иначе мне придётся обратиться к вашему руководству. И перестаньте преследовать мою дочь. У нас был с ней серьёзный разговор, и она согласилась, что в знакомствах нужно быть разборчивее.

Хозяйка развернулась, приготовившись уйти, но вдруг замерла, подумала несколько секунд и снова обратилась ко мне.

– Если вам нужна подробная информация по Альберту Фаильевичу, поговорите с председателем попечительского совета университета Рудольфом Валериановичем Рябушинским. Это он представил его мне. Всего доброго.

Она зашла в дом и с размаху захлопнула дверь, красноречиво дав мне этим понять, сколь ничтожную, по её мнению, ценность представляет моя персона. Я обескуражено вздохнул и побрёл восвояси.

Солнце закрыла туча. Вокруг потемнело. Сверху стал накрапывать дождь. Он словно являл собой тапёра, аккомпанирующего моим переживаниям.

Глава девятая

Рудольф Валерианович Рябушинский встретил меня приветливо. Это был не очень высокий, скорее ниже, чем выше среднего роста, человек, до того худой, что казалось, будто на его рельефно выпиравших сквозь кожу костях не было ни одного грамма мяса. Его движения были суетливы и беспокойны, а часто менявшие выражение глаза свидетельствовали о повышенной эмоциональности.

– Можете не утруждать себя объяснениями, я уже всё знаю, – прострекотал он, едва я открыл рот, чтобы пояснить цель своего визита. – Софья Павловна мне уже звонила и попросила снабдить вас самой полной информацией по Альберту. Какой ужас! Какая трагедия! Погибнуть в таком возрасте, да ещё так нелепо!

На лице моего собеседника отразилась неподдельная печаль.

– А сколько ему было лет? – полюбопытствовал я.

– Тридцать с небольшим. Сколько точно – не помню, – развёл руками Рябушинский. – Но всё равно очень мало, чтобы покидать этот свет. Как же это всё произошло?

– Обстоятельства происшествия устанавливаются, – уклончиво ответил я.

– Нашли хоть, кто его сбил?

– Нашли.

– Небось, какой-нибудь пьяница?

– Да нет, водитель был трезв.

– Как же его тогда угораздило?

– Обстоятельства происшествия устанавливаются, – вежливо повторил я. – Этим занимается другой сотрудник. Мне же поручено собрать информацию по личности потерпевшего.

– Да, понимаю, понимаю, – энергично закивал головой мой собеседник. – Тайна следствия, конфиденциальность данных, и всё такое прочее. Ну, спрашивайте, голубчик, спрашивайте. Я всецело в вашем распоряжении.

Рябушинский откинулся назад, сложил руки на груди и выжидательно уставился на меня.

– В первую очередь меня интересует его домашний адрес и контактные данные его родственников, – начал я. – Где проживают, как с ними связаться. Надо же им сообщить.

Мой собеседник сжал губы и озабоченно покачал головой.

– Боюсь, что многим в этом деле помочь вам не смогу. Жил он, насколько мне известно, в доходном доме Шварценберга. Это такая красная дявятиэтажка в районе набережной. Знаете?

Я кивнул. Эта высотка была мне знакома. Она хорошо просматривалась с моста.

– Что касается его родственников, то они мне не известны. И как с ними связаться, я, соответственно, не ведаю. Да вы посмотрите в личных бумагах Алика. Там наверняка имеются какие-нибудь записи.

– Посмотрим, – сказал я. – А откуда этот Алик вам знаком? Что вас с ним связывало?

Рябушинский заулыбался.

– Досуг. Я, знаете ли, люблю по вечерам перекинуться в картишки. У Алика была та же страсть. Мы с ним являлись членами одного карточного клуба. Вы этот клуб наверняка знаете – «Четыре туза», что на Купеческой.

Я подтверждающе угукнул.

– Сейчас эти заведения, конечно, уже не столь популярны, как ранее, – продолжал мой собеседник. – Люди находят новые применения своему азарту. Но последователи классических традиций ещё не перевелись.

– Гм, – хмыкнул я. – А Софья Павловна говорила, что вы Кулахметова знали очень хорошо. Но разве можно иметь полное представление о человеке, встречаясь с ним только за игровым столом?

Глаза Рябушинского зажглись хитрым огоньком. Он подался вперёд и заговорщически прошептал:

– Тут всё дело в её дочке. Алик как-то попросил меня его с ней познакомить. Он знал, что я имею отношение к университету, где она учится. Понравилась она ему. Вы же молодой. Неужели не понимаете? Я, разумеется, не отказал. Ну как в таком деле не помочь? Я ведь тоже когда-то был молодым. Только, зная Лизину мать, я сделал это по-хитрому. Софья Павловна любит, когда всё проходит через неё. Поэтому я представил Алика именно ей, а уж она затем свела его со своей дочкой.

– Неужели вы дали рекомендацию малознакомому человеку? – вскинул брови я.

– Дал, – констатировал мой собеседник. – И не вижу в этом ничего зазорного. Люди должны друг другу помогать, особенно в таком щекотливом деле, как знакомство с женщиной. Вы же мужчина! Как вы этого не понимаете?

– А вдруг он какой-нибудь вор или убийца? – возразил я.

– Кто? Алик? – рассмеялся Рябушинский. – Что вы! Это милейший, интеллигентный человек. Он и мухи не обидит. Если бы вы его знали, вы бы со мной согласились.

Я тяжело вздохнул. «Если бы вы его знали!». Меня так и подмывало выложить ему всю информацию об этом «милейшем человеке» и посмотреть, как вытянется при этом его лицо. Но я не имел права на такую вольность, и поэтому только сглотнул слюну.

Эх, знать бы мне раньше про этого Рябушинского и про нравы Софьи Павловны! Я бы не счёл зазорным влиться на время в этот карточный клуб, дабы заполучить для знакомства с Лизой такого протеже. С таким рекомендателем, глядишь, всё сложилось бы иначе.

– А чем он занимался, этот Алик? – задал новый вопрос я.

– Какой-то коммерцией, – ответил мой собеседник. – Что-то связанное с ценными бумагами.

– А другие друзья у него в вашем клубе были?

– В нашем клубе все друзья. Нас всего пятнадцать человек. Это не так много, чтобы делиться на более и менее знакомых.

«Может спросить его про Амирова? – подумал я. – Не исключено, что он тоже там вращается. Впрочем, нет. Наверное, не стоит. Орлов категорически запретил выходить за рамки аварии».

Я взял свою папку и поднялся с места.

– Спасибо вам, Рудольф Валерианович, за уделённое время. Вы нам очень помогли.

– Пожалуйста, – улыбнулся Рябушинский. – Если ещё что понадобится – обращайтесь.

Я благодарственно кивнул и вышел из кабинета.

Глава десятая

Позвонив из ближайшего телефона-автомата Орлову, который к тому моменту уже успел вернуться в отдел, я довёл до него всю выведанную мною информацию. Реакцией на неё стал изумлённый восторг.

– Ты не перестаёшь меня удивлять, – заметил шеф. – То делаешь ляпы уровня детского сада, то демонстрируешь практически невозможное. Как тебе удалось так быстро выяснить имя сбитого, да ещё и узнать, где он живёт?

– Жил, – поправил его я и усмехнулся. – Секрет фирмы. Потом расскажу.

– Потом – так потом, – согласился Орлов. – Ладно, езжай к нему домой, только языком особо не трепи. Свой приезд, как и в случае с Юрченко, объясняй аварией. Об убийстве Здановского – ни гу-гу. И жди меня.

– Есть, – ободрённый похвалой, шутливо козырнул я и повесил трубку.

В отличие от словоохотливого Рябушинского, консьержка дома Шварценберга, угрюмая седовласая бабка с брезгливым отёчным лицом и колючими глазами, словно воды набрала в рот. Её ответы были уклончивы и немногословны. Каждое слово вытягивалось из неё чуть ли не клещами. Сообщение о гибели Кулахметова не вызвало в ней никаких эмоций. Она лишь равнодушно пожала плечами, словно этим говоря: погиб – так погиб, мне то что.

– Не знаю я, с кем он жил. Может один, может не один – меня это не касается. … А что мне о нём говорить? Жилец как жилец. Жил, приходил, уходил. … Не знаю я, чем он занимался. Какое мне до этого дело? Порядок не нарушал – и ладно…

Промучившись с вредной старухой минут десять, я решил оставить это бесполезное занятие. Бесполезное потому, что неразглашение сведений о жильцах было негласным правилом всех престижных доходных домов. А дом Шварценберга к таковым относился. Это помогало привлечь богатых постояльцев. Обеспеченные люди вряд ли выберут для проживания место, где их личную жизнь станут выставлять напоказ. Поэтому управляющие, консьержки, дворники и прочий обслуживающий персонал развязывали свои языки только в крайних случаях, если делишки жильцов шли вразрез с уголовным кодексом. «Верблюд» этому «требованию» соответствовал, но говорить о его причастности к убийству Здановского было пока нельзя. Поэтому я отошёл в сторонку, уселся в одно из стоявших в холле кресел и принялся ждать своего патрона.

Наконец он появился. Вместе с ним была Лида.

– Ну как? – тихо спросил наш шеф, кося глазами на консьержку.

– Глухо, – ответил я.

– Глухо? Ну, давай я попробую.

Орлов подошёл к стойке и положил перед старухой фотографию мёртвого Кулахметова.

– Это ваш жилец?

Та взглянула на снимок и вздрогнула.

– Господи, где же его так покорёжило?

– Под машину попал.

Консьержка обильно перекрестилась. Наш шеф пристально посмотрел на неё. В его глазах сверкнул едва уловимый огонёк, что было хорошим предзнаменованием.

«Считал типаж», – понял я.

Лицо Орлова подобрело. Он опёрся о стойку, взял фотографию и тяжело вдохнул.

– Вот она, современная молодёжь, – посетовал он. – Носятся чёрти куда, сломя голову, оттого и гибнут. Не слушают нас, стариков. Вот бог их за это и наказывает.

– Ой, не говорите, – согласилась старуха. – Дети, конечно, изменились. Никакого сладу с ними нет.

– Чтобы в наше время дети сказали родителям что-то поперёк – такого и представить было нельзя, – продолжал нагнетать наш шеф, видимо учуяв в данной теме слабую точку консьержки. – А сейчас? Ни почтения, ни уважения. Спорят, грубят, ещё и поучать пытаются. Вот и результат.

Реплика Орлова угодила в самую цель. Консьержка грустно покивала головой и доверительно воззрилась на собеседника.

– Моего сына тоже ведь бог наказал. Сколько раз ему говорила: брось ты этот парашют, брось! Умоляла чуть ли не на коленях. Не твоё, говорю, это дело. Ну какой ты спортсмен? У тебя хороший слух, занимайся музыкой. А он упёрся – и ни в какую. Буду прыгать – и всё. Перед друзьями захотел покрасоваться. Вот и допрыгался. Лежит теперь с переломанным позвонком, а мать за ним ухаживай. Но я-то не вечна. Когда-нибудь да помру. Кому он после этого будет нужен?

– Какое несчастье! – ужаснулся наш шеф.

Старухины глаза покраснели. Орлов повертел в руках фотографию и озабоченно поцокал языком.

– Вот и с жильцом вашим так же. Он ведь тоже чей-то сын. Тоже будет родителям горе. Они ведь ещё ничего не знают.

– Что ж вы им не сообщите?

– А куда сообщать? Нам их местонахождение неведомо. Вы нам с этим, часом, не поможете?

– Да не знаю я, – помотала головой консьержка. – Если бы знала, конечно бы сказала.

В ней вдруг проснулось участие.

– Может друг его знает? Он к нему сегодня утром заходил. Не застал, сказал, что зайдёт позже.

– Это такой высокий, белобрысый? – схитрил наш шеф. – Мы его уже спрашивали. Он не в курсе.

– Нет, не белобрысый, – оживилась старуха. – Такой кругленький, чернявый, с бородой, с усами, на цыгана похож.

– А этого мы не знаем, – нахмурил лоб Орлов. – И часто он сюда приходит?

– Не так, чтобы часто, но приходит. Как-то даже ночевать оставался.

– А где он живёт, не знаете?

Консьержка пожала плечами.

– Вы оставьте свой телефон. Если он придёт, я скажу ему, чтобы он вам позвонил.

– Да-да, конечно-конечно, – закивал головой Орлов и вытащил из кармана блокнот. – Собственно, звонить ему нам не обязательно. Если он что-то знает, пусть оставит данные у вас. А может мы и сами их сейчас найдём. Квартиру ведь придётся вскрывать.

– Ой, вам, наверное, слесарь потребуется, – всплеснула руками старуха. – А он будет только завтра.

– Нет, нет, – успокоил её наш шеф, – слесарь нам ни к чему. У нас ведь ключ есть. А вот двое понятых понадобятся. Кроме вас тут ещё кто-нибудь есть?

– Дуня есть, уборщица, – сообщила консьержка. – Она сейчас убирает на пятом этаже. Я бы, конечно, тоже могла поприсутствовать, но мне нельзя отлучаться.

– Ничего страшного, – по-дружески улыбнулся Орлов. – Попросим кого-нибудь из соседей. А давно этот Кулахметов у вас живёт?

Старуха открыла журнал.

– С двадцать первого февраля, – сказала она. – Уже почти полгода. Ох, господи Боже мой! Я же его только позавчера видела. Спускался по лестнице после полуночи. Куда ты, говорю, идёшь? Ночь на дворе. Улыбается: «По делам, тётя Фрося. Надо». Вот тебе и дела.

– По делам? – переспросил Орлов. – Он что, по ночам работал?

– А шут его знает, – развела руками консьержка. – Лично мне кажется, что он вообще нигде не работал. На работу ведь надо регулярно ходить: утром ушёл, вечером пришёл. А в его уходах-приходах никакого графика не просматривалось. Всё стихийно. То целую неделю дома сидит, то вдруг уйдёт, как будто для погулять.

– Для погулять? – рассмеялся наш шеф. – Вы, случайно, не из Одессы.

– А что, заметно? – заулыбалась старуха.

– Говорок у вас одесский, – пояснил тот.

– Из Одессы, из Одессы. Правда, тридцать лет уже там не живу. Говор, вроде, исправила, но всё равно иногда что-то, да проскальзывает.

– На что же этот Кулахметов существовал, если он не работал?

Консьержка снова развела руками.

– Может родители снабжали, может наследство проматывал – мне сие неведомо. Но проблем с деньгами у него никогда не водилось. Квартплату вносил исправно, никогда не задерживал. Одевался по-модному. Ел, как король.…

Я наклонился к Лиде и прошептал:

– Во, Степаныч даёт. Я из неё слова не мог вытянуть. А с ним, гляди, расчирикалась.

– Пора бы уже привыкнуть, – тихо заметила Лида. – Он мастер на такие штуки.

– Только вот с Прасковьей у него вышел облом, – съязвил я.

Выяснив у старухи ещё несколько мелких подробностей, Орлов направился к нам.

– Мы с Лидой пойдём вскрывать квартиру, – сказал он мне. – А ты останься здесь на случай прихода цыгана. Если появится – не спугни. Источай любезность, будь вежлив, деликатен. Говори только об аварии. Попроси подняться к Кулахметову. Мол, нужно проверить целостность вещей. Если откажется – не настаивай. Но постарайся проследить, куда он пойдёт и на чём поедет. Я сейчас позвоню в отделение и попрошу прислать кого-нибудь из «наружки». Оставим тут на всякий случай.

Я послушно кивнул и уселся в кресло. Орлов и Лида зашли в лифт.

За время моего дежурства цыган в доме не появился. Дождавшись обещанного «топтуна», – так мы между собой называли сотрудников отдела по наружному наблюдению, – я сдал ему пост и присоединился к своим напарникам.

Кулахметов был порядочным неряхой. В его квартире царил бардак. Или «ассиметричная композиция с элементами драпировки», как любил говаривать наш острослов Зильберман. Кровать была разобрана, одежда разбросана по углам, в кухонной раковине возвышалась гора немытой посуды, слой пыли на мебели свидетельствовал о том, что последняя уборка производилась здесь более месяца назад.

Никаких записей, проливающих свет на его происхождение и род занятий, мы не обнаружили. Но нас ждала не менее ценная добыча – несколько паспортов на разные имена. После этой находки причастность нашего «клиента» к криминальному миру стала очевидна, как родимое пятно.

Солнце заходило за горизонт. Возвращаясь домой, я не удержался и зашёл во встретившуюся по пути телефонную будку. Мне хотелось внести ясность в свои личные вопросы. Я набрал 7—17—47, но, услышав голос Софьи Павловны, тут же нажал на рычажок. Над моим настроением продолжал довлеть мрак, в котором едва мерцал слабый огонёк последней надежды.

Тем же вечером Воронеж сотрясло громкое преступление. Был ограблен Сбербанк. Обстоятельства этого происшествия оказались настолько загадочными, что даже опытные, немало повидавшие на своём веку сыскари лишь беспомощно разводили руками. С обсуждения этого ЧП и началось наше следующее утро.

Глава одиннадцатая

Взгляд нашего шефа был преисполнен удивления.

– Вот это да! – качал головой он. – Не Воронеж, а прямо какое-то Чикаго. Банки у нас доселе ещё не грабили. Хорошо хоть, что это дело досталось не нам.

– Погодите, Михаил Степанович, перебросят на нас, – подал голос Чурсин. – Ведь мы лучшая следственная группа во всём городе.

– Типун тебе на язык, – негодующе прикрикнул на него Орлов; ему явно не хотелось этим заниматься. – Навлечёшь беду. Нам бы со своим делом разобраться.

Ограбление банка для Воронежа действительно было в новинку. Таких преступлений не совершалось у нас очень и очень давно. Последний подобный случай датировался двумя десятками лет назад. Его помнили только старожилы. Грабителей тогда поймали быстро. Но в нынешнем случае даже не знали, как к ним подступиться.

Накануне, около восьми часов вечера, перед самым закрытием всех сотрудников оперчасти внезапно сморил глубокий сон. Очнувшись только под утро, они обнаружили, что касса абсолютно пуста. Свет был выключен, входная дверь аккуратно притворена, в окошке красовалась табличка «закрыто» – обычная картина для закончившего работу учреждения. Не удивительно, что проходившие мимо люди, среди которых были и полицейские патрули, нисколько не заподозрили, что внутри – дело нечисто.

Следов грабители не оставили. Показания сотрудников ясности не внесли: заснули – и всё; как – не знаем; ничего странного не заметили. Правда, одна зацепка всё же была. Её дала уборщица. Перед тем, как упасть без чувств, она зафиксировала в поле своего зрения какого-то запоздалого клиента. Тот стоял у подоконника в углу зала и копошился в своём саквояже. Просмотр картинки на ДЧК подтвердил, что деньги похитил именно он. Но существенного прогресса в ход расследования наблюдение уборщицы не добавило, ибо описать, как он выглядел, она не смогла. Так что личность преступника продолжала оставаться тайной.

Посредством телевидения и радио воронежское ограбление прогремело на всю страну. Губернатор в жёсткой форме потребовал раскрыть случившееся в самый кратчайший срок. Начальника нашего райотдела уже вызывали в городской Департамент. Когда он оттуда вернулся, у него был малиновый цвет лица.

– Ладно, хватит про банк, – хлопнул ладонью по столу наш шеф. – Пусть им занимается группа Шепелева. А мы сосредоточимся на своих проблемах. Давайте-ка прокрутим всё, что нам известно, ещё раз.

Мы уселись поудобнее. Орлов поставил локти на стол и подался вперёд.

– В ночь с девятого на десятое июня в собственной квартире был убит гражданин Здановский. Судя по собранной информации, личностью он был не простой. Персональный пенсионер, лауреат государственных премий, доктор физико-математических наук, работал ранее главным конструктором небезызвестного вам НИИ погодных явлений.

Мы прыснули. Вышеупомянутый институт уже давно являл собой повод для шуток. Каждому воронежцу было известно, что погодными явлениями в нём и не пахло, и что на самом деле в его стенах скрывается лаборатория, выполняющая специальные заказы Министерства вооруженных сил. Но даже несмотря на широкую известность сего факта, руководство института упорно не желало менять нелепую конспиративную вывеску.

– Кстати, он засветился и в нашем архиве. В тридцатые годы проходил обвиняемым по уголовному делу. Из его лаборатории украли какой-то прибор. А спустя несколько дней в полицию пришло письмо: кражу-де совершил Здановский, и украденный прибор спрятан у него дома в сарае. Решили проверить, приехали к Здановскому, обыскали сарай – и вуаля! Прибор лежал под старой одеждой. Наш покойник, правда, виновным себя не признал. Утверждал, что прибор ему подкинули. Упирался не зря. Бесспорных доказательств его виновности не нашли и оправдали ввиду недостаточности улик.

Мы изумлённо присвистнули. Наш шеф отхлебнул из стакана глоток воды и сосредоточенно уставился в окно.

– Наиболее вероятный мотив убийства – грабёж. Что было похищено – мы пока не знаем. Но это было определённо что-то ценное. Иначе Здановский не стал бы хранить это в тайнике. Приметы убийц известны. Один из них установлен.

Орлов вопросительно покосился на Лиду. Та кивнула.

– Да, об этом можно говорить уже совершенно уверенно. Кулахметов в ночь убийства был в квартире Здановского. Следы оставлены им. Экспертиза это подтвердила. Ножевой удар погибшему нанёс именно он.

– Преступники приезжали на белой «Ливадии», – продолжал наш шеф. – Но «Ливадия» принадлежит не им. Она была угнана у некоего гражданина Юрченко, находящегося в настоящее время в длительной заграничной командировке.

– Причём, угнана совсем недавно, буквально неделю назад, – добавила Русанова. – Слой пыли в месте, где стояла машина, очень тонкий.

– Замок гаража не взламывали, открыли ключом. Но откуда у преступников ключ? По словам тёщи, Юрченко оставлял его только ей.

– Изготовили через слепок, – предположил Чурсин. – Способ известный.

– Вполне вероятно, – согласился Орлов. – Но здесь возникает ещё один вопрос: почему они выбрали именно белую «Ливадию»? Ведь она слишком бросается в глаза. На дело обычно берутся менее заметные машины.

– Все преступники любят роскошь, – вступил в разговор Зильберман. – Их детство, как правило, полно лишений, вот они их и компенсируют. Психология.

– А может дело совсем в другом? – щёлкнул пальцами Сергей. – Может эта «Ливадия» по каким-то причинам оказалась им более доступна. И была ли она вообще именно угнана?

– Ты хочешь сказать, что Юрченко, помимо тёщи, оставил ключи и Кулахметову? – хмыкнул я.

– Я этого не говорил, – заметил Чурсин. – Я только констатирую очевидное. Кстати, а почему ты так уверен, что они не были знакомы?

– Прояснить это сможет только сам Юрченко, – заключил наш шеф. – Где он сейчас? В Ираке?

– В Иране, – поправил его я.

– Что ж, будем заказывать международные переговоры. Фотографию Кулахметова отправим ему по телетайпу. Может он ему известен под другой фамилией. Этот Кулахметов – фрукт, можно сказать, экзотический. По нашей картотеке он не проходит. Чем занимался – неизвестно. Я уже отправил по нему запрос в МВД. Будем надеяться, что у них на него что-то будет. Поймать бы его напарника. Как бы всё упростилось. Вещь, которую они похитили из тайника Здановского, определённо находится у него. Но пока он постоянно нас опережает. Не намного, всего на какой-то шаг, но опережает. Что на вокзале, что в доме Шварценберга…

Орлов вдруг осёкся и ошарашено уставился перед собой.

– Чёрт бы вас всех побрал! – выругался он и схватил телефонную трубку. – Шепелев? Здорóво. Ну что, тебе не позавидуешь? Ограбление банка – это не какая-то там вонючая кража. … Ничего, ничего, раскроешь это преступление века – станешь знаменитым, как Шерлок Холмс. Неужели тебе не хочется славы? … Ха-ха-ха, да ты не матерись. Скажи-ка мне лучше вот что. Уборщица точно видела у того запоздалого посетителя именно саквояж? … А какого он был цвета? … Чёрного?..

Меня словно прожгло. Я понял, какая мысль осенила нашего шефа. В ячейке камеры хранения тоже ведь был саквояж, и тоже чёрный. Такой же саквояж фигурировал и в февральской истории Верки Шапошниковой. Параллели просматривались налицо: и там, и там люди теряли сознание. А не причастен ли к этому хранившийся в саквояже прибор? Прибор принадлежал Здановскому. Здановский в своё время работал в секретной военной лаборатории. Возникает вопрос: а не имеем ли мы дело с чем-то из «репертуара» НИИ погодных явлений?…

Орлов рванул к выходу.

– Я к руководству, – бросил он.

Чурсин «накаркал». Ограбление Сбербанка действительно перебросили на нас. Мы поняли это сразу же, как только наш шеф вернулся обратно. На его лице играло недовольство. На лице же зашедшего вслед за ним Шепелева значилось облегчение.

– Ну, успеха тебе, Михаил Степанович, – сказал он, кладя перед нами разбухшую от вложенных бумаг папку. – Вот всё, что успели собрать. Не суждено мне стать знаменитым. Вся слава достанется тебе.

– Пошёл ты! – беззлобно отмахнулся Орлов.

Шепелев улыбнулся, сделал нам «ручкой» и вышел, плотно притворив за собой дверь. Наш шеф воззрился на нас.

– Что уставились? – рявкнул он. – Да, побежим за двумя зайцами. Такова воля начальства. Подобными делами должны заниматься асы!

Последнюю фразу он произнёс с нескрываемой иронией, явно кого-то передразнивая.

– Если всё обстоит так, как я думаю, то эти два дела, по Сбербанку и по Здановскому, придётся объединять в одно.

– Вы полагаете, что банк ограбил цыган? – спросил я.

– Да, – кивнул Орлов.

Он хлопнул ладонями по столу и решительно подался вперёд.

– Работаем. Наша наипервейшая задача – найти Амирова. Чурсин едет на вокзал за дежурной, Егоров – в дом Шварценберга за консьержкой. Тащите их сюда и составляйте фоторобот.

– А если они сегодня выходные? – спросил я.

– Дуйте к ним домой. Достаньте хоть из-под земли, но чтобы через час они были здесь. Задание ясно?

– Ясно, – хором ответили мы.

– Выполняйте. А я тем временем нанесу визит господину Побегайленко, директору нашего «погодного» НИИ…