Текст книги "Освобождение. Переломные сражения 1943 года"

Средств для противодействия обходу города после убытия в 40-ю и 69-ю армии корпусов Вовченко и Баданова в распоряжении командующего 3-й танковой армией не было. Единственным резервом в руках П.С. Рыбалко был 18-й танковый корпус Б.С. Бахарова. Корпус можно смело назвать ветераном «Скачка» и «Звезды». Обе операции он прошел от взлета до падения. Сосредотачиваясь для контрудара совместно с 2-м и 3-м гвардейским танковыми корпусами и возвращаясь обратно в Чугуев, 170-я бригада корпуса успела намотать на гусеницы 11 марта лишние 80 километров и сжечь 8 тонн горючего, так и не увидев противника.

Однако вскоре 18-му корпусу пришлось вступить в бой с эсэсовскими частями. Боевая группа Баума (в которую входил батальон танкового полка дивизии «Тотенкопф») 13 марта вышла к Рогани, где успешно обратила в бегство части 113-й стрелковой дивизии. Однако на пути дальнейшего продвижение эсэсовцев «Тотенкопфа» встали части корпуса Бахарова. В бою за Рогань корпус заявил об уничтожении 5 танков противника огнем своих танков и 12 – артиллерией. Приданный 141-й танковый полк заявил об уничтожении еще 3 немецких танков ценой потери 1 Т-34 и 1 Т-70. В полку оставался 1 Т-34 и 4 Т-70. Ночью 14 марта 18-й танковый корпус получил приказ подчинить себе 173-ю отдельную бригаду Мишулина и выбить противника из Рогани и выйти на северо-восточную окраину Харькова. В 8.00 после залпа двух дивизионов РС 2 танка Т-34 и 4 Т-70 с десантом мотострелков пошли в атаку и выбили немцев из Рогани южной. Однако в 14.00 контратакой, поддержанной танками, были отброшены назад. Совместно с 113-й стрелковой дивизией корпус занял оборону на полпути к Чугуеву, в Каменной Яруге. Согласно докладу командира корпуса, в боях за Рогань 13 и 14 марта было подбито 18 танков противника, 2 бронетранспортера и 7 автомашин. 173-я танковая бригада отчиталась о 13 танках, 15 орудиях ценой потери 12 Т-34. На 14 марта бригада насчитывала 7 танков. На следующий день, 15 марта, полк Баума начал наступление на Чугуев при поддержке авиации. Лидировал в наступлении батальон полка на БТР «Ганомаг». Традиционно наступление поддерживали 20-мм счетверенные установки автоматических зенитных пушек, обрушившие шквал огня на дома, стоящие на окраинах. Снаряды зениток легко пробивали стены строений. К ночи 16 марта боевая группа Баума вышла к Чугуеву.

Корпус Б.С. Бахарова мог задержать смыкание кольца вокруг Харькова на сутки или двое, и эту задачу он в целом выполнил. Поняв, что избежать окружения города не удастся, командующий 3-й танковой армией 15 марта принял решение вывести окружаемые в городе и его пригородах соединения. Радиосвязь с частью соединений отсутствовала, поэтому в приказе П.С. Рыбалко содержалось предписание по его получении информировать своих соседей. 62-я гвардейская стрелковая дивизия получила приказ первой в 14.00 15 марта. 179-я танковая бригада и 17-я бригада войск НКВД получили приказ в 19.00 того же дня. 19, 303-я и 350-я стрелковые дивизии, 104-я стрелковая и 86-я танковая бригады приказа не получили вследствие выхода из строя раций. Благодаря приписке «информировать соседа» приказ в конце концов был получен всеми соединениями. Так находившийся при штабе 19-й стрелковой дивизии генерал-майор Белов, руководивший обороной города, получил информацию об отходе из штаба 62-й гвардейской стрелковой дивизии. Е.Е. Белов принял решение пробиваться в направлении на юго-восток, между Змиевом и Чугуевом. Прорыв должен был осуществляться двумя группами. В первую входили 303-я и 350-я стрелковые дивизии, 17-я бригада НКВД, во вторую – 19-я стрелковая дивизия, 253-я и 104-я стрелковые, 86-я и 195-я танковые бригады. Прикрывать отход должна была 62-я гвардейская стрелковая дивизия. Прорыв был осуществлен в целом успешно, и к 17 марта защитники Харькова сосредоточились на восточном берегу реки Северский Донец. В ходе прорыва погибли командир 17-й бригады войск НКВД полковник И.А. Танкопий и командир 62-й гвардейской стрелковой дивизии гвардии генерал-майор Г.М. Зайцев. В состав 3-й танковой армии поступил 1-й гвардейский кавалерийский корпус, и при его поддержке армия организовывала оборону восточнее Харькова. Стабилизации обстановки способствовало изменение направления движения II танкового корпуса. Корпус сдавал позиции в районе Харькова XXXXVIII танковому корпусу и разворачивался для наступления на север.

Наступление на Белгород. Первым начал наступление на север корпус Рауса, движение которого лидировалось дивизией «Великая Германия». Одновременно корпус Рауса оттянул на себя внимание трех самостоятельных подвижных соединений 40-й и 69-й армий: 2-го, 3-го и 5-го гвардейских танковых корпусов. После захвата Богодухова «Великая Германия» двинулась далее на север и в районе Борисовки (60 км севернее Харькова) попала под удар трех советских танковых корпусов. 2-й гвардейский танковый корпус насчитывал более 120 боеготовых танков, 3-й гвардейский танковый корпус – около полусотни. Подтянув 167-ю и 320-ю пехотные дивизии, корпус Рауса отбил все атаки и начал наступление на Томаровку.

Район Харькова был взят под контроль XXXXVIII танковым корпусом к 18 марта. Это позволило II танковому корпусу СС развернуться на север и направиться к Белгороду. Уже 16 марта, на следующий день после ухода из Харькова войск 3-й танковой армии, 2-й танкогренадерский полк «Лейбштандарта» начал подготовку к наступлению по шоссе Харьков – Белгород с целью ослабить нажим на «Великую Германию» у Борисовки. К тому моменту в дивизии было всего 29 боеготовых танков (включая всего 2 «Тигра»).

В «Лейбштандарте» для захвата Белгорода был создан передовой отряд – боевая группа вокруг батальона Пайпера. Ему была придана рота танков Pz.IV, оба оставшихся боеготовых «Тигра» и вспомогательные подразделения. Кроме того, ему была обещана поддержка с воздуха пикировщиками Ю-87 и двухмоторными истребителями Ме-110. Боевая группа начала движение в 6.45 18 марта, а уже в 10.00 Пайпер доложил о захвате деревни Красное, всего в километре к югу от Белгорода. В тот момент разрыв между 40-й и 69-й армиями оставался неприкрытым: 21-я армия находилась на марше в районе Обояни. Город Белгород практически никто не оборонял. В 11.35 Пайпер доложил, что «город Белгород взят внезапной атакой». В 12.10 Пайпер был контратакован танками, но к тому моменту подтянулись оба приданных ему «Тигра», и отбить Белгород советским войскам не удалось. Во второй половине дня в Белгород с юга вошел полк «Дойчланд» дивизии «Дас Райха». Последний попал под удар люфтваффе: летчики не были информированы, что город уже захвачен немецкими войсками, и если батальон Пайпера был уже внутри Белгорода, то полк Хармеля на открытой местности подвергся нескольким атакам и понес потери.

К 19 марта контрнаступление Манштейна выдохлось. Эсэсовские дивизии насчитывали уже менее 35 танков каждая, они понесли большие потери в людях и технике. К тому же наступал период весенней распутицы, традиционно становившейся временем оперативной паузы в операциях обеих сторон. Поэтому уже на следующий день после захвата Белгорода армейская группа Кемпфа получила распоряжение высвободить дивизии 4-й танковой армии и занять фронт в районе Белгорода и Томаровки.

Заключение

Генерал-инспектор танковых войск Гейнц Гудериан в докладе Гитлеру 9 сентября 1943 г. писал: «Если вообще фронт был до сих пор удержан, то это – исключительно заслуга танковых дивизий. […] Всеми признано, что танковые войска, несмотря на их слабости, и сегодня еще являются костяком всей обороны. Пехота больше не может им быть». Эти слова ярко и точно описывают положение вермахта в 1943 г. Контрнаступление под Харьковом зимой 1943 г. могло состояться и состоялось исключительно благодаря концентрации в Донбассе и в районе Харькова крупных танковых соединений. Многие из них только что прошли переформирование, перевооружение и, как следствие, имели высокую комплектность личным составом и техникой. Одновременно в боях за Донбасс были использованы потрепанные в боях, но не потерявшие полностью боеспособность танковые дивизии двух танковых армий, выведенных с Кавказа и Дона. Именно концентрация подвижных соединений обеспечивала немецкому командованию успех в ведении оборонительных операций. Аналогичную картину мы наблюдаем в операции «Марс» ноября – декабря 1942 г. На два пробивших фронт обороны 9-й армии механизированных корпуса Калининского фронта обрушились силы шести подвижных соединений немцев: 1, 12, 19 и 20-й танковых дивизий, моторизованной дивизии «Великая Германия» и 1-й кавалерийской дивизии СС. Повторяемые Э. фон Манштейном словно мантра в «Утерянных победах» слова об огромном превосходстве советских войск призваны задрапировать тот факт, что по числу участвовавших в сражении танковых и моторизованных соединений, подчиненных командованию группы армий «Юг», контрнаступление под Харьковом было вполне сравнимо с численностью самостоятельных танковых соединений двух советских фронтов. Перед началом контрнаступления, 19 февраля 1943 г., командование группы армий «Юг» располагало в двух танковых армиях чертовой дюжиной подвижных соединений: восемью танковыми и пятью танкогренадерскими и моторизованными дивизиями. Это 3-я и 7-я танковые дивизии III танкового корпуса, 11-я танковая и 5-я моторизованная дивизия СС «Викинг» XXXX танкового корпуса 1-й танковой армии, 6, 17-я и 19-я танковые дивизии XXXXVIII и LVII танковых корпусов 4-й танковой армии, танкогренадерские дивизии СС «Лейбштандарт», «Дас Райх» и «Тотенкопф» и танкогренадерская дивизия «Великая Германия», 23-я танковая и 16-я моторизованные дивизии XXIV танкового корпуса 6-й армии, остатки 27-й танковой дивизии. Юго-Западный и Воронежский фронты могли выставить на ту же дату четырнадцать подвижных соединений: 5-й гвардейский танковый корпус 40-й армии, 12-й и 15-й танковые корпуса 3-й танковой армии, 4-й гвардейский танковый, 3, 10-й и 18-й танковые корпуса подвижной группы Попова, 1-й гвардейский танковый, 25-й танковый корпуса 6-й армии, 1-й гвардейский механизированный корпус 1-й гвардейской армии, 2-й гвардейский танковый, 23-й и 25-й танковые корпуса фронтового подчинения. При этом следует заметить, что по своим боевым возможностям (численности артиллерии и мотопехоты) танковые корпуса Красной армии уступали танковым и танкогренадерским дивизиям вермахта и войск СС. Тем более существенной представляется разница в сравнении потрепанных в боях соединений двух советских фронтов и группы армий «Юг». В сущности, в руках у Манштейна оказалось большинство подвижных соединений в южном секторе советско-германского фронта и практически все – поступившие на Восточный фронт с отдыха и пополнения с ноября 1942 г. по февраль 1943 г. Результативное применение этой толпы танковых дивизий потребовало, конечно, некоторого мастерства (особого внимания заслуживает использование II танкового корпуса СС), но в целом отнюдь не является чем-то гениальным или из ряда вон выходящим.

Конечно, у всякого поражения всегда два виновника: собственно триумфатор и его незадачливый соперник. Советское командование явно переоценило свои возможности и недооценило возможности противника. Более того, первые тревожные сигналы о том, что ситуация выходит из-под контроля, были проигнорированы. В наибольшей степени это относится к Н.Ф. Ватутину. После того как вместо загнутого фланга армейской группы Холлидта подвижная группа Попова уперлась в повернутый фронтом на север заслон из войск 1-й танковой армии немцев, он пересмотрел план операции в сторону… увеличения глубины удара. Войскам Юго-Западного фронта была поставлена задача на продвижение к Днепру, ради которого были введены в бой пополнившиеся с заводов и ремонтных баз танковые корпуса. Не отреагировал адекватным образом на разгром своего соседа командующий Воронежским фронтом Ф.И. Голиков.

С точки зрения стратегии причины неуспеха финальной части зимней кампании 1943 г. для советских войск аналогичны причинам, которые привели вермахт к откату от Москвы в декабре 1941 г. По сути, Манштейн повторил в Донбассе и под Харьковом успех Г.К. Жукова под Москвой, но в несколько меньшем масштабе. Мы находим массу схожих черт в оперативной и стратегической обстановке сражения за Харьков и Москву. Только участники событий поменялись ролями. И вермахт в 1941 г., и Красная армия во второй половине 1942 г. – начале 1943 г. провели каскад наступательных операций с небольшими промежутками между ними. Это привело к потерям и износу техники. Так, например, значительная часть боевых машин 3-й танковой армии П.С. Рыбалко уже намотала на гусеницы километры маршей и боев в Козельской операции августа – сентября 1942 г. Соответственно запас моточасов многих танков 3-й танковой армии был невелик, что привело к значительному числу поломок по техническим причинам. На поломки и выработку моточасов накладывались боевые потери. Поэтому большая доля числившихся в армии П.С. Рыбалко танков оказалась к началу немецкого контрнаступления небоеготовой. На 18 февраля 1943 г. в 3-й танковой армии формально числилось 432 танка. Однако из этого числа 122 ремонтировались на дорогах, 214 машин были подбиты или технически неисправными и находились на дорогах и полях боев по пути от Россоши до Харькова. Только 96 танков, или 22 % от их общего числа, были боеготовы и могли участвовать в наступлении. Эта тенденция сохранилась и далее: на 1 марта 1943 г. в 3-й танковой армии было 105 боеготовых машин. Аналогичную картину мы можем увидеть в корпусах подвижной группы М.М. Попова. Начальник штаба 10-го танкового корпуса полковник В.П. Воронченко писал: «Корпус в порядке сосредоточение в исходное положение и с боями прошел общее расстояние около 900 км. Большая часть этого расстояния пройдена по плохим – занесенным дорогам или по бездорожью. Бездорожье значительно замедляло темп движения, а столь большая растяжка в целом отрицательно влияла на живучесть материальной части. Этим в первую очередь и объясняется отставание в пути КВ, которые не рассчитаны на преодоление таких пространств, и ощутимый отсев по неисправностям Т-34, Т-60 и Т-70»[37]37
  ЦАМО РФ. Ф. 10тк, оп. 1, д. 16, л. 15.


[Закрыть]. Боевые потери и потери по техническим причинам привели к снижению числа боеготовых танков в танковых корпусах обоих фронтов до уровня побывавших в боях бригад.

Линии снабжения вермахта под Москвой в 1941 г. и Воронежского и Юго-Западного фронтов на подходе к Днепру зимой 1943 г. были до предела растянуты, войска не получали достаточного количества боеприпасов, продовольствия и горючего. Юго-Западный и Воронежский фронты наступали, базируясь на разрушенную отходящим противником железнодорожную сеть. Плечо подвоза 3-й танковой армии от войск до ближайшей ж/д станции снабжения составляло в ходе операции 450 км при постоянно уменьшавшемся от поломок и ударов с воздуха парке автотранспорта. Напротив, противник постепенно приближался к станциям снабжения, опираясь на не подвергавшуюся крупным разрушениям сеть коммуникаций. Важнейшим действующим фактором стало накопление обороняющейся стороной резервов. В случае Красной армии осени 1941 г. резервы накапливались за счет перебросок с Дальнего Востока и формирования новых соединений. В группу армий «Юг» поступали после переформирования жертвы Восточного фронта, выведенные во Францию и Германию в 1942 г. для переформирования танковые и пехотные соединения. Кроме того, в распоряжение Манштейна рокировались выводившиеся с Дона и Кавказа соединения. Советская сторона пыталась удержать боеспособность войск за счет призыва на освобожденных территориях. Командование Воронежского фронта таким образом получило на пополнение частей и соединений 29 886 человек (20 902 человек в феврале и 8984 – в марте). Для сравнения, маршевые пополнения дали фронту в феврале и марте почти на треть меньшее число бойцов – 20 838 человек. Однако эффект от такой методики пополнения частей был спорным. В частности, командование 3-й танковой армии высказалось по окончании боев следующим образом: «Практика доукомплектования войск армии личным составом за счет местного населения (с освобожденной от противника территории), без предварительной обработки этого пополнения себя не оправдала. Вливавшееся в части это пополнение, будучи необученным и необмундированным, не усиливало ослабленные части, а еще более ослабляло, становясь обузой для частей, которые не в состоянии были не только их кормить и обмундировать, но подчас и вооружить»[38]38
  ЦАМО РФ. Ф. 3ТА, оп. 4487, д. 66, л. 94.


[Закрыть]. Одним словом, такое эрзац-ополчение было признано неэффективным.

Ослабленные предыдущими боями, растянувшие свои фланги войска неизбежно становились жертвой свежих сил противника. Накопив резервы, Жуков в декабре 1941 г. и Манштейн в конце февраля 1943 г. перешли в наступление против растянутых флангов ослабленных длительным наступлением соединений противника. Эффект от удара свежих дивизий был вполне ожидаемым: отступление противника по всему фронту и переход стратегической инициативы от одного участника конфликта к другому. Потеряв Харьков, советское командование было вынуждено остановить наступление по всему фронту и задействовать для стабилизации обстановки выведенные из-под Сталинграда армии. По первоначальному плану они должны были срезать Орловский выступ. Но всем этим планам не суждено было сбыться.

Вместе с тем верховное командование понимало объективные причины неудачи завершающего периода зимней кампании. Поэтому зимние бои под Харьковом 1943 г. не привели к существенным кадровым передвижкам в Красной армии. Несмотря на общее неудачное для советской стороны развитие событий, оргвыводы были сделаны только в отношении командующего Воронежским фронтом Ф.И. Голикова. Командующий Юго-Западным фронтом Н.Ф. Ватутин не только не был смещен с поста командующего фронтом (точнее, был лишь перемещен с Юго-Западного фронта на Воронежский), но и получил очередное звание генерала армии. Генерал-лейтенант М.М. Попов, командовавший подвижной группой Юго-Западного фронта, вскоре получил повышение, будучи назначен в июне 1943 г. командующим Брянским фронтом. Свои посты сохранили также командующие участвовавшими в сражении армиями и корпусами. Из командиров танковых соединений выше всех впоследствии поднялись А.Г. Кравченко и М.Д. Синенко. Первый с момента формирования и до конца войны командовал 6-й танковой армией, а второй возглавил 16 марта 1945 г. 5-ю гвардейскую танковую армию.

C тактической точки зрения сражение за Харьков показало возрастание роли танков как средства борьбы с себе подобными. В этом отношении показательна статистика, нашедшая свое отражения в донесении моторизованной дивизии «Великая Германия». В период с 7 по 20 марта 1943 г. соединение отчиталось об уничтожении 269 советских танков (250 Т-34, 16 Т-60 и Т-70, 3 КВ). Распределение подбитых советских машин между различными типами противотанковых средств было следующим (общие числа, кстати, показывают, куда делись танки корпусов Баданова и Вовченко):

188 танков были подбиты длинноствольными орудиями танков Pz.IV;

41 танк был подбит длинноствольным орудием САУ StuGIII;

30 танков стали жертвами 88-мм орудий танков Pz.VI «Тигр»;

4 танка были подбиты буксируемыми 75-мм противотанковыми пушками;

4 танка подбили САУ «Мардер»;

1 получил попадание 150-мм снаряда тяжелого пехотного орудия sIG-33;

1 танк были подбит ручной кумулятивной гранатой.

Весьма показательно сравнение этих результатов с числом указанных противотанковых средств в соединении. К началу отчетного периода в танковом полку «Великой Германии» было 5 танков Pz.II, 20 танков Pz.III с длинноствольным орудием, 10 танков Pz.IV с 24-калиберным 75-мм орудием, 75 танков Pz.IV с 43-калиберным 75-мм орудием, 9 танков Pz.VI «Тигр», два командирских танка с 50-мм орудием в 42 калибра и 26 огнеметных танков. Безвозвратные потери за тот же период составили один танк Pz.III с 50-мм длинноствольной пушкой, один Pz.IV с 24-калиберным и 11 Pz.IV с 43-калиберным орудием, а также один «Тигр».

Таким образом, танки Pz.IV с длинноствольным орудием, составляя 51 % численности танкового парка «Великой Германии», записали на свой счет 69 % подбитых советских танков. Вклад «Тигров», составлявших 6 % численности танков соединения, – это 11 % общего числа уничтоженных дивизией танков. Хорошо видно, что основную роль в борьбе с советской бронетехникой играли танки Pz.IV. Боевая эффективность «рабочей лошадки» танковых войск Германии в качестве противотанкового средства также была вполне сравнима с «Тигром». На один танк Pz.IV с длинноствольным орудием приходилось 2,5 подбитого танка, а на один «Тигр» – 3,3 танка. Таким образом, результативность старой доброй «четверки» в качестве танкоборца отличалась от «Тигра» не на порядок и даже не в разы. «Тигр» был результативнее лишь на 30 % при несравнимо большей стоимости и требовательности к техническому и инженерному обеспечению своей боевой работы. Сколь-нибудь заметное преимущество «Тигр» демонстрировал только в числе подбитых танков противника на одну безвозвратную потерю. По этому параметру он превосходил Pz.IV почти в два раза. Батальон САУ StuGIII также показал себя худшим средством борьбы с Т-34, чем модернизированные Pz.IV. На одну САУ приходилось только два подбитых советских танка. Во всех этих расчетах необходимо учитывать, что речь идет о заявках на уничтожение. Реальные потери советских танков от танков, самоходных и буксируемых орудий «Великой Германии» были ниже обсуждаемых цифр.

Вместе с тем, несмотря на умеренную объективную оценку танков «Тигр» на основе статистики боевой работы соединения, необходимо отметить несомненные сильные стороны нового танка. «Тигр» хорошо себя показал в атаках на хорошо окопанные позиции советской противотанковой артиллерии. Авторы отчета о боевых действиях «Великой Германии» даже высказывали предложение ввести взвод новых тяжелых танков в состав каждого танкового батальона. Последнее предложение было воспринято генерал-инспектором танковых войск Г. Гудерианом в штыки. Он указывал, что новые танки должны применяться массированно, к тому же распыление по батальонам затруднит техническое обслуживание «Тигров». Сложность технического обслуживания была одним из серьезных сдерживающих факторов в использовании «Тигров». Практика показала необходимость следующего графика: три дня боев должны были прерываться на день, полностью посвященный текущему техническому обслуживанию танков. В отчете о боевых действиях в районе Полтавы и Белгорода с 7 по 19 марта, в частности, говорилось: «Очень сложный «Тигр» должен обслуживаться как боевой самолет люфтваффе». Поломки начинались после пяти-шести дней непрерывного ведения боев без рутинных процедур по обслуживанию танка. Ночью эти мероприятия было производить невозможно. Авторы отчета даже высказывали предложение ввести в танковый полк дивизии две роты «Тигров» с тем, чтобы пока одна ведет боевые действия, вторая могла заняться осмотром и проверкой работы механизмов своих танков.

В целом следует признать, что новые тяжелые танки в ходе боев под Харьковом пока еще только искали свое место в танковых войсках Германии. Их роль в боях сводилась, скорее, к психологическому воздействию как на свои войска, так и на противника. Именно под Харьковом родилась хвастливая поговорка немецких танкистов: «Когда Т-34 встречает «Тигр», он снимает шляпу (т. е. теряет башню от взрыва боекомплекта)». Однако ни у кого не повернется язык сказать, что «Тигры» сыграли решающую роль в боях. Небольшое количество введенных в сражение танков, маневренный характер боев, поиски места «Тигра» в боевых порядках войск не способствовали громким успехам. Кроме того, большой вес танка препятствовал его участию во многих боях. «В «Лейбштандарте» была рота «Тигров», однако тяжелые танки часто не могли использовать мосты на Украине и были склонны к поломкам из-за снега и льда. Вследствие этих ограничений «Тигры» не всегда были доступны для того, чтобы играть главную роль в операциях танкового корпуса СС в феврале – марте 1943 г.»[39]39
  Nipe G. Jr. Last Victory in Russia. The SS-Panzerkorps and Manstein’s Kharkov Counteroffensive. February – March 1943. Schiffer Military History. Atlegen, PA, 2000. P. 187.


[Закрыть]. Основную работу сделали машины старых типов, причем наиболее распространенным танком в февральских и мартовских боях был Pz.III с 60-калиберной 50-мм пушкой.

Если новая техника еще не оправдала возлагавшихся на нее надежд, то совершенствование советской тактики противотанковой обороны привело к снижению эффективности старой техники. В зимней кампании 1943 г. ветераны «блицкригов» – Pz.III и Pz.IV – столкнулись с устареванием тактики боевого применения бронетехники. Командир 17-й танковой дивизии писал 24 апреля 1943 г.: «Тактика танков, которая принесла огромные успехи в 1939, 1940 и 1941 гг., может быть оценена как устаревшая. Если сейчас еще возможно прорывать противотанковую оборону концентрацией танковых сил в нескольких волнах, следующих одна за другой, мы можем полагать, исходя из опыта, что это приводит к большим потерям, что уже не может быть переносимо ситуацией с производством. Эти действия, часто работавшие с успехом, приводят к быстрому уменьшению танковых сил»[40]40
  Jentz. T. Panzertruppen, The Complete Guide to the Creation & Combat Emloyment of Germany’s Tank Force. 1943–1945. Schiffer Military History, Atlegen, PA, 1996. P. 43.


[Закрыть]. Характерной особенностью действий советских войск в 1942–1943 гг. было широкое использование противотанковых артиллерийских полков. Это позволило создавать сильную противотанковую оборону, прозванную немцами «Пак-фронтом». Все это заставило немецких танковых командиров говорить об устаревании старой тактики.

Способы преодоления «Пак-фронта» описывал 19 апреля 1943 г. командир 6-й танковой дивизии, докладывая в штаб XXXXVIII танкового корпуса: «Встречаясь с «Пак-фронтом», который не может быть обойден, в первую очередь нужно сконцентрироваться на выбранной для прорыва позиции, а затем на флангах позиции прорыва. Танковое подразделение атакует во время артиллерийского налета и врывается на позицию сразу после последнего огневого налета. Построение всего танкового батальона должно быть из двух рот в первой линии и по одной эшелонированной роте на каждом крыле. Когда это возможно, САУ «Штурмгешюц» должны быть использованы в ротах первой волны. Если «Штурмгешюцев» нет, их роль выполняют Pz.IV. В ходе прорыва роты в центре атакуют в глубину позиции. Роты, эшелонированные на флангах, расширяют прорыв, а затем следуют за первым эшелоном»[41]41
  Jentz. T. Panzertruppen, The Complete Guide to the Creation & Combat Emloyment of Germany’s Tank Force. 1943–1945. Schiffer Military History, Atlegen, PA, 1996. P. 45.


[Закрыть]. Предлагалось также ставить в центре построения батальона танки с самой толстой броней. Навыки преодоления «Пак-фронта» вскоре пригодятся немецким войскам в сражении на Курской дуге, а вскоре «Пак-фронт» станет кошмаром при контрударах.

Давая общую оценку событиям на южном фланге советско-германского фронта зимой 1943 г., можно сказать следующее. Общее наступление советских войск, начавшееся под Сталинградом в ноябре 1942 г., рано или поздно должно было закончиться. Темпы потерь в наступательных операциях не покрывались прибывающим пополнением и восстановленной или вновь произведенной техникой. Неизбежно должен был наступить момент, когда ослабленные корпуса и армии замедляли свой бег, а то и вовсе останавливались. Момент, когда следует остановиться, было выбрать довольно сложно. Каскад наступлений с небольшими оперативными паузами способствовал перемалыванию бросаемых на фронт стратегических резервов противника по частям. Правильной была также ориентация на перехват коммуникаций в тылу противника. Однако мудрость командующих заключается в соотнесении действительных возможностей своих войск с возможностями противника, а также в умении чувствовать качественные изменения общей обстановки на фронте. Поэтому можно пожалеть лишь о том, что недооценка противника советским командованием привела к драматичному и ударившему по престижу армии отступлению.