Текст книги "Геноцид"

– Нет, – покачал головой Отциваннур. – Я всего лишь играю на звучалке. И хочу научить этому детей. Потому что они тоже этого хотят.

Упаннишшур медленно, очень медленно взял в руку чашку, затем другой рукой дотянулся до чайника и налил себе холодного хмеля. До краев. Так, что еще одна капля, и перельется. Или если вдруг рука дрогнет.

Все еще держа чайник в руке, Упаннишшур посмотрел на Отциваннура – тебе не плеснуть?

Отциваннур покачал головой.

Упаннишшур поставил чайник рядом с чаном, в котором не горел огонь, поднес чашку к губам и сделал глоток.

На пол не упало ни единой капли.

– Я хочу дать тебе совет, Отци. Просто дружеский совет, ничего более.

Пауза.

Упаннишшур медленно пьет хмель.

Отциваннур, потупив взгляд, перебирает пальцами струны.

Упаннишшур ставит недопитую чашку рядом с правым коленом.

– Я должен ему последовать? – спросил, не поднимая взгляда, Отциваннур.

– Тебе решать, – безразлично пожал плечами Упаннишшур.

Пауза.

Упаннишшур снова берет в руку чашку с хмелем. Но не успевает сделать даже глотка.

– Я слушаю тебя, Упан.

Упаннишшур улыбнулся. Он вовсе не хотел ссориться с Отциваннуром. Более того, он желал ему только добра.

– Брось ты это дело, Отци.

Отциваннур захватил в щепоть струны, приподнял их и уронил на пол.

– А что мне с этим делать?

– Ну, Отци, – Упаннишшур покачал головой, как будто с сожалением даже. – Я уверен, ты найдешь струнам иное применение. У тебя ведь светлая голова.

Отциваннур угрюмо кивнул.

– Ты ничего не хочешь мне сказать?

Отциваннур отрицательно мотнул головой.

– Ну, тогда я, пожалуй, пойду, – опершись рукой о пол, Упаннишшур поднялся на ноги. – Спасибо за хмель, Отци.

Отциваннур молча кивнул.

У Упаннишшура было такое чувство, будто он что-то забыл. Или не сумел сказать главного. Он посмотрел по сторонам, уже в который раз оценил идеальный порядок в надстройке Отциваннура, кашлянул в кулак.

– Ну, я пойду.

Упаннишшур подошел к двери, заранее пригнув голову, чтобы не ушибиться о косяк.

– Чего я никак не пойму, – услышал он у себя за спиной голос Отциваннура, – почему никто еще не додумался спалить этот остров?

Глава 7

– Хорошо, а эта штука как называется?

Виираппан протянул Рафу тонкую костяную палочку.

Раф взял незнакомый предмет в руки. Посмотрел внимательно. Перевернул. Ничего особенного, если не считать того, что вдоль палочки была просверлена узенькая дырочка. Раф поднес палочку к губам и дунул в нее. Отверстие оказалось сквозным.

– Мундштук, – Раф вернул предмет старику.

– Мундштук, – задумчиво повторил Виираппан и, закатив глаза, задумался.

Пользуясь возникшей паузой, Раф принялся вязать крючки к перемету. Это занятие ему нравилось больше, чем отгадывать загадки Виираппана. У старика, действительно, оказалось полно странных вещей. И где он их только набрал?

– Для чего нужен мундштук? – спросил Виираппан.

– Не знаю, – пожал одним плечом Раф.

– Но ты ведь знаешь его название.

– Знаю. Название, и больше ничего.

Старик почесал мундштуком спину между лопаток.

– Может быть, в этом и заключается назначение мундштука? – едва заметно улыбнулся Раф.

– Нет, – Виираппан задумчиво уставился на мундштук. – Это было бы слишком просто.

– Порой самый простой ответ оказывается верным, – возразил Раф.

– А для чего тогда в мундштуке дырка?

– Просто так.

– Как это?

– А вот так. Для чего на небе солнце?

– Чтобы освещать и согревать землю.

– Точно, – кивнул Раф. – Вот только само солнце об этом не знает.

Старик, прищурившись, посмотрел на безоблачное небо. Затем снова на мундштук. И под конец подозрительно глянул на Рафа.

– К чему ты это?

– Да просто так, – улыбнулся Раф.

Взгляд Виираппана сделался еще подозрительнее.

Порой старику казалось, что Раф знает больше, чем говорит. Виной тому была манера Рафа оставлять некоторые фразы незаконченными.

Виираппан и Раф сидели на крыше надстройки Рафова плота. Солнце жарило вовсю, и, если бы со стороны заводей не дул легкий бриз, жара казалось бы невыносимой. А так – ничего. Особенно, если время от времени опрокидывать на себя ведро воды.

Три дня как закончился шторм.

День ушел на то, чтобы навести порядок на плотах. Никаких особых бед шторм не натворил, но Раф придерживался мнения, что лучше проявить излишнюю бдительность, чем потом расплачиваться за свою же халатность и лень.

Виираппан от Рафовых проблем был настолько далек, что даже не спрашивал своего спасителя, чего это тот по десять раз перематывает бухты веревок, вывешивает на солнце вещи, которые и без того сухие, – ну, если и мокрые, то самую малость, не велика беда, на теле просохнет, – копается на грядках, прочищая водостоки и укрепляя ровняющие землю заслонки. Старик жил, руководствуясь древним, как мир, принципом, гласящим, что все в жизни должно складываться само собой, а если пытаться что-то подправить, то можно только все испортить. Законы, в соответствии с которыми все происходит именно так, а не иначе, если и существовали, то пока еще никем не были открыты. А если так, то никакого смысла в попытках что-либо изменить не было и быть не могло. Человеку оставалось либо плыть по течению, либо сидеть на берегу и смотреть на то, как вода бежит мимо. Виираппан избрал для себя роль наблюдателя.

Пока Раф трудился, старик донимал его вопросами. Порой вопросы бывали умными, порой – хитрыми, порой – каверзными, а иногда – так просто глупыми. Примерно по такой системе сортировал их Раф. При этом, о чем бы ни спрашивал Виираппан, Раф сначала старался понять, что именно хочет услышать от него старик, затем так же тщательно обдумывал ответ и только после этого озвучивал его. Ответы Рафа Виираппан так же воспринимал по-разному. Иногда он грустно качал головой, иногда – досадливо цокал языком, порой – довольно улыбался. А как-то раз взвыл так, что Раф решил было – сейчас старик начнет клочьями вырывать волосы, а покончив с этим, кинется за борт. Самое смешное, что потом Раф так и не смог вспомнить, что за вопрос задал ему Виираппан и что он на него ответил.

Раф настолько привык к постоянному негромкому жужжанию голоса Виираппана, что, когда старик умолкал, начинал ощущать некоторый дискомфорт. Рафу было без разницы, что говорит старик, просто он вдруг понял, как это важно, слышать рядом с собой живой человеческий голос. Хотя бы для того, чтобы не забыть, что ты сам человек.

Закончив профилактические работы на своих плотах, Раф решил взглянуть, насколько сильно шторм потрепал плот Виираппана.

Даже беглый осмотр привел Рафа в ужас. Он и представить себе не мог, что плот, место, которое не просто служит тебе домом, но является единственным средством выживания на Мелководье, можно довести до такого состояния. Все, абсолютно все на плоту Виираппана держалось только на честном слове. Ну и, может быть, еще на безграничной вере хозяина плота в то, что с ним ничего не может случиться. Поручни расшатались, веревки где-то прогнили, а где-то почти что перетерлись. Раф крайне редко употреблял крепкие слова, но он принялся ругаться в полный голос, когда осмотрел канат, привязанный к якорю, который он сам в шторм бросил за борт. Канат обветшал настолько, что, постаравшись, его можно было разорвать руками.

В основании надстройки Раф обнаружил два больших гнезда жуков-живоедов. Эти омерзительные твари, размером не более двух миллиметров, отличались фантастической всеядностью, ужасающей прожорливостью и феноменальной плодовитостью. Неизвестно, могли ли живоеды употреблять в пищу пластик, но даже в нем они умудрялись проедать длинные ходы, после чего пластик крошился в руках, как слипшийся песок.

Виираппан пришел сначала в недоумение, а затем в ужас, когда Раф предложил заняться ремонтом плота. Он не понимал, зачем это нужно, если плот и без того держится на плаву? Все доводы Рафа разбивались о непоколебимую уверенность старика в том, что ежели только начать ремонт, то он уже никогда не закончится. А у него, у Виираппана то бишь, есть куда более важные, более того, неотложные дела, нежели приведение в порядок собственного плавсредства.

Несмотря на активное противодействие Виираппана, Раф все же залил гнезда жуков-живоедов растопленной смолой, потому что боялся, что они переберутся на его плоты.

– Ладно, а это что за вещь? – Виираппан протянул Рафу цилиндр из легкого желтого металла размером с палец.

Внимательно осмотрев вещицу, Раф обнаружил три крошечные кнопочки на боку цилиндра и небольшую полость на одном из его торцов.

– Это матричный аудиоплеер. Служит для прослушивания музыки, голосовой информации и других аудиозаписей. Вернее, прежде служил. Сейчас он в нерабочем состоянии. Отсутствует элемент питания и хранящий информацию чип.

– Элемент питания, – полушепотом, как слова заклинания, способного перевернуть мир, повторил Виираппан. – Что это значит?

Раф потер согнутым пальцем кончик носа. Он примерно представлял себе, что такое элемент питания. Даже знал, как он выглядит. Но он не мог объяснить это старику, слов не хватало.

– Для того чтобы вскипятить воду, нужно разжечь огонь, – начал искать подходящие сравнения Раф. – Для того чтобы парус начал двигать плот вперед, нужен ветер. Для того чтобы аудиоплеер заработал, требуется элемент питания.

– Огонь или ветер? – спросил Виираппан.

– Ни то, ни другое, – помотал головой Раф.

– Элемент питания, – еще раз зачарованно повторил Виираппан и, улыбнувшись, закатил глаза. – Красиво!..

Раф с некоторым недоумением посмотрел на старика, но говорить ничего не стал, решив, что у них, по всей видимости, диаметрально противоположные представления о красоте.

– Ты сказал, что аудиоплеер может воспроизводить музыку, – напомнил Виираппан.

– Ну, да, – кивнул Раф. – Музыку, речь, вообще любые звуки, записанные на информационный чип.

– Что такое музыка?

Раф озадаченно нахмурил брови. Он мог услышать музыку, просто закрыв глаза и прислушавшись к тишине, наполненной тихим шелестом волн да редкими криками птиц где-то вдали. Но он не мог заставить Виираппана услышать то же самое. Потому что музыка для каждого звучит по-своему. И рассказать о музыке словами не смог бы, наверное, ни один самый великий мастер рассказывать истории. Что уж говорить о Рафе, который, случалось, месяцами не разговаривал ни с кем, кроме запертых в клетях уток.

– Музыка – это такие звуки, – сделал все же попытку рассказать старику о музыке Раф. – Много звуков, которые раздаются одновременно.

Виираппан, ясное дело, не понял, о чем толковал ему Раф.

– Когда одновременно раздается много звуков, это называется шумом.

– Нет, – досадливо поморщился Раф. – Шум – это не музыка.

– А в чем разница?

Раф посмотрел за борт, на плывущую по воде мелкую рябь. И тут ему в голову пришло нужное слово. Слово, которого он прежде не знал, но которое наиболее полно отображало суть того, что он пытался объяснить Виираппану. Слово, явившееся в тот самый момент, когда в нем возникла необходимость.

– В отличии от шума, в музыке присутствует гармония, – Раф поглядел на старика и еще раз повторил: – Гармония. Понимаешь?

– Да, – Виираппан наклонил голову и медленно провел ладонью по бороде. – Это я понимаю.

Он понимал и то, что, встретив по чистой случайности Рафа, он наконец-то нашел то, что так долго искал. Он давно уже пришел к выводу, что каждый человек в той или иной степени обладает латентной памятью. К каждому время от времени приходили странные воспоминания, а то и видения из жизни, которой не было. Но мало кто мог связно и толково об этом рассказать. И только считанные единицы пытались как-то интерпретировать свои воспоминания, используя те образы и понятия, с которыми имели дело в повседневной жизни.

С таким мощным проявлением латентной памяти, как у Рафа, Виираппан никогда прежде не встречался. Рафовой памяти требовался всего лишь незначительный толчок для того, чтобы она начала выдавать бесценную информацию. И это были не обрывочные сведения, а целые блоки информации по тому или иному вопросу. Главное, чтобы сам Раф не терял интерес к происходящему. Если ему вдруг становилось скучно, он тотчас же переключался на что-нибудь обычное, простое и понятное. И тогда нужно было снова ждать удобного случая, чтобы спровоцировать очередной выброс скрытых воспоминаний из Рафовой памяти.

Виираппан много думал о природе латентной памяти. Он был категорически не согласен с теорией, гласящей, что латентная память – это не что иное, как воспоминание о прошлой жизни, которую человек вел в каком-то другом месте. Какой в этом смысл, если, рождаясь вновь, он сохраняет лишь обрывочные, путаные, ни о чем серьезном не говорящие воспоминания о прошлой жизни? Виираппан был уверен в том, что человеку дается только одна жизнь. Этого более чем достаточно для того, чтобы попытаться познать окружающий мир, зафиксировать полученные знания и передать их следующим поколениям. Если попытка оказалась неудачной, что ж – в том только твоя вина.

Зато теория иных миров в последнее время все больше захватывала старика. В самом деле, как еще объяснить появление на Мелководье странных предметов, о назначении которых никто не имел представления? Никто, кроме Рафа, который тоже, хотя и мог объяснить, для чего предназначается тот или иной предмет, даже не пытался понять, откуда ему это известно.

У Виираппана объяснение имелось. Чисто теоретическое, но логически непротиворечивое. Люди, оказавшиеся на Мелководье, осознанно покинули иной мир. Они были беглецами, поэтому не смогли прихватить с собой ничего, кроме самых необходимых вещей. Память они потеряли в момент перехода – это была плата за бегство. Иначе просто не могло быть.

Создав теорию, Виираппан стал думать о том, как бы подтвердить ее фактами. Он старательно собирал и систематизировал странные вещи и полустертые воспоминания о чем-то чужом, нездешнем. Но до сих пор, до последнего шторма, который едва не унес его плот на Глубину, у Виираппана имелись только разрозненные факты, не очень-то увязывающиеся друг с другом. Теперь же он был близок к успеху. Виираппан чувствовал это, ощущал всеми фибрами души, как рыбак, замерший с острогой в поднятой руке, чувствует, что вот сейчас, сию секунду из тени плота выглянет рыба-черт и вот тогда-то он точно всадит острие прямо в глаз желанной добыче! Но для этого старику был необходим Раф. Помимо своих феноменальных способностей узнавать странные вещи, парень был единственным свидетелем того, как исчезла утка с таймером на шее.

На третий день после шторма Раф закинул сеть, вытащил на плот десятка полтора золотистых парусников, мелочь выбросил за борт, а из четырех рыбин длиною в локоть приготовил царский обед из трех блюд – салат с зеленью из сырой спинки парусника, рыбный суп с овощами и яйцами и рыбное филе, запеченное на углях.

Отдав должное кулинарному искусству Рафа, Виираппан исподволь завел разговор на интересующую его тему. Для начала он минут десять восхвалял талант Рафа разгадывать тайны артефактов. Раф слушал молча, посасывая рыбий плавник. Затем Виираппан деликатно поинтересовался, не тяготит ли Рафа его общество? Раф ответил, что нет, напротив, он рад встрече с таким интересным человеком, как Виираппан, и что давно, с тех пор, как он последний раз плавал к Квадратному острову и встречался там с Отци, у него не было столь замечательного собеседника. Виираппан смущенно улыбнулся и погладил бороду. После чего спросил у Рафа о его ближайших планах. Раф ответил, что собирается сплавать к заводям, чтобы пополнить запас угля, но прежде хочет заглянуть на Квадратный остров. В прошлый раз он оставил местному умельцу два десятка панцирей морских раков, чтобы тот обработал их должным образом. На эти панцири Раф как раз и собирался выменять у плоскоглазых уголь. Зачем плоскоглазым панцири, Раф понятия не имел. Ему ни разу не доводилось видеть, как плоскоглазые их используют. Но уголь на панцири морских раков они меняли с охотой.

Наливая в чашку хмель, Виираппан как бы между прочим сказал, что тоже собирается к заводям. После шторма плоскоглазые, случается, находят странные вещи. А потом нужно сплавать в те места, куда люди обычно не заглядывают, – на Ядовитую отмель или в Жучиный бочаг. Раф усмехнулся невесело, услышав эти названия, и только головой качнул, – да уж, ни один плотогон, находясь в здравом уме, в эти места не сунется.

– А почему? – спросил Виираппан.

– Да уж больно названия жуткие. Не зря эти места так назвали. Ох, не зря. Ядовитая отмель и Жучиный бочаг, – Раф передернул плечами. – Омерзительные названия.

– А кто их придумал? – задал новый вопрос Виираппан.

– Как это – кто? – удивился Раф. – Никто не придумывал. Они сами по себе так называются – Ядовитая отмель и Жучиный бочаг.

– Так не бывает, – покачал головой Виираппан. – Кто-то должен был дать этим местам названия.

– Ну, может, кто и дал, – не стал спорить Раф. – Только мне о том ничего неизвестно. Но даже если и так, тот, кто назвал эту отмель Ядовитой, а бочаг Жучиным, неспроста так поступил.

– А что, если их специально так назвали? – спросил Виираппан.

– Как это? – не понял Раф.

– Чтобы никто туда не плавал.

– С чего бы вдруг?

– А что если там есть что-то такое… – старик развел руки в стороны и обрисовал ими нечто неопределенно-округлое. – Что-то, чего не следует видеть?

– Раз не следует, значит, нечего и смотреть, – резонно заметил Раф.

– А вдруг это именно то, что мы ищем? – лукаво прищурился Виираппан.

– Мы? – Раф указал пальцем сначала на себя, а затем на старика. – Мы что-то ищем вместе?

– А разве нет?

– Что-то не припомню, – озадаченно покачал головой Раф.

– Мы ищем проход в иной мир, – напомнил Виираппан.

– Не-е-ет, – улыбнувшись, покачал головой Раф. – Я ничего такого не ищу.

– Но ты бы не отказался на него взглянуть?

– На кого? На иной мир или на проход, ведущий неизвестно куда?

– А, – махнул рукой Виираппан. – Забудь.

– Легко сказать, – усмехнулся Раф.

– Ну так давай вместе туда сплаваем.

Прозвучало это так, будто Виираппан не делал Рафу предложение, а лишь озвучил то, что сам Раф собирался сказать.

– Нет, – решительно отказался Раф. – Ни к Ядовитой отмели, ни к Жучиному бочагу я не поплыву. Я не сумасшедший.

– Так я и не зову тебя туда, – ловко свернул на другую тропинку Виираппан. – Давай вместе навестим плоскоглазых. Ты выменяешь у них уголь, а я узнаю, не находили ли они странные вещи.

– Для того, чтобы выменять у плоскоглазых уголь, мне нужно сначала забрать панцири, – напомнил Раф.

– Ерунда, – беспечно махнул рукой Виираппан. – Плоскоглазые дают уголь в долг.

– Да, но я не люблю брать в долг.

Получилось изящно, настолько изящно, что сам Виираппан этого не ожидал. Разговор поначалу затянулся, но затем приобрел совершенно неожиданный характер. Выходило, что не Виираппан уговаривает Рафа взять его с собой, а они на пару обсуждают маршрут совместного плавания. Так о чем тогда спорить? Виираппан согласился сплавать на Квадратный остров, прежде чем навестить плоскоглазых. Но после этого Раф выставил непременное условие – прежде, чем сниматься с якоря, плот Виираппана следует привести пусть не в идеальное, но в такое состояние, при котором плавание на нем можно будет считать безопасным. А это означало задержку с отплытием по крайней мере еще на три дня. Виираппана это совершенно не устраивало, но, понимая, что спорить с Рафом по данному вопросу бессмысленно, старик согласился.

И Раф принялся за работу, которая заняла не три и даже не четыре, а целых пять дней. Но зато после того как Раф затянул последний узел, на плот Виираппана любо-дорого стало посмотреть. Даже сам старик вынужден был признать, что, да, дело того стоило.

– Ну, хорошо, а это что такое?

Виираппан протянул Рафу полый внутри цилиндр, одна из торцевых сторон которого была закрыта. Раф заглянул в цилиндр, понюхал его, щелкнул ногтем по донышку и удивленно присвистнул.

– Что? – тут же сделал стойку Виираппан.

– Это очень тонкая жесть, – Раф еще раз щелкнул ногтем по донышку цилиндра.

– Я знаю, – кивнул Виираппан.

– Я никогда прежде не видел посуду из жести, – озадаченно покачал головой Раф. – Это же безумное расточительство.

– Иной мир живет по своим законам, – нравоучительно заметил старик.

– Ты хочешь сказать, металл у них не в цене? – недоверчиво глянул на собеседника Раф.

– Вполне возможно.

Раф заглянул в полость цилиндра и недоуменно покачал головой. У него в голове не укладывалось, что металл, хорошую, прочную жесть, можно использовать столь бессмысленно. На Мелководье любые металлические изделия являлись главным показателем благосостояния и основной единицей взаиморасчетов, когда натуральный обмен не устраивал договаривающиеся стороны. У Рафа для этой цели был припрятан горшок с гвоздями различных размеров, прямыми и гнутыми, со шляпками и без.

– Мы не умеем добывать железо, – продолжил свою мысль Виираппан. – Мы и обрабатывать-то его толком не умеем. Плоскоглазые так и вовсе не знают, что такое металл. Каждый человек, оказавшийся на Мелководье, имел при себе небольшой набор металлических инструментов – пару ножей, ножницы, пилу, несколько металлических прутов, железный якорь, пару горстей гвоздей. Других источников железа на Мелководье нет. Именно поэтому здесь так ценятся металлические изделия. По всей видимости, в ином мире железо можно достать так же просто, как нам нарезать тростник. Поэтому обитатели иного мира используют металл, на наш взгляд, совершенно нерационально. Например, – старик указал на жестяной цилиндр, что держал в руках Раф, – делают из него посуду.

– Это консервная банка, – уточнил Раф. – Пустая консервная банка.

– И каково ее назначение?

– Она предназначена для длительного хранения продуктов. Наполненная банка герметично закрывается такой же металлической крышкой.

– Надо же, – старик зажал конец бороды в кулак и потянул так, будто хотел вырвать.

– Что-то не так? – забеспокоился Раф.

– Нет-нет, – махнул рукой Виираппан. – Просто у меня была другая мысль на счет того, как можно использовать этот цилиндр.

– У меня есть отличная идея, – Раф подбросил банку на ладони. – Если эту банку разрезать, то из ее жести можно изготовить десятка полтора отличных наконечников для острог. Или целую кучу крючков для переметов.

– Ты в своем уме?! – Виираппан выхватил банку из Рафовых рук, как будто тот собирался немедленно привести свое предложение в исполнение. – Это же ценнейшее материальное свидетельство существования иного мира!

– Но мы-то живем здесь, на Мелководье, – резонно заметил Раф. – И могли бы по-своему распорядиться дарами иного мира.

– Даже и не думай об этом! – от греха подальше Виираппан спрятал банку в сумку. И добавил ворчливо: – Можно подумать, тебе крючков не хватает.

– Крючок никогда не бывает лишним, – философски изрек Раф.

Но ему понравилось то, как отреагировал Виираппан на его предложение. Потому что, попади эта банка в руки кому другому, он бы давно уже нарезал из нее крючков или обменял на что-нибудь нужное. И, скорее всего, даже задумываться бы не стал, откуда взялась эта странная вещь.