Текст книги "Государственник. Рассказ о советском человеке"

На первом и втором курсах в расписании занятий были также плановые часы физкультуры в спортивном зале института. Кроме того, Николай регулярно включался в институтскую команду по легкой атлетике и участвовал в межинститутских соревнованиях на различных московских стадионах. В первый год он также ходил на тренировки в крытом зале стадиона имени В. И. Ленина. Тренер считал Николая «середнячком», так как он бегал в соревнованиях на средние дистанции и обычно занимал места в середине списка. Он не показывал призовых результатов, но зато приносил команде зачетные баллы. В свободное от занятий время он ходил сам или с друзьями в театры, кино или в музеи. Часто посещал музей изобразительных искусств имени Пушкина, где записался в рисовальный кружок. Записался также в библиотеку иностранной литературы и историческую библиотеку, в читальных залах которых занимался регулярно. Свободного времени у него практически не оставалось. Так как поездки в Москве на занятия или к другим местам отнимали от 30 до 45 минут, Николай привык, как все москвичи, ходить быстрым шагом, что закрепилось у него на всю жизнь. Впоследствии жене часто приходилось придерживать его, когда они шли куда-нибудь вместе. «Я не успеваю за тобой, не беги», – говорила она.

Стипендия на этом факультете была небольшая – на первом курсе всего 30 руб. На последующих курсах она повышалась, достигнув 45 руб. в месяц на последнем курсе. С учетом того, что за проживание в общежитии приходилось платить всего 1,5 руб. в месяц, стипендии с трудом хватало на питание и проезд. Родители присылали Николаю дополнительно по 30 руб. в месяц, что позволяло ему производить траты на культурные нужды и покупку некоторых предметов одежды и обуви, а также книг.

После первого семестра у Николая произошла первая встреча с сотрудниками КГБ. Он получил приглашение зайти в одну из аудиторий института. Когда он пришел туда, там было два пожилых человека, мужчина и женщина, одетые в гражданское. Они представились как сотрудники КГБ Владимир Михайлович и Наталья Ивановна в звании подполковников, и Владимир Михайлович сказал Николаю, что они изучили документы по нему, знают, что он проявляет высокую общественную активность, хорошо знаком со всеми студентами его курса, и предлагают ему сотрудничать с КГБ. Николай сказал, что он не хочет быть «стукачом». Владимир Михайлович возразил, что им нужны будут объективные характеристики на некоторых студентов с учетом возможностей, которые открываются у них в связи с контактами с иностранными гражданами. Это требуется для обеспечения безопасности нашей страны. Тогда Николай спросил, знают ли они, что его отец был осужден и сидел в тюрьме. Этот вопрос застал их врасплох, они этого не знали, поэтому прервали разговор и сказали Николаю, что хотят встретиться с ним позже, через несколько дней.

Через несколько дней встреча снова состоялась. На этот раз Владимир Михайлович был один, и после приветствия, он сказал Николаю, что ему не надо беспокоиться о том, что было с его отцом, так как судимость с отца была снята. После этого он спросил, согласен ли Николай сотрудничать с КГБ в предоставлении объективной информации о тех людях, которые будут интересовать КГБ. Николай дал согласие, после чего договорились о выборе им своего позывного, которым он будет подписывать свои описания тех людей, на которых КГБ понадобится получить информацию. Владимир Михайлович сказал, что их встречи будут происходить один раз в два-три месяца на квартире, которую использует КГБ. Договариваться о встрече будут по телефону.

В последующем такие встречи происходили один-два раза в семестр. Так как при этом от Николая только требовалось дать объективную характеристику на некоторых студентов – их успеваемость, отношения с другими студентами, общественная активность, интересы – он не видел в этом ничего особенного. Иногда он не мог сразу дать такую характеристику из-за недостаточного знакомства с человеком, которым интересовался КГБ. Тогда его просили поближе познакомиться с ним, узнать о нем от других знакомых. Владимир Михайлович и Наталья Ивановна иногда делились с Николаем своим жизненным опытом, рассказывали о некоторых своих эпизодах. Так Николаю запомнился рассказ Владимира Михайловича о том, как он участвовал в начале 50-х годов в разгроме бандеровских банд на западе Украины. Бандеровцы вылезали из своих схронов по ночам и нападали на села, убивали членов сельсоветов, учителей, библиотекарей, сжигали склады с зерном. Чекисты выслеживали их, находили схроны, забрасывали их гранатами, устраивали засады на путях их переходов. Владимир Михайлович рассказал, как они однажды устроили засаду на большую банду бандеровцев, которые шли по глубокому оврагу. Чекисты расстреляли их всех из пулеметов.

Если летом после первого курса Николай вначале с группой студентов был направлен на разборку старого здания в Москве, а затем на заготовку сена в подмосковном совхозе, где он научился косить траву косой и стал лучшим косцом их группы, то после второго курса, когда он уже достаточно хорошо овладел английским языком, летом он занимался языковой практикой с иностранцами.

Вначале его использовали как волонтера. Впервые он приступил к работе с англичанами в начале мая 1961 года в субботу. Это были рабочие, устанавливающие английскую выставку в Сокольниках. Трудно было назвать это работой. Группа англичан села в автобусы и поехала на sightseeing (обзорную экскурсию) по Москве. Николай не знал с чего начать, что делать и поэтому сначала молчал. Но оказалось, что поездка в coaches (автобусах) быстро объединяет людей – и вскоре он разговорился, показывая направо и налево и объясняя, так же как и две другие студентки, ехавшие с этой группой. Когда они возвращались и сделали остановку на Красной площади, у студентов завязался спор с англичанами, нужно ли нам запускать спутники, и не лучше ли эти средства обратить на постройку домов и т. п. Потом стали перебирать вопросы заработной платы, стоимости товаров, условий жизни, экономического неравенства и т. д. Закончилась поездка поздно вечером. Рабочие подарили Николаю значок выставки.

На следующий день, в воскресенье, была вторая встреча с этой группой. На этот раз группа уже не ездила в специальных автобусах, а пошла пешком. Группа разделилась на небольшие подгруппы по 3–4 человека. Николаю пришлось работать с Тони, Альфом и Гленом. Спорили. Задавали вопросы – в основном они Николаю. Тони отнес себя к среднему классу. Сказал, что антисоветские чувства, пожалуй, наиболее сильны в среднем классе. Сказал, что трудно узнать действительное положение вещей, когда много разных взглядов у них в Англии. Расстались дружески.

Николай Павлович вспоминает, что у него постепенно развивалось знакомство со столяром из рабочих группы (позже он узнал его фамилию и адрес) Харри Бентоном. Он был социалистом, членом тред-юниона деревообделочников, сочувствовал России. Рассказал Николаю, что у него есть 17-летний сын – работает на «Энциклопедию Британику», филателист, уже, очевидно, влюбился в девушку, так как инструктировал папашу купить духи в Москве. Живут в коттедже недалеко от центра Лондона. Через два года коттедж запланировано снести. В коттедже есть все удобства. Платит 2–3 фунта в неделю.

Через две недели Николай встретился с Владимиром Михайловичем, который сказал ему, что он рекомендован для работы на английской выставке. Работа будет оплачена, он должен будет пройти собеседование с английским кадровиком. При этом Владимир Михайлович предупредил Николая, что кадровик является сотрудником английских спецслужб, поэтому надо с ним соблюдать осторожность в разговоре.

Через день Николай пришел на собеседование с кадровиком в Сокольниках. В офисе за письменным столом сидел спортивного вида мужчина среднего возраста, который дружелюбно принял Николая, пригласил его сесть и задал несколько вопросов, которые обычно задают кадровые работники при найме на работу. Разговор шел на английском языке, очевидно, степень владения им Николаем удовлетворила кадровика, и он сказал, что Николай принят и будет со следующего дня работать в новостном агентстве на территории выставки в Сокольниках.

Николай впоследствии записал в своем дневнике об этой работе:

«Вот уже три дня как я работаю на “Universal News Services”. Сейчас в Лондоне праздник, работы мало. Мне еще не целиком доверяют, хотя “лед тронулся”. Разносил депеши “Файсонс-Лтд”, “Харрисон-Вудхэм” и др. Разделял копии депеш в Лондон. Некогда читать, успеваю только по заголовкам – отчеты о визите Хрущева – до смешного доходит – какая-то компания стиральных машин предложила постирать рубашку Хрущеву и штаны Микояну. Меня спрашивал мистер Ли о русских приусадебных участках – являются ли они собственностью владельца или государства – для какого-то рассказа, который он составил о “Russian Gardens”. Подпустили к телетайпу, принимающему депеши из Лондона. Обещают, что завтра я буду загружен работой. А вот переводчик с остренькой бородкой работает неосторожно – набросился на раскладываемые печатные листы только потому, что на них поперек было написано EMERGENCY (экстренно), а я прикрыл их схемой выставки.

23 мая 1961 г. Как и обещали, сегодня было очень много депеш для разноски. Разнес также приглашения, о которых я упоминал выше. Мне по-прежнему не доверяют, и, пожалуй, из-за моей оговорки еще больше. Придется изменить поведение и тактику.

А все-таки British Laundry удалось завладеть носовым платком Микояна, который они торжественно при большом стечении народа опустили в стиральную машину. Штаны Микояна и рубашку Хрущева им выпросить не удалось, на что они громко выражают разочарование. Я удивляюсь нашим советским людям. Я разносил сегодня конверты, и ко мне десятки подходили: “Дай, дайте!”. Становится противно. Сотрудники выставки продолжают раздавать полиэтиленовые вешалки, фотографируют очереди к павильонам.

Вообще, телеграфистке удобнее читать все посылаемые депеши, чем мне. Некоторые депеши, как, например, от Dominions Exe. Co., мне не доверяют доставлять, возможно, из-за информации в ней. Mr. Lee, сотрудник новостного агентства, сам решил доставить эту депешу. Депеши мне доверяемые были к “Файсонс”, AEI, Laundry, British Leather Federation и т. п.

24 мая 1961 г. Сегодня я разнес почти 40 депеш. Мне по-прежнему дают только не очень важные телеграммы, а все важное разносится или передается по телефону мистером Гарингером или миссис Гарингер, либо миссис Езлмон (Лук). Кстати, сегодня в 8.00 вечера я переводил ее разговор с ее “русской подругой”, женщиной 23 лет (этого же возраста м-с Езлмон (Лук), очевидно, Лук – это ее девичья фамилия, и так она представилась перед ее русской подругой). Упоминался общий знакомый Ахэн, которого м-с Лук видела вчера. У женщины ребенок 5 лет, и м-с Лук была удивлена, что такой большой ребенок. Мое внимание привлекли 2 депеши: одна затребовала фото обслуживающего персонала, каждого работника отдельно, – для чего не сказано. Вряд ли такие депеши имеют какую-либо информационную ценность. Звонил В.М., будет завтра.

27 мая 1961 г. Не записывал уже два дня. Ничего примечательного. Бегал от стенда к стенду. Какой-то старик в замусоленной потертой одежде пытался проникнуть в информцентр, пришлось дать разъяснение, что это не совсем то, что он себе представляет. Сегодня работы было мало. Поэтому мы несколько поспорили с м-ром Ли по политическим вопросам. Сначала разговор зашел о газетах и, в первую очередь, о Daily Worker. Он сказал, что она наименее популярна в Британии (надо узнать цифры тиража). “Почему?” – спросил я. – “Потому что она неточно освещает положение в Англии и в мире”. – “То есть, Вы имеете в виду, что она часто лжет?” – “Да, я это имею в виду”. – “Но почему?” – “Потому что она принадлежит Коммунистической партии Великобритании”.

Дальше разговор перешел (вернее, я его перенаправил) в русло финансовой зависимости газет от тех, кто дает деньги. Ли говорил, что другие газеты получают деньги за счет продажи своих экземпляров, объявлений и субсидий, но, фактически, мол, они не зависят от своих спонсоров, так как иначе публика не станет читать их. Он упирал на тираж газет, считая ту газету, которая имеет наибольший тираж, наиболее правдиво отражающей политику и другие вопросы. Говорил о том, что газеты буржуазные критикуют и правительство и монополистов.

Я напирал на то, что они, в действительности, в скрытой форме защищают интересы тех же монополистов, которые их субсидируют. Слияния – поглощения газет. Независимость единственной газеты, которой владеет общественность – “Daily Worker”. Дальше спорили о государственном устройстве. Он недоволен тем, что у нас нет “свободы” слова, печати. Хотя признает, что он не замечал, чтобы у нас были ограничения на свободу слова. Все, с кем он говорил, говорили вполне свободно. Он не вполне ясно представляет себе будущее – уверен, что настоящее положение изменится, но как – не знает. А мы делаем. Считает, что мы не догоним Америку. У них, мол, уровень жизни растет быстрыми темпами. Безработные. Уверен, что мы столкнемся с проблемой продажи товаров – разъяснил ему грубо принцип “От каждого по способностям, каждому – по потребностям”. Между прочим, какой-то журналист, зайдя передать телекс, поделился впечатлениями о выставке достижений народного хозяйства: “My God, they’ve got everything!” (“боже мой, у них все есть!”).

30 мая 1961 г. Записывать собственно было нечего. Много депеш пошло с понедельника, особенно к вечеру. Редко-редко перепадали свободные минуты. В одну из таких минут м-р Ли рассказал, что он начал работать журналистом с раннего возраста. Он не получил высшего образования, хотя, говорит, мог. Говорит, что родители его, по нашему представлению, довольно зажиточные, но что они не смогли бы его содержать в той школе – “Grammar school”, в которую он поступил. Это была “очень хорошая школа”, помогло то обстоятельство, что он, сдав на отлично экзамены “won the scholarship” (получил стипендию). Он ушел из школы в 16 лет, так как ему сказали, что все известные тогда журналисты с Fleet Street (улица, на которой живут журналисты и расположены агентства и редакции газет) не имеют высшего образования. Он поступил в типографию, где проверял гранки, позже работал репортером по происшествиям и, таким образом, журналистом. За границей, по его словам, не бывал. Участвовал в написании 3-х книг – одна о каком-то татуировщике. В UNS работает с начала его организации (октябрь 1959). M-r Skinner рассказывал, что он воевал в Африке, а затем, к концу войны, встретился с Англем. Знает арабский язык. Mrs Ezzlemon знает (по ее словам, очень мало – слов 20) русский, выяснилось после перевода беседы с мне неизвестной женщиной. Сегодня мистер Скиннер показывал свой заграничный паспорт. Сказал, что в Британии у них паспортов нет. Я удивился – не знал.

Обменялись остротами. Я сказал, когда он пытался раздавить руками грецкий орех: “Russian nuts are difficult to crack”. Он ответил: “ Englishmen have hard hands”. Я возразил: “You’ll have to work hard over it”[2]2
  «Русские орехи трудно раскалывать»; «У англичан крепкие руки»; «Вам придётся приложить сверхусилия» (англ.). – Пер. ред.


[Закрыть]. Удивил сегодня м-ра Ли тем, что все-таки сумел добиться сведений о телефонном номере ресторана «Фиалка». Он сказал, что из меня выйдет репортер (очевидно, мои расспросы о том, как он стал журналистом, привели его к мысли, что я мечтаю стать репортером, – добро, пусть остается при своем мнении).

31 мая 1961 г. Ничего интересного. Звонил В.М. Приезжал в 8 часов сэр Фрэнк Робертс, заходил в UNS. Ли и Езлмон сегодня не были весь день – телеграфистка Валя сказала, что поехали в Загорск. Спрашивал Билла, ходил ли он по Москве – впечатления. Говорит – плохие дома – старые, “дороги широкие, но неухоженные”.

Николай Павлович вспомнил, что как раз в этот период в первых числа июня у него случилось чрезвычайное происшествие: пропал его паспорт с вложенным в него приписным свидетельством военкомата. Вначале он подумал, что это могло произойти в офисе UNS, где он оставлял снятый пиджак. Кто мог взять его документы? Тогда Николай перебрал в уме всех сотрудников агентства: Mr. и Mrs. Geiringer, Mrs. Ezzlemon, Mr. Lee и Mr. Skinner. Много заходило, конечно, других, но вряд ли они в присутствии этих сотрудников осмелились бы полезть в карман чужого пиджака. Николай рассмотрел и возможность того, что он обронил паспорт, когда он вытаскивал сберкнижку, чтобы разменять 10 руб., лежавших в ней. Он последовательно вспомнил тогда все, что делал в предыдущий день после того, как в 13 часов вынул из паспорта билет на выставку и сунул паспорт на место. Он поехал на выставку, к карману не притрагивался. Было жарко. Около 3 часов дня снял пиджак и повесил на колышек-вешалку на двери в глубине по совету Скиннера. Ходил разносить депеши. Надел свой пиджак вечером около 9 часов. К карману не прикасался. Дома около 9.30 – 9.45, пиджак не трогал. На следующий день утром ездил в институт, днем обедал в столовой гостиницы. Вечером работал, тоже раздевался. В этот день, когда обнаружил пропажу, утром ездил в институт, сдал зачетку, которая лежала в другом кармане».

Пришлось подать заявление о пропаже паспорта в милицию. Но в течение недели он сумел сам выяснить, куда он делся. Проводя самостоятельное расследование, он поговорил с товарищем по комнате в общежитии, сказал ему, что не станет предпринимать никаких действий по наказанию виновника, если тот вернет паспорт. Тогда этот товарищ признался, что он взял паспорт Николая, чтобы получить на почте перевод в 30 руб., который Николаю прислали родители. Уведомление о переводе он вынул из отделения ящика с номером их комнаты в коридоре общежития. Паспорт он тут же вернул Николаю после признания.

Когда Николай рассказал об этом следователю, который вел дело по его заявлению, тот сказал, что Николай, наверное, в конце концов, попадет в их систему. Что касается товарища по комнате в общежитии, который воспользовался паспортом Николая и украл его 30 руб., Николай ничего не предпринимал против него, даже деньги не истребовал, но того исключили из института, и он уехал обратно к себе в Сталинград.

В дальнейшем в летние периоды Николай работал в качестве волонтера на практике на индийской торгово-промышленной выставке в Москве, где ему пришлось однажды переводить выступление тогдашнего министра индийского правительства Лала Бахадур Шастри, который впоследствии стал премьер-министром и умер в Ташкенте в 1966 году от четвертого инфаркта после подписания мирного соглашения с премьер-министром Пакистана. Запомнился Шастри Николаю своим демократизмом, который контрастировал не только с поведением индийских чиновников, но и советских. Шастри так понравилась манера перевода Николаем его речи перед советскими руководителями и специалистами легкой промышленности, что он дал ему отпечатанный ее текст в виде тонкой брошюрки с дарственной надписью и затем отвез его в своей машине в индийский ресторан, работавший на выставке в Сокольниках, где Николай впервые попробовал острые индийские блюда. Непосредственно после этого Николай работал с индийскими делегациями во время посещения руководства московского совнархоза, при устройстве их в гостинице и обслуживании их там, в ресторане, во время оформления заказов и приема пищи. Вспомнился забавный эпизод, связанный с выбором меню для индийской группы на следующий день. Выбор производил старший группы каждый вечер, а Николай переводил его разговор с управляющим ресторана. При этом учитывалось, что примерно половина членов группы были вегетарианцами, а остальные ели и мясную пищу. И вот на следующее утро всем в группе принесли на завтрак сосиски. Вегетарианцы спросили у Николая, что это за блюдо. Он ответил «sausages» (сосиски). Они уточнили, сделаны ли эти сосиски из мяса? Николай взглянул на старшего и увидел, что тот делает страшные глаза. Тогда Николай сказал вегетарианцам, что это «milk sausages» (молочные сосиски), что успокоило вегетарианцев и они съели свои сосиски.

На следующее лето он работал тоже в качестве волонтера на VIII международном противораковом конгрессе в Москве. Здесь он сумел удивить одного американского участника конгресса, профессора Маккарти из Института Бетезды в США. Он попросил Николая перевести на русский язык его доклад на конгрессе, чтобы дать его в помощь официальному переводчику на пленарном заседании. Там было много терминов, связанных с биохимией, но Николай успешно справился с работой, так как в свое время еще в школе интересовался научными достижениями и в этой области по статьям в журналах «Наука и жизнь» и «Знание – сила». Маккарти посоветовал Николаю перейти на биохимию, поступив в МГУ, откуда он с удовольствием возьмет его по обмену студентами к себе на обучение. «Мы недавно подписали первое соглашение с советскими учебными заведениями по обмену студентами, ты знаешь хорошо английский язык и разбираешься в проблемах биохимии», – сказал он. Но у Николая были другие планы. В своем дневнике он записал:

«2.03.1962 г. Пятница. Жизнь прекрасна и удивительна! Но нужно столько сил для этой удивительной жизни! Устаю адски, но доволен. Раньше я прямо бесился с тоски от ничегонеделания. На что тратить время? На девочек? Нет ни малейшего желания. Человек, расходующий энергию на развлечения, прикрываясь лозунгом “Живи, пока молод, наслаждайся жизнью!”, – тунеядец. Жизнь коротка, и надо сделать как можно больше за этот короткий промежуток, предоставленный нам природой. Бедна жизнь тех, кто не знает иного наслаждения, кроме поглощения созданного кем-то другим. Когда же жизнь кипит, бьет ключом, не оставляет ни минуты лишнего времени, тогда чувствуешь, что ты чем-то полезен, что ты влияешь на людей, тогда только чувствуешь себя счастливым. Иногда слабость одолевает – хочется, чтобы кто-то приласкал, чтобы был кто-то с открытой душой без всяких уловок для достижения каких-то своих целей даже в самые неподходящие для этого моменты. С одной стороны, интересно наблюдать человечка, уверенного в своем превосходстве над другими в отношении ума или других качеств. Такой человек редко отличается от глупца, разница может быть в том, что у последнего редко появляется возможность поумнеть, а у первого такая возможность открыта в любую минуту. Самое худшее в отношениях с людьми – это недооценивать других. Ведь все твои уловки будут рано или поздно разгаданы другими, так не лучше ли быть честным до конца? Этим ты, по крайней мере, выражаешь уважение, если не к другим, то к самому себе.

Сегодня Таня К. очень горячо говорила как раз об этом, но несколько по-другому – в плане принципиальности. Хорошая она девочка – по крайней мере, лучше, чем десятки других. Чувствуется, когда человек говорит от сердца, а когда для того, чтобы понравиться. И это кое-кто не может понять. Взять для примера лицемерие Вики, ее полнейшее равнодушие ко всему, что не затрагивает ее персоны, тупой среднебуржуазный консерватизм Жанны, или самообслуживающий ум Инны. Наташа живет в каком-то идеальном оторванном мире и хочет измерять все идеальными эталонами. Это несколько лучше, чем манеры «троицы», но это другая крайность.

Валя – у нее нет ни малейшего, как мне кажется, стремления показаться тем, чем она не есть, и это уже хорошо. То же можно сказать о Рите, плюс её непосредственность, что мне нравится в людях. Рита более сложная натура, чем кажется на первый взгляд, хотя это можно сказать почти о каждом. А что можно сказать об Ире? Есть кое-какие впечатления, но лучше пока проверить их до конца, чтоб не было ошибок.

А все же – до чего изменчиво настроение. Сегодня одно – завтра, да какое там завтра, через несколько часов – совсем другое. Sometimes I wonder if it is love and what kind of queer love it is! I have never known a placid, tranquil strong passion. It’s always a turbulent emotion[3]3
  Иногда меня возникает вопрос: не любовь ли это и что это за такая странная любовь? У меня никогда не было ровной, спокойной, сильной страсти. Это всегда бурная эмоция (англ.). – Пер. автора.


[Закрыть]. Как хочется романтики! Больше простора, широты и хочется подняться выше, чтоб видеть дальше и глубже. Но для этого надо учиться. Программа должна быть такой:

1) Философия, политэкономия;

2) Всеобщая история;

3) История искусств;

4) Музыка;

5) Библия;

6) Русская, советская, английская и американская литература;

7) История международных отношений, дипломатия;

8) Три языка западных, два славянских;

9) История Советского Союза, его политики и т. д.

Если стать Пучковым, то никакого времени и никаких фондов не хватит для такой программы. А время ограничено – 5 лет, до 1967 г. Эй, ухнем!

1 декабря 1963 г. Завтра мне 21 год.

Для завоевания власти необходимо несколько условий: убежденность в своей правоте, в том, что эта власть поставлена на пользу обществу; наличие условий, т. е. массы недовольных существующим положением и которые примут смену власти с одобрением, если эта новая власть предъявит программу, четко очерченную и нацеленную на улучшение условий жизни широких масс; завоевание силы – а такой является в стране армия и КГБ.

Условия России издавна предрасполагают к централизации власти. Это историческая обусловленность. Попытки начать смену власти, где-нибудь с периферии, обречены заранее на провал. Значит – центр, Москва. Смена должна подготавливаться постепенно и произойти решительно и быстро. Нужен инициативный, решительный и опытный человек, вокруг которого должно образоваться ядро, быстро обрастающее сторонниками. Это ядро должно войти в состав высших органов, либо быть из их состава.

Смена может произойти бескровно, если верхушка на это согласится.

Нужна ли эта смена? Да, необходима. Нужно проводить более жесткую внутреннюю политику – сократить бюрократический управленческий аппарат. За этот счет высвободить значительные резервы рабочей силы – выдвинуть призыв: “Благосостояние – своими руками”.

Повышение роли комсомольской и пионерской организаций. Провести чистку партийного аппарата. Наладить четкость, бесперебойность работы каждого звена, уничтожить расхлябанность и разгильдяйство. Выжигать недостатки каленым железом, не стесняясь в средствах. Насаждать коммунистическую принципиальность. Заставлять ее прорастать снизу, создавать для этого все условия. Использовать в более широком объеме радио, телевидение, прессу, искусство для пропаганды идей. Использование рекламы. Не брезговать опытом 3-го рейха – Министерство пропаганды Геббельса.

С другой стороны – улучшение жизненных условий, снижение цен на необходимые продукты и товары 1-ой необходимости, улучшение обслуживания. Радикальный подъем сельского хозяйства. Строительной и дорожной промышленности – первостепенное внимание. Долой политику удерживания колхозников в деревне! Свобода передвижения по стране и оседлости. Запретить в городах постройку индивидуальных домов, что уже сделано частично. Наладить планирование на 50 лет вперед, включающее задачи первоочередной и второочередной важности.

13 января 1964 г. Понедельник. Готовлюсь к экзамену по истмату. Распорядок дня: утром, сразу после 7, раздается телефонный звонок – Светлана Б. (какая вкусная фамилия!) или Соня С., чаще обе вместе, и не успеваю лечь – опять звонят, так, по меньшей мере, час; потом еще успеваю вздремнуть, смотрю на часы – около 11 – встаю. Перекусил – и в библиотеку, благо она рядом. Читаю до потемнения в голове, до того, что, наконец, прочитанное не идет в голову, т. е. около 6–7 часов; иду проветриться на каток, после него ложусь спать; долго не могу уснуть – сказывается перенапряжение, а утром та же история.

Мне нравятся дни подготовки к экзаменам. За эти несколько дней узнаешь больше, чем за семестр. Ист. мат. – недаром у нас он называется основами марксистско-ленинской философии. Просмотрел за эти три дня учебник – и многое из того, что чувствовал подсознательно, нашло свое подтверждение, вылилось в определенную форму. Теперь и цель можно очертить с полной определенностью. Раньше я шел как бы в потемках, руководствуясь инстинктом, но шел, кажется, правильно. Теперь я могу видеть то, к чему мне нужно идти.

Итак, общая цель – стать широко образованным человеком – остается по-прежнему. Но теперь я вижу, что нужно сделать для этого. Вот моя программа: Изучить общество, его базис, т. е. экономические основы, и надстройку, т. е. вопросы государства, философии, искусства, науки, религии и др. Сами по себе эти вопросы подразделяются на массу более мелких. Главное – это суметь выбрать все самое важное и отбросить второстепенное. С чего начать? Нужна какая-то основа, на которой должно строиться все здание. Этим фундаментом, по моему мнению, должна служить всеобщая история. Но для того, чтобы за нее взяться, мне нужно еще закончить подготовку к получению знаний, так сказать, разложить инструменты, раз общий план здания, его рисунок уже набросан. Значит, мне нужно еще выучить французский и польский языки, и повторить латынь. Намеченная раньше программа, в общем, верна, только она несколько нелогично составлена. Она будет служить программой-минимумом. Сроки остаются те же, а для программы-максимум – намечается примерный срок до 1990 года. Это очень сжатые сроки, я знаю, на что иду – годы упорной, напряженной работы мозга. Нужно усвоить огромную массу фактов, установить или усвоить закономерности, их связывающие, выработать свою систему взглядов. А иначе, для чего жить? Меня не удовлетворяет роль небольшого винтика или пружинки огромного механизма. Я – человек, и горжусь этим, я мыслю и я действую, но действовать я должен так, чтобы ясно была видна разница между мной как человеком – высшей ступенькой эволюции природы, и животным. Пока что я далеко не то, что называют гением, или великим человеком, но я хочу лично влиять на ход истории, а потребность в гениях всегда есть, и гении не рождаются, а становятся в процессе неустанного упорного труда над собой. Есть много людей намного способней меня, талантливей. Но я их догоню, у меня есть цель и воля к достижению цели, и когда настанет время и история спросит: “Кто сможет это сделать?”, – я с полным правом возьмусь за дело и сделаю. Тогда весь запас знаний, весь опыт станут на службу народу, а может быть, и народам к тому времени. Пессимизм мне не свойствен, но надо, конечно, учитывать и другой момент: то, что объективные причины не дадут мне выполнить эту грандиозную программу. Какая-нибудь нелепая случайность, или что-нибудь высокое, ради чего стоит пожертвовать жизнью, положат конец моим амбициям. Ну что ж, на мое место найдется другой, третий, десять таких. Я смотрю на это трезво. Здесь нужно принимать вещи, как всегда, такими, какие они есть. Но, как и всякая программа, моя рассчитана на оптимальные условия. Если я попаду в армию, стану офицером-переводчиком – это мне не помешает. Каким бы специалистом я ни стал, цель остается та же, только, конечно, чем дальше в сторону я ухожу в специальность, тем меньше у меня будет времени на работу в этих областях, тем напряженнее надо работать с максимумом производительности.