Текст книги "Современное международное уголовное право"

§ 2. Предмет и методы международного уголовного права

Как ни странно, но большинство отечественных авторов попросту умалчивают о выделении самостоятельного предмета правового регулирования, присущего международному уголовному праву.

Обратных примеров немного.

В 40-х годах XX в. определение предмета международного уголовного права исходило из задач борьбы за мир, борьбы с преступлениями, которые были сформулированы в Уставе Нюрнбергского трибунала.[28]28
  См.: Трайнин А. Н. Защита мира и борьба с преступлениями против человечества. М., 1956. С. 36–39.


[Закрыть]

Так, П. С. Ромашкин считал, что предметом регулирования международного уголовного права являются те отношения между государствами, которые складываются в процессе координирования их борьбы с международными преступлениями.[29]29
  Ромашкин П. С. К вопросу о понятии и источниках международного уголовного права // Советское государство и право. 1948. № 3. С. 26.


[Закрыть] Такая позиция разделялась большинством авторов.[30]30
  См., напр.: Левин Д. Б. О понятии и системе современного международного права // Советское государство и право. 1947. № 5.


[Закрыть]

Вместе с тем И. И. Лукашук и А. В. Наумов полагают, что международное уголовное право регулирует «межгосударственные отношения, т. е. отношения с участием государств и международных организаций».[31]31
  Лукашук И. И., Наумов А. В. Международное уголовное право. М., 1999. С. 9.


[Закрыть]

Большинство же исследователей просто констатируют, что для международного уголовного права характерно сохранение международного правопорядка «в целом с помощью специфических уголовно-правовых методов и средств». При этом международное уголовное право призвано бороться с преступностью в области международного морского права, международного воздушного права, дипломатического права, международного экономического и финансового права и т. д.[32]32
  Международное уголовное право / Под общ. ред. В. Н. Кудрявцева. 2-е изд. М., 1999. С. 13.


[Закрыть]

Однако факт возрастания «самостоятельности» международного уголовного права заставляет говорить о необходимости определения самостоятельных его предмета и метода (а вернее – предмета и методов).

В общей теории права под предметом правового регулирования обычно понимаются «особый участок общественной жизни, особый вид однородных общественных отношений», регламентируемый той или иной отраслью права.[33]33
  См., напр.: Алексеев С. С. Право. М., 1999. С. 44–45.


[Закрыть]

Попробуем определиться с пониманием предмета международного уголовного права.

Как известно, предмет любой отрасли права носит всегда комплексный характер.

Какой вид общественных отношений регулирует международное уголовное право? На первый взгляд, и это отмечается практически всеми авторами, международное право регламентирует отношения, возникающие по поводу строго определенных юридических фактов – совершения виновным лицом (лицами) деяния, признанного международным преступлением. При этом такое деяние может быть преступлением по общему международному праву либо преступлением международного характера.

Да, действительно, большинство действующих актов международного права содержит непосредственное указание на то, что они применимы в случае совершения строго определенных деяний.

Так, например, Конвенция о предупреждении преступления геноцида и наказания за него от 9 декабря 1948 года (далее – Конвенция о геноциде)[34]34
  Ведомости Верховного Совета СССР. 1954. № 12. Ст. 244.


[Закрыть] прямо перечисляет в ст. II деяния, образующие названное преступление: «В настоящей Конвенции под геноцидом понимаются следующие действия, совершаемые с намерением уничтожить, полностью или частично, какую-либо национальную, этническую, расовую или религиозную группу как таковую: а) убийство членов такой группы; b) причинение серьезных телесных повреждений или умственного расстройства членам такой группы; с) предумышленное создание для какой-либо группы таких жизненных условий, которые рассчитаны на полное или частичное физическое уничтожение ее; d) меры, рассчитанные на предотвращение деторождения в среде такой группы; е) насильственная передача детей из одной человеческой группы в другую».

Подобные установления характерны для многих других документов (ст. 2 Конвенции о предотвращении и наказании преступлений против лиц, пользующихся международной защитой, в том числе дипломатических агентов от 14 декабря 1973 года;[35]35
  Сборник действующих договоров, соглашений и конвенций, заключенных СССР с иностранными государствами. Вып. 33. М., 1979. С. 90–91.


[Закрыть] ст. 1 международной Конвенции о борьбе с захватом заложников от 18 декабря 1979 года[36]36
  Сборник международных договоров СССР. Вып. 43. М., 1989. С. 100.


[Закрыть] и проч.)

Таким образом, в подавляющем большинстве случаев нормы международного уголовного права в первую очередь, регулируют охранительные отношения, возникающие в связи с совершением виновным лицом вполне определенного юридического факта – деяния, преступность которого установлена в международном уголовном праве.

Кроме того, в ряде случаев можно увидеть ситуацию, когда в международно-правовом акте преступное деяние только называется, при этом отсутствует его содержательное определение. Так обстоит дело, например, в ст. 36 Единой конвенции о наркотических средствах от 30 марта 1961 года.[37]37
  «С соблюдением своих конституционных ограничений каждая Сторона принимает такие меры, которые обеспечат, что культивирование и производство, изготовление, извлечение, приготовление, хранение, предложение, предложение с коммерческими целями, распределение, покупка, продажа, доставка на каких бы то ни было условиях, маклерство, отправка, переотправка транзитом, перевоз, ввоз и вывоз наркотических средств в нарушение постановлений настоящей Конвенции и всякое другое действие, которое, по мнению Сторон, может являться нарушением постановлений настоящей Конвенции, будут признаваться наказуемыми деяниями в тех случаях, когда они совершены умышленно…» См.: Сборник действующих договоров, соглашений и конвенций, заключенных СССР с иностранными государствами. Вып. 23. М., 1970. С. 135.


[Закрыть]

Отметим сразу, что подавляющее большинство международно-правовых актов, устанавливающих преступность деяния, содержит указания на обязательность соответствующих изменений в национальных уголовных законах стран-участников. Вопрос о соотношении международного уголовного и национального уголовного права будет рассмотрен в гл. IV настоящей работы.

Полагаем, что следует остановиться на такой важной проблеме: как определить предмет правового регулирования в случае, когда преступность деяния определена одновременно в национальном и международном уголовном праве?

С одной стороны, в силу II принципа международного права, признанного Уставом Нюрнбергского трибунала, то обстоятельство, что по внутреннему праву не установлено наказания за какое-либо действие, признаваемое по международному праву преступлением, не освобождает лицо, совершившее это действие, от ответственности по международному праву.[38]38
  Принципы международного права, признанные уставом Нюрнбергского трибунала и нашедшие выражение в решении этого трибунала // Нюрнбергский процесс: право против войны и фашизма / Под ред. И. А. Ледях и И. И. Лукашука. М., 1995. С. 113.


[Закрыть] Казалось бы, международное уголовное право обладает абсолютным приоритетом в регулировании общественных отношений по поводу совершения преступления, предусмотренного в его установлениях.

С другой стороны, в современном международном уголовном праве отмечается тенденция признания того, что оно всего лишь «дополняет национальные органы уголовной юстиции», а «обязанностью каждого государства» является осуществление его собственной, национальной уголовной юрисдикции в случае совершения преступлений, предусмотренных в международном уголовном праве (преамбула Римского Статута Международного уголовного суда).

Хотя, справедливости ради, надо отметить, что в теории и практике международного уголовного права имеется и другая тенденция – тенденция признания абсолютного и неоспоримого приоритета применения нормы международного права вне зависимости от национального права. Так, например, в соответствии со ст. 2 Проекта Кодекса преступлений против мира и безопасности человечества, «квалификация какого-либо действия или бездействия в качестве преступления против мира и безопасности человечества не зависит от внутригосударственного права».[39]39
  Российская юстиция. – 1995. № 12. С. 51.


[Закрыть] Однако данная тенденция не получила законодательного оформления, и этот факт также подтверждает понимание того, что международное уголовное право и национальное уголовное право являются различными отраслями права со своим предметом регулирования.

Кроме того, в силу положений п. «а» ст. 17 принятого Римского Статута Международного уголовного суда одним из оснований невозможности осуществления юрисдикции Международного уголовного суда (и, соответственно, применения нормы международного уголовного права напрямую) является осуществление национальной юрисдикции государства за совершенное международное преступление.

Таким образом, если национальный уголовный закон предусматривает ответственность за международное преступление, то охранительные общественные отношения по поводу данного юридического факта становятся предметом правового регулирования национального уголовного закона. Сказанное еще раз подтверждает мысль о том, что сферы действия международного и национального права различны.

Однако в силу конституционных предписаний большинства стран (ч. 4 ст. 15 Конституции России, ст. 25 Конституции Федеративной Республики Германии,[40]40
  Федеративная Республика Германия. Конституция и законодательные акты. М., 1991. С. 34.


[Закрыть] ст. 55 Конституции Франции,[41]41
  Французская Республика. Конституция и законодательные акты. М., 1989. С. 43.


[Закрыть] разд. 2 ст. 6 Конституции США[42]42
  Соединенные Штаты Америки. Конституция и законодательные акты. М., 1993.


[Закрыть] и др.), международно-правовые акты, вступившие в силу для этих государств, включаются в национальную правовую систему и имеют приоритетное действие.

Вместе с тем может иметь место ситуация, когда в национальном законе отсутствует норма, содержащаяся в международно-правовом акте, либо такая норма не соответствует последнему. В этих случаях изначально юридическое регулирование по поводу совершения преступления, предусмотренного в международном уголовном праве, должно происходить в соответствии с установлениями последнего.

Видимо, именно эти ситуации имелись в виду в уже цитированном п. «а» ст. 17 Римского Статута Международного уголовного суда, указавшего, что Суд считает дело приемлемым и применяет нормы международного права, если государство «не желает или не способно» вести преследование или возбудить уголовное преследование должным образом. Такая «должность» должна означать соответствие нормы национального уголовного закона норме международного уголовного права. Если имеется отсутствие в национальном законодательстве подобной нормы либо ее несоответствие норме международного уголовного права, то юридический факт совершения преступления по международному уголовному праву становится основанием для регулирования возникших общественных отношений непосредственно по международному уголовному праву.

Далее, действующее международное право дает все основания полагать, что и регламентирование иных вопросов, имеющих уголовно-правовой характер, входит в предмет правового регулирования международного уголовного права. При этом преступность самого деяния может быть установлена и не в международном, а в национальном законе.

Подтвердим сказанное на примере регламентирования материально-правовых вопросов наступления уголовной ответственности лиц, пользующихся уголовно-правовым иммунитетом в силу международного права.

В современном международном праве дипломатический иммунитет определяется как совокупность особых прав, характеризующих невосприимчивость к юрисдикции принимающего государства глав и сотрудников органов внешних сношений.[43]43
  Лукашук И. И. Международное право. Особенная часть. М., 1997. С. 48–49.


[Закрыть] Такие права призваны обеспечить особую защиту дипломатического персонала иностранных государств, «более надежную, чем та, которую принимающие государства обязаны предоставлять частным лицам».[44]44
  Блищенко И. П., Жданов Н. В. Принцип неприкосновенности дипломатического агента // Советский ежегодник международного права. 1973. М., 1975. С. 191.


[Закрыть]

Круг лиц, на которых не распространяется уголовная юрисдикция страны пребывания, весьма обширен и определен во многих международно-правовых актах. Из них наибольшее и универсальное значение имеет Венская Конвенция о дипломатических сношениях от 18 апреля 1961 года.[45]45
  Ведомости Верховного Совета СССР. 1964. № 18. Ст. 221.


[Закрыть]

В силу предписаний конституционного и уголовного права большинства стран, положения об уголовно-правовом иммунитете, закрепленные в нормах международного права, действуют на территории государства непосредственно.

Согласно Венской Конвенции 1961 года на дипломатов и иных лиц, пользующихся иммунитетом по международному праву, распространяется ограниченная уголовная юрисдикция принимающего государства, которая «не может быть осуществлена принудительно».[46]46
  Лукашук И. И. Нормы международного права в правовой системе России. М., 1997. С. 78.


[Закрыть] С другой стороны, иммунитет в принимающем государстве не освобождает совершившее лицо от уголовной ответственности по законам посылающего государства (ч. 4 ст. 31 Венской Конвенции 1961 года).

Уголовно-правовым иммунитетом обладает, в первую очередь, «дипломатический агент», который «пользуется иммунитетом от уголовной юрисдикции государства пребывания». Этот иммунитет действует в отношении любой деятельности дипломатического агента, а также распространен на членов его семьи, постоянно проживающих вместе с ним (ч. 1 ст. 37 Венской Конвенции о дипломатических сношениях 1961 года). В силу указания ч. 2 ст. 37 этой же Конвенции, аналогичный иммунитет от уголовной юрисдикции распространяется на членов административно-технического персонала посольств (которыми признаются члены персонала представительства, осуществляющие административно-техническое обслуживание последнего – п. «f» ст. 1) и постоянно проживающих с ними членов их семей.

В соответствии с ч. 2 ст. 31 («Дипломатический агент не обязан давать показания в качестве свидетеля») и ч. 1, 2 ст. 37 Венской Конвенции 1961 года (распространяющих этот иммунитет на членов семьи дипломатического агента, членов административно-технического персонала и членов его семьи), в качестве составной части дипломатического иммунитета надо рассматривать свидетельский иммунитет. Свидетельский иммунитет указанных лиц и распространен на любые обстоятельства, о которых эти лица могут быть допрошены. Буквальное прочтение названных положений Конвенции позволяет сделать вывод о возможности отказа от свидетельского иммунитета указанными лицами по своей инициативе. Однако и в случае такого отказа и последующего лжесвидетельства эти лица не могут привлекаться к ответственности за дачу ложных показаний (если с них не снят иммунитет от уголовной юрисдикции в целом).

Кроме того, ст. 40 Венской Конвенции 1961 года требует от властей третьего государства предоставлять иммунитет от уголовной юрисдикции в полном объеме любому лицу, пользующемуся иммунитетом согласно предписаниям Конвенции, следующему транзитом через территорию такого государства.

В Венской Конвенции 1961 года специально оговаривается время действия каждого уголовно-правового иммунитета. В соответствии с ч. 1 ст. 39, ч. 1–3 ст. 40, каждое лицо, имеющее право на привилегии и иммунитеты, начинает пользоваться ими в любом из двух случаев:

1) с момента вступления лица «на территорию государства пребывания при следовании для занятия своего поста»;

2) при нахождении лица на территории государства пребывания – «с того момента, когда о его назначении сообщается министерству иностранных дел или другому министерству, в отношении которого имеется договоренность».

Время прекращения действия иммунитета определяется как момент:

1) оставления лицом страны пребывания;

2) истечения «разумного срока» для оставления страны пребывания.

Кроме того, в Венской Конвенции 1961 года специально оговорено, что «в случае смерти сотрудника представительства члены его семьи продолжают пользоваться привилегиями и иммунитетами, на которые они имеют право, до истечения разумного срока для оставления страны пребывания» (ч. 3 ст. 39).

В относительном характере дипломатического иммунитета от уголовной юрисдикции выражается положение о «непринудительном действии» (И. И. Лукашук) местного уголовного закона в отношении лиц, обладающих таким иммунитетом. В соответствии с ч. 1 ст. 9 Венской Конвенции 1961 года, совершившего преступление члена дипломатического персонала (или члена его семьи) власти страны пребывания могут объявить persona non grata («нежелательной персоной»). Такое лицо должно быть отозвано аккредитующим государством. В противном случае (при отказе в отзыве) последнее должно прекратить функции лица в представительстве. Соответственно лицо, объявленное persona non grata и не отзываемое аккредитующим государством, лишается дипломатического иммунитета. В таком случае оно должно нести уголовную ответственность на общих основаниях.

Кроме того, целый ряд других уголовно-правовых иммунитетов, связанных с особым правовым статусом лица, определен в международно-правовых актах: консульский, персонала международных организаций, лиц, пользующихся международной защитой, и др.

Все приведенные примеры свидетельствуют о том, что нормы международного права могут регламентировать вопросы материального уголовно-правового характера и в случае, когда в этих актах ничего не говорится о преступности или наказуемости того или иного деяния.

Может ли лицо, пользующееся дипломатическим (и иным) иммунитетом в силу международного права, совершить преступление в стране пребывания? Безусловно, да. Но материально-правовые (впрочем, как и процессуальные) вопросы наступления его уголовной ответственности по закону страны пребывания определены в международно-правовых актах. А последние имеют приоритетную юридическую силу в соответствии с указаниями национального законодательства большинства современных государств (достаточно вспомнить ч. 4 ст. 15 Конституции России).

Таким образом, международное право знает примеры того, что и иные уголовно-правовые установления охранительного характера, не связанные с определением преступности и наказуемости деяния, могут иметь обязательную и приоритетную юридическую силу. Подобным образом, например, обстоит дело с институтом выдачи лиц, совершивших преступления. Сама по себе выдача как процедура регламентируется процессуальными нормами, но основание выдачи всегда имеет материально-правовую основу. При этом возможность или невозможность выдачи лица другому государству также не является вопросом определения преступности или наказуемости деяния.[47]47
  Подробнее о материально-правовых основаниях института выдачи в международном праве см.: Лукашук И. И., Наумов А. В. Выдача обвиняемых и осужденных в уголовном праве. М., 1998. С. 30–36.


[Закрыть]

Все рассуждения о том, какие охранительные общественные отношения подлежат регулированию международным уголовным правом, позволяют прийти к следующим выводам: это общественные отношения, возникающие по поводу совершения деяния, преступность которого определена в международно-правовых актах. При этом охранительные общественные отношения, регулируемые международным уголовным правом, характеризуются следующей особенностью: приоритет юридического регулирования по международному уголовному праву имеет место, если национальный закон не содержит либо содержит противоречащую международному уголовному праву норму о преступности деяния по международному праву. Кроме того, в предмет международного уголовного права входят охранительные общественные отношения, связанные с международно-правовой регламентацией наступления уголовной ответственности по национальному законодательству государств.

Анализ актов международного права позволяет говорить также о том, что в предмет международного уголовного права входят и общественные отношения общепредупредительного характера. Данные отношения связаны с удержанием лиц от совершения преступлений по международному уголовному праву. При этом средством такого удержания является угроза применения строгого и неотвратимого наказания.

Видимо, одной из главных целей общепредупредительного воздействия международного уголовного права и является поддержание мирового правопорядка. «Духом» этой задачи пропитан практически каждый международный документ уголовно-правового характера.[48]48
  Так, например, в ст. I Конвенции о предупреждении преступления геноцида и наказании за него (1948 г.) читаем: Договаривающиеся Стороны подтверждают, что они «обязуются принимать меры предупреждения» геноцида в военное и мирное время.


[Закрыть]

Действительно, «болезнь всегда лучше предупредить, чем лечить». Именно с этим связана прямая и явная угроза применения самых строгих мер ответственности, адресованная потенциальным преступникам и многократно повторяющаяся в самых различных международных актах. При этом неотвратимость наказания, видимо, является главным средством общепредупредительного воздействия международного уголовного права. Оставим без комментариев одно из положений преамбулы Римского Статута Международного уголовного суда: страны-участники приняли этот документ, «будучи преисполненными решимости положить конец безнаказанности лиц, совершающих такие преступления, и тем самым (выделено нами. – А. К.) способствовать предупреждению подобных преступлений».

К тому же сам факт установления преступности деяния в международном уголовном праве налагает на любое лицо обязанность воздержаться от совершения преступления. Подобным образом происходит специальное, присущее только для международного уголовного права регулирование поведения как в мировом сообществе в целом, так и в национальных обществах в частности.

Тот факт, что международное уголовное право устанавливает запрет на совершение преступлений и на национальном уровне, прямо подтверждается многими международными актами. Так, например, геноцид расценивается как международное преступление вне зависимости от того, в военное или мирное время совершен его акт, на территории одного или нескольких государств.[49]49
  Ст. I Конвенции о предупреждении преступления геноцида и наказании за него.


[Закрыть] Более того, ряд преступлений, предусмотренных в международном уголовном праве, как раз направлен как на охранительное, так и на общепредупредительное воздействие на общество внутри одного государства. А нарушение этого запрета расценивается как угроза всему мировому правопорядку.

Так, например, ст. 3 Международной конвенции о ликвидации всех форм расовой дискриминации от 7 марта 1966 года[50]50
  Ведомости Верховного Совета СССР. 1969. № 25. Ст. 219.


[Закрыть] устанавливает, что государства-участники особо осуждают расовую сегрегацию и апартеид и обязуются «предупреждать, запрещать и искоренять всякую практику такого характера на территориях, находящихся под их юрисдикцией» (выделено нами. – А. К).

Как это ни цинично звучит, но мы считаем, что именно страх наказания во многом удерживает потенциальных преступников от совершения преступлений. И мы разделяем мысль о том, что общественные отношения по поводу реализации воздержания лиц от совершения преступления из уголовно-правового запрета входят в предмет правового регулирования,[51]51
  Наумов А. В. Российское уголовное право. Общая часть. Курс лекций. М., 1996. С. 9.


[Закрыть] в нашем случае – в предмет правового регулирования международного уголовного права. В конечном итоге именно от эффективности общепредупредительного воздействия норм международного уголовного права во многом зависит обеспечение мирового правопорядка во имя реализации основополагающего принципа сотрудничества государств для «поддержания международного мира и безопасности».[52]52
  Декларация ООН о принципах международного права, касающихся дружественных отношений и сотрудничества между государствами в соответствии с Уставом ООН от 24 октября 1970 года.


[Закрыть]

Для отечественной теории уголовного права характерно выделение и третьей группы общественных отношений, входящих в предмет национального уголовного права – общественных отношений регулятивного характера.[53]53
  См., напр.: Галиакбаров P. Р. Уголовное право. Общая часть. Краснодар, 1999. С. 11.


[Закрыть]

Подобные нормы наделяют субъектов правом на правомерное причинение вреда и, при соблюдении критериев допустимости, ответственность за причиненный вред исключается («обстоятельства, исключающие преступность деяния»). Существуют ли регулятивные общественные отношения в качестве составляющей предмета международного уголовного права?

Общепризнанно, что регулятивные общественные отношения регулируют правомерное поведение лица, которое в то же время является поведением социально полезным.[54]54
  Наумов А. В. Российское уголовное право. Общая часть. Курс лекций. М., 1996. С. 10.


[Закрыть]

Казалось бы, ряд норм международного уголовного права содержит указание на возможность реализации именно таких общественных отношений. В первую очередь к ним относятся отношения, связанные с освобождением от ответственности по международному уголовному праву.

Так, например, в силу положений п. «b», «с», «d» ст. 31 Римского Статута Международного уголовного суда, основаниями освобождения от ответственности являются:

– состояние необходимой обороны – если лицо причинило вред, но действовало «разумно для защиты себя или другого лица»;

– состояние «вынужденной ответной реакции» на угрозу неминуемой смерти либо причинения тяжких телесных повреждений для него самого или другого лица;

– состояние интоксикации, которое лишало лица возможности понимать противоправность или фактический характер своих действий.

Причинитель вреда, совершивший деяние при этих обстоятельствах, вступает в правовые отношения либо с внутренним, либо с международным правоприменителем. Именно правоприменитель в итоге решает, освобождать лицо от ответственности по международному уголовному праву или нет.

Однако обратим особое внимание на следующее: речь в предписаниях подобного рода идет только об освобождении лица от ответственности не только в силу вынужденности либо непонимания тех или иных действий. Несмотря на то, что международное уголовное право ставит своей целью в первую очередь поддержание мира и безопасности всего человечества, причинение вреда иным интересам носит не столь опасный характер. Следствием этого является исключение ответственности причинителя вреда в ситуации обороны и необходимости.

Об этом прямо говорится и в ч. 2 ст. 31 названного Статута, где дается право на применение названных оснований освобождения от ответственности.

Анализ действующих норм международного права позволяет говорить о том, что в них имеется ряд уголовно-правовых предписаний дозволительного характера. Поэтому мы осмелимся сделать вывод, что для предмета международного уголовного права возможно наличие общественных отношений регулятивного характера, которые бы предписывали и считали непреступным причинение вреда тем интересам, которые охраняются рассматриваемой отраслью.

Вышеизложенное позволяет прийти к выводу о том, что предмет международного уголовного права представляет собой комплекс следующих общественных отношений:

1) Охранительные общественные отношения, возникающие по поводу совершения деяния, преступность которого определена в международно-правовых актах. При этом охранительные общественные отношения обладают особенностью: приоритет юридического регулирования по международному уголовному праву имеет место, если национальный закон не содержит либо содержит противоречащую международному уголовному праву норму о преступности деяния по международному праву. Кроме того, в предмет международного уголовного права входят также охранительные общественные отношения, связанные с международно-правовой регламентацией наступления уголовной ответственности по национальному законодательству государств.

2) Общепредупредительные общественные отношения, которые складываются по поводу соблюдения запрета на совершение преступлений, предусмотренных в международном уголовном праве.

3) Дозволительные (предписывающие) общественные отношения, возникающие по поводу причинения вреда в рамках допустимых обстоятельств освобождения от ответственности, не связанных с отсутствием признаков субъекта ответственности.

Самым непосредственным образом с предметом международного уголовного права связаны его задачи и методы правового регулирования.

Методы международного уголовного права

Если предмет отрасли права – «особый участок общественной жизни», то метод правового регулирования представляет собой особый юридический режим – т. е. то, как, каким способом осуществляется юридическое регулирование той или иной отраслью.[55]55
  Алексеев С.С. Право. М., 1999. С. 45–46.


[Закрыть]

При этом метод правового регулирования является довольно емким понятием, состоящим из многих компонентов: порядка установления юридических прав и обязанностей; степени определенности прав и автономности действий субъектов; подбора юридических фактов, влекущих правоотношения; характера взаимоотношения сторон в правоотношении; путей и средств обеспечения субъективных прав.[56]56
  См., напр.: Общая теория государства и права. Т. 2. Общая теория права / Под ред. В. С. Петрова и Л. С. Явича. Л., 1974. С. 283.


[Закрыть]

Общепринятым методом международно-правового регулирования в целом является выработка и осуществление правовых норм на основе взаимного согласия и добровольности участников каких-либо правоотношений.

Однако меры в рамках реализации ответственности по международному уголовному праву включают элементы силы, принуждения, что, по мнению многих авторов, не соответствует согласительной природе современного международного права в целом.[57]57
  Мелешников А. В., Пушмин Э. А. Международно-правовая ответственность: понятие, процессуальные вопросы реализации // Советское государство и право. 1988. № 8. С. 87.


[Закрыть] Некоторые авторы представляют принуждение как находящееся в международном уголовном праве в начальной стадии своего развития.[58]58
  Василенко В. А. Международно-правовые санкции. Киев, 1982. С. 53–57.


[Закрыть]

В общей теории права обычно выделяются три метода (типа) правового регулирования: дозволение, предписание и запрет. При этом подчеркивается, что все три типа правового регулирования можно обнаружить в различных отраслях права, но в одних решающим является дозволение, в других – предписание, в третьих – запрет[59]59
  Сорокин В. Д. Метод правового регулирования. Теоретические проблемы. М., 1976. С. 16.


[Закрыть].

Казалось бы, сама сущность международного уголовного права заставляет говорить о том, что для него характерен запретительный (принудительный) метод воздействия. Действительно, это наиболее очевидно, ведь большинство международных актов устанавливают преступность деяния и обязанность подвергаться ответственности в случае его совершения.

Мы полагаем, что, исходя из общетеоретического определения метода правового регулирования, определение последних в международном уголовном праве должно быть связано с фигурами субъекта ответственности по международному уголовному праву и субъекта применения международного уголовного права.

Общепринята позиция, согласно которой те или иные правоотношения, входящие в предмет отрасли права, характеризуются определенными методами.

Так, охранительные общественные отношения в международном уголовном праве регламентируются:

– методами реализации ответственности в виде назначения наказания за совершение преступлений по международному уголовному праву;

– методами освобождения от ответственности при наличии обстоятельств, указанных в нормах международного уголовного права.

При этом такой метод, как реализация ответственности в виде назначения наказания, не означает применения санкции международной уголовно-правовой нормы в силу того, что названные нормы не содержат санкций как таковых. Поэтому при реализации наказания могут быть применены санкции национального закона и использованы виды и размеры наказаний, определенных в ранее имевших место решениях международных организаций. Об этом, в частности, свидетельствуют положения ст. 21 Римского Статута Международного уголовного суда, в которых указывается, что он (суд) может применить:

– национальные законы государств, которые «при обычных обстоятельствах осуществляли бы юрисдикцию в отношении данного преступления»;

– принципы и нормы права в соответствии с тем, «как они были использованы в его предыдущих решениях».

Однако характерной чертой запретительного метода в международном уголовном праве является фактически «произвольная» возможность определения вида и размера наказания лицу, признанному виновным в совершении преступления, хотя, конечно, и при таком подходе правоприменитель обязан назначать наказание в соответствии с нормами международного права, в частности – с Конвенцией против пыток и других жестоких, бесчеловечных или унижающих достоинство видов обращения и наказания от 10 декабря 1984 г.[60]60
  Ведомости Верховного Совета СССР. 1987. № 45. Ст. 747.


[Закрыть]

Далее, применение принципов и норм международного права, «как они были ранее использованы», означает не что иное, как возможность назначения наказания в соответствии с ранее имевшим место судебным прецедентом.

С самим юридическим фактом – совершением преступления по международному уголовному праву – связывается возникновение охранительных отношений в международном уголовном праве. Установление этого юридического факта, реализация прав и обязанностей субъектов охранительного правоотношения осуществляется в строго определенных процессуальных рамках.

Таким образом, правом на принуждение в международном уголовном праве обладают как отдельные государства (в лице уполномоченных органов) в качестве субъектов международного публичного права, так и международные организации. В литературе справедливо отмечалось, что принуждение как метод международного уголовного права нуждается в проработанном механизме процессуального обеспечения.[61]61
  Блищенко И. П., Фисенко И. В. Международный уголовный суд. М., 1998. С. 16.


[Закрыть]

Ранее мы попытались (на основе международного уголовно-правового иммунитета) показать, что сами охранительные общественные отношения в международном уголовном праве имеют свою специфику. В силу этого также специфичен и метод воздействия на охранительные общественные отношения, связанные с международно-правовой регламентацией наступления уголовной ответственности по национальному законодательству государств.