Текст книги "Игра без правил"

***

Очнулся Сергей от резких ударов по лицу. Кто-то безжалостно хлестал его по щекам. Он открыл глаза и обнаружил, что сидит привязанный к стулу. В шаге от него, тоже связанная, сидела Оксана. Кроме них в комнате находились трое. Двоих он хорошо знал, это были октябрьские ребята из одной с ним команды. Третьего он видел всего пару раз до этого вечера. Этот мужик приезжал из города к их патрону. По слухам, это был туз из городской команды. Уезжал он от патрона всегда с полным чемоданом денег. Сейчас этот сборщик податей сидел за столом и при свете керосиновой лампы, стоящей на столе, изучал купленные Кимом билеты. Заметив, что Сергей очнулся, он улыбнулся фальшиво-приветливо, хотя глаза остались холодными и жесткими.

– А, Сережа! Очнулся. Ну, здравствуй, Сережа. Как себя чувствуешь?

– Прекрасно. Как после отдыха в санатории ЦК КПСС.

– Рад за тебя, рад. Ты извини, голубчик, мальчики наши немного перестарались с тобой, но ты же сам виноват. Что же ты, Сережа, от своих друзей прячешься? Нехорошо. Мы тебя едва нашли.

– Ладно, кончай комедию ломать, добренький дядя.

Тот перестал улыбаться, сказал жестко:

– А вот тут ты, пожалуй, прав. Скажи мне, мой юный друг, а куда это вы лыжи навострили, а? Абакан, вроде, не самое подходящее место для отдыха. Может, у тебя там родственники? Нет? Так чего ты там забыл? А-а-а, понимаю, так сказать, по местам революционной и боевой славы. Детство пионерское вспомнили, да, юные следопыты? Ну, а после Абакана куда? – вкрадчиво закончил мужик.

Сергей, с ненавистью взглянув на него, отвернулся к окну. Безысходность положения угнетала. За себя он не боялся, мучили мысли об Оксане. Если они возьмутся за нее, он не выдержит, заговорит. А рассказывать, где золото, этому тихому садисту не хотелось. Мысленно Сергей выругался: «Воронов, гад, а? Раскололся!». Он не сомневался, что они взяли Кима и от него узнали, как найти этот домишко. Ведь Воронов заверил, что никто кроме них троих не знал об этом убежище. Стало жаль, что все так закончилось. В исходе сомневаться не приходилось – узнав все, что им нужно, бандиты убьют их обоих, зачем им лишние свидетели. Посмотрел на Оксану. Та была бледна, но держалась хорошо.

Откуда-то издалека снова возник голос:

– Ну что, говорить будешь? Как золото найти? Куда ехать? Сколько его там?

Сергей огрызнулся:

– А ты догадайся, козел вонючий. Я тебе…

Резкий удар в челюсть опрокинул его вместе со стулом. Его подняли, добавили еще затрещину для острастки. Сергей слизнул струйку крови с разбитой губы, сплюнул, посмотрел на всех троих мутным взглядом.

– Скоты. Вы мне руки развяжите, а там посмотрим, кто драться умеет.

– Ты поменьше хами, говори, давай. И чем быстрее, тем лучше. Или мы за сестричку твою возьмемся. Сначала по кругу ее пустим у тебя на глазах, а потом на куски рвать станем. Если хочешь, чтобы она умерла без мучений, – говори.

– Слушай, мне один черт умирать, живым вы меня не выпустите. Скажи напоследок, кто отца убил?

– Ишь ты, догадливый. Несговорчивым твой папаша оказался, так ничего от него и не узнали. Сам виноват, сказал, был бы жив. Теперь вот и вас в эту историю втянул… Ну, так что, будешь говорить, или как?

– Развяжи. Иначе хоть режь – молчать буду.

– Надо будет, и порежем, не сомневайся. Ну да ладно, уважим тебя. Так сказать – последняя просьба приговоренного.

Мужик кивнул одному из громил:

– Развяжи.

Тот возмутился:

– Да ты что? Ты Серегу не знаешь, это же зверь!

– А пушки у вас на что, идиоты! – взорвался тот. – Бараны! Уже два раза их упустили! С одним парнем и девчонкой справиться не можете. Если своих мозгов нет, так делай, что старшие говорят. Развязывай. Оружие на изготовку, один к двери, другой к окну. Давай быстро!

Парень нехотя перерезал веревки. Сергей потер занемевшие руки, покосился на пистолет. Мужик, перехватив его взгляд, усмехнулся.

– Не косись, тебе не достанется. А твой, – он похлопал по карману пиджака, – вот он.

Сергей буркнул:

– Дай сигарету.

Прикурив, подсел к столу. Прикинул расстояние до кровати, коротко посмотрел на Оксану, подмигнул ей незаметно и чуть повел глазами в сторону кровати. Она поняла, опустила в знак согласия ресницы. Рискованно, но выбирать не приходилось. Сергей мысленно похвалил сестру за мужество. Затея может не удаться, тогда смерть, и без того близкая, будет еще и мучительной.

– Значит так. Ехать надо до Абакана. Потом…

Сергей пыхнул погасшей сигаретой, протянул руку к лежащему на столе коробку спичек, и вдруг резко ударил рукой по лампе. С треском лопнуло стекло. Стало темно, послышалась яростная ругань. Сергей и Оксана упали одновременно. Оксана откинулась назад, в угол, и плашмя упала на пол. Сергей стремительно откатился к кровати и выхватил из-под ветоши не замеченный бандитами автомат. Два выстрела с разных сторон пропороли вспышками темноту, разбивая в щепки стул, на котором секунду назад сидел Сергей. Сергей, рванув предохранитель, дал по вспышкам две короткие очереди. Один бандит, взвыв от боли, выбил раму и вылетел на улицу. Второй бабахнул еще два раза подряд на вспышку автомата, но промахнулся. Третья очередь заставила его заткнуться. Потом Сергей рубанул в сторону стола. Послышался стон.

Снаружи, издалека, донеслись крики и ругань. Громыхнули подряд три выстрела. Сергей перекатился к сестре, прошептал жарко:

– Ксана, ты жива?

– Жива, жива. Развяжи меня скорее.

Сергей быстро распутал ей руки. Поднявшись, шагнул к столу. При свете луны было видно, как тот, что допрашивал его, сидел, безвольно уронив голову на стол. Темная лужа растеклась по поверхности.

Вынув у него из кармана пистолет, Сергей протянул его Оксане.

– Держи. Осторожно, я с предохранителя снял. Кто это там стрелял на улице? И в кого? Вот что интересно.

Грохнул еще один выстрел. Затем послышался шум заводимого двигателя, визг шин по гравию. Эхом прокатился грохот еще двух выстрелов подряд, после чего жуткий грохот заставил вздрогнуть обоих. Оксана схватила брата за руку:

– Сережа, это, наверное, Ким.

– Ты будь здесь, не высовывайся. Я пойду, взгляну, что там.

Он осторожно ступил в темноту, не спуская пальца со спускового крючка. В той стороне, где находился домик сторожа, поднималось к черному небу рыжее пламя. Сергей стал осторожно пробираться в ту сторону. Дойдя до перекрестка улицы, с опаской выглянул из-за углового домика. Навстречу ему кралась тень вдоль домов. Сергей пальнул, не целясь, короткой очередью. В ответ послышался голос Кима:

– Сергей, это ты? Не стреляй, это я, Ким.

Ким подбежал к нему, выдохнул взволновано:

– Где Оксана? С ней все в порядке?

– С ней-то все в порядке, ты мне вот что скажи…

– Потом поговорим, ладно? Давай скорее туда вернемся.

Оба направились к домику Кима, настороженно посматривая по сторонам. Они уже почти дошли, когда в доме грохнул выстрел. Оба ринулись к двери. Вбежав в дом, Ким зажег зажигалку.

Оксана стояла в углу, прижав к лицу ладони и с ужасом глядя в сторону стола. Возле ног лежал оброненный пистолет. Тот, что находился за столом, сидел теперь в другой позе. Голова была запрокинута назад, правая рука безвольно повисла, еще сжимая пистолет. Сергей кинулся к сестре. Та зарыдала, прижалась к нему всем телом.

– Я убила его, Сережа. Я убила его!..

– Ну, ну. Успокойся, сестренка. И хорошо сделала, что убила. Что же, лучше бы он тебя что ли?

Сквозь всхлипывания Оксана лепетала:

– Ты когда ушел, я стояла у окна. Слышу, он застонал. Я отошла в угол, там темно и не так видно меня. Смотрю, он шевелится. Потом голову поднял и смотрит на меня, а по лицу кровь бежит. Мне так жутко стало. А он руку в карман засовывает и еще один пистолет достает, начинает руку поднимать медленно, медленно. Я сама не помню, как на курок нажала…

Она всхлипывала и дрожала всем телом, Сергей гладил ее по голове и успокаивал.

– Ну, не плачь, успокойся. Все хорошо, мы живы, слава Богу. Вон и Ким явился, цел и невредим.

Ким подал голос:

– Ребята, смываться надо. Уж больно мы тут нашумели.

Он поднял с пола лампу, зажег. Стало светлее. Заметив, что Оксана с ужасом смотрит на мертвых, Ким сорвал с кровати одеяло, оттащил оба трупа к стене и прикрыл их.

– Давайте уходить скорее.

Сергей сказал, взглянув на залитые кровью билеты:

– Подожди, надо билеты уничтожить. Проку от них теперь мало, зачем следы лишние оставлять.

– Уничтожим. Давай-ка обоймы соберем, пригодятся.

Быстро все сделав, захватив дробовик и сумку Сергея, пошли к двери. Ким опрокинул лампу, обмакнул в керосин свернутые в трубочку билеты, чиркнул зажигалкой и бросил горящую бумагу на стол, в лужицу керосина.

– Ну, вот и все. Прощай, моя обитель… Пойдемте.

Пламя быстро пожирало растекшийся керосин. Повалил удушливый дым. Когда они дошли до леса, огонь уже выбивался из окон.

До машины Кима дошли быстро. Когда сели, Сергей спросил:

– Ну, и куда теперь?

Ким ответил неопределенно:

– А черт его знает. Отсюда надо подальше убраться, а там видно будет.

Он тронул с места, и машина понеслась, набирая скорость, прорезая светом фар чернильный мрак ночи.

Глава 8

Выбравшись на трассу, Ким ехал какое-то время по направлению к городу, потом неожиданно свернул на проселок и минут пятнадцать петлял по дороге вдоль леса.

Оксана, встряхнувшись, спросила:

– Куда мы едем?

– На озеро. Здесь есть местечко уютное, я туда часто на рыбалку мотался. Сейчас там нет никого, будни. Переночуем там, а дальше видно будет.

Машина еще минут десять прыгала по ухабам, потом нырнула между деревьев и вскоре остановилась на берегу небольшого озера. Ким выключил двигатель. В наступившей тишине стало слышно, как крякают где-то под берегом потревоженные вторжением утки. Несколько минут сидели молча, привыкая к тишине. Первым молчание нарушил Ким:

– Пойдем, Сергей, дровишек наберем. Надо костерок сделать, так, пожалуй, прохладно будет.

Сергей, ничего не говоря, вышел из машины. Оксана умоляюще попросила:

– Мальчики, только вы не долго, ладно? Я боюсь одна оставаться.

– Ничего, мы быстро, – успокоил Сергей.

Он хлопнул дверцей, и они с Кимом шагнули в черноту леса. Отойдя от машины шагов на пятьдесят, Ким спросил:

– Сильно вам досталось?

Сергей взорвался:

– Досталось?!! Ты лучше скажи, как они нашли нас. Ведь никто кроме нас троих, ты говорил, не знал об этой берлоге.

– Ты что, рехнулся?

– Что рехнулся, что?!! Взяли тебя, и ты, шкуру свою спасая, сдал нас упакованных. Я еще удивляюсь, как это ты с крестом не слинял.

– Тогда зачем бы я пришел, ты подумал, идиот? А нашли, потому что…

Сергей орал не слушая:

– Да ты струсил! Когда услышал, что из автомата стрельба началась, понял, что я их положил, вот и пришел из себя спасителя строить.

Даже в темноте было видно, как побледнело лицо Кима. Он еще пытался что-то говорить, но Сергей в бешенстве ударил его в лицо. Голова Кима дернулась, он прикрыл рукой разбитую губу. Пытаясь еще что-то сказать, он сделал шаг к Сергею, но второй удар, страшнее первого, опрокинул его на землю. Позабыв обо всем, Ким в ярости вскочил на ноги. Сергей ринулся на него со всем бешенством, на которое был способен. Он еще успел заметить молниеносный выпад Кима, потом деревья опрокинулись у него в глазах, и яркие до того звезды померкли.

Когда он очнулся, Ким сидел рядом с ним, вытирая платочком кровь с разбитой губы. Он уже был спокоен и выдержан как обычно. Заметив, что Сергей пришел в себя, сказал:

– Извини, ты меня вынудил. Это был грязный трюк, но если бы я тебя не отключил, ты бы, наверное, убил меня. Как себя чувствуешь?

Сергей застонал от тупой боли в висках.

– Пошел ты, костолом!

– Послушай, Сергей, если я виноват в том, что они нас нашли, то из-за своей небрежности и глупости. Они были у меня дома, устроили там погром. В бумагах был договор на покупку сада, будь он неладен. Они из договора узнали, где нас искать, понимаешь? Я, когда это обнаружил, скорее к вам поехал. Со стороны леса зашел. Там, в лесу, двое были в машине. Их я отключил и к домику подобрался. Когда в окно заглянул, меня сзади по голове огрели, бесшумно подобрались, сволочи. Очнулся я уже в сторожке. Они сторожа убили, он, видимо, сопротивлялся, у него дробовик под рукой лежал. Когда заметили, что я очнулся, взялись меня обрабатывать. По глупости не обыскали меня. А у меня за поясом машинка была, там в лесу у одного позаимствовал. Двоих я сразу положил, а третий на улицу выбежал. Его я в машине зацепил, он в столб врезался, взорвалась машина. А потом я к вам побежал, тут на тебя наткнулся. Говорю это тебе только потому, что ты брат Оксаны. Другого я бы за подобные обвинения покалечил без объяснений.

– Конечно, это в твоем стиле.

– Ладно, перестань. Давай не будем собачиться. Раз уж оказались в одной упряжке, надо доверять друг другу.

Когда они вернулись с охапками дров, Оксана выскочила им навстречу из машины.

– Ну, вы где пропадали? Я уже беспокоиться стала.

Сергей, бросив дрова, нехотя объяснил:

– Далеко за валежником ходить пришлось, здесь все выбрали.

Ким сноровисто сложил дрова и чиркнул зажигалкой. Когда пламя занялось, он вынес из машины сиденье и положил рядом с огнем.

– Садись, Оксана, согрейся немного.

Она спросила, рассмотрев при свете костра его лицо:

– Ким, что у тебя с губой?

Тот отвел глаза в сторону, соврал неумело:

– Да так… Наткнулся в темноте на ветку… Скажи, Сергей?

– Ага, – буркнул тот.

Оксана недоверчиво посмотрела на обоих, хотела что-то сказать, но передумала.

Ким, присев было к костру, тут же поднялся.

– Тут рядом балаганчик есть, там котелок, продукты кое-какие рыбаки оставляют. Схожу, посмотрю.

Вернулся скоро. Как ни в чем не бывало, весело сказал:

– Живем. Есть чай, сахар. У меня в машине бутерброды есть, как чувствовал, сегодня днем купил. Сейчас королевский ужин устроим. Сергей, набери воды, пожалуйста, я пока колья поставлю.

Он отдал Сергею котелок и взялся готовить колья для костровища. Вскоре над огнем висел котелок с водой для чая. Все трое устроились у огня и принялись обсуждать положение. Первым начал Ким:

– Значит так. Крест я продал, отвалили мне сто девяносто «лимонов», нашелся один коллекционер. Патроны привез. Чемоданы есть, оружие и патроны в них уложим. Кое-что из вещей надо взять, переодеться. Словом, ничего нас здесь больше не держит, надо уезжать. Наследили мы хорошо. Последняя стычка в садах не останется незамеченной. Сергей, они из вас ничего не вытянули?

– Не успели. Только билеты видели, да и то… Кто теперь об этом знает? С того света не позвонишь, не скажешь.

– Хорошо. Значит, завтра уезжаем. Я возьму новые билеты и все остальное, потом вернусь за вами. А сейчас давайте чай пить.

Он заварил чай, вынес из машины разнокалиберные стаканчики и завернутые в бумагу бутерброды. Стараясь не думать о событиях последних двух дней, перекусили наспех, выпили чаю и стали устраиваться на ночлег. Оксана легла в машине, Ким и Сергей устроились у костра. Сергей скоро заснул. Киму не спалось. Он подбросил дров в костер и стал задумчиво смотреть на огонь.

Положение было не из лучших. Если им завтра не удастся уехать, будет очень плохо. Мало того, что команда на хвосте, теперь еще и милиция заинтересуется погромом в садах. А так или иначе с ним, Кимом, все свяжется. Домик-то его сгорел. Правда, теперь никто не может подтвердить, что они втроем там присутствовали. Сторож, как ни жаль его, мертв. Больше их никто в садах не видел. Милиции нелегко будет разгадать ребус, зачем в садах была перестрелка, закончившаяся пожаром.

Звук открываемой двери заставил обернуться. Оксана вышла из машины, подошла к огню, села рядом с Кимом.

– Что, не спится? – спросил он.

– Не спится. Как-то в голове все не укладывается. Стрельба, погони, – она чуть запнулась, – … убийства. Как не со мной все происходит.

– Действительно, как в детективе. Только в главных ролях нам довелось сниматься.

Ким снял куртку, набросил ей на плечи, подкинул еще дров в огонь. Вынув сигарету из кармана рубашки, прикурил от уголька.

Оксана тихо сказал:

– Ким, я тебе очень благодарна за все.

Он усмехнулся невесело.

– Не стоит. Я ведь для себя стараюсь. Не забывай, что я тоже в доле.

– Я помню. Только зря ты хочешь показаться хуже, чем ты есть на самом деле. Зачем, Ким? Я же чувствую, что ты добрый человек, а строишь из себя такого… – она замолчала на секунду, подбирая нужное слово. – Супермена безжалостного. Для чего?

– Ну, наверное, есть причина.

– Знаешь, мы знакомы всего два дня, а у меня такое чувство, что я тебя всю жизнь знаю, – Оксана посмотрела на него долгим взглядом. Помолчав, добавила:

– Наверное, потому что ты на папу похож. Он тоже замкнутый был, суровый с виду, но очень любил нас с Сергеем. После смерти мамы всю жизнь на нас положил. И жениться во второй раз не стал, хотя претенденток немало было. Боялся нас ранить, не хотел после мамы чужую женщину в дом приводить. Он любил маму. Всю жизнь любил, до последнего дня. Каждый год, в день ее смерти поминал ее, всегда один. Ставил на стол ее фотографию, наливал два стакана водки, для нее и для себя. Пил, смотрел на фотографию и молча плакал. Когда пьянел, звал нас с Сережей, сажал рядом и начинал рассказывать, какая она была, мама. Я ее совсем не помню, только по фотографиям знаю. Мне три годика было, когда она умерла. И папа один с нами остался. Родственников нет, мама и папа в детдоме воспитывались.

– А отца вашего за что осудили?

– Кто-то донес, что у него литература была запрещенная. Сделали обыск, нашли какие-то книги.

Помолчали. Оксана спросила:

– А твои родители? Живы?

– Умерли три года назад, почти одновременно. Сначала отец, потом мать месяц спустя. А в прошлом году брат с семьей погиб в автокатастрофе.

– Куда же ты потом? Ведь вернуться сюда уже не сможешь.

– Не знаю.

– И вообще, Ким, зачем тебе это? Ведь ты же мог с этим крестом исчезнуть и все. Деньги хорошие. А ты ввязался во все это.

– Хитришь, Оксана. Ты же мне сама говорила, зачем я впутался. Вас оставлять не хотел. Тебя не хотел оставлять.

Он посмотрел в ее глаза. Она смущенно опустила ресницы, улыбнулась неуверенно. Ким взял ее руку в свои, бережно погладил по нежной коже. Оксана осторожно отняла руку, быстро поднялась, забормотала смущенно:

– Ким, уже поздно. Я пойду спать, ладно?

Она сняла с плеч куртку, вернула Киму, обронила на прощание» Спокойной ночи» и ушла к машине.

Утро было прохладным. Туман, как молоко, обволакивал все вокруг. Смутно проступали очертания машины и две съежившиеся от холода фигуры у погасшего костра.

Первым зашевелился Ким. Размяв занемевшие от утренней прохлады руки и ноги, резко вскочил и сделал несколько энергичных упражнений, чтобы согреться. Наспех умывшись в озере, принялся разводить костер. Когда согрелся чай, толкнул в бок Сергея.

– Не спи, замерзнешь.

Тот зашевелился, заворчал, проклиная комаров, туман и прочие прелести лесной жизни. Однако встал, подошел к машине, запел дурашливо, выстукивая ритм по крыше:

– Пора, красавица, проснись. Открой сомкнуты негой взоры и, голову мою позором покроя, Киму улыбнись.

Оксана с хохотом вывалилась из машины:

– Дурак! Шут гороховый!

Она принялась лупить его кулачками по широкой спине. Сергей, с деланным ужасом прикрываясь от ударов, заорал:

– Ким, спаси меня от этой фурии!

Ким с улыбкой смотрел на них, разливая чай по стаканам. Закончив, окликнул:

– Эй, гладиаторы! Идите, вкусите живительной влаги.

Оба подошли запыхавшиеся и раскрасневшиеся. Оксана взяла стакан с горячим чаем, присела у огня:

– Как здорово! Вот бы так почаще.

– А что, когда эта кутерьма кончится, пойдешь со мной на рыбалку?

– С удовольствием, Ким.

– А братец твой другого мнения придерживается…

– А-а-а. Не обращай внимания, он по любому поводу ворчит.

Сергей встрял в разговор:

– Зато в тебе оптимизма через край.

Замолчали, сосредоточившись на чае. Ким допил свой стакан, закурил.

– Ну что, ребятки! Надо мне в город смотаться. Билеты куплю новые, перекусить что-нибудь. Бритву надо взять, а то мы с Сергеем на ежиков похожи.

Быстро посовещавшись, составили список необходимых вещей. Через полчаса Ким уехал, Сергей с Оксаной до его возвращения перебрались в балаганчик. Оружие, боеприпасы и «кейс» с деньгами перенесли туда же.

Глава 9

Август 1919 г. Восточная Сибирь

Проснулся Михей от прикосновения. Резко приподнявшись на лавке, мгновенно выхватил из под скрученной в скатку шинели трофейный «манлихер», и ткнул в зубы разбудившему его человеку. Рассмотрев в лунном свете круглое и улыбчивое лицо Анфитки, негромко выругался, опуская ствол пистолета, и откинулся к стене.

– Совсем сдурел, ятит твою… А ежели б пальнул спросонок?

Анфитка еще шире оскалился, подбрасывая на ладони полную обойму.

– Да ты что, дядько? Аль не ты меня военному ремеслу обучал? Пистоль то того… Вот они, патроны-то!

Сплюнув скорее с досады, чем со зла, Михей трепанул племянника по чубу.

– Добрый казак…

Опустив босые ноги на пол неспеша раскурил трубку, и только после этого спросил, нетерпеливо покусывающего ус Анфитку:

– Ну? Чего разбудил посередь ночи?

Анфитка вщелкнул обойму в «манлихер» и горячо зашептал, едва не касаясь губами Михеева уха, заросшего густым волосом:

– Не нравится мне этот отряд, дядько. Слышал я, как караульные меж собой шептались… Нечисто дело с этим сундуком. Еще третьего дня с отрядом купчина ехал, шибко богатый, говорят. Застрелили вчера в перестрелке с красными. Да чудно застрелили, ровнехонько в затылок пуля-то пришлась. Вяземский с ним на короткой ноге был, все шептались чего-то. А вчера, как на красных нарвались, так офицер пол-отряда положил, а сундук в первую голову сберег. Куда едут? Дальше, слыхал я, от местных, сплошные болота. А к югу нехристи узкоглазые, монголы ли, китайцы. Куда нас штабс ведет? И что такого в сундуке, что он за него столько душ погубил? Почему купчина пулю в затылок получил? Да и бумага у штабса, сам говоришь, ненастоящая.

Помолчав, Анфитка с хрипотцой продолжил:

– Слыхал я, будто бы и красные за тем сундуком охотятся. А у меня хозяин пропал. Ушел, подлюка, посреди ночи. Я думал, может до ветру. Так с час прождал – не вернулся, гаденыш. Куда, опять же, подевался? Не красным ли побежал о нас сообщить? Помяни мое слово, дядько, не к добру это. Как бы нас всех за тот сундук не порешили. А нам оно пошто? Дядько, уходить нам надобно. За ради чего нам свои головы подставлять?

И вдруг с прорывающейся тоской, той же, что и Михею душу рвала, закончил:

– До дому надо, дядько. Невмоготу уж… Сколь можно за чужое добро башку подставлять? Матка с оказией передавала, красные маслобойку реквизировали, коней и быков забрали. А мы здесь колготимся. Чего ради, дядько? Казаки тож недовольны. Давай, дядько, – голос у Анфитки стал еще жарче, – заберем сундук и до дому. А? Делов то: их девять, нас девятнадцать. В сундуке то, поди, ассигнации. А может и золотишко имеется…

– Разбойником хочешь стать?! – резко перебил Михей.

Анфитка сник.

– Да ведь обидно, дядько. Рвут всяк на себя, а мы чем хужее?

– Слыхали б тебя старики, отодрали бы нагайками на кругу, как Бог свят!

Совсем скисший Анфитка едва слышно ответил:

– Прости, дядько. Только смотреть на них на всех сил больше нет. Мы с тобой за веру, царя и Отечество, а они…

– То не твое дело, племяш. Исполняй мою волю, как батька твой завещал перед кончиной. А об остальном пущай у меня башка трешшит… А сейчас пойдем-ка посты проверим. Да Рима позови, одной ногой. Покуда оденусь, чтоб здесь был. Время не терпит…

Михей еще сапоги натянуть не успел, а Анфитка с Римом Загидуллиным уже на крыльце избы топтались. Урядник Загидуллин, сколько помнил его Михей, всегда был в сотне незаменимым казаком. Требовалось ли допросить пленного с пристрастием или пустить кого в расход – Рим всегда был согласен. Не то чтобы жесток был… Безжалостен, как всякий азиат, и к смерти, своей ли, чужой, философски относился.

Втроем прокрались по постам, тихо, словно звери поводя ушами и держа наизготовку карабины. Возле последнего поста Михей коротко махнул рукой, подзывая идущего замыкающим Анфитку.

– Здесь разговор о сундуке слышал?

– Здесь… Как догадался, дядько?

Михей, сдвинув баранью папаху на затылок, устало ответил:

– Молод ты еще, Анфитий, даром что… Изба твоя напротив? Эх ты, казак…

Часовые испуганно шарахнулись, когда на них выскочили три темные фигуры из-за пламени костра. Михей только сплюнул с досады, помянув недобрым словом преисподнюю:

– В-вояки, мать вашу… Кто ж так в карауле сидит? Вас же, б… й, за версту видать!

Обернувшись к Анфитке, коротко спросил:

– Который?

Тот молча указал на съежившегося под деревом молодого солдатика. Михей махнул рукой на второго дозорного:

– Анфитий, придержи…

Анфитка мгновенно обезоружил седоусого фельдфебеля и приставил к кадыку острие шашки. Внося ясность, прошипел, дико вращая глазами:

– Пикнешь – как Бог свят порешу.

Молодой солдат безропотно отдал Михею карабин и беспомощно замер под шашкой Загидуллина. Воронов, откинув оружие в сторону, глухо велел:

– Говори, что о сундуке знаешь. Да не шуткуй с нами, ежели жить хочешь.

– Богом клянусь – ничего!

– Ну?!!

От рыка Воронова Загидуллин вздрогнул и слегка утопил острие шашки под кожу, пустив тонкую струйку крови. Дернувшись, солдат зачастил испуганной скороговоркой:

– Ради Христа… Вашбродь… жизни не решайте, господин офицер. Ведь свои же мы!

– Все мы нынче свои, и друг другу глотки рвем, – перебил Михей с досадой. – Да не сепети ты, говори ровно.

– Истинный крест, я… Купчина тот, Семисадов, в Минусинске к нам прибился, при отступлении. Слыхал я, как он их благородие, господина Вяземского, о покровительстве просил. Позавчера, как в Надеждино были на постое, я при их благородии вестовым состоял…

Судорожно дернув кадыком, солдат сглотнул слюну и, умоляюще глядя на Воронова, продолжил:

– Как стрельба на окраине зачалась, красные, значитца, набегли, я первым делом в избу кинулся, господина Вяземского упредить. А Семисадов, царствие ему небесное, на полу лежит, и дырка-то, вижу, в затылке…

– Поспешил, стало быть, их благородие? – уточнил Воронов.

– Мне то неведомо. Только смотрю, штабс-капитан сундук раскрыл и смотрит… А глаза-то как у волка горят. Меня увидал, да как рявкнет, мало вены на лбу не полопались, ажник проняло меня хужей чем от красных… Уходили мы ввосьмером, и штабс-капитан девятый, на тачанке. А коняка его следом бежал. Послушный у него коняка, ага… Так всю роту и положили в Надеждино, без пулемета. Можа и жив кто остался, ежели в лес убег…

Тяжело дыша, солдат округлившимися глазами смотрел то на сверкающий возле самого горла клинок, то, умоляюще, – на Михея, смаргивая ресницами падающие на глаза капли пота со лба.

Помолчав, Михей резко разбросал костер, тщательно затоптал уголья, и махнул Загидуллину. Тот небрежно втолкнул шашку в ножны, не скрывая досады от того, что не довелось покуражиться. Анфитка отступил от второго дозорного. Михей еще с минуту постоял молча, широко расставив ноги и уперев левую руку в эфес шашки. Потом резко повернулся к солдату.

– Что в сундуке?

– Ваше благородие… Истинный крест – не знаю!

– Не ври мне!

– Богом клянусь – не видел! Только…

– Что «только»? Что?

– Слышал я, Семисадов обещал штабс-капитану щедро отплатить за услуги. «В Харбине…» – это его слова, – «в Харбине вы не будете нуждаться ни в чем».

– В Харбине? Это точно? Сам слышал?

– Вот как вас.

Михей коротко взмахнул нагайкой, полоснув по голенищу юфтевого сапога, и шагнул к околице. Анфитка с Римом молча двинулись следом. Уже на ходу Михей сказал через плечо:

– Костры не жгите. Наведете красных – все кровушкой умоемся…

Фельдфебель, до сих пор не обронивший ни слова, пробормотал вслед, словно оправдываясь:

– Холодно, вашбродь. А на дороге внешний дозор имеется.

А когда казаки совсем растворились в темноте, грубо, с откровенной злобой добавил, скрипнув зубами:

– С-сучье вымя… Понацепили серебряных погонов и командуют. Ух, я бы вас всех…

Войдя в избу, где Анфитка ночевал с четырьмя казаками, Михей негромко распорядился:

– Анфитий, лампу запали. Урядник, выведи казаков, обождите на улице…

Дождавшись, пока казаки выйдут, Михей молча кивнул Анфитке на хозяйскую половину. Тот проворно нырнул за занавеску и вытолкал к Михею совсем не заспанную хозяйку, даром что ночь была на излете.

– Вот что, хозяюшка, – Михей кивнул женщине на лавку и, тяжело глядя на нее из-под лохматых бровей, велел. – Говори, куда мужик твой направился на ночь глядя, ежели беды не хочешь. К красным ушел, о нас упредить?

Хозяйка пожевала бледными губами, невидяще глядя прямо перед собой. Анфитка чуть вынул из ножен шашку, вопросительно поглядев на Михея. Подъесаул резко махнул зажатой в руке нагайкой, и клинок мягко скользнул обратно в ножны. Хозяйка тускло забормотала:

– Вся Расея на дыбы поднялась, не иначе как конец света скоро… Старший мой у вас служит, младший с партизанами по лесам мотается. За кого мне молиться? Оба дороги… Не к красным мужик мой пошел, не греши понапрасну, казачок. Офицер ваш, старший который, – хозяйка неожиданно остро, коротко взглянула на Михея, – вечор к себе вызывал. Велел ночью быть при нем, проводником, дескать, пойдет. От наших Пожаров до самой Монголии ни одной живой души нет. Ну а мужик то мой, понятное дело, охотник. Все тропы знает…

– Так офицер велел до границы вести?

– Ну а куда же? Я и говорю, от нас и до границы – ни хутора, ни деревни. Скит только староверческий, Ерохиным прозывается. Я и то говорю мужику: куда, мол, дале то ехать, ежели Расея на нас и заканчивается? Кого воевать? А он мне: нишкни, дура, не твово ума дело…

Повинуясь взмаху Михеевой нагайки, хозяйка ушла на свою половину и легла на топчан, чутко прислушиваясь к разговору на другой половине избы. Давно уже не ждала ничего хорошего от людей с оружием, от красных ли, от белых. Германская война в разор ввела, а гражданская и того хлеще.

Год назад, на поминках свекра, оба сына, сведенные под родительской крышей общей бедой, друг на друга волками смотрели, мало зубы не скалили. Того и гляди что прямо за поминальным столом начнут друг дружке глотки грызть, и на отца с матерью не посмотрят. Тимофей то в прапорщики выслужился, награды имеет. А у младшего Степана всех заслуг – красный лоскут в шапке, да ружье под рукой. И чего делят? Как были оба голытьбой, так ею же и остались. За что воюют?..

Михей грузно опустился на лавку возле стола, подперев плотно сжатыми кулаками голову, и угрюмо вперился взглядом в огонь керосиновой лампы. Анфитка, сев напротив, выжидающе уставился на дядьку.

– Вишь как, – пробурчал Михей. – А ты говоришь – ассигнации. Кого имя нынче удивишь? Бумага, она и есть бумага, хоть царская, хоть керенки… В Монголию Вяземский метит, паскуда. А оттуда и далее. А там бумагой только задницу подтирать, да и то неловко, шершавая. Не иначе как золотишко в сундуке, и, должно, немало.