Текст книги "Меняю совесть на шоколадку"

Меняю совесть на шоколадку
рассказы
Алексей Клёнов

© Алексей Клёнов, 2016

Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero

Лох копеечный

Ах, как некстати эти трое чертей ко мне ввалились! Я бельишко в тазу замочил, супчику сварил со свежей зайчатиной, а тут нате вам – принимай гостей нежданных. Хотя таких и гостями то назвать язык не повернется. Ворвались в домишко, едва я только успел по глупости своей открыть засов. И тут же покатился по полу от немилосердного удара по фейсу, под матюки и скотский гогот. И вот теперь сижу я в уголке своего, можно сказать, дома, связанный по рукам и ногам, с подбитым глазом, злостью немереной в душе и полным ералашем в башке. Хотя нет, в голове малость утряслось. Теперь и рассмотрел своих визитеров получше, и кое-какую начальную информацию получил. А они сидят, сволочи, в жарко натопленном доме, разомлевшие после февральской метели, и ждут мой супчик из зайчатины. Спеленали меня, черти, качественно. Хотя чего им меня троим да при оружии опасаться? Каждый из них порознь из меня фарш сделает не особо и вспотевши, а уж как все трое, так и в муку перемелют. Что я, Тайсон или какой-нибудь другой Шварценеггер? Клоуны, еще бы кляп в рот засунули. Тут кричи, не кричи – а до ближайшего человека верст двадцать. В такую непогодь и охотников то в лесу не сыщешь, хотя браконьерят сельские мужички, грешным делом…

Особенно злобно на меня рыжий верзила посматривает. А что плохого я ему сделал? Напротив, это он мне в глаз засветил. Рожа у него совершенно зверская, и без справки видно каким ремеслом на жизнь себе зарабатывает. А вот умишком он, кажется, скудноват. Да и зачем оно ему при такой то комплекции? Погоняло у него, насколько я расслышал, для такой внешности ну просто издевательское. Фунтик. Хотя может он и добрейшей души человек, просто у него имидж такой. Но все равно обидно. За мультяшного поросенка. Вот уж кто ни в чем не провинился.

Второй из троицы внешностью не обделен. Как, скажи, их господь параллельно с этим Фунтиком лепил, да дозировку перепутал. Красавчик. Ну, просто денди. Бабы по нему, поди, сохнут как пшеничка в неурожайный год. Высокий, подтянутый, ни грамма лишнего жирка. Волосы черные, с отливом. Правда, имечко у него посконное – Сеня. А может и кличка, леший их разберет. Так он для меня Сеней и останется. Может статься, что и навсегда. М-да… Но самый опасный вон тот, лет сорока и с солидной залысиной. Череп у него угловатый, усы, с сединой уже, щеточкой. Но самое главное – взгляд. А взгляд у него волчий. Уж в этом я разбираться научился, в том числе и на собственной шкуре. Такие как Сеня бывает и отметелят, но как-то, между прочим, без особого рвения, словно руки замарать боятся. Амбалы вроде Фунтика могут отмудохать так, что месяц будешь синяки примочками сводить и кровью, прошу пардона, писать. А вот такие не шибко и злобные и красноречивые, если уж решат, что ты для них хоть малейшую опасность представляешь, режут насмерть, холодно и без злобы. Вроде как не хватающие с неба звезд, но твердые профессионалы свою работу делают. Без энтузиазма и полета фантазии, но весьма качественно.

А Фунтик, подлец, между тем прекратил тяжелую работу мысли (почти явственно скрип шариков слышался) и хрипло спросил:

– Вольф, а может замочить его сразу? Мороки то сколько.

Первым делом я восхитился своей наблюдательностью. Ух ты! Как я верно то угадал типаж. Кличку усатому дали – точнее некуда. А полторы секунды спустя до меня дошел и смысл сказанного. Признаюсь, совсем нехорошо мне стало. С натурой этого волка я, видимо, не ошибся. И если он сейчас подойдет ко мне и хладнокровно перережет глотку душа моя, витая над моим же телом, не слишком удивится. Грустно, граждане. И это вместо «здрасьте» и «спасибо»?..

Вольф между тем посмотрел на меня задумчиво, без всякой неприязни решая мою судьбу. Как говорится, ничего личного. Ну, и за то вам, барин, премного обязан. Если и пришьют, то полюбовно. Может, даже в снежок закопают.

Однако видно не пришло мое время, поживу еще. Лениво оттолкнув от себя пустую тарелку, Вольф обидел Фунтика отказом:

– Не спеши. Сколько нам тут еще сидеть неизвестно. Обслугой ты будешь заниматься? Посуду вон помыть надо, не люблю беспорядка. Пожрать, опять же, сготовить. Да и жратвы у него как видно не склады, а вот зайчатинка на столе свежая. Сдается мне, что живет он в этой дыре по большей части натуральным хозяйством. Ты нам дичь будешь поставлять, или его в лес погонишь?

Ну, спасибо, благодетель ты мой. Если б мог – расцеловал бы во все щеки! Видать и впрямь еще поживу. А Фунтика даже жалко стало, столько на его роже разочарования написано. Он, может, и смолчал бы на такой облом, видать Вольф у них в большом авторитете. Но тут Сеня, по недомыслию, масла в огонь подлил:

– Слышь, Фунтик, ты при нем в вертухаях ходить будешь. Он в лес, и ты в лес. Он в сортир, и ты…

А может статься, что и не по недомыслию. Как-то уж очень ощутима между ними неприязнь, в чем я в дальнейшем имел возможность убедиться. Ах, как Фунтик сорвался! Как он на Сеню зыркнул и как на него орать стал. Прелесть. У меня даже мыслишка одна в голове мелькнула, дай Бог не последняя. Но додумать я ее в тот момент не успел. Вольф на обоих прикрикнул, и отчитал как сопливых:

– Заткнитесь, оба. Мне ваш бедлам сегодня в зубах уже навяз. Говорливые стали. Я из-за вас, бакланов, едва не спалился. Я дело поставил, все просчитал. Вам, чмырям, только и нужно было мешки взять. Взять, мать вашу! А не из мертвых рук выдернуть. Кто двоих жмуриков нарисовал? Кто всю ментовскую на уши поставил? Из-за кого мы здесь будем торчать невесть сколько? Еще кто голос повысит рожу раскрою, так и знайте.

Подействовало, заткнулись оба. Видать и впрямь Вольф в серьезном авторитете. Сеня только малость смущенно зыркнул и примирительно пробубнил:

– Да ладно, шеф. Подумаешь – два жмура? Мы-то целы, и свое взяли. Одного не пойму: на хрена ты нас в эту дыру завел?

Вольф сонно зевнул и пояснил как недоумку:

– А потому, что кто-то из троих должен башкой соображать. А не как ты – задницей. Менты сейчас по трассе и железке рыщут. Во всех деревеньках участковые на нас сориентированы. Я уж про райцентры и областной центр не говорю, там у них «Перехват» на «Перехвате». У ментов мышление прямолинейное. Они по прямой нас ищут, а мы уходим зигзагами. Кому в голову придет нас искать в этой дыре? Даже если вертолеты поднимут в такую пургу, что сомнительно, ни хрена летуны дальше лопастей не увидят. И следов наших давно уже нет. Так что пусть ищут, хоть с собаками. И вообще, мыслители фуевы. Давайте спать. Устал я нынче…

В общем то, что это за гости такие пожаловали, я с ходу просек, немало таких повидал за последние двенадцать лет. Они, конечно, существенно изменились за последние годы. Не ходят больше в малиновых пиджаках, распальцовкой не так откровенно балуются. Наиболее удачливые давно уже в серьезном бизнесе, а кого Господь фартом обделил – на погосте. Но суть их от этого не переменилась. Собственно, со знакомства с такими вот братками и начались мои многолетние скитания по подвалам, чердакам, свалкам и прочим ну очень «уютным» и приспособленным для жизни местам. Потому что я – бомж. Не по призванию, по обстоятельствам. А ведь был и я когда-то симпатичным человеком и гражданином. Сначала СССР, потом – России. Правда, российским гражданином я был весьма ограниченное время, два годика с небольшим, потому особо во вкус войти не успел. В современной России я все больше обретаюсь бомжем беспаспортным. Потому что осенью девяносто третьего, в самый, так сказать, разгул демократии, люберецкая братва сделала мне предложение, которое и надо было бы принять, да мне тогда, идиоту, соображалки не хватило. Воспитание было идейное, замешенное на суррогате морального облика строителя коммунизма. А предложили, в общем, то по-божески: в обмен на мою квартиру приличную комнатуху в коммуналке. Правда, на окраине. Я еще подумал, что на работу будет далеко добираться. Вот уж точно – болван! Очень скоро я остался и без работы и без квартиры. А какая хорошая была квартирка! И ведь досталась то на халяву, под занавес советской власти, как молодому специалисту. Сейчас квадратный метр в том районе стоит столько, сколько при советской власти трехкомнатный кооператив. Братки демократичные перспективу распознали конкретно. В результате я оказался на свалке избитым до полусмерти, без гроша в кармане и документов. Когда же пришел в себя и пошел жаловаться в милицию, менты на меня как на редкостного шизоида посмотрели. Стоит худющий бомжара без имени, и требует вернуть якобы отобранную у него, якобы не хорошими редисками якобы принадлежащую ему однокомнатную квартиру, практически в центре первопрестольной. А квартирка то уже продана, и документики нотариусом заверены. Честь по чети, с моей подписью…

Я в тот момент не помнил, что не то чтобы что-то подписывал, но что вообще читать, и писать умею. Это уже спустя полгода, когда меня такие же бедолаги малость отходили, я стал припоминать и имя свое, и что был я дипломированным специалистом и приличным интеллигентом. Правда, был я к тому времени далеко за пределами столицы, и вернуться туда в прежнем качестве у меня не было никакой возможности. Да и куда? Дом наш к тому времени расселили полностью. Другие жильцы оказались благоразумнее и покладистее меня, и согласились, что особняк девятнадцатого века больше подходит под офис очередному демократу. Ну, и разъехались кто куда. Пример со мной оказался впечатляющим. Зато попутешествовал я в последние годы от души. Практически всю матушку-Расею обошел-объездил. Правда, не в качестве беспечного туриста и с весьма ограниченным комфортом. Географию центральной части изучал на своих двоих. За Уральским хребтом был вплоть до Хабаровска. И везде видел одно и то же – зуботычины от ментов, и пинки от братков. Но если менты на люлях катали от скуки или для удовольствия, то братва народ практичный. И попрошайничал для них, и цветной лом тискал, где придется, и наводчиком на вокзалах работал. Словом, грешков на мне изрядно накопилось. А чуть что не так – в грызло. Было время, даже удавиться хотел. Ей Богу. А потом подумал – хрен вам на все рыло, чтоб не качались. Всем на зло выживу…

Освободиться от нежной бандитской опеки мне удалось только четыре года назад. И осел я к тому времени на Урале. Здесь не так холодно, как в Сибири, и достаточно далеко от малой, так сказать, родины, чтобы тянуло туда. Устроился я до гениальности просто. Стал выбирать удаленные от города сады, где половина участков уже брошена, а вторая половина находится в означенной перспективе. По той причине, что подавляющее большинство владельцев – старики. Кто умер, кто уже не в силах обрабатывать свои некогда престижные шесть соток. А за удаленностью и отсутствием перспектив развития участки эти не нужны даже наследникам. И только наиболее стойкие продолжают с мая по октябрь холить, и лелеять свои драгоценные сотки. Как моя хозяйка, Анна Михайловна. Первую зиму я у нее поселился нелегально. Но не наглел, в доме порядок поддерживал, и соседние домишки на предмет изъятия алюминия не посещал. Залетным доходягам вроде меня отлуп давал, якобы в качестве сторожа кооператива. Да и бывали они здесь редко, не зря я самые удаленные места выбирал. А по весне скромно ушел, предварительно написав хозяевам записку. Так, мол, и так, не серчайте, люди добрые. Я не злодей, бездомным стал поневоле, а вообще человек интеллигентный, и даже по-своему порядочный. Если позволите и следующую зиму поживу, порядок в микрорайоне, как говорится, гарантирую. И ведь надо же, Анна Михайловна, добрая душа, уезжая осенью, записочку оставила с разрешением пожить, если без хулиганства, и просьбой по весне землицу перекопать, коли не в тягость. Да с нашим удовольствием! И землицу перекопал, и домик от разорения спас, и яблоньки от нашествия зайцев уберег. Анне Михайловне урожай в сохранности, мне – пропитание. Косые они же глупые в силки буром прут, лишь бы яблоневой корой полакомиться.

Так вот и живу уже пятый сезон, в тепле и сытости. Буржуйка есть, лес рядом, и зайцев в нем немеряно. Раз в месяц выбираюсь в город. Человеком я стал неприхотливым, восемь километров до трассы – не крюк. А там на перекладных. Запасаюсь тем, чего в лесу нет. В основном сахаром, чаем и хлебом на сухарики. Ну, раз в три месяца поллитровку беру, поностальгировать о былой жизни. Больше себе не позволяю. Иначе – дно. Много я бомжей повидал за эти годы, и практически все не поднимутся уже никогда. В основном – из-за водки. А точнее ее суррогата, потому что пьют, что не попадя. А я все еще надеюсь…

Словом, живу натуральным хозяйством. Чтоб окончательно не одичать, завел себе приемничек на батарейках. Так что в курсе, что в родной стране и за ее пределами происходит. И если бы не эти трое, жил бы я так еще очень долго. Хотя нет, сам себя пытаюсь обмануть. Именно оттого, что здесь, в глуши, живется мне относительно спокойно, еще сильнее чувствую свою неустроенность и неполноценность. Там, в цивилизации, когда меня пинали все кому не лень, где только о жратве и ночлеге и мысли то были, о будущем задумываться некогда было. А вот здесь стал заглядывать в перспективу. И как-то муторно мне стало на душе оттого, что я там увидел. А появление этих явных бандюков так отчетливо, так ярко, так, я бы сказал, осязаемо напомнило мне о том, что был и я когда-то человеком. И есть у меня то, что очень глубоко, но непременно обитает в душе у каждого бомжа. Чувство собственного достоинства, и желание хоть когда нибудь, но все же вернуться к нормальной жизни…

Первую свою ночь в качестве пленника я провел относительно комфортно. Спал, правда, на полу и связанным, но спасибо хоть на улицу не выставили. То есть спал я как раз таки очень мало, часа полтора всего. Все остальное время усиленно размышлял. Из отрывочных разговоров этой троицы картина складывалась для меня не веселая. Ключевыми словами в их разговорах были «инкассаторы», «броневик», «Гоша открыл». Большим умищем обладать не надо, чтобы стройную картинку сложить. Тем более что часов за шесть до появления гостей по местному радио прошло сообщение о нападении на инкассаторскую машину. Подробностей, правда, не сообщали, но теперь то я их знаю. Два жмурика – это два инкассатора. Один из которых – Гоша – по всей видимости, был сообщником. Иначе хрен бы эти вскрыли бронированную машину. Да и вообще бы ноги не унесли. Ведь ежу понятно, что каждая машина постоянно находится на связи, и вскрыть ее средь бела дня без специальной техники и запаса времени нет никакой возможности. Но если внутри свой человек, тогда да, тогда шансы есть. И, судя по объемной спортивной сумке, которая была в руках Фунтика, когда он вошел, налетчики свое получили. Сколько в ней я, понятное дело, не знаю, но думаю, что из-за хорошего куша рискнули двух человек убить. И если я сам себе не сумею помочь – я буду третьим. Ни к чему им свидетель, который может их опознать.

От недосыпа проснулся я позже всех, и пробуждение было не слишком приятным. Получив ощутимый пинок в зад, я открыл глаза, увидел прямо перед собой огромные ботинки Фунтика, и сердечко мое враз наполнилось тоской зеленой. Ах, как хорошо было бы, если бы все это было только дурным сном… Но увы, и ах. Верзила Фунтик стоял передо мной, Сеня громыхал посудой в крохотной кухоньке Анны Михайловны, а главный злодей Вольф сидел на старом сундуке возле стола и гипнотизировал меня немигающим взглядом. Похоже, свою манеру обращения со мной они решили раз и навсегда, и причем давно. Обращаться со мной, как и со всеми остальными. То есть – по-скотски. Я свою линию поведения продумал еще ночью. Лучезарно улыбнувшись мрачной роже Вольфа, беззаботно и вежливо попривествовал:

– Доброе утро! Как спалось на новом месте?

Вольф, слегка наклонив на бок плешивую башку, посмотрел на меня внимательнее, и буквально через пять секунд размышлений разгадал мой нехитрый трюк:

– Вот что, обсосок. Ты со мной в эти игры не играй. Не примеряй на себя роль беззаботного и хлебосольного хозяина. Поставим все на свои места. Мы у тебя перекантуемся дней несколько и твое дело – быстро и качественно исполнять все, что будет велено. Не вздумай со мной крутить. Не вздумай пытаться бежать. И не надо меня раздражать. От того, насколько хорошо ты это усвоишь, будет зависеть, как дальше жить будешь. А теперь отвечай быстро и коротко: ты кто?

Фунтик меня опередил с ответом. Дав мне еще одного пинка, с нескрываемым презрением прокомментировал и мой вид, и интерьер хибары:

– Вольф, да ты что? Не видишь кто это? По роже видно – чмо, лох копеечный. Ну, какой нормальный мужик в саду станет жить без света и воды?

– Фунтик…

– Понял, молчу.

– Повторяю вопрос: ты кто?

Хороший вопрос. Я бы и сам хотел знать кто я. А-а-а, была, не была.

– Мужики, да не мент я и не стукач. Ну, с бабой развелись, хату ей с детьми оставил. Сам, как водится, малость водочки с горя попил. А когда из штопора вышел, уже и работу потерял и все сбережения. Ну, вот пришлось в сад перебраться, временно. Да я перекручусь. По весне вернусь в город, устроюсь на работу. Возьму кредит, квартиру куплю, и все, что полагается. Я ж специалист не последний. Механиком работал на машзаводе.

А вот вам, проверяйте! Я и в самом деле после института четыре года на оборонке инженером отпахал. Руки то помнят, помнят родимые.

Вольфа моя вдохновенная исповедь нисколько не тронула. Коротко махнув рукой, чтобы я заткнулся, он подытожил:

– Ладно, хорош. Мне твоя биография без надобности. Но учти, если с тобой будут хоть какие то проблемы – найдем, и порежем. Теперь по делу. Что у тебя со жратвой?

– Ну, в погребе три заячьих тушки, сухарей мешок, сахар, чай…

– Что-то я у тебя оружия не видел.

– Так я на зайцев силки ставлю.

– Ладно. Теперь нас четверо, позаботься, чтобы зайцев было больше. Силки проверять будешь с Фунтиком или Сеней. А теперь займись жратвой, а то Сеня уже всю посуду вылизал.

– Слушаюсь, Вольф… Простите, как Вас по имени?

Чуть подавшись вперед, Вольф поманил меня пальцем. Я, как был, со связанными руками и на коленях, подполз. А этот козел схватил меня за нос мертвой хваткой, и прошипел в лицо:

– Вольф меня зовут, понял? Как папашу Жириновского. Слыхал про Владимира Вольфовича?

Я торопливо покивал головой.

– Ну, и пш-шел отсюда, огрызок… Фунтик!.. Фунтик, ё..! Приглядывай за ним. Глаза мне его не нравятся. Не люблю, когда человек хочет казаться глупее, чем он есть. За этим всегда какая-то подляна кроется.

Сволочь, такую «сливу» поставил! Нос сразу распух, полиловел, и ныл аж до вечера, мешая сосредоточиться. А имени моего даже и не спросил. Так меня и погоняли своим «Слышь, ты…»

И началась моя жизнь в услужении. Я и за повара и за посудомойку, и за горничную, и за поставщика двора его барского величия. И пока я хозяйственными делами занимался, внимательно ко всем троим приглядывался, и пытался скорректировать свои планы.

Конечно, заманчиво было бы улучить момент и дать деру. Лыжи стоят в сенях, выйти туда якобы по надобности труда не составит. Пока спохватятся я уже с километр отмахаю. Вряд ли они нагонят меня по такому снегу. И не пристрелят в этакой снежной буче. Правда, избушку милейшей Анны Михайловны со зла наверняка пожгут, но тут уж ничего не поделаешь. Мне моя жизнь бродяги бездомного все же как-то и где-то ближе, пусть даже для окружающих она никакой ценности не представляет. И все бы оно так, если бы не одно «но». Огромное, мордатое, рыжее «но». Фунтик, подлец, в точности исполнял распоряжение Вольфа, и следовал за мной неотступно. Так что план внезапного побега отпадал. А жаль… Убраться бы сейчас отсюда подальше, и гори оно все…

Ладно, мечтать не вредно. А исходить надо из реалий. Так что следовать придется первоначальному плану.

Как я уже сказал, с первого же вечера мне показалось, что Сеня с Фунтиком друг друга, мягко говоря, недолюбливают. В течение дня я за ними внимательно наблюдал и пришел к выводу, что мне это очень даже на руку. Какое то напряжение между ними чувствовалось постоянно. Потихоньку я стал понимать, чем это вызвано. Отношением к ним Вольфа. К Фунтику Вольф относился малость небрежно, но как к своему, проверенному. А вот красавчика Сеню не особо шпиговал, но и держал на расстоянии. По всей видимости – не слишком ему доверял. А объяснение этому довольно простое. При дневном свете мне удалось рассмотреть на пальцах Вольфа наколотые перстни, явно зоновские. Что именно они означают мне не ведомо, но что-то авторитетное. И рыжий верзила Фунтик – тоже «синий». А вот Сеня – из чистеньких. Все в его поведении говорит, что зоны он не нюхал, просто шакал по жизни. Такой вот расклад. А в поведении Вольфа, если внимательно присмотреться, угадывалась некая странность. Найдя под единственной кроватью подшивку старых журналов, он ДЕЛАЛ вид, что читает. В действительности чутко ко всему прислушивался, и настороженно присматривал за нами. То есть – за всеми троими. Согласитесь, странно, что он следил и за своими опричниками. Ну, за мной понятно, на простофилю Фунтика не слишком полагался. Но за своими то зачем?

Вторая странность. Когда разбитной Сеня обнаружил спрятанный мной от посторонних глаз приемник, и врубил музыку, Вольф малость погрустнел. То есть помрачнел, велел Сене приглушить звук, а когда тот начал крутить настройку и случайно попал на волну местного радио, злобно велел убрать «эту трепотню». И третья странность, пожалуй, самая занимательная. В кухне, в посудном шкафчике, лежали три севшие батарейки от приемника. Когда я заменил батарейки в последний раз, эти просто позабыл выбросить. Закрутился. Так вот, когда я полез за тарелками, обнаружил, что батареек нет. Пропали, загадочным образом. Интересно, кому понадобились севшие батарейки? Что не мне, это точно. Более того, через час примерно вдруг заглох и приемник. Просто сдох, и все. Основательно встряхнув его, Сеня проверил батарейки, и с разочарованием заметил, что они не тянут, и что такому лоху как я следовало бы пистон вставить за невнимательность. Скучно без музыки. Я в этот момент мельком глянул на Вольфа, и заметил, что с того напряжение как будто малость спало. И еще я заметил, что в комплекте из трех батареек одна «не родная». Обычно я покупал «ТDК», а в последний раз их не было в киоске, и я взял «Panasonic». Найти исчезнувшую батарейку для меня большого труда не составило. Когда я мыл полы, затоптанные этими чертями, под кроватью у стены обнаружилась и пропавшая батарейка. Вольф даже не удосужился спрятать ее подальше. А то, что батарейку заменил именно Вольф, я не сомневался. Вот только когда и как он это сделал? Видимо в тот момент, когда я в сопровождении Сени выходил до ветру. А Фунтик мог и внимания не обратить на отключение приемника. Интересно, чего так хотел НЕ УСЛЫШАТЬ Вольф из новостей? Или чтобы его опричники не услышали?..

Короче, сплошная череда загадок. Но мне это сейчас только на руку. И то, что на вторую ночь меня определили на ночлег в погреб – тоже. Для виду я, конечно, похныкал, жалуясь на холод и неудобство, но Фунтик рыкнул на меня, и я благоразумно замолчал. Понятно, что всю ночь спать из-за меня вполглаза, пусть даже и связанного, никому из троих не хотелось. Ладно, хоть позволили ватник взять с шапкой и баллон с водой. Ну а большего мне от них и не надо, и такому обороту я был только рад. В погребе есть запас свечей, коробок спичек я с кухни стянул, и инструмент кое какой в погребе тоже имеется. И не только инструмент…

Спать мне, понятное дело, не пришлось. Не до сна в моем-то положении. Всю ночь я усердно работал. Едва дождавшись, когда Сеня с Фунтиком задвинули на люк погреба тяжеленный сундук Анны Михайловны, я взялся за дело. Свечу зажигать не стал покуда, чтобы не заметили через щели в полу. В погребе я и на ощупь хорошо ориентируюсь, каждый его сантиметр изучил. Поэтому стальную решетку, прикрывающую вытяжку, нащупал безошибочно. Вытащить ее – плевое дело. Труба вытяжки, длинной метра три, на мое счастье не была цельной, и состояла из трех кусков примерно одной длины. Так что расковырять, и выдернуть куски большого труда мне не составило. Хуже было колупать землю, чтобы расширить лаз. Земля хоть и не промерзла на такой глубине, но все равно не пух. Тем более что работать пришлось садовым совком, предназначенным для возделывания цветочной клумбы. Лопаты и грабли у Анны Михайловны, понятное дело, имеются, но хранятся в сараюшке. Перетащить их в погреб открыто возможности у меня не было никакой. И самое паршивое – холод. Землю из лаза я еще мог затоптать на полу, чтобы в глаза не бросалась, а вот одежду почистить уже не получится. И если я завтра вылезу из погреба весь грязный, как бес из преисподней, даже дебиловатый Фунтик сообразит, чем я всю ночь занимался. Так что копать пришлось в одних трусах, содрогаясь всем телом и лязгая зубами от холода. Ладно, хоть работа согревала, иначе дал бы я дуба уже в первую ночь в погребе.

Но как бы там ни было, половину лаза за ночь я все же преодолел. Решетку приладил на место, землю рассыпал по полу, и равномерно и тщательно затоптал ногами. Для этого пришлось зажечь свечу, но ночь была глубокая, постояльцы мои нежданные зверски храпели, и вряд ли заметили свет в погребе. Потом я тщательно помыл руки и лицо, закутался в ватник и до пробуждения «гостей» просидел на корточках в полусне. С отвычки было не сладко. Давненько мне не приходилось в таких условиях ночь коротать. Комфорт развращает. Ну да ладно, есть ради чего терпеть…

А гости мои дорогие что-то заспались в это утро. Судя по серенькому свету, пробившемуся сквозь щели в полу, часам уже к десяти подвалило, а они все дрыхли. Не выдержав, я поднялся по ступенькам лестницы, и стал молотить в крышку люка:

– Мужики, а мужики. Выпустите меня! Ей-богу дуба даю. Эй, там, на палубе!

Первым, конечно же, проснулся Вольф. Я услышал, как он растолкал храпевшего на полу Фунтика, потом загромыхали тяжелые ботинки верзилы, сундук со скрежетом поехал в сторону и люк распахнулся. Трясясь от холода, я выбрался наружу, и первым делом кинулся к печке. Эти черти беспечные даже дров ночью не подкинули, и в доме было не намного теплее, чем в погребе.

Наспех забив нутро «буржуйки» дровами, я прижался к её нагревающемуся боку всем телом, и аж застонал от блаженства. Господи, какое счастье! И на хрена вы свалились на мою голову? Спал бы сейчас себе сладким сном в кровати, не зная проблем…

Раскатал губу, однако. Вольф, зараза, даже отогреться толком не дал, тут же отправил завтрак сгоношить. А, подкрепившись, распорядился:

– Ты давай-ка, брателла, на вылазку. Проверь там свои петли, жрать уже нечего.

Что верно, то верно. Пожрать они горазды. Особенно Фунтик. Тот в один присест ползайца «уговаривает». Да и Вольф с Сеней без особого энтузиазма супчик употребляют. Мне только косточки обглоданные достаются, да миска с супом. Не аккуратненько. Один бы я еще недели полторы на запасах прожил.

Однако на распоряжение Вольфа я посмел возразить, и обоснованно:

– Вольф, сейчас бесполезно идти. Метет же. Зайцы на лежку залегли. Сомневаюсь, что в петлях кто-то есть. Выждем малость, авось к обеду поутихнет, тогда и пойду проверять. Ну, ей-богу, какой толк в холостую шастать по метели?

При этом я выразительно покосился на Фунтика, призывая его в союзники. В конце концов, ему велено меня сопровождать, и вряд ли такая прогулка ему по душе. Не знаю, заметил ли он мой немой призыв, но тоже воспротивился:

– В натуре, Вольф. Ну, че зад морозить попусту? Подождем до обеда?

Странно, но Вольф согласился. Подойдя к окну, он с минуту смотрел на бесновавшуюся пургу, которая и в самом деле стала ослабевать, видно истощившись за три дня, и вполне мирно разрешил:

– Ладно. Отбой покуда. Но в обед все равно пойдете, жрать чего-то надо.

Вот и славненько Я хоть посплю по-человечески часа три. Наспех перекусив остатками от завтрака, я завалился на полушубок в углу, где предыдущую ночь провел Фунтик, и прикрыл глаза. Уже через пять минут усталость взяла свое, и я стал медленно погружаться в объятия Морфея. И тут меня как током ударило, и сон моментально улетучился. Сквозь убаюкивающий гул в ушах я услышал голос Сени:

– Ну что, Фунтик, скинемся?

Приоткрыв глаза ровно настолько, чтобы видеть и в то же время не привлекать к себе внимания, я увидел Сеню сидящего на сундуке. В руках он покручивал колоду карт. И не просто покручивал, а выделывал с ней такое, что я допрежь только в кино и видел. Карты порхали в его руках, извивались змейкой, рассыпались веером и, словно сами по себе, как живые, выползали из колоды. А в глазах Сени горел такой похотливый огонек, что и без комментариев было видно – страстишка у него не шуточная. И видать игрок он не из последних, если этакое с колодой вытворяет. Я бы с таким за игру не сел, ни под каким видом. Ежу понятно, что фарт будет на его стороне. А Фунтик, балда, немедленно согласился. Хотя, может и не такой уж балда. Едва ли не знает Сениных возможностей. Потому что сев напротив, на венский стул, который под его тушей жалобно скрипнул, однозначно предупредил:

– Ладно, по сотке баксов. Но смотри, фраер, будешь мухлевать – в репу засвечу, так и знай. Известны мне твои фокусы.

Сеня аж подскочил на сундуке с видом оскорбленного достоинства:

– Да ты что, в натуре?! А что же по сотке?.. – и вкрадчиво, змей подколодный, предложил, – А по штуке слабо?

С минуту Фунтик мучительно размышлял, разрываясь между жадностью, и возможностью халявного навара. Искушение оказалось сильнее.

– А давай. Но смотри у меня…

– Понял, понял. Чуть что, – сразу в репу.

И тут Вольф, до сих пор не встревавший, подал голос с кровати, оторвавшись от очередного номера журнала:

– Если будете базланить, я вам обоим чавки начищу.

На том и порешили. Вольф продолжил читать, интеллигент хренов, Сеня с Фунтиком принялись азартно резаться в «очко», а я, позабыв про сон, исподтишка за ними наблюдал. И кроме Сениной виртуозности владения колодой, заметил за ним еще одну пикантную особенность. Время от времени он, войдя в азарт, и потому бессознательно, опускал руку вниз, и… Как бы это сказать поприличнее… Почесывал свое мужское достоинство. Может, болезнь у него дурная, или просто привычка такая нехорошая, леший его знает. Но мне это на руку. Ах, как славно то все складывается. Как все чудненько. И колода у них стандартная. Карты «атласные», какой там ГОСТ и артикул не знаю, да мне и без надобности. Главное, что у Анны Михайловны точно такая же колода лежит в сундуке, на самом дне. Видать, коротала здесь вечера с соседями за партией в подкидного дурака. Теперь дело остается за малым. И если все удастся…